- Только не меня! Только не меня! - зашептала рядом девушка, которая всегда заводила эту присказку, когда в камеру входил офицер со списком фамилий.
      Эта девушка была старше Ланы, но вела себя совершенно как ребенок.
      - - Питренка, - произнес офицер первую фамилию, и девушка, вздрогнув, как от удара, прекратила причитать.
      - Все-таки меня! - тихо, но с жуткой болью в голосе воскликнула она.
      - Шумилава, Иванова Илена, Иванова Лариса, Крачки-на, Бубнава, Таланава... - бесстрастно бубнил офицер.
      Названные старались соблюдать тишину, хотя никто в камере не спал. От двери слышались сдавленные рыдания. Потом случилась заминка. Одна из девушек устроила перепалку с офицером, говоря вполголоса:
      - Мы подруги. Я тоже хочу с ней.
      - Тебя нет в списке. Отойди от двери.
      - Дайте хоть попрощаться.
      - Не положено!
      И снова пошли фамилии.
      - Максимава, Платонава, Каропкина, Василива, Казари-на...
      Лана оторвала взгляд от окна и прошептала:
      - Ну вот и все.
      У двери кто-то наступил ей башмаком на босую ногу, и Лана почему-то вспомнила поездку на сельхозработы и пота-совку с пейзанками. И еще Игара Иваноу - единственного мужчину, с которым она целовалась в своей жизни и которого так и не выдала этим предателям из Органов.
      А хорошо бы он и правда был амурским разведчи-ком, - пришла вдруг в голову неожиданная мысль. - Тогда бы он ворвался сюда и освободил меня.
      Но тут же Лана оборвала себя. Наверняка у амурских разведчиков есть дела поважнее. К тому же Игар никакой не разведчик. Все это вранье. Следователи Органов - большие мастера врать.
      А значит, помощи ждать неоткуда. Сейчас ее убьют, и никто об этом даже не узнает. И никто о ней не вспомнит, кроме разве что отца, которому тоже недолго осталось жить, да того же Игара. Хотя он, наверно, давно уже забыл об их случайной встрече между монументами на границе двух краев.
      И учительницу начальных классов, фамилию которой - Платонава - Лана вспомнила только сейчас, тоже убьют. Хотя она-то наверняка не виновата ни в чем вообще. Даже ножом никого не резала. Для нее муху убить - и то проблема неразре-шимая.
      А через несколько минут некто в серой форме Органов, похожей цветом на шкуру не то крысы, не то волка, прихлопнет ее, как муху, и даже не поморщится.
      Группа из двадцати смертниц под охраной двух конво-иров спускалась вниз по лестнице у северной стены здания, и через окно на площадке было слышно, как часы над гробницей Василия Чайкина бьют полночь.
      Праздничный день закончился.
      Часть Вторая
      ВТОРЖЕНИЕ
      Солдат всегда здоров,
      Солдат на все готов,
      И пыль, как из ковров,
      Мы выбиваем из дорог.
      И не остановиться,
      И не сменить ноги,
      Сияют наши лица,
      Сверкают сапоги.
      В. Высоцкий
      1
      Четыре мобильных катера на антигравитационной подушке скользили вниз, как санки с горы. Невидимые даже для мощных радаров, а не только для того досадного недоразумения, которое называлось радарами на Целине, они бесшумно подкрадывались к линии, где море сходится с землей и прибой плавно накатывает на золотые пески тропических пляжей.
      Люди в катерах были абсолютно спокойны. Все они проходили этот путь уже не раз. Мобильные катера 108-й фаланги славно потрудились за время сосредоточения, доста-вляя на Целину рейнджеров Сабурова и вывозя их обратно на звездолет.
      А теперь рейнджерам предстояло начать вторжение.
      Прежде чем на посадку пойдут громадные "утюги" с боевой техникой и живой силой легиона, надо захватить штаб военного округа, штаб военно-морской базы и штаб ПВО. Тогда все сообщения с мест о подозрительных летающих и плавающих объектах упрутся в глухую стену непонимания и никуда дальше не пойдут.
