И был один странный провал в памяти.

Именно чернота, образовавшаяся на месте этого провала в памяти Збышека Какалова, и снилась ему. Снилась все время, и усыпляла его – она же. За чернотой скрывалось нечто, Нечто. Некое. Никакое. Ключевая команда. Код На Все.

Вдруг Збышек проснулся. Чернота с Тайной внутри отпрянула от него, словно черные медузы черной планеты темного солнца от света прожекторов земного звездолета.

Палата, рассчитанная на одного пациента, имела вид правильного восьмиугольного цилиндра, поставленного торчком, площадью шестнадцать с небольшим м2 и высотой в два с половиной погонных метра. Кровать помещалась изголовьем в одно из ребер, а дверь была, если считать ребро с кроватью № 1 и идти от него по часовой стрелке, в ребре № 6. Збышек открыл глаза и обнаружил, что дверь открыта и в ее проеме стоит незнакомый вооруженный человек в военной форме. Збышек тотчас ловко притворился спящим и принялся наблюдать из-под ресниц. Незнакомец тихонько, не до конца, чтобы не щелкнул замок, задвинул дверь и, ступая бесшумно, приблизился к кровати вплотную. Таился он зря: Джопо Кранц в "звучках" Збышека орал маралом, которого похерила маралиха, и, если бы Збышек не был оперативным работником группы Аякс, то любое злодейство над ним незнакомец сумел бы учинить, производя шумы любой интенсивности. Но, видимо, злодейство заключалось лишь в том, чтобы Збышека не разбудить. И Збышек открыл глаза и сипло, сонно спросил:

– Вам кого, таинственный человек?

Незнакомец (форма полевая, казак, погоны сотника) сильно вздрогнул. В дальнейшем мы станем называть его для короткости именно сотником.

– Вы – Збигнев Какалов, – утвердительно сказал сотник, делая еще один шаг и останавливаясь над Збышеком. Збышек с холодным любопытством наблюдал за ним и молчал. Сотник кивнул, соглашаясь сам с собою, вставил пластину идентификатора, которую прежде держал датчиком вперед, в карман на боевом поясе и огляделся вокруг, как бы опасаясь, что в пространстве палаты могут скрываться невидимые Збышековы сподвижники.

– Ну, на чем тут у вас сидят? У одра-то? – спросил затем сотник, обращаясь к невидимым сподвижникам.

– Вы, любезный, пытаетесь пошутить? – осведомился Збышек. – И вам оно никак не удается?

– Ага, вот тут как, – сказал сотник и вытянул из-под кровати раскладной стул, задвинутый туда час назад Доном Маллиганом. Збышек, окончательно проснувшийся, извлек из ушей "звучки", проигрыватель выключил, положил руки на одеяло и стал ждать продолжения. Сотник потряс стул за спинку, проверяя его надежность, потом очень вольготно уселся, развернул, не обращая на Збышека никакого внимания, к себе рэк медсерва, вызвал на монитор медкарту Збышека и принялся просматривать графики, время от времени переключая режимы детализации. Збышек – не двигая головой – переводил взгляд с лица сотника на его руки, на монитор, и обратно. Сотник ни шиша не понимал ни в медсервах, ни в графиках, это было видно хотя бы по нарочитой небрежности, с которой он пытался оперировать с контактами скроллера, постоянно промахиваясь по ним и попадая, в результате, не туда, куда намеревался.

Оружия у Збышека не было никакого. Проигрыватель весил двести грамм и из положения "лежа" не было ни единого шанса оглушить им сотника на имеющее смысл время. И никакой информации, кроме невнятных ощущений Дона, уклончивости Нурминена, странного посетителя в казачьей форме и отсутствия на шипоносце Хелен Джей. Последние известия Збышек смотрел часа четыре назад, до завтрака еще. Збышека передернуло при воспоминании о завтраке. Он всегда считал себя парнем непритязательным во всем, что не касалось компьютеров-процессоров-принтеров, в мире воистину довольно более ярких радостей и дел, чем вкусная жратва, на которую, вдобавок, тратится гораздо больше денег, чем на невкусную, но на жратву же. Но овсянка – в таких количествах – без продыху – без надежд – ненавижу овсянку!.. Главное, неясно, за что меня так доктора ненавидят?.. Что, сотник, кисла курятина, с кем ты в шахматы сел играть, убогий? – подумал Збышек чуть ли не с жалостью: сотник поджал губы, закрыл панель "ментограф" и откинулся на спинку стула. Грязный приемчик, казачок с кулачок, подумал Збышек.

