– Нет, наверное, преподы до сих пор думают, что мы малыши какие, – в театр нас решили отконвоировать. Всем классом. И никакого там «по желанию» – сдавайте денежки, и все. И, главное, на что – оперу «Евгений Онегин»!
      – По программе пригодится, – категорично отрезала классная Анна Алексеевна, которую мы за монументальность почтительно прозвали «Аннушкой» – как трамвай.
      Ну по какой, скажите, пожалуйста, программе, если мы этого «Евгения Онегина» еще в прошлом году прочитали – и скажите спасибо тем, кто, как я, в оригинале, а не в кратком пересказе! – в классе разобрали и все положенные сочинения написали. А музыка у нас так и вообще уже кончилась – понятно, какая музыка в девятом классе.
      – Выпускной класс, – без устали пропесочивает нас Аннушка. – В конце учебного года вас ждет малый ЕГЭ!
      Это нам, как обычно, повезло: попали в число подопытных, на которых малый ЕГЭ после девятого класса будут испытывать. Аннушка нас регулярно им пугает, но мы не запугиваемся. Тем, кто в десятый собирается, даже полезно – можно порепетировать. А двоечникам и прочим разгильдяям, планирующим нас покинуть, и подавно все равно – в ПТУ и так возьмут.
      В общем, непонятно, с чего бы это нас, таких больших и страшных, решили принудительно к высокому искусству приобщить. Но делать нечего: денежки собрали, билеты купили, даже автобус заказали – вероятно, чтобы никто по дороге не сбежал.
      – Занимай передние места, – тихо сказала я Юльке.
      – Да ты что, – отмахнулась она. – Неужели мы Петрова с Чупраковым обгоним!
      И действительно: когда мы, толкаясь и отпихивая друг друга, ввалились в автобус, то немедленно убедились – наши двоечники победно восседают на передних сиденьях.
      Поймав мой взгляд, они заржали:
      – А ваши места взади!
      Я только вздохнула, не удостоив их ответом. Страшно представить, во что превратится опера, которую смотрят Петров и Чупраков!
      Честно признаться, я и сама не могла похвастаться, что без ума от театра. Все предыдущие опыты приобщения к великому оставляли у меня ощущение неискренности и искусственности – как-то все на сцене было «не по-настоящему». Особенно сильное впечатление произвел «Ревизор», на которого мы ходили с тетей. Постановщики весьма оригинально подошли к финалу, когда перед знаменитой немой сценой появляется чиновник и объявляет о приезде настоящего ревизора.
      Наша литераторша, мелкая злобная девушка в очечках, в редкую минуту хорошего настроения рассказала: раньше, когда «Ревизора» показывали на гастролях, с исполнителем этой роли возникали проблемы – весьма накладно было возить целого актера ради одной фразы. Поэтому чиновника обычно играл театральный пожарник.
      Так вот, в том театре, который посетили мы с тетей, похоже, не нашлось даже пожарника, потому что чиновника там играла огромная плоская фигура, намалеванная то ли на картонке, то ли на фанерке. Она опустилась откуда-то из-за кулис, заслонив собой весь задник, громовой голос из динамиков произнес роковую фразу, и актеры замерли в немой сцене. А у меня театр с тех пор ассоциировался исключительно с гигантской картонной фигурой, говорящей механическим «закадровым» голосом.
      Правда, недавно мне довелось посетить с младшим братом новогодний утренник в театре, где после традиционного представления под елочкой и раздачи подарков планировался просмотр спектакля «Снежная королева». Приготовившись стойко вынести испытание – я думала, что если взрослые спектакли так ужасны, то для детей и подавно никто не старается, – я была приятно удивлена. Спектакль оказался довольно милым, с песенками и без явных признаков халтуры. Но, к сожалению, прогнать из моего воображения картонного чиновника ему все равно не удалось.
      Поэтому я не знала толком, чего ждать от сегодняшнего культпохода – вроде бы мы шли в крутой прославленный театр, репортажи о его премьерах регулярно мелькали в новостях. С другой стороны, я питала недоверие к опере как к жанру – отрывки, которые мы слушали на музыке, целостного впечатления не оставляли, смотреть же постановки по телику было решительно невозможно из-за непроходимой скуки.
 
      Добрались почти без приключений: никто не орал песен Шнура, как в прошлый раз, когда мы ездили на экскурсию в Кусково, только двоечники немного покидались отнятой у Чупракова шапкой да Ленка Попова мечтательно протянула:
      – Ну наконец-то я увижу Баскова вживую!
      – Какой Басков, дура, – неожиданно проявил эрудицию Вадька Петров. – Он же в Большом театре играл, да и то его оттуда выгнали. А мы едем – куда? – правильно, в Станиславского и этого, как его, Немировича-Данченко, вот.
      – И вовсе не выгнали, он сам ушел, – надувшись, вспомнила досье на своего кумира Попова.
