- Так, значит, это твои козы? - Джабал глянул на Салимана.
      - Я использую их в чародействе, - пояснил лизеренец, - а они дают мне средства к существованию. Как я сказал...
      - Я понял, - повторил Джабал, - ваш орден тайный. Ответь мне лишь на один вопрос: Салиман сказал правду? Ты сможешь излечить мои ноги?
      - Ну.., я не могу ответить наверняка, пока не осмотрю раны, однако в большинстве случаев я добивался успеха.
      - Достаточно. Начинай осмотр. Салиман, выгони из хижины этих чертовых коз!
      Ко времени, когда Салиман выгнал животных во двор, лизеренец уже успел размотать повязки и принялся осматривать ноги. Работорговец в первый раз увидел свои раны, при виде которых внутренне содрогнулся.
      - Плохо.., очень плохо, - пробормотал чародей. - Куда хуже, чем мне говорили. Смотри, заражение уже дошло до середины бедер.
      - Ты можешь меня вылечить? - потребовал ответа Джабал, избегая смотреть на раны.
      - Это будет стоить дорого, - последовал ответ, - и без всякой гарантии полного успеха.
      - Я знал это еще до того, как послал за тобой, - ответил работорговец. - Люди вашего круга всегда берут большие деньги и никогда не гарантируют успеха. Ни один наемник не запросил .бы для себя таких условий, если бы хотел жить.
      Волшебник поднял голову, и его лицо застыло.
      - Я говорил не о деньгах, - поправил он пациента, - а о нагрузке на твой разум и тело. Успех излечения зависит от твоей силы, а не от моей, от силы мускулов и духа. Если мне или кому-либо из моих собратьев не удавалось довести дело до конца, то лишь потому, что у самых самонадеянных воинов самолюбие оказывалось сильнее умения и не хватало... - Маг замолк и продолжил осмотр. - Прости меня, мой господин, но членство в тайном ордене здорово портит нервы.
      - Не извиняйся, - сказал Джабал. - Впервые я начинаю немного доверять твоей способности исполнить обещанное. Как твое имя?
      - Вертан, мой господин.
      - Меня зовут Джабал, а не "мой господин", - ответил ему рабовладелец. - Очень хорошо, Вертан. Если для излечения ног нужна сила, то, я думаю, вдвоем мы преуспеем.
      - И как тяжело придется телу и разуму? - спросил с порога Салиман.
      Джабал недовольно глянул на любопытного помощника, но Вертан уже повернулся к Салиману и ничего не заметил.
      - Интересный вопрос, - ответил маг. - Чтобы уяснить суть, тебе сначала необходимо понять процесс лечения. - Теперь лизеренец почувствовал себя в своей тарелке, так что от нервозности не осталось и следа. - Процесс лечения делится на два этапа. Первый достаточно прост, но отнимает время. Сначала мы выведем инфекцию и яды из ран, а затем начнется настоящее испытание. Раны глубокие, задеты кости. На их лечение потребуется немало времени, куда больше, я думаю, чем того хотел бы мой господин Джабал, и поэтому я собираюсь ускорить метаболизм, тем самым сократив необходимое время. В таком состоянии вы будете потреблять пищу с невероятной скоростью, ибо для лечения нужны силы. То, на что уходит обычно день, займет час, а месяцы превратятся в недели.
      - Использовал ли ты подобный способ раньше? - спросил Салиман.
      - О да, - заверил его Вертан. - Вообще говоря, один из пациентов вам знаком. Не кто иной, как я, лечил Балюструса. Конечно, это было в столице, еще до того, как он поменял имя.
      - Балюструс? - Перед глазами Джабала предстал образ скрюченного кузнеца.
      - Я знаю, о чем ты подумал, - поспешно заговорил маг, - однако с тех пор я немало потрудился над совершенствованием своих навыков. Хотя и удивился, когда он назвал меня, ведь в свое время он остался здорово недоволен результатами.
      - Немудрено, - пробормотал рабовладелец. Он бросил взгляд на Салимана, который едва заметно кивнул, признавая, что к кузнецу следует присмотреться повнимательнее. - Если я последую твоим наставлениям, смогу я нормально ходить или нет?
