Корс Кант не отходил от нее. Вид у парня был изможденный, напуганный.., вполне естественный для того, кто раньше ни разу не участвовал в бою. И еще выглядел он виновато. У него просто-таки на физиономии было написано: "Я знаю уйму тайн".
      Сидела ли внутри Анлодды Селли Корвин, или не сидела, но сама Анлодда явно была опытным бойцом. Но кому бы в этом веке взбрело бы в голову обучать женщину боевым искусствам? Даже во времена Питера этим занимались крайне редко - разве что в Америке. И с какой бы стати, ради всего святого, ей притворяться вышивальщицей? Она что-то скрывала, а от Корса Канта помощи в слежке за этой девицей ждать не приходилось.
      И Медраут на поле боя как-то потерялся. Опыт с назначением его младшим командиром можно было считать проваленным - он совсем не был похож на того Медраута, с которым Питер проводил тренировку на турнирном поле несколько дней назад. Пока Медраут не нанес ни единого удара. Хир Амрен безо всякой просьбы взял на себя командование людьми Медраута. Воины с радостью восприняли это изменение в субординации. Конечно, на поле боя нужна была твердая рука опытного военачальника.
      Все остальные дрались не на жизнь, а на смерть. Либо Селли оказалась более хладнокровной особой, нежели ее представлял себе Питер, либо ее здесь не было.
      Ряды разбились на группы, стало похоже на пиршество стервятников, набрасывающихся на свои жертвы. Люди перепрыгивали через падающих в волны павших, морская пена окрашивалась в алый цвет. Похоже, бритты напрочь забыли о римской дисциплине и необходимости выполнять приказы.
      Питер схватил Кея за плечо.
      - Назад! - крикнул он. Кей прокричал приказ волынщику, тот выдул настойчивую хлюпающую ноту. Бритты неохотно прекратили преследование врагов и отступили.
      - Но, принц, победа у нас в руках, мы теперь запросто можем разделаться с ними, - запротестовал принц Бедивир.
      - Это если у них нет резерва, - уточнил Кей, - и если нам до смерти охота обнажить собственное ядро, разбив передовую шеренгу.
      Судя по усталому тону, ему не впервой было разъяснять стратегические замыслы горячему Бедивиру.
      Питер увидел, что юты, рассыпавшиеся по берегу, собираются вместе. Вид у них был далеко не счастливый. Юте-кие военачальники сгоняли своих людей в группы и гнали назад. Вскоре они почти исчезли из виду. А на поле боя появились "санитары" и подобрали тех из раненых, которые подавали более или менее явные признаки жизни.
      Кей указал на раненых бриттов. Двое воинов быстро осмотрели пострадавших.
      - Похоже, они никак не ожидали такого сопротивления, - выразил свои соображения Кей. - Да, хорошую трепку мы им задали. Теперь они не скоро осмелятся сунуться к нам.
      - Не болтай зря, - буркнул Питер. - Голову на отсечение даю, они отступили, чтобы перестроиться и вернуться с подкреплением.
      Затем Питер оценил потери. Убиты и ранены пятеро бриттов и трое сикамбрийцев. Троих раненых подтащили к отряду. Была надежда их спасти. А вот у ютов пало пятнадцать человек, если не больше.
      Раненые стонали от боли. Мечи и копья нанесли им глубокие раны. "О Господи Иисусе, что же мне с ними делать?" Ни тебе хирургов, ни спасательного вертолета, ни корабля-госпиталя на рейде. Выживут или умрут - как Бог даст. Товарищи, как могли, взялись перевязывать раненых.
      - Отпустите их на песок, - распорядился Питер. Небольшая группа воинов под началом Бедивира изъявила желание "осмотреть" убитых ютов. Питер догадывался, что имеется в виду, но запрети он своим людям делать это, он бы поставил под угрозу успех расследования: то есть он бы вышел из образа кровожадного Ланселота. Питер отвернулся к морю и сделал вид, что наблюдает за горизонтом, а Бедивир с кучкой помощников тем временем принялись стаскивать одежду с убитых ютов (а может, чем и похуже занимались).
