– Нам пора, – говорит Кира, трясет меня за плечо.
Я встаю. С трудом стряхиваю с себя магию сказки, пытаюсь вернуться в реальность. Это не так просто.
Хранитель, посмеиваясь, жмет мне на прощание руку – пожатие совсем не дружеское, в нем заигрывание и недвусмысленное приглашение если не остаться прямо сейчас, то заглядывать еще.
– Тебе не будет темно, Тэри, – ласково улыбается он.
Я вежливо благодарю, и Кира быстро уводит меня отсюда. Хранитель не соврал – я действительно все вижу. Мне хочется спросить, как его звали, но есть предчувствие, что этот вопрос обойдется слишком дорого. В лабиринте, не скрытом пеленой защитной тьмы, есть на что посмотреть – многие ниши украшены странными статуями, местами из стен выступают кристаллы каких-то минералов. Но все равно идти долго, а полная тишина, в которой даже наши шаги тают бесследно, гнетет. Наконец мы выходим к лестнице и выбираемся на воздух. Кира мрачен и зол, словно его укусила ядовитая муха. Мою руку он держит так, словно тащит должника на расправу.
Оказывается, ему принадлежит половина первого этажа причудливого готического дома – добрых комнат десять. Я замираю в темном, абсолютно пустом коридоре, принюхиваюсь. Пахнет сандалом и можжевельником, и я вдруг вспоминаю сандаловую палочку, заткнутую за зеркало в той квартире, через которую я пришла сюда последний раз. Совпадение? Или нет?
– Проходи, – сердито говорит он, будто я пришла без приглашения, и распахивает передо мной дверь. – Вот сюда.
За тяжелой деревянной дверью, украшенной инкрустацией, – небольшая комната. Мебели нет, пол застелен пушистым ковром с длинным ворсом, по нему разбросаны подушки, шкуры и пледы – точь-в-точь как недавно в нашей квартире. Даже цвет подушек совпадает – и мне кажется, что тот интерьер в нашем убежище создал Кира. Оказывается – нет, с точностью до наоборот. Кира усмехается, разводит руками.
– Здесь тоже все меняется, как у вас. Такая вот милая шутка.
Я укладываюсь на подушках, заворачиваюсь в огромный шелковый платок с кистями и пытаюсь изображать восточную невольницу. Кира подхватывает шутку – и я обнаруживаю, что мои запястья крепко смотаны каким-то шарфом или очередным платком, которых здесь множество.
– Ну отлично. Что это за тирания?
– Я на тебя еще паранджу надену, – то ли в шутку, то ли всерьез грозится Кира.
– Очень смешно. Ты и так себя ведешь, будто купил меня на базаре.
– Твои взгляды, которые я воспринимаю как ревнивые, мне кажутся совершенно лишними, – очень осторожно говорю я. – Это достаточно неприятно.
– Так, давай по пунктам. Во-первых, из всех подряд один этот хранитель, как его там?
– Демейни.
– Это единственный, с кем ты меня видел. Так что все подряд – необоснованное обобщение. Во-вторых, что ты называешь кокетством? – Я стараюсь говорить мягко и спокойно, хотя логика и выдержка – вовсе не мои сильные стороны.
– Эти ваши взгляды, ручки...
– Ну, дорогой мой. Это уже перебор. Да, Демейни мне понравился. Но знаешь, вовсе не до того, чтобы немедленно ему отдаться.
– Ну, еще успеешь. – Кира, напротив, заводится.
– Перестань. Во-первых, мне это не нужно. Мне и с тобой вполне хорошо. Во-вторых, не думаешь же ты, что, приходя сюда парнем, я буду вести аскетический образ жизни?
– К девушкам я тебя ревновать не могу... – признается тенник.
– И на том спасибо. Буду тщательно избегать мальчиков. – Я тоже утрачиваю равновесие. – А в-третьих, у нас есть куда более важные дела. Или ты забыл?
– Нет, не забыл.
– Важного – нет. Много интересного – и мне кажется, что это совершенно ложный след. Скрытый Прорыв тут ни при чем. Совсем другое дело.
