Глава 15

ОСНОВАТЕЛЬНЫЙ ИНСТИНКТ

Полость, образовавшаяся в киберпространстве СМГ в момент лопа спайки Погост, не пыталась защитить свою неприкосновенность стандартно-агрессивными методами. Не было опаляющего огня, неподатливой стали, вязких и зыбучих пограничных участков, высушивающих, выпивающих чужеродную информационную матрицу подобно жадным губам вампира, не было ничего.

И, тем не менее, что-то было. Что-то невидимое и неощутимое. И непроницаемое.

Эйно устал. Девять часов подряд всеми мыслимыми и немыслимыми способами он пытался пробиться внутрь каверны и получить доступ к коммуникатору “Калигулы”. Если “Калигула” жив. Если на “Калигуле” есть живые. Если живые на “Калигуле” еще остались людьми. Слишком много – “если”.

“Что, – спросил Нурминен невидимого противника, – радуешься?”

Ему не ответили.

“Правильно, – сказал Нурминен. – Молчи. Я и не ждал твоего ответа.”

Прижавшись к холодной границе пустоты лицом, он постоял несколько секунд неподвижно. Казалось бы – неподвижно. Но вот – оболочка человека зарябила, заструилась многоцветно, пошла радужными разводами, стала тоньше.

Молодой и сильный варвар способен покорить древнее цивилизованное государство, но проигрывает свой бой в тот момент, когда впервые решает воспользоваться дарами цивилизации. Со временем агрессивность его обрастет слоем жира, мышцы ослабнут – и, гляди, нет уже молодого и сильного варвара, а древнее цивилизованное государство продолжает быть. Ассимиляция. Но: там, где бессильна грубая сила, сильна изворотливая слабость. И внутри древнего цивилизованного государства вдруг появляются люди, живущие по законам этого государства, вполне цивилизованные люди, надевающие на ночь пижаму, встающие по утрам на работу, получающие примерное жалованье, отдыхающие на морских курортах… Добропорядочные граждане. Единственное свое отличие от остальных добропорядочных граждан они не афишируют, не пишут крупно на лбу химическим карандашом “я – другой!”, не орут об этом с трибун. Они просто иначе думают. Других становится больше с каждым годом, а мысли их начинают звучать громче. Затхлый воздух древнего государства наполняется потрескиванием электрических разрядов. И однажды добропорядочные граждане открывают ворота сильным и молодым варварам.

Пятая колонна. Удел застывших социальных структур.

Но появление пятой колонны без особого труда может быть инициировано извне, ведь так? И первые думающие иначе совсем не обязательно должны быть уроженцами древнего государства.

Ни о чем подобном Нурминен не рассуждал. Он просто пытался заставить каждую свою составляющую в точности сымитировать материал преграды. Слиться с преградой. Стать ее частью. Самой слабой частью, с которой и начнется разрушение структуры.

О, боги Сэйв и Рестоур, как же здесь холодно!

Сумасшедший лед проницает тело, заполняет объемы, сковывает разрозненные частицы сознания, душит. Оставь надежду всяк сюда входящий, чужой, случайный – не твое это, и не мое, не принадлежит оно никому живому, и только безымянный мрак иного мира властен уже над тобой, пришелец, наивный, слабый. Покорись мраку, останься бездумной бездушной частью его – навсегда, ибо бессмертие тебе даруется здесь, во всеобъемлющей пустоте; и что есть бессмертие, если не опустошение души, не способной даже умереть?

Сладка наживка. И холодна. Так змея неподвижная разевает зубастую пасть, и мельтешит в воздухе раздвоенный кончик тонкого языка, подманивая глупую лягушку. Так глупая лягушка не видит неподвижной ожидающей змеи и медленно подкрадывается к мельтешащему в воздухе беззаботному мотыльку, планируя на ближайшее будущее небольшой, но калорийный завтрак. Финал высок. Мечта кинематографиста – бесконечный прыжок, прыжок-полет, прыжок-желание. Вожделенная метафора ставит жирный восклицательный знак, потрясенный зритель поднимается с кресла и на гнущихся тоненьких ногах идет домой кушать галушки. В жизни все иначе. Всякий прыжок конечен. И прыгуна давно поджидает широко разинутый голодный рот.

