Несерьезные размышления о жизни

      Не слышен бег воды в реке, крутятся лопасти колеса, вращаются жернова мельницы, перетирают зерна в муку, память в забвение. Тайны скользят по поверхности насыщенного раствора слез. Свинцовая жидкость смыкается над головой. Мерзкие чудовища покидают свои норы. Ненасытные раки пожирают плоть, обглоданные кости тихо опускаются на дно и тонут в иле. Кости... Бульонки... Геркулес с мясным бульоном... Собачьи консервы, на худой конец... Ну, когда же меня накормят?!
      Глава 18
      - Ха! - воскликнул Влад. - Уже интересно. Нельзя ли поподробней про клад?
      - Куда уж подробней, - буркнул дядя Осип. - Отец Митрофаний прибыл в наши края и привез свою артель для восстановления церкви. Рабочие уехали, примерно, месяц назад, а святой отец, я так понимаю, принялся прочесывать лес по квадратам. Женщина из Трофимовки, которая помогает Глаше по хозяйству, говорила, что он все время в лесу пропадает. Видимо, в этих странствиях он и обнаружил приют Убогого человека и поручил ему искать захоронку. Паренек этот производит жуткое впечатление огромным телом и несоразмерно маленькой головой, да и лицом страшен, вылитый Йети. Однако, существо безобидное. Он немой, но слух имеет. А на днях Божий человек принес мне пять золотых самородков. То есть, клад он нашел... Я правильно говорю, отец Митрофаний?
      - Да, все так и было, - покивал батюшка.
      Он уже пришел в себя. Ариадна отпаивала его крепким чаем.
      - Ага, так в чем же дело? Давайте сходим в гости к Йети и узнаем, где он золото добывает, - потер Влад руки.
      - Он живет возле омута в шалаше, но золота там нет, - остудил его пыл Федор.
      - А Вы, простите, откуда знаете? - удивился Аркадий Борисович. - Вы тоже кладоискательством занимаетесь или как?
      - Мы с Лизой ходили на поиски Гоши, когда тот пропал, и случайно наткнулись на место жительства Снежного человека.
      - Постойте... Снежный человек живет возле омута... Значит, Лиза, ты сказала мне правду, - Влад засновал между креслами и кадками с розовыми кустами. - Ты говорила еще об утопшем Мустафе и о скелетах, вываливающихся из шкафов. А я тебе не поверил, думал, бред обиженной барышни. Что за истории с Мустафой и скелетами? Кто-нибудь может рассказать?
      - Мустафа-татарин у Эммы Францевны конюхом работал, - пояснил дядя Осип. - И поработал-то всего ничего, и пропал. Его шапку и ватник за мостом нашли. Мы с отцом Митрофанием баграми в том месте шарили, но тела не обнаружили. Загадочная история... А про скелеты в шкафу я ничего не знаю.
      - Скелет из тайника в ореховом шкафу, который стоит в малой гостиной, я обнаружила. Он на меня упал, - сказала я голосом Красной Шапочки. - Батюшке срочно понадобился граммофон, и мы с Глашей спрятали останки под кровать в спальне Эммы Францевны. Все обернулись в сторону Глаши. Она дремала в кресле, прижав к груди пустой стакан. - Глаша, - тронул ее за плечо Аркадий Борисович. - Что Вам известно о скелете из орехового шкафа? Домоправительница подслеповато похлопала глазами и поерзала в кресле. - Не знаю я ничего. Мое дело маленькое, что сказали, то и делаю. - А что Эмма Францевна говорила про скелет? - Она попросила от него избавиться, чтобы не впутывать сюда милицию и общественность. Страдалец еще с незапамятных времен в тайнике шифоньера стоял, весь истлел. Мы к этому касательства не имеем. Барыня велела Галицкому закопать его где-нибудь. Он и закопал, а я ничего не знаю и не ведаю, - она поудобнее устроилась в кресле и прикрыла глаза.
      - А где Галицкий? - удивился дядя Осип. - Я его уже который день не вижу, и на похоронах его не было.
      Ему никто не ответил.
      - Глаша, подождите не засыпайте, - сказал Федор. - Вы знаете, где Галицкий закопал скелет?
