Она опустила голову, сжала зубы.
      - Мне всегда тяжело давались разговоры со знаменитыми королями и полководцами. Просто язык к небу присыхает.
      - Но ты ведь и сама принцесса!
      - Принцесса захолустного города в далеком кантрефе, Корс Кант Эвин.
      - Но твой о.., я хотел сказать: твой дядя - король всего Эйра!
      - Что? Не говори глупостей! Он всего лишь дядя Лири! Корс Кант, ты-то проторчал при дворе десять лет - тебе небось легко разговаривать с Артусом.
      Он покачал головой.
      - Нет... Я не могу.
      - Корс, ты не мог бы поговорить за меня?
      - Нет. Не могу. Такое Артус ненавидит. Это все равно, как если бы законник излагал дело в суде за истца, а тот стоял и не мог даже рта раскрыть, да еще и насмехался бы над Dux Bellorum.
      - Я никогда не насмехалась над ним!
      - Но он все равно это так поймет. Тебе придется все самой рассказать ему, любимая. Но я хочу кое-что сказать тебе...
      - Не говори, Корс. Ты можешь пожалеть об этом.
      - Какую бы судьбу он тебе ни предназначил за измену твоего отца и твою собственную...
      - Не надо ничего обещать, милый! Но бард упрямо продолжал:
      - Какую бы судьбу он тебе ни предназначил, я разделю ее с тобой. Слово чести.
      - Великолепно. Мало того, что мне отрубят голову, так я еще буду повинна в твоей смерти.
      - Нет! - возразил бард, изумленный тем, какими словами возлюбленная ответила на его заверения в преданности ей. - Если я погибну или отправлюсь в изгнание, то только потому, что сам изберу такую участь. В ответе за мою жизнь только я, и больше никто. Это самый главный из тех уроков, что мне преподал Меровий.
      Анлодда подняла голову, вздернула брови.
      - Если ты выучил этот урок, то ты многому научился, Корс Кант. А про себя я думаю, что за мою жизнь отвечает этот старый мерзавец Лири... Но никак не могу понять, как он этого добился. Но в одном ты прав. Нельзя, чтобы кто-то говорил за меня. Я должна все стерпеть и расплатиться за собственную глупость.
      Она устало улыбнулась и указала на шатер.
      Немного погодя, они рука об руку стояли перед Артусом Пендрагоном, Dux Bellorum Священной кельтско-римской империи, оставшейся на его попечении после смерти Меровия.
      Артус терпеливо ждал. Наконец Анлодда разжала губы, глубоко вдохнула и выдохнула. Но она не в силах была вымолвить ни слова от стыда и смущения. - Говори, принцесса, - произнес Артус доброжелательно. Верно, он не жаловал законников, но имел бесконечное терпение к людям, пытающимся честно поведать все, что накипело в душе.
      Слеза сбежала по щеке Анлодды, однако гордость не позволила ей смахнуть ее. В конце концов она заговорила:
      - Артус Dux Bellorum, мое семейство запятнано изменой. Я здесь для того, чтобы просить у тебя прощения за преступления своего отца, за его подлость, за то, что он вступил в сговор с саксами и ютами против тебя, а также за то, что я чуть было не стала с ними заодно. Я прокралась в твои покои с кинжалом в руке, словно ребенок, который стремится убить свой страшный сон.., правда, я не знаю, удавалось ли такое кому-нибудь - я таких не знаю. И еще мне очень стыдно, что я не рассказала тебе обо всем раньше - совсем как маленькая девочка, что разбила любимую вазу матери и прячет осколки, чтобы об этом никто не узнал.
      Она умолкла, чтобы отдышаться.
      - Принцесса Анлодда, твое молчание дорого стоило - гораздо дороже, чем почти случившаяся измена.
      - Я знаю, государь, не стоит напоминать мне об этом. Артус был терпелив, когда говорили другие, но не терпел, если его прерывали, как бы его слова ни ранили слушателя.
      - Ланселот потерял полманипулы из-за того, что угодил в ловушку, о существовании которой он не догадывался - а ведь ты могла предупредить его об этой ловушке.
