"Нет!"
      Он дернулся, пытаясь протиснуться вперед, но арфа вместе с ним прочно застряла в этом бутылочном горлышке, привязанная веревкой к оставленному ремню. А Корс Кант, изо всех сил вытянув правую руку, едва дотягивался кончиками пальцев до камней полуразрушенной кладки, до желанной свободы.
      Арфа, подарок от Мирддина в честь того, что он выдержал первое бардовское испытание, не давала обрести ему свободу!
      "Нет! - Корс Кант закрыл глаза, отвернулся от света. - Хватит упрямиться! - подсказывал ему чей-то голос, на сей раз, похоже, его собственный. - Это всего лишь арфа. У Мирддина их десятки - в сундуках и коробах".
      "Но она моя! Я могу развязать веревку и..."
      Бард застрял основательно: правая его рука вытянулась вперед, к каменной кладке, к воле, левая закинута назад, и кончики пальцев едва касались арфы. Юноша попытался отползти назад, но не смог пошевелиться. При этом он все же ухитрился задеть локтем потолок туннеля, и на него сверху осыпалась вековая пыль.
      Он едва-едва касался арфы, он не мог ее ухватить за край и потянуть вперед. И еще Корс Кант понимал: если он попробует отползти назад, произойдет обвал, и тогда ему суждено навеки остаться здесь, превратиться в стражника гробницы, где лежит мумия какого-то мальчика.
      "Будь проклята твоя гордыня! Это всего лишь вещь! Она тянет тебя назад! Из-за нее ты чуть не утонул, из-за нее тебя чуть не убили около бань. Брось ее!"
      "Нет, - наконец решил юноша. - Не могу! Это часть меня, ради нее я столько совершил в жизни с тех пор, как был еще безымянным!"
      Он снова вытянулся, как только мог, прикоснулся к камням кладки. Несколько резких ударов по расшатавшимся камням - и он свободен! Но для этого нужно было проползти еще несколько футов.
      Слезы катились по щекам Корса Канта. Поспешно, пока не передумал, он высвободил левую руку, вытянул ее вперед. Его драгоценный инструмент остался позади, навеки похороненный под падающей сверху пылью.
      "Прощай, моя старая подруга, - грустно подумал он. - Прости, я должен уйти. Вперед, к свету!"
      Оставшись в одной холщовой рубахе, юноша рывком дернулся вперед и нанес удар по каменной кладке.
      Еще удар. Еще... Резкая боль в костяшках пальцев. "В кровь разбил, наверное, - отрешенно подумал юноша. - Неужели плата за свободу состоит в том, что я никогда больше не смогу играть?"
      Все было бесполезно. Потолок обрушился вновь. Юноша дико закашлялся, погрузился в темноту. Его последний удар сокрушил стенку - ровно настолько, что он смог просунуть в образовавшийся пролом руку. Плача от боли, он выхватил из кладки первый камень, потом еще один. Наконец ему удалось протиснуться в новый коридор, где он без сил повалился на пол.
      Взметнулось облако пыли, ослепило его. Когда пыль осела, Корс Кант обернулся и посмотрел на дыру, из которой только что вылез. И не увидел ни ремня, ни сандалий, ни арфы. Дыра закрылась, потолок обвалился окончательно.
      "Там, позади, осталась моя жизнь, - в тоске подумал юноша. - Теперь я больше не бард". Но в ушах у него звучал собственный голос: "Хватит разыгрывать дурную греческую трагедию! Может, еще раба позвать, чтобы он совершил за тебя твое же самоубийство? Или ты все же решишься сделать это сам?"
      Корс Кант догадался: снова дух покинул его тело, как тогда, на берегу моря, и теперь бьется о потолок. Он смотрел сверху вниз и видел мириады себя: напуганного маленького мальчика, которого чуть не похоронило под обвалом, циничного скептика, отвергающего любую благородную мысль, изначально считая ее притворной, будущего сказителя, записывающего рассказ о собственных приключениях даже сейчас, сидя в подземелье и дрожа от страха, но все же пребывая в поисках драматического поворота, который повергнет будущих слушателей в священный трепет, бесстрастного наблюдателя, парящего под потолком и взирающего с высоты на остальные воплощения, смеющегося друида, сознающего, что все воплощения, включая и это, - всего лишь крошечные частицы целого, содержащего и их, и еще десятки тысяч воплощений.
