- Анлодда, мне нужны только твои глаза и уши. Послушай, милая, ты ведь поняла, что со мной не все ладно! Ты сама сказала, что несколько недель замечала, что со мной творится нечто странное. Мне нужно единственное понять, кто еще в последнее время ведет себя странно, не похоже на себя. Кто?
      Девушка молчала, но не спускала глаз с Питера, а рука ее крепко сжимала рукоять зловещего бриттского боевого топора. Правда, Питер ни разу не видел, как она им орудует.
      - Что ж, есть один человек, который неожиданно очень сильно переменился, но он - не твоя Салли Коннер, это я тебе точно говорю.
      - И кто же это?
      Анлодда выгнула дугой бровь.
      - Питер Ланселот! Тебе ли не знать? Ты сам заметил перемены.
      - Неужели ты про юнца Медраута?
      - Брат мой принц, прежний Медраут мог бы бросить войско и кинуться на врага даже безоружным, но он бы ни за что не наделал в штаны от страха.
      - Хорошо подмечено.
      - Но кем бы он ни был, он не Салли.
      - Селли.
      - Он даже не женщина, это я точно знаю. Во-первых, если верить воинам, он придумал хитрый план сражения, из-за которого были одурачены юты.., а женщины в военных делах соображают плохо. Да и кто бы стал учить женщину стратегии? Это все равно, что строить стену из золотых кирпичей - тогда, выстроив ее, ты только эту стену и станешь защищать.
      Питер изумленно смотрел на девушку.
      - Гм-м-м, Анлодда, не хотелось бы указывать на очевидное, но...
      - Дерьмо свинячье. Обо мне упоминать не стоит. Особый случай. Кроме себя самой, королевы Боудикки и царицы Артемизии из Галикарнасса, не могу припомнить ни одной женщины-воительницы.
      Питер верил принцессе.., до определенной черты. Он был согласен: что-то странное творилось с Медраутом, но не желал подписываться под сценарием, в котором Медрауту четко отводилась роль Селли - уж эта точно прошла военную подготовку в ИРА. Наоборот, он с легкостью поставил бы свою подпись под сценарием, где Медраут просто-напросто играл бы роль труса. Тем не менее заявление Анлодды заставило Питера с еще большей долей подозрительности думать о Мирддине.
      Анлодда умолкла. Питер порадовался этому. Ему приятнее было ехать по безлюдной равнине к Артусу в тишине. Пока он мог придумать единственный сносный план: ждать, пока Мирддин, "Марк Бланделл", укажет ему на предполагаемую Селли Корвин, а потом он убьет их обоих. Для Селли это будет означать быстрый возврат вперед на пятнадцать веков, где ее ждет не дождется потирающий руки полковник Купер и все двадцать второе подразделение СВВ. Для Марка же вообще ничего плохого не предвиделось.
      Затем Питер собирался заколоться собственным мечом и вернуться в свое тело и в свое время.
      Они проехали еще с милю, и вдруг Анлодда приложила палец к губам, Чш-ш-ш, - прошептала она и натянула поводья Мериллуин. Впереди, на небольшом возвышении, стояла одинокая фигура. Человек опирался на посох. Сначала Питеру показалось, что это Мирддин (а быть может, ирландская террористка), но потом, приглядевшись получше, он понял, что это не сам чародей, а его ученик.
      Корс Кант ждал их. Только тогда когда они подъехали к юноше совсем близко, Питер увидел, как осунулся бард. Произошла какая-то жуткая трагедия, она и заставила Корса Канта отправиться в одиночку по Динас Эмрис.
      Глава 44
      Бард наблюдал за приближением Ланселота и Анлодды, мысленно называя их обоих предателями. Наблюдал спокойно и дивился собственной холодности. Недели, проведенные вдали от Анлодды, унесли злость, которую бард питал к Ланселоту из-за того, что тот стал первым мужчиной Анлодды - он, а не сам Корс Кант.
      На самом деле он даже чувствовал великое облегчение при мысли о том, что теперь не придется первенствовать и тем показать, что в искусстве любви он так же неуклюж, как император Клавдий в государственных делах. Теперь эта ноша легла на плечи Анлодды - пусть научит его, как это делается.
