- Улицы.., вокруг бань.., узки и кривы, тут полным-полно нищих и калек, чьи приставания и уродства.., являются дьявольскими произведениями извращенных ритуалов.
      - Корс, но ты же не смотришь в карту! - воскликнула Анлодда и, медленно шевеля губами, прочла несколько строк. Она покраснела. - Но ты совершенно прав. А как это ты ухитрился читать, не глядя?
      - Читать? Но ведь я уже прочел эту карту!
      - Когда?
      - Когда попросил ее у тебя. Прошлой ночью. Анлодда подбоченилась и угрожающе сдвинула брови.
      - Да ты ее в руках держал всего-то несколько мгновений! Как же ты смог запомнить...
      Корс Кант, словно почувствовав в вопросе девушки какой-то подвох, стал отвечать медленно, с расстановкой:
      - Ну.., мы, друиды.., запоминаем наизусть до тысячи различных стихов и прозу...
      - Хорошо. Прости, что я спросила тебя об этом, Корс Кант Эвин. Анлодда раздраженно сунула свиток за пазуху. - Продолжай же.
      - ..Полным-полно нищих и калек, чьи приставания и уродства.., являются дьявольскими произведениями извращенных ритуалов. Эти безбожные язычники...
      - Переходи к следующему зданию, - посоветовал юноше Ланселот.
      - Ну почему, так интересно было! - запротестовал Бедивир.
      Ланселот поторопил юношу жестом, изобразив что-то вроде вращения колеса. Корс Кант прикрыл глаза, мысленно пробежался глазами дальше по тексту.
      - От бань отходят две улицы. Одна из них - узкая улочка ремесленников, которая ведет к рыбным рядам, а вторая - изгибающаяся подковой. Она лежит между мукомольней и зданием, которое зачастую посещают богатые купцы. Эта улица выводит на главную.., на восьмую улицу.
      - Восьмую улицу? - переспросили Анлодда и Ланселот одновременно.
      - Тот, кто писал эту карту, время от времени сбивается на латынь. Там написано Vicus Octavus. Восьмая улица.
      Анлодда недоверчиво покачала головой.
      - Нет, это какая-то ошибка. Улиц с цифрами в Харлеке нет. И кому бы пришло в голову давать улице такое дурацкое название? И куда тогда, спрашивается, подевались остальные семь?
      - Но может быть, следовало написать "Vicus Octavius"? - предложил бард. "Улица Октавиана?"
      - Вот это другое дело!
      - Ты уверена? - спросил Ланселот. Анлодда кивнула.
      - Она ведет к старой крепости. Уверена, именно там закрепились саксы. Я хотела сказать - юты. Это и есть улица, изогнутая подковой.
      Ланселот кивнул и, пригнувшись, вышел из бань.
      Друг за другом его спутники осторожно вышли на улицу, поеживаясь от утренней прохлады. В ноздри Корса Канта ударили запахи мочи, горелого дерева, дохлых животных.
      Автор описания города оказался прав насчет нищих. Невзирая на ранний час, несколько десятков попрошаек уже сидели у порогов домов, валялись в водосточных канавах.
      Лохмотья и капюшоны с трудом прятали их увечья - культи и раздутые шеи. Некоторые уродства производили впечатление рукотворных, причем руки к себе приложили сами попрошайки.
      Особенно потрясли воображение Корса Канта двое калек, сидевших прямо около входа в бани. Там, где должны были быть руки и ноги, у них болтались какие-то лоскутки с едва намеченными пальчиками - совсем как ручки и ножки новорожденных.
      Отмерь, отрежь и отними!
      Твои друзья отныне мы!
      Ланселот, прищурившись, осмотрелся.
      - Вот она, мукомольня, похоже.
      - А вон там - покои богатых зерноторговцев? - спросил Кей.