      Обломанная Ленка замолчала, а парни тоже угомонились и остаток дороги тихо-мирно обменивались мелодиями и картинками по блютусу.
 
      В театре оказалось неожиданно много наших ровесников, а также ребят помладше и постарше. Они тоже уныло слонялись по фойе целыми классами.
      – Сегодня что, особенный спектакль? – громко удивилась Юлька.
      – Угу, для дебилов, – уныло отозвался какой-то парень, услышавший ее слова. – Опера в кратком современном перепеве для…
      – Дворецкий, мы идем в зал и организованно занимаем свои места, – окликнула его строгая тетя с пучком на затылке – прямо классическая училка из «Ералаша». – А не строим глазки девочкам из другой школы, – ехидно закончила она, заметив, что парень обменялся с Юлькой заинтересованными взглядами.
      Однокласснички остряка заржали, а сам он хмыкнул и с преувеличенным вниманием принялся рассматривать лепнину на высоком потолке.
      – Смирнов, а ты куда в зал с банкой? – продолжала разоряться училка. – На китайский боевик, что ли, пришел? Еще попкорна себе купи, умник!
      – А где? – с готовностью огляделся Смирнов.
      Но учительница не удостоила его ответом и погнала свое стадо в зал.
      – Дворецкий! – хихикнула я.
      – Бэрримор! – поддержала меня Юлька.
      Худой светленький парень настолько не походил на чопорного персонажа Конан Дойла, что мы дружно расхохотались.
      – Девочки, – тут же неприязненно посмотрела на нас билетерша со стопкой программок под мышкой. – Ведите себя прилично, вы в театре находитесь! – Хотя только что учительница кричала намного громче нас, но никто и не подумал сделать ей замечание.
      Мы переглянулись и начали вести себя прилично: чинно и благородно нашли наших и не менее организованно, чем воспитанники тети с пучком, потопали в зал.
 
      Хоть в чем-то Аннушка не промахнулась – наши места оказались по центру, в первом ряду после прохода, отделяющего переднюю часть зала. Поэтому ничто не заслоняло сцену, да и обзор зрительских мест открывался прекрасный. Юлька сразу оживленно завертела головой, и я ехидно поинтересовалась:
      – Что, Дворецкого ищешь?
      Она сделала вид, что не слышит, и я тоже принялась обозревать зал: то тут, то там училки рассаживали своих подопечных, крича на разные лады усталыми голосами – и никто им замечаний, заметьте, по-прежнему не делал! Попадалась на этом выездном уроке музыки и вполне нормальная, приличная публика, опасливо поглядывавшая на буйных соседей.
      Наконец свет начал медленно гаснуть. Раздались было приветственные крики, но быстро смолкли, когда на сцене перед закрытым занавесом появился дяденька в строгом костюме с микрофоном в руках. Зал озадаченно замолчал.
      – Уважаемые гости! – с пафосом сказал он. – Мы знаем, что сегодня в зале присутствует много юных зрителей. Поэтому хотим напомнить правила поведения на оперном спектакле.
      Мы с Юлькой недоуменно переглянулись и синхронно прыснули.
      – Вы будете слушать уникальный инструмент – человеческий голос, поэтому…
      Удержаться от смеха было очень сложно, как мы ни старались. Но две вполне взрослые девушки, сидевшие перед нами, тоже переглядывались и хихикали, и нам было не так стыдно.
      – …во время спектакля не вставать, по залу и фойе не бегать и, конечно, отключить звуковые сигналы мобильных телефонов и других электронных устройств…
      – Ну конечно, – проворчала музыкально подкованная Юлька, – как начнут стокилограммовая тетя да лысый дядя Татьяну с Онегиным петь, так любой телефон заглушат!
      Закончив свою речь, непонятный субъект убрался за кулисы, занавес наконец раскрылся, и оркестр заиграл увертюру. То ли искусство проявило свою волшебную силу, то ли речь дяденьки в костюме возымела действие, но все оказалось не так страшно – никто не вставал, не бегал по залу, даже телефоны не звонили. Вопреки мрачным Юлькиным прогнозам, Татьяну играла вполне стройная и милая девушка, а Онегина – довольно молодой человек, хоть и не без залысин. Зато Ленский поразил нас черной кудрявой шевелюрой, практически полностью занавешивающей лицо.
      После очередной сцены занавес закрылся, и в зале зажегся приглушенный свет. Кто-то из наших парней вскочил было, но, увидев, что все продолжают чинно сидеть, остался на месте.
      – Юльк, это что? – шепотом спросила я.
      – Декорации меняют перед следующей картиной, – пояснила она. Пару лет назад моя подруга окончила музыкальную школу и в теме разбиралась.
      – Какой такой картиной?
      – В опере действие делится на картины, – терпеливо пояснила Юлька. – Меняется место действия, поэтому и декорации другие.
      Во второй картине первого действия нам показывали спальню Татьяны, которая, скоропалительно влюбившись в Онегина – а еще что-то говорят о скромности девушек девятнадцатого века! – страдает по нему.