      Корс Кант закрыл глаза. К нему приближались изменники.., но изменниками он их считал не из-за той ночи, что они провели вместе - нет, они оба предали Артуса, а вместе с ним - всю империю. Анлодда предала Артуса тем, что не рассказала об изменнических замыслах отца, а Ланселот - тем, что возглавил заговор и отравил Меровия.
      "Но он ли сделал это?" Вдруг бард утратил уверенность. Знал ли принц о том, что налито в бутылку, стоявшую у него в покоях? Прежде чем рассказать о случившемся Артусу, Корс Кант решил удостовериться, так ли это, чтобы самому не предать невинного человека.
      Всадники были уже совсем близко. Корс Кант поежился, вспомнив, что за место - проклятая долина Динас Эмрис. Именно здесь Вортегирн и его чудовищный великан Ргита Фавр были окружены и захвачены Артусом и Меровием.
      Вортегирн, подонок, убийца, устроивший пожар в Ллудд-Дуне, Лондиниуме, тот, что позволил своим воинам изнасиловать и казнить мать и сестру Корса Канта, убить отца, а потом он, словно от пирога, отрезал здоровенные куски Придейна и раздаривал своим приспешникам-саксам - Хорсу и Хенгисту...
      Когда же Артус в конце концов взял Вортегирна в плен, он связал его по рукам и ногам и отдал на растерзание его же рабам, а те изрубили бывшего короля на куски кухонными ножами.
      Ргита Фавр был слишком велик, чтобы его можно было убить так, как обычного человека. За шесть лет до этого его пронзили копьем насквозь, а он остался жив. Его приковали цепями за руки и ноги к четырем упряжкам лошадей, и те разорвали его на части.
      Когда же пролилась кровь этих двоих нелюдей, видевшие это утверждали, что кровь была черна и на ощупь липкая, словно смола. От нее почернела земля, на которой теперь ничего не росло - ни травинки, ни стебелька. От земли исходил неприятный запах. Старики говорили, будто бы этот запах существовал еще до гибели Вортегирна, и был не чем иным, как сернистыми испарениями, просачивающимися из царства Плутона сквозь трещины в земле.
      Три недели назад Корс Кант представлял, как бы он встретился с Ланселотом на своей земле в сопровождении собственного войска. Теперь он стоял посреди проклятой равнины холодной ночью, окруженный тенями изменников, объединившихся некогда с сакскими ублюдками ради собственной выгоды. Одно, правда, оставалось неизменным. Доказать Анлодде, что он не трус. Корс Кант мог, только противостоя Ланселоту. Ему так нужно было доказать возлюбленной, что его любовь сильнее ярости.
      Неожиданное приближение всадников порадовало Корса Канта - дальше идти было бессмысленно. Он оставил своего пони у подножия холма, где тот тщетно пытался разыскать хоть какой-нибудь травы, взобрался на вершину и вскоре удостоверился, что его заметили.
      Анлодда вдруг резко придержала лошадь, и дальше Ланселот поехал один. Девушка смотрела на барда, и лицо ее было непроницаемым.
      Корсу Канту было знакомо такое выражение ее лица. Так она смотрела на врага, выжидая. Друиды назвали такое состояние "совершенной неуязвимостью". Она ждала, что враг первым сделает ход, сбросит собственную неуязвимость, раскроется для контратаки. Именно таким взглядом она встретила тех трех саксов, что пытались похитить ее возле Каэр Камланна, а потом.., прикончила их всех.
      А Ланселоту, похоже, было совершенно безразлично, есть с ним рядом Анлодда или нет. Лицо его было искажено гримасой боли и гнева. На какой-то миг он показался барду прежним Ланселотом, и он безотчетно попятился. Но вот вернулся новый Ланселот, овладел собой.
      - Хо, бард. Что привело тебя на эту пустошь? Только ты лучше не говори ничего вроде: "Моя лошадь..."
      - Печальная весть, мой принц. Король... Меровиус Рекс.., мертв.
      - Что? - Ланселот, похоже, был просто поражен, и бард сразу пожалел о том, что в мыслях винил его в случившемся. - Мертв? Меровий мертв? Господи, что стряслось?
