ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Шадиман снова развернул пергамент, внимательно просмотрел приготовленный для амкаров капкан, спрятанный в глубины холодных строк, но подписи Луарсаба не было.

Первый раз правитель потерпел поражение: Луарсаб не утвердил нового налога на амкаров… Средства для содержания двора? А разве Моурави недавно не наполнил царскую казну? И потом надо послать гзири проверить управляющих в личных владениях царя Картли. Почему-то князья от хозяйства богатеют, а царь беднеет!

Шадиман взволнован. Донос? Но кто проник в дела главного правителя Картли? Блеск, роскошь царского замка, тайные подарки Стамбулу… связь с атабагом… расточительность Гульшари, жадность царицы… Что еще? Все! Политика, лазутчики во всех странах, послы, подношения, милости могущественным князьям… Ни один придворный не желает тратить средства на личные нужды.

На западной стороне замка еще больше неприятностей: сухость Луарсаба, торжество врагов… Гульшари бросилась к царице…

На все ласковые расспросы царицы Луарсаб упорно молчал.

Однажды Нестан послала Иесэ справиться о здоровье Тэкле, и вот присланный подарок — подушка для ног, вышитая возлюбленной тонким золотом и нежными шелками. Луарсаб, не отрываясь, смотрел на бисерного беркута, радостно думая о прикосновении пальчиков Тэкле, и взволнованно пошел к царице.

— Жениться? Давно пора. Кем пленился, греческой или имеретинской царевной?

Луарсаб произнес имя любимой.

Сначала Мариам не поняла. Несколько раз повторенное имя Тэкле Саакадзе проникло наконец в сознание. Мариам безмолвствовала, на бледном лице застыли изумленные глаза.

Позвав Нари, Луарсаб резко хлопнул за собою дверью.

Пораженная холодностью сына, Мариам послала за Шадиманом. Царедворец рассмеялся: цари в Грузии не женятся без одобрения высшего Совета светлейших… Больше надо беспокоиться о странном поведении неизменно нежного сына.

Царица поспешила в покои Луарсаба: она не поняла шутки, но зачем сердиться?

Луарсаб холодно посоветовал на превращать в шутку любовь, равноценную трону.

Царица рассердилась: где видел Луарсаб царя, женатого на простой азнаурке? Если нравится такая, разве нет иного способа приблизить?

Луарсаб гневно заявил: даже матери он, царь, не позволит оскорблять невесту.

— Невесту? А разве светлейшие уже дали согласие на брак?

— Мало забочусь. Светлейшие и даже близкие люди не спрашивают моего согласия, когда потихоньку собираются обсуждать свои дела…

Царица побледнела. Луарсаб пристально смотрел на пальцы, нервно перебирающие четки. «Говорить, — думала Мариам, — значит выдать себя».

— Видишь, в ваши дела я не вмешиваюсь, очевидно, из расчета не давать повода вмешиваться в мои…

В замке наступило затишье, предвещающее бурю. Луарсаб небрежно спросил Баака, по-прежнему ли уверен князь в охране? Начальник метехской стражи насторожился: тотчас скрытно проверил стражу, добавил из верных людей телохранителей и, кроме обычных, расставил еще тайные посты.

Приехавшему на Совет Саакадзе, улучив момент, Луарсаб шепнул:

— Найди предлог стянуть к Тбилиси верные трону войска.

На ближайшем совещании, созванном Шадиманом по поводу посольства в Иран, Саакадзе обратился с просьбой к царю сделать смотр перестроенным по персидскому образцу дружинам. Просьба никому не показалась странной, даже прозорливый Шадиман был введен в заблуждение скучающе-вежливым ответом Луарсаба: хотя он вполне доверяет своему Моурави, но рад будет вместе с князьями посмотреть затею полководца. Когда Моурави думает устроить смотр? Через две недели? Дорогой Шадиман озаботится приглашением всех князей.

Георгий еще раз убедился в хитрости и ловкости двадцатитрехлетнего царя. Никому, даже Баака, не открыл Луарсаб задуманного.