      Кей и остальные воины устремились к выброшенной на песок обгоревшей галере, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. В это время на берег выбрались некоторые уцелевшие матросы с "Бладевведд". Они решились выйти из воды только сейчас, когда бритты прогнали ютов.
      - Но что же мы будем делать с трупами? - задал вопрос Питер, ни к кому его особо не адресуя. Он сидел на камне, обросшем ракушками и наблюдал за происходящим.
      - Может быть, пожертвовать их Ллиру? - предложил подсевший к нему Корс Кант. Вид у парня был ужасный - кровь забрызгала его с головы до ног - к счастью, чужая, а не его собственная. Юноша бережно прижимал к груди арфу.
      - Ллиру? - переспросил Питер.
      - Нашему богу моря. Бросим их в море в благодарность Ллиру. Он ведь не утопил нас.
      - Это что - обычай такой? - полюбопытствовал Питер. Ему предложение показалось варварским. "Разные культуры, разные обычаи", - урезонил он себя.
      Корс Кант пожал плечами. Сейчас он казался совсем мальчишкой, совершенно растерял уверенность в себе. Он ежился на холодном ветру, непросохшая туника облепила его тело, словно паутина.
      - Не знаю. Я просто подумал, что так будет лучше. Отдали же на съедение Посейдону спутников Одиссея за то, что они украли и съели быков Гелиоса. Артусу бы такое понравилось, это.., ну, это настоящая классика.
      Юноша опустил глаза и принялся отрывать от камня маленькие ракушки и швырять их в воду.
      - Смутился ты, как я погляжу, - усмехнулся Питер. - Никогда, небось, не видел раньше, как людей убивают?
      Корс Кант был бледнее обычного и едва заметно дрожал. Подобные симптомы Питер много раз наблюдал у множества новобранцев после первого боя. "Пусть болтает, не давай ему замолкать. Шок лучше выговорить, в него нельзя погружаться".
      Корс Кант исподтишка глянул на сикамбрийца.
      - Ты же знаешь, сам видел, - сказал он негромко. - Моих отца, мать, сестру, тетку и дядю убили. Разве ты не помнишь, как саксы напали на Лондиниум? Ты же командовал войском, которое отбило их. - Голос у него стал грубее, старше. - Государь, прости меня за мой вопрос, но.., кто ты такой?
      Питер почувствовал, что краснеет, нервы болезненно напряглись. "Он все знает!" Во рту пересохло, но все же он решил сблефовать. В конце концов Корс Кант ни в чем не мог быть уверен на все сто.
      - Я-то знаю, кто я такой. Ланселот из Лангедока. А вот ты кто - еще вопрос.
      Правильно, пригвоздить его к этому камню. Убить, пока не проговорился. Рука Ланселота скользнула к рукояти топора, отстегнула от пояса. Он потянул к себе оружие, готовый прикончить зловредного певца. Вдруг Питер окаменел, поняв, что рукоять топора сжимает не кто иной, как Ланселот!
      "Господи Боже, что же я творю?" Сделав вид, что вовсе не собирался хвататься за топор, Питер поднял руку, провел ладонью по нагруднику, нашел завязку, как бы подтянул ее. "Вот ведь что странно, - удивился он, - я ведь собирался спросить у парня: "А ты кто такой?"
      Заметил ли Корс Кант угрозу? Во всяком случае, юноша неловко заерзал на камне, сглотнул подступивший к горлу ком и уставился на море.
      Питер до боли прикусил губу и мысленно загнал Ланселота куда поглубже. Сикамбриец рванулся на волю изо всех сил - так морская глубина давит на крышку люка подводной лодки. "В конце концов он прорвется, - в отчаянии думал Питер. - Это всего лишь дело времени. Дело времени - и ты получишь невинную жертву".
      Корс Кант негромко заговорил. Питер не сразу догадался, что бард отвечает на заданный им вопрос. Вернее, даже на два вопроса - прозвучавший и не заданный.
      - Она - сердце мое, а я всего лишь чаша, что проливает ложь.
      - Ложь? Ты хотел сказать - стихи там, песни и всякое такое?