      Корс Кант молчал. Ланселот подвел Эпонимуса поближе, склонился к барду.
      - Отвечай, мальчишка: что случилось с Меровием!
      - Похоже, его отравили, - проговорил Корс Кант медленно, старательно выговаривая каждое слово. - То ли едой, то ли вином.
      Ланселот выпрямился, подобрал поводья.
      - Боже, - прошептал он. - Этому нет конца. Вино? Иисусе, он умер?
      Корс Кант закрыл глаза, задышал медленнее. "Мирддин, если ты когда-нибудь любил своего ученика, помоги мне теперь..." Кое-какими из талантов друидов юноша уже овладел, но их было так мало... Усиленное обоняние и слух результаты долгих часов медитации, слушания собственного сердца, дыхания, шуршания насекомых, переползающих через его босые ступни.., и снова дыхание, биение сердца, еле заметные движения соучеников...
      И теперь юноша усилил эти чувства, набросил их, словно ловчую сеть, на принца Ланселота из Лангедока, героя Каэр Камланна.
      Он прислушался к сердцебиению Ланселота: сердце принца билось часто вдвое чаще обычного, и так громко, что, наверное, это могла услышать и Анлодда.
      Он прислушался к дыханию принца. Оно стало быстрым и неглубоким. Еще Корс Кант услышал, как Ланселот облизнул пересохшие губы.
      И ощутил запах пота, стекавшего по спине и груди принца, почувствовал, как тот понурился, ссутулился.
      Все говорило о том, что Ланселота охватило сильнейшее чувство вины.
      Корс Кант открыл глаза. Теперь он мог со спокойной совестью поведать Артусу историю об отравленном вине. Ланселот, без сомнения, был виновен, или по меньшей мере причастен к убийству Меровия.
      Юноша посмотрел на героя, и вдруг ему стало страшно. На него глядел новый Ланселот - совсем не такой тупица, как прежний. За краткий миг этой встречи взглядами Корс Кант понял: принц догадался, какие выводы сделал юноша из его поведения.
      "Иисус и Митра... Похоже, я тут не единственный опытный наблюдатель!"
      У Корса Канта засосало под ложечкой, затряслись поджилки, колени подогнулись. Он еще мечтал противостоять Ланселоту! Он, Корс Кант, единственный свидетель смерти Меровия, стоял лицом к лицу с убийцей, который понимал, что его преступление раскрыто, что его, образно говоря, застигли с окровавленным клинком в руке.
      Ланселот заговорил тихо, угрожающе - совсем как прежний Ланселот.
      - Мальчишка.., что ты знаешь про эту бутылку вина? Но тут оба они вздрогнули от металлического скрежета. Корс Кант выгнул шею, чтобы посмотреть, а Ланселот развернулся вполоборота в седле.
      Анлодда сжимала в руке боевой топор. Выражение ее лица при этом совершенно не изменилось.
      - Помнишь о том, что я сказала тебе раньше? - произнесла она холодно. Одного из нас ты, быть может, и получишь, но если убегу я, сам-знаешь-кто попадет сам-знаешь-куда, а если убежит Этот Мальчишка, он все доложит Dux BeIIorum, и тебя схватят.
      Ланселот провел рукой по глазам. Опустил руку - и вновь стал другим, новым. Он улыбнулся усталой, покорной улыбкой - в ней больше не было угрозы.
      - Бегите, сколько вам вздумается, - сказал он. - В конце концов Господь Всемогущий вас все равно поймает. - Ланселот развернул Эпонимуса, велел коню опуститься на колени.
      - Забирайся, сынок, - распорядился он. - Поедем на встречу с Dux Bellorum.
      Но Корс Кант не стал садиться на коня Ланселота, он отправился за своим лохматым пони. Вскоре к нему подъехала Анлодда и спешилась.
      - Не валяй дурака, - сказала она.
      - Так это правда? - спросил он. - Он и в постели не снимает этой кольчуги?
