Сам же Питер стоял посередине шатра, сжимая в руке окровавленный клинок. Вид у него был самый глупый и ошарашенный.., и эта роль давалась ему легко.
      Какамври допрашивал его целый час. Стражники пустили слух о том, что Медраут убит, но пока ни словом не обмолвились о смерти Артуса.
      После предварительного допроса Какамври не слишком охотно поверил в рассказ Питера и Гвинифры, но предупредил их о том, что позднее всенепременно воспоследует настоящий суд, во время которого им обоим придется произнести самые священные клятвы.
      Пришел лекарь, измерил кинжал Питера, осмотрел рану Медраута и объявил, что, скорее всего, юноша был убит именно этим оружием. Конечно, он не мог сказать ничего определенного о резаной ране на шее Артуса, кроме того, что она нанесена более или менее острым клинком. В качестве предполагаемого оружия убийства вполне годились как кинжал Питера, так и клинок Медраута - и тот, и другой были покрыты запекшейся кровью.
      Гвинифру, которая во время допроса "упала в обморок", вынесли из шатра помощники лекаря-брадобрея.
      Питера в конце концов отпустили, учитывая то обстоятельство, что предстоял великий бой, а легион Питера - "Ланселота" - стоял в лиге от лагеря Артуса.
      Питер вернулся к стойлам, где был привязан Эпонимус, и обнаружил там Мирддина. Селли Корвин сидела на наковальне и ждала его.
      - Поздравляю, - ухмыльнулась она. - Я слышала, что ты отправил на тот свет злобного убийцу Медраута и не дал ему прикончить Артуса.
      В сознании Питера бушевал Ланселот. Он то вырывался на волю, то отступал. "Ночь длинных ножей" продолжалась. Вряд ли Питеру удалось бы продержаться в теле Ланселота еще день.
      - Зачем, Селли? - спросил Питер, не особо надеясь на то, что получит честный, прямой ответ. Она удивила его.
      - Артур умер, и мы, саксы, завладели этим прекрасным островом. Теперь не завладеем. - Селли улыбнулась, пожала плечами. Она весьма экзотично выглядела в теле дряхлого старика.
      "Мы - саксы?"
      - Но пока Артус жив, - возразил Питер, - Римский католической Церкви никогда не установить здесь свое владычество... Артур - кельт, но он отступник, еретик! Как же ты можешь вот так запросто лишить спасения весь свой народ?
      Селли, похоже, удивилась такому вопросу. Она погладила седую бороду Мирддина.
      - Церковь? Но с какой стати ты решил, что я - католичка?
      Питер обмер.
      - Если уж считать меня верующей, - продолжала Селли, - то я англиканка, дружок.
      - Но как же.., как же Ирландская Революционная армия...
      - Я к ней не имею ровным счетом никакого отношения, милый. О да, я правда давала им денег на покупку бомб, и вообще в том, что касается торговли с ними дело иметь исключительно приятно. Платят вовремя и никогда не задают глупых вопросов.
      Питер покачнулся. Ланселот отчаянно рвал сковывавшие его путы. Правая половина тела начала собственную жизнь. Рука потянулась к несуществующему топору. Но все же Питеру удалось одержать верх, и хотя бы на миг он вновь загнал Зверюгу в темницу.
      - Чувствуешь его? - искренне полюбопытствовала Селли. - Ланселот выталкивает твое сознание, как и Мирддин - мое? Тебе, наверное, потруднее приходится - тяжко небось сражаться с таким великим воином. А Мирддин всего-навсего трусливый старый отставной колдунишка.
      - Селли Корвин - это твое настоящее имя? Она кивнула.
      - Ты.., англичанка?
      - Такая же, как Фрэнк Китц и Г.Б. Сэмьюэлс. "Анархисты".
      - Ты анархистка?
      - Наверное. Нет, не совсем.
      - Но тогда.., почему? Господи Иисусе, почему, Селли? Я правда, правда очень хочу понять!
      Она оскалилась, словно готовящаяся сожрать добычу акула, обнажив при этом гнилые зубы Мирддина.
      - Потому что я до смерти ненавижу всех вас, мерзкие ублюдки саксы!