Бездна голодных ртов.

Анкор, Волчара! Еще анкор! Боги, как же здесь холодно! И спасибо тому, кто выдумал инстинкт самосохранения. Он был умный человек. Хотя люди нашего круга никогда не учили детей самосохранению.

Нурминен закричал.

– Огня! – просил он, забыв обо всем – о цели, о долге, о самолюбии, – огня!

Огонь вспыхнул. Вспыхнул в каждой частице, бывшей когда-то им, Нурминеном. И согрел. А вместе с теплом явилось освобождение – ледяная субстанция отторгла чужеродное тело, вышвырнула за границу, запирающую подвластные ей области киберпространства, и вновь застыла в неколебимом спокойствии.

Эйно сдернул с висков присоски, бросил их на стол, вытряс из металлического контейнера пару восстанавливающих таблеток и проглотил, не запивая. Очередная неудача уже не вызвала раздражения. Серьезного раздражения. Привыкаю, подумал Нурминен и отправился к умывальнику. Холодная вода на секунду подарила ощущение призрачного удовольствия, но лицо в зеркале все равно выглядело неприятно. Особенно эти уродливые темные мешки под глазами. Нурминен поморщился и помассировал щеки кончиками пальцев. Сорокалетний мужчина по другую сторону стекла повторил его движение.

Все, подумал Нурминен медленно, пора спать. Хотя бы несколько часов.

Бот, прихрамывая и постанывая, на бреющем полете пронесся над очередным городком, в точности похожем на первый, с такой же шестиугольной площадью.

Человек, житель странной планеты, высокого происхождения местный горожанин, не какой-нибудь презренный крестьянин, не знающий Закона и Порядка, не разбирающий Слов Голоса, годный только на производство пищи и детей, а горожанин, одетый в дорогое серое, – оскалился, обронил из угла безгубого рта вязкую струйку слюны и резко вдавил двумя пальцами удобную широкую кнопку на стартовой панели. Металлическая труба, лежащая на его плече, истерически взвыла, вздрогнула, плюнула сгустком реактивного огня. Но человек промахнулся: ракета промчалась чуть ниже юзнувшего от нее бота.

Потеряв цель из виду, человек с пустым лицом немедленно потерял и всяческий интерес к происходящему. Отброшенная в сторону базука загрохотала по камням мостовой. Человек посмотрел в ее сторону так, словно это и не сам он только что швырнул использованное оружие на землю, ссутулился и пошел к подъезду ближайшего дома. Он хотел есть. И к тому же – он уже забыл, что ему нужно воевать. Забыли и остальные. Высокие горожане. Город успокоился в мгновение ока, улицы вновь опустели – и только валяющееся тут и там разнообразное оружие напоминало о недавней схватке. Да еще десяток серых трупов – мертвые оболочки тех несчастных, которых угораздило попасть под беспорядочные выстрелы своих же сограждан. А запах горелого мяса держался совсем недолго – ветерку хватило пяти минут, чтобы горожане перестали беспокойно принюхиваться.

Человек в сером – тот, который стрелял из базуки (а, возможно, и совсем другой человек в сером – неважно) – поднялся по ступенькам на свой этаж и вошел в свой отсек. Он родился в городе, и для него это помещение всегда называлось отсеком, а потому и непонятно было ему стремление мигрантов из окружающих деревень именовать жилище домом. Здесь было тепло и здесь была еда. Обзаводящиеся семьей переселялись в отсеки размером побольше – и в довесок к теплу и еде в их жилищах появлялась женщина. А потом – ребенок. Или несколько. Высокого происхождения. Знающие Закон и Порядок. Слышащие Голос, сознающие Слова Его.

