Убивать фотокорреспондента Чердакова не имело смысла. Ничего особенного он не видел, а про нападение «камуфляжников» на шоссе подробно рассказал в милиции, где это дело решили замять, чтобы не связываться с Платоновым и его покровителями.
      Наоборот, убить Чердакова — означало привлечь внимание к «Бригантине». А если он останется жив-здоров, то милиция наверняка будет подозревать в похищении Иры Лубенченко закоренелого бандита Варяга, а не добропорядочного бизнесмена Платонова. А когда Ирина созреет и ей будет позволено позвонить друзьям, дабы сказать, что она уехала в романтическое путешествие с изумительным мужчиной, который для нее важнее любых журналистских расследований, милиция наверняка вообще отступится от этого дела.
      Однако жизнь наша так прекрасна и удивительна в числе прочего еще и потому, что в ней всегда найдется место для непредвиденных случайностей.
      Мало того, что как минимум у одного человека в городе хватило ума увязать между собой странные события последних дней, так еще и Чердаков нарвался на большие неприятности.
      Он слишком много выиграл в рулетку.
      Чердаков зарабатывал неплохие деньги в «Молодом Петербурге», а кроме того, сшибал бабки на стороне — так что он мог позволить себе время от времени захаживать в казино. Но никогда раньше ему так не везло, как в этот раз.
      По меркам новых русских выигранная им сумма могла бы считаться скромной — но сам Чердаков так не считал.
      Домой он поехал на такси.
      Ни он сам, ни таксист не обратили внимания на мотоцикл, севший им на хвост.
      Таксист довез Чердакова до самого подъезда, но машина встала к парадному левым боком, и фотографу пришлось ее обходить. В результате такси уехало раньше, чем Чердаков вошел в подъезд.
      Мотоциклист нагнал его у лифта и вошел в кабину следом.
      Как только кабина поехала вверх, мотоциклист молча ударил Чердакова ножом грудь, потом спокойно обыскал его, забрал деньги, спустился на первый этаж и ушел, никем не замеченный.
      Чердакову, однако, повезло — причем дважды.
      Во-первых, грабитель не был специалистом по убийствам с применением холодного оружия, так что в сердце он не попал. Но фотограф все равно истек бы кровью, если бы его сосед, живущий на восьмом этаже, не собрался как раз в это время суток выводить собаку.
      Он вызвал лифт и чуть было не заработал инфаркт, увидев лежащего в луже крови Чердакова. Однако все же не заработал и даже продемонстрировал способность наилучшим образом ориентироваться в экстремальной ситуации. Например, первым делом вызвал по телефону не «Скорую помощь», а еще одного соседа — хирурга с четвертого этажа.
      «Скорая» приехала значительно позже, и если бы не оперативные действия хирурга, то прибывшим осталось бы только констатировать смерть. А так Чердаков еще жил — но еле-еле.
      В больницу его привезли в состоянии клинической смерти. Однако после четырехчасовой операции с подключением аппарата «сердце-легкие» его удалось частично вернуть к жизни. Частично — потому что никто не мог с уверенностью сказать, насколько пострадал мозг.
      Во всяком случае, ни о каком допросе пострадавшего не могло идти и речи. А так как про его приключение в казино никто из знакомых осведомлен не был, первой рабочей версией стало покушение, связанное с профессиональной деятельностью Чердакова. И его сослуживцы тотчас же вспомнили тот злополучный инцидент на шоссе.

      Все сошлось одномоментно — буквально в один день, с разрывом в несколько часов. После обеда частный детектив Введенский узнал имя свидетеля происшествия на шоссе — фотокора Чердакова. Ближе к вечеру замотанный текущими делами опер Максимов обнаружил в своем настольном календаре запись «Позвонить Сорокину» и вспомнил, что она имеет отношение к убийству Густова. Максимов позвонил Сорокину, случайно застал его на рабочем месте (где он бывал крайне редко — Ира Лубенченко, например, звонила ему по сотовому, номер которого он давал лишь избранным) и выяснил, что как раз эта самая ныне пропавшая Ира Лубенченко настойчиво интересовалась черным БМВ х315АР.
