Робин Дж. АПДАЙК

САДДАМ ХУСЕЙН

(ПОЛИТИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ)

Робин Дж. АПДАЙК (судя по всему — псевдоним российского автора или даже, учитывая разночтения в транскрипции имен, коллектива авторов)

Он занимает все ведущие посты в государстве. Президент и глава исполнительной власти. Председатель Совета революционного командования. Верховный главнокомандующий. Генеральный секретарь регионального руководства Партии арабского социалистического возрождения — Баас.

Саддам Хусейн давно уже считает себя лидером Арабского Востока и борцом за интересы народов третьего мира. Для Запада Саддам Хусейн — это диктатор, «способный на все». Для третьего мира — защитник обездоленных и угнетенных, единственный политический лидер, способный противостоять «империалистическому Западу». Секрет популярности Хусейна в развивающихся странах прежде всего в том, что он сумел персонифицировать конфликт Север — Юг. И наиболее отчетливо это проявилось в ходе войны в Персидском Заливе в начале 1991 года, которая стала первой войной против угрозы «бедного Юга».

Культуролог сказал бы, что это было столкновение двух культур — западной с ее рационализмом, прагматизмом и научно-технической ориентацией и во многом мистических, традиционных ценностей арабского мусульманского Востока. Подобный взгляд помогает объяснить парадоксальный для европейского сознания феномен — почти всеобщую поддержку агрессора и диктатора Саддама Хусейна в арабском мире. Ирак бросил вызов «империалистическому Западу», бедный Юг — богатому Северу. На культурно-психологическом уровне «саддамомания» проявилась как всплеск арабского самосознания и конфронтационного мышления.

Саддам Хусейн представлял свою страну «бедняком, сражающимся с империализмом, сионизмом и богатыми нефтяными магнатами Залива». При этом иракская пропаганда попадала на хорошо подготовленную почву. По словам французского востоковеда Жиля Кепеля, на сторону Саддама Хусейна встают народы, «испытывающие чувство, что они обмануты Историей, лишены доступа к современным достижениям и богатству, унижены высокомерным Западом». Иракские средства массовой информации возвели Багдад в ранг «столицы веры и победы», а главную святыню ислама — Мекку в Саудовской Аравии — низвели до положения «оскверненной пленницы американцев».

Обращаясь к арабам, Саддам Хусейн говорил о том, что Ирак всегда будет «верным стражем земли арабов», что Баас — это «рыцарь, который восстановил честь иракского народа и арабской нации». Однако в словах этих немало обычной популистской риторики. Само понятие «арабский мир», как ни странно это звучит, являет собой «общность противоречий» и для большинства населяющих сто людей представляется весьма смутным. Народы, здесь проживающие, используют в качестве средства общения арабский язык, но его региональные диалекты столь существенно различаются, что алжирец, к примеру, с большим трудом может понять сирийца. Главная религия арабов — ислам, но они исповедуют и христианство. К тому же мусульмане разделены на суннитов и шиитов, вражда между которыми имеет многовековую историю.

Арабский мир давно уже превратился в зону нестабильности, вовлекая в свои неурядицы и конфликты другие государства. Банды террористов, базирующихся именно здесь (многие из них проходили подготовку в Советском Союзе), наносили удары по целям в Лондоне, Мюнхене, Риме, Париже. «Нефтяной кризис» 1973 года, инициированный ОПЕК в отместку за поражение арабского оружия в войне Судного Дня (октябрь 1973), поставил с ног на голову всю мировую экономику. Конфликт в Заливе завершился быстро, но на протяжении всех 90-х годов арабо-мусульманский мир продолжает генерировать новые и новые импульсы нестабильности.

Сердцевина ближневосточного конфликта — противостояние арабов и Израиля, которое во многом объясняет поведение Саддама Хусейна с его абсолютными неприятием Израиля и сионизма.

— Картами Белого дома играет сионизм, — говорил Саддам в интервью американской телевизионной компании Си-Эн-Эн в начале 1991 года. — Это сионизм направил вашу армию сюда. Это битва с сионизмом.

Поведение Саддама Хусейна подчас напоминает постановку театра абсурда. Одержимый ненавистью к Израилю и «сионистам», он неизменно подключался ко всем последним арабо-израильским войнам на Ближнем Востоке, хотя не мог не знать, насколько плачевно для арабов они обычно заканчивались.