Человек надавил указательным пальцем на нос изваянию, стоящему в центре комнаты, и глаза статуи закрылись, полыхнув напоследок узкими зрачками. Точно такими же, как у жильца отсека. Отсек наполнился запахом пищи. Очень вкусным запахом. Очень вкусной пищи. Неважно как она называется. Важно, что это Вкусная Пища. А потом, когда желудок почувствует, что ему уже достаточно, будет Короткая Дорога и Хорошая Работа.

Биосканер показал плотность протоплазмы 1,9 на километр, впереди начинались низкие, скалистые горы, предгорье поросло сухостволым редколиственным лесом, часто иссеченным широкими прогалинами, полянами и сухими каменными реками, и решено было сесть на берегу одной из них и осмотреть бот. Дон выпрыгнул из кабины и немедленно пошел кругом благословенной машины. Збышек дергал и толкал покоробившуюся от удара по касательной базучьим снарядом дверцу со своей стороны. Ничего не получалось.

– Направляющие смещены, – сказал Дон с улицы. – Бог с ней. Заблокируй ее автоматику, а лучше прямо в мозге бота отключи.

– Хорошо, – сказал Збышек.

Дон вскарабкался на силовую решетку, отодвинул бронированную панель чек-ап-блока и стал рассматривать индикаторы. Збышек же вскрыл в кабине “торпеду” передней панели, полюбовался, обретя скорбное выражение лица, пакет волноводов, разодранный и перепутанный и, нацепив присоски, под руководством перепуганного Макропулуса, стал соединять и распутывать непотребную кашу.

Прошел час или около того. Неожиданно они одновременно заметили, что, во-первых, с гор, с верховьев каменной реки быстро приближается к ним светящийся туман, и, что, во-вторых, становится с каждой минутой все темнее и темнее. Дон немедленно, оставив все, как было, задвинул все открытые им панели и лючки и вернулся в кабину.

– Мы летать-то сможем? – спросил Збышек озабоченно.

– У тебя тут как? – в свою очередь спросил Дон.

– Ничего плохого, – сказал Збышек. – Есть хочется.

– Поднимемся и поедим. Не нравится мне эта планета! – сказал он с выражением, наблюдая за бугристой стеной тумана, которая хищно переваливалась с боку на бок уже метрах в ста.

– Скажите, какой капризуля! – мрачно заметил Збышек. – Планета ему не нравится! На Галактика тебе нравится?

– Галактика – нравится, – проворчал Дон и запустил двигатель. – Почему темнеет, Збых? – тоскливо спросил он. – У планеты нет звезды. У планеты нет вращения. Нет сжатия. Плотная, пригодная для дыхания, атмосфера. В океане на темной стороне сорокаметровые приливы и отливы. Планета вышла из спайки почти со световой скоростью. На внутренней поверхности сброшенной оболочки гравитационное возмущение – тысяча “ж”, на внешней, судя по всему – невесомость. Твою мать, даже у канала спайки есть масса, у дырки, пустоты – масса есть, а у материального объекта ее, видите ли, нет. Что с пространством происходит? Я скоро перестану удивляться!

– Нагнал пурги, – раздраженно сказал Збышек. – Хотя один из твоих вопросов, да, насущен вполне. Почему темнеет. Темнеть не должно, а темнеет. Над нами туч нет… Макропулус, над нами чисто?

– Чисто, Збых, – ответил Макропулус. – Друзья мои, убирайтесь-ка вы оттуда, а?

– На чем? – рявкнул Дон. – На авиационной турбине? Мне тут часов на пять одного ремонту, а тут и туман, и темнота!

– Мы висеть-то сможем, Дон, или нет, скажи, наконец?

– Сможем…

Они замолчали.

– Я есть хочу, – сказал Збышек мрачно. – Я так полагаю, мы тут будем ждать рассвета? Тогда давай поедим.

– Я не хочу, – сказал Дон. – Жри один.

Збышек вздохнул.