      – Ничего себе! – шепотом удивилась Юлька. – Как это она поет, лежа на кровати?
      – А что такого?
      – При таком положении тела звук образуется иначе… – принялась было объяснять она, но сзади шикнули, и нам пришлось отложить обсуждение новаторских методик оперного пения до антракта.
      Когда Татьяна замолчала, в зале раздались аплодисменты.
      – Что это они? – удивилась я.
      – Так положено, – терпеливо пояснила Юлька. – После известной арии.
      – А это известная ария?
      – Татьяны? – шепотом возмутилась она. – Конечно!
      Я замолчала, обидевшись на подругу за то, что она разбирается в операх лучше меня.
      – Интересно, у Ленского это парик? – задумалась Юлька в антракте.
      – Да похоже на то.
      – Уродский какой-то!
      – Ну а как же «всегда восторженная речь и кудри черные до плеч»? – довольная, что хоть оригинал знаю лучше подружки, процитировала я. – Все строго по тексту.
      – Нет, ну нельзя же так буквально… Пойду программку куплю.
      – Зачем тебе?
      – У меня традиция, – непонятно объяснила Юлька и побежала к билетерше, на ходу вытаскивая из сумки кошелек.
      Арию Ленского «Что день грядущий мне готовит» я знала, поэтому похлопала вместе со всеми, уловив откуда-то сбоку шепот Ленки Поповой:
      – А у Баскова круче получается!
      После вальса на балу в начале третьего действия зрители опять зааплодировали, я на всякий случай уточнила:
      – А это известная музыка? – и, получив утвердительный кивок, тоже захлопала.
      – Вот бы на Ленского без паричка посмотреть, – задумалась Юлька, когда мы вышли на улицу.
      – Сдался он тебе, – фыркнула я, и тут рядом с нами нарисовался «Бэрримор».
      – Э… Можно тебя на минуточку? – поколебавшись, спросил он у Юльки.
      – У меня от подруги секретов нет, – гордо провозгласила она.
      – Ну ладно, – пожал плечами он. – Можно телефон? – и, не заметив энтузиазма, уточнил: – Аську? Имэйл?
      – Я на улице не знакомлюсь, – неожиданно отрезала подруга.
      – Так мы же в театре… – растерянно пробормотал парень, но тут подъехал наш автобус, и Юлька потащила меня прочь.
      – Ты что это… – начала было я, но она перебила:
      – И слышать ничего не хочу.

      На следующий день мы встретились по дороге в школу, и Юлька, забыв поздороваться, сразу затараторила:
      – Я вчера посмотрела в Интернете, он, оказывается, не только в Станиславского и Немировича-Данченко работает, а еще и в другом театре…
      – Подожди… – растерялась я. – Кто он?
      – Ну он, – с досадой отозвалась она. – Ленский. Антон то есть.
      – Какой Антон? Ленского вроде Владимиром звали…
      – Ну при чем тут Ленский! Я про актера говорю, его зовут Антон Теркин.
      – Как-как? – живо заинтересовалась я. – Ну, Юль, везет тебе на парней с интересными фамилиями: один Теркин, другой Дворецкий…
      – Вот повезло так повезло! Впрочем, прислуга меня не интересует, а про Теркина я слушай что накопала…
      – Здорово, чувихи! – вдруг послышалось сзади.
      Я уже успела мысленно вернуться во вчерашний вечер и даже не сразу сообразила, что обращаются к нам.
      – Алгебру сделали? – поравнялся с нами Чупраков.
      – А тебе-то что? – неприязненно покосилась на него Юлька.
      – Хочу ответ проверить! – заржал тот и, бросив нам под ноги пластиковую бутылку из-под колы, пошел вперед.
      – Кретин! – в сердцах высказалась Юлька. – С мысли сбил! О чем это я?..
      – Без двух минут восемь! – перебила я, взглянув на часы.
      Без лишних слов мы максимально ускорились и еле успели влететь в класс до звонка.
      Я видела, что Юлька собралась было написать мне записку. Но первым уроком у нас, как назло, стояла пресловутая алгебра, и математичка Наталья Евгеньевна по прозвищу Зоркий Глаз моментально эту попытку пресекла:
      – Лесникова, не занимайся на уроке посторонними делами!
      В конце урока Наталья по своей милой привычке устроила самостоятельную, которую мы дописывали почти всю перемену. А следующим уроком была геометрия, которую тоже вела Зоркий Глаз, и я поняла, что знакомство с личностью Антона Теркина откладывается на неопределенный срок.
      Перед историей мы повторяли заданный на дом параграф, на следующей перемене обедали, так что свободная минутка выдалась только между двумя литературами. В последнее время у нас полюбили устраивать сдвоенные уроки – наверное, директриса решила, что знания лучше улягутся под действием собственного веса.
