***
      - Это он, - заметил один из Братьев, разочарованно глядя на лежащее поперек дороги тело. Хлестал дождь, и темные пятна крови из ран растворялись в потоках воды. Стражник потрогал Мор-ама носком сапога и заметил в свете молнии неясное движение руки.
      - Поосторожней с ним, он нам еще пригодится. Достаньте одеяло.
      - Остальных мы упустили, - сообщил его партнер гневно.
      Один из Братьев бросил взгляд на небо. В темноте, разрываемой вспышками молний, подле моста обрисовалась некая тень в плаще.
      При следующей вспышке тень исчезла. Пламя огненными бликами заплясало на воде. Заревом было охвачено все Низовье.
      Дождь медленно стихал.
      Через мост от Санктуария к Низовью проехали шестеро всадников, патрулируя дорогу.
      - Эх, надо было послать больше людей, - заметил офицер городской стражи. - Разбежались, словно крысы. Да вы и сами все видели.
      Брат посмотрел на офицера холодными, спокойными глазами.
      - Плохая работа. Двое из нас могли бы перевернуть вверх дном весь город, будь в том потребность. Видимо, вы что-то недопоняли, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Шесть человек более чем достаточно, но мы свое получили. - Взглянув на стонущего информатора, Брат позвал своего партнера, и они удалились.
      ***
      - Пей. - Это был голос Мрадхона. Мория, держа руками чашу, выпила и посмотрела на двоих мужчин - на склонившегося над ней Мрадхона и прислонившегося к стене Хаута. Кормили они ее хорошо, и Мория рассеянно спрашивала себя, где достают они деньги, ни на чем другом не задерживая сознания. Ее снедало любопытство, почему эти двое так ухаживают за ней, ведь это дорого стоит. Почему двое мужчин, случайно попавшиеся на ее пути, оказались более надежными, нежели те, кого она хорошо знала. С той памятной ночи они больше не говорили на понятном лишь им языке. Хаут переоделся и выглядел теперь свободным человеком, пусть и в одежде Низовья. Когда он переодевался, у него на спине Мория заметила шрамы от ударов кнутом. Шрамы были и на теле Мрадхона Виса, но только другие, полученные от железа.
      Такие же были и на ее теле. Может, именно это держало их вместе. А может, они хотели получить от нее имена и адреса.
      А может, они просто были другими и мыслили по-иному, не так, как те, кто вырос в Низовье. Мория даже не пыталась разгадать, в чем тут дело.
      Она просто решила, что им что-то нужно, как нужно было ей: пристанище, крыша над головой, еда, питье, воздух.
      Мор-ам мертв. Мория надеялась на это, иначе все обстоит куда хуже, чем она полагала.
      ВОЛШЕБНОЕ ИСКУССТВО
      Диана Л. ПАКСОН
      Вытянув шею, напрягая в красноречивом отчаянии мускулы бедер. Король бежал к воротам. Лицо его скрывала тень, корона валялась в пыли. Позади беспорядочной грудой лежало оружие, а в рассветное солнце устремлял окровавленный меч победитель.
      "А вот перед нами последний Король Илсига, преследуемый Великим Атараксисом..." Шурша алым шелком, Великий визирь"
      Корицидиус подошел к горевшей красками на стене фреске и отвесил поклон принцу и его спутникам. Прочие гости, приглашенные на прием, расположились поодаль почтительным полукругом на шахматном мраморе пола.
      Намеренно держась в нескольких шагах позади всех, живописец Дало рассматривал картину, сощурив глаза и размышляя о том, стоило ли ему так ярко изображать небо. Что подумают они, эти великие лорды из Рэнке, направленные в Санктуарий императором, дабы оценить готовность города к войне?
      Явно довольный принц Кадакитис подошел ближе к изображению предка на фреске. Корицидиус орлиным взором вперился в Дало. Роскошные одеяния только подчеркивали бледность кожи визиря.