      Анлодда потупилась, провела по земле черту носком сапога.
      - Я прошу простить меня, - вымолвила она еле слышно. - Я понимаю, что мне нет прощения. Я запуталась. Я вела себя глупо. Государь, можете лишить меня титула, если хотите.
      Артус вдруг резко обернулся к Корсу Канту.
      - Ты тоже собой особенно не гордись, бард. Ты также виноват во многом. Сколько людей погибло из-за твоей глупости и бездействия!
      Что? Как же это? Корс Кант вздрогнул. Он никак не ожидал такого обвинения.
      - Кому ты рассказал о том, что Кута подавал сигналы в Харлек ночью перед высадкой Ланселота?
      - Никому, я просто... - Он умолк, поняв справедливость обвинений Dux Bellorum. Жуткое чувство тоски и беспомощности охватило его. Он вдруг осознал ту боль, что сейчас владела Анлоддой, и шагнул ближе к возлюбленной.
      Артус встал. Взгляд его был устремлен вдаль, за тысячу миль, сквозь шатер.
      - Любые действия имеют последствия, - сказал он. - Cave canem, берегись собаки. Вы оба позволили своим собачьим душам взять верх над душами разумными. И продолжаете позволять - вот что более всего огорчает меня.
      Корс Кант не спускал глаз с Артуса. Барду хотелось верить, что государь имеет в виду что-то другое, но вот Артус заговорил снова, и худшие опасения юноши подтвердились.
      - Ваши греховные отношения не могут долее продолжаться. О да, вы пытаетесь скрывать вашу связь, но до меня доходят слухи, и я вижу, как вы смотрите друг на друга, полагая, что это никому не заметно. Я знаю, на что нынче способна молодежь - на многое такое, о чем в мое время и помыслить было страшно.
      И тут с Анлодды словно рукой сняло застенчивость и скованность. Она гневно подбоченилась и заявила:
      - А теперь послушай меня, Артус Пендрагон! Что касается этого, то мы чисты с первого дня и поныне! Мы даже не прикасались друг к другу. Только один раз поцеловались по дороге сюда - Ланселот свидетель. Как же ты можешь говорить, будто мы...
      Упомянув Ланселота, любовника жены Артуса, Анлодда совершила тактическую ошибку. Знай Корс Кант заранее, что его возлюбленная собирается сослаться на Ланселота, он бы посоветовал ей не делать этого. В итоге Артус разразился длинной нотацией о греховности отношений между мужчинами и женщинами вне брака, каковые он именовал не иначе, как "греческой болезнью".
      Говоря, Артус подошел ближе к барду и принцессе. Обращаясь как бы только к Корсу Канту, он произнес:
      - Ты, надеюсь, понимаешь, что я хочу сказать? Здесь это недопустимо. У меня образцовый римский дом и образцовая римская семья. Я желаю, чтобы все так и оставалось.
      Бард попятился, встал ближе к Анлодде. Он испугался. Об отношениях Артуса с юношами знали все, но помалкивали. Корса Канта пугала не сама мысль о подобных отношениях - в конце концов речь шла о прекрасной древнегреческой традиции. Юношу устрашило то, что человек, испытывающий подобное влечение, страстно бичевал чужие пороки.
      "Он сильно расстроен, - решил Корс Кант. - Совсем забыл о приличиях!"
      - Тебе, должно быть также понятно, - продолжал Артус, - что брак явился бы для вас еще большим грехом. Анлодда - высокого рода, а ты, мой мальчик, хоть и прекрасный бард, мудрый и тонкий, но, увы, - ты всего-навсего жрец. Нет, я не могу позволить, чтобы это продолжалось. Сын мой, ведомо ли тебе, как карает Господь насильников и повинных в супружеской измене?
      Корс Кант в страхе покачал головой.
      - Они попадают в ад. Им уготовано вечное проклятие. Они лишаются Божьей милости, им суждены страшные муки.., и все это - за краткий миг радости.
      Анлодда молчала, по ее лицу нельзя было догадаться о том, какие чувства ею владеют. Корс Кант весь горел от страха и стыда за то, что испытывает дерзкие и безбожные эмоции.