– Перестань! – Кира хмурится, но сейчас это меня совершенно не пугает.
– Кира, солнышко. Послушай меня внимательно. Если ты будешь воздерживаться от дурацких намеков и подозрений, то и я буду делать то же самое. И обрати внимание – я не требую, чтобы ты разогнал всех своих девиц. А ты меня ревнуешь даже к прошлым историям!
Не очень-то у меня получается соблюдать вежливость и быть терпеливой, но в конце концов – не я начала этот разговор.
– Каких девиц? – Кира приподнимает брови и смотрит на меня так, словно увидел первый раз в жизни.
– Твоих. Которых много, по слухам.
– Ты больше верь слухам, – смеется он. – Просто в каждом доме по две.
– Да-да, примерно так и говорят...
– Да нет у меня никого, уже много лет нет. – Он утыкается носом мне в грудь, и мне хочется его погладить, но руки связаны. – Так, глупости какие-то...
– У меня вот тоже, – признаюсь я. – Так что ты не прав.
– Я собственник, я страшный собственник, – шепчет Кира, запуская руки мне под свитер. – Привыкай.
Не очень-то мне хочется привыкать – я как раз не собственница и словом «измена» называю только предательство. Но Кира стоит того, чтобы отказаться от случайных развлечений. Да и удовольствия от них маловато – первый азарт, жадность вперемешку с недоверием и не более того. Здесь же – я уже знаю его, он знает меня, и мне кажется – это не может надоесть, с каждым разом все лучше и лучше. Он чувствует меня, угадывает все желания, играет со мной – и я плавлюсь под его руками, моментально завожусь и жалею только о том, что запястья связаны и я не могу прикоснуться к нему.
Он властен и почти жесток, но это именно то, что мне всегда нравилось в мужчинах. Принимать, прогибаться, подчиняться – огромное удовольствие, и в этом мы хорошо подходим друг другу. И еще он прекрасно чувствует грань между занятиями любовью и прочими делами – сейчас я пытаюсь поймать его ухо губами, и он резким движением поворачивает мою голову вбок, грозит пальцем, но я знаю, что в другой ситуации никогда себе этого не позволит.
Я уже неплохо знаю его – порывистую резкость и бесцеремонную грубость в мелочах, спокойную надежность без упрека и укоризны – в деле. Он надежный. Пес меня побери, я способна сказать так о теннике! Я знала многих из них – некоторых даже близко, и всегда они были текучими и изменчивыми, как вода, как тени, которые дали им имя. «Доверился теннику», – говорят в Городе, если хотят посмеяться над чьей-то глупостью.
Кира другой – я чувствую его как себя, знаю его. Мы двигаемся в едином ритме, и это куда больше, чем секс, – мы открываемся навстречу друг другу, показывая и отдавая себя. Отдавать – в каждом движении бедер, в каждом переплетении пальцев, в губах, сливающихся воедино. Мы учим друг друга единственно важному знанию – кто мы и что мы...
Мягкий и чуть скользкий ковер под лопатками, одуряющий запах сандала и пот на коже... Мне, наверное, никогда не доводилось быть с кем-то настолько близко. И даже не страшно, хотя я всегда боялась доверять своим любовникам. Соприкоснуться телами, ненадолго позволить быть рядом – рядом, но не близко, не вместе. Сейчас же все не так. Не нужно ничего скрывать, нет необходимости отгораживаться, не пропускать другого в свои мысли. Наоборот, мне хочется, чтобы не было ни одной преграды – вывернуться наизнанку, рассказать о себе.
Ладонями, губами, ногтями по спине, дыханием в унисон, сбивчивым шепотом без смысла, исполненным нежности, – говорить о себе и слушать ответный рассказ.
Я не смогу без него жить, вдруг приходит мучительный, до черной тьмы перед глазами, страх, и перехватывает горло.
Кира ловит изменение сразу, понимает без слов. Мы не говорим вслух, нет нужды, я слышу его и так. «Ну что ты, малая, что ты, не бойся... Пока стоит Город – я с тобой». И вновь приходит страх – да смогу ли я сама быть так – пока стоит Город...
