17

— Зовите меня просто Харви.

Джеймс оцепенел и онемел от ужаса. Энн прервала затянувшееся молчание:

— Джеймс, тебе налить виски?

— Спасибо, — едва пролепетал Джеймс.

— Я хочу знать о вас все, молодой человек, — продолжал Харви. — Начиная с того, что вы делаете после того, как проснулись утром, и почему за последние несколько недель я так мало видел свою дочь. Хотя, по-моему, не трудно догадаться, какой ответ я получу.

Джеймс залпом осушил стакан, и Энн снова быстро наполнила его.

— Ты видишь свою дочь мало потому, что, как модель, я много работаю и поэтому редко бываю в Лондоне.

— Розали, я же все понимаю…

— Джеймс знает меня как Энн, папочка.

— Мы с твоей мамой крестили тебя Розали, и для нас это имя достаточно хорошее, поэтому оно должно быть достаточно хорошим и для тебя.

— Папа, кто-нибудь слышал о европейской топ-модели, которую бы звали Розали Меткаф? Все мои друзья знают меня как Энн Саммертон.

— А вы что думаете, Джеймс?

— Я просто начинаю думать, что совсем не знал её, — ответил Джеймс, медленно приходя в себя.

Было очевидно только одно: Харви ни о чём не подозревал. Он не сталкивался с Джеймсом лицом к лицу в галерее, никогда не видел его ни в Монте-Карло, ни на Аскоте, и ещё вчера в Оксфорде Джеймс выглядел на девяносто лет. До него начало доходить, что выкрутиться ему удалось. Но что он скажет остальным на следующей встрече, в понедельник? Что цель его плана — перехитрить не какого-то там Харви Меткафа, а своего будущего тестя?

— Идём обедать? — предложил Харви и, не дожидаясь ответа, встал и прошёл в другую комнату.

— Розали Меткаф, — свирепо прошептал Джеймс, — ты мне должна многое объяснить.

Энн нежно поцеловала его в щеку:

— Ты — первый человек, давший мне возможность хоть в чём-то превзойти отца. Ты простишь меня?.. Я тебя очень люблю…

— Эй, вы двое, идите скорей. Можно подумать, что вы никогда раньше не встречались.

Энн и Джеймс присоединились к Харви. При виде коктейля из креветок Джеймсу стало смешно, когда он вспомнил, как Стивен сожалел о своей промашке во время обеда с Харви в Магдален.

— Ну-с, Джеймс, как я понимаю, вы с Энн уже назначили день свадьбы.

— Да, сэр, при условии, что вы одобряете.

— Конечно одобряю. Правда, после того, как я выиграл заезд на Приз короля Георга и Елизаветы, у меня появилась надежда, что Энн выйдет замуж за принца Чарльза, хотя граф для моей единственной дочери тоже неплохо.

Они оба рассмеялись, но ни один из них не считал шутку даже с натяжкой смешной.

— Ах, Розали, как мне хотелось, чтобы ты побывала на Уимблдоне в этом году. Представляешь, День благовещения, а моя единственная компания — старый нудный швейцарский банкир?

Энн с улыбкой взглянула на Джеймса.

Официант убрал со стола и вкатил на тележке жаркое из молодого барашка в безукоризненных бумажных оборочках. Харви тут же принялся с большим интересом изучать их, не переставая при этом болтать.

— Но ты молодец, что позвонила мне в Монте-Карло, дорогая. Знаешь, я на самом деле думал, что помру. Джеймс, вы не поверите: у меня из желчного пузыря вынули камень величиной с бейсбольный мяч. Повезло ещё, что операцию проводил сам Уайли Баркер, один из величайших хирургов мира, личный хирург президента США. Он спас мне жизнь.

Харви тут же вытащил рубашку из брюк и продемонстрировал десятисантиметровый шрам поперёк живота.

— Ну, что вы об этом думаете?

— Вам крупно повезло.

— Как можно, папа! Мы же обедаем.

— Не суетись, милая. Думаю, Джеймс не в первый раз видит мужской живот.

«Именно этот живот не в первый — точно», — подумал Джеймс.

Харви запихнул рубашку в брюки и продолжал:

— В любом случае ты умница, что позвонила мне. — Он наклонился к дочери и погладил её руку. — А я был послушным мальчиком и последовал твоему совету — оставил доктора Баркера ещё на неделю — на случай осложнения. Ты знаешь, какие деньги эти доктора…

Джеймс уронил бокал с вином. Кларет разлился красным пятном по столу.