      Строители - кто они были такие? Жирные седобородые старцы, забавлявшиеся игрой в богохульство и ереси.
      Ведь на самом деле различия между купцами, ремесленниками, иоменами и рабами существовали. Неужели так-таки были равны горожане и варвары? Неужели рабыни Гвинифры ровня ей?
      "Я живу в цивилизованном обществе, - думал Корс Кант. - У этого общества есть законы. Все законы временны, навязаны. Если я возьму и выплесну из ванны вместе с римской водой римского ребенка, разве мне потом не придется ввести новый кодекс законов, столь же временных, преходящих? Чем же это может закончиться - полной анархией?"
      - Я не против того, чтобы вы остались друзьями, - продолжал разглагольствовать Артус, но тон его стал чуть более дружелюбным. - Полагаю, дружественные отношения между особами королевской крови и горожанами - дело благое, покуда выдерживается определенная дистанция. - Свои слова Артус подкрепил тем, что обнял юношу и девушку за плечи:
      - дескать, "давайте жить дружно". Пусть примером для вас будет моя дружба с королем Меровием, да покоится он в мире в объятиях Господа, а также моя дружба с принцем Ланселотом. Много радостей и горестей мы пережили вместе, но никогда не забывали о том, где проходит грань между принцем и простым полководцем.
      - Прошу простить меня, полководец, - проговорила Анлодда, и Корс Кант вздрогнул - по отношению к себе Артус этот титул употреблял только в моменты, когда им овладевала ложная скромность. Быть может, Анлодда решила воспользоваться тем, что она - особа королевской крови, но то был очередной неверный ход с ее стороны. Бард заметил, как покоробила Артуса эта фамильярность. - Разве ты сам не женат на принцессе?
      Повисла холодная пауза. Артус не сразу сумел совладать с собой. За те десять лет, что Корс Кант знал его, он только дважды был свидетелем такой опасной близости Артуса к вспышке ярости.
      "Боже, вправду ли я готов разделить с моей возлюбленной ее участь, если ей будет суждена смерть или темница?" Ответ не заставил себя ждать - да, готов.
      - Принцесса Анлодда, - произнес Артус, не став унижать девушку и употребив ее титул. - Это совсем иное дело. Мы вступили в брак из государственных соображений, дабы скрепить союз. Полагаю, это тебе должно быть понятно, - он многозначительно посмотрел на девушку. - Заверяю тебя: когда придет пора, я подберу для тебя достойного жениха и при этом учту твои пожелания. - Артус тепло улыбнулся. - Обещаю, я не выдам тебя за какого-нибудь престарелого полководца.
      - Вот как? Ты обещаешь подыскать мне жениха? Это означает, что...
      - Да, принцесса. Я решил сохранить за тобой законный титул наследницы престола Харлека, невзирая на государственную измену Горманта. Однако в действительности Харлеком будет управлять губернатор. Скорее всего - Бедивир, если ты не слишком против этого выбора.
      - Я против любого, кроме себя, и уж тем более против этой варварской обезьяны. Моим городом должна править я.
      - Что ж, будет назначен другой губернатор. Но он будет назначен, принцесса Анлодда. А ты останешься здесь в качестве моей почетной гостьи.
      - Заложницы. Артус пожал плечами.
      - Это послужит залогом преданности жителей твоего города. Ты сможешь время от времени посещать Харлек под охраной. Да, это неплохая мысль. Пусть люди видят своего монарха - я всегда был за это. Постоянно твержу Кею и Ланселоту о том, что им следовало бы порой навещать свои уделы, принимать живое участие в жизни своих подданных. В особенности важно самолично разрешать споры между горожанами, - добавил Артус, значительно уклонившись от темы разговора.
      "Он явно не в себе", - решил Корс Кант. На его взгляд, Артус совершенно забыл о том, где находится, о завтрашнем сражении с огромным ютским войском.
      - Ничто так не радует и не успокаивает подданных, как знание о том, что их правитель или губернатор лично интересуются в разборе судебных споров и вынесении вердиктов - справедливых и беспристрастных. Fiatjustitia ruat coelum! Так я говорю всегда.