      Питер не сводил с нее глаз. Отвращение подкатило к глотке, словно жгучая желчь.
      - Селли, но ведь ты и сама - одна из этих самых мерзких ублюдков саксов!
      - Да? Знаешь, на этот счет я могла бы процитировать Джона Куэйла. "Знай я, что за мерзость эта жизнь, я бы и не подумала рождаться на свет". Сам понимаешь, я в этом не виновата.
      - Мне кажется, ты сама не понимаешь, зачем сделала это. Она улыбнулась, откинулась назад, прислонилась к стенке стойла.
      - С меня вполне хватит того, что я уничтожила тебя, твой народ, твою страну, твою культуру. Всех вас. Мало не покажется, а, гаденыш Питер Смит? Я сделала это потому, что смогла, мерзкий подонок.
      - А ты... Питер Смит Кровавые Руки, ты хоть раз в жизни смотрел на себя в зеркало? Может, там и отражаться нечему? Ты, небось, и тени в полдень не отбрасываешь! Ты убил его, убил этого мальчика, Медраута, только потому, что думал: он - это я!
      - Но разве ты теперь не понимаешь, почему я должен был сделать это?
      Она злорадно ухмыльнулась. Устремила на Питера пристальный, долгий взгляд - ни дать ни взять, вылитый Чарли Мэнсон.
      Питер не мог найти слов, которые разрушили бы упоение Селли победой. Он вытащил из ножен кинжал - тот самый, что уже прервал сегодня две жизни. Что теперь значила еще одна?
      "Выходи, ну, выходи же, где бы ты ни был!" - призвал Питер Ланселота.
      Селли, завидев обнаженный клинок, ухмыльнулась так широко, что странно, как только кожа не треснула на морщинистой физиономии Мирддина.
      - Бери меня! - радостно воскликнула она. - Я твоя! Отправь меня обратно! Я вернусь, ты прекрасно знаешь, что я вернусь и окажу Dux Bellorum помощь в самый трудный час.
      - Откуда ты вернешься? Из девственного леса, в котором и в помине нет никакой машины времени?
      - Что?
      - Я видел этот мир, прежде чем отправился сюда, Селли. Там никакой техники - даже автомобилей нет. - "Убей ее. Убей немедленно!" Но запертый в клетке сикамбриец почему-то не показывал зубы.
      - Что ж, замечательно. Как хорошо, что я искушена в истории развития науки, - произнесла Селли, полуприкрыв веки под нахмуренными кустистыми бровями. - На восстановление тороида уйдет несколько лет, но я рассчитаю время и вернусь в Камланн через несколько недель.
      - О... - проговорила она чуть погодя. - Похоже, я забыла тебе кое-что сообщить. Когда мы на днях беседовали с Марком - очаровашкой Медраутом, - он проболтался. Там, в реальном времени, твое тельце умерло, Питер, птичка моя.
      Ты мертв. Когда ты умрешь здесь, когда Ланселот в конце концов изгонит тебя из своего тела, тебе крышка. Ты станешь достоянием истории. Adios, ты призрак! - и она зловеще расхохоталась.
      Неожиданно Питер заметил, что они уже не одни. Кучка легионеров обступила их с Мирддином. Воины стояли с отвисшими челюстями и наблюдали за их перепалкой. Питер услышал взволнованный шепот. "Вернусь.., в самый трудный час..."
      - "Mors ultima ratio", - проговорил Питер, шагнул к Мирддину и воткнул кинжал в грудь старика. Друид умер мгновенно, не издав ни звука.
      "Проклятие! - вспомнил Смит. - Я ведь ей так и не сказал, что Артус убит. Теперь весь мир - к услугам саксов, он открыт для тебя и меня, старая перечница".
      Vaya con dios <Ступай с богом (исп.).>, кровавая Селли Корвин. Надеюсь, ты неплохо отдохнешь в "Краме".
      Толпа воинов разразилась испуганными возгласами. Легионеры попятились от разбушевавшегося Ланселота, который теперь окончательно занял свое место. Еще несколько мгновений Питер смотрел на мир из своей новой тюрьмы - смотрел глазами Зверюги.
