График выхода судов в море в этот день соблюден не был. Выход «Луизианы» задерживался на несколько часов, и господин Леруа, он же Жак де Моле, уже начал нервничать.
      Матросы тоже были недовольны — ведь на свете нет ничего тоскливее, чем бесплодное ожидание.
      Однако их развлекала секретарша господина Леруа Сабрина. Она целовалась со всеми поочередно и где-то потеряла нагрудную ленту. И матросы на корабле, и портовые работники на берегу были в восторге — такие груди кого хочешь сведут с ума. Размер умеренный, зато форма, загар и фактура кожи такие, что все вместе способно возбудить даже мумию фараона Рамзеса Второго, который умер в девяносто с чем-то лет от роду.
      Особенно горячо полуобнаженная красавица расцеловала лоцмана, когда тот, наконец, поднялся на борт.
      Потом еще полчаса ждали буксир и снова нервничали, потому что пьяный в дым матрос никак не мог закрепить конец.
      Но все кончилось благополучно. Хотя капитан буксира тоже был нетрезв, маленький кораблик все-таки сумел оттащить «Луизиану» от причала и поволок пароход через акваторию порта в сторону открытого моря.
      Сабрина стояла на корме и махала оставшимся на берегу платком, который раньше был повязан вокруг ее талии. Портовые служащие по-русски и по-французски громко выражали сожаление, что девушка не может остаться в Питере еще хотя бы на денек. Крановщик, сидевший выше всех и дольше всех видевший обнаженную фигурку на корме «Луизианы», на весь порт кричал, перемежая осмысленные слова отборным матом, что-то вроде:
      — Приезжай к нам еще, и мы трахнемся тут на верхотуре.
      Но Сабрина уже не могла его услышать.

      Трупов в бункере было три.
      Все мужские.
      Еще когда кирпичную стенку начали разбивать отбойным молотком, Олег Томилин застрелил своего друга Сережу Дерюгина и еще двух охранников, заблокировал верхний выход и ждал тех, кто прорывался сквозь стену, пребывая в состоянии полной невменяемости.
      Опера, ворвавшиеся в бункер вместе с Введенским, сначала увидели трупы, а потом — голую девушку в конце коридора.
      Они не сразу поняли, что ее держит за волосы одетый в черное брюнет Томилин — в полутьме его силуэт сливался со стеной.
      К голове девушки был приставлен пистолет.
      — Мне нужен самолет! — хрипло прокричал Томилин и выстрелил над ухом пленницы.
      — И куда ты собрался лететь? — поинтересовался Введенский.
      Его никто не уполномочил на ведение переговоров, но он сказал это так уверенно, что оперативники не стали возражать.
      — Не ваше дело! Мне нужен самолет, — упрямо повторил Томилин.
      — Ладно, будет тебе самолет, — сказал Введенский. — Только при одном условии. Скажи, где дочь Варяга и журналистка.
      Введенский предполагал, что если часть девушек вывезли с базы, то этих двоих, как наиболее засвеченных, отправили первыми.
      — А нету их! Увезли, — ответил Томилин с каким-то злорадством.
      Платонов все-таки переоценивал надежность своих людей. Вот уже и второй начал раскрывать тайны организации.
      Впрочем, обоим было нечего терять. А Томилин вдобавок слегка тронулся умом от безвылазного сидения в бункере под постоянным страхом смерти в наказание за ошибку с дочерью Варяга.
      — Куда увезли? — продолжал спрашивать Введенский.
      — А я знаю? В порт, на корабль.
      — Какой корабль?
      — Не знаю я! Отвали! Давай самолет, а то я ее убью!
      — Не будет тебе самолета, пока не скажешь, какой корабль.
      — Сказал — не знаю! Вроде бы французский. Везет какие-то контейнера — с опилками, что ли… А они там внутри спрятаны. Короче, плевать мне на это! Я ее убиваю.
      Рука с пистолетом ходила ходуном, и все ждали выстрела. Но его не последовало.
      Томилин сорвался на крик:
      — Дайте самолет, суки!!!
      — Дайте ему самолет, — сказал Введенский, делая шаг вперед. — Ну что вам стоит? Самолета вам что ли жалко?
      Введенский шел вперед, заглядывая в камеры, где были прикованы к стенам обнаженные рабыни.
      Он шел и продолжал на все лады склонять слово «самолет».
      Опера в немом изумлении смотрели на все это, не решаясь предпринимать никаких действий. А Томилин даже рот приоткрыл от удивления.
      И не заметил, как пистолет перекочевал в руки Введенского.
      Дальше все было просто. Томилин взвыл от боли и согнулся пополам, а Введенский, придерживая его за шиворот, спросил спокойно, как будто ничего не произошло:
      — А скажи мне еще, дорогой друг, Настя Мещерякова тоже там, на этом корабле?
      Томилин машинально кивнул.
      — По моему, самолет ему не нужен, — объявил Введенский, роняя Олега на пол.
      И вышел из бункера, мимоходом погладив спасенную заложницу по голове.
      Никто его не остановил.