Зураб с момента возвышения Саакадзе находился при войсках, изучая военную тактику Великого Моурави. Любимый ученик быстро усвоил стратегию великого полководца. Через много лет Саакадзе горько пожалел об этом…

Встревоженный озабоченностью Моурави, Зураб вместе с «барсами» расположил дружины с расчетом на быстрое окружение Метехи.

По желанию царя князья перед смотром собрались в посольском зале. Бартом расположился с писцами позади трона. В зале смолкли голоса. Луарсаб поднялся.

Он ни в чем не хочет нарушать обычай, напротив, считает долгом не только светлейших посвятить в задуманное…

Шумное одобрение подхватило последние слова… Жениться? Царь поручает князьям выбрать невесту?

— Нет, князья, я сам нашел будущую царицу и жду вашего восхищения.

— Князья давно восхищаются мудростью любимого царя… Неужели имеретинская царевна? Нет? Значит, Шадиману удалось сватовство греческой Елены?

— Нет, князья, я женюсь на прекраснейшей из прекрасных, чей ум и красота достойны делить со мною трон… Будущая царица — Тэкле Саакадзе, сестра героя, спасшего Картли от гибели в Сурамской долине…

Зал оцепенел. Даже Шадиман потерял дар речи.

Луарсаба не удивило настроение князей. Он украдкой взглянул на бледного Саакадзе.

Встал, задыхаясь, Баграт:

— Царь, никто не сомневается в твоем вкусе, но… женитьба царя — женитьба царства. Поэтому выбор неизменно принадлежит старейшим, царской крови…

— Такое не нарушал ни один царь из Багратидов, — прохрипел Амилахвари.

Князья возмущенно убеждали царя отказаться.

— Уж не хочет ли царь Картли стать посмешищем не только Грузии, но и магометан! — кричал Симон.

— Посмотрю, кто рискнет смеяться над Луарсабом Вторым.

Сабля угрожающе качнулась. Князья едва сдерживали ярость. Баака скользнул в дверь. Плотной стеной сошлась стража, телохранители неслышно придвинулись к трону.

Напрасно Шадиман призывал князей спокойно обсудить тяжелое дело: не слыша друг друга, они выкрикивали просьбы, мольбы, угрозы.

Что можно противопоставить переживаниям Моурави? Гибель Димитрия Самопожертвователя? Поражение железного потрясателя земли Баязета? Трагедию Александра Кахетинского?

Саакадзе наконец, пришел в себя. Он сжал рукоятку шашки. Неслыханное возвышение. Брат царицы Картли!.. А дальше?.. Раскрытая пропасть, поглощающая все его начинания, друзей, приверженцев, тысячи крестьян, сестру… Разве тавади смирятся? Такой поступок не прощают царю. Значит, начало кровавой распри? А если страсть Луарсаба остынет? Тогда? Монастырь? Нет, смерть! Смерть наполовину сделанному… Все отдать за изменчивую страсть царя? Нет! Пусть лучше под обломками страшной любви погибнет один… Или… или должна сейчас разбиться княжеская власть…

Неожиданно все руки угрожающе легли на рукоятки…

— Великий царь царей! Честь, оказанную мне, нельзя передать словами, пусть меч Моурави заменит слова… Но, великий царь, прости смелость: благородное желание неисполнимо. Князья правы! Подумай, царь, о распрях, о смутах! Не простят тебе светлейшие… На войне ты благосклонно выслушивал меня, и разве Моурави не отличался благоразумием? Пусть Тэкле прекрасна, но разве цари вправе отдаваться влечению сердца? Откажись, царь, ради Картли пожертвуй изменчивой любовью…

Изумленно слушали князья Великого Моурави.

Андукапар шепнул Шадиману:

— Хитрый плебей, — и громко добавил: — Разве Саакадзе не был подготовлен к неслыханному подарку?

— Нет, и я не вижу желающих похвастать доверием царя в этом «тяжелом деле», — насмешливо бросил Георгий.