      А потом он уплыл, улетел на крыльях смерти, мысленно навсегда простившись с Гвинифрой - единственной своей настоящей любовью.
      "Cave canem" - была его последняя мысль. "Берегись собаки".
      Глава 50
      Анлодда теснее прижалась к Корсу Канту. Он нежно целовал ее. Шли часы, но юноша никак не мог уснуть. "У меня есть ответ", - сказал старый король, но больше не проронил ни слова. Ушел, оставив их с Анлоддой в своем павильоне, строго-настрого наказав не высовывать носа отсюда и сидеть тише воды, ниже травы.
      - Гм-м-м... Анлодда, - неуверенно проговорил бард.
      - Да, милый?
      - Ведь в конце концов.., мы любим друг друга, верно?
      - Да.
      - И несмотря на то, что нам никогда не суждено пожениться, мы будем всегда любить друг друга?
      - Да?.. - Она нахмурилась и подозрительно посмотрела на Корса Канта. Корс Кант Эвин, надеюсь, ты не предлагаешь, чтобы мы накинулись друг на дружку, словно парочка диких свиней?
      - Нет! Нет! - поспешно возразил юноша.
      - Ты должен понимать: если я и выйду в конце концов за кого-нибудь замуж и если этот кто-то окажется человеком цивилизованным, вряд ли ему придется по душе мой отпрыск, зачатый раньше срока, и к тому же внешне как две капли воды похожий на одного барда. Так что.., если у тебя нет при себе мешочка из телячьей кожи, которые римляне надевают.., ну ты знаешь, на что.., то лучше бы нам воздержаться.
      - Но ведь с Ланселотом.., ты...
      - Питер? Он научился владеть собой. К тому же тогда со мной это было впервые. В первый раз не забеременеешь. Корс Кант посмотрел на возлюбленную.
      - Бывает и такое, - заявил он уверенно.
      - Нет, не бывает.
      - Говорю тебе - бывает! Мои отец и мать зачали меня с первой же попытки.
      Брови Анлодды взлетели вверх.
      - Правда? Ну и ну... Ну что ж... Если волна нахлынет, придется ее одолеть.
      - Ну а если ты, - продолжал Корс Кант, - вступишь в брак с каким-нибудь кельтом, язычником вроде Гвинифры? Эти любого ребенка принимают, для них это всего лишь доказательство того, что их жена не бесплодна.
      - Гвинифра тут при чем? Я предпочла бы выйти замуж за мужчину.
      - Ты понимаешь, о чем я говорю!
      - Что ж, и этот мост будет сожжен, когда мы до него доберемся. - Она легла ближе к нему, нежно коснулась его щеки. - Корс, я хочу тебя. Но прошу, пойми меня, и не взваливай на меня новую ношу, покуда мы не разобрались, в какой миг в какие сапоги обуться и какой надеть плащ. А не то получится как тогда, когда перед голодной лисицей одновременно окажутся миска с едой и лающая гончая!
      - Я только хотел удержать тебя, - солгал Корс Кант и скрестил ноги.
      - Конечно, - прошептала она и прижалась к нему. Миновало еще несколько мгновений - и Анлодда крепко заснула, и к изумлению барда захрапела так громко, что могли проснуться тени в Гадесе. Даже если бы юноша так не переживал за то, что будет с ними, и не гадал, какое же решение принял Лири, он не уснул бы рядом с Анлоддой.
      "Похоже, придется к этому привыкнуть, - грустно подумал он. - Может, уши воском заливать!" Это ухищрение помогло Улиссу, чтобы ни он, ни его соратники не слышали убийственного пения Сирен. Вскоре и он задремал, и ему приснились багряноволосые Сирены, дующие в бараньи роги.
      Разбудил Корса Канта король Лири, вернувшийся после своей тайной вылазки.
      - Вставайте же! - ворчал Лири, тряся за плечо Анлодду. - Ужасное происшествие!
      - Происшествие?
      - Медраут мертв, его убил Ланселот. А некоторые болтают, будто и Dux BeIIorum отправился к праотцам.
      - Что?!! - Корс Кант вскочил на ноги, Анлодда приподнялась и села.