      Следующие цели коммандос - штаб 1-й армии, военная комендатура, окружной комиссариат и управление Органов, но это уже во вторую очередь, потому что у Сабурова слишком мало катеров. Четыре собственных и восемь реквизированных в боевых фалангах.
      Штаб легиона, ставка и полевое управление ни одного катера Сабурову не дали. Им тоже был нужен спецтранспорт - для восточной операции, которая началась тремя часами раньше.
      Двенадцать катеров на пять точек высадки - это было все равно что совсем ничего. Но отнять у боевых фаланг больше Сабуров не мог. Им надо было зачищать побережье и брать под контроль аэродромы, чтобы самолетам легиона, взлетающим с челноков, было потом куда сесть.
      Челноки высадят людей и машины и уйдут, а самолеты останутся в воздухе, и горючее у них кончится довольно быстро.
      Когда под сабуровскими катерами замелькали улицы Чайкина, два из них повернули в разные стороны, а другие два опустились в парке перед большим зданием, выстроенным в стиле тоталитарного классицизма.
      Без шума и суеты на свежий воздух выбрались 80 рейнджеров и их командир - полковник Бессмертный. Как они поместились в двух катерах, рассчитанных на 24 пассажира каждый, ведомо только богу - особенно если учесть, сколько у них было с собой оружия и снаряжения.
      Катера еще не успели уйти, а рейнджеры уже перебегали от дерева к дереву, окружая здание.
      Дверь в пристройку, где размещался батальон охраны, коммандос вышибли с одного прыжка. И тотчас же заработали автоматы с глушителями, выкашивая спящих.
      В батальон охраны штаба округа входили отборные солдаты - все ростом под два метра и без единого изъяна во внешности и в анкете. Но это им не помогло, когда за дело взялся суперэлитный спецназ. Весь батальон был уничтожен во сне.
      Часовые на внешних постах прожили не намного дольше. А пока одна половина рейнджеров разбиралась с солдатами, другая ворвалась в главное здание.
      Здесь двух солдат и офицера у входа повязали без борьбы. Хотя офицер находился за пуленепробива-емой перего-родкой и запертой дверью, он не успел даже дотянуться до пистолета. Рейнджеры выбили дверь выстрелом из подстволь-ного гранатомета и скрутили капитана раньше, чем он успел опомниться.
      Контуженный капитан хлопал ртом, как оглушенная рыба, и даже не пытался сопротивляться. Спецназовцы в эрланских боевых шлемах одним своим видом производили сильное впечатление.
      Главный картограф штаба полковник Динисау в целинской форме, которую нарушал только ошейник-самолик-видатор, вошел в здание последним. Он повел группу захвата прямо к пульту дежурного по штабу, которого обязательно следовало взять живым раньше, чем он что-либо заподозрит.
      Дежурка располагалась под землей в хорошо защищен-ном бункере, но для коммандос это не было помехой. На то, чтобы ворваться туда, они потратили считанные секунды. И опять никто из присутствующих в помещении не успел даже расстегнуть кобуру.
      Тут возник закономерный вопрос, кто будет дежурить по штабу дальше полковник Раманау, которому только что надели на шею ошейник, или полковник Динисау, который носил этот предмет экипировки уже целый месяц.
      Раманау был предпочтительнее. Те, кто имеет привычку звонить в штаб округа по ночам, могли знать его голос. Так что командир спецназовцев Бессмертный, не теряя времени, вкратце рассказал ему по-целински о полезных свойствах ошейника-самоликвидатора и поставил задачу:
      - Продолжайте нести дежурство как обычно. Отвечайте по телефонам, как будто ничего не произошло. Одно лишнее слово или неправильный ответ - и вы покойник.
      - Кто вы такие? - обреченно спросил Раманау, которому совсем не хотелось умирать.
      - Я - полковник Бессмертный, а это - мои люди. Остальное вам знать не обязательно.