      – У театра свой сайт есть… – начала Юлька, и тут мимо нас со свистом пролетела тряпка, которой вытирали с доски. За ней, как за кометой, тянулся пыльный меловой хвост.
      Петров в прыжке поймал тряпку возле самого пола и с воплем:
      – Мочи! – отправил в обратный полет Чупракову.
      – Да блин! – вскочила Юлька, но я вовремя сориентировалась:
      – За штору!
      В ненадежном укрытии – штора защищала только от прямого попадания мелового снаряда – обретались почти все наши девчонки.
      – Мы вчера с мамой в торговом центре были, – рассказывала Светка Андрианова. – И такую сумку мне купили!
      – Ой, покажи! – чуть не запрыгала от нетерпения маленькая кругленькая Наташка Венцова.
      – Да она у меня дома, – небрежно повела плечом Андрианова. – Буду я с ней в школу ходить!
      – Ну а расскажи хоть, какая! – не унималась Наташка.
      – Ну, в общем, она такая лаковая, блестящая, с ремешками разными разноцветными…
      Мы с Юлькой переглянулись и синхронно вздохнули. Продолжать разговор про сайт мы, конечно, не могли, и подружка, потеряв терпение, сказала:
      – Ладно, после уроков идем ко мне, и все сама увидишь.
      Но только мы спустились со школьного крыльца, как услышали:
      – Приветик!
      Обернувшись, мы не без удивления – и это еще мягко сказано! – узрели Дворецкого собственной персоной.
      – От старых штиблетик, – мрачно отозвалась Юлька. – Ты что, следил за нами?
      – Вот еще, – пожал плечами «Бэрримор». – Я у водителя автобуса спросил, из какой вы школы.
      – Оригинально! – оценила она сообразительность «прислуги» и подозрительно взглянула на парня: – А может, ты маньяк?
      – Угу, театральный, – с готовностью подтвердил тот. – Так как насчет телефончика?
      – Аськи, имэйла, – передразнила Юлька.
      – Не откажусь, – пожал плечами парень.
      Подруга остановилась, склонила голову к плечу и смерила его оценивающим взглядом:
      – Как там тебя? Камердинер? Швейцар? Нет, кажется, Мажордом…
      – Дворецкий, – ни капли не смутился парень. – Но можно просто Антон.
      Юлька стушевалась и беспомощно посмотрела на меня. Я развела руками:
      – Это судьба!
      – Ладно, Антон, – наконец снизошла она. – У тебя дневник в Интернете есть?
      – Ну есть, – слегка удивился тот.
      – Под своей фамилией?
      – Да, – совсем сбился с мысли парень.
      – Тогда я тебя найду, – подытожила Юлька и, гордо отвернувшись, зашагала прочь. Я поспешила следом.
      – Нет, ну а на этот раз что… – начала было я, но она так выразительно посмотрела на меня, что я умолкла на полуслове.
 
      Юлькина бабушка накормила нас обедом и только после этого отпустила к компьютеру.
      – А то знаю я вас, – ворчливо сказала она. – Уткнетесь в экран, и больше ничего не нужно.
      – Да лан те, ба, – бросила Юлька между торопливыми глотками чая.
      Видимо, ей не терпелось продемонстрировать, что она там раскопала про Антона Теркина.
      – Ну, значит, смотри, – торжественно проговорила подружка, когда мы наконец оказались за компом.
      И открыла фотку симпатичного коротко стриженного парня, чем-то похожего на Джонни Деппа.
      – Это еще кто?
      Юлька расплылась в хитрой улыбке:
      – Совсем не узнаешь?
      Я вгляделась в лицо на фото и неуверенно предположила:
      – Джонни Депп?
      – Сама ты!.. – обиделась она, но тут же хихикнула: – А теперь мысленно примерь Джонни Деппу черный кудрявый паричок.
      Я вгляделась в лицо парня и…
      – Нет, – потрясенно выдохнула я. – Не может…
      – Вот-вот, – довольно кивнула она. – Теперь понимаешь, о чем я?
      – Даа… – Я подперла щеку ладонью и с грустью уставилась на экран. – Что грим-то с людьми делает…
      – Но классный, правда? – протянула Юлька.
      – Не знаю… – с сомнением отозвалась я. – Что-то в роли Ленского он на меня большого впечатления не произвел.
      – Так то Ленский, – передразнила меня подружка. – Классика. Где тут разыграешься-то?
      – А где он еще разыгрывается? – заинтересовалась я.
      – Сейчас откроем список спектаклей. О, смотри! – Юлька чуть не проткнула пальцем монитор. – Оказывается, он вообще в другом театре работает, а в опере так, подхалтуривает…
      Я собралась высказаться на тему оригинального комментария подруги к работе Теркина в опере, но тут она снова завопила:
      – О, смотри! Мюзикл «Королева Марго»! Ла Моль! Класс! Когда там следующий спектакль?
      Мне передалось ее волнение:
      – Что? Где? Какая «Королева Марго»?
