- Я не собираюсь искушать тебя россказнями о Рае, где все равны! Я просто хочу сказать: я являюсь королем Меровием, когда это нужно другим. Сегодня, в сей миг, я - брат Гальбаний Меровиус, а ты - бард Корус Кантус. Понимаешь, дитя? Титулы для Строителей не значат ровным счетом ничего.
      Корс Кант выпучил глаза. О чем же на самом деле пытался сказать ему король? Бард понимал, что происходит некое испытание. Он боролся.., и проигрывал.
      - Король и королева, - продолжал Меровий. - Принц и принцесса, рыцарь и простой горожанин, священник и даже раб.., все равны в очах Господа. Разве мы. Строители, можем быть менее терпимы, чем сам Великий Зодчий?
      Корс Кант опустил глаза, уставился на свои обутые в сандалии ноги. Он казался себе непроходимым тупицей.
      "Кого спросить? Кто может мне это объяснить?" Пояснения Лири только обескураживали юношу, и он словно запутывался еще больше, чем до того, как задал вопрос. Ланселот, естественно, исключался. Нет-нет, Корс Кант не особенно винил героя. Кто бы мог устоять перед Анлоддой?
      Глупая мысль пришла в голову барду. Быть может, он мог бы обратиться за помощью к самой Анлодде? Ведь это был бы прекрасный повод заговорить с ней на отвлеченную тему, не касаясь того случая. "Да, - решил бард. - Я доберусь до легиона Ланселота и попрошу сестру Анлодду растолковать мне урок, данный Меровием".
      И в это мгновение Корса Канта озарило!
      - Анлодда! - воскликнул он, и был вознагражден ослепительной улыбкой короля. - Она такая же.., мы одинаковые...
      О, праматерь всех иллюзий, созданная самим повелителем Лжи! Особая форма безумия, из-за которой одна женщина кажется лучше другой, видится недостижимой только из-за того, что ее отец высокого рода.
      - О Господи! - прошептал Корс Кант. - Мы равны - я и она.
      Он наконец все понял. Общаться между собой могли только равные. Все остальное - приказы и доклады, требования и лесть.
      Любовь - вот высшая форма общения. Отсюда логический вывод: любовь возможна только между равными.
      - Господи Иисусе, Митра! Так она поэтому не допускала меня в свое сердце? Потому что я все время смотрел на нее снизу вверх?
      Меровий загадочно улыбнулся и промолчал, позволил барду решить самому, так это или нет.
      - Даже с Ланселотом... - продолжал Корс Кант, высказывая вслух догадку так, словно он был наедине с самим собой. - Даже тогда она пыталась показать мне, что способна отдать себя только равному - принцу!
      - Всякий мужчина, всякая женщина - звезды, - изрек король. - Ты любишь ее?
      Бард заморгал и понял, где находится.
      - Да, - решительно ответил он, впервые почувствовав, что это - истинная правда.
      - Понимаешь ли ты, что это значит?
      - Да, - не колеблясь, отозвался Корс Кант. Если любить Анлодду означало любить дикую волчицу, гонявшуюся за собственной добычей и возлежавшую с кем ей вздумается, так тому и быть. - Я люблю ее такой, какая она есть - Анлодда. И никого другого не полюблю.
      Меровий рассмеялся и ударил по столу ладонью - совсем как прежний король Сикамбрии.
      - Так выбирай же, сын мой, пока дух полнит твое сердце и разум!
      - Выбирать, государь?
      Меровий указал на два кубка. А Корс Кант не сводил глаз с бутылки - той самой, которую он видел в комнате Ланселота и нюхал ее содержимое. Там был яд - паслен или белена. "О Господи, - в ужасе подумал бард. - В одном из кубков вино отравлено!"
      - В-в-выбирать?
      Меровий тихо опустил руки на стол рядом с кубками.
      - Я много лет знал, что увижу землю обетованную, но не смогу войти туда. Я никогда не буду императором, Корс Кант. Эта честь выпадет моему сыну.., сыну, чье будущее предсказано его прошлым.
      Король встал и подвинул вперед оба кубка.