Действительно, кроме злобы, Шадиман переживал мучительное унижение: «железную руку» провели, как мальчика, и кто? Его же ученик.

— Царь не был откровенен, не надеясь на согласие князей.

— На согласие князей?! Разве я обязан просить вашего согласия?! Не является ли этот акт вежливостью царей? Разве князья, вопреки царскому желанию, не делают, что заблагорассудится? Как же вы смеете давать царю указания в его личном желании? Дипломатия? Но разве женитьба на имеретинской или кахетинской царевне не гибельна для Картли? Разве постоянные требования родственников вмешиваться в междоусобия, войны и споры не препятствуют развитию царства? И почему я один во всей Картли должен быть глупцом и лезть в рабство к беспокойным соседям? Почему Мирван Мухран-батони, несмотря на упорное желание Мамия, не женился на гурийской княжне?

— Почему? Разве новость, кого должен выбирать царь?

— Луарсаб Второй сочетается браком, с кем он желает, и докажет силу царской власти… А ты, Георгий, забылся: я могу возвысить и могу уничтожить… Как посмел со мной говорить, словно с неразумным юношей? Или дарованная власть давит голову? Так знай: на что пал взор Луарсаба Второго, то больше никому не принадлежит… Я напомню князьям время, когда цари носили корону без многочисленной помощи… Кому не нравится будущая царица, может оставить Метехи. Не боюсь! Уйдете в замки? Не дадите помощи в войне, бороться будете? Не боюсь! Сам рыцарь, сумею отстоять честь Багратидов… Кто против, пусть уходит, открыто хочу знать, сколько у меня друзей…

Луарсаб поднялся и гордо покинул бушующий зал…

— Унизить достоинство царя!

— Угрожать владетелям!

— Не допустим!

— Такого царя насильно надо учить!

— К оружию!

— Тише, тише, светлейший Баграт говорит!..

Луарсаб распахнул окно. Все поставлено на нарды… А вдруг порешат заключить в Кавту? Луарсаб вздрогнул, схватил шашку и рванулся к потайной двери.

— Посмотрим. Войско мое у стен Метехи, вскочить на коня и… дать волю дружинникам… Но Георгий с ними, неужели изменил? Нет! Этого не может быть, а если?.. Тогда я один против всех, и посмотрим, умею ли я быть царем.

— Тише, тише, светлейший Баграт говорит…

— Господин, княгиня за дверью ждет, слово имеет…

Сандро изогнулся. Андукапар поспешно, держась стены, вышел.

— Царица послала, предупреди… Луарсаб знает о совещании у Шадимана, все имена знает… потому войско собрал… Зураб у стен Метехи стоит…

Шершавое стекло светило настороженно. Андукапар отделился от изразцов и повернул в зал…

— Тише, тише, доблестный Нугзар говорит!..

— Довольно говорили! Нугзар словами не удивит, действовать надо!

Андукапар дернул тестя за рукав:

— Князь, умерь неуместный гнев… Мы в ловушке, предупреди Симона.

Шадиман качнулся. Так вот каков царь Луарсаб II!

— Уступить! Во всем уступить! Иначе через час в подземелье очутимся…

— А Мухран-батони, Эристави наверху ходить будут, — прошептал Андукапар. — Слышишь разговор Нугзара?

— Я тоже не хуже скажу — предупреди наших. Сражение сейчас проиграно, но это начало, конец за нами…

— Если кричать будем, серьезного решения не примем, и потом… Георгий, ты показал мужество, князья должны такое оценить, но… лучше, если без тебя обсудим…

Саакадзе направился к выходу. Баака чуть склонился:

— Друг…

— Уже распорядился, царский удар в тамбури откроет ворота.

— Пора знать царя, не изменит решения. Что можем сделать? Уйти в замки? Слышали, царь не боится… Слишком сильный, сейчас войском любим… Думаю, поддержкой шаха Аббаса заручился… Война с собственным царем? Что славного в такой войне? Потом… Заранее скажу, шах не допустит унижения царского достоинства. Должен откровенно заявить, хотя я и против неравного брака, но против царя не пойду. Еще некоторые могущественные князья не пойдут…

Луарсаб чутко прислушивался. Мягкий ковер заглушал нервные шаги. Он твердо решил защищать свое право на звание независимого царя.