      – Ну мюзикл, говорю же! Французский, наши по лицензии поставили.
      – Да я не об этом, – отмахнулась я. – Какой может быть мюзикл по «Королеве Марго», там же все плохо?
      – Ну, во-первых, не все, – подумав, рассудила Юлька. – Во-вторых, не сразу. Начиналось-то все очень даже хорошо.
      – Ага, – подхватила я. – Зато закончилось очень даже плохо. Представляешь мюзикл с отрубанием голов и предварительными пытками?
      – Да ну и что, – пожала плечами черствая Юлька. – Есть же мюзиклы «Нотр Дам де Пари» и «Ромео и Джульетта». Они, скажешь, хорошо кончаются?
      – Вообще да… – призадумалась я.
      – Кстати, тоже французские, – вспомнила она.
      – Да они там просто какие-то маньяки!
      – Ну какие книжки, такие и мюзиклы, – пожала плечами моя циничная подружка.
      – Нет, ну что же, во всей французской литературе никаких веселых книжек нет? – возмутилась я.
      – А какие?
      Я вспомнила фильмы по великим произведениям французской литературы:
      – Ну это… «Мадам Бовари»… «Милый друг»…
      – Ужас, как весело, – кивнула Юлька. – Кстати, мне тут совершенно случайно пришло в голову, что «Ромео и Джульетта» совсем не французская книжка.
      – Мда, – согласилась я с этим бесспорным фактом. – Своих мало, так они из всей мировой литературы самое «веселое» подобрали!
      – Короче! – надоело философствовать подруге. – Мы идем или нет?
      – Ну идем, конечно, – вздохнула я. – Куда ж мы денемся. Кстати! – вспомнила я. – Кажется, ты собиралась познакомиться во Всемирной паутине еще с одной загадочной личностью.
      – Какой еще личностью? – попыталась разыграть непонимание Юлька, но я уже отодвинула ее и сама зашла на сайт Интернет-дневников, где жили наши собственные блоги.
      – А может, у него на другом сайте, – продолжала вредничать подружка.
      – Не найдем здесь, поищем на других, – невозмутимо заметила я. – Не так их много. Сама виновата – дала бы телефон, сейчас не мучились бы.
      Юлька открыла было рот, но я перебила:
      – Так, забиваем в строку поиска «Антон Дворецкий», вряд ли их много… Ну вот, пожалуйста! – Я щелкнула по ссылке, а на экран вылезла серьезная и хмурая физиономия нашего нового знакомого.
      – Ну и… лицо, – проговорила Юлька после секундной заминки. – Что ж Антоша не улыбнулся-то посетителям?
      – Тебе не угодишь, – упрекнула я. – Веселый – не нравится, грустный – тоже…
      – Да он мне никакой не нравится, – хмыкнула Юлька, продолжая коситься на экран.
      – Нравится – не нравится, обещала, так пиши. – Я отодвинулась, уступая подруге место за компом.
      – Я обещала его найти, – заартачилась она. – А вовсе не написать. Вот, нашла, значит, моя совесть чиста…
      – Во-первых, нашла его я. Во-вторых, не увиливай. Как сказала Ленка Попова…
      – Кого ты цитируешь! – скептически перебила меня Юлька.
      – Да, представь себе, ей случилось высказать умную мысль. Так вот, как сказала Ленка Попова, Интернет превращает мир в большую деревню. Так что пиши, тебя это ни к чему не обязывает. Ты даже свое мыло не засвечиваешь.
      – А вдруг он хакер? – уже довольно вяло возразила она.
      – Пиши давай.
      Вздыхая и морщась, Юлька подъехала к клавиатуре, вошла на сайт под своим ником, открыла страничку нового знакомого и недовольно уставилась на экран:
      – Ну и где писать?
      – А какой там последний пост?
      Я снова взяла инициативу в свои руки: отняла у нее мышку и щелкнула по заголовку «Культпоход».
      «Посетили с классом оперу „Евгений Онегин“. Давно так не развлекался…»
      Далее следовал подробный и весьма ироничный рассказ о вчерашнем мероприятии. По мере чтения мы с Юлькой хихикали сначала вразнобой, потом синхронно, а потом почти не переставая.
      – Да, – протянула она, вытерев выступившие от смеха слезы. – Приколист, конечно, еще тот.
      – А какие комментарии? – заинтересовалась я и тут же разочарованно протянула: – Надо же, ни одного…
      – Может, не успели еще, – предположила Юлька.
      Но, быстренько пролистав предыдущие записи, мы убедились, что комментарии в блоге отсутствуют. То есть абсолютно.
      – Мда, – откинулась на спинку Юлька. – Весьма популярная личность!
      – А что ты хотела, – не согласилась я, – если парень пишет о театре и даже не на албанском… Короче, тебе предоставляется великая честь первопроходца.
      – Ладно, – сдалась она.
      Открыв комментарии, Юлька отстучала: «Прикольно», поставила смайлик и с видом выполненного долга закрыла окно.