      Ему не следует носить этот цвет, размышлял Лало, подавив желание спрятаться за одной из позолоченных колонн. Всякая встреча с Корицидиусом оставляла у художника неприятный осадок, по этой причине он едва не отказался навести глянец на Присутственный Зал. Однако, как бы ни пошатнулся авторитет визиря в столице, в Санктуарий он был вторым после принца-губернатора (хотя некоторые считали, что его влияние даже значительнее).
      - Удивительно, какая свежесть линий, какая оригинальность! - Один из имперских комиссионеров наклонился рассмотреть работу кисти, в энтузиазме тряся щеками.
      - Мой лорд Раксимандр, благодарю вас. Позвольте мне представить вам художника! Мастер Лало, коренной житель Санктуария...
      Лало спрятал за спину перепачканные краской руки, когда присутствующие уставились на него, словно на экспонат из зверинца Мейна. И так было очевидно, что он жил в Санктуарий: зубчатые здания, мимо которых бежал изображенный на полотне Король, явно напоминали Лабиринт.
      Умащенный лепестками роз, лучась добродушием, лорд Раксимандр повернулся к Лало.
      - Такой талант, а живете здесь! Вы словно жемчужина на Шее блудницы!
      Лало воззрился на лорда и понял, что над ним не смеются.
      Ни принц, ни визирь никогда не бывали к западу от Парадных Врат, а Лабиринт никак не мог попасть в число достопримечательностей, подлежащих осмотру комиссионерами. Выдавив улыбку, Лало с жалостью соотнес этих хлыщей с его старыми Друзьями из "Распутного единорога". Уличные коты, забавляющиеся с ручной птичкой некой дамы, никак не иначе.
      Теперь и другие комиссионеры принялись разглядывать картину: генерал, верховный жрец Арбалест, интендант Зандерей и некий ничем не прославившийся родственник императора. Прислушавшись к комментариям по поводу наивного очарования и примитивной торжественности картины, Дало вздохнул.
      - И правда, - раздался рядом тихий голос, - какого признания вы ждете в этом городе воров? В Рэнке они знали бы, как отблагодарить вас...
      Услышав свои мысли, произнесенные вслух, Лало едва не подпрыгнул. Обернувшись, он увидел невысокого человека с седеющими волосами и смуглой кожей, одетого в сизо-серый шелк. Зандерей.., подсказала ему память, и на мгновение Лало показалось, что он увидел некое понимание в глазах комиссионера. Видение исчезло, а когда Лало открыл рот, намереваясь заговорить, Зандерей уже отвернулся.
      Незаметная посредственность, подумал о нем Лало, когда принц представлял комиссионеров присутствующим. Сейчас Зандерей стал незаметным еще раз. Лало встрепенулся, пытаясь понять его.
      Молодой евнух, чересчур преисполненный важности, в новом парадном одеянии лилового цвета подвез тележку с оловянными кубками. Пролетел слух, что вино доставлено из Каронны, охлажденное снегом, упакованным в опилки еще в северных горах, право на владение которыми ныне так яростно оспаривалось. Комиссионеры взяли по бокалу, и Корицидиус знаком велел рабу двигаться дальше.
      Лало, уже успевший почти полностью осушить кубок, проводил раба долгим взглядом, но так и не набрался смелости позвать его снова. Из меня получилась бы хорошая модель трусливого илсигского короля, горько подумал художник. Слишком многие здесь помнят, как я допивался до чертиков и Джилла обстирывала жен торговцев. Я боюсь, что они будут смеяться надо мной.
      Но ведь это он разрисовал стены храма рэнканских богов, он украсил зал, и сам принц высказал ему благодарность. Чего еще ему не хватает? Когда-то я мечтал рисовать души людей, думал Лало. Чего я желаю сейчас?
      Атмосфера зала наполнилась вежливыми разговорами. Богатые торговцы из Санктуария делали вид, что знакомы с положением дел, жители Рэнке делали вид, что прием им нравится, а принц со своей свитой скованно принимал знаки признания империи, размышляя, идет ли ему это на пользу. Особняком держался Корицидиус. Ходила молва, что визирь не остановится ни перед чем, лишь бы провести остаток жизни в столице.
      Лало едва не закашлялся от резкого запаха благовоний и повернулся к сияющему лорду Раксимандру.
      - Почему бы вам не поехать со мной в столицу? - возбужденно заговорил лорд. - Какой талант! Моя жена была бы очень польщена.
      Лало улыбнулся в ответ, представив себе мраморные колонны и порфировые порталы, затмевающие великолепием зал принца-губернатора Санктуария. Захочет ли Джилла жить во дворце?
      - Только зачем терять те несколько недель, которые мне придется провести здесь?..
      Слушая лорда Раксимандра, Лало почувствовал, как по коже пробежал холодок:
      - Нарисуйте мой портрет. Прямо здесь, во дворце. Явите ваше искусство.
      Не дождавшись, пока Раксимандр закончит, Лало покачал головой.
      - Кто-то ввел вас в заблуждение - я никогда не рисую портретов!
      Привлеченные разговором, к фреске вновь потянулись люди. На лице Зандерея играла слабая улыбка.
      Корицидиус показал костлявым пальцем на полотно.
      - Кто же тогда служил натурщиками для вашей картины?
      Словно чуткая лошадь, Лало дернулся, пытаясь найти ответ, который не отпугнет их... Только не выдать правду, что заклинание чародея обязало его рисовать подлинную натуру людей - их души. После ряда ужасных попыток рисовать богатеев Санктуария Лало научился выбирать модели среди бедняков, не испорченных душевно.
      - Мой господин, это воображение, - честно сказал Лало, поскольку образ бегущего Короля был навеян воспоминаниями детства, когда сам Лало мальчишкой бежал через Лабиринт, спасаясь от хулиганов. Он не сказал им, что цербер Квач позировал для фигуры императора Рэнке.
      В этот момент к ним подошел один из пажей-евнухов, и Корицидиус склонил голову, чтобы выслушать сообщение. С облегчением освободившись от его проницательного взгляда, Лало со вздохом отошел назад.
      - Вы слишком чувствительны, господин художник, - тихо заметил Зандерей. - Вам следует научиться принимать то, что приносит день. В наши времена принципы - расточительная роскошь.
      - Вы тоже хотите портрет? - с горечью спросил Лало.
      - Не хочу утруждать вас, - улыбнулся Зандерей. - К тому же я знаю, как выгляжу.
      Послышался звук цимбал, и художник, немного успокоившись, обнаружил, что в противоположной стороне зала заблистали цветными шелками танцующие девушки. Для него это не было неожиданным. Он наблюдал за их репетициями практически каждый день, когда трудился над фреской.
      Представление для нескольких приезжих, думал он, которые воспримут Санктуарий так же, как большинство художников рисуют портреты: отметят лишь поверхностную реальность, а затем уедут.
      С облегчением завершив беседу, комиссионеры позволили одетым в лиловое пажам провести их в ложу недалеко от возвышения, где уже расположился принц. Танцовщицы, отобранные из числа наиболее талантливых младших наложниц принца, исполняли сложные па замысловатого танца, время от времени делая паузу, чтобы скинуть покровы.
      В возбуждении Лало подошел к пилястрам, поддерживавшим сводчатый куполообразный потолок. На мраморной скамье кто-то оставил почти нетронутый кубок с вином. Лало присел, сделал глоток и заставил себя поставить бокал обратно. Сердце стучало как барабан.
      Чего я так боюсь? - думал он, размышляя о том, кем еще мог бы он стать в городе, где днем тротуары точно впиваются в ноги, а ночью если ты слышишь визг, то бежишь не на помощь, а чтобы закрыть дверь на засов. В столице, наверное, лучше.., должно же быть место, где Джилла и он могли бы жить в безопасности.
      Лало снова поднял бокал, но вино было кислым, и он поставил его обратно наполовину полным. Лало захотелось домой.
      Поднявшись на ноги, художник обошел пилястр и вдруг изумленно остановился, заметив, что кто-то движется к нему.
      Лало рассмеялся, когда понял, что это просто его отражение в полированном мраморе стены. Он различил даже блеск шитья на праздничном наряде и кант на широких бриджах, а также узкие плечи и наметившееся брюшко. Непостижимо, но зеркало мрамора подметило даже начавшую редеть рыжую шевелюру. Однако благодаря то ли углу зрения, то ли игре света лицо Лало осталось в тени, как и лицо Илсигского Короля.
      ***
      Пройдя через Присутственный Зал, Лало направился к боковому выходу. После музыки и подогретого вином невнятного бормотания в коридоре было особенно тихо. Учреждения власти, располагавшиеся между Присутственным Залом и вестибюлем, были темны и пустынны. Ведущая во двор дверь оказалась заперта. Вздохнув, Лало пошел назад, миновал со всей возможной быстротой Зал Правосудия, повернул и через одну из широких двустворчатых дверей вышел наружу к порталу и широкой лестнице. Сверху и снизу лестницы горели свечи, их яркий свет переливался на боевом облачении стражей, стоявших на каждой четвертой ступени, словно являвшихся частью дворцовой архитектуры, и озарял привязанные к копьям лиловые вымпелы.
      Внутренний дворик был залит неровным светом. Лало задержался на миг, наслаждаясь зрелищем. Потом узнал в одной из живых статуй Квача, кивнул ему и увидел в ответ взмах ресницами на каменном лице цербера.
      Сандалии Лало зашуршали по песку, после того как он миновал вымощенный булыжником внутренний дворик. Из зала донеслись аплодисменты, слабые, точно легкий морской прибой. Видимо, подумал Лало, танцовщицы уже избавились от последних одеяний. Не забыть бы спрятать от Джиллы зарисовки, которые он сделал, пока те репетировали. На дежурстве в массивной арке Дворцовых Врат находился один из многочисленных племянников Хональда. Этим вечером массивные двери были распахнуты; и Лало прошел через них без затруднений. А ведь он помнил, что в былые времена всего его достояния не хватило бы, чтобы подкупить привратника и получить доступ во дворец.
      Немного кружилась голова, хотя он выпил всего полтора бокала.
      Почему я не могу удовлетвориться тем, что имею? - размышлял художник. - В чем тут причина ?
      Ускорив шаг, он пересек широкую площадь Вашанки и направился наискосок к Западным Вратам и Губернаторской Аллее. Восточный ветер принес на мгновение тошнотворный запах зверинца, но вскоре в лицо задул прохладный морской бриз.
      Остановившись подле ворот, Лало повернулся назад и со вздохом развернул плащ, спрятав нарядный костюм под старой материей. Всем было хорошо известно, что Лало денег с собой не носит: раньше у него их просто не было, теперь семейным достоянием распоряжалась Джилла. Но Лало все же не хотел, чтобы в темноте кто-то допустил ошибку.
      Полная луна уже светила на небесах, и крыши домов тянулись к звездам подобно фантастическим существам. Ни разу с тех пор, как еще мальчишкой удрал он из дома, чтобы присоединиться к компании друзей, не видел Лало Санктуарий в эти часы трезвыми глазами. Вот и сейчас легкий туман плавал в голове.
      Ноги сами несли его по Туманному переулку, пока он не наткнулся на что-то мягкое. Лало осторожно отошел в сторону, чтобы не наступить на содержимое мусорного бачка, который кто-то опорожнил прямо на улицу. Его содержимое гнило, ожидая, пока дождь унесет его в подземный лабиринт канализации города. Однажды ему довелось побывать в этих туннелях - он попал туда через люк неподалеку от "Распутного единорога".
      Интересно, на месте ли он...
      И почему в голову лезут мысли о Санктуарии?! - думал Лало, обследуя подошву сандалии в поисках прилипших нечистот. - Похоже, я выпил вина больше, чем думал! Художник слышал, что в Рэнке целая армия дворников по ночам очищала город от дневного мусора...
      На память пришли предложения лорда Раксимандра и Зандерея, и Лало припомнил, как когда-то жил мыслью покинуть Санктуарий. Его жизнь состояла из циклов, на протяжении которых он мечтал бежать, находил новую надежду для жизни в Санктуарий, обнаруживал, что его надежда не сбылась, и снова начинал планировать побег.
      В тот последний раз, когда Лало обнаружил, что, если рисовать мифы, тщательно подбирая типажи, дар Инаса Йорла может превратиться в благословение, художник был уверен, что его проблемы позади. И вот теперь он опять искушает судьбу.
      Мне следовало бы лучше понимать себя, - с грустью размышлял Лало. Неужели только смерть остановит эту спираль?
      Дома клонились друг к другу, закрывая небо. В некоторых окнах горел огонь, хотя большинство было наглухо занавешено и свет из щелей едва освещал древние булыжники мостовой. Бормотание за одной из занавесок переросло в ссору. Бездомная собака, рывшаяся в требухе, подняла было голову на шум, но тут же вернулась к еде.
      Лало вздрогнул, представив смерть в виде готового к прыжку голодного шакала. Должен быть какой-то иной путь, сказал он себе, ибо как ни ненавидел он жизнь, но смерти страшился еще больше.
      В темноте позади скользили людские тени, и художник заставил себя идти спокойно, зная, что в этот час в этой части города явный страх может привести к неприятностям. Днем район казался почти благопристойным, но по ночам принадлежал Лабиринту.
      Впереди раздались поющие песню пьяные голоса и взрывы смеха. Свеча на углу осветила группу наемников, направлявшихся к бочонкам с элем в "Распутном единороге".
      Когда они вышли на свет, следовавшие за Лало тени скользнули в аллеи и арки дверных проемов, да и сам Лало предпочел укрыться под каким-то навесом, ожидая, пока солдаты продефилируют мимо. Он уже почти достиг Скользкой дороги и домика, в котором жил вот уже почти двадцать лет.
      Только теперь Лало ускорил шаги, ибо среди всех взлетов и падений в его жизни было лишь одно постоянство - дом, в котором ждала его Джилла.
      Заскрипела третья ступенька лестницы, а потом седьмая и девятая. Когда Лало вошел в моду и наконец обзавелся деньгами, они с Джиллой выкупили этот домик и среди прочего починили лестницу. Ступени тем не менее по-прежнему поскрипывали, и Лало, прислушиваясь к колыбельной, которую напевала Джилла младшему сыну, знал, что жена слышала, как он вернулся.
      Дыша немного чаще, чем он того хотел бы, Лало открыл дверь.
      - Ты сегодня рано! - Пол заходил ходуном, когда Джилла вышла из комнаты, в которой они когда-то помещались все вместе. За ее спиной Лало заметил кудрявую головку младшенького, которому скоро исполнится два года, и выпростанную из-под г одеяла руку старшего сына.
      - Все в порядке? - спросил Лало, снимая плащ и вешая его на вешалку.
      - Просто приснилось что-то. - Джилла осторожно притворила дверь. - А как ты? Я была уверена, что ты застрянешь во дворце до утра, попивая райское вино с сильными мира сего и их разукрашенными женщинами. - Привычно заскрипел стул, когда Джилла села, вытянув свои массивные руки, чтобы поправить замысловатые кудри и локоны прически.
      - Там не было никаких дам... - Лало из деликатности забыл упомянуть о танцовщицах, - только неприятная смесь военных, жрецов и городских чиновников.
      Она сложила руки на груди:
      - Если там было скучно, то что же ты так задержался? - Глаза Джиллы вспыхнули, и Лало немного покраснел под ее укоряющим взглядом. Он намеренно медленно принялся расстегивать жилет, ожидая, что Джилла заговорит снова.
      - Что-то тревожит тебя, - произнесла она. - Что случилось?
      Бросив жилет на спинку стула, Лало со вздохом уселся напротив.
      - Джилла, что ты скажешь по поводу идеи уехать из Санктуария?
      Позади супруги висел первый вариант портрета Сабеллии, который ныне украшал храм рэнканских богов. Джилла была его первой моделью, и на миг Лало показалось, что Джилле присущ лик богини, а ее крупное тело обрело величие.
      Джилла всплеснула руками.
      - Теперь, когда мы наконец-то обрели уверенность?
      - Сколь долго может здесь чувствовать себя человек в безопасности? перешел в наступление Лало, пробежав перепачканными краской пальцами по редеющим волосам, и сообщил, что картина его понравилась и лорд Раксимандр сделал Лало предложение перебраться в столицу.
      - Рэнке! - воскликнула Джилла, когда художник умолк. - Чистые улицы и спокойные ночи! Но что я там буду делать?
      Знать будет смеяться надо мной... - На миг она, несмотря на свой рост, показалась Лало беззащитной, но тут их глаза встретились. - Лало, ведь ты сказал, что ему нужен портрет, но ты же не можешь нарисовать его, иначе ты кончишь дни в императорских темницах, а не при дворе!
      - Наверняка в сердце империи есть честные мужчины и женщины! - заметил Лало.
      - Неужели ты никогда не повзрослеешь? Все так хорошо идет сейчас, у тебя есть положение, людям нравятся твои работы, мы можем как следует воспитать детей и женить их, когда придет время. Так нет, ты хочешь погнаться за новой мечтой?
      Когда ты успокоишься?
      Лало прикрыл рукой усталые глаза и покачал головой. Если бы он только знал, чего ему не хватало: он искал нечто новое в любой вещи, за которую брался... Какая польза иметь исполненным заветное желание, - думал он, если сам я не изменился!
      Посидев так немного, он услышал, как скрипнул стул, и почувствовал, что Джилла подошла к нему, вздохнул еще раз, глубже, когда она обняла его своими мягкими и сильными руками.
      От ее кожи пахло сандаловым маслом, и он чувствовал округлости ее тела сквозь тонкий шелк ночной рубашки.
      В ее руках Лало мог, пусть хоть ненадолго, забыть о своих проблемах. Джилла поцеловала его в лысину и отошла, а он последовал за ней с чувством заключенного с судьбой перемирия.
      ***
      "Воры!"
      Лало проснулся от крика Джиллы и рывком вскочил на ноги, заслышав потрясший комнату грохот. Утро? Нет, кругом темно!
      Художник протер глаза, все еще находясь под впечатлением снившейся ему мраморной террасы с аплодирующей публикой.
      В комнате мельтешили тени, слышался топот ног, которым ни к чему было больше бесшумно красться... Кто-то крепко схватил Лало за плечи, и он закричал. Неожиданно что-то ударило его в голову, и он выскользнул из цепких рук.
      "Убийцы! Наемные убийцы!"
      Слыша звон в голове, Лало узнал голос Джиллы и по контуру массивного тела, прыгнувшего с кровати, догадался, что это она размазала по стене одного из нападавших. Щеку обрызгала вода, и Лало ощутил запах роз, когда мимо него пролетела стоявшая на прикроватном столике ваза, разбившаяся о чью-то голову. Мужчины в потемках с проклятиями налетели друг на друга, а Джилла рванулась в бой. От соседей не было слышно ни звука. Иного он, в общем-то, и не ожидал - вопросы они начнут задавать утром.
      - Во имя Вашанки, кто-нибудь успокойте эту корову! - В полумраке тускло блеснул меч.
      - Нет, - прохрипел Лало, набрал в грудь воздуха и крикнул:
      - Джилла, прекрати сопротивление, их слишком много!
      Джилла, пожалуйста!
      Еще одно движение, а потом тишина. Чиркнул кремень. Дало увидел маленький огонек и почувствовал мощную руку у себя на груди и какое-то шевеление в ногах. Джилла, распростертая на полу словно монумент, перевернулась и встала на ноги, не бросив даже взгляда на сбившего ее с ног человека.
      - Спаси меня, Саванкала, она ударила меня прямо... Сир, помогите, не оставляйте меня здесь...
      Сир? Человек на полу принадлежал к церберам - Лало узнал его.
      - Я не понимаю... - сказал он вслух и повернулся, но в тот же миг огонек исчез, и Лало беспомощно заморгал глазами.
      - Унесите его, - послышался густой голос. - А ты, женщина, стой спокойно, если хочешь увидеть его невредимым.
      Оглушенный ударом и страдая от грубого обращения, Лало позволил обуть ему на ноги сандалии, набросить старый халат и повести по пустынным улицам обратно во дворец. Однако вместо того, чтобы направиться вдоль внешней стены к темницам, как то мрачно подозревал Лало, его провели сквозь Дворцовые Врата, вдоль стены здания и вниз по маленькой лесенке.
      По-прежнему ничего не объясняя, его бросили в глубокую дыру с запахом сухой гнили и множеством вещей, заставлявших художника то содрогаться, то размышлять, почему он очутился здесь, грызя в ожидании рассвета испачканные краской ногти.
      ***
      - Вставай, мазила! Сам лорд желает поговорить с тобой.
      Лало медленно выплывал из сна, где он был пойман и связан веревками... Кто-то с силой ударил его по ребрам, и художник открыл глаза.
      Наступило утро, которое не было уже сном. Взору художника предстали осыпающиеся, крашенные в белый цвет стены, разломанная мебель, разбросанная по полу. Это не было тюремной камерой. Луч света едва пробивался через расположенное высоко в стене закрытое окно.
      Лало заставил себя сесть и посмотрел на своих мучителей.
      - Квач!
      От возгласа Лало темно-бронзовое лицо цербера стало напоминать терракот, а взгляд его скользнул в сторону от глаз художника. Лало посмотрел на дверь и неожиданно начал осознавать, чья сила притащила его сюда, хотя пока еще не понимал зачем.
      На пороге появился Корицидиус, укутанный в плащ из-за утреннего холода, с лицом цвета снятого молока. Он кисло осмотрел Лало, откашлялся, сплюнул и затем медленно ступил в комнату.
      - Мой господин, разве я под арестом? Я ничего не сделал, почему меня привели сюда? - заблеял Лало.
      - Мне нужно несколько портретов... - На морщинистом лице появилась едва заметная злобная улыбка.
      - Что?
      Корицидиус недовольно повел носом и дал знак одному из стражников поставить в центре комнаты складной стул. Скрипя суставами, старик медленно опускался, пока не сел со вздохом.
      - У меня нет времени убеждать тебя, мазила. Ты говоришь, что не рисуешь портреты, но для меня ты их сделаешь.
      Лало покачал головой.
      - Мой господин, я не могу рисовать портреты живых людей.., они их ненавидят... Я не умею их рисовать.
      - Ты слишком хорошо умеешь их рисовать, - поправил его Корицидиус. Как видишь, я знаю твой секрет. Я следил за твоими моделями и разговаривал с ними, но, если ты откажешь мне, придется рассказать кое-что твоим бывшим покровителям, и они сами избавят меня от хлопот.
      Лало смял полу халата, пытаясь скрыть дрожь в пальцах.
      - Тогда я труп. Если я нарисую вам портреты, мой секрет откроется, едва их увидят.
      - Эти картины не предназначены для глаз посторонних. - Корицидиус подался вперед. - Я хочу, чтобы ты нарисовал каждого приехавшего из Рэнке комиссионера. Я скажу им, что это сюрприз для императора, что никто не должен их видеть, пока они не закончены.., и не представлены, а потом с картинами наверняка что-то случится... - Тело визиря сотряслось в судорогах, в которых Лало через несколько секунд признал смех.
      - Но перед этим, - продолжал старик, - их увижу я и пойму, в чем слабости этих павлинов... Они пришли к власти при дворе после моей опалы, но когда я узнаю их души, то смогу быстро вернуть себе монаршую милость!
      Лало вздрогнул. В предложении имелась некая убийственная логика, хотя все могло пойти иначе.
      - Похоже, я не подобрал еще нужной палки, чтобы заставить осла идти, снова донесся голос Корицидиуса. - Говорят, ты любишь свою жену, - визиг с сомнением взглянул на художника, - так, может, нам ослепить ее и послать на Улицу Красных Фонарей, пока мы будем держать тебя в заключении?
      Надо было бежать... - думал Лало. - Надо было взять Джиллу и детей и бежать прочь, едва у меня появились деньги... Однажды ему довелось видеть, как замер испуганно кролик при виде тени летящего беркута. Я тот самый кролик, и со мной кончено... - думал он.
      В конце концов, - продолжал он диалог с самим собой, - какое мне дело до всех этих заговоров и интриг? Если я помогу этому рэнканскому стервятнику вернуться в свое зловещее гнездо, по крайней мере Санктуарий вздохнет свободнее.
      - Хорошо.., я сделаю то, что вы просите, - произнес Лало вслух.
      ***
      Нахмурив брови и держа в зубах вторую кисть, Лало склонился над полотном, сконцентрировав внимание на линии. Когда он рисовал, рука и глаза превращались в единство, где зрительные впечатления передавались пальцам и кисти без всякого посредничества сознания. Линия, масса, форма и цвет были едиными составляющими произведения, запечатлеваемого на холсте. Глаз проверял работу руки и автоматически, без всякой реакции мозга поправлял ее.
      - .. А потом я был назначен настоятелем огромного храма Саванкалы в Рэнке. - Верховный жрец Арбалест поудобнее устроился в кресле, и чуткая рука Лало в ответ поправила линию.
      - Действительно прекрасное положение, как раз в сердце событий. Каждый, то есть всякий, рано или поздно находит туда дорогу, а тот, кто передает их просьбы богу, становится обладателем массы ценных сведений. Загадочно улыбаясь, верховный жрец расправил складки расшитой шафранной сорочки.
      - М-м-м.., как верно... - пробормотала та часть сознания художника, которая не была поглощена работой.
      - - Жаль, что вы не можете дать мне взглянуть на вашу работу! нетерпеливо заметил жрец. - В конце концов, ведь это мое лицо вы делаете бессмертным!
      Возвращенный на бренную землю, Лало отступил от мольберта и глянул на Арбалеста.
      - Нет, мой господин, вам нельзя! Было строго наказано, что эти картины должны стать сюрпризом. Никто из позировавших не увидит их, пока все полотна не предстанут перед очами императора. Если вы попытаетесь взглянуть, мне придется позвать стражу. Моя жизнь стоит того, чтобы никто не увидел картины раньше назначенного времени!
      Это истинная правда, думал Лало, глядя на полотно осмысленным взглядом. На фоне воздвигнутых колонн были намечены силуэты пяти фигур. Фигурой крайней слева был лорд Раксимандр, который первым позировал ему вчера. Он выглядел точно свинья: самодовольно снисходительный к себе, с легким намеком на тупую жестокость в глазках.
      Лало думал о том, довольны ли были таким предложением сами комиссионеры. Поскольку они были заняты инспекциями, совещаниями, выслушиваниями бесконечных докладов, возможно, они и были рады посидеть спокойно, хотя, может, боялись последствий отказа преподнести подарок императору или просто хотели увековечить посещение одного из дальних уголков империи. Казалось, Раксимандр воспринимал позирование как немое соглашение с Лало нарисовать еще один портрет, который комиссионеру будет дозволено увидеть.
      Но вот портрет верховного жреца был полностью закончен.
      Он стоял сразу за лордом Раксимандром. Если бы все было задумано всерьез, Лало потрудился бы еще несколько часов, выписывая волосы и сорочку, но для целей визиря нарисованного было вполне достаточно. Взглянув на законченный портрет, художник не сумел сдержать вздоха.
      "И с чего я решил, что если человек - жрец, то должен быть добродетельным? Правда, Арбалест не похож на свинью, а скорее походит на хорька", - подумал Лало, приметив скрытое коварство во взгляде жреца.
      Когда жрец ушел, Лало снова наполнил кружку пивом из кувшина, присланного Корицидиусом. Если не считать того, как Лало заставили взяться за портреты, визирь недурно с ним обходился.