      - Не валяй дурака. Корс Кант Эвин. Ты знаешь, почему я это сделала, почему это мог сделать ты с кем-нибудь еще, что одно и то же. - Голос ее дрогнул видимо, она тоже испытывала душевные муки. - Пресвятая Мария, Матерь Божья, можно подумать, мы оба - римляне, так ты переживаешь из-за одной-единственной ночи, проведенной мною на чужом ложе! Совсем как ребенок, что начинает хныкать от ревности, когда его мать останавливается, чтобы погладить собаку на улице.
      - Я не ребенок, и уж конечно, ты мне не мать, он - не собака, и я не ревную, Анлодда. Моя мать умерла в Лондиниуме после того, как ее изнасиловали трое солдат и избили древками копий. Ее убил тот изменник, что продал Придейн за сакское золото.
      - И вот вопрос, - продолжал бард, многозначительно глядя на девушку. - Кто становится изменником ради золота Церкви?
      - Корс Кант Эвин, о чем ты говоришь? Я ничего не понимаю!
      Анлодда действительно была обескуражена, и сердце Корса Канта тут же смягчилось. "Боже, как я мог счесть ее изменницей? И как долго я сам смог бы хранить тайну о предательстве собственного отца, если бы он был тем, кто открыл ворота Лондиниума Вортегирну, - он, а не командир первой когорты? А повиновался ли бы я отцу, если бы он послал меня не служить Dux Bellorum, а убить его?"
      Посрамленный, бард уставился себе под ноги. Он шел, не отрывая взгляда от земли. Он понимал, что никогда не сможет рассказать Анлодде о своих подозрениях насчет Ланселота. Она бы решила, что все это измышления, вызванные ревностью и злостью, а бард не смог бы жить с мыслью о том, что Анлодда считает его лжецом, что она будет думать, что он обвинил невинного только ради того, чтобы очернить соперника.
      Нет, завоевать ее он должен был честно, а это значило, что он должен был испить свою чашу до дна, сдержать свою клятву, данную Меровию и королю Лири.
      Он должен был наконец сказать ей.
      "Ты все сделал, но..." - проговорил знакомый голос в сознании у юноши. То был голос Меровия - он звучал, хотя короля уже не было в живых - да здравствует король! Ком подступил к горлу Корса Канта. Он вдруг понял, что все время то были его собственные слова - он просто мысленно произносил их мудрым, властным голосом Меровия, чтобы услышать то, что ему хотелось услышать. То говорила его возвышенная душа, тот повелитель, что творил траву зеленой, а небеса - голубыми, тот, что уводил его от края бездны.
      - Анлодда, - начал было бард и запнулся. Она крепко сжала его руку. Он услышал, как бьется ее сердце, как часто она дышит. Рука ее была влажной от испарины.
      "Клянусь Юпитером и Иисусом, на этот раз я вправду скажу!"
      - Анлодда, - начал он вновь, вдохнув поглубже. - Я полюбил тебя.., через месяц.., после того, как впервые увидел... Я люблю тебя и сейчас. Я буду любить тебя завтра.
      Она дрожала и всхлипывала. Только сейчас бард понял, что она уже давно плачет.
      - Впервые ты произнес это безо всякой задней мысли, Мальчишка.
      - Я знаю, - прошептал он.
      - Корс Кант Эвин, хоть я с тобой и не разговариваю... О, будь все проклято, я устала от всех этих игр! Я тоже люблю тебя. Вот и все.
      - Я знаю, - повторил Корс Кант.
      - Давно?
      Корс Кант пожал плечами.
      - Наверное, я понял это, когда увидел тебя с Ланселотом. Я увидел твое лицо прежде, чем ты меня заметила, и еще потом, когда ты меня уже заметила.
      - И какое же оно было вначале?
      - Точно такое же, какое бывает, когда ты стираешь сорочки Гвинифры. А потом вид у тебя был такой, как будто ты только что порвала ее самую любимую сорочку.
      Он остановился, взял Анлодду за руку. Поспешно, пока не передумал. Корс Кант притянул девушку к себе, обнял и крепко поцеловал. Через несколько секунд они оторвались друг от друга, задыхаясь, - Я... Я не хочу, чтобы это произошло на Динас Эмрисе! - прошептала Анлодда.
      - Я тоже, - кивнул Корс Кант. - Я просто хотел поцеловать тебя, мастерица.