— Джеймс, с вами все в порядке?

— Да, сэр.

Джеймс посмотрел на Энн с молчаливым упрёком. Харви был невозмутим:

— Поменяйте скатерть и принесите ещё вина для лорда Бригсли.

Официант открыл бутылку кларета, а Джеймс решил, что настало и его время немного пошутить. Энн смеялась над ним целых три месяца, почему бы теперь ему немного не подразнить её, если Харви предоставит такую возможность? А тот всё продолжал болтать:

— Джеймс, а вы интересуетесь скачками?

— Да, сэр, и я очень порадовался вашей победе в заезде на Приз короля Георга Шестого и королевы Елизаветы. По многим причинам, которых, кстати, даже больше, чем вы можете вообразить.

Пока официанты перестилали скатерть, Энн sottovoice[46] сказала Джеймсу:

— Дорогой, постарайся не умничать — он не так глуп, как кажется.

— Ну и что вы думаете о ней?

— Простите, сэр, о ком?

— О Розали.

— Потрясающая! Я поставил на неё по пять фунтов за пробег.

— Да-а, для меня это большое событие. Жаль, дочка, что ты пропустила его. Ты могла познакомиться с королевой и с ещё одним приятным человеком — профессором Портером из Оксфордского университета.

— С профессором Портером? — переспросил Джеймс, наклонившись к самому бокалу.

— Да, с профессором Портером, Джеймс. Вы его знаете?

— Нет, сэр, по-моему, нет. А это случайно не тот профессор, что получил Нобелевскую премию?

— Ну конечно, он самый! Он устроил мне в Оксфорде грандиозный приём. Мне так понравилось, что в конце того дня я подарил университету чек на 250 000 долларов на какие-то там исследования, но, по сути, просто так — чтобы доставить удовольствие этому профессору.

— Папа, но ведь ты говорил, что пообещал никому не рассказывать об этом.

— Да, конечно, но ведь теперь Джеймс — член семьи.

— А почему вы не можете больше никому рассказывать, сэр?

— О-о, это долгая история, Джеймс, но для меня это большая честь. Понимаете, Джеймс, я вам сугубо доверительно рассказываю, но я был гостем профессора Портера на «Энкении». Был на ленче в Олд-Соулз-колледже с Гарри[47] Макмилланом, вашим дорогим бывшим премьер-министром, затем посетил «Гарден-Парти», а потом встречался с вице-канцлером в его личном кабинете. Там же были и университетские секретарь и казначей. А вы, Джеймс, бывали в Оксфорде?

— Да, сэр, в «Доме».

— В доме? — переспросил Харви.

— В Крайстчерч-колледже, сэр.

— Мне, наверное, никогда не понять этот Оксфорд.

— Боюсь что да, сэр.

— Ты забыл, что называешь меня Харви. Ну так вот, как я уже сказал, мы все встретились в Кларендоне, и они все заикались и запинались, за исключением одного забавного старикана, которому было лет девяносто, не меньше. Дело в том, что они просто не знали, как подойти к миллионеру и попросить у него денег. Вот мне и пришлось вывести их из затруднительного положения и взять дело в свои руки. Они бы так всё время и проболтали о своём любимом Оксфорде, поэтому пришлось заставить их замолчать, выписав им чек на 250 000 долларов.

— Щедро, Харви.

— Да если б этот старикан попросил, я бы дал и все 500 000. Джеймс, ты совсем белый! Как ты себя чувствуешь?

— Простите. Я в полном порядке. Просто заслушался вашим рассказом об Оксфорде.

— Папа, — вмешалась Энн, — ну ты же пообещал вице-канцлеру, что никогда никому не расскажешь про этот дар, символизирующий связь между тобой и университетом!

— Надеюсь, что осенью, когда буду открывать в Гарварде новую библиотеку Меткафа, я явлюсь туда в мантии.

— О нет, сэр, — заикаясь, торопливо сказал Джеймс, — это не тот случай. Мантию, полученную в Оксфорде, можно носить только там, да и то только на ритуальных событиях.

— Жалко. Но я уже выучил, какие вы, англичане, педанты, когда дело касается этикета. Кстати, давайте-ка обсудим вашу свадьбу. Вы, наверное, оба захотите жить в Англии?