      - Ну да. Прости, государь. Стихи и песни. "Вот оно как... Он знает, что я знаю, что он знает. Но ни он, ни я не в состоянии сказать об этом вслух".
      - Нас предали, - сказал Корс Кант.
      - Это кто говорит?
      - Прин... Анлодда так сказала.
      - Похоже, она права. Я видел: ты ночью по палубе бродил. Заметил что-нибудь подозрительное?
      - Я видел... - Бард резко оборвал себя, он словно напоролся на невидимую стену и пытался прорваться сквозь нее. Он поднял руки, вытер глаза. - Будь проклят мой язык!
      - Корс Кант, кого ты видел, говори!
      - Я видел.., одного человека, но дал слово чести молчать. "О Господи, только не это! Опять он за свое! Странное у этого парня понятие о чести!"
      Казалось, будто нутро у Корса Канта девственно-чистое, белоснежное, а снаружи он весь перепачкан свиным дерьмом.
      - Ты лучше забудь-ка про свою честь и развяжи язык. Если только не хочешь угодить под суд.
      - Разве ты хочешь превратить меня в клятвопреступника? - с выпученными глазами вопросил Корс Кант. - Я уже как-то раз выдал тебе тайну Dux Bellorum, потому что дал слово. Тогда ты был доволен! - Он спрятал лицо в ладонях. "Три клятвы в день, - и ты предатель!"
      Питер свирепо оглянулся через плечо, постарался успокоиться. Позади, на каменистом берегу уцелевшие воины уложили раненых. Их прикрывали воины Меровия. Другие бритты постепенно смыкали кольцо вокруг сикамбрийцев.
      Сам же король стоял посередине этих концентрических кругов. Затем он опустился на колени, и Питер перестал видеть его. Обернувшись, Питер увидел окаменевшее лицо Корса Канта.
      "Он все скажет. Он просто мальчишка, он не сможет долго хранить молчание. Нужно только переждать, и я сломлю его кельтское упрямство". Питер решил поработать психологом.
      - Ладно, молчи, - небрежно проговорил он. - Знать ничего не желаю, - Не желаешь? - недоверчиво переспросил бард.
      - Да, не желаю. На что мне это все сдалось? Храни свою тайну. А в следующий раз твой изменник предаст Анлодду. С твоей помощью.
      Парень зарделся. Крепко сжал губы, словно боялся, что с них сорвут нужные Ланселоту слова. "Совсем как сержант Конрой, Мак-Доннелл, О'Коннер, ну почему я никак не могу вспомнить его фамилию?"
      - Ланселот! - послышался позади них окрик Кея. - Тут я кое-что нашел среди обломков корабля. Думаю, тебе будет интересно.
      Питер встал и пошел, увязая в мокром песке, к кромке воды. Призадумавшийся Корс Кант остался один.
      - Что ты там нашел? - спросил Питер. Кей наклонился поближе. Он был весь мокрый, в сапоги Питера с его одежды капала вода.
      - Ты только погляди, что уцелело - ни в огне не сгорела, ни о камни не разбилась, и в море не утонула! И он вытащил из-под плаща бутылку, ту самую.
      - Клянусь, я ее из Камланна не забирал. - Питер так уставился на бутылку, словно у той вот-вот могли вырасти крылья, и она запорхала бы над берегом.
      - Это точно, - кивнул Кей и заговорщицки подмигнул. - Она непонятно как угодила в корзину с мусором в пиршественном зале, а я ее увидел и прихватил с собой. - Кей зловеще осклабился. Судя по всему, он понимал, что бутылка угодила в корзину с мусором по вполне понятной причине. - Ты представь только! Когда мы будем праздновать победу в Харлеке, нам будет что поднести этому проклятому Длинноволосому Королю! Ну, а ты ведь не упустишь случая выказать свою верность Британии и старым добрым временам.., легат.
      В устах Кея титул Ланселота - римский титул командира легиона - звучал чуть ли не обвинением в преступлении.
      Тут внимание Питера отвлек чей-то громкий крик. Толпа возле раненых быстро расступилась. Воины пятились. Сикамбрийцы упали на колени, прижались лбами к земле.
