А теперь убирайся отсюда, "подруга"! Никогда тебе этого не прощу, дрянь такая! Можешь мне завидовать: я здесь имею дело с настоящими мужчинами, не хуже этого твоего мага, а не с какими-то сопляками!
      Меррикэт неуверенно встала и, повесив голову, отошла в сторону, но Рэндал ласково положил руку ей на плечо, и она поняла, что все делала правильно, что бы там ни говорила Шауме.
      А Рэндал, шагнув вперед, сказал, обращаясь к обеим девушкам:
      - Послушайте обе - и ты, Шауме, и ты, Меррикэт: настоящие друзья в нашей жизни встречаются слишком редко, чтобы бросаться ими по пустякам. И ты должна знать, Шауме, что Меррикэт вела себя храбро и всеми силами старалась тебе помочь.
      А ты, Меррикэт, учти, что подруга твоя сейчас нуждается в особом понимании и сочувствии. Это действительно очень важно - то, что девственная кровь была пролита в Санктуарии нынче ночью и при таких обстоятельствах. Помни, Шауме: все, что я тебе только что пообещал - деньги, услуги по-прежнему в силе. Можешь сейчас ничего мне не отвечать, если не хочешь. Но окажи небольшую услугу: мне совершенно необходимо знать, известен ли нам человек, что дал тебе золотой, кем бы он ни был - другом или врагом.
      Глаза Шауме встревоженно расширились и застыли, как у бродячей кошки, которую застали врасплох. Меррикэт очень опасалась, что сейчас подруга спросит Рэндала, кого это он имел в виду, говоря "нам", но Шауме не спросила.
      Она вообще не сказала ни слова. Закутавшись в одеяло, чтобы прикрыть наготу, она вскочила с постели. Кровавое пятно на простыне свидетельствовало о том, что здесь произошло ночью, и о том, что Шауме вела себя достаточно храбро.
      Шауме судорожно собирала разбросанную по комнате одежду, но подбородок ее был горделиво вздернут, и глаза смотрели надменно. Меррикэт вдруг пришло в голову, что это, должно быть, все-таки Зип пришел сюда ночью и сделал Шауме женщиной, но тут ее подружка промолвила:
      - Он называет себя Пастухом.., что-то в этом роде... - Она одним движением плеч накинула на себя платье и выхватила у подруги золотую монету. - И он мне не только этот золотой дал - куда больше! - Глаза ее сверкали.
      Меррикэт сползла с постели, попятилась неловко и налетела на Рэндала; она совершенно не чувствовала собственного тела, руки и ноги, казалось, одеревенели. Вглядываясь в лицо мага, она тщетно искала там утешения.
      Но Рэндал лишь едва заметно покачал головой, а Шауме метнулась к двери, объявив, что "намерена спуститься вниз и вкусно поесть и выпить в честь праздника".
      Когда они остались в комнате одни, Рэндал вздохнул:
      - Ну конечно, ПАСТУХ! Клянусь Священными Книгами...
      А знаешь, Меррикэт, единственным человеком, кто в данной ситуации совершил действительно доброе дело, была ты. Добро и в дальнейшем будет исходить от тебя. Ты должна помочь своей подруге, даже если она вовсе не будет понимать, что и зачем ты делаешь. Для этого тебе понадобятся все твои силы и умение, да и моя помощь не помешает. Ты к этому готова?
      Силы, умение... Никаких особых сил, а тем более умения у нее нет. Зато они есть у Рэндала! И Шауме действительно нуждается в ее помощи. Ведь та кровь, что пролилась нынче ночью, была кровью жертвенной, это один из илсигских ритуалов, только Шауме этого не знает и не понимает, что отныне неразрывно с ним связана. И в этом в известной степени есть ее вина, Меррикэт!
      Меррикэт заметила, что Рэндал взял со стола серебристую трубку и нежно ее погладил. Затем он взглянул на Меррикэт и предложил ей свою руку.
      Значит, она ЧТО-ТО все же сделала как надо!