      - Сможете, - уверенно кивнул Вертан. - Главное заключается в упражнениях. Балюструс мало двигался во время лечения и не разминал суставы. Если у вас достанет сил и решимости непрерывно разминать ноги, к вам вернется былая резвость.
      - Сделай это, и я удвою плату за лечение, сколько бы ты ни запросил. Когда мы сможем начать?
      - Как только ваш помощник покинет нас, - ответил чародей.
      - Что? - воскликнул Салиман, поднимаясь на ноги. - Ты ничего не говорил о...
      - Говорю сейчас, - прервал его маг. - Наши методы лечения в целом известны, но техника хранится в тайне от посторонних. Если кто-то непосвященный узнает о ней и предпримет попытку воспроизвести лечение, не ведая всех тонкостей, это нанесет немалый урон не только пациенту, но и всему ордену.
      Лишь пациент может видеть, что я буду делать. Законы нашего ордена строго предписывают подобное.
      - Пусть будет так, Салиман, - приказал Джабал. - У меня на твой счет другие планы. В моем теперешнем положении даже от тебя мне не получить ни поддержки, ни удовлетворения. Раз я собираюсь восстановить былую силу, мне понадобятся две вещи: здоровые ноги и информация о том, что происходит в Санктуарии. Лечение - мое дело, и тут ты мне помочь бессилен, а вот в получении информации я, как и раньше, во многом полагаюсь на тебя. - Он повернулся к Вертану. - Сколько времени уйдет на лечение?
      Целитель пожал плечами.
      - Я не могу точно сказать. Около двух месяцев.
      Джабал снова обратился к Салиману:
      - Возвращайся в город и приходи через три месяца. Ты знаешь, где хранится большая часть наших тайных средств, воспользуйся ими и живи в достатке. Тот, кто охотится за ястребиными масками, не подумает искать их среди богатеев. Охота на маски послужит испытанием для уцелевших бойцов. Разузнай их местонахождение, наблюдай за ними и никому не сообщай, что я жив. Через три месяца мы встретимся и решим, кого стоит взять в новую организацию.
      - Если вы так богаты, как говорите, - осторожно вмешался Вертан, - то могу ли я внести дополнительное предложение? - Джабал вздернул бровь и знаком приказал волшебнику продолжать. - В Санктуарии живут несколько чародеев, которые способны узнать ваше местонахождение. Если я назову вам их адреса и примерную цену подкупа, вы можете обеспечить свою безопасность на время исцеления, заплатив им за то, чтобы они не нашли вас.
      Салиман поморщился.
      - Они возьмут наши деньги и все равно продадут свои услуги первому, кто об этом попросит. Целитель, как ты сам полагаешь, насколько можно доверять твоим собратьям?
      - Во всяком случае, не больше и не меньше, чем наемникам, - ответил лизеренец. - У всякого есть свои слабости, у одних их меньше, у других больше. Возможно, некоторые окажутся настолько неразборчивы, что поведут двойную игру. Но по крайней мере от честных магов угрозы можно не бояться.
      - Проследи за этим, - приказал Джабал Салиману. - Я хочу, чтобы ты сделал еще две вещи к моему возвращению. Найди Хакима, и пусть он пойдет с тобой и увидит меня в здравии...
      - Найти сказителя? Но зачем?
      - В прошлом он забавлял нас своими историями, - улыбнулся Джабал, - и приносил крохи нужной информации. Его присутствие станет гарантией того, что о моем возвращении к власти узнают все.
      Салиман дернулся, но более не протестовал.
      - Что еще?
      - Меч... - Глаза Джабала внезапно вспыхнули яростью. - Лучший меч, который ты только сможешь найти. Не самый красивый, но сделанный из лучшей стали и остро наточенный.
      Кое-кому очень не понравится мое возвращение, и я хочу быть готовым к этому.
      ***
      - На сегодня хватит, - устало сообщил Вертан, убрав руки с колен Джабала.