      - Там тюрьма, - поправила его Анлодда, горько вздохнув, и указала на обитую железом дверь и зарешеченные окна, сквозь которые тянулись чьи-то худые руки. - Много лет прошло с тех пор, как погиб Рикка, и отчасти поэтому я ушла отсюда. "Домой не возвращаются", - так говорят, а порой бывает и так, что твой дом отбирают у тебя как раз тогда, когда ты туда возвращаешься.
      - Похоже, это и есть та улица, что изгибается подковой, - заключил Ланселот, указывая на проход между двумя домами. Анлодда кивнула. Они тронулись в путь, лавируя между идущих куда-то горожан, а Корс Кант старался не смотреть на нищих.
      Но вдруг какой-то мужчина выскочил и загородил барду дорогу. Вид его был ужасающим: у него было два самых настоящих рта. Открывая и закрывая оба, нищий взмолился:
      - Милли!
      Корс Кант остолбенел, не в силах двинуться с места.
      - Я... У меня.., нет денег, - наконец выдавил он. И не врал: свои последние сбережения он отдал Анлодде в пещере, когда она посвятила его в Строители и открыла свою тайну.
      Неожиданно нищие окружили юношу со всех сторон. Он пытался вырваться, догнать своих спутников, но, увы, он не вышел ростом, и даже не видел товарищей поверх голов попрошаек.
      В страхе бард съежился, прижал к груди арфу. "Моя арфа!" Он намеренно не пробовал играть на ней с тех пор, как она промокла в море, ждал, пока подсохнут струны. Сумеет ли он настроить ее? Надо было что-то сыграть, чтобы отвлечь нищих!
      "Как глупо! Ни до чего более дурацкого я еще в жизни не додумывался!" Но вдруг ему вспомнилась тихая, раздумчивая пастушья песня, которую его мать пела, когда нарезала баранье мясо для жаркого. Это было так давно, до пожара в Лондиниуме, до того, как город захватил Вортигерн, до того, как его освободили Артус и Ланселот. Дрожа, Корс Кант сжал в пальцах арфу и заиграл.
      Пальцы его промахивались, не попадали по струнам, то и дело он извлекал неверные ноты. Чьи-то руки потянулись к нему, хватали за рукава, за подол рубахи. Горбатая старуха ухватила его за ногу и чуть не повалила наземь. Юноша был так напуган, что чуть было не крикнул:
      "На помощь!"
      Но тут вдруг в ушах у него зазвучал успокаивающий, отрезвляющий голос: "Найди свою чашу. Найди ее внутри себя. Она там". И тут словно водопровод прорвало - из груди барда вырвалась пастушья песня. Пальцы нащупали верные струны, и Корс Кант заиграл так прекрасно, как не играл даже на испытании в школе друидов.
      Звук арфы стал подобен журчанию горного ручейка, срывавшегося с белых скал высоко над цветущей долиной, а потом весело бегущего под липами, ветлами и меж колокольчиками вереска. Журчащая, как вода, мелодия, смеясь, мчалась по каменистому ложу, падала крошечными водопадиками по уступам и стекала в глубокий зеленый мшистый пруд, где хором квакали лягушки. Из пруда ручей вытекал спокойнее, размереннее, и нежно питал собой травянистую долину, источая запах свежескошенного сена.
      По его берегам паслись овцы, входили в реку, чтобы спастись от жары. Около стада бегали овчарки, лаяли и сгоняли стадо. А пастухи сидели высоко на прибрежных утесах и свистом давали приказы овчаркам, а один из них сидел на той самой скале, где начинался ручей, где родилась мелодия...
      Корс Кант сыграл последнюю ноту, вернул песню к ее началу, заставив музыку проделать путь от скалы к долине и обратно. Допев, он вдруг с изумлением обнаружил, что стоит на улице Харлека и держит в руках арфу, находясь в кругу калек-попрошаек, рядом с тюрьмой.