      - Разумеется, я помогу Шауме! Даже если б я и не хотела ей помогать, ученики ведь обязаны подчиняться своему наставнику, верно? Не беспокойтесь, дорогой Учитель. Я сделаю все, что вы скажете.
      И она рука об руку с Рэндалом покинула Дом Сладострастия и вернулась в Гильдию Магов - в свою комнату.
      ВОТ ТАК ВЛИПЛИ!
      К.С. УИЛЬЯМС
      Серпантин, местами вымощенный булыжником, вился через весь Лабиринт, напоминая змею. На одном ее конце находился самый вонючий и пользующийся самой дурной репутацией кабачок Санктуария - "Кабак Хитреца". С тех пор как несколько лет назад умер настоящий хозяин этого кабачка по прозвищу Хитрец, никто не знал, кому он теперь принадлежит, но заправлял там Ахдио, огромный детина в кольчуге и весьма сомнительного происхождения. Впрочем, у большей части обитателей Лабиринта происхождение было весьма сомнительное.
      Справа от "Хитреца" в глубь квартала вела темная, узкая улочка, весьма грязная и неприветливая, известная среди местных как улица Проказ Странного Берта. Там никто не жил и жить не собирался. Слева от "Хитреца" была Кожевенная улица, пошире и посветлее, но вонь там в жаркий день стояла такая, что способна была свалить с ног даже закаленных жителей Низовья.
      На Кожевенной улице, через три квартала от "Хитреца", располагалась дубильня Зандуласа, человека веселого и добродушного. Вот только мылся он редко.
      Зандулас снабжал необходимым сырьем клееварню Чолландера, находившуюся по соседству. Владелец клееварни, которого друзья называли просто Чолли, изготавливал самые лучшие в городе клеи и замазки и всегда только из самых высококачественных материалов: древесной смолы, протухшей рыбы, копыт и костей животных, непригодных более ни для чего другого, муки, кислот и некоторых других химических веществ. В ход шли также трупы людей.
      Каждую ночь в Мире Воров кто-нибудь умирал насильственной смертью. Порой это действительно были несчастные случаи, порою же "несчастные случаи" были тщательно подготовлены; а иногда убийство совершалось явно преднамеренно. Убитые чаще всего так и оставались лежать там, где упали или были сбиты с ног - в одном из темных закоулков. Многие из этих людей вели жизнь совершенно бессмысленную и никчемную. Во всяком случае, ими и при жизни-то никто не интересовался, а после смерти они и вовсе признавались никому не нужными и поступали в распоряжение клеевара, имевшего на это специальную лицензию, выданную губернатором. Вместе со своим учеником Чолли каждое утро отправлялся собирать трупы тех, кому прошлой ночью не повезло в уличных стычках, и, надо сказать, приносил этим обществу немалую пользу. Впрочем, он ни за что не положил бы в свою телегу труп человека, явно скончавшегося от какой-то болезни. Таких он оставлял городской похоронной службе.
      За приличное вознаграждение Чолли можно было также вызвать на дом.
      Собранные трупы в мастерской сперва раздевали догола, а затем расчленяли и сдирали скальп. Найденное имущество тщательно сортировали. Скальп переходил в распоряжение изготовителей париков; одежда, кожаные доспехи и оружие перепродавались знакомым старьевщикам, а золотые зубы и драгоценности - ювелирам. Вытопленный жир с удовольствием покупали мыловары. Высушенные кости использовались в качестве топлива - под огромными котлами в клееварне постоянно горел огонь.
      Но все это приносило лишь дополнительный доход; основным же продуктом и товаром здесь был клей. Впрочем, у Чолли никогда ничего даром не пропадало.
      ***
      Чолландер проснулся от того, что жена довольно-таки сильно ткнула его локтем в толстый бок. Издав протяжный стон, он перевернулся на живот и попытался было заползти поглубже под теплое шерстяное одеяло, но тут же последовал второй удар локтем:
      - Вставай. На работу пора!
      - Да-да, дорогая, встаю, - пробормотал он.