      - Кажется, в ореховой роще, за полянкой с незабудками.
      - А кто его выкопал и куда дел?
      - Да-к, кто ж выкопал?! Божий человек, больше некому. Он там хозяин. Он его, скорей всего, к себе в омут пристроил, чтоб под рукой был...- и она засопела, нахохлившись, как воробей.
      - Что-то мне не хочется в гости к этому Божьему человеку, передернулась Ариадна. - Вдруг надумает и нас в омут пристроить, чтоб под рукой были.
      - От золота одни неприятности, желтый дьявол. Тьфу! - сплюнул дядя Осип. - Надеюсь, мы никогда не узнаем, где тот клад лежит. - Дядя Осип, Вы рассказали Эмме Францевне о самородках? - осмелилась спросить я. - Нет, деточка, не успел. - Я подумала, может быть, Эмма Францевна узнала про клад и хотела уточнить что-то. Вот и спускалась по боковой лестнице в направлении Вашей комнаты. - Что ж теперь гадать... - А вот, интересно, как по нашему новому законодательству, кому принадлежит клад, найденный на приватизированной земле? Кто-нибудь в курсе? - спросил Влад, и перебил сам себя: - И вообще, что будет с имением? Кому отойдет наследство? - Да, что ж тут гадать, - опять хихикнула, проснувшись, Глаша. Известно кому... Елизавете Петровне... А Вы, Федор Федорович, не промах, богатую невесту отхватили. Все повернули головы в мою сторону. Я забилась Федору под руку и приготовилась заплакать. - Откуда Вы знаете, Глаша? - спросил мой защитник. - В завещании все точно указано. Мы с Осипом самолично его подписали, аккурат в ту самую ночь, когда Эмма Францевна преставилась. - В котором часу вы его подписали? - взволновался Федор. - Ну, мы после кофия прибрали все. Гости сели играть в карты. А Эмма Францевна к себе направилась. Тут она мне и велела с Осипом подойти минут через тридцать. Мы в малую гостиную пришли, было самое начало двенадцатого. Барыня нам бумагу показала, все подписи и поставили. Эмма Францевна в конверт запечатала и Осипу на хранение отдала. Мы разом посмотрели на дядю Осипа. Тот кивнул в знак согласия. - Ну, что ж, пожалуй, самое время огласить завещание, - предложил Аркадий Борисович.
      Все, кроме меня, выразили одобрение.
      Дядя Осип очень быстро вернулся с белым конвертом, запечатанным сургучом. Аркадий Борисович прочистил горло и зачитал документ.
      Завещание Эммы Францевны претерпело некоторые изменения с тех пор, как я его видела. Уточнялось, что Елизавете Петровне Климовой отходило имение в Трофимовке вместе со всей обстановкой. Также прибавились имена еще трех наследников: внучатая племянница Полина Александровна Завьяловская получала на память наборную шкатулку для рукоделия, Владу бабушка завещала компьютер, а Федору - лошадь, которая до сих пор обитала в конюшнях Аркадия Борисовича.
      Ариадна, услышав, что ей Эмма Францевна оставила коллекцию фермуаров, разрыдалась. Отец Митрофаний трогательно отпаивал ее крепким чаем. Влад хохотал, как сумасшедший, а Федор сидел с вытянутым лицом и повторял одну и ту же фразу: "Вот это женщина!".
      Через некоторое время эмоции поутихли, мужчины вновь наполнили свои рюмки марочным коньяком, мы с Ариадной перешли на кофе.
      - Интересно, почему Эмма Францевна так поспешила с завещанием? Как будто, предчувствовала свою скорую кончину, - печально вздохнул Аркадий Борисович.
      - Мне кажется, что-то такое произошло в тот вечер, отчего она заторопилась, - предположил Федор. - Владимир, Ваш рассказ о партийных деньгах имеет какое-то касательство к Эмме Францевне?
      Тот пожевал нижнюю губу.
      - После того, как вы с Лизой застали меня в будуаре, было бы глупо отпираться.
      - Как Вы догадались, что она владеет анонимным счетом?