      Нищие плакали. Некоторые смотрели себе под ноги, опечаленные рассказом о тщетности странствий ручья. Другие плакали от той красоты, что узрели в собственных сердцах. Двуротый калека прошамкал:
      - Хорошая песня, парень. Правильная, как нерушимая скала. За нее не жалко бы отдать миллиаренси, да и три солидуса, будь они у меня.
      Он протянул к юноше руку, на которой недоставало двух пальцев и коснулся макушки Корса Канта. Барду удалось не дрогнуть. Этот калека понял песню лучше остальных - глубже чем кто-либо из тех, для кого бард пел ее в Камланне. Как-то раз он отважился сделать это, и ответом на песню было гробовое молчание.
      "Вода - вот моя жизнь. Она течет с высот на равнину, и снова взбирается ввысь. Она становится мутной и илистой, и выплескивается в тину завтрашнего дня. Но всем ведают пастухи, что сидят на высокой скале, а эта скала выше всего - выше овец, выше пастушьих собак".
      "Эта та часть тебя, что является Строителем Храма", - подсказал барду внутренний голос. Чья это была мысль? Чей голос? Его собственный? Или Анлодды? Корс Кант медленно опустил арфу.
      Нищие расступились и разбрелись по своим логовам. Только теперь Корс Кант наконец увидел своих спутников. Они стояли на дороге и ждали его.
      - Тебе не грозила опасность, юноша, - объяснил Ланселот. - Если что - мы бы тебя выручили.
      - Они не желали мне зла, - согласился Корс Кант. - Они только просили монетку.
      Анлодда нахмурилась - наверное, вспомнила, куда девалась последняя монетка барда.
      - Ты им подал?
      - Рад бы подать, да нечего было.
      Она с усмешкой смотрела на него. "Слышала ли она песню?" Ведь песня была как раз из тех "неканонических", о которых он упомянул в разговоре с Меровием.
      Он поспешил догнать остальных. Но когда он проходил мимо Анлодды, та загадочно улыбнулась.
      - Любой принцессе нужен бард, - шепнула она ему на ухо.
      А потом она повела отряд по улицам и проулкам, где булыжники мостовых наполовину выступали из утоптанной земли. Они прошли по улице, где жили рыбаки, чьи дома были построены из обломков старых кораблей. Кое-где мелькали намалеванные желтой краской арабские письмена, значение которых даже Корсу Канту не было понятно. Повсюду к ним приставали нищие, но разведчики шагали быстро, и окружить их было невозможно. Юты на них внимания не обращали. Честно говоря, по пути им попались только измученные ночные дозорные, возвращавшиеся со стражи - полупьяные, полусонные, волоча погашенные фонари, они возвращались к казарме. Не заметили разведчики и никаких признаков вооруженного сопротивления. Казалось, жители Харлека восприняли захват города равнодушно, как нечто само собой разумеющееся, и жили своей обычной жизнью.
      Время от времени Корс Кант вспоминал очередные отрывки из греческой карты-путеводителя, а Анлодда указывала на описанные в карте дома и улицы. Ланселот хранил молчание. Кей и Бедивир - тоже.
      Остановились они в том месте, где дома стояли так близко друг к другу, что улица была погружена в непроницаемый сумрак. Анлодда, прищурившись, посмотрела на верхушку четырехэтажной башни, озаренной белесым солнцем.
      - Куда теперь? - спросил Корс Кант. - Грек здесь повернул и дальше пошел по Vicus Ludibrium. Но крепость дальше - и он указал на древнеримский форт.
      Ланселот взглянул на Анлодду, приподнял одну бровь.
      - Харлекские укрепления? - спросил он.
      Анлодда кивнула.
      Величиной крепость не уступала Каэр Камланну. Главная постройка имела L-образное продолжение. Но если Камланн был выстроен большей частью ради удобства, а не как крепость, то Каэр Харлек представлял собой настоящее противоосадное укрепление, выстроенное в целях отражения набегов варварских племен. И то, что крепость так скоро пала под натиском всего-то нескольких тысяч мародерствующих ютов, было преступным легкомыслием принца Горманта.