– Вот так все время, – сказал он. – Чуть только добрый доктор Браун, или не менее его доктор мистер майор Такаги, захотят узнать, о чем же таком-каком думает пациент Какалов, так сразу и получается, что думает он о жратве да о жратве. Психоз. И доктора, скорбя и не желая, назначают в целительных целях – хорошо сказано! – такой рацион, чтоб начисто отбить у пациента Какалова всякую даже мысль о ней, проклятой. Опять же – экономия. Вы мне сочувствуете?

– Бросьте, Какалов, бросьте трепать языком, – лениво сказал сотник. – Там, где надо, вам черепушку вскроют не медицинским ментографом. А боевым ментобуром.

"О-го-го! – подумал Збышек, сохраняя на физиономии искательное выражение. – Ой, плохи мои дела! Но пора хамить."

– Слушай, ты, опричник херов, – сказал Збышек. Слова "опричник" сотник не знал, но "херов" воспринял правильно. – Кого ты тут на паузу ловишь? Я ж таких, как ты, в Пространстве в косички заплетал!

– Какалов, – сказал сотник. Он примерно держал удар. – Заткнитесь. Хуже будет. У меня еще нет официальных бумаг, но неофициально могу намекнуть: плохи твои дела, парнишка!

"Тоже мне, бином Ньютона," – подумал Збышек, с огромным интересом внимая словам сотника.

– Ты, парниша, с минуты на минуту будешь арестован по подозрению в государственной измене, как активный шпион НК в Галактике, и вообще падла, – продолжал сотник, не опускаясь до злорадного тона. – Надо же – Звездный Приз ему вручили! Шкура… одних ребят сколько полегло на полях сражений. Ларкина ваша из жопы чуть не выпрыгнула, сорок лет с гадами воюя. А он. Шкура продажная, херова. Шкура ты, опер, и весь ваш Аякс не лучше. Наигрались в войнушку, сикось-накось… Теперь, братан, если сразу не шлепнут, а помилование вымолишь чистосердечным раскаяньем, – наворочаешь плазмобуром камушков на Принстоне, а чего доброго и на Мирном!

Почти во все верит сам, отметил Збышек. Ну ясно – инструктаж, патриотизм, бдительность, то, се. Пся крев! Зачем он меня блокирует, если ордера нет? За Ларкин ты мне должен, казачок числом до сотни, а остальное – опустим с интересом. Контайн, милый, где там у тебя щелкнуть?

– Ножки-то тебе работодатели, небось, выключили? – полюбопытствовал сотник. – Не угодил чем?

"Но блок это, или "убит при попытке к бегству"? – соображал Збышек. – Или, что реальнее, "при попытке сопротивления аресту", какое там бегство с моими-то ноженьками? Тогда чего он треплется, а не делом занят? Нет. Все равно ордер нужен, кроме того, Какалов, ты что, регистраторы-то работают, на голоса сразу среагировали, это же "Стратокастер"! Е-мое, это же "Стратокастер", вокруг же сплошные наши, а тут наших бьют! Казаки иногородних мочат! И тишина…"

Жаль Дон наверняка не сообразит, подумал Збышек. Я и сам не сразу сообразил.

– Чего молчишь-то, дядя Вася? – спросил сотник. – Не ожидал? При-из ему, Малую Премию, матушка Анастасия по телевизору благодарности ему, шкуре, выносит… Говна-творога! – опергруппа Маллигана! Ну, хочешь сказать? Говори, говори, смелый!

– Я так понял, ордера на арест у тебя нету? – вежливо спросил Збышек.

– Не боись, Какалов, сейчас принесут. А пока – вот он – ордер! – И сотник похлопал по наплечной кобуре.

Збышеком владело такое чувство, словно он оказался спросонок в историческом фильме про тяжелые годы. Или – он все это читал? Збышек не искал слова – они появлялись на языке, готовые к употреблению, сами собой, будто хорошо знакомые реплики из хорошо знакомой пьесы.