      В самом конце рабочего дня Максимов узнал, что Коля Чердаков может иметь сведения по поводу Ирины. Ключ нашелся. Мозаика сложилась. Цепочка связалась в кольцо.
      Весь вечер в квартире Чердакова трезвонил телефон — но он в это время играл в рулетку в казино.
      А около полуночи Николая доставили в больницу. К утру, когда стало ясно, что он, по всей вероятности, выживет, представители сразу нескольких правоохранительных служб изъявили желание с ним побеседовать. Однако врачи объяснили, что в ближайшие недели какие бы то ни было беседы с пострадавшим исключены, и медицина тут бессильна.
      На следующий день угрозыск и РУОП собирали воедино все, что им известно о фирме «Плутон», ее хозяине, его подчиненных, а также о бывшем пионерлагере «Бригантина», а собрав, терялись в догадках — чем же занимается господин Платонов, если его подручные так запросто стреляют из пистолетов то в спортсменов, то в частных охранников бандитского пошиба, а заодно похищают средь бела дня известную журналистку и режут ножиком в подъезде ее напарника.
      О том, в чем заключается тайный бизнес господина Платонова, догадался частный сыщик Введенский, но он никому об этом не сказал, а просто отправился посмотреть на неприступные стены «Бригантины» с близкого расстояния. В отличие от Ирины Лубенченко и Коли Чердакова он был крайне осторожен, видеокамеры заметил сразу и в кадр постарался не попадать.
      Зато вечером он имел возможность наблюдать впечатляющую картину — прибытие к воротам «Бригантины» усиленного отряда РУОП на четырех машинах, не считая «жигулей» с операми угрозыска и «Волги» со следователями прокуратуры.
      Половина руоповцев рассыпалась по периметру огороженной территории — чтобы ни один гад не ушел. Другая половина осталась у ворот.
      В ворота вежливо постучал следователь по особо важным делам Комиссаров. У него за спиной стоял Протопопов, которого в этот день оттеснили на второй план более высокие чины, но который все еще отвечал за дело об убийстве Густова.
      Оба следователя вели себя предельно корректно. У них были основания подозревать, что убийцы Густова и двух «рюриковцев», а также похитители Ирины Лубенченко и, возможно, сама похищенная находятся на территории «Бригантины», но не было веских доказательств. Прокурор города дал санкцию на обыск, но боевую операцию разрешил проводить только в случае открытого сопротивления.
      Охранники, между тем, не сопротивлялись. Они валяли Ваньку и тянули волынку.
      Сначала рядовые стражи ворот заявили:
      — Мы ничего не знаем. Надо позвать старшего.
      Старшего звали долго, а когда он пришел, оказалось, что начальствует он только над стражами ворот, а вопрос о допуске посторонних на территорию может решать только дежурный по объекту.
      Дежурный по объекту не согласился дать ответ по телефону и пожелал ознакомиться с постановлением о проведении обыска лично.
      Следователи мрачнели, опера из угрозыска матерились, руоповцы свирепели — но всех успокоил начальник стражей ворот.
      — Не волнуйтесь, — сказал он. — Впустим вас обязательно. Мы с милицией не шутим. Просто с нас босс восемь шкур дерет, и каждый хочет, чтобы крайним был неон, а кто-то постарше.
      Так и получилось. Дежурный по объекту отказался принимать решение без санкции самого господина Платонова, а его нельзя беспокоить без разрешения начальника охраны, которого в данный момент не было на объекте.
      — Вы издеваетесь?! — взорвался, наконец, Комиссаров. — Хотите потерять лицензию? Мы вам это быстро организуем.
      — Сомневаюсь, — покачал головой дежурный, после чего спросил: — Так мне искать начальника охраны, или вы приедете в другой раз?