      К главному зданию примыкали две большие пристройки. Обе они были покрыты красной черепицей и выстроены из белого камня. Крепостная стена, острые деревянные выступы - все истинно римское.
      Северный фасад Каэр Харлека покрывали многочисленные кимрские символы, включая и алого дракона - знак Пендрагона. Судя по тому, как небрежно был намалеван дракон, он появился здесь не так давно - в те времена, когда полвека назад Британию захлестнула волна цивилизации. Вдоль фасада тянулся садовый забор из выбеленных временем бревен. По верху изгороди шла геометрическая резьба - тоже наверняка детище нового времени.
      "Харлекская крепость!" - эта мысль волновала и страшила Корса Канта. Что же теперь? Что смогут сделать четверо воинов и певец против ютского войска? Ланселот знаком повелел всем собраться и встать спиной к забаррикадированному дому.
      - Тут когда-то был свечной цех, - пояснила Анлодда. - Жадюга Гормант отобрал его у хозяев за неуплату податей.
      - Что смогут сделать трое воинов, девушка и бард против ютов? - проговорил Ланселот. Корс Кант вздрогнул. Неужели этот демон Ланселот прочел его мысли?
      Вопрос оказался риторическим, поскольку Ланселот продолжал:
      - У нас.., в Сикамбрии мы придумали, как наносить удары противнику, располагающему превосходящими силами. Наше главное оружие - оставаться невидимыми, наш инструмент - страх. А залог устрашения - беззвучное нападение под покровом мрака.
      - Но как мы можем оставаться невидимыми? - недоуменно вопросил Бедивир и озадаченно поскреб затылок.
      - Как Кассибеллан, - напомнил ему Корс Кант. - Он набросил на плечи магическую мантию, и никто не заметил, как он прикончил шестерых воинов Карадока, сына Брэна-Благословенного.
      А Ланселот продолжал излагать свой план, словно не слышал ни Бедивира, ни Корса Канта.
      Убийцы из "Саббаха" втыкали горящие клинки в подушки спящих принцев и убивали каждого третьего в постели, не разбудив при этом двух других.
      - Мы нанесем удар под покровом ночи, когда враги будут спать. Мы не дадим им увидеть, кто мы такие и сколько нас. Трупы оставим там, где их легко увидят.
      Бедивир выпрямился, расправил плечи.
      - Нет! - выговорил он с отвращением. - Я военачальник императорского войска Артуса Dux Bellorum, а не сакс-убийца.
      - Тише, брат, успокойся, - урезонил Кей Бедивира, резко вмешавшись в разговор. - Ты полагаешь, что убивать - это нецивилизованно. Но вспомни Нерона!
      - Твой брат? - изумился Ланселот. Корс Кант ухмыльнулся. Он-то давно догадывался об этом, но сейчас Кей впервые проговорился на людях. Кей зарделся.
      - А-а-а.., государь, прошу тебя, не говори ничего Dux Bellorum. Ты же знаешь, как он относится.., ну, ты знаешь, к чему.
      - К инцесту? - подсказала Анлодда.
      - К кумовству, развращенная девчонка! После долгого смятенного молчания, во время которого Кей и Бедивир делали вид, что оба испарились в туманной дали, Ланселот наконец громко откашлялся.
      - Ну ладно, пошли, - сказал он решительно. Анлодда согласно кивнула.
      Ланселот выглянул из-за угла свечного цеха и изучающе осмотрел крепость. Из-за его спины выглянул Кей и высказал вслух свои соображения.
      - Через главные ворота не пойдем. Пусть стражи полусонные и под хмельком, но не слепые же они. Можно было бы стащить у ютов платье и переодеться, но, думаю, это будет дело непростое. Что скажешь, принц?
      - Я смогу провести всех туда, - заявила Анлодда.
      - Вот это верно, - согласился Ланселот. - Нельзя, чтобы нас заметили. И вообще, неохота наткнуться на ютов - они хорошо вооружены. Внутри там, похоже, тихо, а у ворот всего десять стражников. Кей, их действительно десять, или ты больше насчитал?
      - Я знаю, как туда пробраться, но мне нужен Корс Кант, чтобы он прикрыл меня.
      - Я не сомневаюсь, что ты сумеешь пройти, Анлодда, - сказал Ланселот. Ведь ты здесь выросла. Но ведь ты не жила во дворце? Давай-ка лучше мы сами возьмемся за это.
      - Но на самом деле, - встрял бард, - она жила... - и тут под дых ему угодил острый локоть Анлодды. Он вскрикнул, словно наказанный щенок, и чуть не задохнулся.
      - Их одиннадцать, полководец, - сообщил Кей. - Где же остальные? - Кей покачал головой, изумленный тем, что войску захватчиков, похоже, никакого дела не было до возможной контратаки. - Они, небось, думают, что мы уплыли обратно в Кардифф.
      Корс Кант укоризненно посмотрел на Анлодду. Та ответила ему взглядом, полным ярости. Бард отдышался, прокашлялся и собрался сказать, что в свое время Анлодда работала в крепости. Но Анлодда не дала ему произнести ни слова Она встала и топнула ногой.
      Затем она принялась ходить вокруг Ланселота и Кея, заложив руки за спину. Западная стена крепости стояла на высоком холме, смотрела на море. Анлодда прошла через арку ворот свечного цеха и проделала путь длиной в пятьдесят шагов, что отделяли цех от потрескавшейся беленой стены, окружавшей крепость.
      Ланселот выпучил глаза и прошептал:
      - Господи, что она задумала?
      А Анлодда спокойно подошла к стене, воровато посмотрела в одну сторону, потом - в другую, и запустила пальцы в трещину в штукатурке. Затем она за что-то с силой потянула, уперлась в стену плечом. Чуть приоткрылась потайная дверь - совсем немного, но этого стройной девушке хватило для того, чтобы проскользнуть внутрь. Похоже, этой дверью никто не пользовался много лет. Анлодда исчезла за дверью.
      - Митра! - воскликнул Корс Кант изумленно и восторженно.
      Жемчужно-белая рука появилась из-за двери. Анлодда пальцем поманила к себе остальных, и ее рука тут же исчезла.
      Недовольный тем, что Анлодда предприняла такое ответственное действие, не предупредив его, Ланселот велел остальным трогаться к стене и идти при этом лениво, небрежно - так, чтобы не привлекать к себе внимания. Мало ли зачем идут по улице мужчины? Да хоть за элем - такое вполне могло показаться стражникам правдоподобным.
      Первым за Анлоддой в потайную дверь последовал Корс Кант, и оказался в крошечном дворике, заросшем кустами и травой. Анлодда вынула кинжал и вставила его лезвие между косяком и другой дверью, ведущей неведомо куда. С трудом поддалась заржавевшая задвижка. Анлодда потянула дверь на себя, та открылась с ужасающим скрипом. За дверью было темно - хоть глаз выколи.
      Бард поспешил следом за своей рыжеволосой богиней и оказался в дымном коридоре, озаренном только тем светом, что проникал в приотворенную дверь. Сводчатый потолок за годы почернел от дыма факелов. Копоть почти целиком покрыла яркую мозаику, изображавшую стражника в капюшоне, у которого вместо волос росли ветки. Сквозь трещины в штукатурке едва-едва пробивались солнечные лучи, смешивались со светом, идущим от двери, но большая часть комнаты была погружена во мрак.
      Анлодда прислонилась к стене, и солнце выхватило из тьмы ее грудь, плечи и золотистую корону волос. Она не смотрела на Корса Канта. Глаза ее были устремлены в темный коридор. Она едва заметно дрожала.