В ходе Синайской кампании в ноябре 1956 года за семь дней Армия Обороны Израиля, состоящая в основном из резервистов, прошла весь Синайский полуостров и вышла к Суэцкому каналу. Треть египетской армии Гамаль Абдель Насера была разгромлена. В плен попали более трех тысяч египетских солдат, которые скитались по пескам и умирали от жажды. Вскоре всех их обменяли на одного-единственного израильтянина, попавшего в плен. В целом же Израиль потерял 172 человека убитыми и 800 ранеными. Число погибших в армии Египта исчислялось тысячами.

ООН заставила Израиль уйти из Синая. Протестуя против этого решения, Голда Меир говорила с трибуны ООН:

— В Израиле люди уходили в пустыню или пускали корни в каменистых горных склонах, чтобы строить новые деревни, дороги, дома, школы и больницы, а арабских террористов посылали из Египта и Иордании их убивать. Израиль рыл колодцы, прокладывал водопроводы. Египет посылал федаинов их взрывать. Мы строили детские ясли, федаины бросали в них гранаты.

Накануне Шестидневной войны 1967 года в Синае было сконцентрировано 100 тысяч египетских военнослужащих и более 900 танков. С севера Израилю угрожали 6 сирийских дивизий и 300 танков. К египетско-сирийскому союзу подключилась Иордания, выставившая 7 бригад и 270 танков.

Последним в антиизраильскую коалицию вступил Ирак, подписавший с Насером договор о совместной обороне. Израиль ударил первым, чтобы предотвратить нападение этой огромной военной машины.

Война длилась шесть дней, однако исход ее был предопределен в течение первых шести часов, когда прямо на аэродромах было уничтожено большинство египетских самолетов. После этого начались наземные бои. Армии Героя Советского Союза Насера были наголову разбиты. За четыре дня боев египтяне потеряли 700 танков (в основном советского производства) и 17 тысяч военнослужащих. После некоторых колебаний король Иордании Хусейн отдал в самом начале войны, 5 июня, приказ об обстреле Иерусалима. Тогда армия Израиля ударила и по Хусейну. Битва за Восточный Иерусалим, контролируемый иорданцами, стоила жизни многим израильским солдатом, которые сражались врукопашную на узких улицах, чтобы танками и снарядами не разрушить город, являющийся священным сразу для трех религий — иудаизма, христианства и ислама.

В Иерусалим вступили части израильской армии во главе с генералом Моше Даяном, который в молодости в одном из сражений потерял глаз и носил кожаную черную повязку. Именно тогда в неиссякаемом советском народном фольклоре родился анекдот:

— Как восстановить равновесие на Ближнем Востоке?

— Надо присвоить Моше Даяну звание Героя Советского Союза и выбить глаз Насеру!

В ходе войны была практически уничтожена вся система противовоздушной обороны Египта, созданная советскими специалистами. Из 1 350 танков и самоходных артиллерийских установок Египта более 700 остались на Синае, поскольку были брошены во время бегства.

Самой успешной для арабского, а точнее, советского оружия, стала война Судного Дня (или шестичасовая война), но и то лишь на ее первом этапе. В эту войну Саддам Хусейн уже включился непосредственно. Но завершил он ее со счетом 1:14: иракцы сбили 1 израильский самолет, а израильтяне — 14 иракских. Затем Хусейн начинает войну с Ираном, которая продолжалась восемь лет и нанесла огромный ущерб той и другой стране.

Не менее абсурдной для стороннего наблюдателя выглядела и агрессия Саддама Хусейна против Кувейта. А после разгрома Ирака войсками международной коалиции и освобождения Кувейта Саддам Хусейн объявил о своей «небывалой победе над империалистами и сионистами». Ведь он бросил вызов неверным во имя священной борьбы. Десятки тысяч молодых людей из многих других стран, и не только арабских, готовы были встать под его знамена.

Посольство Ирака в тогдашнем Советском Союзе получило более 10 тысяч писем от добровольцев — мусульман, «афганцев», военных.

Письмо от бывшего военного из Новочеркасска:

«По специальности я техник танковой роты. Мои родные машины — Т-72 и Т-64. Я выражаю полную солидарность с народом Ирака. Вы единственная реальная сила на Ближнем Востоке, а главное — справедливая. Я готов сражаться в рядах иракской армии против американского империализма и израильского сионизма».