      Один из раненых лежал не шевелясь. Он явно умер. Другой лежал на боку, тяжело, прерывисто дыша. "Этот умрет через пять минут", - понял Питер.
      Третий приподнялся и медленно сел. Его било в агонии, но он был еще жив. Он просунул руку под кожаную кирасу, сбросил ее и уставился на текущую по груди кровь.
      Меровий встал. Его длинные черные кудри были заплетены в косу.
      - Его раны не так тяжелы, как мы того опасались, - заключил он и возложил руку на голову раненого. Тот встал, покачиваясь, словно боксер после нокдауна.
      Меровий повел его к прибрежному камню, поддерживая плечом. Кей присвистнул и щелкнул языком.
      - Фортуна улыбается нам, - вырвалось у Питера.
      - В задницу Фортуну, - фыркнул Кей. - Этого сукиного сына копьем прокололи. Насквозь, ты понимаешь, насквозь! А теперь, вишь ты, "его раны не так опасны, как мы того боялись".
      Питер резко обернулся к Кею.
      - И что же, ты думаешь, он сделал? Пожелал, чтобы его раны затянулись? Ты что несешь, Кей? Кей пожал плечами.
      - Может, нам стоит сейчас угостить Меровия винцом? Пока этот мерзавец кого-нибудь из мертвых не воскресил.
      Не сказав больше ни слова, сенешаль ушел в сторону, мимо камней, по пути сунув бутылку в найденный на острове судна дорожный мешок.
      Глава 4
      Я прыгала по песку туда и сюда, и песок казался мне мириадами острых игл а что, в этом был смысл, ведь я теперь вышивальщица. Я видела, что Этот Мальчишка разговаривает с Ланселотом, и так волновалась, что готова была подойти и встать рядом с ними, хотя они могли разговаривать и обо мне.
      Но что же мне делать, если Этот Мальчишка выдаст меня при первой возможности, - а было похоже на то, что он как раз этим и занимался. Выбор у меня вряд ли будет велик, как только принц проведает про то, что это я стала причиной неудачи нашего внезапного нападения. Он прикажет килевать меня на берегу, прямо здесь на песке - ну, понимаете, что я хочу сказать.
      И все же мне казалось, что Этот Мальчишка не сумеет проболтаться Ланселоту. Хранил же он тайны Dux Bellorum целых десять лет, и никому ни словечка! В общем, я решила, что буду стараться вести себя как можно более естественно с Ланселотом, так, как будто единственные тайны, какие ему выболтал Этот Мальчишка, - это совершенно невинные байки про Гвина, да лошадей в конюшне, да про постельные подвиги Гвинифры.
      Поеживаясь на холодному ветру, я посмотрела в даль, где сновали озлобленные юты, и поняла, что сама больше не в силах хранить собственную тайну. Слова метались у меня в душе, словно вино, в брожении готовое разорвать стенки кувшина. Я должна была все кому-нибудь рассказать!
      Кто-то смотрел мне в спину, и этот взгляд колол, словно нож лекаря. Я обернулась и встретилась глазами с Меровием.
      Почти не раздумывая, я пошла к нему. Ноги мои увязали в мокром песке. Его глаза притягивали меня, меня словно зацепило крюком и тащило. Я взволнованно облизывала пересохшие губы. Сикамбрийцы, окружавшие Меровия, исчезли, словно растворились в утренней дымке. Мы остались одни.
      Меровий, казалось, мысленно раздел меня, снял с меня тунику, сорочку, а потом - кожу, мышцы, кости, оставив только сердце и мозг. А потом он отвел взгляд от моей обнаженной души, поднял руку и воздвиг невидимую стену, которая почему-то сразу успокоила меня.
      Откуда ему знать о том, что я так отчаянно хотела исповедаться?
      - Я совсем запуталась, государь, - призналась я. Открыла рот, чтобы рассказать Меровию об отце, о том, что он мне поручил, о том, как я в конце концов оказалась в покоях Dux Bellorum, но обнаружила, что не могу вымолвить ни слова.