      Спокойным, чересчур спокойным голосом она произнесла:
      - Пройдем здесь, у дубовой двери повернем направо, потом - по внутреннему двору. Там пиршественный зал, там наверняка сейчас все эти свиньи, почитающие Гелиоса, валяются мертвецки пьяные.
      Ланселот с трудом протиснулся сквозь узкую дверь. Взглянул направо, потом налево, и дал знак остальным следовать за ним. Кей и Бедивир забрались внутрь. Тонкие лучи света падали на серые глаза Ланселота, выхватывали из мрака нагрудник Кея, закованный в железную перчатку кулак Бедивира.
      - Нужно торопиться, - прошептал Ланселот. - Пока они не проснулись. Мы где?
      - Это крыло было необитаемым, когда я была.., на десять лет младше - с тех пор, как обрушилась древняя крыша. Каэр Харлек очень стар, и под новой крепостью сохранились остатки более древней постройки, которая стояла здесь еще в те времена, когда мы не были цивилизованными, до того, как тут высадился божественный Юлий - ну если не он сам, то его легионы. Заметив, что на нее падает свет, Анлодда отступила в темноту.
      - Понимаете, - продолжила она рассказ, - Каэр Харлек похож на квадратную корку пирога с дыркой посередине. - Она нарисовала пальцем в воздухе квадрат. - Сейчас мы прямо напротив главного зала, - продолжала она. - Можно либо пройти туда по прямой, через внутренний двор, либо обогнуть квадрат по периметру.
      Услышав слово "квадрат", Ланселот вздернул брови - он словно получил секретное послание. Корс Кант ощутил прилив беспричинной ревности. "Какое мне дело до того, что она посылает тайные знаки этому сикамбрийскому полководцу-варвару, на которого кидаются все женщины до единой?"
      - Ну ладно, что мы тут торчим, словно какие-нибудь несчастные вдовы? буркнул Ланселот. - Пошли, нужно найти место, где можно устроиться на ночлег.
      "Вдовы? Это он на Сына Вдовы намекнул? Неужели Ланселот - Строитель? И что, во имя Митры, они сказали друг другу? Что-то замышляют?" Бард сжал кулаки, и ногти до боли вонзились в его ладони.
      "Квадрат" - сказала она. У Корса Канта засосало под ложечкой. Он вспомнил о той чудовищной, исковерканной латыни, на которой Ланселот "записал" разговор Меровия с Артусом полторы недели назад. "Мы встречаемся на ступени.., мой стол круглый, а не квадратный".
      "Если Анлодде нужна помощь, если ей нужно кому-то довериться, почему не ко мне она обратилась?" Корс Кант тоже шагнул в темноту, гадая, многое ли из того, что он сейчас видел и слышал, реально, а что было призрачной песней у него в ушах.
      - Я отведу вас в такое место, - прошептала Анлодда. - Но у нас нет плаща Кассибеллана, и не представляю, как нам стать невидимыми.
      Она шагнула из тьмы на свет и на краткий миг задержалась. Солнце, отражавшееся от белой стены, дивно озарило ее фигурку.
      Корс Кант выпучил глаза. Сейчас Анлодда выглядела в точности так, как в ту ночь, у окна покоев Dux Bellorum.
      Бард украдкой взглянул на Ланселота. Сикамбриец не сводил глаз с девушки. На миг его брови взметнулись вверх в узнавании. Но так же быстро Ланселот отвел глаза.
      Но Корс Кант понял - в этот миг герой Камланна узнал ту, что покушалась на жизнь Dux Bellorum.
      Глава 14
      Анлодда отыскала заброшенную кладовую, где было решено дождаться ночи. "Вот и миновал мой одиннадцатый день в Темных Веках, - подумал Питер. - А у меня уже двое убийц, хотя сначала я разыскивал только одну".
      Наконец наверху стих шум пьяной оргии. Питер выждал еще час, и приготовил свою "ударную группу" к выходу.
      Тихо-тихо они прошли по коридору и вышли во внутренний двор. Анлодда рукой, белой, словно надгробный камень, указала на дверь. Это была та самая рука, что несколько дней назад сжимала занесенный над головой Артуса клинок.
