Моргана
      Мерлин! Мерлин! Я так тебя искала! Что за колдовство удерживает тебя под цветущим боярышником?.. Дружба моя жива, несмотря на разлуку. Я покинула мой замок Безвозвратный на горе Гибел. Я покинула в замке Безвозвратном юношей, которых люблю и которые всей душой любят меня, равно как любят они природу, дам, гуляющих по фруктовым садам, и даже античных наяд. Я люблю их за все то, что они скрывают под гульфиками, увы, слишком часто мягкими, а еще я люблю древних циклопов, несмотря на их дурной глаз. А Вулкан, хромой рогоносец, наводит на меня такой страх, что, завидев его, я начинаю пускать ветры с шумом, подобным треску хвороста в очаге. Мерлин, Мерлин! Не я одна его ищу. Все пришло в волнение. Вот два друида, ждущие знака о его смерти. Я готова ублаготворить их: пусть будут счастливы, хотя и обмануты, и уйдут с миром.
      Как подобает, она взмахнула рукой, и возник мираж. Перед глазами довольных друидов появилось озеро Ломонд, а на нем — триста шестьдесят островов. У самой воды стайками прогуливались барды, извлекали жалобные звуки из маленьких арф и напевали стихи, затверженные наизусть, не понимая их смысла. Внезапно прилетели орлы, и каждый из них опустился на свой каменистый островок, потом орлы взлетели и, собравшись в стаю, исчезли за горизонтом. Мираж рассеялся. Тогда друиды обнялись, радуясь своему могуществу ясновидцев, а сладострастная фея посмеивалась над их легковерностью.
       Песня друидов
      Бог дровосеков и богиня молнии,
      О чем полет орлиный говорит?
      О том, что та, чьи груди мы запомнили,
      Сегодня чародея умертвит.
      Пусть за орлом, летящим к солнцу в темени,
      Следит тот бог, что покарает нас, —
      А мне желанней ворон, что на темени
      Сидит во тьме и склевывает глаз.
      О черный ворон, прядающий в сторону,
      Нашел ли ты холодный свой менгир?
      А в тесной яме что желанней ворону,
      Чем этот труп гниющий, этот пир?
      Мой дом на море, твой на горной тверди, и
      Теперь мы разойдемся по домам,
      Но прежде, брат, мне поклянись в бессмертии:
      Мертв чародей, любовь осталась нам.
      Друиды распрощались друг с другом; Моргана все окликала Мерлина, и чародей, который был мертв, но чья душа оставалась живой, сжалился над своей подругой. Он заговорил, однако Озерная дева, по-прежнему неподвижно сидящая на могиле, не услыхала ни звука.
       Голос мертвого чародея
      Я мертв и хладен. Но твои миражи могут сгодиться и для покойников; прошу тебя, оставь на моей могиле запасы еды, чтобы мой голос мог ею насытиться. И пусть она будет разной — та на день, а та на ночь, та на зиму, а та на лето, та одного цвета, а та другого, той крошка, а той кусок. Возвращайся в замок Безвозвратный на горе Гибел — и прощай!
      Потешь себя вволю, а когда на своих кораблях приплывут к тебе мореходы, расскажи им о моей славе. Расскажи им о моей славе, ведь ты знаешь, что я был волшебником и пророком. Не скоро теперь появятся на земле чародеи, но времена их вернутся.
      Моргана услышала Мерлина. Не смея ему отвечать, она сотворила над его могилой миражи разнообразных яств, не видимых Озерной деве. А потом вернулась на гору Гибел, в свой замок Безвозвратный.
       Торжественная речь первого друида
       очень далеко, на берегу Океана
      Про всё, что на слуху, я этой арфе вслед Спою — про вас троих на берегу, про сходство Менгира с божеством: восстав, глядит на свет Бог, без тестикулов познавший детородство.
      Я от коровьих губ прибоя ослабел, Как бедра, берега им распахнули устья, И воткнуты дубы в сухую плоть омел; Трех жриц на берегу один познать берусь я.