      - Повинуюсь с радостью, мастер, - и она обвила шею барда руками, и они вновь слились в поцелуе. Корс Кант, целуя любимую, улыбался. Мастер... Мастерица... Это означало, что они равны.
      На этот раз Корс Кант оторвался от губ Анлодды только тогда, когда чуть не отправился к праотцам из-за недостатка воздуха. Они сжимали друг друга в объятиях. Головы у обоих кружились, обоим виделись звезды на небе, затянутом тучами.
      - Корс Кант Эвин, наверняка можно и по-другому целоваться.
      - Нам нужен любовный философ.
      - А такие бывают?
      - В этом цивилизованном римском аду - нет, - признался Корс Кант.
      Она вдруг оттолкнула его и крепко сжала его руки.
      - Наконец ты сделал это, - прошептала она.
      - Завоевал тебя? Она вздернула брови.
      - Ты вырос, Корс Кант. Ты теперь выше меня. Ты учишься доверять своему ангелу-хранителю - ведь, наверное, это он подсказал тебе, чтобы ты меня поцеловал.
      Да, мой принц, ты нашел ключик к завоеванию своей принцессы. Но помни, Корс Кант Эвин, не забывай о том, что тебе придется заново завоевывать меня до конца наших дней. Не расслабляйся и не считай меня завоеванной землей.
      - Я скажу тебе то же самое, Анлодда. Я не могу загадывать на будущее.., по крайней мере - на свое будущее. Это неподвластно никому, кроме таких могущественных друидов, как Мирддин и Кинддиллиг Кифарвидд. Анлодда, я не могу обещать, что я никогда не покину тебя. Я просто не знаю, - Я тоже. Я верю в любовь, Корс Кант, но вся эта чепуха про принцев и принцесс годится для детских сказочек, а мы оба уже взрослые, и одному Богу ведомо, как мы станем расти дальше - одинаково или по-разному.., хотя, если нам повезет, быть может, нам и не придется расходиться по разным дорогам. Если повезет и если мы будем добродетельны.
      - Я бы предпочел удачу.
      - У тебя есть и то, и другое, Корс Кант. У тебя есть я. - Она улыбнулась, загадочно, словно сфинкс. - Любви недостаточно - так по крайней мере утверждает дядя Лири, а он в таких вещах разбирается - ведь он прожил триста лет, как он сам говорит. Тебе нужна любовь, тебе нужна страсть, тебе нужны дружба и уважение.
      - Мы оба доказали друг другу, что способны на три из этих чувств, отозвался бард, едва заметно улыбнувшись.
      - И еще нужно хранить тайны друг от друга.
      - Что? Почему?
      - Прежде чем люди соединяются, каждый из них должен представлять собой целое, иначе соединение никогда не произойдет. Это еще одна детская сказочка. Все равно жить мы будем разными жизнями. И потому тайны.., это все равно, что отдельная комната в доме, только твоя, и ничья больше, где ты хранишь сокровища, найденные до начала любви и во время ее.
      - О...
      Они сильно отстали от Ланселота. Рука Анлодды лежала на плече Корса Канта, он обнимал ее за талию.
      - Да, - наконец кивнул юноша. - Я думал об этом.
      - Беда в том, как же нам соединиться, ведь наше положение в свете такое разное!
      - И об этом я думал тоже. Мы можем пожениться.
      - Если только убежим.., ну, скажем, в Африку.
      - Ты должна выйти замуж за короля или принца, или хотя бы полководца... Но разве человек такого высокого положения позволит какому-то барду домогаться его жены?
      - Я уже взрослая, Корс Кант. Будущим летом мне исполнится девятнадцать. Я должна поскорее выйти замуж, по собственному выбору или нет. Я уже несколько лет отвергаю тех, кто просит моей руки, но скоро мне придется сдаться.
      - Анлодда, мне бы не хотелось ранить тебя неприятными воспоминаниями, но.., разве может на тебе жениться человек знатного рода после.., после того, что сделал твой отец?
      К радости Корса Канта, Анлодда не оттолкнула его, а наоборот, притянула к себе.
      - Да, я об этом думала, Корс. Не знаю. Нужно у кого-нибудь спросить. У Меровия. О! Что я говорю!
      - Трудно поверить, что он мертв, правда? А ведь он предвидел это... Помнишь, тогда, в лесу, возле Харлека..
      - Не совсем так. Я помню, он что-то говорил о тебе. О том, что ты - мышь и встречаешься со смертью.
      - "Шут и император пьют из смертной чаши, и тот из них, кто глупее, отвергает чашу свою", - процитировал бард. - Теперь помнишь?
      Она пожала плечами.
      - Я никогда не относилась чересчур серьезно к предсказаниям.
      - Лири, - заявил Корс Кант решительно.
      - Ты шутишь.
      - Его надо спросить.
      - Ах, спросить. Я почему-то подумала...
      - Он ведь Строитель, верно? И он давал мне неплохие советы, когда Меровия.., не было поблизости.
      - Не знаю. Никогда не доверяла дяде Лири. Уж больно он умен.
      - "Больно умен" - это лучше, чем "недостаточно умен", разве не это нам сейчас нужно? - он склонился к самому уху Анлодды и прошептал:
      - И еще.., принцесса, ты уверена, что он всего лишь твой дядя? Мне он признался, что вы, может быть, более близкие родственники.
      - А? Да, ходили такие слухи. Это уж, конечно, было бы получше, чем слыть дочерью изменника, правда? - Она вздохнула. - Ладно, Корс Кант Эвин, мальчишка-бард, пусть так и будет. Я готова поговорить с дядей, если ты расскажешь мне, что ты хотел сказать о Ланселоте - чуть раньше.
      Он покачал головой, но тут же понял, что в темноте Анлодда этого не видит.
      - Прости, Анлодда. Боюсь, это должно остаться моей тайной.
      - Мерзавец, - процедила она сквозь зубы и сильнее притянула его к себе.
      Глава 45
      Мертв. Он ушел, он пересек Стикс, он добрался до Темного короля Арауна в Ануфине... - мысль эта не выходила у меня из головы, пока мы шагали к лагерю Dux Bellorum - вертелась, подобно колесу, оторвавшемуся от телеги и катящемуся по дороге.
      Как мог Меровий позволить себе умереть, когда он знал, что мне так нужно исповедоваться?
      Он за многое отвечал: он не был просто королем, и не имел права подвергать свою жизнь опасности в глупых испытаниях, войнах, придуманных приключениях. Он был потомком... Ну, в общем, в его жилах текла Королевская Кровь.
      Но что я могла еще поделать? Я шла рядом с Этим Мальчишкой, шла, чтобы не упасть на землю и не рыдать.., не только о том, что не успела исповедоваться, конечно.., нет, чтобы рыдать о самом Меровий, о том, чего мы все лишились с его смертью. Правда, я слышала, что у него есть сын, но что если его сын был таким, как Клавдий, сын Друза <Клавдий, римский император, сын Друза Старшего и Антонии Младшей. Желая укорить кого-либо в тупоумии, Антония говорила: "Глупее моего Клавдия".>? Одно огорчение. Или еще хуже - вдруг Меровиус-младший похож на Канастира?
      Шли мы долго, и мне хотелось сесть верхом на Мериллуин, но Этот Мальчишка, похоже, боялся лошадей, и шел пешком рядом со своим косматым пони.
      Однако с каждым шагом я постепенно начала дышать так, как учил меня когда-то дядя Лири, чтобы успокоиться. Я должна была мыслить ясно, не должна была поддаваться горю. Меня ждала встреча с Dux Bellorum.
      Я остановилась так резко, что Мериллуин налетела на меня, и я чуть не упала.
      "Когда это я решила во всем признаться Артусу?"
      Корс Кант.., о, конечно, я хотела сказать "Этот Мальчишка", оглянулся, но догадался, что я воюю со своими собственными демонами. Он ждал, но было видно, что он предпочел бы поскорее оказаться в шатре Артуса.
      "Если бы я исповедовалась Этому Мальчишке, это излечило бы меня от боли и страха", - решила я. Мысль эта показалась мне верной. Я понимала, что наказание будет суровым, но все же мне следовало рассказать Артусу о том, что натворил Гормант и чего чуть было не натворила я.