— Тише, тише, Шадиман говорит…

Луарсаб оглянулся.

Нестан белее облака…

— Прости, царь, за смелость, но почему не принимаешь мер? Разве от крика князей не дрожат стены? Разве шакалы доброе замышляют?

— Я все предвидел… Но я докажу Грузии, что достоин меча Багратидов.

— Кто смеет сомневаться? Но ты один против всех! Царь, они сейчас в твоих руках…

Луарсаб шагнул вперед, пристально, вглядываясь в горящие зрачки.

— Говори… Кто послал?

— Моурави… Не теряй лучшее время, через час может быть поздно…

— Поздно, Нестан?

— Царь! Царь! Сейчас все в твоих руках, можешь навсегда освободиться от надзора князей… будешь единым… Сейчас может случиться великое. За стеной стоят верные дружины, Моурави и Зураб ждут… Только ударь в медный тамбури, ворота откроются, ни один враждебный тебе князь не выйдет отсюда. Захватишь их владения, объединишь разрозненную Картли, укротишь князей… Царь, о мой царь! Не медли, именем Тэкле умоляю…

— Что говоришь? Тэкле будет любить предателя?!

— Не предателя, а повелителя, такой случай больше не повторится… Умоляю, ударь в тамбури, шире открою окно… О, если бы смела сама. Вот, вот молоток, возьми, царь, совсем легкий, каждый день таким ударом слуг зовешь… Возьми, царь, только руку поднять…

— Да, да, надо решиться. Избегну междоусобия, распри, мщения, брошу непокорных в подземелье и спрячусь за щит Великого Моурави…

— О царь, идет гроза! Молоток! Железный молоток! От него по всей Картли гул пойдет!..

Луарсаб судорожно сжал золоченую ручку.

«Один удар, сюда ворвется Моурави, и… я останусь один… Да, да, сейчас ударю по владетелям замков Картли… Кровавый Луарсаб Второй… предатель, заманивший князей на… на смотр войска, иначе они не приехали бы без дружин… Но тогда получу Тэкле. Тэкле — мое счастье, жизнь, слава!.. Мать! Да, она с Шадиманом… его первого надо убить… Убить всех, и сразу конец… Как великий шах Аббас — воткнуть шашку в рот первому советнику. Так погиб Муршид-Кулихан, возведший на престол Аббаса, так погибнет мой учитель, и я тоже останусь великим Луарсабом… Сразу конец… Как тяжела рука…»

— Скорее, скорее, царь, — задыхалась Нестан, — о, уже поднял руку. О мой царь! Вот, вот тамбури… Куда смотришь, царь? О, о, о… Рука опустила молоток. Мы все погибли! Сюда идут!

Нестан рванулась к стене.

Шадиман вошел радостной, легкой походкой.

— Могущественный царь, мне, доблестному Нугзару и Андукапару удалось сократить языки и руки сумасшедших князей… Ты должен простить… Привыкли, с древности пользуются правами вмешиваться не в свое дело… Пора знать: Шадиман не мог воспитать слабовольного царя…

— Шадиман, дорогой Шадиман…

Луарсаб весь дрожал, сгибались колени, к вискам прилипли мокрые волосы. Он нервно схватил голову Шадимана, осыпал лицо поцелуями. Вмиг отхлынуло пережитое… Опять все по-старому: хорошо, весело, без братской крови, без жестокостей к преданным князьям… Шадиман прав — нельзя сердиться, с древних времен привыкли… Этого следовало ожидать, не на русийской царевне женюсь.

Шадиман пристально смотрел на Луарсаба, на разорванный ворот куладжи и перевел взгляд на молоток, на прижавшуюся к стене мраморную Нестан… Да, уступить, во всем уступить, спасти власть князей, но последний ход в «сто забот» за нами…

— Царь, ты выронил молоток, может, хотел распорядиться приготовиться к смотру войска?