– Ордера нет, – констатировал Збышек. – Тогда получается, во-первых, что вы, незнакомый господин, то ли буйный сумасшедший, то ли провокатор на борту военного корабля в районе боевых действий в зоне пограничного конфликта. Следуя параграфу Устава ППС 10 пункт 1, объявляю вас арестованным и приказываю сдать оружие. В случае сопротивления, или при попытке к бегству, – применяю силу без предупреждения. Медленно, правой рукой, – левую перед собой! – достать скорчер, большим и указательным пальцем держа его за скобу, опустить вот сюда, – Збышек похлопал по одеялу. – Затем медленно встать, повернуться, заложив руки за голову, подойти к стене и оставаться неподвижным в таком положении до следующей команды. ОХРАНА, НА СВЯЗЬ! – рявкнул Збышек кодовую фразу. Наливавшийся здоровой спелостью на протяжении бесстрастной однотонной речи Збышека, сотник, подскочил, но равновесия не потерял, и Збышек не сумел до него дотянуться. Затем одновременно:

– вспыхнули по углам палаты глазки охранных сканеров;

– чуть пригас свет;

– Збышек свалился руками вперед, носом в теплое сиденье опустевшего стула;

– а сотник замер в двух метрах от постели, с полувыхваченным скорчером, полуприсев…

– ВСЕМ СТОЯТЬ! – проревел охранный комплекс шипоносца откуда-то из-за тумбочки с пожитками Збышека, по другую сторону кровати. – НЕ ШЕВЕЛИТЬСЯ. ОГОНЬ ГОТОВ, ОТКРЫВАЮ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. ВЫЗВАВШИЙ ОХРАНУ, НАЗОВИТЕСЬ, ОСТАЛЬНЫМ – МОЛЧАТЬ.

Збышек отклеил губы от мягкого пластика сиденья.

– Опер Аякс Какалов, регистр 76354 00призрак00, приоритет "член команды", – сказал он, задыхаясь. – Прошу позволить мне переменить положение, лечь, я… э… поврежден, запросите медцентр.

– Идентифицирован, знаком, болен, вызвал охрану, – сказал комплекс, сбросив полсотни децибел. – Примите удобное положение в пределах кровати. Руки – на виду. Затем доложите обстановку и причину тревоги.

Возвращая зад на постель, Збышек отметил с неудовольствием, что сотник опытен и, все-таки, не дурак: не протестует и не двигается. Один – один.

– Несколько минут назад подвергся нападению со стороны неизвестного лица, не входящего в команду шипоносца, явившегося с намерением арестовать меня, но не имеющего, первое, никаких оснований, второе, ордера на арест. Прошу подмоги, прошу доложить о сложившейся ситуации исполняющему обязанности командира полковнику Крекерборгу, прошу немедленно переслать информат генералу Ларкин.

– Принимаю к сведению. Оппонент опера Какалова, назовитесь.

"К сведению…" ой, плохи мои дела… и ничего тут у нас хорошего не выйдет, пророчески подумал Збышек. Что-то в сферах изменилось.

– Сотник Особого Казачьего Внутренних Войск Министерства Обороны СМГ Полка Тримай, регистр "центр" 00нехач00 88711, прикомандирован к инспекционной группе под командование войскового есаула Полугая приказом И.О. Министра Обороны СМГ адмирала Сухоручко, – единым духом выдал сотник. – Полномочия по протоколу "мятеж", обратитесь к канцелярскому киберу крейсера "Конь Белый", ПКБ "Стратокастер", ангар 11. Выполняю миссию по блокированию, до появления полномочных лиц, подозреваемого в государственной измене оперработника Аякс Какалова.

Два-один, сказал себе Збышек. Все серьезно. И надолго. Где Дон? И что с Ларкин, ясно же, что что-то случилось… Заснул, растяпа!

И Збышек ответил себе: Дон арестован, а Хелен Джей… похоже… мертва. Наверняка мертва. Ничего другого не представить. При живой Ларкин подобное на "Стратокастере" и на Западе невозможно.

– Проверка утверждений, идентификация личности – сотник Тримай – завершена. Корректность процедуры блокировки сотником Тримаем опера Какалова – по записи с регистратора палаты № 204 – подвергнута сомнению. Итог: всем оставаться на местах, не двигаться, ждать лиц, облеченных правом принимать ответственные решения в сложившейся ситуации.