Мы долго отдыхаем, валяясь на спине и глядя в расписанный геометрическими узорами потолок. Если приглядываться к ним, то видно, что это просто череда ромбов и прямоугольников, но беглому взгляду в узоре каждый раз чудится разное – профиль лица, крылатый силуэт, фрагмент пейзажа... Кира о чем-то размышляет, хмуря брови, и потом резко садится.
– Нам все-таки придется пойти на ту вуаль. Сумеешь меня вытащить?
Я пожимаю плечами.
– Вниз – не вверх. Может быть, получится.
10
– Тебя кто-нибудь пытался уже брать на другие вуали? – спрашиваю я, натягивая майку и приглядываясь к Кире.
Мне уже доводилось перемещаться по завесам с людьми, но тащить туда тенников – еще никогда не пробовала. Да и с людьми это не самое приятное занятие. Мне нужно заснуть, загадав для себя оказаться в нужном месте. Слишком легко потерять спутника и потом с трудом вылавливать его след на завесах Города.
– Да, и не раз.
– И что?
– Меня быстро выкидывает обратно.
– Хм... Ну, по крайней мере – возможно само по себе. Уже хорошо. Я тебя подержу. Мы попробуем найти Лика или Витку, кого получится, а там уж посмотрим.
Тут до меня доходит, что, засыпая, я утрачиваю контроль над телом и сознанием. Одно дело идти с тем, кто тоже умеет, и просто не терять спутника, другое дело – вести кого-то. Кира понимает причину моего замешательства без лишних пояснений.
– Ты иди сама, я не потеряюсь. Я хорошо тебя чувствую.
– Ну давай так. Если я окажусь там одна – немедленно вернусь.
Я прикрываю глаза и сосредоточиваюсь на воспоминаниях об инициирующей завесе. Усталый мозг, утомленный пребыванием за последней завесой, далеко не сразу подчиняется моим требованиям. Под веки словно песка насыпали, и хочется одного – уйти глубоко вниз, отоспаться там, потом – побегать всласть. Но я слышу вначале легкий, а потом все более нарастающий зов. Искаженная завеса зовет меня к себе. Такого я еще никогда не ощущала.
«Ну она и тянет, – слышу я в виске голос Киры. – Мне даже твоя помощь не нужна. Иди спокойно». Действительно – тянет, я даже не успеваю толком задремать, а уже чувствую, что мир вокруг меня меняется. Кира рядом – мы рука в руке.
Мы все еще лежим на полу – но это уже вовсе не удобная комнатка в квартире Киры, а открытое пространство, и над нами затянутое гарью небо, а под спинами – раскаленный асфальт. Сажусь и вижу, что мы на крыше какого-то завода. И до самого горизонта – заводской комплекс. Здесь я уже была, а Кира помнит это место по моим воспоминаниям. Но на этот раз я ощущаю отчетливую разницу – я прекрасно помню, кто я, где я и что здесь делаю.
Правда, с «кто» обнаруживается мелкая незадача – меня опять перекинуло в парня. Правда, в нынешних условиях это скорее плюс – вспоминаю свое неловкое карабканье по крышам и панический страх перед эскалатором и только усмехаюсь. Город милостив – мое тело сейчас хорошо приспособлено к подобным упражнениям. Я на ладонь повыше Киры, покрепче и чувствую, что легко пройду армейскую полосу препятствий. Это не может не радовать, учитывая, что спускаться нам предстоит в стиле промышленного альпинизма.
Делаю пару прыжков, проверяя, удобна ли одежда, потом ударяю ногой в воздух. Не знаю, как называется этот удар, но если бы напротив меня стоял живой противник, ему бы не поздоровилось. Еще пара резких движений, удары руками и ногами, прыжок, кувырок.
Поднимаюсь, отряхиваюсь. Мне хорошо. Энергия распирает тело, хочется бежать или драться, устроить потасовку.
Оглядываюсь на Киру – он-то остался неизменным, лишь чуть сгладились характерные черты тенника. Теперь нужно посмотреть ему в глаза, чтобы заметить, что он чем-то отличается от людей. Короткая кожаная куртка и голубые джинсы идут ему куда больше одежды ребенка с городских окраин, но для Киры это, видимо, не особо привычно – он с интересом оглядывает себя, заправляет брючины в ботинки и морщит нос.
На мне – камуфляжные брюки и черная майка без рукавов, рядом валяются две пары темных очков и кожаный жилет. Жилет, видимо, мне, очки – обоим; я улыбаюсь небу Города и благодарю. Судя по здешнему климату, очки – жизненно важный предмет.
Пока мы спускаемся по бесконечной череде идущих уступами крыш, покрытых гудроном, я принюхиваюсь и прислушиваюсь. Здесь тихо. Несмотря на то, что из труб валит дым, а внизу раскатывают тяжелые грузовики, кажется, что нет ни одного человека. Причудливое место, зыбкое и странное, как сон в летнюю жару. Тишина звенит в ушах, давит на затылок. Кажется, что мы идем под водой. Воздух тяжелый и упругий, горький на вкус.
Сколько мы идем до конца заводского района, я сказать не могу. Часа два или три. Кира с самого начала безошибочно угадывает направление, в котором расположен центр, и выводит меня к шоссе. Я устал до чертиков, пляшущих перед глазами, поэтому сажусь на обочину, снимаю очки и вытираю со лба пот. Я перемазался в пыли и копоти, разозлился и обгорел плечами. Любой полосе препятствий до этой дороги – как нам до Луны. Мы спрыгивали с крыш и залезали на крыши, спускались по хлипеньким пожарным лестницам и карабкались по другим, еще более хлипким, и все это время солнце оставалось в зените, нещадно напекая голову. Волосы мокрые насквозь, пот засох на лбу тонкой коркой соли. Кажется, отдал бы половину жизни за бутылку пива из холодильника. Эта бутылка мерещится мне очень отчетливо – запотевшая, по стеклу сбегают капельки, стекло темное, а этикетка слегка отклеилась с краю. Не сразу я понимаю, что бутылка настоящая: Кира держит ее перед моим носом и ждет, когда я соображу, что мечта сбылась.
– Откуда? – вяло удивляюсь я.
Кира пожимает плечами, садится рядом с бутылкой в руке. Потом делает небрежный жест – и перед нами еще пара бутылок и открывалка.
– Как ты это делаешь? – Я уже успел открыть свою бутылку зубами и сделать пару больших глотков.
– Здесь это просто, – отвечает Кира, выхлебывая половину своей бутылки. – Просто представляю, беру, и все. Попробуй.
Я пробую – я воображаю себе бутылку с минеральной водой, можно и простой, желательно негазированной, но вместо этого на колени мне падает мокрое махровое полотенце с трогательными розовыми котятами. Я действительно хотел вытереть лицо – но вроде бы думал о воде, а не о полотенце. Кира смеется, забирает его и использует по назначению, а передо мной оказывается пластиковая бутыль с «Боржоми». Умываться сильногазированной водой – удовольствие куда ниже среднего, большую часть пенящейся жидкости я проливаю на себя, но это как раз приятно. Но пузырьки оказываются в носу, в глазах и даже, кажется, в ушах, я чихаю и жмурюсь, и Кира вновь смеется.
– Куда теперь? – спрашиваю я, отчихавшись.
– Смотря кого ты хочешь найти в первую очередь. – Кира поводит носом, как охотничья собака.
– Лика, пожалуй. Витку я хотя бы видел, а что с ним – неясно. Ты его чувствуешь?
– Смутно, – признается Кира. – Но направление возьму. Нам на юг, в те кварталы, где институты.
– Откуда ты знаешь, где здесь институты? – удивляюсь я.
Кира молча пожимает плечами, встает и начинает голосовать.
Минут через десять возле нас останавливается легковая машина. Кира быстро договаривается с водителем, и мы садимся на заднее сиденье. В машине прохладно, даже зябко.
– Сиденья мне не испачкайте, – оборачивается водила, и я вижу, что на нем надета маска Арлекина.
Первая странность, но безобидная. Если бы остальные были в том же стиле, я возблагодарил бы Город. Мы едем долго, очень долго – кажется, что инициирующая завеса куда больше первых. На здешнем эквиваленте кольцевой автодороги полным-полно машин, и большую часть составляют тяжелые грузовики. Наконец водитель высаживает нас возле парка. Мы вежливо прощаемся. Денег он с нас не взял – не знаю уж, что сказал ему Кира.
Водитель высадил нас у парка. На площадке играют дети. Две девочки лет пяти горько ревут в песочнице над раздавленным крепышом постарше куличиком. Идиллическая картинка. Даже странно, что мне так тревожно. Прикрываю глаза, пытаюсь понять, откуда исходит неприятное ощущение. Опять – взгляд в спину.
– Туда, – показывает Кира в глубь парка.
По дороге нам встречается разносчик с мороженым. Мальчишка лет двенадцати, на роликах, через плечо перекинут ремень здоровенной сумки-холодильника. Он совершает пару пируэтов вокруг нас и останавливается, солнечно улыбаясь. Я шарю по карманам – нет ни копейки, но мальчик открывает холодильник и выдает нам по здоровенному пломбиру в шоколадной глазури.
– Просто так, – подмигивает он напоследок. – Чувствуйте себя уютно в нашем городе!
– Нас сразу опознали, – хмурится Кира. – Хотел бы я понять почему.
– Я чувствую себя здесь чужим, – признаюсь я. – Видимо, это заметно.
– Да я тоже. Странное местечко. Хорошо его поуродовало...
– Нам далеко?
– Не знаю. Через парк и еще пару километров. Там разберемся, куда именно. У меня такое ощущение, что Лик себя почти не осознает. Я только следы чувствую.
– Странно. Я его вообще не воспринимаю, Кир, вот просто как отрубило.
Мы идем через парк и грызем мороженое, даже не озираясь по сторонам, и, разумеется, такая беспечность не остается безнаказанной. Первая автоматная очередь проходит над головами, мы падаем и отползаем за ближайшую скамейку. Пара минут тишины – и очередь приходится уже по спинке реденькой скамейки.
– Что делать будем? – очень спокойно спрашивает Кира.
– Я-то откуда знаю? – Я отплевываюсь от попавших в рот щепок и вжимаюсь в асфальт дорожки.
– Интересно, это по нашу душу или так, местное развлечение? – Кажется, Киру происходящее совершенно не пугает.
А мне вот не по себе. Я не вижу стрелка, не представляю, где он засел и один ли, почему в нас стреляет – не знаю тем более. Может быть, это засада. Может быть, и местное развлечение – вспоминаю свой прошлый опыт, когда меня пытались сбить или задавить шутки ради. Пальба прекращается. Я лежу, прислушиваясь, и отсчитываю минуты. Одна, три, пять – стрелок затаился или просто прекратил развлечение. Кошусь на Киру – он беспечно грызет травинку. Дурацкая ситуация. Я все же решаюсь выглянуть. Но для начала – стягиваю жилет и машу им над скамейкой. Кира хихикает – это единственный результат. Встаю, осматриваюсь. Все в порядке.
Чудное место эта завеса, пес ее побери.
Мы идем по дорожке, уже не любуясь пейзажами, а автоматически приглядываясь к возможным укрытиям. Но все в порядке – за исключением того, что метров через двадцать пять натыкаемся на лежащий на асфальте вниз лицом труп. Рядом валяется автомат. Кира наклоняется, переворачивает лежащего. Это парень лет двадцати, на нем форма охранника с нашивкой «Инст. прикл. мед. техн.» на левом кармане. Лицо у покойника странное – словно перед смертью он чему-то страшно удивился. До испуга. Но преобладает все-таки удивление. И еще – он бледен, и кажется, что кожа его покрыта изморозью.
– Как его... высосало, – изумляется Кира, приседает на корточки у головы покойника.
– То есть?
– Да посмотри, из него кто-то энергию вытягивал до последнего момента. Он же вымороженный весь.
– Никогда такого не видел. – Меня передергивает.
– Люди этого не умеют, – зло усмехается Кира. – Наши штучки...
Да, действительно – колдовство в стиле тенников, как оно есть. Такого я не видел, но что людям и Смотрителям не дано такого, знаю.
– Ты же говорил, тут ваших нет?
– Да как тебе сказать... – задумчиво говорит он. – Это не наши. А почерк – наш. Помнишь марочку Альдо? Тот же самый случай.
– Забавно. Смысл в нас стрелять? Мы ж вернемся.
– Мало ли. Вопрос времени, например.
– Может быть. Пойдем дальше?
– Пойдем.
Мы подходим к ограде здания. Тонкая кованая решетка сверху украшена совершенно символическими шипами. Метрах в ста от забора – высокое здание. Тихо. Опасно, мучительно тихо, словно все вдруг вымерло... выморожено. Никого. Ни единого голоса, ни единого человеческого запаха. Мы идем вдоль забора к будке у проходной, заглядываем внутрь. Никого нет и там. Перепрыгиваем через невысокий турникет, проходим внутрь, во двор. Тишина. На нас никто не обращает внимания. И опять – это ощущение злобного взгляда в спину.
– Нам на самый верх, – шепотом говорит Кира.
Я только один раз прикрываю глаза. Говорить не хочется. Кажется, мы на ладони у недоброго существа, которое следит за каждым нашим движением. Я пытаюсь нащупать его, уловить мысли – тщетно. Нет ничего, кроме взгляда, кроме внимания. За ним не чувствуется личности. У входа в здание – два охранника в той же форме, что и недавний покойник. Смотрю на Киру, но он молча подмигивает. И все проходит хорошо. Нас попросту не замечают ни у дверей, ни дальше, где у арки металлоискателя стоят еще двое.
В коридоре все та же звенящая тишина, запахи неживые – краска, штукатурка, клей. Осматриваюсь – действительно недавно сделали ремонт. Стены выкрашены в неприятный желтый цвет, а сверху по желтому нанесены пульверизатором розовато-коричневые брызги. На редкость неприятное сочетание. Интересно, о чем думали те, кто подбирал материалы для ремонта?
Шаги гулко отдаются в коридоре. Под ногами – отшлифованные каменные плиты. Не хотелось бы мне быстро пройти по этому коридору на каблуках.
Мы доходим до лифта. Кира насторожен, напряженно озирается. Я не чувствую опасности, но мне быстро передается его тревога. «Нет лестниц, – сообщает он. – Мне это не нравится». Я не понимаю, почему лестницы для нас так принципиальны. Лифт так лифт, можно подняться и на лифте. Кира нервно дергает щекой, и до меня доходит – если мы найдем Лика, то выбираться нам тоже придется на лифте. А его очень легко отключить или попросту сломать.
Лифт приходит. Это монстрообразное устройство, в которое страшно заходить. Плитки пола мозаичные – есть плитка, нет плитки. Стенок нет – только невысокое ограждение. Посреди торчит рубильник со шкалой.
– Началась шиза, – вздыхает Кира. – Залезай, альтернативы-то нет...
Я залезаю, устраиваюсь на краю у бортика – тот мне ровно по колено. Кира осторожно ставит рубильник на цифру «девять», последнюю на шкале. И я едва не оказываюсь внизу. Лифт взмывает вверх со скоростью истребителя, я, разумеется, падаю и повисаю над шахтой, только в последний момент успевая зацепиться за край. Кира, шипя и ругаясь незнакомыми мне словами, втаскивает меня обратно, и в этот момент лифт тормозит так, что я опять оказываюсь висящим и вцепляющимся в острый край железной пластины. Но на этот раз я уже выбираюсь сам.
Мне неловко за свою неуклюжесть и стыдно признаваться, что оба раза чувствовал, как невидимая рука бьет меня под колени. Кира скажет, что это бред, думаю я. И задаст разумный вопрос – почему его никто никуда не толкал? Что толку сваливать свою неловкость на померещившиеся мне руки...
Мы оказываемся в длинном коридоре. Все двери – металлические, рядом с каждой из них кодовый замок и еще какое-то устройство, где на плоском экранчике очерчена ладонь. Кира ведет меня в самый дальний конец коридора, потом мы поворачиваем, поворачиваем еще раз и оказываемся в тупике. Здесь три совершенно одинаковые двери, выкрашенные белой краской. Кира задумывается, проводит пальцами ото лба к затылку, потом встряхивает головой.
– Не знаю. Попробуй сам.
Я прикрываю глаза, пытаясь нащупать след Лика. Базилик, розмарин, гвоздика – терпкий, пряный букет запахов. Я так хорошо помню его, но – вот беда – не могу уловить в этом царстве тишины и металла. Наконец мне чудится, что нужная нам дверь – слева от меня.
Кира тычет в здоровенную белую кнопку, самую крупную из всех. Если это звонок, то он не работает. Тенник наугад набирает несколько комбинаций – бесполезно, потом он с размаху бьет по пластине сканера, замок искрит, и дверь приоткрывается.
Я вхожу внутрь, оттолкнув Киру, и попадаю в гигантскую лабораторию или вычислительный зал – ряды столов с пробирками и реактивами перемежаются рядами компьютерных столов. Системных блоков не видно – только плоские мониторы и клавиатуры. Никого. Ошиблись? Нет – в дальнем углу я вижу сидящего за столом человека в белом халате и шапочке, из-под которой выбиваются неровно обрезанные темно-рыжие пряди. Это Лик. Он исступленно лупит по клавиатуре – на экране быстро меняются картинки незнакомой мне программы.
– Кхм, – громко кашляет Кира.
Лик встает, поворачивается к нам. Лицо у него изможденное, словно из-за своего ящика он не вставал пару недель. На и без того худой физиономии остались одни глаза и нос. Все прочее напоминает череп, туго обтянутый кожей. Мне страшно. В фиалковых глазах Смотрителя – ужас и предупреждение. Я не понимаю его, вижу только, что он не узнает меня.
– Очень рад, что вы нас посетили, – громко говорит он, приветливо улыбаясь.
Вы когда-нибудь видели улыбку живого скелета? Омерзительное зрелище. И страшное.
– В нашей лаборатории разрабатываются самые новые и прогрессивные новинки технологий будущего, – изрекает Лик с видом экскурсовода.
Подходит к нам, улыбаясь, берет Киру за рукав и продолжает нести свою ахинею.
– Здесь вы можете полюбоваться на прогресс человечества, достигнутый при помощи самых последних инноваций в сфере биотехнологии.
Кира отчетливо вздрагивает, заглядывает Лику в глаза. Я смотрю туда же, куда и он, – в два фиолетовых колодца с безумием на дне. Смотритель что-то говорит, но я не слышу слов, пытаясь уловить, что творится с нашим братом.
...север, гроза, программа, серый полосатый кот, вирус, зависла, снежная буря, падал прошлогодний снег, ежик в тумане, винни-пух, гроза над морем, сиреневый туман...
Мне едва удается выбраться из хаотической смеси образов – здесь и обрывки из мультфильмов, и книги, и что-то совершенно непонятное. Лика там нет – этот поток сознания мог бы принадлежать кому угодно. Он даже не замечает, что я глубоко залез в его мозги. Еще один дурной признак. Лик всегда был чувствительнее прочих к таким вещам...
Киру меж тем ведут под руку к лабораторному столу и демонстрируют «прогрессивные новинки технологий» или как оно там? Кира слегка шокирован, это видно. Он пытается достучаться до Лика – и безрезультатно, я вижу это по его разочарованному лицу. Кира терпеливо выслушивает весь бред, который несет наш целитель, кивает, поддакивает и пытается вести Лика к двери. Безрезультатно – тот так увлечен своим монологом, что я понимаю: его нужно хватать и нести отсюда прочь. По-другому эту ситуацию решать бесполезно.
Но пришли-то мы сюда, особо не напрягаясь, а вот как будем уходить? Вместе с Ликом?
В лаборатории, да и на всем этаже тишина, если не считать громкого и выразительного бессвязного монолога Лика. Пытаюсь вслушаться.
– ...при помощи этого метода мы овладеваем новым совершенным знанием...
Ох, египетская сила!
Кира кладет Лику руку на плечо и медленно, но методично ведет его к двери. Я иду следом, и когда наш экскурсовод пытается дернуться, беру его под руку. К счастью, Лик никогда не отличался физической силой, и вырваться ему не удается. Мы ведем его на выход, и вдруг в коридоре он резко останавливается, а когда мы пытаемся его волочь, упирается в линолеум каблуками.
– Что вы в меня вцепились? Тэри, Кира? – говорит он совершенно нормальным голосом.
От удивления я отпускаю его, Кира – тоже, и мы стоим посреди коридора, ошеломленно глядя друг на друга. Лик поправляет шапочку, потом сдергивает ее и прячет в карман халата. Рыжий, веснушчатый, с лицом, которое было бы детским и трогательным, если бы не эта страшная изможденность, он разглядывает нас так, словно и с нами что-то не в порядке.
– Вы за мной?
– Ну разумеется, – бурчит Кира. – Тебе не кажется, что ты тут подзадержался?
– Я не мог уйти, – хлопает длинными темными ресницами, по краю которых мерцают рыжие искорки, Лик. – Не отпускает.
– Разберемся. Пошли-ка отсюда. – Я вновь беру его за руку, и мы мирно идем к лифту.
Но у лифта Лик вновь резко останавливается.
– Нет, ребята. Я сначала должен забрать одну вещь. Очень важную.
– Что, пробирку с особо прогрессивной инновацией? – зло усмехается Кира. – Нет уж, пошли.
– Нет. Это важнее. Эта вещь... не моя. Она нам всем очень пригодится. Вот увидите. Вы знаете... о ней?
– О твоей вещи? Нет, ничего мы не знаем, Лик. Где эта твоя хреновина? – спрашиваю я.
– Там, – машет рукой назад Лик. – В сейфе. Я нашел в сети...
На этих словах за нами начинается маленький ад. Или пришествие огненного демона – смотря на чей вкус. Волной жара нас сбивает с ног – я больно ударяюсь головой об угол выступа, в котором проходит лифт, Кира падает на меня, сбивая с ног Лика и прикрывая нас обоих собой. Кажется, плавятся стены. Но Лику все нипочем – он расшвыривает нас, встает и мчится в затянутый дымом коридор, набирает на замке длинный код. Я вижу, как он складывается пополам от кашля.
– Что ты сидишь, лови этого психопата! – кричит Кира, который пытается встать, но у него ничего не выходит.
Он вывихнул ногу при падении. Или сломал – сейчас непонятно, но ходить он едва ли сможет.
Жаль. Кира с его умением проходить через стены справился бы куда лучше меня. Но ему нужно сделать шаг, чтобы пройти через предмет. К сожалению, телепортироваться, или как это называется у тенников, он не умеет. А то большая часть наших проблем была бы решена.
Я же не умею и через стены проходить. Мое дело – бегать ногами и пользоваться руками, если нужно что-то взять.
Еще секунда уходит у меня на осознание ситуации – Лик, полезший в самое пекло за какой-то безумно важной вещью, и хромой тенник. За это время гремит еще один взрыв, а Лик оказывается внутри. Я бегу следом за ним. В комнате темно и дымно, ничего не видно, и я почти на ощупь обнаруживаю целителя, который открывает огромный сейф. Тащу его за пояс халата.
– Пошли отсюда!
– Нет! – Он метко пинает меня ногой в колено и, пока я прыгаю на одной ноге, а перед глазами вспыхивают и гаснут цветные пятна, открывает свой сейф и извлекает оттуда что-то цилиндрическое. – Вот теперь пошли. Ой... Тэри, извини, я не хотел...