      Тут зазвонил телефон. На всякий случай рейнджер с шевронами капитана приставил к голове Раманау свой пистолет с глушителем.
      Раманау поднял трубку.
      - Дежурный по штабу округа полковник Раманау, - произнес он дрогнувшим голосом.
      - Вы уже купили ошейник для своей собаки? - раздался в трубке вкрадчивый женский голос.
      - Что? Какой ошейник? Куда вы звоните?
      - Вот этот ошейник, - сказал Бессмертный, указав пальцем на горло дежурного по штабу.
      Властной рукой забрав у целинца трубку, Бессмертный спросил по-русски:
      - Ну что там?
      - Штаб ПВО захвачен.
      - Знаю уже, - сказал спецназовец.
      Ему только что передали эту информацию по шлемо-фонной связи, а звонок на пульт дежурного по штабу округа был нужен для того, чтобы проверить, действительно ли он готов сотрудничать.
      Бессмертный бросил взгляд на часы. Коммандос шли с опережением графика. Только со штабом военно-морской базы была задержка - главным образом потому, что там следовало действовать особенно тихо. Штаб базы находился прямо рядом с причалами, и надо было постараться, чтобы на кораблях ничего не заметили раньше времени.
      Если в период сосредоточения главной расчетной единицей времени были сутки, то теперь счет шел на минуты. Большие челноки уже начали спуск. Через полчаса они приводнятся, с них начнут взлетать самолеты, и время понесется вскачь. Главное, не дать целинцам опомниться, разгромить все, до чего только можно дотянуться, раньше, чем противник сообразит, что происходит.
      Все было рассчитано точно. Как только "утюги" появились в поле зрения целинских радаров, в штаб ПВО потоком пошли сообщения о неопознанных объектах. Но штаб был уже в руках спецназа. Захваченный в плен дежурный отвечал, что истребители вылетели на перехват, хотя на самом деле никто никуда не вылетал и все аэродромы спокойно спали под мирным небом.
      А челноки тем временем приближались к берегу.
      2
      Первый "утюг", похожий скорее на увеличенный в тысячу раз чемодан, освещая все вокруг слепящим неестест-венным светом, коснулся днищем воды, и участок моря под ним на несколько метров в глубину мгновенно превратился в кипящую пересоленную уху.
      На крыше челнока тотчас же появились первые самолеты - истребители вертикального взлета и посадки. Один за другим они снимались с места и направлялись в сторону побережья.
      А через открытые створки шлюзов на остывающую воду уже выползали громадные самолеты-амфибии.
      Пробежав два километра по воде, они взлетали, разворачиваясь над самым большим из челноков - "утюгом" морской фаланги длиной чуть не в полкилометра, из которого величественно выплывал авианосец.
      Амфибии 10-й десантной фаланги готовились сбросить парашютистов на побережье и аэродромы в Чайкине и вокруг него, где уже минут двадцать орудовал спецназ.
      Десантные центурии 8-й воздушной и всех полевых фаланг тоже выгружали на воду свои самолеты, и цель у них была та же самая. Воздушным фалангам требовались аэродро-мы, а полевым - побережье для высадки.
      Сброс десанта с малой высоты рядом с морем в темноте по приборам занятие не из приятных. Хорошо, что есть компьютерное наведение, которое помогает парашютистам высадиться именно там, где задумано. Радиус разброса - не больше километра, пять минут бегом.
      И еще хорошо, что берега здесь никто толком не охраняет. Только пограничные посты и катера, которые уже обстреливает ракетами авиация.
      Те сабуровские спецназовцы, которым не досталось места в антигравитационных катерах, тоже надели парашюты и свалились с амфибий прямо на военно-морскую базу и штаб первой армии.
      А у Сабурова лично были дела поважнее. Он спешил перекрыть все каналы связи, по которым могла пройти утечка информации из Чайкина в Центар.
      Каналов этих было еще много. Прежде всего, окружной комиссариат и управление Органов, которые имели прямой выход на Цитадель. Окружком гражданская администра-ция региона, а управление Органов - явная и тайная полиция, куда наверняка начнут звонить мирные граждане, случайно завидевшие парашютистов в небе над головой.