      – И все? – возмутилась я.
      – Хватит с него на первый раз, – отрезала она.

      На «Королеву Марго» мы собрались в ближайшие выходные. Сначала поискали билеты в городских кассах, потом посетили сам театр, где шел шедевр – все было бесполезно, и там, и там билеты наблюдались только самые дорогие, в партер. А выкладывать за спектакль несколько тысяч ни я, ни Юлька, само собой, не собирались.
      – Вы перед началом попробуйте, – пожалела нас кассирша в театре. – Иногда появляются.
      – Девушки, билеты на «Королеву Марго» не интересуют? – скороговоркой поинтересовалась улыбчивая бабуся, отиравшаяся у парадного входа. – Недорого.
      – Ну сколько? – небрежно поинтересовалась Юлька, приосанившаяся после того, как ее назвали «девушкой».
      Бабуся озвучила такую цифру, что мы убежали от нее, не оглядываясь.
      – Что делается, – пожаловалась Юлька, когда мы остановились возле лавочки в сквере у памятника неизвестному деятелю искусств. – Мне мама рассказывала, они так на «Юнону и Авось» в свое время ходили.
      – Как?
      – У перекупщиков билеты брали.
      – Ну мы-то не будем брать билеты у перекупщиков, – возразила я. – Придем перед началом…
      – Ага, можно подумать, одни мы такие умные, – продолжала впавшая в уныние Юлька.
      – Вот придем и увидим, одни или нет, – подытожила я.
 
      – Ты что это такая ненарядная? – Я скептически оглядела Юльку, собравшуюся в театр в джинсах и свитере.
      – А зачем наряжаться, если у нас даже билетов нет? – пессимистично заметила она.
      Возле кассы, против ожиданий, вовсе не толпился народ – публика чинно-благородно заходила внутрь. Подлетев к окошку, мы узрели табличку с расценками и мрачно переглянулись: самые дешевые билеты стоили тысячу.
      – Однако дорог нынче Антоша! – попыталась пошутить я, но подруга меня не поддержала:
      – Не хочу за тысячу сидеть на балконе второго яруса!
      – Ну так не пойдем, что ли?
      Мы уныло толклись возле кассы, когда к ее окошечку подлетело взъерошенное существо и, не глядя ни на какие таблички, спросило:
      – Почем самые дешевые билеты?
      – Триста, – ответила кассирша.
      Я не успела ничего понять, а Юлька уже метнулась к кассе и, когда девчонка отошла, торопливо проговорила:
      – И нам два самых дешевых, пожалуйста!
      Влетев в фойе, мы переглянулись и одновременно рассмеялись. От унылого настроения подружки не осталось и следа.
      – Ого, «Гардероб партера», – прочитала она вывеску.
      – В смысле – только для белых? – съехидничала я.
      – А, неважно, пошли, – потянула она.
      – Но у нас же балкон второго яруса…
      – И что, ты правда собираешься там сидеть?
      – А где же мы будем сидеть? – удивилась я.
      – В партере, конечно, – уверенно сказала Юлька и потащила меня к элитному гардеробу, на ходу снимая куртку.
      Раздевшись, она направилась к билетерше и купила программку.
      – Надо же, повезло нам, – сказала подружка, раскрыв буклетик. – Сегодня Теркин играет.
      – А в чем повезло-то? – не поняла я. – Ты ж еще дома посмотрела, что он Ла Моль.
      – Да в том, что тут два состава, – терпеливо, как дурочке, объяснила она. – Их обычно на сайте вешают. Мы с тобой проверить не догадались, но сегодня все равно играет тот, кто нам нужен, из чего я и делаю вывод о нашем исключительном везении.
      – Ну и ладно, – надулась я. – Повезло и повезло. Лучше скажи, где мы будем сидеть, если не на балконе второго яруса.
      – Придем в партер после третьего звонка и сядем на свободные места, – легкомысленно заявила она.
      – Ну конечно, – хмыкнула я. – Так их нам и приготовили!
      – Всегда места остаются, – отмахнулась Юлька.
      Публика прогуливалась по фойе самая разнообразная: и шикарная, и обычная вроде нас. Попадались девчонки с цветами, они перешептывались и хихикали.
      – Фанатки, – со знанием дела кивнула Юлька. – Наши конкурентки.
      – А мы разве фанатки? – удивилась я.
      – Конкурентки на наши места в партере, – пояснила она.
      Я вздохнула:
      – Не думала, что ходить в театр так сложно.
 
      Юлькин аттракцион с заниманием мест в партере прошел на удивление гладко: свободные и правда нашлись, даже соревноваться с фанатками не пришлось. Правда, в разных концах зала – усадив меня, она отправилась через проход в левую часть партера. Несколько неприятных минут до начала спектакля – и вот наконец гаснет свет, можно вздохнуть спокойно: никто уже не придет, не прогонит с неправедно занятого кресла.