      Я открывала и закрывала рот - наверное, это было похоже на открывающую и закрывающую створки ракушку. Ну совсем как Этот Мальчишка прошлой ночью. И вдруг я поняла, что мучает меня. Мне хотелось исповедаться, но я не знала, в чем мой грех!
      Согрешила ли я тем, что согласилась исполнить волю отца и совершить покушение на жизнь Артуса? Но в то время я едва знала о том, что он собой представляет, и какова его важность для этого мира (а особенно - для Этого Мальчишки), но мой отец - это мой отец. Ну что ж, наверное, я согрешила легкомыслием, бездумно согласившись исполнить волю отца.
      А может быть, я согрешила тогда, когда поколебалась, когда рука моя с занесенным для удара клинком упала, и я не сумела убить этого величественного человека, застывшего на коленях в жаркой молитве. Тогда я испугалась за собственную душу. И что же, Господь мстил мне за это? В чем мой грех? В трусости?
      Ну а как насчет непослушания? Я ведь не исполнила волю отца. Согрешила ли я бездействием, не разобравшись, какой из двух грехов страшнее?
      Меровий терпеливо ждал. Я должна была что-то сказать, и потому выдавила первое признание, какое мне пришло на ум.
      - Господи, помилуй... - сказала я. - Я.., я люблю... Этого Мальчишку.., я хотела сказать: Корса Канта.
      И в то же мгновение, как только я произнесла эти слова, мне захотелось, чтобы я этого не делала. Как я могла любить.., его?
      Меровий усмехнулся, а я покраснела.
      - Сестра, - сказал он, - любовь не грех. Любовь - это чувство. Исповедоваться можно только в деяниях и намерениях. Чувства, особенно такие глубокие, как любовь, посеяны, словно семена, в наших сердцах Великим Зодчим. Или ты решила обесчестить себя и юношу соитием без брака?
      - Нет! То есть... Как-то раз чуть было этого не случилось, но мы устояли перед искушением. Мне показалось, что это было бы не правильно. Не скажу, чтобы я так уж имела что-то против со.., соития, государь. Я Строительница, но не римлянка. Но тогда это мне показалось недопустимым.
      - Сестра, Строители несколько иного мнения о соитии, чем.., скажем.., чем наш друг Артус. Когда соитие происходит неразумно, под воздействием одной только страсти и сопряжено с животным наслаждением, тогда дух человеческий теряется. Вот тогда это воистину грех. И все же я не пойму тебя, Анлодда, в чем же ты хочешь признаться? - В том, что не поддалась животному чувству?
      - А это глупо?
      - Довольно-таки.
      Я вздохнула. Он поймал меня, я это понимала, и он тоже, но пока я не была готова исповедаться в своем грехе.., и не буду готова, пока не решу, в чем состоит мой грех. Я чувствовала себя золотых дел мастером, которому нужно решить трудную задачу. У него восемь мешочков с чистым золотом и один с простым металлом, а ему можно только трижды взвесить мешочки на весах, чтобы понять, где золото, а где - нет.
      - Приходи ко мне тогда, когда будешь готова совладать с духом, сестра, когда сумеешь обличить свою животную природу. А пока.., пока я советую тебе как отец, но не как твой отец... - Он усмехнулся, и я хорошо поняла разницу. Пока ты не научишься любить себя, Анлодда, ты никого не полюбишь.., даже его.
      На этот раз я поняла Меровия не так хорошо. Его или... Его?
      Но какая разница? Не знаю, по-моему - никакой. Быть может, порой это одно и то же. Я вздохнула и вернулась к Ланселоту, который отпустил Этого Мальчишку и о чем-то серьезно беседовал с сенешалем Кеем.
      Глава 5
      Питер вздохнул, покачал головой.
      - У нас дела поважнее, Кей. Дела не слишком приятные, боюсь. Пошли ко мне Медраута.
      Усмешка скривила губы Кея - слишком проворная усмешка. И тут же исчезла.
      - Заметил небось, как он вел себя в бою?
      - Заметил.
      - Мне не хотелось бы распекать его.
      - И мне не хочется. Но нужно. Ради простых воинов. Питер кивнул. Кей отошел к Хиру Амрену и негромко заговорил с тем. Питер пошел дальше по берегу и поманил к себе Анлодду.