      - Я знаю: в один прекрасный день я должен уйти, - произнес он еле слышно. - Пока я жив, сын мой живет в моей тени. Но править должен он, а не я. Но пришла ли пора, или должны еще миновать годы? Посмотрим. - Он указал на чаши. - Избери кубок, Корс Кант Эвин, и давай выпьем за удачу. В одном кубке - сок Древа Познания, в другом - Древа Вечности. Избери, бард, и не пролей напиток.
      "Итак, - торопливо стал переводить для себя в уме Корс Кант, - в одном кубке просто вино - сок Древа Познания. In vino veritas - истина в вине. А во втором - сок Древа Вечности - вечный сон".
      Бард в муке уставился на кубки. На одном был выгравирован меч несомненно, тот самый, что вырос тогда из стены и спас ему жизнь. Второй кубок был украшен почти точной копией той чаши, что Корс Кант схватил в подземельях Харлека, когда над лицом его повис меч.
      И то и другое - неотъемлемые части природы человеческой, и то и другое необходимо. Но какой из кубков на сегодняшний день означал жизнь, а какой смерть?
      Сам Меровий хотя бы знал, какой из кубков с отравленным вином?
      - И шут, и император пьют из смертной чаши, - напомнил барду Меровий.
      Бард переводил взгляд с одного кубка на другой. Протянул руку к тому, где была выгравирована чаша.., растерялся, потянулся к кубку с мечом. Отдернул руку, не решился взять ни тот, ни другой.
      И снова озарение - уже второе за эту ночь.
      - Мне не нужен ни меч, ни чаша, - сказал он. - Мне не нужен и жезл интуиции. Больше всего мне недостает - и всегда недоставало.., доблести.
      Мне недостает отваги, государь. Я всегда бегу от выбора, который предложен мне.., не Господом. Я бежал из Лондиниума, когда его захватили нанятые Вортигерном саксы, а потом радовался, находясь далеко оттуда, где в конце концов пал тиран, когда его величественный замок на Динас Эмрисе - этой самой равнине, был разрушен во время битвы красного и белого драконов - так это было, если верить Мирддину.
      Я бежал от своего долга перед Артусом, перед Ланселотом, я бежал даже от своей возлюбленной, когда она предложила мне любовь, как равная. Вначале я представлял ее принцессой - затем убийцей, потом - богиней, и все ради того, чтобы не разрывать свою грудь и не вытаскивать оттуда мое кровоточащее сердце, как учил нас Господь наш.
      Меровий протянул руку. На его ладони лежала самая мелкая монетка империи.
      - Дарую тебе отвагу, брат Корсус Кантус. Возьми эту монету и укрепи сердце свое!
      Он уронил монету на стол. Звякнув, она легла между двумя кубками.
      Корс Кант не спускал глаз с монеты, пока та не улеглась на стол. Потом он пожал плечами.
      - Получается, что не важно, что я в конце концов изберу... Что ж, тогда я выбираю чашу, потому что я всегда ненавидел проклятый Богом меч! О, прошу прощения, Государь!
      Корс Кант, не раздумывая, протянул руку к кубку с мечом и взял его.
      Меровий вздернул бровь.
      - Не удивляйся, - поспешил заверить короля бард. - Я передумал.
      Он сжал кубок обеими руками и в ужасе уставился на плещущуюся в нем жидкость.
      "Смогу ли я заставить себя выпить это?" - гадал он.
      Меровий облегченно вздохнул и поднял другой кубок. Корс Кант выше поднял свой и придвинул к кубку Меровия.
      - "Cave canem", - проговорил король.
      - "Cave canem", - отозвался Корс Кант. И они оба залпом выпили вино. Немыслимо жгучая жидкость обожгла глотку Корса Канта. Он задохнулся, закашлялся.
      Меровий, похоже, испытал нечто подобное.
      - Не самое лучшее вино, - хрипло выговорил король. - Подарок Ланселота, мне его передал Кей.
      Бард сел напротив короля, и они стали играть в игру "Задай вопрос" совсем как двое братьев.
      - Ты любишь ее? - спросил король.