      Артус часто заморгал. Он вдруг понял, что сжал плечи Анлодды и Корса Канта мертвой хваткой. Отпустив юношу и девушку, он потрепал обоих по спине.
      - Благодарю вас за то, что вы навестили меня, дети мои. Сказал ли я тебе, принцесса, о том, что ты останешься здесь, а в Харлек я назначу губернатора? Да, сказал. Если вам больше нечего сказать мне, вы свободны.
      Он опустился на стул и уставился в одну точку.
      - Любовь моя, - шепнул Корс Кант Анлодде. - Не могла бы ты подождать меня снаружи? Я должен кое-что сказать Dux Bellorum, а потом - тебе.
      Девушка побледнела.
      - О нас с тобой?
      - Да.
      - Мне это понравится?
      - Честно говоря, не знаю. Подождешь меня? Я скоро вернусь.
      Анлодда собралась было сказать что-то еще, но поняла, что ответа дождется только тогда, когда бард сможет ответить. Взяв себя в руки, она проговорила:
      - Я подожду тебя, любимый, но я приняла собственное решение.
      - Какое?
      - Узнаешь, когда скажешь мне о своем, - ответила Анлодда. Она попыталась пошутить, но шутка вышла не слишком веселая.
      - Я скоро вернусь, - повторил юноша. Дождавшись мгновения, когда его возлюбленная покинула шатер, он вновь подошел к Dux Bellorum. Наконец Артус заметил барда.
      - А? Ты еще здесь, бард? Что-нибудь еще?
      - Да, государь.
      - Говори, Корс Кант. Я не накажу тебя за честность, ты это знаешь.
      - Прежде не наказывал, - согласился юноша. - Дело в том... Государь, я хочу сказать о принце Ланселоте. Я видел...
      "Интересно, а как же я расскажу о том, как оказался в покоях принца?"
      У барда жутко сосало под ложечкой от страха, но он все же поведал Артусу все с самого начала - с того мгновения, как без спросу вошел в комнату Ланселота. Рассказал про бутылку с отравленным вином. Про то, как Кей вновь передал ее Ланселоту на берегу Харлекского залива, про то, как Меровий сказал, что вино от Ланселота ему передал Кей. Артус искренне удивился.
      - Ты был с Меровием, когда он умирал?
      - Да, государь.
      - Почему же мне не доложили об этом?
      - ?..
      Артус мрачно сжал губы.
      - Кто?
      - Командир почетной гвардии Меровия, генерал Пиус Британникус лично оповестил меня о том, что король умер от яда. Он сказал, что Меровий принял яд сам.., но ни словом не обмолвился о том, что при сем присутствовал ты.
      Корс Кант уже собрался было поведать королю о том, как ему пришлось выбирать, из какой чаши выпить, но внутренний голос подсказал, что об этом лучше помолчать.
      - Король позвал меня к себе, - объяснил он. Быть может, он попросил генерала никому не говорить об этом, чтобы меня ни в чем не обвинили. Но как бы то ни было, он не просил меня молчать, и я молчать не стану. Государь, это вино Меровий получил от Ланселота и Кея. Они убили его и, я так думаю, замышляют убить и тебя.
      - Не смеши меня, мой мальчик. Я знаю Галахада много лет, и он всегда был верен мне. А Кей? Мой сенешаль, управляющий моего дома! Да знаешь ли ты, бард, что именно Кей первым поддержал меня, когда я заявил о своем праве возглавить объединенные войска бриттов? Даже в Риме сомневались в том, что мне удастся совладать с этой пестрой толпой из сотен королей, принцев, генералов, рыцарей и горожан, обученных воинов и политических ставленников! Но Кей отдал мне своих людей, и они стали моим первым легионом.
      И теперь ты хочешь, чтобы я поверил, будто бы Кей, двоюродный брат моей супруги, замышляет недоброе против меня, что он вступил в заговор с Лансом, и они хотят меня свергнуть?