      - Девушка, ты родилась в Харлеке? Она сразу напряглась, вытянулась, как струна. Питер решил, что больше так к ней обращаться не станет.
      - Да, я родилась здесь. Это так же справедливо, как то, что я - не юноша.
      - Тебе знакомы здешние края? - И Питер обвел рукой берег.
      - Конечно. Это Берег Красного Песка. Он так называется потому, что когда-то давно, еще до моего рождения, тут как-то раз пролилась на песок красная краска из бочки, что упала с борта римской купеческой галеры, и...
      Питер поскорее прервал Анлодду, пока та не слишком погрузилась в пространные объяснения.
      - Не сейчас, не сейчас... Сейчас нам нужно найти какое-то место, куда бы могли отступить, где бы нас не нашли юты, где мы могли передохнуть и решить, как быть дальше. Что предложишь?
      - В лесу есть холм, а за ним - лощина в два стадия шириной и в столько же длиной.
      - Замечательно. Веди нас туда, Анлодда. Она кивнула и побрела к опушке леса. Деревья росли почти до самой кромки песка, скрюченные, изуродованные морскими солеными ветрами. Питер велел отряду идти следом за девушкой тихо, без шума и криков.
      Юты находились достаточно далеко, чтобы разглядеть, куда именно отправляются бритты, - одно им было ясно: противник уходит в сторону леса. "Если нам повезет, - думал Питер, - они решат, что осторожность - лучшая стратегия и будут ждать подкрепления, а до этого времени за нами не сунутся".
      Поначалу шло редколесье, затем, по мере того как отряд углубился в лес, деревья стали расти все гуще и плотнее. Дубы, липы - лес как лес, но уже через полмили чаща стала почти непроходимой. Невзирая на то что листья почти совсем облетели, ветви деревьев сплетались так плотно, что почти загораживали солнце и не пропускали его лучи к земле. Воины начали нервничать, оглядываться по сторонам.
      Питер принюхался. Как давно он не ощущал запахов леса, этой сырости, свежести.., разве что тогда, в лаборатории Уиллкса, когда ему привиделся девственный лес...
      "Интересно, как пахнут шепчущие сосны?" - гадал Питер, не спуская глаз с шагавшей впереди Анлодды. Та торопливо шла, изредка останавливалась, как бы в изумлении, потом снова шла вперед. Наверное, даже она не узнавала знакомые места.
      "Либо так, либо она на самом деле не Анлодда".
      Вскоре отряд пошел вверх по склону пологого холма. Он оказался достаточно высок - Питер не ожидал обнаружить подобной возвышенности в окрестностях Харлека - ведь отсюда было добрых пятнадцать миль до горы Сноудон, вершина которой, как это ни странно, была покрыта снегом. Хвоя потрескивала у Питера под ногами. Идти ему было нелегко - ведь он был постарше Ланселота, и годы сказывались.
      А потом Анлодда вдруг исчезла. Питер недовольно приказал отряду остановиться и осторожно пошел вперед один. Вскоре перед ним открылась лощина, поросшая дикими злаками и луком. Посреди лощины стояла Анлодда. Она развернулась навстречу Питеру. Вид у нее был довольно-таки вызывающий. Сложив руки за спиной, она прищурилась и проговорила:
      - Не могла же я забыть родные края. Это почти то же самое, как если бы ты забыл, как открывается дверь в твой дом. Сказала же я, что приведу тебя сюда, вот и привела.
      Питер кивнул.
      - Хорошо. Спасибо тебе... Анлодда. "А что это я споткнулся? Что я хотел сказать? Какое слово чуть было не сорвалось с моих губ? Спасибо тебе.., милая?"
      Анлодда явно преувеличила размеры лощины. В ширину тут действительно оказалось два стадия, а вот в длину - всего-то две трети. Но для того, что задумал Питер, лощина вполне годилась. А задумал он судить военно-полевым судом беднягу Медраута. Питер развернулся к отряду и дал воинам знак следовать дальше.