      Комиссаров с трудом поборол желание дать руоповцам команду начать штурм. Ему помогло то, что спецотряд к штурму не готовился и имел только обычное снаряжение — автоматы, дубинки, щиты, светошумовые гранаты и слезоточивый газ. А чтобы высадить стальные ворота или перемахнуть через четырехметровую стену с колючей проволокой наверху, всего этого недостаточно.
      В конце концов дежурный дозвонился до начальника охраны, который отдыхал где-то в городе — и тот разрешил побеспокоить босса. Босс, между прочим, находился на базе, в своей недостроенной башне.
      Платонов, узнав, в чем дело, потребовал принести санкцию на обыск к нему в кабинет. Комиссаров отказался отдать бумагу и пригрозил арестовать всю охрану «Бригантины» за сопротивление властям.
      Тогда Платонов пожелал поговорить со следователем по телефону и заявил ему:
      — Я не могу верить никаким удостоверениям и бумагам, пока не посмотрю их сам. Сейчас развелось столько фальшивок. Любой мафиози может вооружить своих ребят автоматами, одеть их в камуфляж и маски, напечатать на принтере любые мандаты и нарисовать какие угодно печати.
      Высказав эту в общем-то не новую мысль, Платонов разрешил пропустить на территорию одного следователя с постановлением на обыск.
      По пути от ворот до резиденции Платонова Комиссаров ничего подозрительного не заметил. Лагерь как лагерь — пионерский, естественно. Одно-, двух— и трехэтажные корпуса, столовая, клуб, гаражи, кочегарка. Открытая эстрада превращена в какое-то закрытое сооружение. Некоторые корпуса имеют новые пристройки. Выделяется на общем фоне только башня, доведенная до пятого этажа, открытая автостоянка да сверкающий ангар транзитного склада, огороженный отдельной стеной.
      Платонов был недоволен, однако не выказывал никакого беспокойства. Внимательно осмотрев со всех сторон удостоверение следователя и прочитав постановление, он поинтересовался:
      — А что вы, собственно, собираетесь искать?
      — Незаконно хранящееся оружие, милицейскую форму, а также ряд лиц, представляющих интерес для правоохранительных органов. Я предлагаю вам добровольно выдать…
      — Ряд лиц? — прервал его Платонов, как бы продолжая фразу следователя. — Это вряд ли получится. Я еще никогда не видел лица отдельно от людей. Особенно расположенные рядами. Должно быть, это весьма впечатляющее зрелище… Впрочем, если вы выразитесь яснее, то я, возможно, сумею вам помочь.
      — Хорошо. В таком случае, у нас есть основания предполагать, что на территории этого объекта находится некто Олег Томилин, подозреваемый в четырех убийствах, а также журналистка Ирина Лубенченко, похищенная на днях с неизвестной целью.
      — Даже так? Это чрезвычайно интересно. Я, конечно, не могу на сто процентов ручаться за своих подчиненных, но держать в моем городке похищенную женщину… Нет, невероятно. Я бы знал.
      — Мы отнюдь не исключаем вероятности, что вы об этом знаете.
      — Что же, я очень хотел бы вас разубедить. Способ, как я понимаю, только один — впустить в городок ваших людей. Ладно, я не возражаю. Только пусть они ведут себя прилично. Я все-таки не бандит с большой дороги, и мои люди, между прочим — тоже.
      Платонов позвонил на КПП, и охранники открыли ворота.
      К этому моменту руоповцы были уже очень злы и ворвались на территорию бывшего пионерлагеря, как голодные псы, сорвавшиеся с цепи. Первое, что они сделали — это разоружили охрану и перевернули все вверх дном в дежурке у ворот.
      Обыск всех зданий «Бригантины» продолжался до глубокой ночи.