      - Государь, - проговорил Корс Кант, мысленно подбросив кости и надеясь, что выпадет двойной Юпитер, - есть еще одно доказательство. У меня было видение.
      - Видение? - недоверчиво переспросил Артус, однако он явно был не против выслушать барда.
      - На турнирном поле, во время поединка Ланселота и Куты. Когда их бой закончился, мне привиделось, что ты сражен смертельным ударом, и что сразил тебя Ланселот!
      Артус сразу перешел на тон истинного законника и принялся с пристрастием допрашивать барда.
      - Ты действительно видел, что Ланселот нанес мне удар?
      - Гм-м-м. Нет, государь. Но ты истекал кровью. Твоя рана была смертельна наверняка.
      - Почему ты уверен в том, что эту рану нанес мне Ланселот?
      - Государь, его руки были залиты кровью, как если бы он заколол тебя кинжалом. Артус улыбнулся.
      - Вот видишь? Быть может, он испачкал руки моей кровью, когда пытался извлечь из моей груди клинок, воткнутый кем-то другим. - Он решительно покачал головой. - Корс Кант Эвин, у тебя просто чересчур разыгралось воображение. Я не виню тебя. Все это из-за той чепухи, которой тебе забили голову в школе друидов. Не стоило мне отдавать тебя туда.., лучше бы тебе стать управляющим или священником, а не песнопевцем.
      Подумав о том, стоит ли говорить Артусу о Гвинифре, которую бард также видел с окровавленными руками, Корс Кант решил об этом промолчать. Ему явно не удалось ни в чем убедить Артуса.
      - У меня было еще видение, государь. На корабле. Тело, завернутое в саван. - Юноша умолк. Даже он не мог бы сказать, чье то было тело - Артуса или Меровия, или кого-либо еще.
      Артус махнул рукой.
      - Довольно с меня этих знаков и видений. Во все времена я не придавал им никакого значения. Толковать их всегда можно как заблагорассудится. Упадет с небес алая птица - и жрец Митры объявит, что это добрый знак и что я непременно одержу победу над рыжеголовыми саксами, а христианский священник скажет, что это дурное предзнаменование и что я погибну в бою.
      Корс Кант, приближается битва, и тебе нужно подготовиться к ней. Пойди к Мирддину и узнай, не нужна ли ему твоя помощь в произнесении заклинаний против ютов. А мне нужно заново продумать план сражения.
      Бард вышел из шатра. Убедить Dux Bellorum ему не удалось. Теперь наверняка его видение сбудется, и Артус падет от руки человека, которого больше всех любил, которому больше всех доверял. Его сразит Галахад, прозванный Ланселотом.
      Анлодда сидела на камне неподалеку от шатра, сложив руки на груди. Вид у нее был очень испуганный. Когда бард проходил мимо преторианской гвардии, она встала и пошла ему навстречу, но, не дойдя нескольких шагов, остановилась.
      - Что ты хотел мне сказать? - спросила она сдавленно. Он протянул ей руку. Она неохотно протянула в ответ свою.
      - Любовь моя, - проговорил Корс Кант, - я решил что будет с нами. Вернее со мной.
      - Да? - произнесла Анлодда, изо всех сил стараясь придать голосу спокойствие и равнодушие.
      - Анлодда, мы не можем здесь оставаться. Я хочу сказать - оставаться с Артусом. Если мы останемся, он ни за что не позволит нам быть вместе, а я так жить не смогу.
      Девушка громко выдохнула, шагнула к Корсу Канту и крепко сжала его руки.
      - Хвала Иисусу и Магдалине, - проговорила она негромко, чтобы не услышали стражники. - Я так боялась, что ты скажешь мне, что мы больше никогда не увидимся. Это было бы.., даже и не знаю, с чем сравнить. Это было бы ужасно, но все равно я смогла бы тебя понять, прими ты такое решение.
      - Лучше пока не говорить о Господе, любовь моя. Боюсь, нам предстоит скорая встреча с ним, и притом не слишком радостная.