      Отряд собрался вокруг полководца. Бедивир, с которым, по всей вероятности, успел потолковать Кей, выстроил воинов полукругом у подножия холма. Питер взошел повыше по склону. Через пару минут к нему присоединился Кей, а чуть погодя - Меровий, представлявший интересы сикамбрийцев.
      Вид у Медраута был напуганный, но он сам, по собственной воле, шагнул вперед.
      - Не будем долго тянуть, сынок, - начал Питер, надеясь, что сумеет повести себя уверенно, как подобает в сложившейся ситуации. - Что с тобой стряслось на поле боя?
      Медраут беспомощно оглянулся, но не обнаружил ни в одном лице дружеской поддержки. Он вернулся взглядом к Питеру. Медраут молчал. - Видимо, обдумывал ответ. Но что он мог ответить?
      "Он не понимает, что происходит, решил Питер. - О чем он думает? Гадает, высекут его или казнят?"
      Ну да, наверное - если он на самом деле только Мед-раут, и никто другой. Когда Питер впервые увидел Медраута, тот вел себя заносчиво, самоуверенно. Он показался Питеру не слишком сообразительным, однако уроки усваивал неплохо. И вдруг в разгар сражения Медраут совершенно переменился, растерялся, как бы забыл и то, что уж точно умел, - казалось, он оказался посередине главы, не прочитав предыдущих страниц.
      Может, всего лишь опростоволосился в первом настоящем бою? А может, внутри него сидела террористка из двадцатого века, ничего не смыслящая в технике боя в пятом веке?
      "Бланделл сказал, что я могу опередить Селли, а могу оказаться на месте позже нее на несколько дней". Питер, жуя губу, смотрел на юношу и гадал, как же понять, как все обстоит на самом деле. "Если это Селли, и если она только что свалилась сюда, самое время встряхнуть ее как следует, пока она не очухалась".
      Но если это так, то кто тогда прокрался в покои Артуса в Камланне?
      - Мне нет оправдания, государь, - ответил Медраут наконец.
      - Я не спрашивал, есть ли у тебя оправдание. Я спросил, что стряслось с тобой на поле боя.
      - Не знаю, государь. Я...
      - Ну?
      - Я растерялся. Сам не знаю, что стряслось.
      - Растерялся?
      - Да, государь.
      - Совершенно неожиданно?
      - Да, государь. Сам не пойму, как это вышло.
      - В чем состоит первейший долг командира? Медраут молчал.
      - К примеру, как насчет того, - продолжал Питер, - что командир обязан понимать, что происходит, не хуже тех, кто ему подчиняется?
      - Да, государь.
      Питер смотрел на Медраута. Его глаза, словно клинки, пронзили доспехи юноши. Медраут смотрел на него, не мигая, вытянувшись по струнке, словно его муштровали в двадцатом веке.
      "Ну а теперь проверим тебя на вшивость", - решил Питер и выхватил из-за пояса кинжал. Покороче гладиуса, но подлиннее ножа британских боевиков. Без предупреждения он метнул кинжал, и тот вонзился в землю у ног Медраута. Медраут вздрогнул, но с места не двинулся. Но кому принадлежало это самообладание - настоящему Медрауту или обученной убийце?
      - Ты убивать умеешь, парень?
      - Да, государь, - выдавил Медраут.
      - Покажи свое умение.
      - Прошу прощения, государь?
      - Возьми клинок.
      Медраут растерялся на краткий миг, наклонился и выдернул из земли клинок, не спуская при этом глаз с Питера.
      - Ну, давай. Поработай клинком. Убей того, кто стоит по правую руку от меня.
      Кей бросил взгляд на Питера, вздернул брови. Щеки Медраута побледнели, взгляд забегал. Он смотрел то на Питера, то на Кея, то снова на Питера.
      - У-убить военачальника Кея, государь? - уточнил Медраут срывающимся голосом.
      Пусть Селли только что появилась в этом мире - в бою она не раз могла слышать, как окликали Кея.
      - Убей Кея. Ради меня. Ради Артуса.
      Медраут скрипнул зубами, часто задышал. Костяшки пальцев, сжимавших клинок, побелели.