      Итоги его оказались плачевными. Руоповцы не нашли ровным счетом ничего компрометирующего. Ни запрещенного оружия, ни пистолета, из которого убили Малевича и Густова (все разрешенное оружие у охранников забрали, и эксперты возились с ним несколько дней — без толку), ни ножа, которым ранили Чердакова, ни черного БМВ с номером х315АР, равно как и с любым другим номером, ни милицейской формы, ни камуфляжной экипировки, ни даже колеса от «Москвича», пробитого пулей.
      Ни в одном помещении не было обнаружено никаких следов Олега Томилина и Ирины Лубенченко. Охранники и сотрудники фирмы «Плутон» все как один утверждали, что никогда не видели ни Олега, ни Ирины.
      Руоповцы хотели увезти всех сотрудников и охранников (последних — особенно) к себе, чтобы допросить их поодиночке и с пристрастием — однако тут Платонов поднял скандал, справедливо указывая на то, что обыск результатов не дал, а следовательно, никаких оснований для преследования его подчиненных и его самого не имеется.
      В итоге из «Бригантины» увезли только нескольких китайцев, причем не в РУОП, а в прокуратуру. Объяснили это тем, что их необходимо допросить с участием незаинтересованного переводчика.
      В прокуратуре выяснилось, что на официальном китайском языке они не говорят, а переводчик, вызванный с восточного факультета университета, не знает южно-китайского диалекта. Объясняться пришлось с помощью иероглифов, но и этот метод позволил добиться только одного ответа: ничего подозрительного на территории бывшей «Бригантины» не происходит, китайцы своей участью довольны верх всякой меры, а на Платонова чуть ли не молятся, почитая его, как новое воплощение Будды.
      Следователь по особо важным делам Комиссаров, славящийся своим умением определять по глазам и выражению лица, врет человек или говорит правду, на этот раз оказался бессилен. Глаза и лица этих китайцев ничего не выражали.
      Операция провалилась по всем статьям, и оставалось только молиться, чтобы Платонов не задействовал на полную катушку свои связи в верхнем эшелоне власти.
      А следователю Протопопову и операм районного масштаба Максимову и Мышкину намекнули как бы между прочим, что неплохо бы взять наконец неуловимого Гену Вересова и повесить на него всех собак, вне зависимости от того, виновен он на самом деле или нет.

      Следователь районной прокуратуры Протопопов намек принял к сведению, но имела место одна загвоздка. Он вообще негативно относился к выколачиванию признаний, однако если подозреваемый по его убеждению был действительно виновен, то он еще мог понять и принять этот метод. А насчет виновности Вересова у Протопопова имелись весьма серьезные сомнения. И фабриковать обвинение ради каких-то статистических показателей или даже повинуясь указаниям сверху он считал ниже своего достоинства.
      Опера Максимов и Мышкин придерживались аналогичной точки зрения. Они умели давить на психику, но рукоприкладства не любили. Гольцов же вообще был зеленый романтик, начитавшийся в детстве братьев Вайнеров, а Кивинова и Корецкого прочитавший гораздо позже, когда выбор пути уже был сделан.
      Еще одна проблема заключалась в том, что милиция не имела никаких идей по поводу местонахождения Вересова. Известно было только, что он находился в Питере четыре дня назад, поскольку звонил маме в Петрозаводск с Невского проспекта. Если бы он звонил откуда-нибудь с Озерков или из Автова, то это позволило бы локализовать район поисков. А Невский — это такое место, где питерцы и гости города, независимо от места проживания, бывают порой по нескольку раз на дню.
      Если Вересов имеет отношение к мафии, то он может прятаться там же, где и Томилин. Если же он отношения к мафии не имеет, однако виновен как минимум в одном убийстве, то он может прятаться где угодно. Причем после разговора с матерью он обязательно заляжет на дно и искать его придется очень долго.
      Другое дело — если Вересов невиновен. Тогда он вполне может объявиться в ближайшие дни в Петрозаводске. Особенно если снова позвонит домой и ему скажут, что мать в больнице.