      Но даже целое являлось всего лишь частицей, мельчайшей частицей. "Мир содержит меня, но и я содержу мир. Он внутри моего разума. Макрокосм отражает микрокосм. Что вверху, то и внизу. Богиня Анлодда, как я могу описать это, не говоря устами Мирддина, старого притворщика?"
      Корс Кант вздрогнул, поежился и не смог удержаться от смеха. Каменный пол содрогнулся, закачался под его босыми ступнями, загремел - словно где-то рядом проснулся Таранис-Громовержец.
      Юноша чихнул и постарался овладеть собой. Пошатываясь и не переставая тихонько смеяться, он тронулся в путь по зловеще подрагивающему коридору.
      То он казался ему самым обычным туннелем, прорубленным в скальной породе, то вдруг ни с того ни с сего превращался в устланный коврами коридор Каэр Камланна, где стены были обиты дубовыми панелями, а в нишах прятались злорадно смеющиеся маски. И снова каменный туннель. Но пол все время угрожающе дрожал, словно его раскачивали высокие волны Харлекского Залива.
      "Да, да, да, теперь я все понимаю. Это все твое зелье, богиня-принцесса, это все равно, что выпить все цвета радуги, и чувствовать, как остатки питья стекают струйками по подбородку".
      Голова кружилась, Корсу Канту никак не удавалось мыслить ясно. Он взглянул на свои руки. Разве они всегда были зелеными? Он оглянулся - туда, где коридор изгибался дугой, подобно луку Ириды (еще одной радуге). Бард прошел какое-то расстояние, но все время оказывался внизу - там, где находилось самое глубокое место дуги. Кожу покалывало. Казалось, вот-вот разразится гроза.
      Корс Кант протер глаза. Что-то в этом зелье было такое... Но в каком зелье? Из-за темных занавесов выглядывали зеленые черепашки, хохотали какие-то зеленокожие мальчишки, показывали Корсу Канту свои обутые в сандалии ноги. "Видишь? Видишь, - казалось, кричали они. - Крепко сидят, как мудрость!" А Корс Кант был бос.
      Какой-то остроухий карлик уставился на Корса Канта. Юноша успел разглядеть его краешком глаза. На карлике были башмаки с загнутыми кверху носами. "Он не из тех ли, кого зовут "Туата де Дананн?" <Фэйри, рожденные богиней Дану.> подумал юноша.
      - Это тебе так кажется, презренный, - взвизгнул карлик.
      Корс Кант вдруг оказался на полу. Он сидел, скрестив ноги и вытягивал через ноздри свой мозг.
      "О Господи, я что - взбесился? Какой отравы я напился?"
      Куга сплюнул за борт, звякнул его фонарь. Сакс развернулся к юноше.
      - Какой-какой! Да той самой, что тебе твоя шлюха преподнесла! - злорадно проговорил он. - Никому не говори, что ты меня здесь видел!
      Зеленые черепашки навострили ушки и запели:
      - А это испытание, а это угощение, а это развлечение - ну, просто заглядение!
      - Кто вы такие? - дрожащим голосом спросил Корс Кант, напуганный появлением рядом с ним каких-то высоких темных силуэтов.
      "Мы - смеющиеся шибболы, - скрипнули голоса, похожие на звук, когда проводишь пальцем по мокрому стеклу. - В доме проклятья всем места хватит! Глаза открой - увидишь, что будет с тобой!"
      - Я не понимаю!
      "Да мы у тебя на ладошке!"
      Корс Кант прищурился. Зеленый глаз удалился, зрачок сузился, превратился в черную точку. "Ах, ходить по храму тяжко! Заблудился ты, бедняжка! А ведь сам его построил. Может, рушить все пора? Вместо золота ищи-ка яблоко из серебра!"
      - Хватит! - вскрикнул юноша, втянул голову в плечи, обхватил себя руками.
      - Ступай смелей!
      - Вот докумекал наконец! - взвизгнули шибболы - один слева, другой справа.
      - Ступай смелей в объятия тьмы!
      - Твои друзья отныне - мы!