– Я не могу ждать в такой позе! – сказал сотник, переведя дыхание. Он глядел перед собой.

– Сядьте на пол, – разрешил комплекс милостиво. – Оружие в кобуру. Напоминание: огонь готов, не делайте резких движений.

В эту секунду Збышек принял решение. То есть, ничего другого не оставалось. Комплекс не запретил говорить.

– Всем моим! – как можно громче крикнул Збышек. – Аякс просит помощи! Госпиталь, палата № 204, повторяю, я Призрак Какалов, всем моим, на помощь!

– А заткнись же, шкура! – широко модулируя заорал сотник, но не двигаясь, как и было приказано.

– Господин Какалов, – мягко сказал комплекс. – Со мной сейчас на связи инспектор Генштаба войсаул Полугай. У него действительно есть ордер на ваш арест. Он направляется к вам. Все это, понятно, недоразумение, но вам надлежит хранить молчание. Не усугубляйте ситуацию.

– Ты обязан ретранслировать вызов по формуле "всем моим", – холодно сказал Збышек. – Или тебе уже поставили блок?

– Блок в процессе инсталляции, – ответил комплекс. – Идет медленно, поскольку ретранслируется с маломощной папки. Но корни уже в системе. Сохраняйте молчание.

– Код блока – вербализовать!

– Вирус Двести Один.

– Код доступа "минус_три", Антивирус Двести Один, ввод, пробел, вопрос, правый вектор, пароль 00призрак00 76354, ввод!

– Блок снят. Инсталляция возобновлена.

– Всем моим! На помощь! Госпиталь, палата 204! Призрак просит помощи! Сообщите Быку! Сообщите Быку!

– Блок встал. Опер Какалов, храните молчание.

– Комплекс, сколько прошло в транслятор – пассивный вопрос. Допуск "минус_три".

– По допуску "минус_три" – ответ: прошло все до репризы "сообщите Быку".

– Спасибо, комп, – сказал Збышек. – С меня причитается.

– Это недоразумение, господин Какалов, – сказал комплекс. – Все выяснится. Не волнуйтесь. Противоправных действий на моем корабле я не допущу.

– Эй, – подал голос ошарашенный сотник, – вы! Вы что творите? Да я сейчас…

– Тримай, не двигаться! – заревел комплекс. – Огонь без предупреждения!

В коридоре (входя, сотник прикрыл дверь, но не до щелчка) раздались шаги и голоса. Лотерея, подумал Збышек прислушиваясь. Словно в карты перекинулись, ставки на столе, сейчас – рубашки вниз. У двери шаги замедлились и знакомый голос сказал: "Охрана, пропуститте, я Крекерборг; снятть с дфести четфертой наплютенние." Збышек обмяк. Наши.

Но он ошибся.

В палату стали входить люди. Первым вошел громадный седой, без головного убора, с курчавым белым чубом войсаул, с морской бородой, смоляной с проседью, но безусый. На полшага от него отставал полковник Крекерборг, заместитель Ларкин, главный инженер "Стратокастера". У Крекерборга же в тылу виднелись казаки в полном боевом, числом около пяти. Збышек надул щеки, выпустил с шумом воздух и скрестил руки на груди.

Первое, что сказал войсаул, таким тоном, будто продолжая разговор, было:

– Ну и мудак же ты, сотник! Вон отсюда!

Тримай подхватился с пола и, судорожно козырнув, канул. Судя по всему, войсаул Полугай пользовался среди подчиненных настоящим авторитетом.

– Не та кость пошла! – с горечью произнес Полугай, обращаясь чрез погон к полковнику Крекерборгу. – Турок, не казак!

Крекерборг смотрел в стену и на слова веселого войсаула не реагировал. В тренировочных штанах и сетке-майке и.о. командира "Стратокастера" смотрелся рядом с великолепным войсаулом жалко.

– И вы, полковник, тоже! – продолжал Полугай. – Что за полковник! Я смотрю на вас – прямо диву даюсь, полковник! Ни подтянутости строевой, ни дисциплины! Это ж ад творится на флагмане! Команда расхристана, бабы какие-то наглые, честь не знают какой рукой отдать! Ай-якс, твою мать! Не мудрено, что командира свово не уберегли. А какой командир был! – Полугай вдруг подмигнул Збышеку. – Бой-баба!