      Маленькая пестрая кошка Пышка, громко мурлыкая, тут же прыгнула ему на ноги. Кошка была типично помойная, но очень, яркой раскраски - рыже-черная пятнистая спинка и белые грудь, лапки и живот. Чолли - любя, разумеется! частенько называл ее самой безобразной кошкой в Санктуарии. Вот и сейчас он взял ее на руки, нежно погладил и посадил в изножье кровати.
      Затем осторожно выполз из-под одеяла, натянул вылинявшую черную рубаху и подпоясался широким ремнем, на котором висели ибарский кинжал и боевой топор. Топором Чолли пользовался для расчленения трупов и рубки дров. Надев прямо на босу ногу мягкие сапоги до колен, он сунул за голенище правого сапога еще один нож, набросил на плечи куртку из толстой кожи со вделанными в нее металлическими кольцами, а на руки надел нечто вроде наручных лат кожаные нарукавники, вываренные в воске. Все это он проделал, не зажигая света, чтобы Инидра могла снова уснуть. Поцеловав жену, он тихонько спустился вниз, на кухню.
      - Ну ладно, хватит тебе, надоеда, - мягко оттолкнул он ластившуюся к нему кошку. - Между прочим, приличные кошки сами должны добывать себе пропитание.
      Он покормил кошку мелко порезанным мясом, а себе приготовил огромный бутерброд, засунув толстый кружок твердой копченой колбасы и увесистый кусок сыра между двумя ломтями черного хлеба, и принялся неторопливо завтракать, запивая еду вином, разбавленным водой. Пышка быстренько покончила с угощением и тут же принялась прихорашиваться совершенно по-женски, не обращая на своего кормильца ни малейшего внимания.
      Утро выдалось отвратительное. Обычно Чолли шел в мастерскую не торопясь, но сегодня лил такой дождь, что ему пришлось чуть ли не бежать. Мостовая была ужасно скользкой, а немощеные участки улицы превратились в грязные лужи. Дважды ему пришлось возвращаться и идти в обход. Слава богу, хоть пропитанные жиром сапоги и куртка почти не промокали.
      Отперев ключом огромный бронзовый замок на двери клееварни, он сунул ключ в карман и вошел. В передней части мастерской вдоль стен рядами, одна над другой, тянулись полки с глиняными горшками, помеченными различными символами, значение которых было известно только самому клеевару. У задней стены прямо перед второй, занавешенной дверью помещался огромный деревянный прилавок.
      Чолли постучал по прилавку рукой, и тут же кто-то откликнулся ему пронзительным голосом.
      - Вставай, Арам, вставай! - сказал клеевар. - И Замбара буди.
      Из-под прилавка, зевая во весь рот, выполз длинный тощий юноша лет шестнадцати, совсем еще сонный. Он долго потягивался, почесывая голову, покрытую густой куделью светлых волос, потом наконец поздоровался:
      - Доброе утро, хозяин! - и снова зевнул.
      Очнувшись ото сна, Арам прошел за занавеску в соседнее помещение. Здесь на кирпичном полу стояли четыре гигантских металлических котла и лежал запас топлива - дрова и Сухие кости. Здесь же на полках хранились - в сухом виде и в склянках - различные ингредиенты для изготовления клея. Посредине высилась мясницкая колода, а рядом - водяной насос. Отсюда еще одна дверь, тоже занавешенная, но значительно шире первой, вела в конюшню.
      Энкиду и Эши, два огромных серых коня с копытами размером с глубокую тарелку, спокойно стояли в стойлах, и рядом с Энкиду, в уголке, похрапывал под шерстяной попоной толстенький коротышка с оливковой кожей.
      - Эй ты, соня, вставай! Лысая Башка уже тут как тут, - принялся будить своего четырнадатилетнего помощника Арам. Но тот не просыпался, и Арам пнул его ногой.
      - Что, уже утро? - Замбар с ошалелым видом поднялся и принялся стряхивать с попоны солому. Потом свернул ее, повесил на перегородку между стойлами и стал выбирать солому из складок своей рубахи и густых иссиня-черных прямых волос.