      Заиграл оркестр – я уже знала, что это увертюра. А потом на сцене появился он… И я с огорчением поняла, что нам все-таки не повезло – играет другой актер, а в Юлькиной программке, видимо, ошибка. И думала так ровно до того момента, пока он не запел… До этого никакая сила не смогла бы убедить меня, что Ленского и Ла Моля играет один и тот же актер. Но, как я читала, голос труднее всего изменить.
      Я уже видела кучу фильмов, снятых по «Королеве Марго»: от откровенно попсового отечественного телесериала до страшного и мрачного французского фильма, скачанного Юлькой из Сети и с большими предосторожностями просмотренного нами тайком от взрослых. И ни там, ни там мне не понравился мой любимый персонаж: в нашем сериале он был невнятным блондином, а во французском ужастике – мужественным мачо. И вот наконец я увидела его: настоящего Ла Моля…
      Занавес закрылся, и народ потянулся из зала, почему-то обсуждая совсем не спектакль, а какие-то свои дела А я все сидела на месте, не в силах избавиться от наваждения.
      – Лер! – позвала меня Юлька, и только тогда я очнулась и выползла следом за ней в фойе.
      Я ждала и боялась простого человеческого вопроса «Ну как тебе?», но подружка его так и не задала. Она увлеченно листала программку, бормоча:
      – Ну как же его?..
      Не успела я удивиться и сострить на тему незабываемой фамилии «Теркин», как она радостно воскликнула:
      – А, вот! Коконас – Михаил Горин.
      – Какой Коконас? Какой Горин? – с досадой повторила я, злясь, что не успеваю за полетом ее мысли.
      – Классный! – протянула она и смерила меня скептическим взглядом: – Понятно, что тебе не понравился. Он сильный и злой. А ты ведь любишь, чтобы можно было жалеть…
      – Погоди, Юлька, – я помотала головой. – Мы вообще-то на Теркина смотреть пришли, не забыла? И у тебя вовсе не было идеи его жалеть.
      – Ну да, ничего твой Теркин, конечно, – пожала плечами она, а я удивилась, когда это он успел стать моим. – Но Коконас…
      Я вдруг вспомнила, как, читая книжку еще до просмотра всяческих экранизаций, искренне полагала, что ударение в имени этого персонажа надо ставить на средний слог. В итоге друг благородного Ла Моля превращался у меня в маловразумительного Коко€наса. История была смешная, но рассказывать ее Юльке почему-то не захотелось, вместо этого я повторила:
      – Сильный и злой? Ну и ладно, а вот мне больше нравится слабый и добрый!
      Такая характеристика любимого персонажа была явной натяжкой: Ла Моль в исполнении Теркина выглядел утонченным и романтичным, но никак не слабым. В то время как роль его друга Коконаса досталась высоченному широкоплечему парню с копной темных кудрявых волос – сразу было понятно, что своих. Но тут раздался третий звонок, и доказать я ничего не успела – мы поспешили вернуться в зал.
      С каким-то болезненным любопытством я ждала пыток и казней – интересно, как им удастся передать это в мюзикле. Наверняка просто споют грустную песенку и закроют занавес. Типа – догадайся сам, кто знает, тот поймет… Я недооценила авторов либретто! Мучили главных героев вполне натурально, и песни при этом пели вовсе не они, а палач. Сцена казни тоже была показана настолько реалистично, что в решающий момент я даже зажмурилась.
      На поклоне наш друг Теркин выглядел довольным донельзя. Еще бы – собрать столько цветов и пакетиков с подарками!
      Я скользнула взглядом по вышедшим на поклон актерам и зацепилась за хмурое лицо, маячившее возле самых кулис. Это был младший брат короля, герцог… как же его… в общем, довольно жалкий и ничтожный персонаж. Но главным сейчас было вовсе не имя, а лицо: один уголок рта у него уехал вверх, и с такой кривой ухмылкой брат короля смотрел в зал с откровенным пренебрежением.
      Я дернула за рукав подошедшую ко мне подругу:
      – Юльк, смотри!
      Она перевела взгляд в указанном направлении и скептически протянула:
      – Даа…
      – Как его зовут, не помнишь?
      – Этого младшего герцога? – задумалась Юлька. – Не, не помню. Сейчас выйдем и в программке посмотрим.
 
      Мы не стали торопиться в гардероб и остановились в фойе. Юлька развернула программку:
      – Так, герцог Алансонский. Алексей Шмаров.
      – Хватит прикалываться, – поморщилась я.
      – Кто прикалывается? – возмутилась она. – Сама посмотри!
      Она сунула мне под нос программку, я вгляделась в ровные строчки и неуверенно хихикнула. Она кивнула:
      – Жалко, что не Антон. Но тоже с прекрасной звучной фамилией. И еще один непризнанный гений.
      – Почему еще один? – зацепилась я. – А первый кто?