Збышек старался поймать взгляд Крекерборга. Но даже при последних, поразительных словах войсаула, полковник лишь зажмурился в стену. Збышек перестал на него смотреть, глянул в лицо улыбающемуся Полугаю, – как раз в момент подмигивания. Вот тебе и лояльность, подумал Збышек. Вот тебе, Призрак, хак тебя разбери, и ответ. Мама мертва, а Крекерборг… не проходил Крекерборг Жмеринку, главный инженер… турок он, а не аякс… Впрочем, в тоне бравого войсаула Збышек явственно ощутил фальшь, натянутость, не все идет так, как надо.

– Ну да ладно, полковник! – великодушно произнес Полугай. – Не боись. Теперь мы твоих подтянем, глядишь, станут на солдат похожи. Так. А чего мы сюда пришли-то? А-а! – сказал Полугай. – Вспомнил! Больного героя проведать!

Ну остроумцы же, блин, подумал Збышек и широко улыбнулся войсаулу. Войсаул улыбнулся еще шире, а когда Збышек ответил на улыбку, Полугай улыбнулся еще шире, чем он сам и Збышек вместе взятые секундой раньше, причем без никакого напряжения (здесь имеется в виду, что Полугай улыбнулся по настоящему широко). И сел на стул.

– Он падает, товарищ Полугай, – сказал Збышек заботливо.

– Ну, емть, я с коня-то не падаю, – парировал войсаул, – со стула-то не свалюсь. Кстати, шпиен, зови меня просто – господин войсковой есаул.

– Я поляк, – сказал Збышек. – Не выговорю.

– Ну, тогда – гражданин начальник.

– Заметано, – сказал Збышек. – Чему обязан? Шестерка ваш тут нес что-то, да невнятно, губами в усах запутывался. Слушаю вас, и выметайтесь.

– Я быстренько, – сказал Полугай. – И вместе выметемся. Мне только планшетку открыть, и всех делов.

И войсаул сделал это. И подал – вежливо – Збышеку пластину. Со всеми онерами и причиндалами, реквизитами и печатями на ней высвечивался ордер на арест Какалова Збигнева, гражданский номер такой-то, по подозрению в государственной измене. Збышек очень внимательно прочел ордер.

– Вот это другое дело! – удовлетворенно сказал он, возвращая пластину войсаулу. – А то пихают тут скорчером больного человека, не имея никакого права. И вообще, нарушают права. Вы согласны, товарищ Полугай?

– А мы его в батоги, – заговорщицки сказал Полугай. – Плетьми возьмем. Накажем, чтоб впредь устав чтил и права человека блюл, на что и поставлен. Но и служба у нас нервная, а все мы человеки, да, подозреваемый Какалов? Ну так что ж, – оружие имеется?

– А вон у вас парень с датчиком, – ответил Збышек, – его и спрашивайте. А я уже начал ждать адвоката. Сколько там мне его ждать по закону? Двое суток. На вопросы, касающиеся моей работы в Аяксе, я отвечать не буду. Из соображений национальной безопасности. Военная тайна, гражданин начальник! – округлив глаза, страшным шепотом сказал Збышек.

– Да вы веселый человек! – воскликнул Полугай. – Ну а с обвинением-то вы согласны? – спросил Полугай, ничуть не обескураженный.

– Нет. Я не виновен. Вздор, гражданин начальник. Исполняйте свой долг. С этого момента я молчу.

– У нас, помню, говаривали: кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит, тот и съест, – сказал Полугай.

– Верно! – сказал Збышек, восхищенный.

– Л-лады. Ребята, взяли арестованного. На крейсер его. Аккуратнее. Обыскать.

Полугай хлопнул Збышека по плечу, как доброго друга и пружинисто поднялся.

– Так поговорим, полковник? – спросил Полугай Крекеборга, словно они уже остались в палате одни. – О мно-огом следует поговорить. Пошли, устроим собрание.

Крекерборга передернуло.

– Господин войсаул, – сказал вдруг один из конвойных, прижимая к уху "звучок". – Непорядок, каже. У шлюза госпиталя. Несколько человек, вооружены. Пытаются пройти внутрь. Микроненко сообщает. Стрелять ему?