      Питер посмотрел на Кея. Семешаль едва заметно улыбался, пристально следя за Медраутом. "Ты-то уверен, что перед тобой всего-навсего сосунок, дружище", - думал Питер. Он надеялся на то, что уж Кей всегда опередит неискушенную в боевых искусствах Темных Веков Селли, но все же риск был, и немалый.
      - Убей военачальника Кея. Это приказ, Медраут.., если ты хочешь и впредь сопровождать меня, ты обязан повиноваться мне без раздумий, без сожаления, без жалости.
      Так, как поступал бы член ИРА.., ну то есть так всегда говорили Питеру. Эти точно не ведали жалости ни к кому. Но Питер почти не сомневался, что то же самое члены ИРА думали про офицеров СВВ.
      "И она не ошибается, если так думает. Я бы выполнил приказ. Вот только я не желторотый принц, впервые выехавший на боевую операцию.., и Селли тоже".
      Может быть.
      Медраут уставился в землю. Его побледневшие щеки побагровели.
      Реакция была столь внезапной, что Питер чуть было не бросился, чтобы закрыть грудью Кея. Поступи он так, он бы все испортил, но Медраут, резко размахнувшись, воткнул нож в землю перед своими ногами - точнехонько туда, куда его воткнул чуть раньше Питер. Клинок вошел в землю по самую рукоятку. Питер сдержался, остался неподвижен, словно воды озера в штиль.
      - Нет, государь! - гневно воскликнул Медраут. И иллюзия присутствия Селли испарилась столь же мгновенно, как возникла. Вот глупость какая! Чтобы убийца из двадцатого века проделала путь длиной в пятнадцать веков и свалилась в бушующее море?
      Кроме того, Селли уже пыталась убить Артуса - несколько дней назад, до сегодняшнего сражения.
      Питер чуть было не улыбнулся от радости, однако сумел сохранить самообладание и неприступность.
      - Что ж, похоже, этот юнец способен принимать собственные решения. Вешать его не станем.
      Медраут промолчал. Однако лицо его утратило ту уверенность, с которой он отказался выполнять приказ. Вид у него стал растерянный - похоже, внезапная перемена в настроении Питера его донельзя изумила.
      "И все равно проблема никуда не делась, - думал Питер. - Предо мной офицер, который пальцем не шевельнул в бою в то время, как рядом гибли его бойцы. Даже играя в полицейского, я не вправе забывать о своем долге командира. Он уязвим, он сейчас все способен понять.., наноси удар сейчас, или тебе это больше никогда не удастся!"
      Питер поспешно продолжал:
      - Девять десятых времени - вот все, что отпущено для того, чтобы решить, как поступить. Чтобы принять любое решение, юноша... Поступок может быть верным или неверным, но его нужно совершить. Не жди, что кто-то разжует для тебя объяснение - этого не произойдет.., не жди, что кто-то подскажет тебе, как быть. Я хочу, чтобы ты отдавал приказы своим людям. И не жди, что я буду дергать твои струны за тебя. Мне нужна боевая лошадь, а не вьючный мул.
      "А мулы-то у них уже есть или нет еще?"
      Но, похоже, Медраут его понял.
      - Ты знаешь, что умеешь совершать деяния, можешь принимать решения и осуществлять их, быть готовым ответить за последствия. Ты доказал это, когда вонзил клинок в землю. Ты видел своих людей в бою и знаешь, что они также способны на это. Я жду от тебя великих подвигов, юноша. Великих подвигов. Давай держаться впереди восьмого шара <Питер перефразирует поговорку "То be behind eighth ball" - букв. - "быть позади восьмого шара", то есть находиться в невыгодном положении.>, ладно? "Ой, мамочки, что я несу?"
      Питер прикусил язык и мысленно взмолился о том, чтобы Селли нигде рядом не было - тут она бы его точно вычислила. - Я хотел сказать - будь всегда на высоте.
      Сцена судебного спектакля почти подошла к концу, однако приближался самый сложный момент. Медрауту точно впечатлений хватило, но простые воины не должны были понять ровным счетом ничего - им и в голову не должно прийти, что Медраут мог бы снова опростоволоситься.