— Ты прав, дорогой Шадиман… Вот и Нестан просит разрешения княгиням присутствовать на смотру… Хорошо, Нестан, я доставлю тебе удовольствие видеть любимого Зураба в боевом вооружении.

Нестан гордо выпрямилась:

— Я видела любимого Зураба в боевом вооружении, когда князь, как и вся Картли, бросился на зов Моурави к Сурамской долине…

У себя в комнате Нестан, обессиленная, упала на ковер… Все кончено, все пропало! О, какой план у Георгия! Уничтожить противников, уничтожить власть враждебных князей, только царь, Эристави, Мухран-батони и Цицишвили… Она, Нестан, первая княгиня в замке, после царицы первая… Зураб вместо Шадимана… Нестан сжала пылающую голову… Все цари слабы, разве Луарсаб знает, что потерял? За Шадимана, словно малолетний за ленту матери, держится… Постепенно ее мысли приняли более тревожный характер… Царь Шадиману расскажет или сам начнет мстить. За… заговор, хотя бы и в интересах царя… Тогда изгнание? Ананури… Расстаться навсегда с Метехи, где выросла, где каждый камень дорог. Пусть Ананури — город владетелей Эристави, но разве там кипит жизнь? Разве там борьба за первенство? Нет, нет! Только бы не покинуть Метехи…

Она вздрогнула. Тихо стукнула дверь, вошел молодой князь Кайхосро, в руках — груда белых роз.

— Госпожа, царь приветствует прекрасную Нестан и просит принять розы в знак признательности…

Нестан радостно тряхнула золотыми кудрями: опять все по-старому — весело, легко, не надо думать… Все по-старому: без крови, без изгнания, опять в Метехи…

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Сначала тихо, придушенно ползли по дорогам, городам и деревням темные слухи. Неизвестные люди, таинственно оглядываясь, шептали страшные слова. Вначале от шептунов шарахались, потом стали испуганно прислушиваться.

На майданах шныряли мрачные старики:

— Люди, молитесь за царя, за Картли, большое несчастье идет.

Распустив седые космы, хитрые старухи поднимали к небу гнойные, слезливые глаза, грязными ногтями царапали шершавую грудь и жалобно выли. Вокруг «пророчиц» собирался народ.

— Вай ме, вай ме! Не будет больше сиять небо, налетела туча. Колдунья обнажила клыки, закружила свой глаз, подняла хвост, и дрожит от ее гнева Табакела. Вай ме, вай ме! Косматый каджи зашагал по уступам скал, блестит нагрудный топор, стучат алмазные зубы… Вай ме, вай ме! Крепко сидят на земле прислужницы колдуньи, напоили нашего светлого царя любовным напитком. Люди, люди, молитесь за нашего чистого ангела царя!

В церквах, монастырях неизвестные люди щедро оплачивали молебны за «здравие» царя. Неурочный колокольный звон тревожил беспокойным любопытством.

В духанах неизвестные люди щедро угощали всех желающих. Лились пьяные слезы, тяжело падали угрозы врагам возлюбленного царя.

— Не допустит народ ведьму овладеть сердцем доброго, как бог, царя. Разрушит народ козни колдуньи…

В придорожных духанах полубезумные мествире, дуя в гуда, выплясывали сумасшедшие танцы, призывали народ послушать о злобствующих чинках.

Уже громко причитают женщины, уже точат шашки мужчины, уже не смолкает колокольный звон. В переполненных церквах люди обливают слезами иконы, молят защитить царя от надвигающейся опасности.

Деревни вокруг Мцхета особенно наполнены тревогой. В первопрестольном Мцхета вдруг, от неизвестной причины вспыхнул пожар, в Сасхори пропало стадо овец, в Ничбиси задушены в люльках три младенца, в Дзегви женщина родила хвостатую тройню, а в Ниаби церковная стена треснула накануне Нового года…

Крестятся крестьяне, заслышав в ночи стук копыт.