      Бард увел возлюбленную от шатра Артуса, провел мимо палаток легионеров. Анлодда крепко держала его за руку и молчала, пока они шагали мимо волнующихся перед боем и отпускавших шутки воинов. Походный павильон Лири стоял в стороне от более строгих римских шатров легиона Артуса. У короля имелась собственная стража, вооруженная исключительно ритуальными клинками - тем самым Лири хотел, видимо, подчеркнуть свою роль наблюдателя в предстоящем сражении. Корс Кант надеялся, что юты не обезумеют настолько, чтобы решиться убить короля Эйра. Они должны были понимать, что тогда на них обрушится ярость всех до единого обитателей острова.
      Юноша и девушка подошли к стражникам.
      - Король у себя? - спросил Корс Кант по-гэльски.
      - Короля нет, и мы скорбим в ожидании его возвращения, - ответил один из стражников заученной фразой.
      - Можем ли мы войти и подождать его?
      - Нет, - решительно отозвался стражник. Анлодда решила попытаться сама обратиться к стражнику.
      - Смеем ли мы дождаться короля в его павильоне?
      - Безусловно, - ответил стражник. - Входите без страха. Я пошлю гонца к королю, дабы он сообщил ему, что ты ожидаешь его, принцесса. - С этими словами стражник отступил, откинул полотнище, закрывавшее вход в павильон, и жестом попросил молодых людей войти.
      Анлодда локтем поддела Корса Канта.
      - У королевских особ - свои привилегии, - шутливо проговорила она.
      Бард что-то обиженно пробурчал. Войдя в павильон, Анлодда сразу посерьезнела.
      - Корс Кант, о чем это ты говорил, когда сказал, что мы можем встретиться с Иисусом и что встреча не будет радостной?
      - Артус был прав, любимая. Мы грешники, мы посягаем на святость брачных уз, узаконенных самим Господом.
      - Но это глупо! Не можешь же ты на самом деле верить в весь этот бред насчет вечного проклятия! - Увы, Анлодда сразу поняла: Корс Кант верит в это, и потому после недолгой паузы добавила:
      - Если честно, я тоже в это верю. Наверное.
      - Нам следует принять решение, - сказал бард. - Мы можем остаться и последовать Божьей воле, и тогда ты будешь принцессой, а я - бардом... Ты только что сама сказала, что у королевских особ свои привилегии.
      - Нечего меня попрекать этими словами! Я просто пошутила.
      - Прости. Я не хотел тебя обидеть. Либо мы могли бы... - Он не договорил, умолк.
      - Убежать? И жить вместе, как живут грешники? И заслужить вечное проклятие?
      - Иного выбора у нас нет.
      Довольно долго они молчали, думая о том, как же им быть. Наконец Корс Кант подал голос:
      - Любовь моя, - сказал он негромко, - я уже решил, как поступлю.
      - Правда? - с искренним интересом спросила она.
      - Если Господу будет угодно, чтобы я отправился в ад за то, что люблю тебя, я отправлюсь в ад.
      Анлодда закрыла глаза, вся сжалась, но тут же расправила плечи и спокойно проговорила:
      - Если Господь пошлет тебя в ад, Корс Кант Эвнн, то и я, безусловно, не останусь в Раю.
      - Что ж, решено. Жребий брошен. Мы сознательно избираем еретический путь, и нам некого в этом винить, кроме самих себя.
      - Жребий брошен, - эхом отозвалась Анлодда.
      Они обнялись, крепко прижались друг к другу, но то были нерадостные объятия. Корс Кант уронил голову на плечо любимой, а она гладила его волосы, плакала о вчерашнем дне, а взгляд ее залитых слезами глаз был устремлен в день завтрашний.
      В павильон вошел Лири, но тактично молчал, пока Анлодда не шепнула Корсу Канту о том, что они уже не одни.
      Влюбленные отстранились друг от друга и, держась за руки, встали перед королем Эйра.
      Лири весело, добродушно улыбался. Вскоре и Корс Кант с Анлоддой не смогли удержаться от улыбки.
      - Вы бы еще покрепче обнялись, так в призраков обратились бы, - пошутил король. - Я уж голову чуть не сломал - все думал, как же с вами быть. Но будь я проклят, если хоть что-то придумал.