      Мальчишки быстро перекусили хлебом и сыром и запрягли лошадей. К этому времени на улице лишь чуть-чуть посветлело: солнцу было никак не пробиться сквозь мрачные тучи. Гром гремел так, точно по булыжной мостовой катили пустую бочку, а молнии вспыхивали не зигзагом, а странными бледными пятнами и по всему небосклону одновременно. Было ясно, что река Белая Лошадь, конечно же, снова выйдет из берегов и размоет общие могилы - обыкновенные ямы, куда сваливали безымянные трупы тех, кто погиб при наводнениях или пожарах.
      Ледяные потоки дождя молотили по пропитанным жиром шкурам, заменявшим мальчикам плащи. Энкиду на дождь внимания не обращал и выступал как всегда гордо, явно довольный собой, а вот кобыле Эши погода чрезвычайно не нравилась, и она все время норовила повернуть назад, в сухое теплое стойло. Арам шел впереди, ведя коней под уздцы. Видно было плохо. Свернув в узкий темный переулок, он сказал:
      - Ага, один есть! На задворках "Хитреца" лежит.
      И он двинулся к покойнику. Свинцовая вода так и плескалась вокруг его пропитанных жиром сапог.
      - Клянусь бородой Отца Ильса! У него все еще кровь идет!
      - Может, мы ему чем помочь можем? - засуетился Чолли. - Может, он еще жив?
      - Нет, у него голова почти отрублена.
      - А ты никого не заметил? Убийца ведь может околачиваться где-то поблизости.
      Арам на всякий случай вытащил нож. Чолли, спрыгнув о козел, тоже вытащил свой длинный ибарский кинжал. Но никого поблизости видно не было. Задняя дверь "Хитреца" была предусмотрительно заперта на засов. Они поискали вокруг, но так никого и не обнаружили. И по улице ни один человек не прошел.
      - Не понимаю... Как мы могли его не заметить? - удивился Арам. - Это ж нужно просто колдуном быть!
      - Может, так оно и есть, - уклончиво ответил Чолли.
      ***
      Спрыгнув с козел, Арам, перепрыгивая через здоровенные лужи, побежал открывать ворота конюшни, и Чолли торопливо загнал свой фургон внутрь. Арам выпряг коней, тщательно их вытер, накрыл сухими попонами, притащил им сена и воды и только лишь после этого стал стаскивать насквозь промокший кожаный плащ. Пока он натягивал сухие кожаные рукавицы и фартук, Чолли раскурил трубку и проверил, чисто ли Замбар вымыл котлы и налил ли он в них воды. Мытье котлов было не таким уж трудным делом, но жена Чолли всегда была против того, чтобы он сам возился с котлами. "От тебя вонища на весь дом! ворчала она. - У меня даже волосы пропахли!"
      Вряд ли в Санктуарии можно было найти что-нибудь такое, чего бы Чолли действительно боялся и с чем так или иначе не был бы связан в силу своей профессии. Не боялся он ни колдунов, ни демонов, ни людей, ни богов, ни живых, ни мертвых. Встречаясь ночью с толпами призраков, вызванных в этот мир Ишад и Роксаной, он обычно старался обезглавить хотя бы несколько несчастных существ, чтобы они могли вернуться в свой мир мертвых, из которого их вызвали с помощью колдовских заклятий.
      Впрочем, не все они так уж хотели возвращаться. Один, например, бывший пасынок, спорил с Чолли почти целый час, утверждая, что отнюдь не мертв. У этой нежити даже хватило наглости вытащить короткий меч и угрожать клеевару! К счастью, выражение "живые и мертвые" было здесь ни при чем. Этот зомби был скорее ни живым и ни мертвым, и Чолли изрубил его своим топором на куски, доказывая, что тот не прав. После чего оживленный ведьмами пасынок умер уже окончательно.
      В фургоне набралось больше десятка мертвых тел. Пять трупов они подобрали на Улице Красных Фонарей и в ее окрестностях. Видно, ночка была бурная. Среди покойников было три женщины. Одну, пожалуй, можно было бы даже назвать хорошенькой, но красота эта была дешевой.
      - Вот видишь, - наставительно произнес Замбар, вместе с Арамом разгружая телегу, - что случается с теми, кто готов просадить все свои денежки в "Вертлявой Лили"?