      Но кроме этого есть еще междугородний телефон и правительственный узел связи, армейская связь и телерадио-центр. И все это надо захватить в первый час. Во второй будет уже поздно. Через час масштабы операции станут очевидны любому, у кого есть хоть капля мозгов, и кто-нибудь сможет передать правдивую картину в Центар.
      Поэтому рейнджерам, вылетающим на захват перечис-ленных объектов, Сабуров ставил задачу сам. Мобильные катера еще не вернулись из первого рейса, а начальник разведки легиона уже готовил второй.
      - На площадь Чайкина идет один катер. Задача: занять дежурную часть и коммутатор управления Органов, здание окружного комиссариата и гробницу. Караул гробницы уничтожить. Она нам в принципе не нужна, но поможет решить одну проблему. В управлении Органов много вооруженных людей: ночная смена, тюремная охрана, дежурные опергруппы и тому подобное. Их надо оттянуть на гробницу и Окружком. Не мне вас учить, но имейте в виду: во что бы то ни стало надо продержаться до подхода главных сил.
      - Когда они подойдут и кто это будет? - поинтересо-вался командир группы.
      - Еще не знаю, - ответил Сабуров. - Постараюсь направить туда десантников, которые освободятся в других зонах. А вообще за город отвечает 13-я фаланга.
      Время было рассчитано с идеальной точностью. Едва Сабуров кончил инструктаж, первый из катеров, вернувшихся снизу, вошел в шлюз звездолета разведки.
      Буквально через минуту он уже отправился обратно.
      Когда катер перелетал через береговую линию к западу от города, внизу в свете осветительных ракет можно было заметить опавшие купола парашютов. Десантники уже начали действовать.
      3
      С самого начала смены настроение исполнителя приго-воров Данилы Гарбенки было безнадежно испорчено. Мало того, что пришлось выйти на работу сразу после праздника, так еще какая-то баба вздумала буянить в предбаннике.
      Эта женщина была красива и ее красота в тюрьме не успела потускнеть. Ее арестовали всего три дня назад и не сочли нужным возиться с нею долго - ведь муж ее давно уже был расстрелян.
      Она начала возмущаться еще по дороге в расстрельную камеру, и опытный конвойный в полном согласии с неписан-ными правилами решил определить ее в гости к Гарбенке под первым номером. Но женщина не хотела идти в камеру, прок-линала судей, Органы и конвой и все кричала что-то про сына, ради которого она должна жить.
      А когда вертухай пробурчал: "Ничего, до сына тоже очередь дойдет", женщина потеряла остатки разума и даже укусила конвойного за руку, когда тот попытался силой про-толкнуть ее в дверной проем.
      По всем инструкциям в подобной ситуации следовало бы вызвать спецконвой и отправить эту бабу вниз, в кремато-рий, где ее живьем засунут в печку ногами вперед.
      Но сегодня день был особенный. Пришел какой-то при-каз из столицы и все забегали, как ошпаренные. Всех свободных конвойных и вспомогательные наряды выделили в помощь опергруппам, которые в эту ночь проводили какие-то особые массовые аресты. И спецконвой в полном составе пошел туда же. Так что сокращенному боевому расчету пришлось управ-ляться своими силами.
      Гарбенка выбежал в предбанник и, быстро оценив обстановку, решительно рявкнул:
      - Ты и ты! Помогите ее скрутить! Быстро! А то спец-наказание всем.
      "Ты и ты" относилось к двум смертницам, по виду самым сильным из всей партии. Первая наверняка была крес-тьянкой, а вторая скорее спортсменкой. И обе повиновались без возражений - ведь теперь уже никто в тюрьме не сомне-вался, что в самой справедливой на свете стране возможны спецнаказания в форме сожжения заживо.
      Из-за нехватки вер-ту-хаев засовывать в печку живых нару-шителей поручали за-клю-ченным, и свидетельства очевид-цев быстро распространялись по тюремному блоку.