      Введенский собирался как можно скорее покинуть «Бригантину» и заняться организацией спасения увезенных девушек в каком-нибудь более спокойном месте.
      Однако Бориса узнали на выходе те самые собровцы, которые брали его в дежурке.
      — Эй, ты куда это? Стоять! — крикнул один из них, направляя на Введенского автомат.
      — Какого черта? — возмутился Введенский. — Меня отпустили.
      — Ага! — расхохотались спецназовцы, а один — очевидно, самый остроумный, добавил. — Если б ты сказал, что тебя опустили, я бы поверил.
      Введенский не стал лезть на рожон и сменил тактику:
      — Мне положен один телефонный звонок, — сказал он.
      — А член в рот тебе не положен? — поинтересовались собровцы.
      Они испытывали большой соблазн положить Введенского лицом в асфальт и продержать так до завершения оперативно-следственных действий, однако их смутило то, что Борис передвигался по территории базы без конвоя и при этом нисколько не походил на убегающего от преследования. Кто его знает — вдруг и правда отпустили.
      В конце концов на авансцене появился начальник руоповских оперов, который подтвердил, что грубить Введенскому не надо, но отпускать его тоже не следует, потому что он еще может понадобиться.
      — Телефонный звонок, — напомнил Борис.
      — Какой еще звонок? — не понял руоповец.
      — Мне нужно позвонить.
      — Никаких звонков, — отрезал представитель закона. — Мы еще не знаем, кто ты такой — свидетель или подозреваемый. Когда узнаем, тогда и будешь звонить сколько влезет.
      — Подозреваемым тоже положен звонок адвокату.
      — Это ты боевиков насмотрелся. А здесь тебе не Америка.
      Французский корабль с отходами деревообработки на борту уплывал в неведомые дали, и Введенский ничем не мог ему помешать.
      Сорваться с места и побежать? Нет, не пойдет — эти ребята сначала стреляют, а потом думают.
      Но должен же быть какой-то выход. Ведь девчонок вот-вот вывезут за границу, и тогда пощады от Варяга не жди.
      И всего-то надо позвонить Варягу и сказать про корабль. А там уж он сам решит, что делать.
      Но как же с ним связаться — ведь он лично не участвовал в операции. Вообще-то Варяг рвался освобождать дочь и был готов штурмовать «Бригантину» в первых рядах — но его отговорили, и он управлял боевыми действиями по радио.
      Борис стоял возле собровского автобуса под присмотром двух автоматчиков и лихорадочно искал выход. Однако выход нашелся сам собой, вне зависимости от мыслительной деятельности частного сыщика.
      Борис увидел, как к месту событий по дороге приближается Серафим.
      Введенский оставил его на шоссе с одним из постов дальнего обнаружения. Но мальчик, как видно, не вытерпел и решил своими глазами посмотреть, что происходит.
      — Серафим! — резко крикнул он. — Стой и слушай. Бери мою машину и жми в город. Позвони Варягу и скажи — Марина на французском корабле, который везет опилки в контейнерах. Настя тоже там. Бегом!
      И он бросил Серафиму связку ключей.
      Собровцы среагировали не сразу. Очевидно, их заставила замешкаться юность Серафима, который выглядел значительно моложе своих шестнадцати. А с малолеткой хлопот не оберешься, если что.
      Поэтому стрелять автоматчики не стали, а догнать Серафима не смогли по одной простой причине: Введенский подставил одному из собровцев ножку, а второй повалил его на землю, решив, что это отвлекающий маневр с целью побега. В результате Введенский получил еще пару синяков, но зато Серафим успел добежать до машины, повернуть ключ в замке зажигания и нажать на газ.