      - Надеюсь, они, по крайней мере, успели получить то, за чем туда приходили, - засмеялся Арам. - Просто позор - умереть, не получив даже столь малого удовольствия.
      - Смотри, как бы в понедельник утром и тебя не привезла сюда наша "карета"! И уж никак не на козлах.
      - Ничего, в крайнем случае я сумею о себе позаботиться.
      - Только смотри, глистов от Эши не подцепи!
      - Пока что ни одного не подцепил. И потом от моих развлечений так не жиреют, как от твоих любимых сладостей! Через годик-другой посмотрим! Может, и тебе другие "лакомства" станут нравиться. Попомнишь тогда мои слова!
      ***
      - Идиот! - визжал в гневе Маркмор. - Дурак из дураков!
      Молодой человек со струящимися по спине длинными волосами цвета серебра, к которому, собственно, и была обращена гневная тирада великого волшебника, дрожал от страха, боясь поднять глаза на своего Учителя. Всего несколько лет назад его отец Мизраит был главным среди магов, не связанных путаными законами ранканской Гильдии, а Маркмор, сразу заявивший о себе в высшей степени дерзко, считался тогда мальчишкой - как в плане владения магией, так и по любым другим меркам. И тем не менее Маркмору удалось убить Мизраита в честном магическом поединке и тем самым доказать, что именно он самый могущественный из магов, следующих древней илсигской традиции.
      Правда, на какое-то время тогда ему пришлось затаиться - он даже сделал вид, что умер, и совершенно прекратил плести свои немыслимые заклятья, чтобы не оказаться втянутым в бесконечную череду убийств магов и богов, которой в последние годы от мечена была жизнь Санктуария. На самом-то деле Маркмор остался жив и теперь вернулся, твердо намереваясь вернуть себе потерянную власть и славу.
      - Н-но.., у меня не хватило времени, Учитель, - заикаясь, оправдывался Марип. - Только я успел перерезать посланнику горло, как по мостовой застучали подковы, я и решил на минутку исчезнуть, пока эти люди, кто бы они ни были, не проедут мимо.
      Но когда я вернулся, тела на месте не оказалось...
      - От тебя требовалось одно: снять с него амулет и убежать!
      А убивать его тебя никто не просил! Достаточно было его оглушить. Неужели так трудно сделать то, что тебе ведено?!
      Маркмор в гневе метался из угла в угол; его одеяние из ярко-красного сверкающего шелка с шуршанием мело мраморный пол. Короткие волосы и остренькая бородка мага были столь же черны, сколь черна была, похоже, сама его душа. Из-под кустистых насупленных бровей яростно сверкали аметистовые глаза.
      На какой-то миг он умолк, затем последовал новый взрыв гнева:
      - Ты хоть имеешь представление, насколько ценна эта игрушка? Причем ценна не только для меня, но для всех тех, кто не пожелал войти в состав Гильдии? И, уж конечно, тебе неведомо, что произойдет, если она, как это и предполагалось, попадет в руки к Первому? Видишь, какая опасность грозит теперь всем нам из-за твоего головотяпства? А?
      - Вижу, Учитель... Я думаю... - Марип съежился от страха.
      - Нет, Марип, ничего ты не видишь! А уж думать ты и вовсе не способен, и в этом твоя главная беда. Ты никогда не можешь представить себе последствий собственных поступков. Потому что, если б мог, ни за что не забыл бы об амулете. Нет, я порой просто в толк не могу взять, и зачем я взял тебя в ученики! А и в самом деле: зачем? Ну ладно, рассказывай подробно и с самого начала! - что именно там произошло. И если подобравший амулет не обнаружил пока, какое могущество заключено в этой безделушке, мы, возможно, еще успеем.