      Подобно хватающемуся за бревно утопающему, целитель ухватился за привязанную неподалеку козу и взобрался на нее, пока животное отчаянно брыкалось, пытаясь освободиться. Рабовладелец отвел глаза, чувствуя тошноту при виде ставшего уже знакомым действа.
      В первый день Джабал внимательно следил за происходящим, и то, что он видел, намертво впечаталось в его память. Хотя ему всегда не нравились магия и те, кто ею занимался, Джабал испытывал всевозрастающее чувство восхищения маленьким чародеем, который трудился над ним. Лучше сразиться с сотней воинов, чем подвергать себя тому, на что добровольно шел лизеренец.
      Как и обещал, Вертан вытягивал яд из ног Джабала, но бывший гладиатор не представлял себе, что маг будет вбирать его в себя. Он видел руки Вертана после первого раза. Они потрескались и отекли, из глубоких трещин сочилась сукровица, и в свете свечи они казались жалкой пародией на самих себя. Яд передавался одной из коз, чье тело отныне было призвано бороться с инфекцией. Уже около десятка коз заболели, пропустив через себя яд. Джабал был потрясен и напуган количеством инфекции таившейся в его израненных ногах. Животные боролись с заражением, но инфекция-то проходила через Вертана. Вместо того чтобы сердиться на частые перерывы на отдых, Джабал был изумлен выдержкой лизеренца.
      - Еще несколько дней, и мы закончим с этим этапом исцеления, - тихо заметил Вертан, освобождая козу. - Затем начнется настоящее испытание.
      Почувствовав идущий от котелка Вертана запах, Джабал передернулся. Ему доводилось обонять запахи, которые иные нашли бы невыносимыми для носа: сладковатый запах разлагающейся плоти и крови, приносимый с кладбища ветерком, вонь от немытых тел, неважно, живых или мертвых, резкий запах выделений пойманных животных, фекальные испарения от лежащего в глубокой низине болота. Джабал сносил их спокойно и безучастно, но этот... Что бы ни булькало в его котелке, запах стоял невыносимый, и Джабал был глубоко убежден, что ни природа, ни люди не могли породить его.
      - Пей, - приказал Вертан, передавая котелок в руки рабовладельца, два глотка, не больше.
      Внутри котелка по-прежнему булькало варево, по виду и цвету напоминающее рвоту, однако Джабал выпил его. Первый глоток показался холодным на вкус, второй - теплым, пульсирующим на языке. Джабал проглотил снадобье с решимостью, похожей на ту, с которой он сразил своего первого израненного соперника, и передал котелок обратно лизеренцу.
      Вертан удовлетворенно кивнул, принимая его. Поднеся ладони почти вплотную к коленям Джабала, маг приказал ему собраться с духом.
      - Теперь, воин, ты поймешь, что значит боль.
      Что-то шевельнулось под кожей правого колена рабовладельца, и ногу пронзил острый приступ боли. Последовал новый толчок, сильнее первого. Когда задвигалось левое колено, Джабал, несмотря на всю готовность, издал надрывный стон, ощущая, как куски израненных коленных чашечек тронулись с места и поменяли положение. Стон замер, сквозь застилавшую сознание кровавую пелену донесся голос Вертана:
      - Теперь двигай ногами. Двигайся! Ты должен сделать подвижными колени.
      Невероятным усилием Джабал согнул в колене правую ногу, скользя по грязному полу. Боль чуточку ослабла, хотя с его губ в любую секунду готов был сорваться крик.
      - Еще! Ты должен согнуть ногу полностью. Двигайся, воин!
      Ты хочешь остаться калекой? Еще! Теперь другое колено! Двигайся!
      Из уголка рта работорговца капала слюна. Мучимый невыносимой болью, Джабал продолжал сгибать и разгибать колени.
      Правое, левое, расправить, согнуть. Левое, потом опять правое.
      Джабал потерял счет времени. Весь мир вокруг сосредоточился в бесконечном повторении простенького, как показалось бы со стороны, упражнения.
      - Где воля, которой ты похвалялся? - донесся голос его мучителя. Еще! Подчини колени себе. Двигайся!