      Общими усилиями эффектную красавицу с черными кудрями затащили в расстрельную камеру и раздели, нещадно изорвав ее платье.
      Это было плохо. Данила Гарбенка имел секретную ин-формацию о том, куда идет утилизированная одежда, и тайную инструкцию: не допускать повреждения личных вещей осужденных. Дело в том, что одежда эта отправлялась в комис-сионные магазины, и за дорогое модное платье полков-ни-чьей жены можно было выручить недурные деньги. А теперь оно не годилось даже на половую тряпку.
      Голую красавицу швырнули в коридорчик, но она и тут продолжала бунтовать и никак не хотела поворачиваться спи-ной. Пришлось стрелять ей в лицо, преодолевая умоляющий взгляд, под крик: "Сына пощадите!" и плач некрасивой кресть-янки, разревевшейся в самый неподходящий момент.
      Раздеваясь, крестьянка продолжала всхлипывать, а спорт-сменка ее утешала, хотя сама была лет на восемь моложе и жить, наверное, хотела не меньше.
      - Фамилия? - спросил у нее Гарбенка и услышав ответ, сразу понял, почему лицо ее кажется таким знакомым. Это была чемпионка страны по бегу на короткие дистанции - "самая быстрая женщина планеты" (вранье, потому что нас-тоящая рекордсменка Целины жила на островах - но чужие рекорды в ЦНР не признавали).
      Она принадлежала к АСК - армейскому спортивному клубу, с которым вечно конкурировал ИСКО - единый спор-тивный клуб Органов. И похоже, теперь конкуренция перешла на новый уровень.
      А впрочем, эта чемпионка, кажется, была дочерью гене-рала и женой офицера.
      Уже стоя у стенки и поддерживая рукой совершенно обессилевшую крестьянку, чемпионка крикнула:
      - Да здравствует великий вождь Бранивой.
      Гарбенка выстрелил два раза без паузы, но крестьянка все же упала первой, а чемпионка рухнула на нее сверху.
      - От пули не убежишь, - пробормотал исполнитель при-говоров.
      А дальше ему пришлось иметь дело с малолеткой, кото-рая искренне считала себя изменницей и спрашивала с непод-дельным удивле-нием:
      - Разве меня не будут пытать? Такое отродье, как я, заслуживает самой мучительной смерти.
      Дело было ясное. Следователь на первом же допросе для профилактики заехал девочке по лицу и на словах разъяснил, что она по мнению Органов собой представляет и как с нею следует поступить. Вот у нее мозги и повернулись. Но исполни-телю приговоров в этом было мало радости, особенно когда девчонка возжелала лично командовать своим расстрелом.
      Она очень старательно кричала: "Пли!" - и у Гарбенки от этого сделалось что-то вроде истерики, так что он, целясь дрожащей от смеха рукой, попал не в голову, а куда-то в шею, и девочка поимела те мучения, о которых так мечтала. Правда, мучилась она недолго - Гарбенка торопливо зарядил еще один патрон и исправил свою ошибку контроль-ным высрелом в висок. А потом еще долго не мог успокоиться, чтобы вызвать следующую жертву.
      Следующей была учительница начальных классов, кото-рая молча разделась, аккуратно сложила свои тряпки, бросила их все вместе в утилизатор и, пройдя полпути до коридорчика, беззвучно упала в обморок.
      В стремлении утихомирить разгулявшиеся нервы, Гар-бенка чуть было не злоупотребил беспомощным состоянием жертвы, хоть это и противоречило его принципам. Но когда он стал поднимать учительницу с пола и неосторожно сжал рукой ее грудь, она от боли очнулась и отпрянула с таким испугом, что Гарбенка сразу же и передумал.
      В этой женщине, хоть и молодой, но с явными задатками старой девы, не было ровным счетом ничего особенного. В предбаннике Гарбенка видел девиц и получше.