      Глава 18
      Анлодда сидела в углу, обхватив руками колени. Питер обеспокоенно наблюдал за ней. "Она? Не может быть. Селли никогда не совершила бы такой глупости влюбиться по уши. А вдруг могла влюбиться? Нет, это глупо. Эти ублюдки-убийцы из ИРА даже не ведают такого чувства - любовь".
      Девушка посмотрела на Горманта. Ее бледное лицо, припухшие губы озаряли оранжевые отсветы свечи. У Питера дыхание перехватило. Он размечтался, но тут же одернул себя. "Дрянь! Ее возлюбленный валяется там, на дне ямы, с переломанными ногами, истекает кровью, а ты? У тебя есть другая пташка, она ждет тебя в замке!"
      Питер сглотнул подступивший к горлу ком, вспомнив о том, к чему привела любовь Ланселота и Гиневры.
      Все молчали. Гормант упорно избегал взгляда Анлодды. Или у Питера просто разыгралось воображение?
      "Нет, не разыгралось, - решил Питер. - На нее не желал смотреть ни один из освобожденных узников".
      Он встал, протолкался между жителями Харлека. Один из них при этом упал, но остальные последовали за Анлоддой. Питер, Кей и Бедивир замкнули строй.
      - Гормант, - распорядился Питер. - Веди нас к пристаням. Вероятно, Меровий со своими сикамбрийцами уже успел захватить какое-нибудь судно. Мы спасем вас.
      - Меровий! - воскликнул принц, и его лицо озарилось надеждой. - Меровиус Рекс явился, чтобы освободить Харлек? Хвала Господу!
      - Нет, мы должны уплыть отсюда! У нас не хватит сил, чтобы одолеть ютское войско!
      - Надо идти наверх, надо ворваться в зал, Богом заклинаю! - кричал принц, словно не расслышал слов Питера. - Мы снесем ворота, мы погоним мерзопакостных ютов по улице Цезаря! Ради Господа Иисуса давайте освободим этот город, спалим тех, кто дерзнул ступить на эту землю, и пусть они горят так, как будут потом гореть в аду, когда настанет Судный день, ибо им неведом Спаситель! - Гормант всплеснул руками и чуть было снова не упал.
      - Ради Сына Вдовы, - проговорила Анлодда отрешенно, устало, и в отвращении отвела взор.
      - За Меровия! - отозвался принц Харлека. - Меровиус, истинный царь Иерусалима, да поможет нам Господь и Богородица!
      "Иерусалима?" Но у Питера не было времени задать вопрос. Его подхватило и понесло волной отчаянной надежды.
      Глава 19
      Этот подонок! Вот уж подонок так подонок! Я прогнала все хорошие мысли об отце. Теперь вовеки веков он останется для меня просто Гормантом. Он избрал свою судьбу. И не важно теперь, кто кем управлял - Канастир им или он Канастиром.., они для меня всего лишь две одинаковые тыквы на одной грядке.
      Я бежала за толпой глупцов, спешивших навстречу собственной гибели, сгорая от ненависти к ним. Будь они все прокляты! Будь прокляты Ланселот и Этот Мальчишка, а особенно - я сама. Какая же я дура - понадеялась, что между мной и Гормантом снова будет все хорошо, что все изменится, стоит мне спасти его от того, чего он на самом деле заслуживал!
      Как я могла поверить, что ненависти длиной во всю мою жизнь придет конец, что ее можно смыть, словно грязь с перепачканной рубахи?
      Я бежала вперед, находясь в прекрасном окружении - посреди вопящих, визжащих, обреченных душ. Я была так же никчемна, как все они, ведомая пустой надеждой.
      Наверняка Гормант узнал о смерти Канастира задолго до того, как я передала на берег послание с борта "Бладевведд" - он, несомненно, узнал об этом от Куты, которого считал ютом. Какая же я была дура - думала, что наконец мне удалось победить этого червяка, убить его в сердце Горманта!
      А этот глупец до сих пор надеялся сохранить Харлек, он думал, что его притворный пыл сотрет из разума Артуса мысль о его измене. Гормант не решился открыто обвинить меня в убийстве Канастира, Потому что мне было ведомо о его предательстве, за которое он заслужил пытки и смерть на кресте. Вот и решил притвориться, что он мне не отец, решил навсегда вычеркнуть меня из своей жизни.