      Появиться-то он может — ну и что с того? Это ведь будет на 99 процентов означать, что он невиновен. Потому что виновный в убийстве должен быть круглым идиотом, чтобы после предупреждения матери припереться домой. Вообще говоря, единственная улика против Вересова — это его таинственное исчезновение вкупе с истерической сценой ревности на глазах у команды гимнастов города Санкт-Петербурга. Без исчезновения сцена ревности теряет свой зловещий оттенок, даже несмотря на хватание за гантели с неприкрытым намерением проломить башку Вадиму Густову. А между тем, исчезновение после звонка Вересова домой перестало быть таковым. Он ведь объявился, сообщил родителям, что жив-здоров и задерживается в Питере по каким-то своим делам. Мало ли какие дела могут быть у совершеннолетнего молодого человека в большом городе — почему обязательно убийство?
      Максимов и Мышкин вообще-то были не прочь раскрутить Вересова на признание — но для этого его надо сначала взять. А Протопопов после обыска в бывшей «Бригантине», похоже, окончательно уверовал, что с «Плутоном» дело нечисто, и участие людей Платонова в трех убийствах и похищении журналистки гораздо более вероятно, нежели самодеятельность студента-одиночки. Ведь если Вересова можно как-то привязать к Густову, но к «рюриковцам», Чердакову и Ире Лубенченко он не имеет ровным счетом никакого отношения. А «Плутон» очень даже имеет — по крайней мере, к двум последним.
      Беда только, что придраться в «Плутоне» не к чему. Нет ничего противозаконного ни на территории, ни в зданиях, ни в документах, ни в ответах русских охранников и китайских рабочих на вопросы следствия.
      Нет и нет.

      Ковер, который руоповцы сняли с пола и свалили небрежным рулоном у стены, служащие «Плутона» класть обратно не стали. Его просто скрутили по новой, более аккуратно, и унесли на огороженную площадку возле кочегарки. Милицейские сапоги оставили на ковре пыльные следы, и его следовало почистить.
      Неизвестно, что руоповцы хотели найти под этим ковром, только не нашли они ничего, кроме паркета.
      Лишь через несколько часов после ухода милиции дежурный по охране объекта вошел в комнату, где был ковер (бывшую палату на восемь коек) и вставил компакт-диск в стоящий здесь же компьютер. Далее он активизировал скрытую функцию в одной из самых обычных сетевых программ, и сигнал, вместо того, чтобы уйти в локальную компьютерную сеть, проследовал по отводному каналу. Чтобы обнаружить этот канал, пришлось бы разобрать все здание по кирпичику до самого фундамента.
      Кусок паркета в середине палаты беззвучно скользнул вниз, а затем разошелся в стороны. На его место из глубины поднялась платформа. Дежурный встал на нее и нажал ногой большую круглую кнопку.
      Платформа поехала вниз.
      Этот вход в бункер школы покорности предназначался для хозяев. Рабынь обычно водили через полуподвальную мастерскую, где стены были обиты вагонкой, так что тайный ход тоже не имел никаких видимых признаков — створки сходились точно по стыку двух досок.
      За досками находилась кирпичная стена, за нею — стальная, а между ними — слой звукопоглощающего материала. Благодаря такой сложной конструкции никаким выстукиванием нельзя было определить, что за стеной есть тайный ход. Более того, даже запахи не пробивались через эту преграду, и можно было не опасаться собак.
      Тем не менее «платоновцы» не очень надеялись на звукоизоляцию. Все девушки, живущие в бункере постоянно, а также спущенные сюда из корпуса, были связаны, а рты их — заклеены. Когда стало ясно, что обыск затягивается, их начали поодиночке выводить в туалет, но больше никаких послаблений не было.