      ***
      Джабал постепенно привыкал к противному снадобью. Вкус оставался по-прежнему отвратительным, но частое потребление отвара сделало рвотный запах знакомым и потому приемлемым.
      - Сегодня ты встанешь, - обыденно заметил маг.
      Рука Джабала с куском жареной козлятины замерла на полпути ко рту. Как и обещал Вертан, Джабал ел в пять раз больше волшебника.
      - Я здоров?
      - Нет, - признал Вертан, - но нам следует позаботиться не только о коленях. Мускулы, особенно мышцы ног должны работать, если ты хочешь сохранить в них хоть какую-то силу. Поднимать стопы в воздух для ног недостаточно, они должны чувствовать вес, и чем скорее, тем лучше.
      - Очень хорошо, - согласился рабовладелец, разделавшись с последним куском мяса и вытирая руки. - Давай сейчас, пока я не начал расслабляться. - Джабал хорошо представлял, что подняться сейчас ему будет в пять раз тяжелее обычного.
      Держась рукой за стену, он вытянул ноги, пытаясь встать.
      Когда-то встать на ноги казалось так просто, но теперь... Теперь со лба струился пот, заливавший глаза. Джабал продолжал сражаться с безумной болью, ставшей знакомой, как лицо лизеренца. Медленно, скребя руками по стене, Джабал выпрямился в полный рост.
      - Ну вот, - проговорил он, стиснув зубы и надеясь, что сможет остановить кружение пола и стен в глазах. - Как ты и говорил, нет ничего невозможного, когда воля сильна.
      - Хорошо, - зловеще рассмеялся Вертан. - Раз так, то, может быть, ты немного пройдешься?
      - Пройтись? - Джабал прижался к стене, чувствуя внезапно охватившую его слабость. - Но ты ничего не сказал об этом!
      - Естественно, - пожал плечами маг. - Если бы я сказал, разве ты предпринял бы попытку встать? Иди - или ты уже забыл, как это делается?
      И в без того кромешной тьме бушевала гроза, а Джабал тем временем упражнялся самостоятельно, без присмотра Вертана.
      Теперь его уже не удивляло, что былая подвижность возвращается. Джабал ел и спал в соответствии с потребностями выздоравливающего организма, часто занимаясь один.
      Дождь выгнал коз из хижины, и они разбежались, чтобы найти себе более надежное убежище, так что даже постоянные зрители Джабала сегодня отсутствовали. Не обращая внимания на чавкающую под ногами грязь, рабовладелец продолжал тренироваться. В руке он держал толстую палку длиной с меч.
      Блок, выпад, блок. Поворот, выпад, удар по ногам. Двигаться. Двигаться. Двигаться! Снова и снова Джабал исполнял танец смерти, который познал, будучи гладиатором. Боль отошла на задний план, так что человек больше не обращал внимания на нее. Разум его был занят иными мыслями.
      Поворот, выпад. Блок, поворот, блок, удар! Он наконец замер, чувствуя, как покрывается дождевыми каплями лоб.
      Неопытному глазу его движения показались бы умелыми и плавными, но Джабал знал, что восстановил лишь часть былой скорости. Решив испытать, так ли это на самом деле, он подобрал рукой два комка грязи и подбросил их в воздух, взмахнув своим импровизированным мечом. Один комок разлетелся, но второй рухнул в грязь со звуком, равным для Джабала вынесению смертного приговора.
      Всего один! В былое время он справлялся с тремя. Лечение, забиравшее большую часть его сил, шло слишком медленно. Порою он чувствовал, что рефлексы вместо того, чтобы улучшаться, становятся хуже. Выбора не было.
      Негр неслышно вернулся в хижину, прислушиваясь к ритмичному посапыванию Вертана. Как всегда, бурлил котелок с ужасным снадобьем. Осторожно опустив в котелок чашку, Джабал поднес ее к губам. Уже целую неделю работорговец принимал дополнительные порции, надеясь, что растущая усталость лизеренца скажется на его обычно внимательных глазах.
      Преодолевая отвращение от запаха и вкуса отвара, Джабал опорожнил чашку. Поколебавшись, снова наполнил ее, осушил и тихо вышел, чтобы под дождем продолжить свои упражнения.