      - Мне сказала Лиза.
      Все уставились на меня. Я отрицательно помотала головой, ничего не понимая.
      - Ну, как же, Лиза?! Мы познакомились в Бадене, в гостинице, и Эмма Францевна показалась мне забавной старушкой из бывших господ... Полгода спустя я проводил одно журналистское расследование и с удивлением обнаружил, что моя знакомая бабулька - "божий одуванчик" раздает российским предпринимателям кредиты на такие суммы, что даже хваленый Международный Валютный Фонд побледнел бы. И тогда я вспомнил, что ты сказала в тот злополучный вечер в Бадене... Мне неловко говорить об этом, но ты, Лиза, была просто невыносима... Помнишь, ты ворвалась в мой номер, хотя я был... хм-м... не один, исцарапала моей гостье лицо, устроила в комнате настоящий погром, а потом заперлась в ванной и вскрыла себе вены осколком стакана. Мне пришлось взламывать дверь и вызывать скорую помощь. А когда я заматывал тебе руки полотенцем в ожидании доктора, ты плакала, и обещала рассказать, откуда у Эммы Францевны деньги, и раскрыть мне тайну анонимного счета. Я тогда не поверил тебе, думал - очередная ловушка экзальтированной дамочки, и отделался какими-то шутками... Ну, Лиза, не отпирайся!
      Влад взял меня за руки и повернул их запястьями к себе. Его брови поползли на лоб. Понятное дело, ведь, никаких шрамов на моих руках не было.
      - Как же так? - поморгал он ресницами. - Ведь я собственными глазами...
      - Влад, скажите, - отвлек его Федор. - Вы не просили Эмму Францевну спуститься вниз, чтобы обсудить... гм-м... некоторые вопросы, связанные с партийными деньгами?
      - Вы хотите спросить, не стал ли я причиной гибели Эммы Францевны? Нет, после кофе мы сразу сели играть, а Эмма Францевна пожелала нам "спокойной ночи" и поднялась к себе. Больше я ее не видел.
      - Она погибла между одиннадцатью и двумя часами ночи, - вклинился Аркадий Борисович. - Все это время преферансисты провели за столом в оранжерее. Никто ни разу не выходил. А если учесть, что Глаша и дядя Осип подписали завещание в начале двенадцатого, то получается, что мы, вчетвером, не можем быть свидетелями несчастного случая.
      - Позвольте уточнить, - сказал Федор. - Мы с Елизаветой Петровной вернулись с прогулки в половине второго ночи и поднялись наверх по боковой лестнице. Эмму Францевну мы не видели. Остается полчаса отпущенного Вами, доктор, времени на ее смерть. В эти полчаса я ничего не слышал, хотя светелка расположена рядом с роковым местом. Согласитесь, падение тела производит какой-никакой шум. И не забудьте о медном подсвечнике, который должен был звякнуть металлом... Дядя Осип, и Вы, Глаша, слышали что-нибудь подозрительное? - они переглянулись и покачали головами. - Вы, Ариадна, обратили внимание на лязгающий звук. Но боковая лестница расположена так далеко от оранжереи, что Вы не смогли бы его услышать. Отсюда получается, что Эмма Францевна имела возможность упасть только с парадной лестницы. Вопрос: каким образом ее тело к утру оказалось у бокового входа?
      Все молчали, переваривая услышанное.
      - А она не могла упасть с одной лестницы и доползти до другой в поисках помощи? - подала голос Ариадна.
      - Нет, - ответил доктор. - С такими травмами, как у нее, смерть наступает почти мгновенно.
      - То есть, кто-то перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую? Но зачем? - изумилась "Царица египетская".
      - Видимо, чтобы обнаружили не сразу, - предположил Влад. - Но кому это могло понадобиться?
      - Очевидно, тому, кто был заинтересован в ее смерти, - усмехнулся отец Митрофаний. - И я, кажется, знаю, кто это был.
      - Кто? - воскликнули мы хором. - Тот, кто получает наибольшую выгоду. А кто у нас после оглашения завещания приобретает больше всего? Елизавета Петровна! Все загалдели, я вскочила и собралась убежать, но Федор удержал меня за руку. - Елизавета Петровна не могла перенести тело Эммы Францевны на другую лестницу, так как мы все время были вместе. - Вы, Федор Федорович, в Лизу влюблены, посему вам веры нет, поправил очки батюшка. - Сообщник из Вас замечательный получается. Федор хотел ответить резкостью, но тут я подала голос: - Вы ошибаетесь, отец Митрофаний, по завещанию я получаю меньше всех наборную шкатулку для рукоделия. Я - не Лиза, я - Полина. Все опять повскакали, загалдели и долго не могли успокоиться. Даже Глаша пробудилась и по-птичьи водила головой, причитая: "Ой, что делается, ой, что делается". Потом страсти улеглись, все взяли по чашке кофе, и я рассказала в общих чертах о том, как попала в дом Эммы Францевны. - Вот дурак! - застонал Влад, обхватив голову руками. - Обвели меня вокруг пальца, как мальчишку. - Простите, а где же настоящая Лиза? - встрепенулся дядя Осип. - Думаю, Глаша знает. Без ее участия в этом доме ничего не происходит, - предположила я. - Померла она, померла, сиротинушка.
      Все оцепенели.
      - Как умерла? - не поверил Аркадий Борисович. - От чего?
      - Руки на себя наложила, целый флакон моей настойки из корня ландыша выпила. От несчастной любви. Вон к нему, - кивнула она в сторону Влада.
      Как по команде, мы развернулись в его сторону.
      - Что вы на меня смотрите! Я тут ни при чем. Мы с ней год не виделись!
      - Влад, что было в письме к Лизе, которое Вы передали через Галицкого? - нахмурился Федор.
      - Я предлагал ей деловую сделку: процент от моего гонорара за то, что она сообщит реквизиты анонимного счета. Это была бы бомба, серия разгромных статей об истории возникновения партийных капиталов, их судьбе и целях, на которые они используются. У меня договор в издательстве уже подписан, сроки поджимают... Теперь - все коту под хвост.
      - Где похоронили Лизу? - поинтересовался дядя Осип
      - За церковной оградой, как самоубийцу. В орешнике, у полянки с незабудками. Да только Божий человек и ее выкопал, да в омут спустил, я сама видела.
      - Господи, что ж за монстр, этот Божий человек! - воскликнула Ариадна. - Так, может, это он тут в доме похозяйничал, и тело Эммы Францевны на другой лестнице пристроил?
      - Нет, к тому времени он уже был мертв, - разочаровал ее Федор.
      - Как мертв?! - ахнул отец Митрофаний. - Не верю!
      - Напрасно. Мы с Лизой нашли его тело, когда в лесу гуляли в тот день. Боюсь, Вы, батюшка, теперь не узнаете, где лежит клад. Эту тайну он унес с собой.
      - Что с ним случилось?
      - Э-э... утонул.
      - Пресвятая Богородица! - закрестилась Глаша. - Вот страсти-то, сначала - Мустафа, теперь - Божий человек... Прямо мор какой-то... Знать, без нечистой силы не обошлось...
      В доказательство ее слов откуда-то сверху раздался протяжный, леденящий душу, вой.
      - Гоша! - ужаснулась я. - Он же с утра сидит в моей комнате некормленым!
      Мы с Федором в спешке покинули оранжерею. Уже у дверей зимнего сада я услышала, как Аркадий Борисович рассудительно ответил Глаше:
      - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
      Спасение утопающих - дело лап самих утопающих. Не стоит надеятся на помощь со стороны. Самому надо думать, постоянно оглядываться по сторонам, держать уши в рабочем положении и не расслабляться.
      Стоит на минуту потерять контроль, впасть в сладкую дрему, растечься по креслу мохнатым ковриком, как желтые глаза опасности выплывают из темноты, и зубастая пасть скалится в мерзкой ухмылке.
      Враг подстерегает под каждым кустом. Ты думаешь, что это безобидный одуванчик, а за мягкими пушинками скрывается хищная морда.
      Бди!
      Глава 19
      Сытый Гоша вперевалку топал впереди, а мы с Федором еле плелись сзади. Сами знаете, на ходу очень трудно целоваться.
      На дороге послышался шум мотора. Мы подошли к колоннам парадного входа как раз в тот момент, когда к дому подкатил скромный "Форд", и из него вышел Галицкий. Лев Бенедиктович был одет в ладно скроенный темно-серый костюм, белоснежную рубашку и при галстуке.
      - Простите, я опоздал, - извинился он, запирая машину. - Что, уже все разъехались?
      - Нет, самые близкие люди еще здесь.
      Действительно, вся компания сидела в оранжерее, никто и не думал расходиться, хотя время уже перевалило за полночь.
      Глаша внесла очередной поднос с бутылками и свежезаваренным чаем и кофе. Мужчины наполнили рюмки чем-то изысканно-крепким, дамы согласились на розовое вино.
      - Вы уже, наверное, немало хороших слов сказали в память Эммы Францевны, - качнул своей рюмкой Галицкий. - Давайте помянем женщину непростой судьбы, незаурядного ума и железной воли. Не ошибусь, если скажу, что ее смерть, так же как и жизнь, стала значительным событием для присутствующих здесь людей.
      Мы выпили, не чокаясь, и задумались. Не знаю, как остальные, а я силилась понять, на что намекал Лев Бенедиктович в своем прощальном слове.
      - Так мы отклонились от темы, - прервал молчание Аркадий Борисович. - Кто же перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую?
      - Тот, кто и устроил этот несчастный случай, - ответил Федор. - И я догадываюсь, как было дело. Давайте проведем следственный эксперимент. Прошу всех пройти к парадной лестнице.
      Все поднялись, запаслись горящими свечами и послушно проследовали в фойе. Федор жестом фокусника вынул свою трость из китайской вазы.
      - Смотрите, трость с круглым набалдашником. Если ее положить вдоль на одну из верхних ступенек... вот так... то нога непременно попадает на нее. Трость катится, и все, несчастный случай обеспечен. Эмма Францевна падает, подсвечник издает лязг, свеча ломается... Посветите, пожалуйста, здесь где-то должны остаться кусочки парафина... Ага, вот, - Федор что-то поднял со ступеньки. - Затем тело прячется в одной из комнат, куда редко заглядывают, например, в музыкальный салон. А когда все засыпают, труп переносится к боковой лестнице.
      - Зачем столько сложностей? Зачем переносить труп? - всхлипнула Ариадна
      - Ну, чтобы подозрения падали на всех обитателей левого крыла, а, впрочем, не знаю.
      - Но кто же это сделал?
      - Арифметика здесь простая, - задумчиво произнес Федор. Преферансисты исключаются. Остаются четверо: я, Полина, дядя Осип и Глаша. У Полины мотив шкатулочного размера, я Эмме Францевне жизнью обязан, остаются домоправительница и повар. У обоих нет алиби, и могут иметься веские причины для убийства. Дядя Осип, если Вы смогли доставить меня из флигеля в большой дом, то для Вас не составит труда отнести тело пожилой женщины к боковой лестнице.
      Все сделали шаг назад, дядя Осип остался стоять у ступенек в одиночестве.
      - За что ж ты меня так, сынок? - растерялся он. - Не мог я этого сделать. Я ж Эмме Францевне верой и правдой... Не жалея сил...
      - А что? Гостиница и ресторан "Националь" не один миллион стоят, подлил масла в огонь Влад. - В наше время и за меньшую сумму убивают.
      - Что ж ты, Осип, - хихикнула Глаша. - Али запамятовал, как говаривал: "Барыня мягко стелит, да жестко спать, кого хочешь к рукам приберет. От нее не убежишь, хоть живой, хоть мертвый". Может, надоело тебе на нее спину гнуть, а тут такой подходящий случай: завещание уже подписано. Ты и ускорил событие, а?
      Дядя Осип хватал ртом воздух, прижимал руки к груди и переводил отчаянный взгляд с одного участника следственного эксперимента на другого. Все осуждающе молчали.
      - Я вот что подумал, - сказал Федор. - Если бы дядя Осип нес тело Эммы Францевны, я бы услышал, у него поступь тяжелая... Кто у нас в доме ходит неслышно? Глаша.