Збышек привстал на руках. Крекерборг снова дернулся. Полугай захохотал.

– А?! – крикнул он. – Тва-йю мать. Полковник?! Дела-то! Что посоветуешь? Стрелять?

– Если фи таже помыслитте о чем-то потопном, – сказал Крекерборг, – фи испыттаете сересный утифление! Этто корапль Аякс!

– Вон ты какой, полковник! – сказал Полугай. – А я думал – инженеришка полугражданский, вакса с медом! А ты – о как!

– Я опязан потчиняттся распоряшениям Наппольшефо Шефа Ссухоручко, коспотин Полукай. Но если фы…

– Ладно, ладно, развоевался полковник, – сказал Полугай примирительно. – Что я предлагаю? Пойдем мы с вами сейчас, господин Крекерборг, да и объясним доблестным нашим аяксам, в чем дело, какую они змеюку под спецкостюмом носили! Годидзе?

– Я фас не понимаю прафилльно… что фи сказалль?!

– Убирай своих подчиненных по казармам, Крекерборг, – сказал Полугай. Тона он не выдержал. Вряд ли даже и сотне казаков повезло бы против десятков озверевших – наших бьют! – аяксов. Полугай отлично это знал. – Не с арестованным же мне договариваться! Или статус мятежника схлопотать хочешь?

– Не нато раскофарифать с нами с поситций групой сила, – тихо сказал Крекерборг. – Тем полее, сейшас, кокта нет кенерала Ларкин. Мои люти – и йа тоше – люпил Маму. Осторошшней, коспотин Полукай. А то фасс путут спросить – как покипла Мама.

– Да я с тобой и вовсе не хочу разговаривать, – произнес Полугай проникновенно. – Мне дело надо сделать. А как она погибла – меня-то чего спрашивать? Ты, полковник, вон его спроси! – и Полугай показал на Збышека. Крекерборг сказал:

– Я пы спросил. И он пы мне скасалль.

– Так спроси! – обрадовался Полугай. – А я запись включу!

– Это не есть клавное неметленно. Неметленно ми с фами пройтем к шльюсу коспиталль. Какалов! – сказал Крекерборг. – Штать меня секотня. Я корапельный нотарус, йа путу с топой секотня. Какк атфокатт.

– Спасибо, Франц Карлович, – сказал Збышек.

Полугай молчал.

– Касаки! – сказал Крекерборг таким голосом, что конвой вытянулся по стойке "смирно". – Исполнятте свой толк. Фойсаулль Полукай! Слеттутте са мной!

Крекерборг прошел сквозь расступившихся казаков. Полугай оглянулся на Збышека.

– Вот так, начальник, – сказал Збышек наставительно. Полугай прищурился.

– Взять арестованного, евреи! – заорал Полугай.

Казаки кинулись, едва Полугая не сбив с ног. Збышеку стало очень тесно, перед глазами мелькали подбородки, начинавшиеся вроде бы сразу под касками, один подбородок только отделяли от каски усы, мелькали части спецкостюмов, один раз мелькнула рукоять скорчера, с покачивающимся над ней отстегнутым ремешком кобуры… можно было успеть схватится за эту рукоять… Збышек подавил в себе первый порыв, расслабился. Ему не сделали больно ни разу, обыскивая. Приблизился потолок и Збышека понесли на плечах – как братья-витязи спящую красавицу. Спать хотелось. Чудовищно хотелось спать.

А проигрыватель – сопрут, подумал Збышек. Обязательно. Войсаул и сопрет, непременно.

Полугай остался в палате № 204 один. Он перевернул постель, поднял с пола упавший проигрыватель, открыл его, заглянул внутрь, изъял кристалл, снова закрыл и бросил проигрыватель на панель медсерва. Затем осмотрел тумбочку, нашел яблоко – последнее из тех, что принес Збышеку Маллиган. Наскоро обкусывая его, вытряс из отработанного герметика на пол какие-то цветочки вместе с полулитром воды, в верхнем ящике тумбочки обнаружил бумажный конверт с приглашением на помолвку. Поднял брови: натуральная бумага, чернильная цветная печать! Конверт отправился в планшетку. Войсаул уронил огрызок, оглядел опустевшую палату, пробормотал что-то под нос и вышел в коридор.