      Ну и черт с ним. И со мной тоже. Раз так суждено - пусть все мы отправляемся в Царство Теней!
      Я отбросила все мысли и устремилась вперед, словно зверь, ведомый жаждой крови и убийства. Во мне осталась только частица Анлодды - та, что была одинокой племянницей дяди Лири. И эта частица меня вопрошала: "Этого ли я должна была бояться? Об этом ли меня предупреждал Меровий? Это ли новое посвящение в Строители?!"
      Глава 20
      Корс Кант стоял на коленях, обхватив руками голову, пытаясь утихомирить разбушевавшийся разум. Он казался себе морским царем Ллиром, усмиряющим разбушевавшийся океан. "Нельзя, чтобы они остановили меня, нельзя, чтобы они меня заполучили!" Вдалеке ему почудился голос зовущей его Анлодды. Она ли звала его или то был его собственный голос?
      "Хотя бы эти глупые детские стишки прекратились". Слабое утешение. Более одиноким Корс Кант себя еще никогда в жизни не чувствовал.
      Ей все равно. "Чего она хочет от меня? Чтобы я пал к ее ногам и поклонялся ей? Но она всего лишь принцесса, а не богиня!"
      "А если все же богиня?" Может быть, она ждала, что Корс Кант поймет это?
      Интересная мысль. Будь это так, многое бы объяснилось.
      Один из смеющихся шибболов, ставших теперь размером с ладонь юноши, склонил набок головку.
      - Кто как не богиня, обладающая могуществом Брэна или Геракла, может размахивать топором подобно тому, как Тор размахивал молотом, но рядится в платье вышивальщицы? Разве простая смертная могла остаться живой и невредимой, без единой царапинки, в жестоком сражении?
      Крошечный, никчемный Корс Кант Эвин съежился еще сильнее. Новое открытие: какое дело богине до барда-недоучки? Она просто играла с ним, забавлялась.
      - Все бесполезно, - прошептал он. - Почему бы мне не остаться здесь? Какой от меня прок? Она читает по-гречески не хуже меня, она все знает об этом мире. А я с самого начала был для нее безделицей, игрушкой!
      Шиболлы подступали к юноше. Они были пушистые, теплые, их черно-белые лапки почти не были видны во мраке. Они несколько раз подряд взвизгнули тихонько: наверное, старались успокоить юношу.
      - А нам не кажется, что ты такой уж никчемный!
      - Да-да, нам кажется, что ты должен выбраться отсюда и помочь своим друзьям!
      - Благодарю вас.
      Он погладил шибболов по головкам, и они снова пискнули - на сей раз довольно. Но кто они такие - эти пушистые шибболы? Наверняка они обитали здесь, в подземелье. И что с того? Пускай они успокаивали его, разделили с ним одиночество, но он все равно был один-одинешенек. Кто-то или что-то точно так же успокаивало его, когда он был ребенком, но что - этого юноша никак не мог припомнить. Это было что-то такое, что спало рядом с ним и охраняло его от демонов ночи.
      - Сами подумайте, - проговорил он устало. - Ланселот могуч. Кей наделен мистическим чутьем. Бедивир командует сотнями воинов, и они беспрекословно подчиняются ему. Анлодда.., скажем так: Анлодда есть Анлодда.
      А я - пони-недоросток. Что мне осталось? Только распевать песни о героях пьяным легионерам? Да у меня и арфы теперь нет.
      - Ты еще кое-что упустил, - возразил тот шиббол, что стоял слева.
      - Ты не сказал о короле Меровии! - напомнил Корсу Канту другой.
      Меровии... При звуке этого имени зашевелились потаенные воспоминания. Что он говорил.., что он сказал.., про храм?
      Корс Кант улегся на спину. Холодный каменный пол тянул его вниз, словно якорь. Над его лицом повис меч с окровавленным лезвием. Юноша охнул, дернулся, пытаясь отползти. Рука задела и перевернула стоявший рядом кубок. Но ведь мгновение назад там никакого кубка не было!