— Да уж, папа. Но мы будем приезжать к вам каждый год, а во время твоей ежегодной поездки в Европу ты будешь бывать у нас.

Официанты в очередной раз убрали посуду и появились с любимой клубникой Харви. Энн попыталась перевести разговор ка домашние темы, чтобы отец перестал возвращаться к воспоминаниям о двух последних месяцах. А он старался снова и снова вернуть разговор именно к этому предмету.

— Кофе или ликёр, сэр?

— Нет, спасибо, — ответил Харви. — Просто чек. Розали, по-моему, мы можем выпить и в моих апартаментах в «Клэриджис»? У меня есть для вас сюрприз.

— Жду не дождусь, папуля. Я так люблю сюрпризы. А как ты, Джеймс?

— Обычно люблю, но вроде на сегодня сюрпризов больше чем достаточно.

Джеймс отправился поставить «альфа-ромео» в гараж «Клэриджис», давая Энн возможность на несколько минут остаться наедине с отцом. Они шли под руку по Керзон-стрит.

— Папа, правда, он чудесный?

— Да, хороший парень. Поначалу он показался мне не слишком толковым, но постепенно за обедом он стал более нормальным. Ты только представь: моя маленькая девочка станет настоящей английской леди. Твоя мама прыгает от радости, а я ещё рад, что мы забыли о нашей глупой ссоре.

— Ты мне очень помог, папа.

— Как? — удивился Харви.

— Знаешь, за эти последние недели я о многом передумала и, по-моему, поняла все, что тогда произошло. А теперь скажи, что это за маленький сюрприз?

— Сейчас ты все увидишь сама, моя милая. Это мой свадебный подарок вам.

Джеймс догнал их у входа в «Клэриджис». По лицу Энн он понял, что Харви одобрил их свадьбу.

— Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, милорд.

— Привет, Альберт. Организуй нам кофе и бутылку «Реми Мартен» ко мне в номер.

— Сию минуту, сэр.

Джеймсу никогда раньше не приходилось видеть королевский люкс. Из маленькой прихожей справа была видна огромная спальня, а слева — гостиная. Харви сразу провёл их в гостиную.

— Дети, сейчас вы увидите мой свадебный подарок вам.

Он театральным жестом распахнул дверь. Прямо перед ними на стене висела картина Ван Гога. Джеймс и Энн уставились на неё, вытаращив глаза и совершенно потеряв дар речи.

— Я вот точно так же смотрел на неё, когда увидел в первый раз, — сказал Харви. — Тоже не мог вымолвить ни слова.

— Папочка, — Энн проглотила комок в горле, — это же Ван Гог. Ты же всегда хотел иметь Ван Гога. Ты столько лет мечтал купить его картину. Нет, сейчас я не могу лишить тебя этой ценности. Мне даже страшно подумать, что у меня в доме будет нечто такое и к тому же без охраны. Подумай, чем ты рискуешь! У нас же нет такой охраны, как у тебя, — заикаясь, продолжала Энн. — Нельзя, чтобы ты жертвовал гордостью своей коллекции, правда, Джеймс?

— Я совершенно согласен с Энн, — с чувством произнёс Джеймс. — Если этот шедевр будет у нас дома, я перестану спать по ночам.

— Папуля, пожалуйста, храни эту чудесную картину в Бостоне, в окружении, достойном её.

— Розали, я был уверен, что эта идея понравится тебе.

— Папа, она мне очень нравится. Просто мне совсем не хочется брать на себя ответственность, и в любом случае мама тоже должна иметь возможность наслаждаться этой красотой. Ведь ты всегда сможешь, если захочешь, передать картину мне и Джеймсу.

— Как ты хорошо придумала, Розали! Тогда мы все сможем наслаждаться этим шедевром. Но теперь мне придётся придумывать другой свадебный подарок. Она победила меня, Джеймс, чего ей никак не удавалось добиться в течение двадцати четырех лет.

— Ну если уж быть точным, то за последнее время я уже пару раз победила тебя, папочка, и надеюсь, что и в будущем ещё не раз добьюсь того же.

Харви пропустил замечание дочери мимо ушей.

— А вот это Приз короля Георга и Елизаветы, — сказал он, показывая на бронзовую статуэтку лошади и жокея с хлыстом, в шапочке, усыпанной бриллиантами. — Заезд считается таким важным, что каждый год вручается новый приз, а этот останется у меня навсегда.