      Крестясь, к вам моряки плывут в недобрый час, Крещеные, они — как дикий рой без улья. Пловцы скорей умрут, но не достигнут вас, Их руки над водой, как символы безумья.
      Сумерки уже охватили весь лес, глухой и темнеющий. Однако за лесом ночь была светла, а небо покрыто звездами. Второй друид шел на восток, направляясь к высокой горе. И, поднимаясь на нее, он увидел вдали город, окруженный стенами и сверкающий огнями. Тогда с горной вершины взлетел орел и стал парить над этим пылающим городом. На арфе друида лопнула струна — это был знак, что один из богов умер. Другие орлы присоединились к первому и, подобно ему, расправив крылья, застыли над далеким сверкающим городом.
       Торжественная речь второго друида
       очень далеко, на полпути к вершине горы, на отвесном склоне
      Бледнеют в небесах поддельные богини, Зенит одной звездой свинцовой оперен. Львы Мавритании рычат в своей пустыне, И клювами пробит орлиный аквилон.
      Внизу ползет, как плющ, расплющенное солнце Большого города, где заполночь светло. Что ослепленному тем светом остается? Ждать, чтобы истинное солнце все сожгло.
      Между тем в лесу по-прежнему искали Мерлина. Порою доносился пронзительный, но гармоничный звук — это бог Пан играл на флейте, погоняя стадо прелестных сфинксов.
       Стадо сфинксов
      Ночь в этом лесу подобна киммерийскому мраку. А мы, загадыватели загадок, всё ищем. Мы усмехаемся. Один требует разделить радость на двоих, а получается третий. Отгадывай, пастух!
       Несколько сфинксов
      А если он падает, уже ничего не поделать — ни наслаждаться нельзя, ни страдать. Отгадывай, пастух!
       Сфинксы
      Едва ее ранишь, как она начинает испытывать настоящий голод. Отгадывай, пастух!
       Стадо сфинксов
      Кому по силам умереть? Отгадывай, пастух, чтобы у нас было право умереть по собственной воле.
      И они удалились.
       Сова в дупле дерева
      Да-да, я узнала этих сфинксов. Они пришли из прошлого. Им должны быть больше по нраву оливковые рощи, в которых я долго жила, почитаемая всеми. Когда-то брали за образец мою мудрость, а мое изображение даже чеканили на монетах. Я хорошо вижу в темноте, я узнаю старинные вещи не хуже антиквара. И я рада, что еще не оглохла: я слышала очаровательные загадки этого стада, которое вечно на грани смерти.
      Появилось чудище на драконьих лапах, с кошачьей головой, конским торсом и львиным хвостом.
       Чудище Шапалю
      Однажды я его видел и не удивлюсь, если он умер. Он был очень стар. Я ищу его, потому что он все знал и мог бы меня научить, как иметь потомство. Однако мне и одному неплохо. Я умею мяукать. Хорошо, если он придет, надеясь, что я покатаю его на спине. Хуже, если он умер, но я не собираюсь из-за этого лезть вон из кожи.
       Летучие мыши тяжело взлетая
      Плевать на чародеев! У них отравленная кровь. Нам больше по нраву обжоры, которых разом хватил удар. К сожалению, не часто они объявляются здесь, в лесу. Мы так нежны, наши засосы так сладострастны, и мы влюблены друг в друга. Мы следуем предначертанному, похожи на ангелов, созданы для любви. Неужели нас можно не любить? Разве что комары да пиявки готовы строить нам козни. Мы влюблены друг в друга, и нет ничего более поучительного, чем видеть, как вечерами,
      при луне, мы летаем парами, мы, подлинные образцы земного совершенства.
       Сказочные змеи
       прекрасногубые, с чешуйчатыми телами, оставляющие на земле тысячи извилин
      Нас куда больше, чем думают. Мы хотели бы впиться в него губами, нашими прекрасными губами. Чародей, мы любим тебя, чародей, ты внушил нам такую светлую надежду, и она непременно сбудется. Разумеется, пока мы молоды и способны к деторождению, ибо потом бесполезно пожирать кого-либо глазами. Мы животные, хотя и крещены, но, вопреки этой светлой надежде, нередко забираемся в свои удобные жилища и кусаем сами себя, кусаем себе губы, наши прекрасные губы.
       Лягушки
      И почему мы всегда оказываемся на бессмысленных шабашах, мы, царицы прудов, хоть и не поем подобно царицам? Все нас домогаются, как вдовствующих монархинь. Ох уж эти трогательные женщины! О женщины!
       Ящерицы едва шевелясь
      Что за скверные ночи! Весной по ночам заморозки, но завтра, похоже, солнце вовсю припечет.
      Старая сказочная змея со своим змеенышем
      Губы высохли, выцвели губы. Вот и все, чародей, вот и все, выцвели губы мои.
       Сказочные змеи
      Мы хотели бы впиться в него губами, мы их облизываем, чтобы они казались еще краснее. Чародей, мы любим тебя, чародей! Ах, если бы надежда осуществилась! Разумеется, пока мы молоды и способны к деторождению, ибо потом пожирать кого-либо глазами бесполезно и нам, — несмотря на то, что мы крещены, мы всего лишь животные и вопреки этой светлой надежде нередко забираемся в свои удобные жилища и кусаем себе губы, наши прекрасные губы, мучаясь от бессонницы.
       Сова не двигаясь
      Эти современные, а та, что вот сейчас пришла, древняя. Она несчастна, она вовсе не думает о чародее. Ей и вправду больно. Она очень высокая. Местами на ее теле видны ожоги от небесного огня. Она кричит, как ночная птица, и я горжусь тем, что такая превосходная особа мне подражает. Ух!.. Ух!.. С тех пор как я ее знаю, она много раз становилась матерью.
       Змеиный выводок на лесной опушке
      Кто это так жалобно кричит? Это не ночная птица. Голос больше похож на человеческий. За чем дело стало? Нам надобно приподняться и с шипением оглядеться. Если бы двурогие расспросили эту женщину, что кричит, как ночная птица, она бы, конечно, подтвердила наше райское происхождение. Мы видели ее, она была в земном раю, когда там были мы. А мы все шипим, мы ищем нашего соплеменника, того, кого любим и кто умереть не может.
       Лилит кричит, как ночная птица, высоко над лесом
      Все дети — мои, я праматерь, все дети — мои! Увы! О бегство! О злоба иерархов! О изгнание! Увы! Я забыла имена ангелов, которые меня преследовали. О Красное море, ты так далеко!
       Аббат в своей келье, отрываясь от рукописи
      Лилит вопиет, как зверь в пустыне. Моя душа ужасается, ибо несовершенна, а потому боится Дьявола. Хоть я и стар, но позволь мне, Господи, распорядиться толикой оставшейся жизни, дабы завершить мое земное бытие. Освободи меня, Господи, от жалобных воплей этой отступницы! Возгласы ее смущают мое одиночество, ибо это крики живой женщины. Освободи меня, Господи, от женских криков! Благослови мои труды и прими урожай моей старости! Моя седая старость, белая, как выцветшее надгробье, моя бедная трясущаяся старость прочна и спокойна в любви к тебе, Господи. Исполни меня желанием неутоленной любви! Не отворачивайся от своего слуги, Господи, даже если из чрезмерной осторожности он сторонится бездны. По правде сказать, бездны созданы вовсе не для того, чтобы от них отворачиваться, но для того, чтобы преодолевать их одним прыжком. Сделай же так, Господи, чтобы я более . не слышал криков этой великанши, этой чадолюбивой отступницы, ибо от них ужасается душа моя. И поскольку она отступница, моя душа бессильна что-либо сделать для этой проклятой матери. Смилуйся, Господи, ибо я не молился за ту, что вопиет, как зверь в пустыне, за мать, за проклятую. Но хотя бы во имя урожая моей старости освободи эту мать от твоих ангелов, освободи эту мать от твоих благих ангелов, о Господи, Господи, ибо она мать. И во имя Красного моря, Господи, которое после ее изгнания в бессмертие Ты явил своим солнечным небесам и своему избранному народу. Да будет так.
      Лилит смолкла и исчезла. Все дети в округе умерли этой ночью. Змеи-искательницы продолжали жалобно шипеть в лесу, глухом и мрачном.
       Выводок змей
      Увы, эта мать исчезла, не успев подтвердить истину. Скрылся свидетель нашего райского происхождения. А мы ведь и впрямь родились в земном раю и всем телом касаемся нашей земли. Мы шипим и ищем этот рай, он существует и нам известен. И с шипением ищем нашего соплеменника, того, кого любим, и кто умереть не может.
       Сова в дупле
      Теперь, когда замолчала эта кричавшая, как я, в ночи, моя старость кажется мне еще более тяжелой и унылой. Может быть, эта мать ныне счастлива, и стоило бы предпочесть ее горести и стенания моему благополучному ночному гуканью. Сколько всего я вижу и слышу в лесу, глухом и мрачном! Столько созданий, древних и нынешних. Опыт мне подсказывает, что эта ночь будет находкой для антиквара.
      Толпа созданий, прекрасных и безобразных, веселых и печальных, наполняла глухой и мрачный лес. Явились демоны обоего пола, и среди них — сатиры, фавны и лесные духи; явились гномы и карлы; вслед за нимфами то там, то здесь мелькали вулканы, блуждающие огоньки и крылатые существа, пожиратели огня. В разнообразных старинных экипажах прибыли волшебники со всех сторон света: слепец Тиресий, который благодаря богам мог становиться то мужчиной, то женщиной, Талиесин и Аршелаус. Явились волшебницы — Цирцея, Ом-фала, Калипсо и Армида. Явились вампиры, вурдалаки, ламии и лемуры — и лес наполнился пророческим постукиванием кастаньет. Явились вещуньи и прорицательницы — Дельфийская жрица, Аэндорская волшебница и Кумская сивилла. Явились дьяволы всех разборов, а также самые красивые дьяволицы и сатанихи. Явились бедные колдуны в поисках тех, кому можно продать изготовленные ими смрадные снадобья, и опытные ведьмы, прислужницы при ворожбе, со своей всегдашней утварью, которая может понадобиться по малейшему поводу,— котелком и метлой. Явились знаменитые маги, алхимики и астрологи. Среди последних выделялись три призрака волхвов, пришедшие из Германии, одетые как священники и с митрами на головах.
       Призраки трех волхвов
      В давние времена мы часто смотрели на звезды, и как-то ночью одна из них, возблистав в зените, указала путь, по которому мы, волхвы, пришли из трех разных царств к одной и той же пещере, однако там уже были набожные пастухи, собравшиеся незадолго до первого дня новой эры. С тех пор нам, священнослужителям из западных стран, никогда больше не светила путеводная звезда, и все же сыновья богов продолжают рождаться, чтобы принять смерть. Ныне ночь Погребального Рождества, мы знаем это, хотя и забыли науку звезд, но зато изучили на Западе науку теней. Мы ждали этой блаженной ночи с того дня, как нам отрубили головы. Мы пришли в этот лес, глухой и мрачный, ведомые тенью. Наши полые головы бескровны, западная бледность покрывает наши лица, в которых нет больше ни капли восточной крови. Мы пришли сюда, ведомые тенью.
       Призрак Бальтазара с лицом мертвеца, белым., как пятна на ногтях
      Сын поддельного бога под камнем спит, Этот старик любовью убит. Забудем в пути о вещем светиле — Нас только тень приведет к могиле.
       Призрак Каспара с лицом цвета неплавленого воска
      Мы не приносим, подобно волхвам, Золото, мирру и фимиам, Однако ртутью, солью и серой Украсим этот могильник серый.
       Призрак Мельхиора с темным лицом цвета слоновьей кожи
      Поруганной честью родившей того, Кто ведал пророчество и волшебство, Клянемся забыть о вещем светиле — Нас только тень приведет к могиле!
      Итак, призрак Бальтазара нес ртуть, призрак Каспара — соль, а призрак Мельхиора — серу. Тень, которая вместо звезды указывала им путь, оказалась превосходным провожатым: все трое остановились как раз перед склепом, возложили свои дары на камень, постояли с минуту в задумчивости и, один за другим, отошли в сторону.
      Их место заступили маленькие святые, те простенькие фигурки, которыми украшают Рождественские ясли, — тень указующей тени тоже привела их к надгробию. Крестьяне, вилланы, крепостные, слуги, ремесленники и торговцы принесли на могилу чародея всевозможные яства — бутылки с темными винами, ветчину, свиную колбасу, фазаний паштет, изюм, пряности, мак, лавровый лист, розмарин, тимьян, базилик, мяту, майоран, ягоды можжевельника, тмин; были там говядина, свинина и дичь; были фрукты; были бисквиты, круглые пироги, торты, сушки, пирожные с кремом и ватрушки с сыром, а также все виды варенья. Столько яств было положено на могилу, что под ними скрылись и сам камень, и те дары, которые возложили на него призраки волхвов.
       Призраки маленьких святых
      Ведомые тенью указующей тени, тенью киммерийского мрака, мы несем тебе, сын жрицы, вкусные блюда, бесполезные для тебя. Мы не дарим тебе ничего молочного, поскольку ты презираешь стада, и это столь же верно, как то, что ты не слышишь, как стройным хором мы поем наши фаршированные куплеты. Да, сегодня блаженная ночь, Погребальное Рождество, и поскольку ты не зажег огня, никакой доброй воле не пробиться сквозь этот мрак.
      Призраки маленьких святых удалились, а затем исчезли, словно по волшебству, подобно тому, как исчезли призраки волхвов.
       Голос чародея
      Слишком уж много дивных и волшебных персонажей пришли в этот лес, глухой и мрачный, — не обмануть им меня миражами Погребального Рождества! Однако дары подлинные, и я мог бы найти им достойное применение. Проклятые миражи моего Погребального Рождества! Реальные дары призрачных волхвов слишком роскошны, так роскошны, что я опасаюсь воспользоваться ими наугад, не зная их настоящей цены. Реальные дары призрачных святых наполнили меня радостью, у меня даже слюнки потекли. Увы, про хлеб-то они забыли. Этот волшебный мираж жесток, как желание. Они забыли про хлеб.
       Урганда
       непризнанная колдунья без метлы
      Среди самых больших редкостей на земле наверняка можно назвать фекалии Папы Римского, однако меня куда больше устроило бы немного дерьма того, кто нынче умер. Я ищу именно этот уникальный продукт, а вовсе не само тело чародея. Ненавижу спать с трупами, но что еще делать возле трупа, как не спать.
       Колдун
      Я знаю превосходные травы и растения против ворожбы: ирландскую траву, селаж, мандрагору, белый вереск. До меня дошел слух, что дева заколдовала чародея, и теперь многие утверждают, что он умер. Я опоздал, но пришел с самыми лучшими намерениями.
       Эльфы в хрустальных башмачках
      Поползновения бессильны перед силой воли. Ты ничего не можешь, импотент!
       Колдун
      Я четырех детей вскормил!
       Эльфы
      Бедняга! Мы тебе доверим большой секрет. Иди в Арденнский лес, там ты найдешь маленькую речку, поросшую ольхой; это Амблева, в ней полно жемчуга.
       Колдун
      Спасибо, благодетели. Какой мне теперь резон искать чародея? Я стану искателем жемчуга.
      Тут во всей своей красе явились в лес кудесницы, самые вероломные на свете.
       Медея
      Я с удовольствием расцелую ту, что сгубила чародея. Я расцелую ее, будь она даже призраком. Я презрела науку побегов. Чародей! Плюю на эту землю, как хотела бы плюнуть на тебя самого.
       Далила
      Бессердечная мать! Ты отдала аргонавту золотое руно, зато я отрезала волосы у своего возлюбленного. Мы обе любили, но по-разному. Ты любила сильных мужчин, а я была сильной женщиной. Та, что заколдовала чародея, наверняка последовала моему примеру и отрезала у него волосы. Как думаешь?
       Медея
      Искательница вшей, не говори о волшебстве! Густоволосый после стрижки становится смешным. Стала бы ты сильней или слабей, если бы тебя остригли? Ни то, ни другое. Смогла ли бы ты справиться со стриженым без помощи других мужчин? Из-за тебя все пошло прахом. Мужчина всегда был сильнее тебя, сильнее женщин.
       Елена старая и накрашенная
      Признаться, в ту пору, когда я любила троянского пастуха, а он любил меня, мне было больше сорока. Но тело мое было прекрасным и белоснежным, под стать моему отцу, влюбленному лебедю, который уже спел свою последнюю песню. Я была хороша, да и нынче я куда красивей той девочки, которую совратил победитель разбойников. Я была на редкость хороша, я знала, как быть красивой и в наготе своей, и в каждодневных борениях. Я знала также (поскольку Полидамна обучила меня этому в Египте), из каких трав делать притирания и приворотные зелья. Я прекрасна и — в колдовстве или во плоти — всегда остаюсь счастливой и неутомимой любовницей, к тому же я никогда не стригла своих возлюбленных и не убивала своих детей. Зачем уничтожать мужчин? Они и без нас умеют истреблять друг друга. Хотела бы я знать, почему эта дева решила убить старика, который был ее любовником, а ведь он, конечно же, был ее любовником.
       Анжелика
      Кому это ведомо? Она одна это знает, ведь он обучил ее всему, что знал сам. Никто не сможет разгадать загадку смерти чародея. Мужчины и без нас умеют истреблять друг друга. Он уже умер, тот юноша, которого я нашла однажды в лесу, которого я исцелила и который полюбил меня так, как полюбила его я. Тогда мне было сорок лет, и я была хороша более чем когда-либо. Нет, нет, вовсе нет смысла в том, чтобы женщина убивала мужчину.
      Затем послышались жалобные пени. То стенали колдуньи, дьяволицы, чародейки и волшебницы.
       Женский хор
      Вот он, живой дух, живой запах женщины, в этом лесу, глухом и мрачном. Самцы вступают в пору спаривания, думая, что ирреальность становится правдой. Но Анжелика только прикидывается живой в этом лесу, глухом и мрачном.
       Мужской хор
      Разве это столь редко и странно? Иногда ирреальность становится разумной и вглядывается в то прекрасное, что существует в его образах. Какой же образ в наш век прекраснее образа Анжелики? Мы тебя любим, разумная ирреальность, мы тебя любим, потому что ты подобно нам ищешь высшую красоту века — труп чародея. Однако наш разум беспомощен: чародей погребен, и мы никогда не сможем его увидеть. Разумная ирреальность, мы и впредь будем любить тебя, чтобы скорбеть до конца наших дней, ибо отныне мы тоже разумны, но слишком поздно: этот прекрасный, прекраснейший труп погребен, мы никогда его не увидим, и, несмотря на всю нашу любовь, ты так и сгинешь бесплодным в нашем бесформенном сознании, ты, разумная ирреальность, которую мы так любили.
       Анжелика
      На самом-то деле я жива и счастлива в любви, куда счастливее той, чьи звездные братья, Диоскуры, мерцают на небе. Да, я жива, жива! Я родилась на Востоке, проклятая нечестивица, тогда-то я и была призраком, а вовсе не теперь, когда я живу по-настоящему и проклинаю вас, порождения вымысла, поскольку с тех пор я крестилась, приняв крещение от самого чародея.
       Смешанный хор
      Китаянка взывала к нам своим истинным голосом. Однако это не зов невинности, это жалкое признание. Посмотрите, как она преклоняет колени. Она не молится, она прикрывает лицо руками от стыда. Ее скорбь показная. Ее стыд — признак злобности. Неужто труп чародея был настолько постыден, что его надо было зарыть и спрятать от наших глаз? Увы! Увы, славный труп, должно быть, смердит.
      Женский хор Она не девственница. Надо бы за нее помолиться.
       Анжелика
      Я вас проклинаю! Да, я не девственница, но я царица, возлюбленная, мое имя говорит само за себя. Я буду спасена.
       Неслыханный хор небесных чинов
      Имеющая ангельское имя его достойна. Возлюбим же ее и передадим эту любовь из уст в уста, от одного безмолвного имени к другому, чтобы и наши имена говорили сами за себя. Откроем же пред ней небесные врата, ибо она возлюблена нами.
       Анжелика
      Восхваляю тебя со скорбью, моя черная греза, сон моей судьбы.
       Неслыханный хор небесных чинов
      Эта сорокалетняя прекрасна, как юная девственница, поскольку у нее ангельское имя. Она забыла все языческое, колдовское, все данное ей от природы. Ее имя повергает самцов в нерешительность. Откроем же пред ней небесные врата, ибо она уже на коленях.
       Мужской хор
      Мы тебя любим, о коленопреклоненная Китаянка, мы тебя любим вопреки твоему имени.
      Один за другим они изнасиловали эту разумную ирреальность, эту прекрасную и точную копию живой Анжелики. Лес, глухой и мрачный, наполнился древними криками сладострастия. Живая, она еще долго трепетала, а потом, вся израненная, умерла. Тело ее содрогнулось с последним хрипом бесстыдной страсти и, все еще на коленях, согнулось так, что голова мертвой коснулась земли. Ночной мрак не стал помехой грифам, которые со всех сторон слетелись на запах трупа и, разорвав на лоскутья, унесли по ту сторону небес зримую плоть покойницы.
       Неслыханный хор небесных чинов
      Душа этой бесплодной сорокалетней женщины очистилась в радостной муке. Она пребудет обнаженной на небесах, где ее введут в дом огня, ибо имя ее сказало само за себя.
       Изнасилованная
      Ничего более не знаю, все неизреченно, и больше нет тени.
       Архангел
       неслыханный, мимолетом
      Она спасена благодаря своему имени. Она все сказала и ничего более не знает.
       Архангел Михаил неслыханный и победоносный
      Прежде бывало, что иных осуждали на муки, несмотря на их имя. Не говорите: она спасена. Сущность ее теперь обнажилась. Она возносится, она решительна, она знает, что делает, у нее нет имени.
       Херувим
      Спасена, спасена, раз ее не видно, она уже слилась с Богом.
       Мужской хор
      Ну да, она божественна.
       Неслыханный хор небесных чинов
      Она спасена, потому что у нее ангельское имя.
       Архангел Михаил
      Она проклята.
      Тщетно, от сферы к сфере, искала мировая скорбь то место на небесах, где могла быть обреченная душа.
      Огорчились насильники и с протяжными, заунывными стонами исчезли из леса, глухого и мрачного. На прогалине, разбросанные по земле, остались лежать кости их жертвы, чью плоть унесли грифы за изменчивый горизонт. И только несколько фей, не знающих, что произошло, все еще бродили в поисках чародея по лесу, глухому и мрачному.
       Мадуана
      Это справедливо, если его обманули. Он сам из тех, кто при случае даже фею обведет вокруг пальца.
       Лори
      Сестра моя, ты говоришь о Ларисе, о том рыцаре, который обманул тебя в Мальвернском лесу? Что ж, если любишь, можно и обмануться.
       Элинор
      Ты так говоришь, потому что безответно любишь Говэна, солнечного рыцаря. Озерная дева не обманывала чародея.
       Мадуана
      Чародей прекрасен, но страшно обманут. Беда, если он и вправду мертв.
       Лори
      Так ли это? А вот Озерная дева исчезла.
       Элинор
      Может, она сама и умерла?
       Мадуана
      Возможно. Вот был бы мне подарок, я мечтаю, чтобы чародей обратил на меня внимание! Но способна ли она умереть?
       Лори
      Конечно, она на все способна. Если она умерла, то от родов.
       Элинор
      Не будем ничего придумывать. Все говорят о смерти чародея, а у нас о ней какие-то смутные сведения.
       Лори
      Зато у нас есть сведения о его жизни.
       Мадуана
      Только он один все знает.
       Элинор
      А дева? Дева?
       Лори
      Ей никогда не будет ведома истина.
       Голос мертвого чародея
      Я мертв и хладен. Уходите, феи. Она бодрствует здесь, на могиле, заваленной прекрасными дарами, — та, кого я люблю, кто знает больше, чем знаю я, но так и не смогла меня постичь. Уходите. Вскоре мой труп сгниет, и я не хочу, чтобы вы меня этим попрекали. До самой смерти я пребуду в тоске, и когда мое тело было живым, оно исходило кровавым потом. До самой смерти моя душа пребудет в тоске, и причиной тому мое Погребальное Рождество, эта драматическая ночь, в которой предан проклятию вымышленный образ, оказавшийся на моем месте, разумный и обреченный.
       Феи
      Совершилось! Пойдем в другое место, поразмышляем над нашим невольным проклятием.
      Феи удалились, и, покуда Озерная дева все еще сидела на могиле чародея, подрагивая от озноба, вновь появилось чудище Шапалю на драконьих лапах, с кошачьей головой, конским торсом и львиным хвостом.
       Чудище Шапалю
      Мяукал я, мяукал, но повстречал только ночных сов, которые подтвердили, что он умер. У меня никогда не будет потомства. Его имеют только достойные. Признаться, за собой я никаких достоинств не знаю. Я нелюдим. И проголодался, очень проголодался. Вот достоинство, которое я в себе открыл: я голодный. Нужно найти еду. Кто ест, тот не одинок.
      Несколько сфинксов отстало от прелестного стада бога Пана. Темнота оказалась им не помехой — глядя на чудище мерцающими проницательными глазами, они приступили к нему с вопросами.
       Сфинксы
      Твои ясные глаза выдают смышленое существо. Ты такой же, как мы: в тебе множество «я». Скажи истину. Вот загадка. Она нетрудная, потому что ты все-таки животное. Что самое неблагодарное? Отгадывай, чудище, чтобы у нас было право умереть по собственной воле. Что самое неблагодарное?
       Чародей
      Рана самоубийцы. Она, убивает своего творца. Я говорю вам это, сфинксы, из соображений высшего гуманизма: вам всегда казалось, что вы на пороге смерти, пусть же у вас будет право умереть по собственной воле.
      Сфинксы, отставшие от прелестного стада бога Пана, встали на дыбы, побледнели, улыбка на их лицах сменилась мерзкой, панической гримасой страха, и вдруг, выпустив когти, они вскарабкались на деревья, каждый на свое, и с высоты низверглись на землю. Чудище Шапалю, ни о чем не догадываясь и ничего не понимая, стало невольным свидетелем внезапной смерти сфинксов. Оно насытило свой лютый голод, сожрав их еще трепещущие тела. Между тем в лесу светлело. Опасаясь прихода дня, оно быстрее заработало челюстями и сладострастным языком. И едва настал скорбный рассвет, чудище Шапалю бросилось в самую темную глушь. С зарей лес наполнился шумом и ослепительным светом. Проснулись певчие птицы, а старая мудрая сова заснула. Много разных слов прозвучало этой ночью, но чародей удержал в памяти и до конца осмыслил разве что слова обманутого друида, пришедшего к морю: «Я учусь опять превращаться в рыбу». И улыбнулся, вспомнив изречение мяукающего Шапалю: «Кто ест, тот не одинок».
      Солнце освещало лес, прохладный и цветущий. Птицы щебетали. Ни единого человеческого звука не примешивалось к лесному шуму. Озерная дева ощутила благотворность первых лучей. Даже намек на окружающую беду ее не тревожил, наоборот, радость от встречи с утром росла в ней, поскольку она была уверена, что чародей, лежащий в могильных потемках, не разделит с ней эту радость. Муравьи и пчелы суетились во имя благополучия своих мирков, но Озерная дева не обращала на них внимания, она презирала племена, стада, вообще любую толпу.