      Все покосились на Глашу.
      - Господь с Вами, Федор Федорович, - махнула она рукой. - Нечто мне под силу поднять барыню, да донести ее до боковой лестницы?
      - Поднять - вряд ли, а вот волоком дотащить - это вполне вероятно. Помните, Эмма Францевна была в розовом атласном халате. Гладкая ткань легко скользит по натертому паркету.
      - Ой, шутник Вы, голубчик, напраслину на меня возводите. А палкато, на которой барыня споткнулась - Ваша.
      Все посмотрели на Федора.
      - Трость я потерял в лесу несколько дней назад. Вы, Глаша, часто в лес ходите. Вот, за Божьим человеком приглядывали. Наверняка, Вы ее и принесли в дом.
      - Все-то Вы придумываете! Как же я могу барыне зла желать. Мы с ней, почитай, всю жизнь рядом, как родные. И пожизненная рента - не бог весть что. Нет у меня этого... мотива.
      - Да, мотив... С этим у меня проблема. Давайте вспомним, что еще приключилось такого, отчего Эмма Францевна заторопилась написать завещание, переинформатировала компьютер и испытала острую необходимость спуститься вниз по парадной лестнице?
      - Мы занимались спиритизмом, - напомнила Ариадна. - Но ничего ценного дух нам не сообщил. Гоша устроил переполох. У Эммы Францевны разбился лорнет. А во время ужина она рассказала забавный случай из дореволюционной жизни.
      - Аркадий Борисович попросил меня поведать что-нибудь из архивов Бурцева-старшего, - добавил Влад. - Я говорил о партийных деньгах, об их загадочной судьбе, о книге на ту же тему, которая недавно вышла в печати.
      - Вы еще упомянули о добровольном помощнике, который готов раскрыть Вам тайну анонимного вклада, - уточнил отец Митрофаний.
      - Я имел в виду Лизу. Я все еще надеялся, что она вспомнит свое обещание и сообщит реквизиты счета... Но Эмма Францевна отрицала какое-либо свое отношение к партийным деньгам, сославшись на то, что все ее воспоминания - всего лишь отголоски работы в архивах музея Революции.
      - Эмма Францевна говорила правду, - раздался голос Галицкого, и все повернулись в его сторону. - Я тут расследование небольшое провел... Вы уж простите, Федор Федорович, сбежал я тогда... Так вот, за два дня мне удалось узнать кое-что интересное из биографий Эммы Францевны и Глаши. Барыня наша, действительно, немало лет проработала в музее Революции, тема ее докторской диссертации была: "В.И.Ленин во Франции глазами современников на основе мемуарных источников". В 1996 году она неожиданно подала заявление об уходе, не доработав до пенсии всего один год, и начала ссужать деньгами российских предпринимателей... Теперь о Глаше... Она также работала в музее Революции гардеробщицей и уволилась в том же году. Среди сотрудников Глаша слыла женщиной малоразговорчивой, однако, ходили упорные слухи, что она из семьи видных революционеров, погибших во время сталинских репрессий... Я покопался в ее документах и вот, что выяснил... Глаша родилась в 1935 году, видимо, в лагере, там какая-то сложная номерная аббревиатура. Ее мать проходила по статье "враг народа", однако имя ее везде замазано цензурной краской. В папке дела сохранился пожелтевший листок бумаги, анонимный донос. Неизвестный доброжелатель вспоминает лето 1911 года в Лонжюмо, и пишет, что все ценности, экспроприированные у мировой буржуазии, переправлялись куда-то на аэропланах, а отвечали за эту операцию некий Поэт и его любовница. Доносчик клялся, что ему достоверно известно, что эта женщина писала дневники, и указала в них, где спрятаны партийные деньги... Есть у меня подозрение, что Глаша нашла дневники своей матери, и из гардеробщицы стала миллионершей. А Эмму Францевну она использовала в качестве финансового директора, так как по своей малограмотности не знала, как связаться с зарубежным банком и возобновить работу анонимного счета.