Джеймс искренне порадовался, что хотя бы приз был настоящим.

Принесли кофе и коньяк, и они сели, чтобы обсудить подробности свадьбы.

— Значит, так, Розали. На следующей неделе тебе придётся слетать в Линкольн и помочь матери с подготовкой свадьбы, а то она запаникует и ничего толком не сделает. А ты, Джеймс, дай мне знать, сколько людей приедут с тобой, и я размещу всех в «Рице». Венчаться будете в церкви Троицы на Копли-сквер, а затем устроим настоящий приём в английском стиле у нас в доме, в Линкольне. Устраивает?

— Звучит великолепно. Вы очень организованный человек, Харви.

— Всегда был таким, Джеймс. Я пришёл к выводу, что в конечном счёте это окупается. Розали улетает на следующей неделе, и вы должны обсудить все детали до её отъезда. Может, вы ещё не в курсе, но завтра я улетаю в Америку.

«Страница 38А синего досье», — подумал Джеймс.

— Папуля, я приеду к тебе утром.

— Спокойной ночи, сэр.

Будущие тесть и зять пожали друг другу руки, и Джеймс вышел.

— Я говорила тебе, что он великолепен.

— Да, он приятный молодой человек, и твоя мать будет очень довольна.

В лифте Джеймс молчал, потому что с ними на первый этаж ехали ещё двое. Но как только они сели в «альфа-ромео», он сгрёб её в охапку, положил поперёк на колени и так отшлёпал, что Энн не знала, плакать ей или смеяться.

— За что?

— Так, на всякий случай. Если ты когда-либо после свадьбы забудешь, кто в доме хозяин.

— Ты самец, шовинист и свинья, я только пыталась тебе помочь.

Джеймс довёз Энн до её дома на бешеной скорости.

— А как надо понимать твою так называемую биографию — «папа дипломат, и мои родители живут в Вашингтоне?! — передразнил Джеймс. — Ещё какой дипломат!

— Джеймс, дорогой, я все понимаю, но мне нужно было что-то придумать, когда я поняла, с кем вы сражаетесь.

— И что, по-твоему, я должен сказать остальным?

— Ничего. Просто пригласи их на свадьбу. Объясни, что моя мать американка, и поэтому мы будем венчаться в Бостоне. Представляешь, какие у них будут лица, когда они узнают, кто твой будущий тесть. В любом случае тебе все равно придётся придумать план, чтобы не подвести их.

— Но обстоятельства изменились.

— Ничего они не изменились. Дело в том, что твои компаньоны все преуспели, а у тебя с планом ничего не получилось, поэтому будь любезен что-нибудь придумать до того, как прилетишь в Америку.

— Теперь понятно, что без твоей помощи у нас ничего не получилось бы.

— Ерунда, любимый. Я, например, никак не касалась операции Жан-Пьера. Я просто иногда добавляла штрих там, штрих здесь. Обещай, пожалуйста, что ты никогда больше не будешь меня шлёпать.

— Нет уж, буду — каждый раз, как вспомню об этой картине, а теперь, милая…

— Джеймс, ты сексуальный маньяк.

— Знаю, любимая. А как ты думаешь, мы, Бригсли, смогли бы вырастить кучу маленьких лордов на протяжении всех этих столетий?

Рано утром Энн уехала повидаться с отцом, а потом они с Джеймсом проводили его в аэропорт на рейс до Бостона. На обратном пути Энн не удержалась и спросила Джеймса, что же он скажет остальным, и получила следующий ответ:

— Придёт время — и все узнаешь. Не хочу, чтобы мой план поменяли у меня за спиной. Кстати, я даже рад, что в понедельник ты улетаешь в Америку.

18

Для Джеймса понедельник был вдвойне тяжёлым днём. Во-первых, утром он провожал Энн в аэропорт, а остальное время он должен был посвятить подготовке к вечерней встрече с Командой. Компаньоны уже провернули свои операции и теперь ждут только его. Сейчас ему будет трудно, как никогда: его жертва — его будущий тесть, но он понимал, что Энн права и этот довод не годился в качестве оправдания. Как бы то ни было, придётся облегчить Харви ещё на 250 000 долларов. Мысль, что он мог добиться этого с помощью всего нескольких слов в Оксфорде, постоянно терзала его, но и об этом он не мог рассказать друзьям. В Оксфорде Стивен пережил свой звёздный час.