      ***
      - Джабал, ты здесь?
      Заслышав голос своего помощника, работорговец приподнялся с ложа. Все точно, прошло ровно три месяца с момента появления Вертана.
      - Не входи, - предупредил он. - Я буду через минуту.
      - Что-нибудь случилось? - озабоченно спросил Салиман. - А где Вертан?
      - Я отослал его, - ответил работорговец, тяжело привалившись к стене. Он ждал этого дня, но сейчас чувствовал страшную? горечь. - Рассказчик с тобой?
      - Я здесь, - ответил за себя Хаким. - Одна новость о том, что ты жив, - весть достаточная, чтобы сложить десяток сказаний.
      - Больше, - горько рассмеялся Джабал, - поверь мне, больше. Ты не пожалеешь, что пришел.
      - Что случилось? - продолжал расспросы Салиман, взволнованный странными нотками в голосе работорговца. - Лечение прошло успешно?
      - Да, я могу ходить, - скривился Джабал. - Смотрите сами. - Он переступил через порог и вышел на свет.
      Завидев его, Салиман и Хаким разом ахнули, на лицах пришедших читалось неподдельное изумление. Джабал заставил себя улыбнуться.
      - Вот и конец для твоего сказания, Хаким, - вымолвил он. - Теперь Джабал должен покинуть твои рассказы. Там, где многие потерпели неудачу, я сумел перехитрить самого себя.
      - Что произошло? - раздался голос Салимана.
      - Произошло то, о чем говорил нам лизеренец, но у нас не хватило разума выслушать мага внимательно. Он вылечил мои ноги, ускорив ход процессов в теле. К несчастью, ему пришлось ускорить их все, а не только те, что в ногах.
      Джабал состарился. Волосы побелели, а кожа натянулась, покоробилась и стала похожа на влажный пергамент, высушенный на солнце. Хотя мускулы его были сильны, в позе и походке чувствовались не стати молодого человека, а осторожные, выверенные движения того, кто знает, что жизнь клонится к закату.
      - Моя вина не меньше, чем его, - признал бывший гладиатор. - Я пил дополнительные порции его снадобья, полагая, что тем только ускорю исцеление. Когда маг заметил это, было уже поздно, да к тому же свою часть договора он выполнил. Я могу ходить, даже бегать - в точности как он говорил. Вот только вождем мне больше не быть. Любой торговец с дубинкой может сразить меня, что уж говорить о воинах, с кем мы собирались помериться силой. - Повисла тишина, в которой Джабал чувствовал себя все более неуютно. - Ну что же, Хаким, - заметил он с наигранным добродушием, вот ты и получил свой рассказ.
      Как следует подай его, и деньги на вино тебе обеспечены на целый год.
      Старый сказитель принял свою любимую позу и рассеянно почесался.
      - Прости меня, я ожидал лучшего конца.
      - Я тоже, - недовольно отозвался Джабал, присаживаясь напротив Хакима с чрезвычайной осторожностью. - Но раз получилось так, выбор у меня невелик. Разве я не прав, Салиман?
      Посмотри мне в глаза и скажи, что сейчас ты размышляешь о том, к кому бы тебе обратиться, чтобы организовать мщение.
      Или ты хочешь солгать и ответить, что я по-прежнему могу сразиться с Темпусом?
      - Вообще-то я как раз собирался поговорить об этом, - признался Салиман, отведя в сторону взгляд. - Я много размышлял с тех пор, как мы расстались, и сейчас чувствую, что нам ни при каких обстоятельствах не следует преследовать Темпуса.
      - Что? Но ведь он...
      - ..Поступил так, как на его месте поступил бы любой другой, имеющий силу, - закончил за Джабала Салиман. - Мы сами виноваты, мы были слишком открыты, бравировали своим богатством и властью и ходили в своих ястребиных масках по улицам, тем самым став легкой мишенью для всякого имеющего достаточно храбрости и умения нам противостоять. Слабое место гладиаторов в их гордости, желании демонстрировать силу там, где этого не требуется. Мудрец будет тихо наблюдать и использует свое знание против врагов. Темпус сделал то, что надлежало сделать нам.