      - А вот и замечательный мотив, - продолжил Аркадий Борисович. Влад намекнул на утечку информации через своего добровольного помощника, а Глаша подумала на Эмму Францевну, так как Лиза уже была мертва. И думаю, Глаша помогла ей покончить жизнь самоубийством с помощью своей настойки. Ведь именно она передала Лизе письмо от Влада, в котором тот просил открыть ему тайну счета.
      Все отшатнулись от Глаши.
      - Ну вот, на бедную Глашу все шишки валить, - теребила она концы своего головного платочка. - Коли нет других доказательств, так можно все выдумать про дневники и про убийство. Свидетелей-то - нет!
      - Я - свидетель, - сказал Лев Бенедиктович.
      Все опять обернулись к нему.
      - Я совсем засиделся в шкафу... Вы, Федор Федорович, в курсе... И когда услышал звон посуды в час ночи, решил прогуляться, посмотреть, в чем дело. С верхней площадки парадной лестницы в лунном свете мне было видно, как Глаша тащит по полу какой-то сверток. Вскоре она вернулась со свечой и обыскала ступеньки и пол фойе. Она подобрала обломок свечи и домашнюю туфлю с помпоном и скрылась в коридоре. Но мне и в голову тогда не могло прийти, что свертком было тело Эммы Францевны. Глаша, под каким предлогом Вы заставили барыню спуститься вниз?
      Не дожидаясь конца фразы Галицкого, Глаша сорвалась с места, и хромым вихрем понеслась к входной двери, распахнула створки и скрылась в темноте. Никто не шелохнулся, все застыли в каком-то столбняке. Один Гоша не растерялся, он бросился вслед за домоправительницей. Он радостно лаял и путался у нее под ногами, думая, что с ним играют в догонялки.
      На крыльце раздался короткий вскрик, Гоша замолчал. Мы очнулись от столбняка и выбежали к колоннам портика. Внизу, у ступеней лежала навзничь Глаша, ее пальцы судорожно царапали землю. Аркадий Борисович проворно спустился к ней и заглянул ей в лицо, приподняв голову.
      - Ну вот, - тяжело вздохнул он. - Еще один кандидат в богадельню. Машину скорой помощи в такое время суток вызывать - дело безнадежное в наших краях. Кто поможет отвезти Глашу ко мне в больницу?
      Вызвался Влад. Они с доктором аккуратно загрузили домоправительницу и уехали. Ариадна и отец Митрофаний побрели в деревню в домик при церкви. Дядя Осип ушел к себе, в надежде хоть чуть-чуть поспать. Галицкий предложил отвезти нас с Федором в столицу.
      Я решила захватить с собой шкатулку для рукоделия, которая стояла в будуаре Эммы Францевны на изящном столике. Сундучок имел внушительные размеры, стенки и крышку его украшала затейливая инкрустация из разных пород дерева и перламутра. Шкатулка была заперта, маленький ключик болтался, привязанный шнурком, на ручке. Федор поднял сундучок, удивился и сказал, что, судя по весу, рукоделием мне придется заниматься всю жизнь, а, может быть, и дольше.
      К моему дому мы подкатили уже на рассвете. Лев Бенедиктович помог нам занести вещи в квартиру. Федор с чувством пожал ему на прощание руку и сказал, что с большим удовольствием возьмет его к себе в отдел на работу.
      В квартире все было в порядке, никаких признаков потопа или других стихийных бедствий, которые обрушиваются на жилплощадь в отсутствие хозяев, не наблюдалось. Мы попили чаю, и острый приступ любопытства победил меня.
      В торжественном молчании, я отвязала ключик, повернула его в замке и откинула крышку шкатулки. Чего в ней только не было: кольца, ожерелья, серьги, броши, камеи и многое другое, применение которому трудно найти в повседневной жизни. Была там и ривера из черных бриллиантов, а на самом дне лежали мой паспорт с пустым квадратом вместо фотографии и компьютерная дискета.
      - Я, кажется, догадываюсь, что может быть на этой дискете, присвистнул Федор.
      - И что же ты думаешь по этому поводу?
      - Не было ни гроша, да вдруг - алтын.