      Еще хуже приходилось девушкам из других корпусов. Под ними тоже были бункеры, но не жилые, а предусмотренные специально на такой экстренный случай — маленькие и тесные. Правда, девушек там было не очень много. В основном они к моменту обыска находились в двух местах — школе покорности и корпусе господина Христофора, а между ними уже давно существовал подземный ход.
      Китайские рабочие знали про эти ходы, но они также знали, что за длинный язык в «Плутоне» карают смертью. Причем даже разоблачение и арест Платонова не спасет болтунов от мучительной казни. Платонов — не вершина пирамиды. Есть те, кто выше него, и о самых высоких не знает даже сам Платонов.
      Во время обыска, например, на территории «Бригантины» находился зарубежный клиент, которому Платонов хотел как можно скорее продать дочь Варяга Марину и журналистку Ирину. От них следовало избавиться немедленно — а это создавало дополнительные проблемы.
      Следовало очень быстро довести девушек до кондиции, чтобы не только заставить их позвонить домой и сообщить о своем якобы благополучии и отъезде в романтическое путешествие, но и добиться, чтобы их голоса звучали при этом естественно, а слова не вызывали подозрений.
      Некоторые советники Платонова склонялись к тому, что проще будет заставить девушек написать письма. Однако в наш век глобальной международной электронной связи писать письма по такому поводу не принято, особенно среди богатых людей, к каковым обе девушки могли себя отнести.
      Кто-то предложил использовать Интернет. Идея показалась поначалу привлекательной, однако при ее обсуждении быстро вспомнили о главном недостатке, который является оборотной стороной главного достоинства компьютерной сети. По электронной почте очень легко послать фальшивое письмо, но практически невозможно придать ему черты подлинного.
      К тому же Марина Варварина в жизни не имела дела с компьютером — даже в игры не играла, предпочитая новейшие типы игровых автоматов с элементами виртуальной реальности.
      Зато Ира Лубенченко пользовалась компьютером ежедневно и послать письмо главному редактору по электронной почте — это вполне в ее духе.
      А главное — ей самой в этом случае не придется ничего писать. Компьютерщики «Плутона» все сделают сами.
      Дежурный по охране объекта застал Иру в караульном помещении бункера в обществе Олега Томилина и Сергея Дерюгина. Журналистка уже несколько дней была основным сексуальным объектом Томилина, но в эту ночь им было не до секса. Просто Платонов приказал охранять ее особенно тщательно. Если Марина Варварина сломалась после первой же хорошей порки, то Ирина была не такова. Она, конечно, не оказывала явного сопротивления — кому же хочется получать лишние удары — однако несомненно проявляла склонность к побегу или бунту.
      Выражалось это, например, в ее разговорах с соседками по камере на тему: почему девушки отсюда не бегут и не пытаются напасть на охранников — хотя последних меньше, чем пленниц.
      Когда об этих подстрекательских разговорах стало известно, Ирина была «поставлена на правеж». Ее привязали за руки к цепи, свисающей сверху, и натянули эту цепь так, что девушка могла стоять только на цыпочках. Затем Ирину выпороли. Били до крови — не так, как в первый раз, когда ее по приказу Платонова наказывали за излишнее любопытство.
      После порки ее оставили висеть на этой цепи, а когда отвязали (руки затекли до полной потери чувствительности), последовало продолжение. Ирину стали насиловать, а когда она теряла сознание, обливали холодной водой, приводили в чувство и начинали опять.
      После такого наказания Ира больше не заговаривала с соседками на такие опасные темы — но не потому, что перестала думать о побеге, а потому что перестала доверять подругам по несчастью.
      Весь день перед обыском она притворялась покорной рабыней, и это был ее первый день без наказания. Однако когда у ворот появились руоповцы, Ирину связали первой и приковали к стене в караулке. Олег и Сергей находились при ней неотлучно — благо, остальных девушек хорошо сторожили и без них: в бункер спустилась часть охраны — прежде всего те, у кого были не в порядке документы, и те, кому контакты с милицией категорически противопоказаны.