      Да, меня накажут, отправят в изгнание, быть может, даже заточат в темницу. Но мне больше не придется прятать фонарь под плащом, и пусть все видят меня такой, какая я есть! Как звучала та фраза, что процитировал мне как-то Этот Мальчишка.., после того, как Артус сказал, что за обман следует отрубить руку и тому, кто во все времена слыл филантропом. Ох, да, это звучало так: "Fiat justicia ruat coelum" - "Да свершится справедливость, хотя бы и небеса обрушились".
      Исповедоваться любому другому человеку - даже Меровию.., это было бы все равно как перевязать рану, не вытащив из нее стрелу. И пока был жив Меровий, я бы ни в чем не призналась этому человеку, которого ранила: Артусу Dux Bellorum. Нужно было, чтобы умер король, и только тогда спящая принцесса проснулась. Я усмехнулась.
      - Хитрый волчище, - проговорила я. - Ты умер за мои грехи, верно?
      - Кто? - удивился Этот Мальчишка.
      Я покачала головой и знаком велела ему продолжать путь. Мне вдруг так захотелось оставить всю эту мешанину позади и получить наказание.., как подобает воину.
      Глава 46
      Питер стоял перед Артусом, сгорая от нетерпения, но сохраняя внешнее спокойствие. Dux Bellorum на своего героя внимания не обращал. Он внимательно изучал карту, сверлил ее взглядом так, словно собирался прожечь в ней дыру.
      - Разведка, - пробормотал он уже в пятый раз подряд. - Где моя разведка? Голос его звучал раздраженно.
      - Государь, - попытался Питер обратиться к Артусу уже в третий раз. На этот раз Dux Bellorum устало посмотрел на него. Лицо его было землисто-серым, и все раздражение Питера сразу улетучилось. "Протянет ли Артус до утра? Закупорка коронарных артерий", - решил Питер.
      - Где Кей? - требовательно вопросил полководец. - Где мои разведчики?
      - Кей командует собственными легионами, государь.
      - А Бедивир?
      - Он со своим братом.
      - Но я должен знать, где они! Как я могу сразиться с ютским войском, не зная их диспозиции?
      - Кого вы послали на разведку, государь? Артус на миг задумался.
      - Какамври. Я отправил Какамври с когортой из преторианской гвардии.
      - Из гвардии? Но ведь так ты лишился защиты, государь!
      - Кому бы пришло в голову покушаться на мою жизнь? Между тем этот тупица, наверное, развлекается: гоняет разрозненные отряды ютов и убивает их.
      Это было сказано с такой горечью, что Питер изумился.
      - Не сомневаюсь, Какамври ведет разведку старательно, как может, если только его самого не убили или не взяли в плен. Государь, у меня ужасные вести. Не представляю, как смягчить удар.., но.., король Меровий мертв.
      Артус кивнул.
      - Да.
      - Ты сам был на шаг от гибели. Dux Bellorum опустился на складной табурет, зажал руки коленями.
      - Он был моим рыцарем, а я его оруженосцем. - Глаза его потемнели, но остались сухими. - Он должен был стать императором, ты знал об этом?
      - Артус.., государь, это еще не все вести.
      - Не все? Не собираешься ли ты убить меня словами, не дав нанести ответный удар? - Артус улыбнулся, шутка вышла неловкая, и улыбка тут же исчезла.
      - Меровий был отравлен. Он выпил вино, присланное ему... Кеем и Бедивиром. Отравленное вино. Артус бесстрастно смотрел на Питера.
      - Кое-кто поговаривает, будто Меровий намеренно испил отравленного вина. Другие говорят, что он покончил с собой. Лучше бы он закололся собственным мечом. Это выглядело бы более классически.
      Питер яростно тряхнул головой.
      - Ядовитое вино было от Кея. Господи, помилуй меня... Я знаю это, ибо Кей уговаривал меня участвовать в заговоре против тебя.
      - Нет.
      - Бедивир с ним заодно. Они хотят покинуть тебя, увести свои легионы в свои уделы. Не рассчитывай на них.