      - Я неотступно следовал за ним из одного кабака в другой, - начал Марип. - Клянусь кровавыми когтями Аргаша, пить этот тип умеет, ничего не скажешь! Наконец он очутился на Серпантине и побрел к "Хитрецу", но там было уже закрыто. Выпил он чрезвычайно много, но совсем не шатался, и я, спрятавшись неподалеку, выжидал удобного случая. К счастью.., а-а-апчхи! ох простите, я, должно быть, простыл вчера под дождем! - он остановился и повернулся к стене дома, чтобы помочиться. Тут-то я к нему и подобрался. Я нанес ему удар из-за спины, перерезав горло, но тут совсем близко послышался стук копыт и голоса по меньшей мере двух мужчин. Они приближались, и я, понимая всю невозможность своего спасения вместе с амулетом, решил, что сам-то амулет выглядит, как довольно дешевый медальон, а потому вряд ли кто на него позарится. Я исчез оттуда буквально на несколько минут, однако, вернувшись, тела уже не обнаружил.
      - Неужели ты никого не заметил поблизости? Совсем никого?
      - Так ведь лило как из ведра! Даже нищие и те попрятались...
      Нет, тело исчезло без следа - я уж искал, искал... А-а-апчхи!
      - Ты меня поистине удивляешь, Марип. Нет, правда! Итак, ты решил, что медальон выглядит слишком дешево, чтобы его захотелось украсть? Но ведь каждый ребенок знает: обитатели Лабиринта и Низовья способны украсть все что угодно, если только эта вещь накрепко не приколочена гвоздями! Нет, если б я не знал, что ты унаследовал от отца кое-какие таланты, я бы ни за что не стал с тобой связываться! Верно, подобные таланты заслуживают того, чтобы с ними повозиться, но предупреждаю: ты жестоко испытываешь мое терпение!
      - Но ведь не все еще пропало! Может быть, нам удастся обнаружить, у кого сейчас находится амулет...
      ***
      Первой покупательницей в тот день оказалась маленькая и хрупкая женщина, лицо которой было скрыто вуалью, а на густые каштановые волосы был накинут шарф. Одета она была, как горничная из богатого дома, но ее повадки свидетельствовали о том, что ей куда привычнее отдавать приказания, чем их слушать.
      Нервно озираясь по сторонам и явно желая убедиться, что, кроме нее, в лавке покупателей нет, она наконец спросила:
      - Это вы - Чолландер?
      Он кивнул.
      - Да, госпожа. Чем скромный клеевар может служить вашей милости?
      - Мне сказали, что вы подбираете.., хм...
      - Сырье, мадам? Для меня это всего лишь сырье. Да, разумеется. За небольшое вознаграждение мы готовы забрать все, что перестало быть угодно вашей милости. Сырье у клееваров служит для изготовления самых различных и весьма полезных вещей, однако мы всегда особо оговариваем один пункт: сырье должно быть готово к употреблению без какой бы то ни было дополнительной обработки. Вы меня понимаете?
      - Да. Вы упомянули о вознаграждении... Так вы это сделаете?
      Назовите вашу цену.
      - Конечно, сделаем, прекрасная госпожа! За десять золотых монет мы заберем любое сырье и по любому адресу, который, разумеется, впоследствии сразу забудем. А еще нам бы хотелось получить некоторый аванс... Или вас больше устроит, если мы запомним адрес и пришлем вам чек?
      К его удивлению, она спорить не стала.
      "Эх, надо было больше запросить!" - подумал он с сожалением.
      Женщина назвала адрес и собралась уходить, но Чолли ее окликнул:
      - Минутку, госпожа!
      И протянул ей глиняный кувшин. Она посмотрела на клеевара в замешательстве, но кувшин все-таки взяла.
      - Здесь же торгуют клеем, миледи, так что вам просто необходимо выйти отсюда с покупкой! - пояснил Чолли. - Тогда всем сразу станет ясно, зачем вы приходили.
      Ее лицо под вуалью побледнело.
      - Я об этом как-то не подумала...
      - Между прочим, этот клей исключительно хорош для ремонта фарфора и керамики. Он просто чудо способен сотворить, если у вас разобьется какое-нибудь блюдо!
      Когда посетительница торопливо удалилась, держа кувшин с клеем так, чтобы всем было видно, из-за занавески в проеме задней двери вынырнул Замбар.
      - И почему это, хозяин, вам обязательно нужно, чтобы мы подбирали только уже готовые трупы? Разве вам не выгоднее было бы иногда самому "изготавливать" их? Уж конечно же, вам тогда бы больше платили!