Письмо из Тбилиси:

«В знак протеста против действий правительства СССР по отношению к Ираку, в знак поддержки моего кумира Саддама Хусейна прошу зачислить меня добровольцем в армию Иракской Республики».

Письмо из Ленинграда:

«Прошу направить меня добровольцем в Ирак. Готов, не щадя своей жизни, сражаться с американским империализмом. Кто-то должен остановить США».

Однако Советский Союз все же проголосовал в ООН за применение силы против Ирака в связи с его агрессией против Кувейта в 1990 году.

Именно в ходе войны в Заливе Саддама Хусейна нередко именовали «маньяком» и «безумцем». По данным журнала «Тайм», израильская разведка «Моссад» давала на экспертизу образец почерка иракского диктатора. Вывод был однозначным — тяжелая форма мании величия с ярко выраженными признаками паранойи. Однако не слишком ли это упрощает характер и личность Саддама Хусейна? Газета «Нью-Йорк тайме» отмечала, что многие считают его тщеславным, коварным, беспощадным, но отнюдь не безумным. Его мотивы и цели вполне объяснимы, даже если мир считает его методы недостойными.

Известный психиатр, профессор Университета Джорджа Вашингтона Джеральд Пост полагает, что нет никаких оснований подозревать у Хусейна какое-либо психическое расстройство. Он не импульсивен, действует рассудочно, может быть очень терпеливым, используя время как оружие. Однако Пост видит у иракского диктатора сильную «параноидальную ориентацию»: тот всегда готов к возмездию и не без оснований считает себя окруженным врагами. При этом Саддам Хусейн игнорирует свою роль в формировании этих врагов и с видом праведника угрожает им. Он убежден в том, что США, Израиль и Иран объединились с целью уничтожить его.

Действительно, многие поступки Хусейна трудно понять и объяснить. Но «проблема понимания» в том, что диктатор Ирака оценивается в плоскости западного мышления, с позиции современной европейской культуры. Однако Саддам Хусейн — это человек, принадлежащий иной культурной традиции, являющийся носителем черт арабского национального характера. К тому же он должен соответствовать имиджу, которого от него ожидают армия и население Ирака.

Английский исследователь психологии арабов Джон Лаффин говорил:

— К сожалению, любой, кто критикует арабов, неважно, сколь конструктивно, рискует получить со стороны арабов клеймо «произраильтянина» и, следовательно, «антиараба».

Специалист по национальной психологии из США Рафаэль Патаи полагает так:

— Арабы очень чувствительны к оскорблениям, намекам, насмешкам. Иногда они воспринимают как обиду совершенно невинные действия и слова.

Российский журналист Дмитрий Згерский:

— Там, где европеец воспринимает критику в собственный адрес или в адрес своей страны вдумчиво и согласится с ней, араб возмутится, оскорбится, предпримет ответный выпад. В компании арабов, как правило, будут охотно смеяться над русским Иванушкой-дурачком, но всякую насмешку в том же духе над арабским дурачком воспримут как личное оскорбление.

По своей натуре и менталитету Саддам Хусейн — яркое олицетворение арабского национального характера с его неприятием критики, стремлением до конца «сохранить лицо», повышенной эмоциональностью и подсознательным «комплексом неполноценности», который они, арабы, как бы стремятся заглушить грубой риторикой в адрес Израиля. Ливанский публицист аль-Бакрадуни считает, что Хусейн — воплощение бедуина с непомерной отвагой и темпераментом, не знающими границ честолюбием и самомнением. Он, как азартный игрок, спешит первым нанести удар, невзирая на опасность, не обращая внимания на потери. Для него превыше всего — честь. Стать посмешищем в глазах всего мира для него — хуже смерти.

Саддам Хусейн — политик, но это политик в арабском мире, политик, принадлежащий своей культуре и своей цивилизации. Не будем забывать, что в арабских государствах, за исключением разве что Египта и Туниса, нет ни одного руководителя, который был бы избран путем свободного волеизъявления народа. Легитимность этих режимов строится прежде всего на традициях. Саддам Хусейн с трудом воспринимает слово «демократия», иначе он смог бы провозгласить Ирак еще и «родиной демократии». Ведь именно здесь несколько тысячелетий назад появились первые города-государства, в управлении которыми участвовало народное собрание. Шумеролог С. Крамер даже назвал «собрание мужчин города Урука», описанное в эпосе о Гильгамеше, «первым парламентом».

Для Хусейна политика — это непрерывная борьба за выживание. Конечная цель — остаться в живых и сохранить власть, и эта цель оправдывает любые средства. Верить никому нельзя. Все являются действительными или потенциальными врагами. Нужно ни в коем случае не терять бдительности, заставляя других дрожать от страха, и всегда быть готовым убить прежде, чем убьют тебя.

— Я знаю, что десятки людей стараются убить меня, — сказал Саддам одному своему гостю вскоре после своего вступления на пост президента летом 1978 года, — и их нетрудно понять. В конце концов, разве мы не захватили власть, устроив заговор против наших предшественников?

— Однако, — добавил он, — я гораздо умнее, чем они. Я узнаю, что они сговариваются убить меня, задолго до того, как они начинают планировать, как это сделать. Это дает мне возможность разобраться с ними до того, как у них появляется малейшая возможность уничтожить меня.

Этот устоявшийся взгляд на мир можно частично объяснить неблагополучным детством Саддама, редко дарившим ему надежные узы близких семейных привязанностей, научившим его жестокому закону выживания сильнейших — закону, которому он впоследствии был верен на протяжении всей своей политической карьеры. Но не в меньшей степени это мировоззрение является результатом безжалостной политической системы, в которой он действовал на протяжении последних трех десятилетий и в которой грубая сила была единственным методом политических действий.

Эта безжалостность связана не столько с личными особенностями, сколько с природой иракского государства. Ибо Ирак — это страна противоречий и конкурирующих честолюбий. Это страна со славным имперским прошлым, уходящим в тысячелетия, с амбициозными планами на будущее и все же геополитически ограниченная: фактически окруженная сушей и шестью соседями, из которых, по крайней мере, двое — Турция и Иран — больше Ирака и стремятся к экспансии. Это страна, которая стремится защищать дело арабского национализма, будучи в то же время, по словам ее первого современного правителя, короля Фейсала I, не более чем «невообразимой массой человеческих существ, лишенных какой бы то ни было патриотической идеи, напичканных религиозными традициями и нелепостями... и склонных к анархии». Это страна, раздираемая этническими и религиозными разногласиями, страна, где основное неарабское население — курды — подвергается постоянному угнетению и где большинство населения — шииты — с самого начала образования иракского государства управлялись в качестве неравноправного класса меньшинством, суннитами, которые составляли всего лишь треть населения.

Эта пропасть между мечтами о величии и унизительной реальной слабостью породила разочарование и ощущение ненадежности. Столкнувшись с непрерывным внутренним брожением, а также с труднопреодолимыми внешними испытаниями, правящая олигархия в Ираке была осуждена на постоянные арьергардные бои за политическую законность и личное выживание. Результатом оказалась чересчур знакомая политика насилия, ярким примером которой стала трагедия крошечной ассирийской общины в северном Ираке летом 1933 г. Зверства, совершенные иракской армией против этнического меньшинства приблизительно в 3000 человек, требующего национального и религиозного признания, многими превозносились как акт национального героизма. По всей стране прошли торжества, и в северном городе Мосул «были установлены триумфальные арки, украшенные дынями, обагренными кровью, с воткнутыми в них кинжалами (олицетворяющие головы убитых ассирийцев)».

Когда в июле 1958 года династия Хашимитов, правившая в Ираке со времен ее воцарения в 1921 году, была свергнута военными во главе с генералом Абдель Керим Касемом, изуродованное тело иракского правителя Абдель Илаха разъяренная толпа проволокла по улицам Багдада, прежде чем его повесили на воротах Министерства обороны. Подобным образом обошлись с телом Нури Саида, премьер-министра и «сильного человека» в бывшем правительстве, после того как оно было выкопано толпой из могилы. Когда несогласные офицеры в Мосуле тщетно пытались свергнуть Касема в марте 1959 года, он подверг город самой кровавой бойне в современной истории Ирака. Четыре года спустя изрешеченное пулями тело Касема было показано по иракскому телевидению.

Преемник Касема, собственная партия Саддама — Баас, отнюдь не была снисходительней к своим политическим противникам. Когда ее свергли в ноябре 1963 года, всего после девяти месяцев ее господства, «всякого рода отвратительные орудия пытки» были найдены в подвалах Кашр-аль-Нихана — королевского дворца, превращенного баасистами в пыточный центр. Здесь нашли «электрические провода со щипцами, заостренные железные колья, на которые сажали заключенных, и машину для отсечения пальцев. Везде валялись вороха окровавленной одежды, на полу обнаружили кровавые лужи, а на стенах пятна крови».

Такова была политическая сцена, на которой в 1957 году появился двадцатилетний Хусейн. Не он устанавливал правила игры в этой жестокой системе, хотя он, безусловно, был самым свирепым и изощренным игроком, доведя ее зверские методы до внушающего ужас совершенства. Его природный инстинкт политического выживания оказался безупречным. Взяв пример со Сталина, он добился ведущего положения, избавившись от действительных и потенциальных соперников и заключая по мере необходимости союзы только для того, чтобы разорвать их в самый подходящий момент, в равной степени предавая друзей и врагов. Однажды в Президентском дворце в июле 1979 года он провел чистку, казнив сотни функционеров и военных; некоторые из них были его друзьями и соратниками. Ничто, кроме абсолютной власти и полного подчинения, не могло смягчить его неистребимого чувства опасности.

По оценкам Поста, самые опасные черты Саддама Хусейна — это его мессианские амбиции, его стремление к безграничной власти, отсутствие каких бы то ни было нравственных ограничений, его агрессивность и нетерпимость, его параноидальные наклонности. Для Ближнего Востока трагедией является то, что последствия деформированного мировоззрения Саддама Хусейна не ограничились Ираком. Не раз уже пускался он в весьма рискованные международные авантюры. Однако у него очень ограниченный опыт за пределами арабского мира, и он не всегда способен понять и проанализировать чуждые для него реальности.

И тем не менее в конце XX столетия, после двадцати лет своего правления в качестве официального вождя Ирака, Саддам Хусейн предстает как совершенно неуязвимый арабский лидер. Аятолла Хомейни не желал заканчивать войну, пока не будет уничтожен Хусейн. Но Хомейни ушел в небытие, а его враг продолжает править. Президент США Джордж Буш был одержим идеей свержения иракского диктатора. У него тоже ничего не вышло. После этих двух войн «победитель» Саддам Хусейн выдвинулся в центр народного внимания, и его потребность в «славе и победах» лишь нарастает.

В 1394 году, когда орды Тамерлана наводнили Месопотамию, они не миновали маленького провинциального городка на реке Тигр, в нескольких сотнях миль к северу от Багдада и воздвигли там пирамиду из черепов своих жертв. Город назывался Тикрит, и не случайно именно это место было выбрано, чтобы продемонстрировать свирепость Тамерлана. Мощная крепость с маленьким гарнизоном, Тикрит всегда бросал вызов чужеземным завоевателям, побудив английского историка XVIII века Эдуарда Гиббона определить ее как «неприступную крепость независимых арабов». Это здесь в 1138 году родился Салах ад-Дин (Саладин), легендарный мусульманский военачальник, разгромивший крестоносцев в знаменитой битве при Хиттине и освободивший Иерусалим от христианского владычества. Ровно через 800 лет там же родился нынешний иракский правитель, стремящийся облачиться в мантию своего великого предшественника — Саддам Хусейн.

Саддам всегда с большой любовью и гордостью относился к родному городу. Те немногие, кого он удостаивал своего доверия и назначал на руководящие должности, были в основном выходцами из Тикрита и разделяли глубокую привязанность Хусейна к тому месту, где они родились и сложились как личности. И все же, несмотря на его нежное отношение к Тикриту, детство Саддама было бедным и беспокойным. Согласно официальным источникам, он родился 28 апреля 1937 года. Местом рождения была мазанка, принадлежащая его дяде с материнской стороны Хейраллаху Тульфаху. Отец, бедный безземельный крестьянин по имени Хусейн аль-Маджид, умер до рождения Саддама, и мать Хусейна, Саба, которая не могла содержать сироту, оставила младенца на воспитание в семье Хейраллаха. Имя ребенка, Саддам, что означает «противостоящий», «поражающий», оказалось удивительно пророческим.

Когда Саддам родился, Ирак был сомнительной конституционной монархией, управляемой неиракской династией — Хашимитами, происходившими из Хиджаза (часть современной Саудовской Аравии). Созданный сразу после первой мировой войны великими европейскими державами на развалинах Оттоманской империи, под контролем которой находился Ближний Восток на протяжении почти четырех столетий, Ирак управлялся Великобританией по мандату Лиги Наций до 1932 г., когда он сам вступил в эту международную организацию уже в качестве независимого государства. «Отец-основатель» Иракского государства, король Фейсал I, которому удалось, благодаря авторитету своей личности и умелому руководству, сдерживать различные центробежные силы в стране, умер в 1933 году, и ему наследовал его единственный сын Гази. Преждевременная смерть Фейсала, а также неопытность и мягкий характер Гази (ему был 21 год, когда он вступил на престол) способствовали острой политической нестабильности. За семь лет между получением независимости и началом второй мировой войны в Ираке сменилось не менее 12 кабинетов. В 1936 году страна пережила первый военный переворот; к 1941 их было еще шесть.

Ирак детских лет Саддама отличался тотальной политической неустойчивостью, усугубляемой надвигающейся бурей в Европе и, в конце концов, началом всеобщей войны. Не приемля дальнейшего британского присутствия в Ираке — несмотря на формальную независимость, страна оставалась привязанной к Британии двусторонним договором, подписанным в 1930 году, дававшим ей предпочтительный политический статус и две военные базы на территории Ирака; воинствующие иракские националисты с нетерпением ждали триумфа нацистской Германии и ее союзников. Они полагали, что победа нацистов вытеснит Британию с Ближнего Востока и приведет к реальной независимости Ирака и других арабских земель на Ближнем Востоке. По мере того как немцы набирали силу, антибританские настроения стремительно нарастали, и Багдад стал одним из главных центров деятельности в пользу стран Оси. Открытое столкновение между националистами, которых широко поддерживала армия, и британцами казалось всего лишь вопросом времени.

В апреле 1941 года Лондон обратился к Багдаду с просьбой разрешить высадку и переброску британских войск через иракскую территорию в соответствии с договором 1930 года. Пронацистски настроенный премьер-министр Рашид Али аль-Кайлани, который пришел к власти благодаря военному перевороту, усмотрел в этой просьбе намерение фактически оккупировать Ирак. И все же, понимая, что отказ уступить британским требованиям приведет к его свержению, поспешил заявить о своей готовности выполнить двусторонний договор. Британцы в конце апреля начали высаживать свои войска в южном Ираке. В этот момент Рашид Али приказал своей армии двинуться на британскую воздушную базу в Хаббании, около Багдада, и обратился к немцам за поддержкой. В последующих военных действиях иракская армия была наголову разбита британским экспедиционным корпусом, а Рашид Али и некоторые из его сторонников бежали из страны. Авторитет монархии был восстановлен британскими штыками. Многие участники восстания попали в тюрьму, а некоторые из них были казнены правительством, то ли старым, то ли новым.

Эти события оказали глубокое влияние на жизнь Саддама. Его дядя и приемный отец Хейраллах, армейский офицер и ярый арабский националист, принял участие в злополучном восстании, впоследствии был изгнан из армии и пять лет провел в заключении. Таким образом, малолетний Саддам вынужден был переехать в деревеньку аль-Шувейш, около Тикрита, и жить со своей матерью, которая тем временем снова вышла замуж. Ее новым мужем стал Хасан Ибрагим, брат покойного отца Саддама. В последующие годы он много раз спрашивал свою мать, где дядя, и получал стандартный ответ: «Дядя Хейраллах в тюрьме». По словам самого Саддама, его сочувствие Хейраллаху определило развитие его националистических чувств и разожгло глубокую ненависть к монархии и к иностранной державе, стоящей за ней, чувство, которое он затаил на долгие годы. Как он позже напишет: «Наших детей надо учить остерегаться всего иностранного и не раскрывать никаких государственных или партийных секретов иностранцам... ибо иностранцы — шпионы своих стран, а некоторые из них — орудия контрреволюции и империализма». Переезд из Тикрита в аль-Шувейш был чрезвычайно болезненным для Саддама. Разумеется, в Тикрите, где он родился, тоже не было ничего примечательного. После разрушения тамерлановыми ордами город пришел в упадок. Проезжающие через него иностранные путешественники XIX века находили, что это заброшенное место примечательно только руинами замка на возвышающейся над городом скале. Жители городка, арабы-сунниты, известные своей словоохотливостью, зарабатывали себе на скромное проживание, изготовляя «калаки», круглые надувные плоты, сделанные из шкур животных. И все же по сравнению с аль-Шувейшем Тикрит был бурлящим центром. Как и в большинстве иракских сельских поселений в то время, жизнь в маленькой деревушке Саддама была полна трудностей. В ней не только не было мощеных дорог, электричества и водопровода, но ужасающие нездоровые и антисанитарные условия делали физическое выживание очень трудной задачей. По официальной статистике, детская смертность в трех главных городах (Багдаде, Басре и Мосуле) в 1937 году (год рождения Саддама), доходила до 228 на 1 000 рождений, и, бесспорно, этот уровень был намного выше в сельских районах. Это означало, что один из каждых двух или трех младенцев в иракской деревне был осужден на смерть, не дожив до года, в основном из-за болезней и недоедания. Так что выживание сильнейших было жестокой реальностью для Саддама с первых мгновений его жизни.

Те, кому повезло выжить в раннем детстве, вынуждены были всю свою жизнь страдать от недостаточного питания и болеть многочисленными инфекционными болезнями, такими как малярия, бытовой сифилис, глисты, туберкулез и трахома. Трудности существования еще больше усугублялись страшной нищетой, которая охватывала каждый дом в деревне. По собственным воспоминаниям Саддама, «жизнь везде в Ираке была трудной. Обувь имели очень немногие и надевали ее только по особым случаям. Некоторые крестьяне надевали обувь только когда достигали пункта назначения, желая хоть немного щегольнуть перед другими».

Такова была среда, с которой столкнулся маленький Саддам, попав в деревню. В отличие от Хейраллаха, который как военный офицер занимал сравнительно высокое общественное положение, деревенские родственники Саддама считались «местным отребьем». Таким образом, Саддам был обречен на одиночество. У него не было друзей среди деревенских мальчишек, которые часто смеялись над ним, потому что у него не было отца. Саддам привык носить с собой железный прут, чтобы обороняться. По сообщениям очевидцев, впоследствии высланных из Ирака, Саддам часто развлекался тем, что клал прут на огонь и, раскалив его докрасна, протыкал пробегавших мимо собак, а потом разрывал их пополам. Самым дорогим его сердцу существом, как Саддам позже признавался, была его лошадь. Даже на этой ранней стадии он признавал жестокую «реальность» того, что «отношения между человеком и животным могут временами быть более теплыми, близкими и бескорыстными, чем отношения между людьми». Привязанность Саддама к своей лошади была такой глубокой, что, если верить ему, когда он узнал о смерти любимого существа, у него больше чем на неделю отнялась рука.

Положение усугублялось тем, что никто в семье не проявлял особого интереса к Саддаму, которому с первых дней в деревне приходилось заботиться о себе самому. Его отчим, «врун Хасан», как его называли местные жители, был жестоким тупицей, который забавлялся, унижая Саддама. Обычным наказанием было избиение мальчика палкой, выпачканной в смоле. Отчим заставлял его пританцовывать в попытке избежать ударов. Он мешал Саддаму получить образование, вместо этого посылая его воровать; сообщали даже, что мальчик отбыл срок в колонии для малолетних. Саддам узнал наяву и с малолетства, что «человек человеку волк». Начиная с этого времени он в своих мыслях и поступках всегда руководствовался подозрительностью по отношению даже к близким соратникам, полностью полагался только на себя и стремился запугивать других, чтобы его никогда не сочли жертвой.

Если бы Саддам провел всю юность в глухой деревне своей матери, самое вероятное, что он стал бы неприметным иракским крестьянином. Однако, к его великому удовольствию, в 1947 году, вскоре после того как его дядя вышел из тюрьмы, он уехал от матери и отчима и вернулся в дом Хейраллаха в Тикрите, где начал ходить в школу. Учение было весьма трудным для мальчика, который в десять лет не умел даже написать своего имени.