      Питер распахнул дверь и, возглавив отряд, пошел по тенистой аллее, по обе стороны которой росли колючие кусты и деревья, к другой двери, исцарапанной остриями мечей и казавшейся при свете луны черной. "Что только ждет взломщика за этой дверью, будь он вооружен боевым топором или двенадцатизарядным пистолетом?" Скованный страхом, Питер потянул дверь на себя и открыл.
      В пиршественном зале мертвым сном спали не меньше сотни ютов. Время от времени кто-то из них хрипловато кашлял, кто-то что-то бормотал во сне, а кто-то едва слышно вскрикивал. Не входя в зал, лазутчики остановились на пороге.
      Питер подозвал всех ближе к себе. Накинул на плечи плащ, натянул на голову капюшон, закрыл его краем лицо. Остальные последовали его примеру. Питер вытащил треугольный кинжал, сделав это абсолютно бесшумно, пригнулся и шагнул в зал. Ступал он осторожно, по-кошачьи.
      Как только глаза его привыкли к сумраку в зале, он разглядел несколько десятков догорающих свечей. Питер осмотрелся и насчитал примерно сотню спящих. На некоторых блестели шейные цепочки и короны из золота и серебра, украшенные грубо обработанными драгоценными камнями. На других он разглядел части доспехов. Все спали и были совершенно беззащитны.
      Двое богато одетых вельмож распластались в пьяном ступоре за ближайшим столом. Их разделял перевернутый винный кувшин. Питер бесшумно приблизился к ним, хотя сейчас запросто мог бы въезжать в зал на ганнибаловом слоне или выстрелить здесь из пушки - никто бы не проснулся.
      Спутники, затаив дыхание, не спускали с него глаз.
      Питер распрямил руку, сжимавшую кинжал. "Спокойствие! - приказал он себе мысленно, и натренированная железная воля уняла дрожь. Прежде ему ни разу не приходилось никому перерезать глотку, он только давал команду:
      "Открыть огонь!" да нажимал на спусковой крючок своего "Мака-10".
      Питер поднес острие кинжала к горлу ближайшего к нему юта, другой рукой зажал рот и нос спящего. Сейчас нужно только чуть-чуть надавить, и...
      Сердце Питера сковало стальной десницей. "Нет же! Это не человек! Ты просто упражняешься. Это восковой манекен, не более!"
      Ют дернулся и очнулся. Отбросив прочь страх за свою бессмертную душу, Питер сильно нажал на рукоятку и глубоко вонзил клинок в глотку юта. "Будто рождественскую индейку разделываю!" - мелькнула идиотская мысль.
      На миг его взор затуманился. Ему почудилось, что сейчас он отправил на тот свет не юта, и вообще не врага, а Артуса - Пендрагона собственной персоной. "Господи Иисусе! Теперь я стал видеть глазами Анлодды! Этого еще не хватало!" Питер закрыл глаза, крепко-крепко сжал веки и постарался не думать о том, что ему только что привиделось.
      У него дико засосало под ложечкой. Он сжал зубы, покачнулся. Видение начало таять, растворяться. Питеру пришлось опереться о стол, чтобы не упасть в обморок, но все-таки, похоже, его спутники ничего не заметили. Сейчас, во тьме, никто не увидел, как он чуть было не сбросил маску, не явил свое истинное лицо, не провалил всю операцию! А все из-за чего? Из-за дурацкой галлюцинации: Артуса убил - как же!
      Веки юта затрепетали. На его белой шее появилась тонкая полоса крови. Вот она стала шире, оттуда хлынула кровь, потекла рекой. Питер прижал руку к горлу, пытаясь унять изжогу. "Я сделал это ради Dux... Dux Bel..."