      – Да никто, – отмахнулась она, и я не стала настаивать, поняв, что скорее всего в виду имеется непризнанный интернет-гений Антоша Дворецкий, а вовсе на местная звезда Антон Теркин.
      Мы подошли к гардеробу, когда очередь уже почти рассосалась. Не спеша оделись и вышли из театра в теплый влажный весенний вечер.
      – Где же все эти фанатки были, когда он Ленского играл? – вслух задумалась я.
      – Может, они не знают?
      – Да конечно!
      – Даже если и знают – наверняка сходили один раз в ознакомительных целях, и все. Вот мы с тобой – неужели пойдем еще раз на оперу?
      – Да ни за что на свете! – пылко воскликнула я. И тут же задумалась: – Хотя там поют живьем…
      – А здесь под фонограмму, что ли? – удивилась Юлька.
      Я смутилась, но пояснила:
      – Просто звук шел не со сцены, а откуда-то сбоку, из колонок…
      – Ох, Лера, ну ты и темнота, – вздохнула она. – Конечно, звук через колонки идет. Потому что они поют с радиомикрофонами! Не заметила такие маленькие микрофончики на одежде?
      – Ну заметила, – совсем смутилась я. – Только подумала, что это так, для отвода глаз… – И без перехода подумала вслух: – Но если дарить ему цветы, это надо делать явно не здесь.
      Юлька удивленно посмотрела на меня:
      – Ты собралась дарить Теркину цветы?
      – Шучу, – поспешила откреститься я. – Лучше подарим Шмарову. То-то он удивится!
      – Чему это он удивится?
      – Ну как… Болтается он в этом спектакле на какой-то роли пятнадцатого плана, даже на поклоне чуть ли не за кулисами стоит. Девицы с вениками к исполнителям главных ролей в очередь выстраиваются, а он на все это любуется и ухмыляется ехидно, типа: а нам и не надо, мы и не хотели, мы так просто постоять пришли. И тут к нему подходит девчонка с роскошным букетом…
      – Даа, вот у него физиономия будет! – хихикнула Юлька. – Вижу, он тебе сразу понравился. Ну да, тебя же тянет ко всяким несчастным типам, которых хочется пожалеть…
      Я не успела ничего возразить, потому что она, оглядевшись, потащила меня к уличной афишной тумбе:
      – Когда там следующий спектакль?
      – Мы что, пойдем на следующий спектакль? – вяло возмутилась я.
      Юлька остановилась и удивленно посмотрела на меня:
      – Ну если ты не хочешь…
      – Только на следующей неделе! – перебила я, дальнозорко всмотревшись в репертуар.

      Время до следующего спектакля мы провели с пользой: раскопали об Антоне Теркине и Михаиле Горине практически все, что было в Интернете. Впрочем, копать особенно глубоко не пришлось – информация дублировалась от сайта к сайту практически в неизменном виде. Так что, кроме скудных биографических сведений – родился, учился, работал, – ничем особенным разжиться не удалось. Фанатские же форумы, которые тоже имелись в изобилии, читать – не говоря уже о том, чтобы там писать! – было решительно невозможно.
      – Ну вот же дуры-то! – ругалась Юлька, вчитываясь в очередные сопливые писки и визги о том, какие Антошечка и Мишенька клевые.
      Отдельной строкой шли воспоминания и впечатления о том, как Антошечку или Мишеньку удалось подстеречь возле служебного входа, кто что при этом сказал и сделал.
      – Юлька, – потрясенно проговорила я. – И что, мы скоро такими же станем? Будем бегать к служебному входу, и вообще…
      – Не волнуйся, – утешила она. – Цели у нас исключительно высокодуховные, поэтому будем созерцать прекрасное на почтительном отдалении. Кстати, о прекрасном, – оживилась она. – Посмотрим-ка, что нам поведает Всемирная сеть о великом актере всех времен.
      – Вроде посмотрели уже? – удивилась я, но Юлька не ответила, энергично забивая в строку поисковика «Алексей Шмаров».
      Всемирная сеть оказалась на редкость мало осведомлена о личной и творческой жизни великого актера всех времен: собственно, кроме скудной информации о том, что он окончил Музыкальное училище имени Гнесиных, участвует в мюзикле «Королева Марго» и еще каком-то детском спектакле, нам ничего накопать не удалось.
      – Не понимаю, – я пожала плечами. – Вроде симпатичный, поет хорошо…
      – Может, он сам не хочет.
      – Чего?
      – Ну, славы всей этой, девочек с цветами и тому подобного.
      – Что же он тогда за актер? – удивилась я.
      – Ну вот такой актер, – развела руками Юлька. – Высокодуховный. Созерцает зрителей на почтительном отдалении.
      – Кстати, – оживилась я, снова придвигаясь к монитору. – А давай-ка теперь просозерцаем на непочтительном приближении маловысокодуховное.
      – Какое еще маловысоко… тьфу, не выговоришь, – с подозрением взглянула на меня подруга.