      У стенки учительница с тихим стоном свалилась в обмо-рок снова, и на этот раз Гарбенка даже не стал ее под-ни-мать, а так и застрелил бесчувственную. Он ведь был не садист, а прос-то выполнял свою работу.
      А Лана Казарина в предбаннике все ждала своей оче-реди. Она то и дело порывалась встать первой, но реши-мость оставляла ее в тот самый момент, когда надо было от мыслей перейти к делу.
      Все-таки она не хотела умирать. Мысли о смерти матери, о мучениях отца, о том, что из-за нее в тюрьму и под расстрел попали во множестве невинные люди, отступали перед жела-нием жить. И когда конвойный указал стволом автомата на нее, Лану охватил жуткий животный страх.
      - Теперь ты, - произнес конвойный, и Лана шагнула в проем двери, как в пропасть.
      Раздевалась она недолго - ведь ее привели на расстрел все в той же ночной рубашке и босиком. Но раздеваясь, Лана успела с чувством выпалить по адресу исполнителя пригово-ров:
      - Какие же вы все-таки сволочи! Даже перед смертью не можете не поиздеваться.
      И тут Гарбенка, обидевшись, выболтал ей страшную государственную тайну:
      - Никто над тобой не издевается. Тебя расстреляют, а до-бру зачем пропадать. Тряпки твои в комиссионку пойдут, кто-нибудь другой их носить будет. Зачем же их кровью-то пачкать.
      И вот тут Лана окончательно поняла, что великий вождь целинского народа Бранивой и вправду предатель, раз он своим мудрым руководством довел страну до такого состояния, что приходится перепродавать через комиссионки вещи казненных смертников.
      А Гарбенка между тем продолжал:
      - А если ты о чем другом подумала, так за этим тоже дело не станет.
      Он подошел к девушке поближе и протянул руки к ее грудям. Лана отпрянула назад к стене, но Гарбенка потянулся за нею, прижался всем телом и зашептал возбужденно, горячо дыша ей прямо в ухо:
      - Ну, не ломайся. Тебе понравится. Спорим, у тебя никогда еще не было настоящего мужика. И не будет... Ай!
      Он вскрикнул от стремительного кошачьего укуса. Белые здоровые зубы генеральской дочери впились в его шею.
      С воплем: "Сука! Убью!" - Гарбенка отскочил от деву-шки и схватил со стола незаряженный револьвер. А она, по-прежнему прижимаясь спиной к стене рядом с утилизатором, вдруг вся преобразилась и выглядела теперь так, что казалось, будь на ней тельняшка - разорвала бы с треском, как какой-нибудь революционный матрос.
      - Убивай! - выкрикнула она, и даже страх весь куда-то пропал, как иногда бывает в азарте боя. - Ты же убийца! Такое у тебя призвание! А если сюда приведут твою мать - ее ты тоже убьешь? Или сначала изнасилуешь?
      И видя, что палач снова бросил револьвер на стол и, дер-жась одной рукой за шею, другой полез в ящик за патронами, Лана торопливо продолжала говорить, как на трибуне, забыв о своей наготе:
      - Вы все убийцы и предатели! Но ничего - скоро ваше время кончится. Скоро сюда придут амурцы, и тогда вы все умоетесь кровавыми слезами. Будете умолять о пощаде, но никто вас не пощадит. Потому что вы сами уничтожили всех лучших офицеров, а те, которые еще живы, не станут вас защи-щать, потому что вы убиваете их детей!
      Она была всего лишь старшей школьницей - но школь-ницей, привыкшей выступать на митингах и собраниях, и говорить не только по бумажке, но и своими словами тоже. Однако ее речь не произвела впечатления на палача.
      - Встань туда. Лицом к стене, - сказал он и, отняв левую руку от шеи, взял ею патрон и втолкнул его в барабан.
      4
      2 мая 666 года Майской революции великий вождь це-линского народа Тамирлан Бранивой был разбужен в не-уроч-ный час.
      Охранник громко постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в спальню и доложил:
      - Срочный звонок. Генерал Садоуски. Требует непре-менно вас.