– Аппетита нет, – признался он.

Прошел час, и прошел еще час. Освещение в кабине было погашено, слабо тлел пульт, спокойно, на одной ноте попискивал биосканер.

– Все равно, – сказал Збышек, устав молчать, – я ничего не понимаю.

– Не мудрено, – откликнулся Дон. – Это тебе не киберпространство. Здесь важны здравый смысл и житейская опытность.

– А сам-то, сам-то! – воскликнул Збышек.

– Есть многое на свете, друг Горацио, – назидательно заметил Дон, – что недоступно вашим мудрецам.

– Это не ты ли тот мудрец?

– А я и не спорю. Сижу, жду, помалкиваю.

– А я понять хочу! – заявил Збышек. – Но не понимаю. Здесь все не как у людей. Начнем с того, что даже само существование жизни на этой планете противоречит законам природы. Ты что-нибудь знаешь о возможности зарождения жизни на блуждающей планете?

– Нет, – сказал Дон, закидывая руки за голову и со вкусом потягиваясь. – Збых, ты невероятное трепло. Не надоело? Кроме того, ежику понятно, что Странная не всегда была блуждающей?

– Тем более. Ежику понятно, а Горацио нет!

Дон потягивался, двигал ногами, руками и головой, покряхтывая от удовольствия.

– Затек весь! – сообщил он.

– Тьфу! – произнес Збышек. – Только о бренном и думаешь!

– А ты – вечности заложник, что ли?

– Я понять хочу!

– Засветлеет, починимся, слетаем еще куда-нибудь… успокойся, варвар, большой ирландец пропасть не даст!

– Этот идиотский туман и не менее идиотская смена дня и ночи, – рявкнул Збышек, – Почему они светятся?

– А почему она вертится?

– Кто? Планета? Она не вертится.

– И все-таки она вертится, – лениво настаивал Дон. – Это не я сказал, это Галилео…

– Кто такой этот твой Галилео? – возмутился Збышек. – Ну и знакомые у тебя – то Горацио, то Галилео!

– Насчет знакомых – это ты в точку, – покладисто сказал Дон. Збышек пропустил шпильку над ушами.

– Макропулус, значит, показывает, что эта планета не вращается, а какой-то Галилео, видите ли, утверждает, что он умнее компьютера!

– Где здесь криминал? – спросил Дон. – Что, нет никого, кто был бы умнее компьютера? Ты это хочешь сказать?

– Именно! – запальчиво подтвердил Збышек. – Всякие тут будут!

– Могу доказать обратное, – предложил Дон. – Спорим?

– Спорим!

– Так! – с удовольствием сказал Дон. – Шляпу ты мне уже торчишь. Теперь ты торчишь мне мой праздничный парик. С блестками и световодами. Прекрасный праздничный парик, купленный за двести монет на Массачусетсе! Ни разу не надеванный! Упаковку можешь использовать в качестве туалетной бумаги постфактум.

– Стоп-стоп-стоп! – заявил Збышек. – Я на парик не спорил.

– Спорил, – уверил Дон. Только что.

– Ну ладно! – сказал Збышек. – А ты что поставил?

– Свой нож. Прекрасный острый ножик, оружие настоящих мужчин.

– Скотина! – сказал Збышек с выражением. – Но тебе придется быть дьявольски убедительным и логичным!

– Постараюсь, – кротко сказал Дон. Из спорящих – один кретин, второй – подонок. Дону нравилось быть подонком в отношениях он – Збышек. А все дело тут было в том, что Дон однажды читал книжку. И там один герой выставил таким образом другого на миллион. Только речь шла не о компьютерах… Дон начисто не помнил – о чем, но неважно.

Устроившись в кресле поудобнее, Дон очистил от фольги и сунул в рот брикет жевательной резинки и сказал:

– Внемли мне, глупый белый человек, – и для внушительности помолчал. Резинка тихо поскрипывала на зубах.

– Итак! Я жду, – напомнил Збышек.