      - Да, - ответил Корс Кант. - А свиток - это официальная, самая настоящая генеалогия, ее можно предъявить где угодно?
      - Да, - Меровий прищурился и улыбнулся. - А тебе хочется любить ее?
      - Господи.., я не знаю!
      - Я это понял, но теперь отвечай на вопрос. Бард уставился на пустой кубок, который все еще сжимал в руке. Он гадал - уж не в последнюю ли игру в своей жизни играет?
      - Нет. Я должен быть честен. Хотелось бы, чтобы я не питал к ней таких чувств. Ну.., а что ты собираешься с ним делать?
      - На этот вопрос нельзя ответить "да" или "нет". Ты нарушил правила и теряешь один вопрос.
      - Жаль.
      - Гораздо больше ты будешь сожалеть, когда в конце игры получишь меньше, чем ничего.
      Гм-м. Иисус... Там сказано, что он происходит от Иисуса.
      - Не намерен ли ты принудить Церковь признать тебя... - "Нет, не королем, он и так уже король, и с этим никто не спорит". - Императором?
      - Да, - улыбнулся Меровий. - Хороший ход. Этот свиток доказывает, что я имею законное право претендовать на императорский престол - гораздо более законное, нежели этот узурпатор Флавий Валентиниан. Так.., способен ли ты любить ее после того, что она сделала или чуть было не сделала?
      - Да. - Корс Кант моргнул. Такой вопрос ему был задан впервые, он сам удивился, что ответил так быстро.
      Но он не солгал. Наконец он стал равным Анлодде и мог любить ее по-настоящему.
      Но откуда Меровий знал о том, чего Анлодда "чуть было не сделала"? Может быть, задал вопрос наудачу?
      Корс Кант старательно обдумал следующий вопрос.
      - Император - этого мало. Престол ты бы мог занять и силой - у тебя множество друзей в легионах, даже в преторианской гвардии Валентиниана. - Бард умолк и стал ждать, как отреагирует Меровий.
      - Я не буду упрощать тебе задачу, - покачал головой король. - Задавай вопрос.
      "Как его однажды назвал Артус? Царь Иерусалимский?"
      - Ты... - Корс Кант ахнул. - Ты намереваешься добиться, чтобы тебя признали Царем Иерусалимским, преемником Иисуса?
      - Да, - ответил Меровий, радуясь догадливости барда. - А ты понял, что вам никогда не удастся пожениться?
      Корс Кант подскочил на табурете.
      - О Боже, значит.., он знает? Артус знает, что она принцесса?
      Меровий победно улыбнулся.
      - Да. Увы, я должен засчитать и этот вопрос.
      - Неужели Ланселот все-таки рассказал ему?
      - Сейчас моя очередь задавать вопрос. Но я милостив, и потому отвечу. Нет. Ланселот ничего не рассказал. Это сделал не Лири и не сама Анлодда. Я рассказал Артусу о том, что Анлодда - принцесса Харлекская.
      - Ты!
      - Пойми, мальчик мой, она слишком заметная цель, чтобы позволить ей гулять по стране без защиты, без охраны. Она - наследница престола Горманта, но не только престола - она наследница его измены.
      - О Боже! Ты не станешь обвинять в этом Анлодду, правда? Она не имела ничего общего с предательством Горманта!
      - Она совершила собственное предательство. Корс Кант Эвин, мне очень жаль, но Анлодда будет либо отправлена в изгнание, либо будет находиться под домашним арестом. Уверен, более сурового наказания Артус не назначит. Но и меньшего - тоже. Преступление ее было ужасно. - Меровий опустил глаза. Вид у него стал почти растерянный. - Я не стану просить прощения за то, что предупредил Артуса.
      - Конечно... - проговорил бард, но, как ни старался, не смог скрыть горечи. - Но я опечален. Я любил ее и понимал ее смятение. Ссылка или заключение - но как надолго?
      - До тех пор, покуда Артус является Dux Bellorum. He менее того.
      - Она этого не заслуживает. Король пожал плечами.
      - Ни один из нас не заслуживает того, чтобы его озарило нынче ночью и чтобы ему указали истинный путь. Но теперь мне пора задать свой вопрос. Отвечай: твой следующий вопрос будет: "Как могли бы пожениться Корс Кант и Анлодда"?