      - Что случилось? - удивился великий вождь.
      - Какой-то инцидент на границе. Якобы серьезный.
      - Да что они там, с ума посходили? - возмутился Бранивой. - Без меня уже ни одного вопроса не могут решить!
      В сильном раздражении он взял трубку и услышал взвол-но-ванный голос Садоуски:
      - Лицо Бранивой! Амурцы начали боевые действия. Я только что получил подтверждение. Амурские десантники вы-садились с моря и с воздуха и захватили город Устамурсак. В районе Зилинарецака и на других участках границы также отмечены инциденты. Требуются ваши указания.
      - Какие могут быть указания?! - ответил Бранивой. - Дать отпор наличными силами. Немедленно окружить и унич-тожить.
      - Наши войска в полной готовности к наступлению. Если нарушить дислокацию...
      - А при чем тут дислокация? У вас что, мало войск под Устамурсаком? Им все равно не сегодня-завтра выходить на исходные. Пусть заодно прихлопнут этот десант. А вас жду через полчаса в Малом зале.
      И повесил трубку.
      Садоуски застыл со своей трубкой в руке.
      Он не сказал вождю самого главного. Командование Порт-Амурского фрон-та не сразу решилось доложить об инци-денте в Центар, а гене-ральный комиссар вооруженных сил не сразу рискнул разбу-дить Бранивоя. И пока они все проверяли и перепроверя-ли, с Устамурсаком пропала связь. Но что еще хуже - не было связи с 9-й армией, дивизии которой прятались в лесах вокруг города, а штаб располагался на его окраине.
      Это и были как раз те наличные силы, которые могли, не меняя существенно дислокации, отбить Устамурсак и занять исходные позиции для атаки на берегу Амура.
      Могли бы - знай кто-нибудь хотя бы приблизительно, где они находятся и что с ними происходит.
      Но дозвониться в штаб армии, в корпуса и в дивизии не удавалось ни по телефонам, ни по рации. А потом перестал отзываться и фронтовой командный пункт.
      Садоуски был в ужасе и не представлял, как доложить обо всем этом Бранивою. Ведь фронтовой командный пункт - это сто километров от границы.
      И там не просто перерезана связь. Раз ФКП не отзывает-ся по радио значит, он захвачен, то есть там поработала не какая-то диверсионная группа, а серьез-ный десант.
      Это даже страшно себе представить. Порт-Амурский фронт - это двенадцать армий, и все они одновременно поте-ряли связь с командованием фронта. Правда, с одиннад-ца-тью армиями можно связаться из Центара и отдать приказ о пере-броске любой из них в район Устамурсака. Но Брани-вой не дал на это санкции, а без его разрешения двигать войска, рас-став-ленные гениальной волей вождя специально для броска на восток - дело самоубийственное.
      Так ничего и не решив, Садоуски рискнул лишь позво-нить командующему 34-й армии и отдать приказ о наивысшей боевой готовности.
      - Будьте готовы в любой момент начать форсирован-ный марш на Устамурсак, - распорядился он и отправился в Цитадель, мысленно прощаясь с погонами и, скорее всего, с жизнью.
      Возле скоростного лифта Садоуски столкнулся с Палом Страхау, который только что примчался в Цитадель с дачи.
      - Ну и где же ваша хваленая армия? - закричал гене-ральный комиссар Органов еще издали. - Амурцы в Зилина-рецаке.
      Страхау получил первое сообщение от своих подчинен-ных раньше, чем Садоуски. Оно и понятно - Органы прямо не отвечали за оборону городов от врага. Но поняв, о чем идет речь, Страхау не стал звонить Бранивою, а сел в машину и помчался в Цитадель. Он испугался, что это и есть тот самый военный переворот, ради предотвращения которого Органы с таким усердием истребляли командный состав армии.
      А раз так, то Цитадель - это единственное надежное место. Там нет никаких военных. Нижние этажи и подземные помещения занимает Генеральный комиссариат Органов, и вся охрана сверху донизу - тоже из Органов, так что в Цитадели можно ничего не бояться.