      Барда словно парализовали страшные вести. Совсем как та лисица, о которой недавно говорила Анлодда, он разрывался между двумя огнями. Священный долг повелевал ему бежать к своему господину, но он понимал, что сейчас его возлюбленная нуждается в нем сильнее, чем когда бы то ни было.
      - Стой, не шевелись, - распорядился король Лири тоном, не допускающим возражений, и Корс Кант без раздумий повиновался. "Это все фокусы Строителей, - мелькнула у юноши дикая мысль. - Так уже делали и Анлодда, и Меровий".
      Бард тяжело вздохнул, вспомнив о том, что Длинноволосого Короля, получеловека-полурыбы, как о нем говорили (а теперь Корс Кант понимал, откуда взялось это предание - он хорошо знал, символом какого предка Меровия была рыба), уже нет на свете.., и еще Корс Кант помнил о том, что только ему одному вверена величайшая тайна престолонаследования Меровиуса Младшего.
      "Ты будешь призван зачесть этот свиток, когда остынет прах Артуса Пендрагона..." Эти слова пылали в мозгу у Корса Канта - пророческие слова Меровия, произнесенные в кабинете у Артуса, когда оба они были живы.
      - Артус мертв? - в страхе воскликнула Анлодда, все еще плохо соображавшая, что происходит.
      - Нет, нет. Точно пока неизвестно. Если он мертв, тут такая неразбериха начнется... Как бы то ни было, Ланселот прикончил Медраута, а...
      Корс Кант громко, отчаянно закричал и тяжело повалился на спину.
      - О Господи, только не это! Мирддин и Артус - они оба... Нет!!! Слезы ручьями бежала по его щекам.
      Анлодда села рядом с ним, обняла, прижала его голову к груди, принялась гладить, успокаивать.
      - Все хорошо, - тихо говорила она. - Я не отпущу тебя. Я никогда не умру, мы с тобой всегда будем вместе, как два созвездия на небесах.
      Корс Кант не в силах был вымолвить ни слова. Он только тихо плакал.
      - Дети мои, все это очень трогательно, но только нам надо поторопиться. Нам нужно как можно скорее убираться отсюда, а до того еще многое надо успеть сделать. Познакомьтесь с моим большим другом, отцом Фиделиусом Дамасусом одним из капелланов легионов Ланселота и представителем римской церкви. Я бы раздобыл самого Патрика, но он сейчас жутко занят - обращает все мое треклятое королевство в христианство.
      Анлодда нерешительно пожала руку священника, пробормотала какие-то невнятные слова приветствия.
      - Святой отец, - пояснил Лири, - пришел сюда для того, чтобы совершить церемонию венчания по церковному канону.
      - Я не могу выйти замуж, - грустно вздохнула Анлодда. - Потому что Корс Кант родился простым горожанином, он даже не рыцарь, не говоря уже о том, что он - не дворянин. - Голос ее звучал холодно и тоскливо.
      Лири ухмыльнулся. Как ни печальна была Анлодда, она не могла не ответить на извечное добродушие дяди.
      - Да не за него, принцесса. За меня.
      Тут бард словно очнулся от летаргического сна.
      - Ты? - вскричал юноша. - Ты хочешь жениться на Анлодде?! Это и есть найденное тобою решение?
      Анлодда ахнула, но тут же стала успокаивать разгорячившегося барда.
      - Это настоящее озарение! Если ты не видишь этого, Корс Кант Эвин, значит, ты - такой же тупица, как Бедивир. Уж конечно, дядя Лири не станет возражать против того, чтобы мы с тобой...
      - Кхе-кхе! - предупреждающе покашлял Лири и указал на священника.
      Анлодда тут же умолкла, хотя явно была не против продолжить тираду.
      - А ты будешь шафером, парень, - подмигнул Корсу Канту Лири.
      Тупо, почти не соображая, что происходит, что случилось с миром за последние несколько минут (уж не захватила ли над ним власть Эрида - греческая богиня хаоса?), бард встал туда, куда указал священник. Мало того, барду даже удалось отрицательно покачать головой, когда святой отец спросил, не ведомы ли ему какие-либо причины, из-за которых Анлодда не могла бы вступить в брак с королем Лири.., своим отцом.
      "То ли никто не сказал об этом священнику, - гадал Корс Кант, - то ли последователи святого Павла куда более терпимы, чем мне рассказывали".
      Как только отец Дамасус завершил обряд бракосочетания, Лири подобрал с пола плащи барда и девушки, швырнул им и вытолкал обоих из шатра. Священник, в это время занятый приличествующими случаю записями, оторвался от пергамента.
      - Но государь! - воскликнул он. - По правилам следует устроить званый ужин...
      - Нету времени, нету времени! - весело замахал руками Лири. - Как бы к первой брачной ночи не опоздать - вот что!
      И он следом за молодыми вышел из шатра. Лири дал Корсу Канту и Анлодде обогнать себя, чтобы они могли переговорить наедине.
      - Любовь моя, единственный мой, - торопливо шептала Анлодда. - Это наилучший выход. Я не договорила там, в шатре, дядя попросил меня умолкнуть напомнив, что и у священников, и у стен есть уши, но он обязательно даст нам свободу, вот увидишь. Ты станешь моим придворным бардом - ведь теперь я королева Эйра, и будем вместе навсегда.
      - Свободу? Когда, интересно знать. А вдруг этот старый козел истребует право первой брачной ночи?
      - Но без этого брак не может быть признан настоящим. И потом - в чем дело? Разве ты сам не говорил мне, что готов любить меня всегда - сколько бы у меня ни было других мужчин.., и даже женщин, по-моему, ты даже так сказал! А теперь, если у меня родится дитя (от Ланселота, от Лири и даже от тебя, любимый мой), Лири сделает его принцем или принцессой. Кроме того, продолжала Анлодда, - я уверена, что одна ночь с Лири научит меня всему, что нужно для того, чтобы я могла услаждать тебя на ложе.., ну, так мне говорили. - Она взглянула на Корса Канта и едва заметно улыбнулась. - О, я думаю, это очень романтично...
      - Но.., любовь моя.., ведь он - твой отец! Он, наверное, твой отец. Тебе не кажется, что это как-то.., дурно?
      - Нет, милый, мне кажется, что это так романтично - он жертвует собой ради счастья своей дочери.
      Корс Кант поежился, мысленно представив себе эту жуткую брачную ночь.
      - Боже, и так все хуже некуда. Так теперь еще и он станет моим повелителем? Этот нецивилизованный язычник из Эйра?
      - Думай, что говоришь, Корс Кант Эвин. Ты оскорбляешь моего супруга. - И Анлодда, гордо откинув назад голову, отстала от барда и поравнялась с королем Лири.
      Они пробирались сквозь мятущуюся толпу. В лагере царила полная неразбериха. Когда легионеры не дождались Артуса, они решили, что их владыка на самом деле убит. В конце концов преторианские гвардейцы признались в том, что это правда.
      Никто не понимал, как быть, и что теперь будет. Состоится ли сражение с ютами? Или будет приказано отступать? Что скажет Ланселот? Как поступит Кей?
      На последние два вопроса ответы пришли быстро. Легион Ланселота прибыл в лагерь Артуса в боевом строю под командованием Хира Амрена. Легионеры потребовали освободить своего легата, но оказалось, что того никто и не собирался пленять.
      Затем прибыл и Кей со своими легионами, и вскоре стало ясно, что как только найдется невесть куда подевавшийся Ланселот, Кей объединится с ним. При этом со смертью Артуса оба легиона отделялись от какой бы то ни было империи.
      В конце концов пришли в движение легионы Орла и Дракона. Хотя воины Артуса и не построились к бою, числом они значительно превосходили мятежников и лучше действовали в пешем строю. Разгорелась короткая гражданская война, которую быстро погасили уважаемые легаты и младшие военачальники. Войска были разведены. Вот через какой хаос предстояло пробраться Лири, Корсу Канту и Анлодде. Девушка ехала верхом на Мериллуин, Корс Кант - на лохматом пони, а король Эйра - на упрямом осле, который, по мнению барда, как нельзя лучше ему подходил.
      Глава 51
      Ланселот из Лангедока наконец оправился после долгой болезни и избавился от демона, завладевшего его душой и телом. Теперь он рассматривал загадочные письмена на обрывках пергамента и гадал, что же это такое. Он догадывался, что записи сделаны на языке последователей апостола Павла, но смысл слов оставался ему недоступен.
      Он подумывал о том, не спросить ли у Кея, что бы это могло быть такое, но, поразмыслив, решил, что делать этого не стоит: старый сенешаль хоть и был верным другом, но все же упорно отказывался верить в то, что рассказывал ему Ланселот про то, как им овладел демон. Легат боялся, как бы то, что записано на пергаменте в то время, как он был одержим бесом, не уронило его в глазах Кея.
      Кей был нужен сикамбрийцу, как союзник.., по крайней мере - пока.
      Но что делать с письменами? Сжечь их Ланселот не решался: мудрые женщины утверждали, будто бы демоны обретают полное могущество, если их слова швыряют в пламя. Только богам предков было известно, какие злобные заклинания могли быть записаны на клочках пергамента.
      Тихий, еле слышный голос, туманные воспоминания, сохранившиеся в разуме Ланселота, упрямо твердили: "Закопай пергаменты, закопай, закопай". Пожалуй, стоило внять этим увещеваниям.
      Ланселот вышел из шатра, где он сам, Кей и генерал Какамври, ранее командир преторианской гвардии, а нынче - легат личных легионов Орла и Дракона Dux Bellorum, только что завершили подписание зимнего соглашения о мире.
      Ланселот неторопливо шел к шатру своего бывшего лучшего друга, своего покойного полководца, Артуса Пендрагона, некогда - Dux Bellorum, которым ему, увы, никогда более не быть.
      Он смутно помнил жуткую сцену: кинжал в своей руке, чью-то кровь, обагрившую его душу. "Нет! Отбрось эти мысли! Пока вспоминать об этом опасно. Быть может, позднее".
      А быть может - никогда.
      Здесь, решил он. Самое подходящее место. Здесь он закопает злобные бесовские письмена.
      "Запечатай их, - подсказывала память, - защити их, не дай времени их разрушить!"
      Ланселот поискал глазами что-нибудь годящееся для этой цели, нашел небольшую, но крепкую деревянную шкатулку, обитую железом. В шкатулке оказались планы сражений с ютами, теперь совершенно ненужные. Ланселот вытащил бумаги из шкатулки и быстро набил ее бесовскими пергаментами. Затем он закрыл шкатулку и крепко-накрепко перевязал шнурами от занавеса. На всякий случай легат скрепил шнуры хитрейшим кельтским узлом, вязать который его когда-то научил сам Артус.
      Наконец Ланселот удовлетворенно кивнул. Теперь он твердо верил, что из созданной им темницы ни за что не вырваться бесовским письменам!
      Он прошагал до середины шатра Артуса и выкопал кинжалом яму. Опустил туда шкатулку и забросал ее землей.
      Потом он долго утаптывал землю и еще немного набросал сверху, дабы все выглядело, как раньше. Завтра или послезавтра легионеры с грустью и печалью свернут шатер Артуса, уложат на повозку и увезут прочь, и никто никогда не узнает, что здесь произошло. Время смоет воспоминания с никчемных душ бриттов.
      Ланс улыбнулся, довольный проделанной работой, вышел из шатра, разыскал Эпонимуса, дал подзатыльник рабу, не удосужившемуся почистить боевого коня, и во весь опор поскакал к своему легиону.
      Глава 52
      Взошло солнце. Испарило туман, но не прогнало тучи. Поглядев на северо-запад, Корс Кант заметил вдали облако пыли.
      - Юты отступают, - устало вздохнула Анлодда. - А я надеялась, что они все-таки атакуют, а потом присоединятся к остаткам войска Артуса, но - увы. Они отходят. Наверное, хотят дождаться исхода гражданской войны.
      Корс Кант спешился, подошел к возлюбленной.
      - Тебя это вправду заботит? - спросил он. Она прижалась к нему, дала обнять себя. Лири сделал вид, что не замечает этого. Он возился со своим ослом, поудобнее укладывал на его спину дорожные тюки.
      - Больше нет, - ответила Анлодда негромко, но решительно.
      - Куда мы держим путь?
      - Я хочу поскорее убраться отсюда, Корс Кант. Куда угодно.
      - Куда? - снова спросил бард.
      - Может быть, дождешься ответа, а потом будешь задавать новые вопросы? Куда угодно, любимый. Куда угодно, где не слышали об Артусе, Ланселоте, Кее и Каэр Камланне.
      - Непростой выбор, моя принцесса. Придется шагать до Африки, потом на юг Египта, а потом - в пустыню. Она снова вздохнула.
      - Чудесная мечта, Корс. Но, конечно же, на самом деле мы направляемся в Эйр. Таков мой долг, любовь моя. Корс Кант сплюнул через левое плечо.
      - - К черту долг!
      - Не напоминай мне! - испуганно воскликнула Анлодда и вдруг просияла. Африка... Не там ли живут слоны, про которых рассказывает Кей?, - Наверное. Если верить Кею. Они здоровенные, как дома, а носы у них похожи на змей. - Он усмехнулся. - Если такие звери на самом деле существуют, я готов съесть мою арфу.
      - Арфы у тебя нет, - напомнила барду Анлодда. - И вообще я бы предпочла, чтобы ты ел что-нибудь другое. Меня, к примеру.
      - Тебя? Ты о чем?
      Анлодда украдкой глянула на Лири и подмигнула бывшему барду.
      - Придет время, и ты поймешь. Корс Кант Эвин. И Анлодда, смеясь собственной шутке, смысл которой так и остался скрытым от юноши, повела Мериллуин вниз по склону холма на восток, подальше от ютов и бриттов.
      Глава 53
      Вот так. Моя песнь спета. Хотелось бы закончить ее словами о том, что мы с Корсом Кантом потом жили долго и счастливо во дворце Лири в Таре, но этого я пока не знаю. Пока мы едем по высоким холмам, и жесткая трава царапает мои ноги, хоть я и верхом на Мериллуин. Холмы такие высокие и крутые, что я завидую Этому Мальчишке, едущему на приземистом лохматом пони, а про то, что будет завтра, я знаю не больше того, кто едет со мной рядом - правда, рядом со мной едет дядя Лири, а уж этот про завтрашний день все знает так же хорошо, как я про вчерашний, да только помалкивает, старый мерзавец.
      Я наконец научилась любить, а это уже кое-что. Еще я научилась ненавидеть, бояться и побеждать страх. Теперь я более настоящий воин, чем была прежде, и более настоящая принцесса! Вот только от прежней Анлодды во мне осталось не так много, и это меня печалит.
      Мне бы не хотелось с ней расставаться, оставлять ее позади, на руинах Харлека. Может быть, это ее повстречал Этот Мальчишка, когда бродил один-одинешенек по подземельям - я не знаю, а он все не рассказывает мне, кого же он там повстречал.
      Не хотелось бы мне покидать и Харлек - дворец, стадион, бани и фонтаны, хотя теперь там не текла вода, и бани остыли, и некому разжечь там огонь.
      Ну ладно тебе, Анлодда! И когда только ты повзрослеешь? Наверное, тебе и маму не хотелось покидать, когда она рожала тебя.., но нельзя же всю жизнь прожить в материнской утробе!
      Или можно?
      Проклятие. Опять путаница. Но если положить на чаши весов все, что я потеряла и обрела, - обрела я, пожалуй, больше. Я обрела Этого Мальчишку, Корса Канта, а вместо захваченного и разрушенного города - целое королевство.
      Я закрыла глаза, и чувствую его руки, обнимающие меня, слышу его дыхание. А потом открываю глаза и жмурюсь "от яркого света. Золотые солнечные лучи заливают остров, весь Придейн, озаряют волосы.., только теперь они рыжие, а не багряные.
      Его руки? Его дыхание? О ком я? Впрочем, не важно.
      Неужели не важно? Похоже, да.