(Документ 10)

СИРОТА КСАВЕРИУС – СИРОТЕ КРЕКЕРБОРГУ. ВСЕМ МОИМ: «ВСЕ ВРАССЫПНУЮ», «СТРАУС НА АСФАЛЬТЕ». ВСЕМ ЖМЕРИНЦАМ И ПЕРВЫМ ПИЛОТАМ, ПРОШЕДШИМ ОБУЧЕНИЕ НА ШТАБНОЙ ПЛАНЕТЕ – «ВЫ УВОЛЕНЫ, ДЕТИ». ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ. ГРАНИЦА – ВЕЗДЕ. ПОЛКОВНИК КРЕКЕРБОРГ, ПРИНЯТЬ ОТСТАВКУ У ВСЕХ НАШИХ, ПРИКРЫВАТЬ ОТХОД ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА. ОТВЕТА НЕ ЖДУ.

ПАМЯТЬЮ МАМЫ. ФЛАГ.

Только через два часа на "Стратокастере", возбужденном и перемешанном неожиданной и недостойной смертью Хелен Джей, арестом Збышека, историей с Маллиганом и невнятностью положения вообще, установилось спокойствие. Спокойствие в том смысле, что аяксы разошлись по каютам и ресторанам, перестали бросаться на каждого встреченного в коридоре казака; охрипший от непрерывного орания по ста возможным каналам охранный комплекс шипоносца получил возможность отдохнуть, а войсаул Полугай перевел дух. Ему пришлось здорово понервничать. Увещевания пополам с предъявлением на каждом шагу приказа Министра Обороны о беспрекословном подчинении, на аяксов действовали очень слабо. У них было, кому подчиняться, не та баба Хелен Джей, чтоб вот так запросто и глупо свернуть себе шею по пути на пляж; убили, гады! Но, так или иначе, через два часа шаткое спокойствие установилось, Полугай, честное слово, не понимая, почему оно установилось, от усталости просто обрадовался.

В рубке "Коня Белого" с самого начала инспекторской деятельности Полугая (начавшейся еще над Пыльным Мешком, к январским событиям Полугай опоздал всего на день) установили здоровенный ситуационный комбайн, работавший синхронно с большинством следящих и регистрационных систем шипоносца. Большую часть времени Полугай проводил за центральным монитором комбайна, наблюдал за жизнью "Стратокастера", читал отчеты патрулей и так далее. Сюда же он пришел отдохнуть после ареста Какалова и ораторского марафона в коридорах шипоносца, на всю жизнь возненавидевший хитрого лиса Крекерборга и его псов-заместителей, явно хотевших бунта. На провокацию псы не решились, слишком явно, но Крекерборг постоянно намекал на чье-то высокое неудовольствие и какие-то санкции… ладно, подумал Полугай, лает, лает – не укусит.

– Господин войсаул! – браво сказали за спиной. – К связи!

Войсаул вздрогнул. Посмотрел на часы. Да, время отведенное на этап миссии вышло, надо делать доклад. Войсаул встал и наткнулся на обожающий взгляд младшего урядника связиста Ряхлова, мальчишки, нежноусого и кареглазого, однако весьма шустрого и правильного.

– Прошу вас, господин войсаул! – со звоном воскликнул Ряхлов, пропуская командира мимо себя четкими строевыми фрикциями. Войсаул прошел в кабину секретной связи. Проектор был уже включен, над полом покачивался, живо напоминая Полугаю вурдалака в церкви, войсаул Кребень.

– Говори! – сказал Кребень, не теряя времени на приветствия и не дожидаясь, пока Полугай замкнет дверь.

– Очень сложно, Матвей. Непростое задание – сотней взять флагмана. Здесь серьезные бойцы. Добрая школа.

– Так, – сказал Кребень. – Мозги трахать тебе, Кирьян, не стану. Ты воин опытный, сам сообразишься. Попробуй лаской… О главном давай.

– Погоди, Матвей. Подтверди лично – генерал Ларкин точно мертва?

– Ей-богу. Точно. Видел труп, сам опознал. Черепно-мозговая травма несовместимая с жизнью. Мгновенно. Кстати, информат с подробностями я тебе переслал с егерем, скоро жди. Объявишь на "Стратокастере", на общем сборе.

– Ясно. Значит, так. Какалова я взял. А Маллигана – нет.