      Глава 48
      Питер расхаживал по своему шатру, до боли сжав зубы. Ланселот неумолимо рвался на волю.
      "Он хочет вернуть себе свое тело. Его право. Ответь ему взаимностью. Убирайся, убирайся, УБИРАЙСЯ!"
      Питер схватился за голову. Боль немного унялась, но он понимал, что пройдет еще дня два-три, и он окончательно перестанет владеть собой. Ланселот отвоюет свое тело, а Питеру придется вернуться в свое - в лабораторию Уиллкса.
      Ему и так уже с превеликим трудом удавалось сосредоточиться и вспомнить реальный мир - привычные, современные слова и понятия ускользали. Временная афазия. Чуть раньше этой ночью Питер целый час не мог вспомнить слово "пистолет" и для чего он нужен.
      Он мерил шатер шагами. Пять туда, поворот, пять обратно. Всякий раз, доходя до стенки, Питер не пригибался, задевал макушкой холодную ткань, и ее прикосновение хоть немного его успокаивало.
      "Думай, думай, думай".
      Самая неприятная часть операции начиналась тогда, когда командир, сделав все, что от него зависело, ждал, как поведет себя враг. Питер пытался придумать, кого бы приставить к Медрауту в шпионских целях, но так и не придумал.
      Гвин выполнял еще более ответственное поручение - он шпионил за Мирддином. Корс Кант отсутствовал. Наверное, догадался, откуда к Меровию попала бутылка с отравленным вином, и потому сам себя уволил с должности штатного шпиона Ланселота.
      Как бы то ни было, и бард, и Анлодда исчезли вскоре после того, как Питер расстался с ними на биваке Артуса. Воины, посланные Питером на поиски Корса Канта и его подружки, вернулись ни с чем.
      Кей и Бедивир, по всей вероятности, ломали головы над тем, как бы поскорее избавиться от Ланселота и учинить бунт против Артуса, так что на них положиться было нельзя. Меровий умер. Гвинифра и Моргауза, скорее всего, оставались в Камланне, в трех неделях пути от места завтрашнего сражения. В любом случае ни та, ни другая на роли шпионок не годились.
      Питер решил, что лучше всего для слежки за Медраутом подходит Хир Амрен. Они уже воевали, так сказать, в одной упряжке под командованием Меровия, когда производили захват триремы. Теперь Питер произвел Хира Амрена в командиры кавалерии, что по современным понятиям равнялось званию полковника. Под командование Хира Амрена были отданы две когорты личной гвардии легата. Но в преданности этого человека Питер не был уверен на все сто.
      "Проклятие! Он пытался посмотреть на часы.., я точно знаю!" Питер мысленно проклинал себя на все лады, продолжая расхаживать по шатру. "Почему я не послушался инстинктивного чутья, почему не прикончил Медраута, когда у меня была такая возможность?
      Потому, что и так пролилось уже слишком много крови.
      Много. Но недостаточно. Должны погибнуть еще двое. Убей двоих - Мирддина и Медраута, и покончи с этим!"
      Поставив себя на место Селли, Питер решил, что она наверняка тоже следит за ним с чьей-нибудь помощью. Это мог быть человек верный, который докладывает Селли обо всех действиях Питера. Следовательно, если он примет решение прикончить и Мирддина, и Медраута, и первым убьет не того, кого следовало бы, Селли немедленно узнает об этом и испарится, не дав Питеру найти себя, кем бы она при этом ни была. Она поспешит осуществить свое грязное дело, а Питер останется один-одинешенек, без готового оказать ему помощь Бланделла, и тогда ему придется только ждать предательского удара в спину.
      Разницы никакой. Питер так или иначе не был готов совершить убийство. Ведь на самом деле он - не Ланселот из Лангедока. Жизнь человека слишком много значила для Питера, чтобы он мог просто так взять и убить парня - только потому, что ему, видите ли, показалось, что тот глянул на несуществующие часы, когда Питер спросил его, который час. Мирддин - либо Селли, либо Марк Бланделл. Но несмотря на то, кто из двоих ученых из двадцатого века обосновался в теле старого чародея, оставался еще и сам Мирддин.., и кому об этом лучше знать, кроме Питера. Убить тело Мирддина означало расправиться с самим Мирддином - ни в чем не повинным старым маразматиком.