      Джабал слушал со всевозрастающим изумлением.
      - Ты хочешь сказать, что мы не будем ему мстить?
      - Нам всегда была нужна власть, а не мщение, - ответил Салиман. - Если у нас имеется возможность прийти к власти без кровопролития, то так и надо поступить. Разве столкновение с Темпусом - единственный путь взять в Санктуарии власть?
      Если нет, то нужно воспользоваться иным.
      - Ты все время говоришь "мы". Взгляни на меня. Что толку в лидере, который не может сражаться сам.
      - А принц Китти-Кэт? А Молин Факельщик? - с усмешкой возразил Салиман. - А сам император?
      - Как часто ты обнажал меч в последние два года? - вмешался Хаким. Ряд стычек я мог и пропустить, но, насколько я могу припомнить, - лишь раз, да и того поединка ты мог избежать.
      - Я сражался в день налета, - невозмутимо отозвался Джабал.
      - И меч не помог тебе тогда - во время зенита твоего могущества и силы, - привел свой главный довод помощник Джабала. - Можно сражаться не только мечом, да ты так и поступал годами, хотя твое сознание гладиатора не позволяет в этом признаться.
      - Но я не могу сражаться один, - упорствовал работорговец, и в голосе его послышался тщательно скрываемый страх. - Кто захочет присоединиться к старику?
      - Я, - заверил Джабала Салиман, - если этот старик - ты.
      Ты богат, знаешь город и обладаешь умом, который не менее изощрен, чем меч в твоей руке. Ты можешь управлять городом, я уверен в этом и готов связать с тобой свое будущее.
      Джабал задумался на миг. Возможно, он поспешил. Возможно, найдутся и другие, подобные Салиману.
      - Так каким образом можем мы создать тайную организацию? Как можем мы быть невидимыми и вместе с тем могущественными? - осторожно спросил торговец.
      - Во многом это окажется легче, нежели действовать открыто, чем мы занимались в прошлом, - рассмеялся Салиман. - Я вижу это так...
      - Простите меня, - Хаким поднялся на ноги, - но я боюсь, что вы переходите к обсуждению вопросов, которые сказителю слышать небезопасно. Когда-нибудь в другой раз я выслушаю их, если, конечно, у вас сохранится желание поделиться ими со мной.
      Джабал помахал рукой сказителю на прощание, но мозг его блуждал уже где-то далеко, углубившись в тщательный анализ возможностей, о которых говорил Салиман. Он и впрямь может попытаться это сделать. Санктуарии являет собой город, держащийся на алчности и страхе, а Джабал искушен в умелом использовании и того, и другого.
      Да, невзирая на все перемены в городе, он может добиться этого. Задумчиво меряя шагами хижину, Джабал призвал наконец Салимана, чтобы тот кратко проинформировал его обо всем, что произошло в Санктуарии после налета.
      ПОДВЕТРЕННАЯ СТОРОНА
      Каролин Дж. ЧЕРРИ
      Глава 1
      Над кучкой хибар и лачуг, представлявших собой Подветренную сторону, или, иначе, Низовье, витал дух предприимчивости. Каждый старался сыскать средства, чтобы выбраться из Низовья при первом же удобном случае. В дело немедленно пускалась первая приобретенная горсть монет, хотя обычно через пару недель все возвращалось на круги своя и незадачливые предприниматели вновь устраивались на ночлег, как с незапамятных времен повелось у нищих: под изорванными лоскутными одеялами меж груд мусора, среди гнилья и объедков, часто служивших им пищей. Такие неудачники или начинали снова или за недостатком идей и сил опускали руки, оканчивая свой недолгий путь окоченевшими, недвижными в грязи Низовья.
      А вот Мамаша Беко преуспевала. И дышала она тем же воздухом, который вдыхали ноздри всех жителей Подветренной.