      - Больше, конечно, да только я бы таких кровавых денег в жизни не взял. Видишь ли, парень, я каждый день имею дело со смертью, да только Ей-то ничего при этом от меня не достается, я число мертвых не умножаю. А уж если людям угодно друг друга убивать, мне их остановить не под силу. Но будь я проклят, если стану делать это за них!
      Если учитывать несчастные случаи, связанные со строительством городских стен и последствиями ведьминых происков - пожара и наводнения, дела у Чолландера шли совсем неплохо.
      Работники, нанятые Кадакитисом, купили у него целый фургон самых различных материалов. По крайней мере, теперь новый налог тратился именно на то, на что его и собирали, то есть на строительство стен, а не для наполнения кошелька принца-губернатора.
      В своей личной жизни Чолли с магами никак связан не был, но это отнюдь не мешало ему иметь с ними деловые отношения.
      Один явился к нему в поисках подходящего человеческого черепа, другой - тощий и долговязый, с седой шевелюрой и бородой, но странно молодым и бодрым голосом - интересовался фалангами пальцев. Они и понятия не имели, что подобные "сокровища"
      Чолли извлекал из кучи старых сухих костей, служивших топливом.
      Третий, подающий надежды молодой чудотворец, искал некую "счастливую руку" Выслушав его, Чолли молча ушел в заднюю комнату, оттуда донесся негромкий треск, и через минуту волшебнику была вручена чья-то отломанная кисть левой руки.
      Одним из последних к нему приходил какой-то шарлатан - по-настоящему могущественные волшебники не нуждались в подобных "вспомогательных средствах", - желавший получить настоящую человеческую кожу, причем целиком. Чолли тут же отослал клиента к соседу, Зандуласу, зная, что дубильщик потом с удовольствием выплатит ему его долю.
      Когда клиентов не было, Чолли наблюдал, как работают его ученики, которым тоже здорово доставалось, ведь все тела нужно было раздеть догола, а снятую одежду и прочие найденные на теле предметы аккуратно разложить по кучкам. Самой маленькой всегда оказывалась та, куда складывались деньги. Ребята у него работали честные, хотя Чолли прекрасно знал, что кое-какие медяки они все же припрятывали - он и сам так поступал, когда был учеником у старого Ши Хана Двупалого.
      Поставив Замбара за прилавок, Чолли вместе с Арамом принялся за самую неприятную часть работы - нужно было снимать скальпы, выпускать из трупов кровь и расчленять их. Наконец куски плоти с соответствующими добавками были погружены в котлы и закипели, а Чолли, удовлетворенно вздохнув, велел Араму:
      - Потом, когда время будет, отнесешь бочки с жиром Ре Шингу Мыльнику. А мне в обход пора.
      Странно, но шея у него сзади чесалась так, словно кто-то упорно смотрел ему в затылок. Чолли почесал ее и двинулся в путь.
      Он всегда начинал обход с мастерской, где изготовляли парики. Здесь хозяйкой была Шамара, в юности отличавшаяся поразительной красотой. Она и сейчас еще была красива, но это была красота совсем другого рода - скорее даже не красота, а ощущение тепла, исходившего от этой доброй душевной женщины.
      Пока Шамара осматривала скальпы на предмет прочности и качества волос, они с ней немного поболтали. О цене сговорились быстро: три серебряные монеты, восемь медных и один поцелуй.
      - Чего не сделаешь ради удачной сделки! - засмеялась Шамара и прильнула к его губам, скрытым под вислыми усами. Меж ними никогда не было страстной любви, но кое-что, не передаваемое словами, все же было. - Ну все, довольно! С тобой я снова чувствую себя глупой девчонкой - стыд-то какой на старости лет!
      Всю дорогу до мастерской Марка-оружейника Чолли насвистывал веселую мелодию. Марк торговал по большей части всякой старой рухлядью, но встречалось у него и приличное оружие - в основном его сбывал оружейнику Чолли. Самые лучшие вещи Марк продавал своим любимым клиентам, а кое-какие клинки оставлял себе. И всегда у него в груде всякого хлама можно было найти что-нибудь интересное.