      "Когда-то наш Господь должен был сделать точно такой же выбор, - вспомнил Корс Кант. Или за него вспомнил Меровии? - Он избрал меч. Теперь выбор за тобой!"
      Старый окровавленный меч был более могуч, чем все клинки, какие только доводилось видеть барду до сих пор. Он превосходил мощью даже тот чудесный меч, которым оделил Корса Канта Кей на палубе "Бладевведд". Он был живой, и он источал великую силу, словно песнь! Корс Кант протянул руку, коснулся украшенной драгоценными каменьями рукоятки.., сверкнула молния, и угасла совсем рядом с лицом юноши.
      "Я знаю этот меч! Это он, тот самый, что спас мне жизнь тогда, когда я висел под окном Ланселота! Пусть он снова спасет меня!"
      В туннеле стало тихо-тихо. Даже шибболы помалкивали - прижались к Корсу Канту и подглядывали, прикрыв мордочки лапками. Все замерло, все трепетало в ожидании.
      Маленький мирок подземелья притих и ждал исхода. "Выбирай, выбирай же!" казалось, умоляло все вокруг.
      Рука барда дрогнула. Меровии... Что сказал Меровии?
      Нужно было непременно вспомнить, прежде чем выбирать!
      "Выбирай! - приказал леденящий сикамбрийский ветер. - Что более нужно меч или Грааль? Иосиф Аримафейский собрал все до единой драгоценные капли Королевской Крови в эту чашу. Но этот меч способен сокрушить целые войска. Так выбирай же!"
      Меч.., что такое меч? Корс Кант вытянул руку сильнее, кончики его пальцев коснулись лезвия меча.
      - О нет! - крикнули шибболы разом. - Только не думай! Сердцем выбирай, не разумом! - Они тревожно запищали.
      "Разум!" Меч являл собой разум! Рассудок! А Корс Кант чем занимался всю свою жизнь? Он только и делал, что решал - что хорошо, что дурно, отмерял и взвешивал, выбирал pro и contra. Чего недоставало его душе?
      А Чаша что означала? Сострадание - вот как сказал Меровий. Сочувствие, доброта, понимание. Разум - правая рука, а левая - сострадание, и без нее меч лишен баланса.
      Все ясно. Корс Кант откатился сторону, а меч упал, не задев его. В падении меч перевернулся, и со звоном ушел по самую рукоятку в каменный пол, вонзившись в то самое место, где миг назад находилось сердце юноши. С отчаянным криком Корс Кант схватил золотой Грааль.
      Нет, увы, пальцы его сжали воздух, ибо Грааль исчез. Растаял, словно мираж. Вместе с миражом растаяли все видения, сознание юноши очистилось. Отчаяние, страх, самоуничижение - все растаяло в миг внезапного озарения.
      Шибболы облегченно пискнули.
      - А нас не прогоняй! - пищали они. - Позволь нам остаться! Позволь оста-а-а-а-а-ться! Он шуршали, умоляюще пищали.
      - Нет! - воскликнул юноша и схватил их. Он ощущал или почти ощущал их хрупкие тельца, нежный мех, скользкую кожу, и наконец услышал последний писк:
      - Про... - пискнули шибболы. - ..щай! "Отпусти их, они тебе больше не нужны. - Оставь детство позади. Забудь о тех, кто согревал тебя в колыбели. Ты избрал тернистый путь, так запасись мужеством и чутьем, чтобы шагать по нему".
      Корс Кант вскочил на ноги, дико огляделся по сторонам. Где он? Коридор снова стал самым обычным коридором, шуршали и попискивали здесь теперь только крысы да пауки. Красноватое свечение озаряло коридор, словно свет шел из жерла печи. Свет исходил из-за старинной резной двери. Свет был таким ярким, что дверь казалась почти прозрачной, словно была вырезана из кристаллов - такие, какие Корс Кант видел в пещере Анлодды. На ручке двери повис шар омелы. Справа доносился запах горящих угольев.
      Слева туннель уводил во мрак, в дымку, озаряемую алыми вспышками.
      - Хватит с меня темноты! - решительно произнес бард. Отбросил волосы за спину и стянул белой лентой, которую вытащил из-за рукава. - Я пойду в ту дверь, что ведет к свету из тьмы, я отворю ее и сегодня, и завтра.