Дон надул гигантский пузырь перламутрового оттенка, лопнул его, обобрал с губ, носа и щек останки, и произнес:

– Я тебя породил, – я тебя и убью.

– Не тяни резину! – потребовал Збышек. – Или гони ножик.

– Жалко и парика под рукой нет, – сказал Дон. – Спокойнее, системный оператор номер один в Галактике. Я не тяну. Ответь мне, глупый белый человек, способен ли компьютер создать программный продукт, который ты при всем желании не сможешь взломать?

– Компьютер? – переспросил Збышек.

– Компьютер, – подтвердил Дон.

– Без участия оператора?

– Ну например.

Збышек презрительно фыркнул.

– Это следует понимать так, что – не способен? – спросил Дон.

Збышек фыркнул утрированно утвердительно.

– Я закончил, – сказал Дон. – Ты только что признал, что есть люди, превосходящие компьютер интеллектом. Например, это ты.

– Ничего подобного, – возразил Збышек. – Я – не пример. Я всемогущ. Я не считаюсь. Я исключение.

– Нурминен, – заметил Дон.

– Ну… хорошо. Нурминен – тоже. Хотя… А, ладно. Пусть. Но мы же говорим про остальных.

– Кто говорит про остальных? – удивился Дон. – Я говорю про остальных? Я – не говорю. Но если ты ставишь вопрос таким образом, то я берусь доказать, что ты не всемогущ. И ничуть не лучше, чем остальные. Прекрати пыжиться, у тебя уже пар из ушей валит. Парик очень вкусный. Возможно, я позволю тебе парик посолить. Шляпу – нет, не могу, но парик – можешь посолить.

– Иди ты на хер! – заорал Збышек. – Давай дальше, пари продолжается, ф-философ немотивированный!

– Я таких слов-то не знаю, – сказал Дон виновато. – Слушай! Если ты всемогущ, то сможешь ли ты написать компьютерную программу, которую сам не сможешь взломать?

– Смогу! – сказал Збышек с жаром. – Нет! Погоди. Не смогу. Или смогу? Как я ее смогу не хакнуть, если я сам ее написал? Ты чего дурака валяешь?

– Я всего лишь доказывал тебе, что ты не всемогущ, – произнес Дон доверительно.

– Нет, – сказал Збышек, глядя в пространство, – этого не может быть… Я должен… Я сейчас…

Его рука автоматически принялась нащупывать присоски. И наткнулась на вежливо подсунутую Доном жевательную резинку.

– О, – сказал Збышек, – это правильно! Это вовремя! Н-на!

И запустил резинкой в Дона.

Дон поймал резинку.

– Дай ее сюда! – потребовал Збышек.

Дон повиновался.

И снова поймал резинку – в сантиметре от носа.

– Сюда дай!

– Хватит. Ты ее применяешь не по назначению.

– Очень даже по нему! Ты меня разозлил. Я просто в ярости!

– Ладно, ладно, не переживай ты так… Я понимаю твои чувства… Падать всегда тяжело… А я, вообще, добрый и хороший. Можешь и шляпу солить.

– Гадина ты! – молвил Збышек. – Ты теперь мне покоя не дашь! Вот я попал, а!

– Буду, – гнусно сказал Дон. – И после конца – буду. И в мемуарах солидный кусок обязательно посвящу этому яркому эпизоду твоей жизни. Потомки должны знать своих героев. А ты меня сколько обижал!?

Когда стало светать, Дон поднял бот над лесом и включил камуфлятор. Да, это была штука, что надо! Жаль вот комбинезоны придти не успели… Очень бы были кстати…

– Давай покушаем, Збышек, – сказал Дон. Збышек не ответил: он злился.

Дон заворочался, встал на кресло коленями и, перегнувшись через спинку, принялся выкапывать из холодильника полевые рационы.