      Один знакомый пудель по кличке Алтын утверждает, что варварский обычай приносить в дом срубленные елки, наряжать их игрушками и водить вокруг хороводы, связан с тем, что люди не до конца победили в себе мистический ужас перед явлениями природы. Украшая деревья и поклоняясь им, двуногие создания, тем самым, задабривают языческих богов. Слабые существа, они не понимают, что таким примитивным способом стихию не ублажить и счастья не выпросить!
      Глава 20
      Гоша сидел у окна и с интересом наблюдал за полетом снежинок. К утру обещали снегопад. Самая подходящая погода для встречи Нового года.
      В оконном фонаре стояла высоченная елка в шарах и лампочках, сохранившихся еще со времен моего детства. За бабушкиным обеденным столом, раздвинутым на полную мощность, сидели Аркадий Борисович, Галицкий, Ариадна, бывший священнослужитель отец Митрофаний, который в миру оказался Андреем, Влад с очередной фотомоделью, Федор и я. Со стороны кухни доносились рулады на тему арии Фигаро из "Севильского цирюльника" в исполнении дяди Осипа, и тянуло чем-то невообразимо вкусным.
      Диктор телевидения напомнил, что до полуночи осталось несколько минут.
      - Дядя Осип, идите скорей, шампанское сохнет! - гаркнул Федор, и у всех заложило уши.
      Повар примчался, на ходу снимая белый фартук и колпак. Стрелки на часах совместились, шампанское выстрелило и запенилось в фужерах. Все стали чокаться, кричать: "С Новым годом, с новым счастьем", обниматься и целоваться, особенно в этом усердствовали Ариадна и Андрей.
      Когда страсти поутихли, и гости выпили и вкусно закусили, дядя Осип поинтересовался:
      - Аркадий Борисович, как там Глаша?
      - Хорошо Глаша, меня уже узнает, лечим ее, уход приличный. Еще поживет.
      - А с Трофимовкой - что?
      - У Елизаветы Петровны родственница объявилась, откуда-то из Твери. Бойкая дамочка, думаю, она имение в свою пользу отсудит.
      - А как поживает моя лошадь? - заволновался Федор.
      - И с лошадью все в порядке. Конюх у меня хороший, с пониманием, не то, что Мустафа.
      - Интересно, что же случилось с Мустафой, - вздохнул дядя Осип.
      - У него все в порядке, он встречает новый год в кругу друзей, ответил Федор.
      Он насладился нашим изумлением и вышел в коридор, бросив: "Я сейчас". Вернулся с шапкой-ушанкой в руках, нахлобучил ее по самые глаза, зыркнул исподлобья и буркнул: "У-у, Шайтан".
      Я ойкнула и расплескала шампанское, Галицкий уронил вилку, а дядя Осип не донес до рта тарталетку.
      - Федор, как же так? - пролепетала я.
      - Все очень просто, - принял он свой привычный образ и уселся рядом. - После того, как Лиза позвонила мне и озадачила призывом о помощи, каюсь, я долго сомневался в срочности вызова. Потом стал обзванивать знакомых и выяснил, что Лиза уже год ни с кем не поддерживала связи и, вообще, куда-то пропала. Я навел кое-какие справки о Трофимовке и озадачился еще больше: моя подруга детства жила в зоне радиоактивного могильника. Затем через знакомых ребят узнал, что бывший сотрудник одного частного сыскного бюро ищет конюха для работы в Трофимовке. Вот я и стал Мустафой. Однако скоро понял свою ошибку: конюха в дом не пускают. Быстренько пропал без вести и возродился туристом.
      - Так вот почему Ваше лицо показалось мне знакомым, - протянул Лев Бенедиктович.
      - Федор, признайся, - заржал Влад. - Гвоздь ты принес с собой?
      Тут все повскакали с мест, принялись что-то кричать и хлопать Федора по плечу.
      Я посмотрела на Гошу. Теперь мне понятно, почему он не стал облаивать туриста на мостках. Гоша отвлекся от созерцания снега за окном, повернул голову и, могу поклясться, подмигнул мне правым глазом.
      - Простите, я ничего не понимаю. О чем вы говорите? - раздался звонкий голос очередной фотомодели.