      Серафим в своей жизни водил машину один раз. Правда, было это совсем недавно, когда в процессе подготовки к разного рода неожиданностям Введенский показывал, как использовать для бегства подручный транспорт.
      Не иначе как от страха Серафим сумел сейчас завести мотор с первого раза. Он видел, что собровцы настроены серьезно и готовы даже стрелять, и опасность придала ему сил.
      Тронуть машину с места задним ходом Серафим, однако, не сумел. «Жигули», взревев мотором, рванулись вперед — прямо на собровца, который пытался задержать Серафима в беге.
      Теперь он чуть не взял «жигуленок» на таран, но в последний момент отскочил. Кто-то кричал: «Не стрелять, там малолетка», еще кто-то дублировал эту команду в несколько другом ключе: «В машине посторонний». Тем не менее совсем рядом раздались автоматные очереди — правда, палили в воздух. Все вместе повергло Серафима в еще большую панику и, как ни странно, помогло ему чисто рефлекторно, на подсознательном уровне, заставить машину подчиняться. «Жигули» развернулись перед воротами «Бригантины» и помчались на предельной скорости в сторону шоссе. При этом Серафим изо всей силы давил на клаксон, и машина неслась вперед с жутким воем, подобно пикирующему «Юнкерсу».
      Стимулом для освобождения мозга из-под власти паники послужил мобильный телефон, небрежно брошенный на правое сиденье. В сознании Серафима вдруг с абсолютной четкостью оформилась одна мысль: впереди посты ГАИ, сзади погоня, и скрыться не удастся все равно — а телефон вот он, и надо звонить Варягу прямо сейчас.
      Правда, Серафим никогда раньше не имел дела с сотовым телефоном — только видел, как обращается с ним Введенский. Тем не менее набрать нужный номер (тот, что начинался с девятки) удалось достаточно быстро. Ответил напряженный мужской голос:
      — Я.
      — Игорь Ярославич?
      — Да, я.
      — Игорь Ярославич. Это срочно. Борис Введенский просил передать: ваша дочь находится на французском корабле, который везет опилки в контейнерах. Он скоро выйдет из порта.
      — Какие еще опилки?
      — Не знаю. Борис так сказал.
      — Где он сам?
      — Борис? Его арестовали. Он просит действовать быстро.
      — Название корабля известно?
      — Он не сказал.
      — Хорошо, я проверю. Ты кто, и как с тобой связаться?
      — Я Серафим. Моя девушка тоже на этом корабле, вместе с вашей дочерью. Сейчас за мной гонятся. Наверное, тоже арестуют. Мой телефон, — он прочитал цифры с маленькой таблички, закрепленной на аппарате, — 933-12-55.
      — Хорошо, спасибо. Держись.
      Ага. Легко сказать: «Держись». А как держаться, если следом под сиренами несутся милицейские машины с форсированными моторами.
      Правда, мотор «Жигулей» Введенского тоже оказался форсированным, и машина летела вперед на чудовищной скорости. Серафим никогда так не ездил даже будучи пассажиром, а то, что ему придется самому вести машину на такой скорости, не могло присниться даже в страшном сне.
      В принципе он сделал свое дело и мог бы остановиться. Но ареста он боялся больше, чем аварии. А еще больше он боялся, что преследователи начнут стрелять, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Он не знал, что от ворот «Бригантины» всем постам и машинам преследования уже передано: «В машине несовершеннолетний. Оружие не применять». Это сообщение появилось, благодаря маленькой лжи Введенского — он сказал, что Серафиму всего четырнадцать лет, и руоповцы сразу этому поверили.
      В конце концов руоповские машины отстали. Кто-то из начальства сказал по рации:
      — Бросьте. Все равно он даже не подозреваемый. Пусть с ним ГАИ разбирается.
      ГАИ тоже получило команду: «Оружие не применять» с уточнением — в машине не просто несовершеннолетний, а еще и важный свидетель, которого надо взять живым и невредимым.
      А Серафим уже гнал машину по улицам города, не обращая внимания на светофоры. Кавалькада милицейских легковушек с трудом поспевала за ним и никак не могла остановить.
      У Серафима была своя цель. Он уже не убегал от преследования а стремился к этой цели, желая достичь ее во что бы то ни стало.
      Он спешил в порт.