      - Нет, Галахад. - Если Кей так сказал - стало быть, он хотел проверить, насколько мне верен ты, Кей никогда не покинет меня. Кто угодно, только не мой старый друг Кей, мой дворецкий, моя правая рука.
      - Государь, твоей жизни грозит и другая опасность. Одна.., ведьма.., она из далекой страны, дальше Сикамбрии, дальше Рима.., замыслила убить тебя. Она умеет менять обличье, и теперь притворяется кем-то из твоих придворных. Кем именно - я не знаю.
      - От такого колдовства меня защищает Мирддин. Не будь это так, я бы уже умер раз сто. "О Боже, как же мне его убедить?"
      - Государь, окажи мне услугу! Не поворачивайся спиной к Мирддину. Я ему не доверяю... Я вообще не доверяю всем этим жрецам и колдунам.
      - Сначала Кей, потом Бедивир, а теперь еще и Мирддин! Галахад, мое надежное копье, какой злой дух овладел тобой? Тебе мерещатся призраки за каждым полотнищем шатра!
      Взгляд Артуса вернулся к карте. Питер заговорил было вновь, но тут же понял, что это бесполезно. Придется все решать самому. От Dux Bellorum помощи не дождешься.
      "И удивляться нечего, - грустно подумал Питер. - Его империя трещит под порывами ветра, словно ветхая хижина. Теперь, когда Меровий мертв, лучшее, на что он может надеяться - это править Британией, да и это теперь под большим вопросом".
      Питер поклонился и покинул шатер.
      Выйдя из шатра, он ненадолго застыл на месте, покрепче укутавшись в теплый плащ. Приближалась зима. Снег и метели положат конец всем кампаниям. Артусу следовало изгнать ютов из Харлека одним ударом. Не получится - у них будет вся зима на то, чтобы как следует там закрепиться и запастись всем необходимым.
      Питер поежился. Не от холодного ветра, нет.., из-за чувства неизбежности. Камелот ждала скорая гибель, хотя знали об этом только Питер.., и Артус.
      Питер подул на руки и подумал - то ли разыскать походный костер и погреться, прежде чем вернуться к своему легиону, то ли поискать Мирддина. Кто он - Мирддин? Марк, Селли или вообще кто-то третий, неизвестно кто?
      - Малыш, - произнес Питер вслух, но не сразу понял, кого сам имел в виду. Оказалось - Гвина, которому было поручено приглядывать за Мирддином.
      Светловолосого юношу Питер нашел в шатре, где тот внимательно разглядывал атрибуты своего мужского достоинства. Питер кашлянул. Гвин покраснел, натянул штаны.
      - Г-государь! Принц Ланселот! Во-от не ожидал!
      Он побагровел и стал похож на помидор в шлеме из бананов.
      - Итак? - требовательно вопросил Питер.
      - А? Ах да, Мирддин. Он ничего не делал, государь.
      - Ничего? Не ел, не спал, не мочился у дерева, ни с кем не разговаривал?
      - О... О нет, конечно, он пару раз беседовал с Артусом, один раз с Кеем и один раз с Медраутом.
      - Вот как? Наедине?
      - А? Да, пожалуй, что наедине.
      - Куриные мозги! Я ведь тебя как раз об этом и спрашиваю! Иисус, Мария и Иосиф, разве ты не знаешь, как подобает шпионить?
      У Гвина был такой несчастный вид, что Питер смягчился.
      - Послушай, сынок, ты пореже штаны снимай, ладно? Гвин радостно кивнул и снова покраснел.
      - Докладывай мне обо всем, что происходит с Мирддином... Особенно - обо всем необычном.
      Меньше чем за полчаса Питер добрался до своего легиона. Он снова обошел дозорных, проклиная ночной туман, и решил, что пора бы вернуться его собственному разведчику, Хиру Амрену.
      - Небось дурака валяет вместе с Какамври, - пробурчал Питер.
      Глава 47
      - Корс, - выдохнула Анлодда, крепко сжав руку юноши. - Я боюсь.
      - Ты! - Он изумленно посмотрел на подругу. Принцесса-воительница, отправившая на тот свет троих вооруженных саксов, видевшая, как горит ее родной город, подожженный подлыми ютами, боялась говорить с Dux Bellorum.