      Вонючий запах пропитывал кожу, волосы, стены, грязь, забивался в ноздри, приносимый ветрами, которые дули то со стороны боен, кожевенных и сукновальных мастерских Санктуария, то от лежащего к югу болота. Лишь в редкий день с севера прилетал чистый ветерок, но испарения самого Низовья были таковы, что его никто не ощущал, а меньше всего Мамаша Беко, под чьим началом находилась единственная в округе таверна. Она продавала готовившуюся на заднем дворе таверны брагу, и о том, что входило или попадало в ее состав, не рисковали спрашивать даже жители Низовья, которые платили, торговались, а иногда в темном лабиринте кривых улочек дрались и гибли из-за этой бурды. Брага давала возможность забыться и не думать о прихоти судьбы, которая расположила дворцы знати на другом берегу реки, отделявшей чистилище от сопутствовавшего ему ада.
      Неудивительно, что зал таверны и близлежащая аллея были заполнены людьми и пропитаны тошнотворным запахом, исходившим от немытых тел завсегдатаев, расположившихся на обломках мебели, разбросанных там и сям по коврикам, которые никогда не мылись и были накиданы друг на друга, чтобы прикрыть дыры. Днем свет лился из окна и двери, а по ночам чадящая одинокая лампа освещала размытые очертания бражников, мебели и мусора. В дальней комнате стоял иной запах, делавший невыносимым миазмы центрального зала. Комната и угнездившийся в ней смертоносный порок составляли еще одно занятие Мамаши Беко.
      Хозяйка, подобно огромному торговому судну, скользила среди бушующего пьяного водоворота, поднося страждущим желанное зелье. Толстыми красными ручищами разносила кружки и облупившиеся чаши с брагой эта гороподобная женщина в потерявшем цвет халате, с немыслимо закрученными сальными волосами, которые выбивались из-под повязки и потными прядями спадали на лоб и щеки. Мамаша Беко легко могла поднять полный бочонок с элем и выбросить наружу пьяного. Фигура этой женщины с глубоко посаженными неподвижными глазами, сжатыми челюстями и затерявшимся в складках лица ртом стала привычной и почти легендарной для Низовья. Хозяйке помогали два темноглазых быстроногих мальчика, о которых за пределами таверны ходили разные слухи. Мамаша Беко всегда подбирала бездомных, и многие из них так и росли здесь, как, например, Тигот, который вполне мог сойти за одного из хозяйских отпрысков, ныне следивший сумасшедшими глазами за мальчиками. Тигот, унаследовавший половину от деловой хватки Мамаши Беко, был с хозяйкой одного роста и комплекции и отличался безоговорочной преданностью. Сегодня в зале был и Хаггит, один из старейших завсегдатаев таверны, сутулый худой мужчина со спутанными жирными волосами. Он просил милостыню и иногда, собрав неплохой урожай монет, приходил в таверну спустить деньги.
      В это смутное время, когда Джабал пал и повсюду разъезжали сеявшие ужас пары Священного Союза, в Низовье порой появлялись деньги, которые неизбежно приводили их владельца в таверну Мамаши Беко, предоставлявшей кусок доски, служивший скамьей, или несколько грязных ковриков для сидения.
      Наиболее привередливые могли рассчитывать на стол со скамьями, кружку пива из особого бочонка или даже на церемонно протертую флягу с вином.
      Сейчас за одним из столов, как уже много вечеров подряд, сидел в одиночестве Мрадхон Вис. Сумасшедшая Элид пустила в ход все свое умение, но, потерпев фиаско, скользнула наружу в надежде попытать счастья и дать волю проворным пальцам в кармане загулявшего пьяного. В голове Мрадхона бродили мысли и роились странные неясные желания, от которых кровь Элид застыла бы в жилах. Да, Мрадхон желал женщину, но только не Элид. Ее ему хотелось убить, и он был совершенно трезв, представляя себе крики и визг Элид, ведь даже она способна визжать, чтобы утолить ярость. Мрадхон не испытывал к ней отвращения, и даже ее настойчивое домогательство и запах не могли вызвать такой ненависти. Возможно, дело было в том, что, глядя на глупо улыбающуюся Элид, которая пыталась соблазнить его, он видел кого-то еще, зловещего и темного, чувствуя за запахом немытого тела аромат мускуса и распростертый за спиной женщины ад.