      Бард задумался. Вопрос был бы совершенно невинен.
      - Нет?
      - Отвечай, не гадай.
      - Нет. Не такой вопрос я хотел задать. На самом деле я хотел спросить: "Как мы могли бы всегда быть вместе?" - И он широко улыбнулся. - Чудеса! Я ведь никогда не думал о том, что Ланселот и Гвинифра не женаты, а вместе с тем они всегда неразлучны. А Артус делает вид, что не замечает этого. Но кто захочет жениться на ней и позволить нам быть вместе?
      - Не правильный вопрос. Ты потерял уже три очка. Корс Кант заглянул в серые глаза старого короля.
      - Ты хочешь взять власть над всей Церковью, да? Меровий растерялся.
      - Отвечай же, - поторопил его бард. Король покачал головой, усмехнулся.
      - Что ж, могу винить только себя самого. Я открыл ящик Пандоры. Да, бард, таковы мои планы. Найденный тобою свиток - достаточное основание для того, чтобы я мог стать... Епископом Иерусалимским, главным оплотом веры - стать выше папы Льва.
      После смерти Христа его брат Иаков правил Церковью из Иерусалимского храма. Затем в силу вошел Павел и перенес средоточие веры в Рим.
      Сила Павла исходила от Петра - камня, на котором Господь воздвиг Церковь свою. Ведь Иаков был всего лишь братом Христа, а не его наследником.
      - Ну а если бы у Иисуса был сын и наследник, - вмешался Корс Кант, - то связь получилась бы более прочная, нежели с Павлом, верно?
      Меровий покачал указательным пальцем.
      - Сначала я задам тебе мой последний вопрос. Когда Анлодда сочетается браком с королем или принцем, тебе придется стать рабом, слугой. Готов ли ты к такому?
      Жуткая, пугающая мысль. Чтобы тобой распоряжалась любимая женщина? А вдруг она будет упиваться властью? Вдруг ссоры на ложе любви станут публичными наказаниями?
      Действительно ли Корс Кант мог наделить Анлодду такой властью над своим будущим, своей свободой, жизнью?
      - Да, - ответил он твердо, зная, что говорит чистую правду. - Она не предаст меня. Она никогда не посмеется над нашей любовью. Я отдаю себя в руки принцессы Анлодды.
      Меровий запрокинул голову. Он почему-то вдруг встревожился. Близился рассвет. Корс Кант заморгал. У него вдруг закружилась голова.
      Меровий еле слышно прошептал:
      - Я - прямой потомок Иисуса и Марии. Свиток доказывает это. Но этого мало.., даже этого мало. Церковь слишком могущественна. Я теперь понимаю это. Мне не удастся доказать своих прав, ибо я слишком часто осуждал политику Льва и поддерживал его врагов.
      Он склонился вперед и приковал барда к табурету пристальным взглядом.
      - О, что это были за враги! Совсем новая идея! Церковь на службе у войны... Нет, Лев долго не продержится. Он не Дамаск.
      Но для меня.., слишком поздно. Слишком поздно для короля Меровия, Merovius Rex. Но есть Меровиус-младший, мой сын. - Король плотно сжал губы и уставился куда-то далеко-далеко, наверное, в будущее. - Ты должен хранить родословную моего сына, Корс Кант Эвин. Сикамбрия падет, и даже могущественный Артус Пендрагон близок к смерти, она уже держит его за руку.
      Храни свиток хорошенько, юноша. Береги его. Настанет день - и Меровий-младший явится к тебе за ним.
      Сердце Корса Канта вдруг часто-часто забилось. Он вспомнил про вино, про осушенный им кубок. "Нет!
      Не сейчас! Я не хочу умирать ради такой бессмысленной цели!"
      Он приподнялся. Страх растекался по его телу, желудок сводило спазмами.
      - О Господи! - вскричал бард. - Я умираю! Меровий еле заметно, одними уголками губ, улыбнулся.
      - Мы все умираем.
      - Вино!
      - Отравлено, - согласился монарх.