      Обедал Чолли обычно в компании Фертвана-монетчика, который оставлял приглядеть за своей лавкой, а заодно и за фургоном клеевара своего племянника Хейзена. Сегодня приятели ре шили съесть по куску мяса и выбрали тихий столик в харчевне "У шута", где на вертеле жарилась часть разрубленной туши.
      - Прошлой ночью нашел что-нибудь интересное? - спросил Фертван, прихлебывая пиво.
      Чолли ответил не сразу. Ему снова показалось, что за ним кто-то шпионит. Но кто? И почему? Он задумчиво почесал шею.
      Вроде бы в его сторону никто даже не смотрит, но он, черт побери, уверен, что шея чешется неспроста!
      Чолли сделал вид, что хочет почесать лодыжку, и сунул руку под стол на самом деле он проверял, на месте ли нож, который он обычно совал за голенище. Нож был на месте.
      Приятели вкусно поели, вернулись в лавку Фертвана и оживленно просплетничали еще часа два. А когда Чолли, попрощавшись с монетчиком, выходил из его лавки, шея у него опять зачесалась. И, пожалуй, еще сильнее. Хуже всего было то, что никаких преследователей он так и не сумел обнаружить, хотя чувствовал: они где-то рядом! Но с какой стати кому-то его преследовать?
      Жаль, нельзя поговорить по-хорошему, как прежде, с Ганнером, сыном Лало! Ганнер был убит обезумевшей толпой во время Чумного бунта. Чолли очень любил этого приветливого юношу и короткие беседы с ним. В дверях ювелирной лавки вместо Ганнера его встретил теперь сам хозяин, Гервик; он все еще носил в знак траура терновый ошейник и черную повязку на рукаве.
      - А, Чолли! Рад тебя видеть! Ты покупать или продавать пришел? По-моему, у Инидры день рождения скоро? Если не ошибаюсь, на следующей неделе?
      - На следующей, точно. Да только она до сих пор даже не намекнула, чего ей больше хочется. Хотя обычно она именно так и делает. А может, намекнула, да я не понял.
      - А ты купи ей у меня какую-нибудь хорошенькую вещицу - точно не ошибешься. Есть кое-что новое... Вот, взгляни-ка. Недорого возьму...
      - Не сегодня, Гервик. Время пока терпит - вдруг она все-таки намекнет. А я вот что... я тут тебе кое-что показать хочу...
      И Чолли вытащил из кармана аккуратный тряпичный сверток. Там оказалась целая пригоршня блестящих украшений - по большей части всякая дешевка, медный грош за пару, но были и довольно красивые стразы, разумеется, подороже, а также две золотые булавки с настоящими самоцветами и увесистый золотой медальон, покрытый странными письменами.
      - Где ты взял это? - удивился ювелир, беря медальон в руки. - В высшей степени необычная вещица! Я таких прежде не видывал. И ведь чистое золото! Жаль, прочитать ничего нельзя.
      Но вещь точно не из Ранке и не из Илсига. Да и на бейсибскую работу непохоже - я их мастеров хорошо знаю. Будь эта штуковина на вид подревнее, я бы предположил, что ее в Энлибаре сделали.
      - Ладно, спасибо тебе, теперь и я вместе с тобой вдоволь на нее нагляделся, - сказал Чолли. - И так она меня заинтересовала, что я, пожалуй, пока оставлю ее себе. Как ты думаешь, сможет кто-нибудь прочесть то, что на ней написано?
      - А ты сходи к Синабу. Уж если он не сможет, тогда не сможет никто.
      Итак, Чолли отправился в лавку древностей, принадлежавшую Синабу, которая была недалеко, на той же улице. Размалеванная синей краской дверь ее означала, что хозяин лавки находится у кого-то под покровительством и платит за это. Сам Чолли никогда никому за "покровительство" не платил и клялся, что никогда в жизни делать этого не будет. Он открыл дверь, и над дверью тут же звякнул колокольчик, возвещавший о появлении покупателя.