      Но увидев у лифта генерала Садоуски, одного, без вся-кого сопровождения, Страхау понял, что все не так плохо, как ему сперва подумалось. И даже подумал, не арестовать ли Са-доуски прямо тут же, без лишней волокиты. Однако воздер-жал-ся, потому что решения такого рода в ЦНР может прини-мать только один человек - великий вождь Бранивой.
      Страхау имел больше информации про Зилинарецак, а не про Устамурсак исключительно потому, что в устье Амура здание Органов захватили чуть ли не в первые минуты вторже-ния, а на Зеленой реке с этим промедлили, и оттуда некоторое время еще шла информация в округ, а из округа - в Центар.
      Но так или иначе, по всем сообщениям выходило, что по меньшей мере два крупных города на восточной границе захва-чены врагом. Но где конкретно нахо-дится сейчас враг и кто, какими силами и с каким успехом оказывает ему сопротивле-ние, не знали ни Садоуски, ни Стра-хау.
      И уж конечно им обоим в этот час было совсем не до западных областей страны, где никто не ожидал амурского вторжения.
      5
      Группа подполковника Голубеу прибыла в Дубраву глу-бокой ночью и первым делом заехала в местное управление Органов за подмогой. Голубеу опасался, что амурский рези-дент Никалаю окажет яростное сопротивление аресту, а его было категорически приказано взять живьем.
      Но хотя Голубеу был начальником отдела в окружном управлении и имел чрезвычайные полномочия, без проблем все-таки не обошлось. Во-первых, на рабочем месте до сих пор не было Дубравского начорга, и на слова дежурного: "Он вызван, но ему от дома ехать сорок минут", - Голубеу резон-но возмутился:
      - Мы из Чайкина за полчаса добрались, а ему от дома - сорок минут ехать!
      Это было некоторое преувеличение. На 49 километров от одного управления Органов до другого машина Голубеу потратила все же больше получаса. Но все равно гнев подпол-ковника был вполне законным - ведь приказ срочно вызвать на работу всех сотрудников поступил в краевые управления еще до полуночи. С тех пор прошло часа полтора, а за это вре-мя из любой точки Дубравы до центра можно добраться даже пешком.
      - Генерал живет в пригороде, - пытался объяснить дежурный, но Голубеу отмахнулся от него и, дождавшись само-го генерала, стал орать на него, как на нашкодившего мальчиш-ку:
      - Что вы себе позволяете?! У нас задание особой важ-ности, приказ самого лица Бранивоя, а вы заставляете нас ждать! Это пахнет вредительством! Вы, случаем, не пособник шпионов и предателей?!
      Хотя Голубеу был всего лишь подполковник, а началь-ник краевого управления - генерал-майор, последний стоял перед визитером из Чайкина навытяжку и виновато шмыгал носом.
      Зато людей он выделил сразу и без разговоров. Но их еще пришлось инструктировать, причем особо тщательно - Голубеу хорошо помнил злополучный случай с генералом Казариным и его дочерью и женой. Но там погибла всего лишь никчемная баба, а тут речь идет о резиденте вражеской раз-ведки.
      - Наша задача - взять резидента живым и не допус-тить его самоубийства. Даже если нас будут убивать, никто не должен забывать об этой задаче. Огня не открывать. Повторяю категорически: не открывать огня ни при каких обстоятельствах.
      Видя, что прикомандированные понимают его не впол-не, Голубеу даже заколебался - не отобрать ли у них вообще оружие или хотя бы патроны. И в конце концов решил - оружие не отбирать, но разрядить его, оставив заряженные пистолеты только у своих. Им и инструкция была дана другая: в случае крайней необходимости стрелять по конечностям.
      Уже когда усиленная бригада погрузилась в три машины - две легковушки и грузовой автозак - Голубеу счел нужным доложить о готовности к операции в Чайкин. Но телефон дежурного по окружному управлению не отвечал и другие телефоны тоже.