      Жизнь покидала юта. А ведь он был так молод - двадцать три, не старше. Он открыл глаза, увидел своего убийцу. Открыл рот, оттуда побежала слюна. Веки его опустились, один глаз скосился влево. Все. Он умер, стал мертв, как снега на вершине Сноудона.
      "Хватит спать, - приказал Питер. - Мак-Смит победил сон".
      Он обернулся к спутникам, поднял сжатую в кулак руку - дал знак действовать.
      Питер, Кей, Бедивир и Анлодда бесшумно проникли в зал и набросились на ютов, словно обезумевшие псы. "Кровожадные твари!" Лезвия клинков сверкали, словно скальпели хирургов, ловя отсветы свечей, превращаясь в крошечные зеркала, где отражались черные души. Юты погибали, не успев проснуться.
      Только бард. Корс Кант, не стал перерезать ютам глотки. Он держался рядом с Анлоддой, лицо его стало землисто-серым. Он протянул было руку с зажатым в ней ножом к какому-то юту, но Анлодда схватила его за руку. Анлодда что-то сказала барду взглядом, и Питеру показалось, что ей почему-то хочется, чтобы юноша сохранил некую невинность, чтобы его руки не обагрились кровью. Но в тот же миг лицо девушки вновь стало бесстрастным, и она продолжила орудовать кинжалом на манер невидимого Кассибеллана.
      Наконец один из ютов - наверное, командир, поскольку у него была золоченая цепь на груди - зашевелился во сне, почувствовав, видимо, неладное. Покачиваясь, он поднялся на ноги, непротрезвевший и не до конца проснувшийся. Питер обхватил его сзади одной рукой, зажал горло другой, и нанес кинжалом удар в спину, но совсем немного опоздал. Ют успел выкрикнуть нечто нечленораздельное, но, увы, громко.
      Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. "Так пусть теперь и остальные познают страх!"
      Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз - заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.
      Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.
      - Уходим! - крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними - бард.
      Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.
      Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден <Лиззи Борден (1860-1927) - американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.>, и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, - вылитый призрак Банко из "Макбета", мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.
      Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной... Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.
      Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.
      Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов. Питеру приходилось наблюдать такое. Такое он видел в Ольстере среди бойцов своего отряда, а еще - в глазах Анлодды в ту ночь, в покоях Dux Bellorum.
      "Принцесса! - крикнул Питер сдавленно. - Не убивай его, ради Сына Вдовы!"
      Девушка шумно выдохнула. Волшебные слова охладили ее разбушевавшуюся кровь. На миг она растерялась, потом тряхнула головой и, очнувшись, поняла, где она и кто перед ней. Словно освободившись от пут связавшего его по рукам и ногам заклинания, Питер бросился к Анлодде, схватил ее за руку, оттащил от барда. Их спас полумрак, царивший в зале, и то, что юты были все еще пьяны вдребезги. Многие так до сих пор и не проснулись, а те, что проснулись, протирали глаза, не понимая, что происходит.
      Питер погнал Анлодду и Корса Канта к двери, где их в нетерпении поджидали Кей и Бедевир, плечом толкнул тяжелую створку.
      Выбежав из зала, они помчались по внутреннему двору. Юты не выбежали за ними сразу же, и потому не заметили, где скрылись злоумышленники.
      "Принцесса? Принцесса Анлодда?" - Питер схватил Анлодду за руку, принудил остановиться.
      - Где? - выкрикнул он, тяжело дыша. "Откуда у меня взялось это слово "принцесса". Где я его взял?" - вот что хотел спросить Питер.
      - В тюрьме! - как бы отвечая на его вопрос, выкрикнула Анлодда, тяжело дыша. - Там наверняка держат моего отца. Вместе с теми защитниками Харлека, что еще живы! - Она резко свернула влево, к пристроенному крылу, нырнула под арку. Промчалась по проходу, развернулась и наткнулась на запертую дверь. Кей и Бедивир догнали девушку, принялись вместе толкать дверь. Наконец под их общими усилиями дверь поддалась и открылась.