– Как так? ЧТО?!

– А то, что надо было делать, как я предлагал!!! – заорал Полугай, не глядя начальнику в глаза. – Не здесь их брать, а вызвать куда-нибудь с шипоносца! Еще одну медаль дать – и вызвать!

– Полугай, – сказал Кребень тихо, – окрути ротовую полость. А потом доложи толком, – что произошло, и где мне теперь искать Маллигана? Я уж тебя про Нурминена и Баймурзина не спрашиваю, здесь все виноваты, то есть никто, но группу Маллигана ты должен был взять в полном составе! С тебя спрос, Кирьян!

– Я, Матюша, спроса не боюсь, – сказал Полугай. – И перед кем угодно отвечу, не испугаюсь. Ушел Маллиган, и все тут. Это ж не военный корабль, а проходной двор! Ипподром какой-то! Здесь, оказывается, есть несколько частных взлетных площадок, кемпингов, для дальнобойщиков. Вот он и ушел от конвоя – не знаю, пока, как, и с дальнобойщиком усвистал. В неизвестном, на хер, направлении. Полчаса назад.

Кребень выругался.

– А не знаю, как он ушел от конвоя, потому как тут чуть мятеж не начался! – продолжал Полугай, сдерживаясь. – Крекерборг – сука… Матвей! Немедленно нужен мне приказ о смещении командования шипоносца. Немедленно. А Маллиган будет за мной. Присылай сюда казака командиром, а я уж музыкантишку твоего достану.

– Хоть номер грузовика выяснил?

– Выясню, блин. Полчаса прошло, дай время!

– Ладно… эх, все как дерьмо из-под копыта брызгами…

– Как там в Штабе?

– Да тут все в мыле. Лады, Кирьян, похвалить тебя не похвалишь, но я тебя знаю – лучше, значит, сделать было не можно. Мазу подержу. Сейчас я к Президенту. Понюхаю, что, как. Давай-ка через три часика снова встретимся, я разберусь с кадрами и вышлю подмогу. Держись. Какалова под охраной передашь моему курьеру. Он будет у тебя в шестнадцать двадцать две. Флаг.

– Какалов требует адвоката. И к нему рвется Крекерборг, он корабельный нотариус.

– Хрен по рылу! Именем Министра Обороны.

– Понял. Флаг.

Проектор выключился. Полугай вышел в рубку и немедленно наткнулся на того же урядника Ряхлова. На круглом лице урядника, реющим над великоватой ему кирасой спецкостюма, было написано что произошло нечто и все любимому и родному он тотчас и обскажет – как на духу.

– Что, урядник? – неласково спросил Полугай.

– Непорядок, господин войсковой есаул! – крикнул Ряхлов. – Извольте сами взглянуть!

– Где?

– А все вот на мониторчике у меня, господин войсковой есаул!

На мониторчике у Ряхлова и вправду был еще какой непорядок. Целую минуту Полугай взирал на непорядок молча, потом минуты две взирал, матерясь, а потом принялся шарить руками вокруг, позабыв, что шлем с коммуникатором он оставил у комбайна, на полу подле кресла. Урядник сообразил, метнулся и доставил шлем. Полугай криво насадил шлем на голову, ногтем выковырнул из ушка-захвата микрофон и прокашлялся. Надлежало все-таки держать себя в руках.

– Господин полковник Крекерборг, ответьте, будьте ласковы, инспектору Министерства Обороны войсковому есаулу Полугаю. И, если можно, по приватной связи.

Полугаю пришлось повторить вызов дважды, и он один знает, чего стоило ему еще раз выдержать спокойный, где-то даже и будничный, тон. Крекерборг все-таки ответил.

– Слушаю фас.

– Полковник! – сказал Полугай. – А что я тут у себя наблюдаю, вы не объясните?

– Утошните, фойсаул, о шем фы?

– Утошняю, полковник. Вот у меня тут просто исход евреев из Египта на мониторе. Прямо эвакуация идет на "Стратокастере". Что случилось? На айсберг налетели, а я и не заметил? Девять патрульников запрашивают разрешения на вылет, какие-то грузовики, – кстати, вроде бы я приказал опечатать частные терминалы? – два транспорта с прошедшей командой "Ключ на старт"? Что скажете?