Компаньоны договорились, что обедают в колледже Магдален, поэтому, как только закончился час пик, Джеймс выехал из Лондона.

— Ну, Джеймс, ты, как всегда, последний, — поприветствовал его Стивен.

— Надеюсь, хороший план отшлифовал, — вскользь бросил Жан-Пьер.

Джеймс ничего не ответил. «Как мы теперь хорошо знаем друг друга», — подумал он. Он чувствовал, что за двенадцать недель он узнал об этих троих больше, чем о любом из тех так называемых друзей, с которыми был знаком двадцать лет. Он впервые начал понимать, почему его отец всегда вспоминал о дружбе, завязавшейся во время войны, да ещё с людьми, с которыми его пути никогда бы не пересеклись. Джеймс чувствовал, что ему будет очень не хватать Стивена, когда тот вернётся в Америку. Успешное проведение операций фактически сулило им то, что в будущем каждый пойдёт своей дорогой. Джеймс станет последним, на ком завершится кошмар с акциями компании «Проспекта ойл», но в этом, без сомнения, имелись и свои преимущества.

Стивен не мог позволить себе относиться к их обеду, как к простому застолью. Как только официанты внесли первое и вышли, он постучал ложкой по столу и объявил заседание открытым.

— Стивен, ты должен пообещать мне, — обратился к нему Жан-Пьер.

— Пообещать что? — спросил Стивен.

— Когда мы вернём все деньги до последнего пенни, во главе стола буду сидеть я, а ты будешь молчать, пока тебе не предоставят слово.

— Обещаю, но только после того, как мы вернём последний пенс. На данный момент наше положение таково: мы вернули 777 560 долларов. На последнюю операцию потратили 50178 долларов, и, таким образом, общая сумма расходов составляет 27 661 доллар 24 цента. Следовательно, Меткаф все ещё должен нам 250101 доллар 24 цента.

Стивен вручил каждому листок с цифрами последнего баланса:

— Добавьте эту страницу к своим досье за номером 63В. Вопросы есть?

— Есть. Почему в этот раз такие большие расходы? — спросил Робин.

— Дело в том, что сверх необходимых расходов нам не повезло с курсом обмена фунта на доллар. В начале операции можно было получить 2,44 доллара за фунт. А сегодня я должен удовлетвориться 2 долларами 32 пенсами. Я трачу в фунтах, а счёт Меткафу выставляю в долларах по текущему курсу.

— Не собираясь уступить ему ни одного пенни, правильно? — спросил Джеймс.

— Ни одного. А теперь, прежде чем мы перейдём к следующему вопросу, мне хотелось бы занести в протокол…

— С каждым разом наши встречи все больше начинают походить на заседание палаты общин, — возмутился Жан-Пьер.

— Хватит квакать, лягушатник! — остановил его Робин.

— Слушай, ты, сутенёр с Харлей-стрит!

Поднялся шум и гам. Слуги, видавшие в своё время и более буйные вечеринки, уже размышляли, позовут ли их на помощь или нет.

— Тихо! — резко скомандовал Стивен, его громкий голос сразу всех отрезвил. — Я понимаю, что мы все довольны успешными операциями, но нам ещё необходимо получить 250101 доллар 24 цента.

— Главное, Стивен, не забыть про двадцать четыре цента.

— Жан-Пьер, когда ты впервые появился в этой комнате, ты не был таким разговорчивым.

«Был человек: он продал шкуру льва, Ещё живого, — и убит был зверем»[48].

Все притихли.

— Харви все ещё является должником Команды, и получить последнюю четверть долга будет так же трудно, как и первые три. Перед тем, как я передам слово Джеймсу, мне хотелось бы отметить в протоколе, что его выступление в Кларендоне было просто блестящим.

Жан-Пьер и Робин застучали по столу, выражая полное согласие.

— Теперь, Джеймс, мы — само внимание.

В комнате снова воцарилась тишина.

— Мой план почти готов, — начал Джеймс. Остальные смотрели на него с недоверием.

— Но мне хотелось бы кое о чём сообщить вам, что, надеюсь, позволит мне получить небольшую отсрочку.

— Ты собираешься жениться.

— Ты, как всегда, прав, Жан-Пьер.

— Я понял это по твоей сияющей физиономии, как только ты вошёл. Джеймс, когда же наконец мы познакомимся с ней?