– Дон! – крикнул вдруг Збышек. Не крикнул, а… Трудно даже подсчитать, сколько модуляций вышло у него на протяжении короткого возгласа. Дон выпустил из рук пластиковые брикеты и за миллисекунду принял боевое положение. Вплоть до пальца под откинутым предохранительным колпачком на гашетке и включенного прицела на поверхности мгновенно опущенного лицевого щитка шлема. И еще он успел резко спросить:

– Направление?

– Спокойно! – сказал Збышек. Он очень прямой и очень напряженный, смотрел, подавшись к стеклу блистера, вверх. И было светло вокруг. Очень светло.

– Солнце, Дон!

– Где!?

Но Маллиган уже видел – где.

Над планетой висело небольшое, очень аккуратное и спокойное, солнце. Как будто было тут последний миллиард лет и никуда не отлучалось.

– Макроп! Что за звезда над нами? – спросил Збышек.

– Где звезда? – спросил Макропулус. – Что у вас там происходит!? Дайте мне, наконец, видео!

– Макроп. Ты нас видишь сверху?

– Вижу.

– Почти в зените над нами – солнце. Желтое солнце. Настоящее. Звезда. Она нам кажется, или она есть?

Макропулус молчал довольно долго.

– Шеф Збых! – очень спокойно сказал он. – В окрестностях Странной Планеты нет звезд. Никаких изменений в пространстве Пыльного Мешка не регистрирую. Радиационный фон – прежний, нулевой. Гравитационный – нулевой. Радиошум – планетарный. Поправка! Чуть больше стала фонить поверхность оболочки… нет, вот уже норма. Шеф Збых, мастер Дон, немедленно возвращайтесь на “Калигулу”! Это серьезно!

– Макроп! – сказал Дон. – Полное сканирование освещенной поверхности! Если нужно – отойди от планеты на сколько нужно! Это приказ! Мы не можем вернуться немедленно! Серьезное повреждение планетарного двигателя, имею только атмосферный ход. Кораблем не рисковать, к нам не идти! Мне требуется полное сканирование освещенной поверхности. Над нами висит солнце. Так… продолжаю доклад визуальных наблюдений… Солнце… поджаривается с одной стороны… Макроп, наблюдаем солнечное затмение. Форма лунной тени на светиле нестандартна, терминатор неровный… ч-черт, Збышек, как сказать!?

– Дон, я знаю, что это, – сказал Збышек. – Это галлюцинация.

– Так темнеет же вокруг, черт побери! – заорал Маллиган. – Затмение! Опусти щиток на шлеме, ослепнешь!

Действительно, вокруг быстро темнело, и темнота сгущалась очевидно синхронно с подгоранием, по выражению Быка, солнца. Солнце подгорало снизу и справа, как круглый листок на противне, жухло с краю и, даже, вроде бы этот край загибался. В этот момент Дон и подумал: “Не выберемся. Слабо. Как в паутине.” Збышек подумал: “Как болезнь. Как раковый вирус на жестком диске. Кранты. Не выберемся. Оружие взводится.”

– На грунте! – сказал Макропулус. – В диапазонах 7,436 и 7,876 по шкале Такаги наблюдаю атмосферный объект неопределяемого размера, массой около ста тысяч тонн, светимостью 65-67 по шкале Ропотова. Объект состоит из псевдошара сжатием по вертикали 5-8 процентов и… как бы поддона под ним, тарелкообразной… видимо, это что-то вроде системы атмосферных линз… Вот вы его и видите. Объект видоизменяется, издает сильный направленный шум. Считаю целесообразным переход на пробойную боевую частоту. Индекс опасности неопределяем. Индекс риска критический. На грунте! Покиньте район, куда угодно, Збышек, Дон, поскорее!

– Уймись, – попросил Дон. – Ты можешь, хотя бы приблизительно посчитать расстояние от поверхности планеты до… до солнца?

– Он где-то километра на три ниже стратосферы. Не уверен.

– Твое мнение – природа феномена?