      - Господи Боже! - восклицал бард. - А ведь мне всего девятнадцать!
      Меровий больше не улыбался.
      - До двадцати ты доживешь.
      Лицо его вдруг стало серо-землистым, он скрипнул зубами от боли.
      - Ты? - воскликнул Корс Кант. - А я думал.., мне показалось.
      Сердце барда переполнилось жалостью. Он шагнул к Меровию, взял его за руку. Паслен и белена, перед тем как убить жертву, вызывают у нее кошмарные видения. Или последние озарения. "Как же он мог продержаться так долго, и еще играл со мной в игру?" - гадал бард. Наверняка умирающий король был хорошо знаком с действием этого яда - наверное, принимал его не раз в прошлом.., и все еще в здравом уме.
      Король Меровий не слушал причитаний Корса Канта.
      - "Mors ultima ratio". Смерть подводит итоги. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое... О Боже, какая боль! Вот уж не думал, что будет так больно! ..Да приидет царствие Твое. Забери меня теперь, Господь мой. Да будет воля Твоя, как на небе, так и на земле.., наш насущный дай нам на сей день... Глупый император пьет смертную чашу, он произносит тост во славу смерти, которая подводит итоги. Матерь... - Меровий качнулся вперед и упал, ударившись лицом о крышку стола. - Корс Кант, ты скажешь мне, где спрятана моя родословная?
      - Нет, повелитель. Не могу сказать.
      Он бы никогда никому не рассказал о хрустальной пещере Анлодды. Дни, когда бард колебался, миновали. И Корс Кант был готов присягнуть на верность единственной женщине на свете.
      - О, какая боль! - Меровий выпрямился, обхватил руками живот. Лицо его было бледно, как луна на восходе солнца, взгляд стал диким, блуждающим. - Хлеб н-наш насущный д-дай нам.., и остави нам.., остави мне...
      Время рождаться и время умирать.., время раздирать.., и время сшивать... Берегись собаки! Живая собака лучше мертвого льва.
      - И обратился я, и увидел под солнцем, - подхватил бард, ухватившись за цитату, - что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их". Это был его любимый отрывок из Книги Экклесиаста, или Проповедника.
      А Меровий продолжал молитву:
      - Остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим.., как прощаем мы тех, кто не учился в юности своей.., кто теряет прошлое свое и кто мертв для будущего... - Тут король очнулся и посмотрел Корсу Канту прямо в глаза. Не стоит плакать о былом, - сказал он.
      - Когда умирают добродетельные, - отозвался бард, - их добродетель не исчезает, но живет, хотя их уже нет.
      Меровий вздохнул облегченно, мирно улыбнулся и откинулся на спинку "трона", наконец умолкнув.
      Корс Кант протянул руку и легонько коснулся брови короля. Затем он отступил и вышел из шатра. Над горизонтом поднялось солнце. Бард часто заморгал - таким ярким оно было.
      Он оглянулся на сикамбрийских стражников - он вдруг испугался, а вдруг те подумают, будто это он убил короля? Стражники плакали. Понурив головы, они завязали шнурками полотнище, закрывавшее вход в шатер. Покончив с этим, они вновь вытянулись по струнке и скрестили алебарды - словно встали на страже у входа в Танатос - царство бога смерти. А слезы все текли и текли по их щекам. "Откуда они узнали? Как они узнали?" - дивился бард. Он уже бежал назад, к легиону Артуса.
      В лагере воины уже суетились. Все были заняты своим делом. Произошло что-то важное. Корс Кант схватил за руку какого-то незнакомого центуриона.
      - Господин, - прокричал бард. - Что такое? Что происходит?
      Центурион вырвал руку, сердито зыркнул на Корса Канта.
      - Юты, - буркнул он. - Разведчики доложили - громадное ютское войско всего в лиге отсюда. Ума не приложу, как эти скоты их раньше не заметили. - Он оттолкнул барда и растаял в толпе воинов.
      "Вот это да! Большое сражение в тот самый день, когда ближайший соратник Артуса умирает!" Корс Кант поскорее отправился искать Артуса. Бард не спал всю ночь, измучился, но страх прогнал усталость. Он боялся сказать королю о том, что Меровий мертв, но еще больше боялся не сказать.
      Странная мысль появилась у барда. Один умер, а другой возродился. Покраснев и чувствуя себя виновато, он постарался не думать сейчас об Анлодде. "О, пусть она уцелеет в битве, - молился он мысленно. - Пусть она останется жива теперь, когда наконец забрезжил свет.
      Прошу тебя, Господи, даруй мне один-единственный день настоящей любви!"
      Он бросился к шатру Dux Bellorum, радуясь тому, что у него при себе ни меча, ни арфы.
      Глава 43
      Питер медленно ехал по пустынной равнине. Пейзаж был почти что лунным. Пусти он своего коня (он помнил, что его зовут Эпонимус) быстрее, и тот сразу же угодил бы копытом в змеиную нору и сломал бы ногу.
      Девушка, ехавшая неподалеку от него, сидела в седле, понурясь. Пышные волосы заслонили ее лицо. При свете луны они казались цвета запекшейся крови. Питер поглядывал на нее сочувственно. Наверное, она чувствовала себя так же виновато, как он сам.
      - Как ты, Анлодда? - спросил он. Она в ответ пробормотала что-то нечленораздельное, но Питер настаивал:
      - Знаешь, чувствовать вину - это вполне естественно...
      Она вздохнула.
      - Три недели ты меня об этом спрашиваешь, и три недели я тебе отвечаю: я не чувствую себя виноватой. Просто.., я думаю, вот и все. Эту дурную привычку я переняла у своего дяди Лири. Он говорил, будто слышит, как у меня в голове шумят ветряные мельницы.
      "Снова Лири". Слишком часто в последнее время заходил разговор об ирландском короле. "Сначала он приучает Артуса к курению гашиша, затем превращает в шута святого Патрика, а теперь.., теперь учит свою малышку племянницу, как изменить возлюбленному и не чувствовать себя при этом виноватой..."
      Питер неловко одернул тунику. Было откровенно холодно, а у него горели щеки. "Три недели прошло, а виноватым себя чувствую я".
      Однако, оказывается, Анлодда не собиралась обрывать разговор.
      - Я не сожалею о том, что сделала. И речь об измене не может идти - ведь мы с Этим Мальчишкой даже не разговариваем. Мы с тобой не совершили ничего такого.., официального, но мне жаль, что он так все воспринял. - Она подняла голову, тряхнула рыжей гривой. - Но это действительно моя вина. Я могла бы и догадаться, как тяжело он воспримет случившееся, когда ему я отказала, а тут он входит и видит меня не с кем-нибудь, а именно с тобой... Ты только не обижайся, Ланселот.
      - Никаких обид, - буркнул Питер. Он никогда не считал себя плохим собеседником, но Анлодда ему и рта не давала раскрыть.
      - Но когда мы впервые займемся этим с Этим Мальчишкой, все должно быть по-особенному. Это совсем не то, что возлежать с тобой, а это.., прости.., похоже на то, как готовишь ужин в пустом доме.
      - Неужели?
      - Ну, я в том смысле, что.., кому какое дело, вкусно получится или нет. Но с Этим Мальчишкой.., я хочу, чтобы ужин был из двенадцати блюд и все превосходного вкуса - от супа до десерта.
      Она умолкла, тяжело дыша. Питер воспользовался паузой.
      - Я надеялся, что ты извинишься перед Корсом Кантом.., раз уж ты собралась сопровождать меня в поездке к легиону Артуса.
      Пару раз в день Питер изыскивал возможность отправляться к войску Артуса, дабы посмотреть, как поживает Мирддин. Чародей по-прежнему казался Марком Бланделлом, но чем более Питер думал о нем, тем более убеждался, что не смог бы отличить Бланделла от Селли.
      Мирддин упорно не попадался ни в одну из расставленных Питером ловушек, а это значило либо то, что Мирддин был Марком, либо то, что он был Селли, но та была изворотливее Питера (а это Питер и так знал прекрасно). Кем бы ни был на самом деле Мирддин, он-то точно вычислил Питера Смита в оболочке Ланселота.
      Вскоре после того, как легионы вышли из Каэр Камланна, Питер велел своему оруженосцу (а может быть - сыну) Гвину шпионить за Мирддином в то время, когда Питер сам не мог.
      Питер и Анлодда ехали по туманной равнине, и вдруг.., словно что-то взорвалось в груди в Питера, в глазах затуманилось. Ланселот, дикий зверь Ланселот продолжал восстанавливать себя в правах, разрывал цепи, словно прикованный Прометей.
      Питер мотнул головой. Анлодда что-то говорила...
      - Ланселот? Принц, ты меня слышишь?
      - Д-да, - заикаясь, вымолвил Питер, пытаясь сообразить, что он делает здесь, на этой пустоши, с девушкой Корса Канта. Прошло какое-то время, но сколько - Питер не знал.
      Зверюга Ланселот крепчал с каждым днем, он вновь и вновь брал власть над собственным разумом.
      Питер поднял голову, нашел в небе полную луну. Ясно. Ланселот властвовал над собой не меньше часа.
      - Короче говоря, - изрек Питер, предполагая, что за час выслушал достаточно, - нужно что-то придумать. Так это оставлять нельзя.
      Анлодда резко натянула поводья Мериллуин и уставилась на Питера.
      - Прости за прямоту, Ланселот, но ты.., ты на самом деле Ланселот?
      Питер оглянулся.
      - О чем ты, не пойму?
      - Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Либо я жестоко ошибаюсь, но тогда ты действительно не имеешь ни малейшего понятия, о чем я тебя спрашиваю. Но я не ошибаюсь. Я никогда не ошибаюсь. Как-то раз мне показалось, что ошибаюсь, но я ошиблась.
      Отслеживать логику в высказываниях Анлодды - это было почти то же самое, что пытаться разобрать слова какого-нибудь американского рэпа.
      Но Питер знал, что она права. Чтобы шизоиду из двадцатого века удалось просуществовать три недели в теле римского рыцаря пятого века незаметно - нет, это было бы по крайней мере самонадеянно. Если Марк Бланделл (или Селли Корвин) так быстро распознали Питера в обличье Ланселота из Лангедока, насколько же легче было заподозрить неладное тем, кто на самом деле был знаком с принцем?
      "Надо затаиться. Надо отговориться, - думал он. - Все отрицать - и дело с концом". Ведь кому понравилась бы мысль о том, что вместо героя Каэр Камланна откуда, ни возьмись взялся какой-то странный двойник?
      - Почему ты спрашиваешь? - буркнул он сердито.
      - Ланселот, за последний месяц ты неожиданно стал так разумен, что, честно говоря, я подумывала, уж не отросла ли у тебя лишняя голова. Да разве прежний Ланселот стерпел бы, если бы Этот Мальчишка ворвался в его покои, когда он возлежал с женщиной? О да, я, конечно, знаю Ланселота всего полгода, но все равно мне кажется, что он просто-напросто разрубил бы Корса Канта... Этого Мальчишку, пополам, вот и все. Правда, - добавила она, склонившись набок и одарив Питера взглядом из-под нахмуренных бровей, - случись такое, я бы убила тебя, не дав и шагу шагнуть. Поэтому я вновь спрашиваю тебя: воистину ли ты Ланселот из Лангедока?
      Питер открыл было рот, чтобы отчитать девицу за проявление непочтительности в отношении легата и консула, но вдруг, ни с того ни с сего, его прорвало. В конце концов Анлодда же призналась ему во всех своих грехах?
      - Нет, - ответил Питер дрожащим голосом и тут же сорвался на шепот:
      - Я не Ланселот, не герой, я даже не.., сикамбриец.
      "Слишком много лжи, - думал он. - Слишком много путешествий к Источнику Вечной Не правды. Я ей все скажу, а потом.., убью ее".
      Но стоило ему сбросить маску, как он вдруг утратил всякий контроль над собой.
      Питер вдруг понял, что последние восемнадцать лет жил, словно чурбан, оживающий только тогда, когда его брал в руки плотник-садист. "Я делаю это ради королевы и Отечества", - говорил он себе, и наконец научился засыпать по ночам, не помня лиц, которые размозжил, обратившись в дубинку.
      А теперь он так запутался в тенетах лжи, что уже и сам порой не знал: то ли он - Питер Смит, возомнивший себя Ланселотом, то ли он Ланселот, которому кажется, что его телом завладел демон - Питер Смит. Различия между ними все более стирались, по мере того, как Ланселот все упорнее пытался изгнать Питера из собственного тела.
      Питер Смит рассказал Анлодде все. Он смотрел на себя со стороны, но не мог замолчать. Монотонно, подробно, он выложил Анлодде все-все о том, кто он такой, откуда он и зачем его сюда послали. Все до капли.
      Когда он умолк, Анлодда молчала целых две минуты - похоже, установила личный рекорд. Трижды она открывала рот, но тут же закрывала, словно морская раковина створки. Наконец она сказала:
      - Чудесная история, Ланселот - или Питер, если тебе так больше нравится. Тебе никогда не приходило в голову попытаться поступить в школу друидов? Тогда к своим титулам ты бы добавил и звание барда.
      - Анлодда, - серьезно проговорил Питер. - Чем скорее я найду Селли, тем скорее уберусь из твоей жизни, из вашего времени. И у вас тут снова появится прежний Ланселот. Пусть он не лучше меня, но по крайней мере никаких сомнений не будет.
      Анлодда пристально посмотрела на Питера.
      - )- Ланселот.., или Питер.., могу заключить единственное: тебя околдовала полная луна, хотя нынче ночью она прячется за тучами.
      Нет-нет! Не прерывай меня, принц. Вот у Этого Мальчишки такая же дурная привычка. Лан.., ах да, Питер.., я уже давно замечала, что с тобой что-то не то. Я даже кое-кого просила последить за тобой, и мне рассказали много презабавного. Нет-нет, имен я тебе не назову - это было бы бесчестно.
      "Вот это новость! - возмутился Питер. - Интересно, кого она имеет в виду? Но если я когда-нибудь выясню, что Этот Мальчишка-бард шарил у меня в комнате, ты станешь вдовой раньше, чем женой".
      Анлодда продолжала тараторить, и остановить ее было невозможно.
      - Но должна признаться: новый Ланселот мне больше по нраву, чем прежний.., не на ложе, конечно. Это и было-то только раз, да и то получилось глупо, как представление в цирке, а я никак не ожидала, что так получится.
      Я поступлю так, как меня учили поступать дядя Лири и король Меровий. Нужно принять особое решение. Пока - по крайней мере пока я буду считать, что ты какой-то божок.., очень маленький божок, который овладел Ланселотом, либо ты нализался какого-то зелья, и оно на тебя так подействовало. Между тем в Каэр Камланне тебя почитают больше других - больше Кея, Бедивира и даже Артуса... Правда, я его совсем не знаю, но не стала бы ему поклоняться, как Этот Мальчишка. Но все же.., я его однажды чуть не убила, а это зря. Его, наверное, многие мечтают убить, так что.., вонзить кинжал в грудь Dux Bellorum - это примерно то же самое, как вонзить.., кое-что другое в принцессу Гвинифру. Пойми правильно, если это доступно любому, то какой интерес?
      Питер понял подтекст Анлодды. Что бы там ни было, но Питер не питал к Анлодде недобрых чувств, и она знала об этом. Она знала, что он не желал ей зла, а такого она не могла бы сказать о других обитателях Каэр Камланна кроме Меровия.
      Анлодда молчала, естественно, недолго. Освежив запас кислорода, она вновь открыла огонь.
      - Но что я могу? Я не некромантка, ты понимаешь. Я не могу вызвать короля Брэна и попросить его изгнать из тебя беса.
      Поэтому я тебе скажу так: я тебе не верю. Я никого не прикончу своим боевым топором ради тебя, так что даже не проси. И не пытайся убеждать меня в том, что эта твоя Селли Корвин - Корс Кант. Уверяю тебя, я бы заметила разницу.
      Тут она вдруг замолчала, задумалась. Питер взял инициативу в свои руки.