— Пока, Жан-Пьер, для неё не станет чересчур поздно передумать.

Стивен заглянул в свою записную книжку:

— Джеймс, на сколько тебе нужна отсрочка?

— Ну, мы венчаемся третьего августа в Бостоне. Мать Энн — американка, — принялся объяснять Джеймс, — и, хотя сама Энн живёт в Англии, её маме будет приятно, если дочь выйдет замуж дома. Потом медовый месяц, и в Англию мы вернёмся только двадцать пятого августа. Согласно плану я предполагаю провести операцию пятнадцатого сентября, в день окончания операционного периода Лондонской фондовой биржи.

— По-моему, приемлемо. Что скажете? Согласны?

Робин и Жан-Пьер утвердительно кивнули.

— Мне потребуется телекс и семь телефонов. Их надо установить в моей квартире. Жан-Пьер, ты отправляешься на биржу в Париж. Стивен, ты находишься на товарном рынке в Чикаго, а ты, Робин, — у Ллойда. Как только я вернусь в Англию после медового месяца, сразу же представлю вам полностью разработанное синее досье.

Для большего эффекта Джеймс выдержал паузу. От восхищения никто не проронил ни слова.

— Очень хорошо, Джеймс, — наконец сказал Стивен. — Мы с нетерпением будем ждать подробности твоей операции. Ещё какие-нибудь указания?

— Да. Первое, Стивен, весь следующий месяц ты должен следить за ежедневной ценой на золото в момент открытия и закрытия рынка драгоценных металлов в Йоханнесбурге, Цюрихе, Нью-Йорке и Лондоне. Жан-Пьер, ты следишь за ежедневным курсом немецкой марки, французского франка и фунта стерлингов по отношению к доллару. Период тот же. А ты, Робин, ко второму сентября должен в совершенстве изучить и освоить восьмилинейный коммутатор частной телефонной станции. Твой уровень как специалиста должен быть таким же, как у настоящего международного оператора.

— Всегда тебе, Робин, достаётся самая лёгкая работёнка, — съязвил Жан-Пьер.

— Ты можешь…

— Эй, вы оба. Замолчите! — прервал их Джеймс.

Лица присутствующих вновь приобрели удивлённо-внимательное выражение.

— Вот здесь для вас конкретные указания. — И Джеймс вручил каждому члену Команды по два машинописных листа. — Добавьте их к вашим досье как страницы 74 и 75, и по крайней мере месяц вам не придётся скучать. И ещё одно: вы все приглашены на бракосочетание мисс Энн Саммертон и Джеймса Бригсли. Из-за сжатых сроков официальные приглашения вам не вручаю. Я заказал нам всем билеты на «Боинг-747» на второе августа. В Бостоне мы переночуем в отеле «Риц». Надеюсь, вы не откажете мне в чести быть моими распорядителями на свадьбе.

Даже сам Джеймс удивился произведённому эффекту. Остальные в изумлении молча крутили в руках авиабилеты и странички с инструкциями.

— Встречаемся в аэропорту в пятнадцать часов, и, пока будем лететь, я проверю, насколько хорошо вы ознакомились с моими заметками.

— Да, сэр, — только и нашёлся что сказать Жан-Пьер.

— А тебя, Жан-Пьер, я лично проэкзаменую на английском и французском: по плану тебе придётся говорить на этих двух языках по трансатлантическому телефону и, кстати, изображать эксперта по валютным операциям.

В тот вечер больше никто не отпускал шуточки по поводу Джеймса, и на пути домой он чувствовал себя совсем другим человеком. Теперь он был не только звездой оксфордской операции, но и заставил остальных работать по его плану. Он взойдёт на вершину и покажет своему старому папаше, чего стоит его сын.

19

Для разнообразия Джеймс приехал в Хитроу первым, а остальные присоединились к нему в аэропорту позднее. Наконец-то он вскарабкался наверх и теперь намеревался не терять своего нового статуса. Последним приехал Робин с пачкой свежих газет в руках.

— Мы уезжаем всего на два дня, — заметил ему Стивен.

— Да, я знаю, но не могу жить без английских газет, поэтому я и прихватил столько, чтобы хватило и на завтра.

Жан-Пьер жестом показал, что он сдаётся и не будет вмешиваться.

Они прошли досмотр и заняли места в «Боинге-747» Британских авиалиний, рейс в международный аэропорт Логан.