      А может быть, он видел себя торгующим, распродающим то, что имел бы Мрадхон, будь он богат.
      Надо признать, проститутки и забияки оставляли Мрадхона Виса в покое. Это была своего рода дань, воздаваемая чужаку в таверне Мамаши Беко чужаку, вовсе не похожему на громилу.
      Смуглое лицо и акцент выдавали в нем иноземца, и даже если за ним и наблюдали, кроме Элид, никто всерьез не пытался пристать к нему.
      Вечер за вечером и большую часть ночи проводил Мрадхон в таверне. Жил он недалеко, через дорогу, и платил за особое вино, а одиночество делили с ним кусок глинистого хлеба и тарелка горохового супа. День за днем Мрадхон внимательно наблюдал за дверью.
      Помещение, которое он снимал, тоже принадлежало Мамаше Беко, и платил Мрадхон куда больше, чем следовало бы, поверив хозяйке, что к нему никто не ворвется, что старая мебель останется на своем месте и никто тихонько не отворит дверь, когда Мрадхон будет спать или отправится днем по делам. Каждую ночь вооруженный дубинкой Тигот обходил владения Мамаши Беко, и, если что-то не отвечало заведенному порядку, поутру воды Белой Лошади уносили прочь трупы.
      Все будет идти так, пока имеются деньги, которые неумолимо иссякали. Пришла пора серьезно раскинуть мозгами.
      Великанша пробралась к его столу и нависла над Мрадхоном, убирая пустую чашу и наливая вино в новую. "Хорошая штука", - прогрохотал ее голос.
      Он положил на стол монету, которую тут же подобрали ее мясистые пальцы с ненормально длинными загнутыми ногтями желтого цвета, напоминающими рога. "Спасибо", - сладко протянула Мамаша. По обрамленному спутанными волосами жирному лицу расплылась улыбка, однако глубоко посаженные черные миндалевидные глаза сверкали, точно очи сражавшихся против него противников. Мрадхон знал, что Мамаша относится к нему, как хозяйка к своему борову, предоставляя лучшее место для ночлега и самый изысканный стол. Лишь убедившись, что все получила сполна, она займется иным делом. Мамаша Беко была ловцом душ, мужских и женских, покупала тех, у кого вышли деньги, предлагая работу. Она видела Мрадхона, видела человека, который, пусть и не без слабостей, мог бы оказаться полезным, видела в нем мужчину, чьи вкусы стоят дорого. Мрадхон понимал, что Мамаша чувствует беспомощность, чувствует кровь, не упустит случая допить все до дна и наверняка будет рядом, когда закончатся деньги, улыбаясь змеиной улыбкой и предлагая дело, без которого он умрет, ибо люди такого сорта, попав в Низовье, умирали, когда кончались деньги и не было надежд их заработать. Он не станет просить подаяния и заниматься торговлей в Низовье, чтобы выбраться, он будет убивать или убьет себя хмелем Мамашиной браги - ведь она знает, какая нежная птица залетела в ее тенета. Нежная, хоть он и прошел через столько битв. - В Низовье выжить, подобно местным жителям, Мрадхон не сумеет, и потому радость обладания светилась в глубоких глазах Мамаши, точно такая же, как когда она выставляла оловянные кружки или смотрела на своих мальчиков, взвешивая все и размышляя, на кого лучше возложить то или иное поручение.
      Мамаша содержала тайный притон - увешанный коврами и пропахший духами будуар, куда вела отдельная дверь и откуда вместе с винными ароматами и запахом доброго кррфа выходили с поручениями ее мальчики и девочки. Вис жил напротив притона этой разверстой адской пасти, и даже однажды был внутри, когда только-только заказал себе комнату. Мамаша настояла на том, чтобы выпить вина, и провела Мрадхона в "свой уголок", объяснив попутно правила игры и те преимущества, которые давало покровительство ее мальчиков. Мамаша предложила ему небольшую понюшку кррфа, сказав, что можно получить еще.