      Глава 54
      Марк Бланделл стоял на дне огромного, вырытого экскаватором раскопа. "Моли Тебя, Господи, - мысленно заклинал он, - пусть Питер не забудет о своем обещании и закопает эту треклятую записку!"
      Уже два дня экспедиция вела раскопки к северу от Ллин Динаса - озера Динас, начиная от центра треугольника, очерченного Марком Бланделлом пятнадцать веков назад. За два дня ровным счетом ничего не обнаружили.
      Раундхейвен нервничал. Марк вызвал его на раскопки, в ярких красках описав собственное путешествие в прошлое и пообещав, что непременно предоставит неопровержимое доказательство того, что темпоральный тороид действительно работает. Теперь, если в ближайшее время не удастся найти ничего существенного, заместитель министра уедет и вернется к своим делам, и плевать он хотел на всякую там дружбу.
      Пока не удалось обнаружить даже следов великой битвы, которая наверняка должна была произойти между ютами и бриттами на следующий день после того, как погиб Марк. До сих пор археологи нашли только монетку в два денария с профилем Тиберия и надписью "IMPERATOR TIBERIUS CLAVDIUS PRINCEPS" на одной стороне, а на другой - " ANNO DOMINI XXVII".
      "Надо будет попробовать поговорить с Селли, когда к ней начнут пускать посетителей", - решил Бланделл. Когда она пришла в сознание в лаборатории Уиллкса, у нее был сильнейший шок. Она дико смотрела на Бланделла и Уиллкса и все повторяла: "Вас нет! Вас всех не должно быть!" Но Купер и прибывшие с ним двое сержантов быстренько увезли ее. Если и был суд, то наверняка закрытый, тайный, потому что Бланделл об этом ничего не слышал, и в свидетели его не позвали.
      Правда, его попросили сказать несколько слов на похоронах Питера Смита. Он на самом деле произнес всего несколько слов, поскольку понимал, что большая часть того, что ему известно о Питере, представляет собой "государственную тайну".
      На панихиду явилось несколько десятков военных в гражданской одежде, но познакомиться ни с одним из них Марку не удалось - они упорно не называли своих имен. Марк скрипел зубами, проклиная принятую в рядах СВВ секретность.
      Бланделл закрыл глаза, и в тысячный раз за последние два дня помолился. На сей раз Господь наконец услышал его молитвы.
      Один из аспирантов-археологов из Кардиффа испустил радостный вопль и объявил, что что-то нашел. Марк побежал по раскопу, споткнулся, упал, растянул лодыжку.
      Не обращая внимания на боль, он на одной ноге допрыгал до взбудораженных студентов, которые упоенно расчищали землю руками и щеточками.
      Но еще до того, как Марк добрался до группы археологов, сердце у него екнуло. Что бы они там ни раскопали, это явно был не глиняный кувшин с горлышком, залитым воском, наподобие тех, в каких лежали свитки, найденные на дне Мертвого моря.
      Это были остатки деревянной шкатулки. Бланделл дохромал до студентов и склонился над находкой. Археологом он не был, но сразу понял, что шкатулка немыслимо древняя. Некогда ее сколотили из прочнейшего дерева, но теперь она представляла собой отдельные полусгнившие куски и проржавевший железный каркас.
      Студенты поспешно расчистили крышку коробки.
      Явно римская, - заявил один из них и указал на латинские буквы на петлях: "FV III" значилось там.
      - Флавий Пласидий Валентиниан, - еле слышно выдохнул Марк. - Валентиниан Третий. Это то самое, чего я ждал. Это должно быть оно!
      Студент, нашедший шкатулку, склонился еще ниже и самым старательным образом осмотрел находку.
      - Но что бы в ней ни хранилось, сэр, - сказал он, все давным-давно истлело. - Он посмотрел на Марка. - Мне очень жаль, сэр, но там ничего нет, кроме древней пыли. - И он сокрушенно пожал плечами.
      Марк шагнул назад и поморщился от боли. "Он не виноват", - подумал он, гадая, долго ли не простит брата Смита за то, что тот забыл о его просьбе положить записку в глиняный кувшин. Что бы Смит ни закопал, за пятнадцать веков все истлело, сгнило, было съедено червями.