      А уж это было бы самое настоящее убийство - непростительный смертный грех.
      Если в теле Мирддина жила Селли Корвин, то Питер мог оправдать себя за убийство старика желанием предотвратить еще большее зло: что бы ни задумала сотворить Селли, из-за этого всему миру Питера грозило превращение в девственный лес - похоже, необитаемый. Ни городов, ни промышленной революции, ни техники.
      Ни войн, ни преступлений, ни страданий.
      "Дерьмо собачье! Откуда мне знать? А вдруг в этом мире царят голод и эпидемии?
      Вот так ты думаешь? Там все, как в реальном мире?"
      Питер расхаживал по шатру, время от времени остужая голову прикосновением к холодному полотну. Ткань пахла копченым сыром - в этом шатре многие годы жгли очаг, и дым выходил через дыру наверху. "Если Мирддин - это Селли, я убью его". Питер принял решение, и на душе у него сразу полегчало. А если Мирддин это Бланделл? И как быть с Медраутом?
      Питер дошагал до края шатра, развернулся и сделал пять шагов к выходу. Настал самый волнующий момент: он сделал все, что мог, и теперь должен был ждать шага со стороны треклятой Селли Корвин.
      Питер услышал шаги. Кто-то приближался к его шатру. Смит остановился, замер, глядя на полог, закрывавший вход. Сердце его часто забилось. Он весь дрожал мелкой дрожью.
      "Если чему-то суждено произойти, то это произойдет СЕЙЧАС".
      Здоровенный верзила - младший командир - откинул полотнище, отсалютовал Питеру. Тот ответил кивком - побоялся поднять для приветствия дрожавшую руку.
      - Прошу прощения, принц легат, твой с.., я хотел сказать: твой оруженосец, Галахад Младший, к тебе.., с гостем Гвин оттолкнул стражника и ввалился в шатер. За собой он тащил за руку старого склеротика - а может быть, террористку из ИРА - Мирддина.
      - Скажи ему то, что сказал мне, - распорядился Гвин.
      - Час пробил, Питер! - воскликнул Мирддин. - Она вот-вот нанесет удар. Мы должны остановить ее!
      Питер вдруг ощутил ледяное спокойствие. Яснее ясного: ожиданию конец. Так или иначе - он вышел на финишную прямую.
      - Оставь нас, - велел Питер сыну Ланселота.
      - Государь, я следил за ним, как ты повелел, но он меня заметил и начал говорить... - Гвин умолк. Питер выжидательно смотрел на него. Тот обиженно отпустил руку Мирддина и вышел из шатра.
      Мирддин ждал этого мгновения, нервно переминаясь с ноги на ногу. Когда полотнище, закрывавшее вход, опустилось, он повторил голосом, дрожащим от волнения:
      - Час пробил! Она того и гляди, нанесет решающий удар.
      - Вот как? Значит, ты знаешь, кто она?
      Мирддин глубоко вдохнул, облизал пересохшие губы.
      - Я говорю о сыне Артуса, Медрауте. "Естественно. Вот только кто из вас кто?"
      - Я приставил несколько человек наблюдать за Артусом, - объяснил Мирддин, - рассудив, что удар, скорее всего, будет направлен именно на него. Ты же помнишь, какова была цель Селли? Слава Богу, я оказался прав. Медраут исподтишка всю ночь занимается тем, что заменяет гвардейцев Артуса своими людьми, а только что у него была тайная встреча с Кеем. Началось, Питер!
      - Ну, и конечно, ты хочешь, чтобы я это дело предотвратил. Ради Сына Вдовы, Марк?
      - Что?
      - Кто Сын Вдовы?
      - О чем ты... А, понятно. - Мирддин заговорщицки обернулся, огляделся по сторонам и протянул Питеру морщинистую руку. Они обменялись рукопожатием, и Мирддин изобразил положенный масонский знак. Наклонился, шепнул Питеру на ухо: