- Посмотрим, - уклончиво ответил он, не желая обидеть своего единственного действенного помощника. Может быть, после праздника Середины Зимы. А пока ищи Нико. И укрепляй баррикады вокруг бейсибского лагеря Ишад хоть и была честной, но вела собственную игру.
      Уэлгрин удалился.
      * * *
      Двух дней и отвратительной ночи, наполненной кошмарными сновидениями, оказалось достаточно для того, чтобы Молин пересмотрел свое мнение насчет посещения прорицательницы. Увидев, что Уэлгрин поломал кое-что из снаряжения на конюшне, он направился на базар, выбрав путь, который вряд ли бы привел к встрече с Даброу, мужем Иллиры.
      Подмастерье кузнеца узнал его и провел в комнату для гаданий к Иллире
      - Что привело вас ко мне? - спросила С'данзо, тасуя карты и втайне от жреца проверив прикрепленные под столом ножны с кинжалом. - Надеюсь, с Артоном все в порядке?
      - Да, все отлично - растет очень быстро. Муж простил тебя?
      - Да - но теперь он во всем винит вас. Вы поступили мудро, придя в его отсутствие. И поступите еще мудрее, если уйдете до его возвращения.
      - Уэлгрин сказал, что ты можешь помочь мне.
      - Следовало бы догадаться, когда за Даброу пришел воин. У меня не было видений гискуремов с тех пор, как вы забрали Артона во дворец, и я не стану заглядывать в ваше будущее, жрец.
      - Во дворце кузнеца ждет работа и щедрая плата за нее. Твой брат говорит, что ты способна отыскивать потерянное.
      Отложив карты в сторону, Иллира поставила подсвечник на середину стола.
      - Если вы опишете, что потеряли... Садитесь.
      - Это не "что", - объяснил Молин, садясь на стул напротив. - У меня... у самого... было видение: предостережение, что нечто из моего прошлого способно вызвать большую беду. Иллира, однажды ты сказала, что С'данзо видят не только будущее, но и прошлое. Можешь ли ты найти мою... - Он запнулся, осознав немыслимость своей просьбы. - Можешь ли ты показать мне мою мать?
      - Значит, она умерла?
      - При моем рождении.
      - У детей часто появляются такие желания, - сочувственно произнесла Иллира и, уставившись в пустоту, стала ждать вдохновения. - Дайте мне руку.
      Гадалка посыпала разноцветными порошками и полила маслом ладонь, изображая на каждом слое простой узор. Ладони у Молина вспотели, и женщине пришлось крепко стиснуть его пальцы, чтобы удержать руку, которую он испуганно потянул к себе.
      - Больно не будет, - заверила С'данзо и, движение настолько неожиданным, что жрец не успел ему помешать, вывернула его запястье и поднесла ладонь к пламени свечи.
      Действительно, больно не было. Порошки выделили дурманящий аромат, не только предохранивший от ожога, но и стеревший из головы жреца все мысли. Когда Иллира освободила его руку и загасила свечу, утро уже прошло. Выражение ее лица было непроницаемым.
      - Ты что-нибудь увидела?
      - Увидела, но многого не поняла. А С'данзо никогда не раскрывают того, что не могут понять. Больше того, я даже не хочу понимать это. Поэтому слушай, но вопросы оставь при себе, я все равно отвечать не стану. Ваша мать была рабыней в храме. Я не видела ее до того, как она попала в рабство, и увидела лишь потому, что ее постоянно держали одурманенной. У нее вырвали язык: иерархи боялись ее. Ее изнасиловал ваш отец, и она зачала без радости. И сама пожелала себе смерти.
      Факельщик провел пальцами по бороде. Определенно, С'данзо растревожило увиденное: рабство, увечье, изнасилование, смерть при родах. Жрец задумался над тем что это могло означать.
      - Ты видела ее? Видела так, как видят глаза смертных? - спросил он, затаив дыхание. Иллира медленно выдохнула.
      - Она не похожа на прочих женщин, господин иерарх. У нее нет волос вместо них корона из черных перьев голове и руки, похожие на крылья.
      Молин отчетливо представил себе этот образ: ведьма-ниси. Старейшины храма сделали такое, что он даже не мог представить себе возможным; предостережение Буревестника и нашептывания Ишад обрели, наконец, смысл, от которого его бросило в холодный пот. Жрецы осмелились примешать к божественной крови кровь ведьмы. Молин широко раскрыл рот.
      - Больше никаких вопросов, жрец, - предупредила Иллира.
      Вытащив из кошелька свежеотчеканенную золотую монету, Факельщик положил ее на стол.
      - Мне больше не нужны никакие ответы, сударыня, - сказал он и вышел на солнечный свет.
      Различия между жрецами и представителями различных видов магии было более чем философским. Однако обе стороны согласились, что смертной оболочке человека нельзя безопасно доверить способность соединения знаний жрецов и традиционной магии. И если вдруг такое происходило и само это сочетание не уничтожало душу несчастного, колдуны и жрецы объединяли свои усилия, чтобы сделать это.
      И все же Молин знал, что Иллира увидела правду. Обрывки воспоминаний встали на свои места: детство, когда его потихоньку удаляли от старших священников; молодость, когда, исполняя свои дерзкие замыслы, он полагался лишь на собственные инстинкты, а не на руководство Вашанки; зрелые годы, когда иерархи, сговорившись, сослали его в этот забытый уголок; настоящее, когда он объединился с колдунами и богами, чувствуя на своих плечах ответственность за судьбу Санктуария.
      Однако никакое облегчение от постижения прошлого не могло компенсировать беспокойство, зароненное Иллирой. Молин полагался на свою интуицию, привык полностью доверять ей, но то, что он называл интуицией, на самом деле было наследством, полученным с кровью матери. Он не просто ощущал разницу между возможным и невозможным - он четко проводил границу между этими понятиями. И что совсем плохо, теперь, когда он узнал о своем наследстве, оно могло в любой момент прорваться наружу, уничтожив его и все, что от него зависело.
      Молин брел под холодным солнечным светом, ища спасения и сознавая, что его бессознательные поиски являются проявлением силы, которой он опасался. И все же рассудок не предал его; его жреческая часть была способна принять путь, подсказанный интуицией: Рэндал, колдун, ставший пасынком. Освобождение волшебника станет побочным результатом других замыслов Молина, и, освободив его, жрец с большой долей вероятности сможет рассчитывать на сведения, которые даст ему отвергнутый чародей.
      * * *
      Уэлгрину потребовалось около трех дней, чтобы найти Никодемуса. Официальные источники отрицали тот факт, что пасынок находится в городе. Но чуткие уши в тавернах и подворотнях ловили сплетни- Нико променял свою душу на жизнь Рэндала - но колдун не появился; Нико принял сторону Ишад - но Стратон отрицал это с настойчивостью, похоже, искренней; Нико искал забытья на дне бокала в "Держи пиво" - это, наконец, оказалось правдой.
      - Его просто трясет от пьянства, и он действительно похож на человека, связавшегося с ведьмами, - доложил Уэлгрин, когда они с Молином вернулись, чтобы обсудить план дальнейших действий.
      Жрец задумался, на кого похож он сам; известие о том, что в его жилах течет кровь ведьмы, никоим образом не способствовало спокойствию его души.
      - Попробуем предложить ему услугу за услугу. Когда ты сможешь привести его ко мне?
      - Нико очень странный - даже для сына шлюхи Не думаю, что он согласится на встречу. Нельзя забывать и того, что он обучался в Бандаре. Даже мертвецки пьяным стоит ему прикоснуться к тебе - и через два дня ты покойник.
      - Тогда нужно захватить его врасплох. Я подготовлю экипаж, мы посадим в него детей. Привезем их к "Держи пиво". Я верю Буревестнику. Как только Стелс увидит детей, наша проблема будет решена.
      Уэлгрин покачал головой.
      - Я в этом не участвую. Если не принимать во внимание взимание налогов, "Держи пиво" не место для моих воинов. Вам лучше отправиться туда со своими жрецами.
      - С моими жрецами? - расхохотался Молин. - С моими жрецами, Уэлгрин? Да мне служит горстка послушников и старцев - единственные, кто не ушел в "Край Земли" вслед за Рашаном. Мое положение в Бейсибской империи прочнее, чем в своей собственной.
      - Тогда возьмите воинов-бейсибцев - пора им начинать отрабатывать свой постой в этом городе. Мы обливаемся потом, защищая их.
      - Ладно, что-нибудь придумаю. Дай мне знать, когда Нико будет на месте.
      Вот почему Молину пришлось обратиться к роду Бурек, отобрав шестерых воинов, чей вкус к приключениям, возможно, превосходил их рассудительность. Он еще обрисовывал план действия, когда Хокса доложил, что нанятый экипаж готов. Обоих детей и Сейладху, танцовщицу, подняли с постелей. Бейсибские храбрецы сменили пестрые шелка на строгие одеяния жрецов Вашанки, только когда настала пора выезжать из дворца.
      Как и следовало ожидать, Нико оказался пьян. Слишком пьян, испугался Молин, чтобы от него была какая-то польза. Жрец наградил его увесистым пинком, который обычно гарантированно поднимал любого пасынка, если он находился в сознании. От вина язык у Нико заплетался, он стал что-то мямлить о колдовстве и смерти, речь его была даже менее понятной, чем у Артона. Ходили слухи, что Роксана похитила у Нико мужское достоинство и привязала к себе пасынка паутиной патологической чувственности. Молин, понаблюдав за ним, понял, что ведьма-ниси украла нечто более важное: зрелость. По кивку жреца бейсибцы потащили безвольного Нико к экипажу.
      Оставив их, Молин только теперь обратил свое внимание на перепуганного человечка, которого чересчур настойчиво допрашивали бейсибцы.
      - Что он сделал? - вмешался жрец.
      - Нарисовал картину.
      - Это не преступление, Дженник, даже если она не удовлетворяет вашим эстетическим требованиям.
      Приблизившись на шаг, он узнал художника, раскрывшего заговор убийц несколько лет назад.
      - Ты - Лало, не так ли?
      - Это не преступление, как вы и сказали, господин иерарх, - это не преступление. Я художник, я рисую портреты, рисую лица людей, чтобы поддерживать форму, - так воины тренируется на площадке для занятий.
      Однако, несомненно, художник-илсиг боялся, что все же совершил преступление.
      - Покажи свою картину, - приказал Молин.
      Лало попытался вырваться из рук бейсибцев. но был недостаточно быстр. Пальцы Молина сомкнулись на шее художника. Втроем - Молин, Лало и портрет они подошли к висящему на экипаже фонарю как раз в тот момент, когда оттуда вывалился протрезвевший трясущийся Нико.
      - Никодемус, - сказал Молин, изучая незаконченное смятое полотно, приколотое кнопками к обломанной доске, - посмотри на это.
      Живописец изобразил Нико, но не пьяного наемника в кабаке с побеленными стенами. Нет, центральная фигура картины была облачена в древние доспехи и смотрела вперед с большей жизнью и волей, чем обладал сейчас пасынок. И все же не это было самым странным в картине.
      Лало запечатлел на ней еще две фигуры, ни одна из которых, ни разу не ступала ногой в "Держи пиво". Одним, выглядывающим из-за плеча юноши, был мужчина со светящимися голубыми глазами и медвяными волосами: таким Молину запомнился Вашанка за мгновение до того, как исчез в бездне между двумя пространствами. Второй была женщина, чей едва намеченный контур странным образом выделялся на черном фоне, затмевая и человека, и бога. Лало прервали, но Молин узнал ведьму-нисибиси, такой была его мать, такой была и Роксана.
      Он, все еще разглядывая картину, когда Нико отпустил живописца-илсига. Пасынок заговорил о Гискурасе и Артоне так, словно он один понимал их суть. Дети, заявил Нико, должны получить воспитание в Бандаре - острове в месяце плавания от Санктуария. Когда Молин поинтересовался, как именно предполагается перевезти двух Детей Бури, чье настроение уже движет камни, через просторы изменчивого океана, пасынок ответил весьма туманно.
      - Ну, хорошо, они никуда не поедут до тех пор, пока мой напарник Рэндал, которого, как я слышал, захватила Роксана - не вернется ко мне целым и невредимым. Тогда я найду Темпуса и спрошу, что нужно делать, если он, конечно, пожелает ответить, с ребенком-богом, которого вы так бесцеремонно наслали на этот город, у которого и так предостаточно бед. Но в любом случае его решение нисколько не поможет вам. Вы поняли, что я хотел сказать?
      Молин понял. И ощутил покалывание внизу спины. Ведовская кровь прихлынула к глазам и кончикам его пальцев. Он увидел Никодемуса так, как его видела Роксана: его маат, его сила и чувства были выставлены напоказ, словно на званом обеде императора - и жрец ощутил голод своей ведовской половины.
      Нико, не замечая мучений Молина, продолжал излагать свои требования: Молин должен достать доспехи Ашкелона в Гильдии магов, и тогда Нико вместе с отрядом воинов-жрецов возьмет приступом жилище Роксаны.
      - Ты уверен, что этого будет достаточно? - спросил жрец, чей голос сделали сладостно-саркастическим аппетиты ведовской крови.
      - Нет. Я освобожу Рэндала, а ваши жрецы должны будут освободить меня. Я вступлюсь за Роксану, выйду один против ваших людей - один против всех, и вы устроите так, что захватите меня, не причинив вреда, но сделать это нужно правдоподобно. Роксана никак не должна заподозрить, что я сотрудничаю с вами. Она должна думать, что это только ваши с ней дела: сила жречества против ведовства.
      - Мы сделаем все, как надо, - уверил жрец.
      - Да, и еще. Это должно произойти в полночь перед праздником Середины Зимы - ровно в полночь. Учтите это. Когда имеешь дело с Царицей Смерти, главное - точность.
      Молин кивнул, едва сдерживая смешок, его лицо покрылось непроницаемой маской послушания.
      - И найдите мне место, где я смогу спрятаться после акции. Пожалуй, подойдет то, где вы будете держать этих детей и их мать. Пора начинать обучение.
      Молину потребовались все силы, чтобы смолчать. Что бы не давал человеку маат, но только не чувство юмора. Буревестник слишком полагался на этого пьяного наемника, вкладывая пророчества в его уста. Болтовня Нико пленила Буревестника в Санктуарии, словно муху в паутине. Молин уже чувствовал, как в его голове теснятся близкие и дальние планы. Успех неизбежен, но, к сожалению, был во всем этом один неприятный момент: Молин станет личным врагом Роксаны, а что она предпримет узнав, кто мать жреца, не мог предположить даже Бог Бури.
      Нико вновь опьянел. Пытаясь вернуться в "Держи пиво", он наткнулся на экипаж, продолжая бормотать приказы. Бейсибцы хотели было притащить его назад, но Молин махнул рукой:
      - Нет, Дженник, пусть идет. Он будет готов, когда понадобится нам снова; такие всегда ведут себя подобным образом.
      - Но, Факельщик, - возразил Дженник, - он просит солнце, луну и звезды и не предлагает ничего взамен. Это не та сделка, которую вы описывали во дворце
      - Но и не та, какой ее считает он.
      Ведовской голод исчез вместе с пасынком. Молин схватился за дверь экипажа, чтобы не рухнуть на землю Дверь распахнулась, Дженник бросился вперед, и у Молина едва хватило духа, чтобы залезть внутрь и сесть напротив детей.
      - Во дворец, - приказал он.
      Экипаж загремел по неровной мостовой, и Молин закрыл глаза. У него дрожали колени: он был настолько возбужден, что затаил дыхание, чтобы не расхохотаться в истерике. Он прочувствовал мощь ведовской силы, и, хотя она ужаснула его, он совладал с ней. Он купался в чудесах и простоте замыслов, разворачивавшихся в голове, когда под мышкой у него задвигалась картина Лало. С дрожью жрец открыл глаза и отдернул ее от испачканных сладким рук Гискураса. Глаза ребенка горели ярче фонарей
      - Хочу.
      - Нет, - слабо произнес Молин, сознавая, что да Буревестник не в силах предвидеть желаний Детей Бури.
      - Хочу.
      Сейлалха, мать Гикураса, попыталась отвлечь его, малыш с силой взрослого мужчины отпихнул ее в угол глаза наполнились страхом, а глаза ребенка - яростью. Факельщик услышал раскаты грома и понял, что это не плод его воображения.
      - Курас - нет, - вмешался Артон, беря названого брата за руку. Дети некоторое время смотрели друг на друга, и постепенно свет в глазах Гискураса угас. Вздохнув Молин расслабился, но вдруг понял, что свет перешел в глаза Аргона.
      - Он уже наш, отчим. Нам не нужно забирать его, - произнес темноглазый ребенок тоном одновременно утешающим и угрожающим.
      Остаток пути они проделали молча: Сейлалха забилась в угол, дети отдались своим мыслям, а Молин изучал тройной портрет.
      До праздника Середины Зимы оставалось два чахоточных дня. Молин с удовлетворением констатировал, что его планы нельзя расстроить, и с раздражением пришел к выводу, что пришедшие в действие силы были столь могущественны, что он мог повлиять на них не больше любого другого.
      К заходу солнца Факельщик перестал реагировать на водоворот совпадений, окружающих каждый его шаг. Он приложил все свои силы, чтобы помешать Гильдии магов подарить заколдованные доспехи Ашкелона Шупансее в благодарность за позволение вмешиваться в погоду во время праздника. А бейса неожиданно предложила доспехи ему со словами: "Ведь у нас нет Бога Бури и воинов-жрецов, достойных носить их", так что Молин даже задумался, а стоит ли принимать такой подарок. Но в конце концов с благодарностью принял дары - включая позволение именовать Дженника и его друзей-крепышей личной почетной гвардией.
      Потом Молин один - не считая портрета Лало - удалился в свою молельню, ожидать, как повернется судьба, зная, что никаких сюрпризов не будет до тех пор, пока в полночь Рэндал не войдет в эту дверь; а потом сюрпризов хватит всем: и богам, и жрецам, и ведьмам, и воинам, и колдунам.
      Робин В. Бейли
      СДЕРЖАТЬ ОБЕЩАНИЕ
      Конь безумным галопом несся по Губернаторской Аллее. Его дыхание вырывалось большими клубами пара. Холодный промозглый туман сделал предательски скользкими камни мостовой. Со скоростью, угрожавшей сбросить с его спины двух закутанных в плащи всадников, конь завернул за угол на Дорогу Храмов.
      С темных ступеней храма Ильса на дорогу выскочила маленькая гибкая фигурка. В стиснутом кулаке блеснул металл. С диким криком фигура выбросила руку вперед.
      Конь заржал от ужаса, осел на задние ноги и как вкопанный застыл на месте.
      Всадник в седле ругнулся и рубанул мечом нападавшего.
      - Сзади, они уже близко! - предостерег второй всадник, крепче обхватив руками талию первого. - Давай же, черт побери!
      И снова конь понесся вперед, мимо парка, называемого Обещание Рая, где полуголодные женщины продавали свои тела за цену убогой похлебки. Животное повернуло направо и проскакало вниз по улице между двумя темными зданиями. Впереди замаячили массивные стальные ворота.
      Всадник в седле резко натянул поводья и, перекинув ногу через шею коня, соскочил на землю. Второй сполз назад по влажному скользкому крупу, пошатнулся и медленно осел на мостовую.
      Капюшон отлетел за спину: рукоятка меча заколотила в неприступные ворота. Голос, полный отчаяния и ярости, кричал:
      - Отец! Впусти нас! Дейрн... кто-нибудь... проснитесь!
      - Ченая! - Второй всадник неуверенно поднялся на четвереньки, обнажая небольшой кинжал. - Они приближаются!
      Четыре человека бежали по улице, размахивая оружием. Когда они приблизились, из теней появились еще трое. Ченая, ругаясь, стремительно повернулась к ним лицом. Одни боги знают, что, черт возьми, им нужно! Слишком много хлопот для простого ограбления. Может, ими движет желание отомстить за двоих своих товарищей.
      - Стань позади меня, - приказала Ченая, дергая спутника за руку. Поднеся два пальца ко рту, девушка свистнула и потом позвала: - Рейх!
      Первый из нападавших сдавленно вскрикнул и издал долгий булькающий вопль, пронизанный болью. Он выронил меч и упал на камни мостовой, закрывая лицо руками. Одним меньше. Сокол Рейк поднялся в небо, оставив нападавшему вместо глаз кровавое месиво, сделал небольшой круг и уселся на руку хозяйке. Но та вновь послала его в воздух.
      - Извини, не могу держать тебя и сражаться, - выразительно прошептала она. Не оборачиваясь, девушка снова заколотила рукояткой в ворота. - Отец!
      Один из нападавших остановился, чтобы помочь лежащему товарищу, остальные бросились вперед. Ченая не могла различить их лиц, но хорошо чувствовала их ненависть.
      Ее спутник тоже заколотил в ворота кинжалом.
      - Откройте! Во имя всех святых, откройте! Впустите свою дочь!
      Сбросив плащ, Ченая выхватила второй меч. С двумя обнаженными клинками она шагнула вперед навстречу нападавшим.
      - Ну, давайте, жалкие навозные яйца! - Оружие сверкнуло двойной дугой. - Я не знаю, чего вы хотите, но я сыграю в вашу игру. Попробуйте взять меня, сучьи дети!
      Не успела она нанести первый удар, как ворота распахнулись. Шесть полуголых гигантов высыпали на улицу, в их руках сверкала сталь. Преследователи Ченаи на миг застыли на месте, а затем бросились врассыпную, волоча за собой ослепленного товарища. Сырой полумрак быстро поглотил их.
      Обернувшись, девушка посмотрела на самого высокого из воинов.
      - Дейрн, черт возьми, что здесь происходит? Не успели мы въехать в Санктуарий, как на нас уже дважды напали. Один раз на Караванной площади в конце Главки! О Пути. Потом эти, когда мы проезжали по Губернаторской Аллее. Какие-то сумасшедшие!
      Взгляд Дейрна задержался на лице девушки чуть дольше, чем позволяли приличия, и воин, пожевав губу, вздохнул с видимым облегчением.
      - О политике позже, госпожа, - наконец сказал он, пропуская в ворота Ченаю и ее закутанного в плащ с надвинутым на лицо капюшоном спутника. Проверив, хорошо ли заперты ворота, он продолжил: - Со времени вашего отъезда дела в городе приняли совсем плохой оборот. Но об этом потом, сначала вы должны повидаться с отцом, Лован Вигельс едва не слег от беспокойства. - Дейрн озабоченно сдвинул брови. - Вы обещали возвратиться до начала зимы.
      - Неотложное дело, - в оправдание ответила Ченая, избегая смотреть ему в глаза.
      Она снова вытянула руку. В свете факелов, освещавших внутренний двор, блеснули металлические кольца маники. Девушка свистнула. В темноте невозможно было разглядеть птицу, девушка лишь услышала мягкие взмахи крыльев и ощутила щекой поток воздуха, когда Рейк занял привычное место на запястье. Ченая накинула ему на лапу поводок, который отцепила от пояса, и, достав из кармашка колпачок, закрыла соколу глаза. А потом передала его Дейрну.
      - Прикажи почистить ему когти. Немедленно. - Ченая потрепала птицу. Один из бандитов на его счету. Нельзя дать крови свернуться. И пусть кто-нибудь позаботится о бедном коне. Он так долго нес нас двоих.
      Взяв своего спутника за локоть, Ченая повела его через двор. Дейрн, быстро отдав распоряжения, последовал за ними. Проходя по двору, девушка обратила внимание на то, как быстро ведутся восстановительные работы. Местные жители называли имение "Край Земли", почему - одному черту известно.
      Из открывшейся двери выплеснулся свет. Войдя в просторный вестибюль, Ченая оглядела широкую лестницу, идущую вдоль стены. На верху ее стоял Лован Вигельс. На лице его было написано облегчение оттого, что снова видит дочь, хотя он и старался выглядеть грозным.
      По бокам его стояли два гладиатора, бывшие воры Дисмас и Гестус. В это смутное время Лован не должен был оставаться без охраны. Наметанный глаз Ченаи разглядел еще один силуэт, который торопливо скрылся за колонной. Похоже, женский.
      Спустившись на несколько ступенек, Лован остановился.
      - Ты отсутствовала гораздо дольше, чем обещанные три месяца, дочь. - В его голосе звучали жесткие нотки, которые все же не могли скрыть глубокую радость. - Ты нарушила свое обещание. - Не в силах больше сдерживаться, он раскрыл объятья. - Добро пожаловать домой.
      Расстегнув пояс с оружием, Ченая бросила его к подножию лестницы и, взбежав по ней, обвила шею отца руками, прижавшись к его плечу. Последние месяцы плохо сказались на его внешности. Он словно поник и похудел, на щеках играл нездоровый румянец.
      - Ты слишком много нервничал! - с укором шепнула Ченая.
      - Что, значит, нервничал? - спросил отец, и в голосе его прозвучало недовольство. - Все так изменилось, Ченая. В городе царит беззаконие. Черт, да во всей империи. Откуда мне было знать, что ты не гниешь где-то в сточной канаве?
      - Прости, отец, - искренне сказала девушка. - Я ничего не могла поделать. Ты же знаешь, я бы вовремя вернулась домой, если б могла.
      Этого было достаточно, ее тон сделал ненужными другие слова. Она сожалела, что пришлось причинить отцу боль - Ченая знала, он беспокоился, но она уже не маленькая и не потерпит, чтобы с ней обращались как с ребенком - пусть даже это ее отец. Она хотела было напомнить ему об этом, но женщина на верхней площадке вновь привлекла ее внимание.
      Изумление отразилось на лице девушки, когда она узнала ее. Вот это номер, неужто отец наставляет рога сводному брату?
      - Добрый вечер, госпожа Розанда, - величественно произнесла она, скрывая усмешку. - Как поживает дядя Молин?
      Робкая застенчивая улыбка Розанды сменилась выражением бесконечного смущения. Вспыхнув, она скрылась из глаз.
      Дочь подмигнула отцу.
      - Пышные сиськи помогают тебе отрешиться от дурных мыслей, а?
      Лован постучал пальцами ей по лбу.
      - Не дури, дитя мое. Они с Молином разъехались, и твоя тетя немного не в себе. Она поживет здесь несколько дней, пока не соберется с мыслями.
      - О, Ясный Свет! - воскликнула Ченая, картинно прижимая руку к сердцу. - Должно быть, она совсем заела Дейрна советами по ведению домашнего хозяйства.
      - Вовсе нет, госпожа, - откликнулся с нижней площадки Дейрн.
      - Она и в самом деле очень помогает, - продолжал оправдываться Лован Вигельс, - взяла на себя руководство восстановительными работами. - Положив руку на плечо дочери, он заставил ее встретиться с ним взглядом. - И прошу тебя вести себя с ней учтиво. Что бы ты ни думала о Молине, Розанда знатная дама и гостья в нашем доме. Возможно, в голове у нее гуляет ветер, но сердце наполнено любовью. - Внезапно улыбнувшись, он провел рукой по светлым локонам Ченаи. - Она очень любит тебя и считает, что ты единственная истинная ранканка, оставшаяся в этом городе... помимо нее самой, разумеется. - Он увлек дочь за собой. - А теперь садись к очагу и расскажи о своем путешествии.
      Ченая заколебалась.
      - Знаешь, у нас есть еще гости, кроме Розанды. - Она указала на своего спутника, терпеливо ожидавшего у двери. - Я тоже кое-кого привела в дом.
      Продолжая сжимать обнаженный клинок, ее спутник откинул непромокаемый капюшон и угрюмо оглядел собравшихся. Волна черных непокорных волос упала на лоб, частично закрыв классические черты красивого лица, огрубевшего и исхудавшего.
      Лован Вигельс побледнел и в почтении склонил голову перед невысокой молчаливой женщиной.
      - Пожалуйста, проходите! - сделал он рукой приглашающий жест. - Сюда, поближе к огню!
      Но Ченая оборвала его:
      - Подожди, отец. Она устала и нуждается в ванне! Пусть Дейрн приготовит ей комнату рядом с моей. - Она посмотрела на свою спутницу, и та вернула ей взгляд. Завтра она начнет новую жизнь.
      Дейрн прикоснулся к плечу женщины, чтобы проводить ее по лестнице в комнату. С быстротой гадюки та стряхнула его руку и, стремительно повернувшись, плюнула в гиганта. Сверкнул кинжал.
      - Дафна!
      Резкого оклика Ченаи оказалось достаточно. Крохотное оружие застыло в воздухе. Ченая и Дейрн обменялись быстрыми взглядами. На самом деле опасность угрожала Дафне. Дейрн был одним из лучших гладиаторов Рэнке и с легкостью отразил бы эту попытку нападения. Что хорошего в том, если он сломает Дафне запястье.
      - Он не прикоснется ко мне! - вскрикнула Дафна. - Ни один мужчина больше не прикоснется ко мне. - Она гордо выпрямилась, и зловещая улыбка скривила ее рот. - Если я сама не захочу этого.
      Она картинно провела острием кинжала по своему большому пальцу и, не глядя на Дейрна, обошла Лована Вигельса, поднялась по лестнице и скрылась в том же направлении, что и Розанда. Дейрн на почтительном расстоянии последовал за ней.
      - Она наполовину сошла с ума, - тихо проговорила Ченая, покачивая головой.
      Лован Вигельс поднял бровь.
      - На какую половину?
      * * *
      Час спустя Лован вновь заключил дочь в объятия, угостив ее кубком подогретого вина. Девушка радостно приняла и то и другое, пригубила вино и уселась на один из двух массивных стульев, стоящих напротив камина. Она наскоро вымылась и переоделась в мягкое голубое платье. Походный костюм из грубой кожи, что служил ей много месяцев верой и правдой, наконец-то был забыт.
      - Отец, я действительно старалась сдержать обещание. - Поставив кубок на подлокотник, Ченая устало потянулась. - Я очень старалась.
      Уставившись в огонь, она обрела некоторое спокойствие в танцующих языках пламени и сделала еще один глоток. Вино согрело ее.
      - Все в порядке, дитя мое, - утешил ее Лован. - Лишь бы у тебя было все хорошо. Просто я очень беспокоился. - Отпив вина, он внимательно посмотрел на дочь. - Где ты нашла Дафну? И что с остальными членами семьи императора?
      Ченая медленно покачала головой. Ее мысли наполнились воспоминаниями о минувшем путешествии.
      - Не знаю, - наконец сказала она. - Они или мертвы, или очень хорошо спрятались из страха перед Тероном. - Она посмотрела на отца. - Правда, на пути сюда я случайно оказалась в Азеуре (это с другой стороны Серых пустынь) и кое-что там обнаружила.
      Ченая рассказала ему о таверне, в которой ей пришлось заночевать. Перед сном она спустилась в зал, там шла игра в кости. В кои-то веки Ченая не играла сама, а с любопытством наблюдала. Ставки были высокие, и вот, когда у одного из игроков закончились деньги, он достал из кармашка на поясе кольцо.
      - Это была царская печатка, - сказала девушка, протягивая руку, чтобы показать надетый на палец перстень, - такая же, какая есть у тебя, меня, Молина, Кадакитиса и всей императорской семьи. И она была настоящей.
      Ченая подождала, пока игрок не спустил и его, а затем последовала за ним, когда он пошел на выход. Не было необходимости рассказывать отцу, как она заманила его в переулок и убедила заговорить. Лован не одобрил бы этого.
      Допив остатки вина, Ченая, попросив еще, протянула кубок. Лован встал, достал с каминной полки бутылку и наполнил его.