      Волнуясь, с часто бьющимся сердцем, а билось оно так громко, что юноше казалось, будто за спиной он слышит чьи-то шаги, Корс Кант шагнул к двери. Робко коснулся ручки. Что там, за дверью? Он сжал кулаки, вдохнул поглубже и дважды громко постучал.
      - К-к-к-к-то ид-д-д-д-ет-т-т? - услышал он из-за двери. Ветер? Или показалось? - Ты-ы о-один? Ты-ы дру-у-уг?
      Друг? Его друзья отныне - кто? Пушистые шибболы, черно-белые улыбчивые создания. Они довольно попискивали, они любили его так, как любят своих хозяев щенки. А теперь они исчезли.
      Корс Кант опустил глаза, уставился на свои босые ноги, погруженные в толстый слой пыли. "Теперь я тоже тень, вызванная из Гадеса, чтобы дать совет Одиссею? Он поднял голову и громко назвал себя:
      - Я один. Шибболов нет <В оригинале Корс произносит слово "shibbolless", созвучное со словом "shibboleth" - тайный пароль.>.
      - Входи же, во имя Лло Гиффеса, Ловкой Руки!
      Ручка повернулась. Дверь открылась внутрь, нараспашку. Там никого не оказалось. Пусто. Корс Кант часто заморгал и торопливо миновал дверной проем.
      Он оказался в просторном квадратном зале. С высокого потолка свисала шелковая веревка. К нижнему ее концу был подвешен тяжелый груз, а выше веревка таяла в слепящем свете.
      Корс Кант приблизился, и веревка едва заметно качнулась под невидимым ветерком. Она словно подсказывала, просила: "Взберись по мне, взберись и все увидишь". "Отвес, - подумал Корс Кант. - Такими пользуются Строители, чтобы возводить прямые стены".
      Он сделал еще два шага и ухватился за гладкую веревку. Такая тонкая - она не выдержит его веса! Голова у юноши немного кружилась - наверное, все еще действовало зелье Анлодды, но как давно он его испил!
      "Она ведет к Анлодде". Корс Кант знал это так же ясно, как то, что земля круглая, и что на другой ее стороне живут странные, перевернутые вверх ногами существа. Это был путь к Анлодде, ко всем остальным, и к Меровию-Строителю.
      Юноша повис на веревке, потянул ее на себя, уперся коленом в пол. "Еще квадраты, - подумал он. - Теперь мои ноги образуют квадрат, левая рука согнута под прямым углом. Мир состоит из квадратов, а крошечные квадратики сшиты вместе, словно заплатки. Мы расстаемся в квадрате - кто это мне сказал?"
      Веревка держалась крепко. Корс Кант начал взбираться по ней наверх, к свету. Вскоре пол остался далеко позади. Как высоко он взобрался? Юноша дрожал и крепко держался за веревку. Она больно царапала руки.
      Корс Кант постарался унять страх и стал вспоминать древнюю друидскую песнь, которой его научил Мирддин:
      "Наименование королей". Тягучие, долгие строфы заставляли юношу дышать размеренно, неторопливо. Корс Кант, глядя прямо перед собой, пел "Наименование", строфу за строфой - и взбирался все выше. Но страх не уходил. Юноша заработал руками быстрее. Кто он такой? Корс Кант Эвин, придворный бард Каэр Камланна, и никто иной. Он выиграл, он завоевал все четыре духа мужество, познание, разум, понимание! Четыре масти карт Кея - пятиугольники, жезлы, мечи и чаши. Вот она - разгадка, вот оно последнее озарение! Истина и единство!
      "Осторожнее! - предостерег внутренний голос. "Вера, надежда, милосердие большие драгоценности". Но юноша отбросил это тихое предупреждение. Оно было старо, а он молод. "Но возраст юности!" - подумал он, и ощутил себя таким же сильным, как Ллиу Лло Гиффес.
      Наконец, когда миновало целое столетие, Корс Кант добрался до отверстия в потолке пещеры - до другого края бездны. Наконец он благополучно миновал храм. Он ухватился за край и перевалился через него.
      И оказался на полу пещеры. Той самой, откуда ушел.
      На него смотрели шибболы, радостные, словно щенки. Они подпрыгивали и весело смеялись.
      - Вот видишь?
      - Видишь? Видишь? Твои друзья отныне мы!
      - У посвященья нет конца! Ты нас порадовал!
      - Мы тобой горды!
      Они прыгали, пищали и радовались.
      А бард опустился на колени и разглядел во тьме ступени. Вверх по веревке? Не смеши! Иль эпитафию пиши!
      - И как же я раньше их не разглядел? - И Корс Кант, смеясь, бросился к лестнице.
      Глава 21
      Питер спешил вперед, мысленно проклиная принца Горманта Харлекского. Старикан увлек за собой ударную группу Питера. Их всех словно ветром подхватило и понесло. Люди Питера!
      Питер пытался удержать их, но старик-самоубийца вопил, звал всех за собой в объятия смерча-кровопийцы. И люди мчались за ним. Принц Харлека был одержимым. Он баламутил кровь, которую Питер (и Артус) так старательно пытались охладить. Кей и Бедивир даже не слышали громких окриков Питера.
      Анлодда услышала, обернулась на бегу и снова бросилась вперед, влекомая толпой, рвущейся к выходу из подземелья. Питер успел уловить отчаяние в ее взоре, безумное желание что-то сделать - а ведь на самом деле лучше всего сейчас было бы не делать ничего! Сначала ее возлюбленный, теперь - ее город! "А ты хоть на что-то способен, Ланселот? Хоть на что-нибудь! Нет? Тогда, клянусь Господом, что-нибудь сделаю я!"
      Анлодда выхватила топор и бежала следом за Кеем, Бедивиром и своим отцом (или не отцом), Гормантом Харлекским. В последний раз отчаянно возопив, Питер прибавил шагу.
      Сорвав старую, едва державшуюся на проржавевших петлях дверь, толпа смела на своем пути безоружного ютского стражника.
      Кто-то прикончил беднягу. "Слава Богу, не Анлодда". Орда поспешила дальше.
      Наверх вела узкая лестница из красноватого дерева. Харлекские воины побежали вверх, перепрыгивая через четыре ступеньки, поскальзываясь на осклизлом дереве. Куда они неслись? У многих не было даже пресловутых вил и факелов!
      К тому времени, как обезумевшая толпа выбежала из подземелья, Питер окончательно охрип от попыток остановить ее. Луну затянуло тучами. Питер потерял из виду Анлодду, Ютские солдаты заметили приближение толпы под предводительством Горманта, но пока не поняли до конца, что стряслось. Но ждать понимания долго не придется - все станет ясно, как только разнесется весть о побеге из темниц.
      "Все окажется напрасно!" В отчаянии Питер воздел руки к небесам и возгласил:
      - О Бог, Господь мой, неужто нет помощи Сыну Вдовы?! Как ни громко он кричал, он почти не надеялся на то, что Анлодда услышит его. Да если и услышит, послушает ли?
      И все же крик Ланселота остановил ее, словно между ними протянулась серебряная цепочка. Она запнулась на бегу и медленно повернулась. Слезы на ее щеках сверкали подобно алмазам или звездам, проглядывавшим сквозь тучи.
      - Что? Что? - воскликнула она. Свет факела выхватил из тьмы ее волосы, окружил их кровавым заревом. - Мне уже и разъяриться нельзя?
      Питер был растерян, но все же не преминул воспользоваться маленькой победой, - Анлодда, глупцы спешат навстречу собственной погибели. Во что пять сотен вооруженных до зубов ютов превратят этих бравых вояк?
      - Кто знает, - ответила она, и это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
      - Анлодда, ты погибнешь. Ты разве этого хочешь?
      - Кому какое дело до изменника?
      - Мне. Разве стоит приносить себя в жертву? Подумай о Корее Канте?
      Кого она имела в виду? Кто изменник? Она или Гормант?
      Анлодда опустила глаза и опустилась на одно колено.
      - Значит, он мертв, - проговорила она еле слышно. Он покачал головой.
      - Ты этого не знаешь.
      Она явно была в растерянности.
      - Возьми меня за руку, - умоляюще проговорила она. - Взгляни мне в глаза.
      Он сделал, как она попросила. Не ожидай он масонского рукопожатия, он бы и не почувствовал, как едва заметно надавил на его ладонь ее большой палец. Пожатие пришлось между указательным и средним пальцем - так опознавался Магистр, или как они там называли эту степень за тринадцать веков до возникновения настоящего масонства. Питер решительно ответил опознавательным знаком такой же степени. Если ее ступень именно такова, то она не должна различать знаки, отличая более высокие степени. Что хуже того, известное ему и известное ей могло сильно разниться.
      Она прищурилась и подозрительно поинтересовалась:
      - Какого ты храма?
      - Я из братства тори-иллюминатов. Скорее всего, ты не слышала о нас. Наш храм в Уайтхолле. Имеешь ли ты более высокую степень, чем та, какую показала?
      - Пока нет. Но ожидаю этого, как только у меня будет возможность спокойно сесть и вспомнить все, что...
      - Значит, я превосхожу тебя ступенью, так что слушай меня! Найди другую дорогу к этим треклятым пристаням! Мы должны вернуться на берег, к Меровию! Гормант продвинется не дальше чем на два квартала по Восьмой улице.
      - По улице Октавия, - автоматически поправила его Анлодда. - Корс Кант бы запомнил... - Голос ее сорвался, глаза затуманились. Она отвернулась, чтобы Ланселот не видел ее слез. - О нет, теперь я не позволю себе ни к кому питать таких чувств. И греческий выучу как следует.
      Не поднимая глаз, она вытащила из-за пазухи греческую карту, развернула, поднесла поближе к глазам, прищурилась, чтобы рассмотреть буквы в темноте.
      Срывающимся, тоскливым голосом, она начала читать, и у Питера по спине побежали мурашки.
      - Есть.., извилистая дорога.., что ведет мимо винных погребов и цехов кожевенников, Обеденная улица. Она ведет к храму Августа. Ну, то есть когда-то там стоял храм Августа - Бог знает, что там теперь. Это не так близко к воротам, но зато храм выше стены. С его крыши - так тут написано - видно... Ну, наверное, и через стену оттуда можно перебраться. Потом - прямой дорогой к пристаням, где нас ждет Меровий, если нам помогут Мария и Рианнон. Подойдет?
      Ужасно. Сначала парень пропал. Теперь удрали с беснующейся толпой Кей и Бедивир. Первый отряд Питера на новом месте, и все разбежались кто куда.
      До харлекской крепости отсюда было не менее трех кварталов - вверх по холму, а точнее - по муравейнику, который Питер за счет своей блестящей тактики так восхитительно разворотил!
      - Храм подойдет, - согласился Питер без большого энтузиазма. - Веди, Макдуф!
      - Кто?
      Он покачал головой и махнул рукой.
      Девушка осмотрелась и выбрала путь по узкой аллее.
      Не прошла она и десятка шагов, как вдруг повалилась на колени и обхватила руками живот, словно ее подстрелили.
      Питер поспешил к ней. Анлодда безудержно рыдала, но рыдала беззвучно, сжав зубы. Щеки ее были залиты ручьями слез.
      - О Боже, Боже мой, он мертв, правда? - Голос ее звучал, словно чужой, будто эхо, доносившееся из туманной дали. - Я больше не увижу его? Никогда не увижу, чтобы сказать.., сказать...
      - Ты не знаешь! Быть может, он еще жив!
      - Та яма бездонна! Мне так говорили!
      - Тебе врали. Подумай, Анлодда, бездонных ям не бывает.
      Питер поднял ее, крепко прижал к себе, дал выплакаться на своем плече. Его губы зарылись в ее волосы, он шептал утешающие слова, тихонько целовал волосы Анлодды, которые, к его изумлению, оказались чистыми.
      "Что за идиотская мысль!"
      - Значит, он упал на дно и разбился! Принц, будь он жив, я бы знала это. Я бы слышала, как бьется его сердце. А я ничего не чувствую, он мертв.
      - Но может быть, яма не так уж глубока? "Вот-вот, - успокоил самого себя Питер. - Может быть, он лежит там со сломанным позвоночником или разорванной паховой артерией. Ага, или всего-навсего напоролся на кол". Ужас состоял в том, что Анлодда была неопровержимо права: Корс Кант мертв, или при смерти что не слишком отличалось от первого.