– Дон, если все, что мы видим – реальность, и реальность природная, то наши представления о Вселенной несколько неполны. Я бы сказал, – это как будто Новый Большой Взрыв произошел и мы находимся в плену Новой Вселенной. Вот что я думаю. Давай-ка считать, что это искусственное. И планета искусственная, и люди – модели… А на то, оно, кстати, и похоже, – произнес Збышек. – Так что стилет мой.

– Ни хрена стилет пока не твой, а с остальным я согласен, – сказал Маллиган глубокомысленно.

– Ситуация не комментируется, – сказал Макропулус.

Воцарилось молчание. Наступал странный вечер. Стали видны звезды.

– Макроп, запиши там у себя – наблюдаем звездное небо, – почти равнодушно сказал Маллиган. – Збышек, ты хоть на ручную камеру сними…

– Сюда нужно было идти “каллисто” каким-нибудь… с сотней яйцеглавых на квадратный километр полезной площади… – проворчал Збышек, но послушно отделил от подлокотника ручной регистратор и стал водить его жерлом из стороны в сторону. На месте солнца осталось уже только темное беззвездное пятно. Без короны.

– Снял, – сообщил он через пять минут. – Все! Достало! Давай-ка, Дон, жрать и искать сухой док. Хочу домой.

– Угу. Сейчас, – Дон покосился на Збышека. – Очко как, держит? – вкрадчиво поинтересовался он. Збышек ответил, что полагается. Дон ухмыльнулся.

– Есть многое на свете! – с выражением начал он.

– Так то – на свете! – перебил его Збышек. – Макроп! Ты хоть тень, в которой мы сейчас сидим, видишь?

– Нет. Поверхность планеты ярко освещена неизвестным источником. То есть, он, видимо, уже известен. Жаль, я военный корабль, возможностей у меня нет, – их, наверное, псевдосолнц, несколько… – посетовал Макропулус.

– Ну ладно! Не желаю больше ничего слушать! – сказал Маллиган решительно. – И вообще, пора бы мне вспомнить. Что командир так называемой группы Маллигана – я, что неотвратимо следует из названия…

– И? – с интересом спросил Збышек.

– И нам пора латать дырявые штанишки и убираться на орбиту! – рявкнул Маллиган. – Если планета – Большая Мина, и сейчас ее кто-то взводит, то большое видится на расстоянии.

– Какой ты смелый! – восхищенно сказал Збышек. – Недаром группу Маллигана назвали твоим именем! Дон, а может, взрыватель поищем?

– Где это? – язвительно осведомился Дон. – Слетаем в город, спросим?

– Я бы что предложил, – сделав серьезное лицо, сказал Збышек. – Принимаем планету за… э-э… одним словом, смотрим, что здесь наиболее удивительно, летим туда и все обнаруживаем.

– А что здесь не удивительно? – спросил Дон, потерявшись.

– Как так? Ну вот, – солнце, которого нет… Думаю – оно вполне удивительно.

– Збых, – сказал потрясенный Дон. – Точно! Голова! Берем самое удивительное, летим туда… там-то все и найдем… Точно!

– Э, э, – сказал Збышек. – Дон! Я пошутил!

– Какие там шутки! Ты чертовски прав! Разрядим мину и будем ждать наших!

– Какую мину?! В чем я прав!? Каких наших!? Дон, я пошутил, поехали чиниться и – наверх! Начнем с конца – будем ждать наших!

– Збышек, – проникновенно сказал Дон. – Мне тоже страшно. Нас этому не учили. Очень страшно. Но – мы солдаты, Збых. Простые солдаты Галактики. От нас все и зависит. Нам доверяют. Больше того, в нас верят! А если станет поздно, Збых!?

– Дон, Дон, ты не увлекайся так, милый! Спокойнее! – предостерегающе сказал Збышек. – Меньше страсти! Ты что, всерьез, Дон?

Дон помолчал.

– Ну, может быть, страсти и впрямь чересчур, но… Не могу я без дела сидеть, Збых… Да и ты, знаю я тебя, такой же. Искатель приключений.