      Француз, приехавший для закупки живого товара, тоже находился здесь и имел возможность поближе познакомиться с рабыней, которую усиленно навязывал ему Платонов.
      Поставленная на колени, с руками, скованными за спиной и привязанными к ногам, в ошейнике и на коротком поводке — так, что она не могла наклониться, — Ирина выглядела очень соблазнительно. Француз тоже имел приятную внешность, и когда он трогал Иру за грудь или пытался просунуть руку между сжатыми бедрами (ноги тоже были связаны), девушка не испытывала отвращения.
      Но как только дежурный по объекту, войдя в караулку, сказал, что опасность миновала, француз тотчас же ушел.
      Возбужденный до крайности Томилин выгнал из караулки напарника, развязал Ирине ноги и набросился на нее, как изголодавшийся волк на свежепойманного зайца.
      При попытке поцеловать Ирину его жадный рот наткнулся на холодную изоленту, и Олег, недолго думая, ликвидировал это препятствие.
      Когда поцелуй закончился, Ирина тихим хриплым голосом попросила:
      — Развяжи мне руки. Пожалуйста.
      Олег колебался, и тогда она добавила:
      — Не бойся. Я не дура. Там, за дверью, полно ваших головорезов. Я просто хочу обнять тебя.
      Когда руки Ирины оказались свободны, она действительно обняла Олега и отдалась ему со всей страстью, на какую была способна.
      Неизвестно, притворялась она или нет. Однако можно с уверенностью сказать, что Олег тоже не вызывал у нее отвращения.

      Машин на территорию бывшей «Бригантины» въезжало много. Ведь кроме стройки здесь находился еще и транзитный склад «Плутона». Дальнорейсовики привозили сюда товар из Финляндии, Швеции и Норвегии и, оставив его, не мешкая, отправлялись в новый рейс.
      Большегрузные машины принадлежали разным фирмам, но в конечном счете они все были тесно связаны с концерном «Плутон», а их водители входили в платоновскую организацию и были повязаны кто кровью, кто другими делами, кто просто страхом — они знали, что Платонов не щадит отступников.
      Большегрузные машины, однако, заезжали в «Бригантину» сравнительно редко, зато обычные грузовики все время сновали туда-сюда. Иногда через ворота проходило несколько штук в час.
      Следя за ними, частный детектив Введенский отметил одну закономерность. После обеда въезжающих машин становилось больше, между четырьмя и пятью наступал «час пик», а далее поток шел на убыль.
      Введенский, разумеется, не знал, что ровно в 15.00 каждый день кроме воскресенья всех девушек, еще не прошедших школу покорности, спускают в бункер, а остальных оставляют наверху, в корпусах и в башне, но непременно связывают, накладывают повязку на глаза и заклеивают рты.
      Девушки быстро привыкают к этому ежедневному ритуалу и воспринимают его, как один из уроков покорности. Они даже не подозревают, что с четырнадцати до восемнадцати часов на территорию «Бригантины» допускаются машины, водители которых не связаны с Платоновым клятвой верности и не живут под страхом смерти за измену. Они вообще не знают, что на главной базе «Плутона» творится что-то неладное.
      Партнерам концерна «Плутон» объясняется, что этот график введен для упорядочения работы склада и для удобства охраны. Склад работает с девяти до шести, но первые два часа посвящаются исключительно внутренним делам — учету, контролю, перемещению грузов. Затем три часа идет прием новых грузов, потом обед, а с трех часов — отгрузка товаров партнерам.
      При подготовке налета РУОП на «Бригантину» выяснилось, что за десять месяцев существования этого склада ни одного серьезного нарушения по документам выявлено не было. Ревизия с выездом на место проводилась один раз, и содержимое склада в точности совпало с данными отчетности. У таможни тоже не было никаких претензий — все грузы, прибывающие на транзитный склад «Плутона» из-за границы оформлялись своевременно и даже заблаговременно.