– Ладно. Давай – в горы. А дальше посмотрим. Двигатель все одно нужно чинить.

Маллиган кивнул, свалил бот на крыло и неторопливо повел его к изломанной скальной гряде, заваленной туманом; над каменной рекой. Берега реки быстро росли и скоро бот попал в ущелье. Противотуманные фары работали хорошо, между валунами внизу блеснула вода.

– Река, – объявил Збышек.

Дон кивнул. Вода быстро наглела. Любопытно, подумал Дон, каменное русло в лесу сухое, куда ж вода-то девается… Но возвращаться и разгадывать загадки местной натуры не хотелось, да и, по большому счету, незачем. Бот летел вперед. Русло реки поднималось в горы.

– Помедленнее…

Бот снизил скорость и поплелся черепашьи на пару метров выше роскошных белых бурунов, недвусмысленно обозначающих подводные камни, которыми речушка была просто набита. Туман слинял. Снова стало светло. Теней от стен ущелья не было, как будто солнце стояло в зените, но ощущался холод. Дон представил, каково было бы сейчас оказаться в этой бешеной воде, и невольно поежился. Збышек уловил краем глаза его движение и громко хмыкнул. Но через пару секунд на удивление миролюбиво объяснил:

– Вот и я так думаю…

Дон снова кивнул. Разговаривать не хотелось.

– Предлагаю наплевать на ребусы, – произнес Збышек, – слетать еще в какую-нибудь деревеньку, снять еще фильмец и валить наверх.

– Совершенно с тобой согласен. Только двигатель починить надо.

С двух сторон уползали назад отвесные серые стены, обросшие буро-фиолетовым лишайником, из трещин торчали полумертвые ветви кустов с мелкими бледными листочками, впереди клубилось гаснущее белое марево тумана. Удобной для посадки площадки все не появлялось.

Збышек тихо присвистнул, указал подбородком вперед и сдвинул бегунок, управляющий мощностью камуфлирующей оболочки, до отметки “максимум”. В ту же секунду бот потерял форму и растворился в воздухе, вернее – отразил цвета и оттенки окружающего мира настолько точно, что растаял в этом мире, превратившись в его ничем не примечательную часть.

– Деревня! – с энтузиазмом сказал Дон. – На ловца и зверь бежит!

– Надо взять языка! – предложил Збышек второй раз. – Но если они и тут примутся палить – я за себя не ручаюсь!

Глава 16

РОЯЛЬ В КУСТАХ

– Сроду не видал таких деревень! – сказал Дон авторитетно. – Ну, Збышек, и деревня!

– А какие видал?

– Всякие видал… Но таких – никогда.

Дон подвесил бот над крышей дощатого домика на окраине деревни. Бортовой транслятор радостно стрекотал. В доме ругались. Перед домом играли дети. В соседнем дворе два мужика кололи дрова и о чем-то спорили. Непрерывно выл пес, то есть Дон и Збышек решили, что это пес. Транслятор захлебывался от впечатлений и кое-что уже рассказывал.

Два мужика: ровнее держи устройство – не учи уважительному отношению к инструменту – некорректная практика – тебя неправильно зовут – когда придет темный период/ что собираешься предпринять – период вперед везу в большой город продовольствие – последний бог тебя услышит – намерения хотелось бы изменить/ но господа живущие в городе/ высокие господа – как обстоит твое мнение по поводу возвращения солнца – очень позитивно! очень позитивно – как обстоит твое мнение по поводу? бог послал солнце или горожане! – последний знает/ надлежит корректно исполнять предназначенную практику/ не судить/ не сопрягать мысленно события – большого ты ума мужчина/ а инструмент распиливания держишь неэтично – тебя неправильно зовут – животное воет – родилось существо женского пола – вернулся служитель культа – не знаю/ сосед не выходит… – и так далее. Пилить-колоть мужикам было вдоволь.

Дети: Это мое!