      — Порт? Это из ФСБ беспокоят. Майор Кравцов. Нам нужна информация о французских судах, которые выходят в море в ближайшее время или недавно вышли. Прежде всего о тех, которые везут лесоматериалы и особенно опилки в контейнерах.
      — Таких нет. В порту сейчас нет ни одного судна под французским флагом.
      — А недавно вышедшие в море?
      — Одно судно — «Президент де Голль» — вышло два дня назад с грузом железной руды.
      — Ближайший порт захода?
      — Гамбург.
      — Понятно. Еще такой вопрос. Может быть, в порту есть или были суда под другим флагом, но с французским экипажем, французским капитаном, пассажирами из Франции. Или те, которые идут во Францию.
      — Такие есть. Мы можем подготовить подробную справку…
      — Нет, лучше прямо сейчас, по телефону. Названия, флаг, груз, время выхода.
      Женщина из конторы порта задумалась — не проверить ли собеседника, перезвонив в Большой дом с другого телефона, но в конце концов решила не оскорблять доблестных чекистов недоверием. В конце концов, сведения не секретные — даже не коммерческая тайна.
      — Вот. Одно судно подходит по всем признакам. Пароход «Луизиана». Идет под Панамским флагом, но капитан — француз, у старпома и боцмана тоже французские фамилии. Двое пассажиров — граждане Франции, Жан-Пьер Леруа и Сабрина Ди Анджело. На борту генеральный груз, в том числе контейнеры с отходами деревообрабатывающей промышленности.
      — Когда оно выходит из порта?
      — Уже вышло. Минут пятнадцать назад.
 
      — Алло, это ФСБ? У меня важное сообщение. В настоящий момент из морского порта выходит судно «Луизиана» под Панамским флагом. Его пассажир Жан-Пьер Леруа вывозит из России секретные документы и радиоактивные материалы.
      — Откуда у вас такие сведения?
      — Я не могу этого сказать. Обыщите судно и вы сами убедитесь, что мои сведения точны. Только торопитесь — оно вот-вот будет в нейтральных водах.
 
      — Морской порт? Капитан Сергиенко из ФСБ. В настоящее время в порту находится судно «Луизиана»?
      — Да, нам уже звонили. Оно вышло в море четверть часа назад.
      — Кто вам звонил?
      — Из ФСБ, майор Кравцов.
      — Странно, не помню такого. Ладно, скажите — на борту «Луизианы» имеется пассажир по фамилии Леруа?
      — Да, есть. Жан-Пьер Леруа, бизнесмен, хозяин части груза.
      — Понял, спасибо.
 
      — Максимов.
      — Александр Петрович. Это Серафим Данилов. Я узнал, где Настя.
      — Слушай, я тебе еще не говорил, насколько ты мне надоел? Нет? Тогда сейчас говорю. Ты уже большой, так что тебе можно говорить грубые слова. Вот я и говорю: пошел на…
      — Вы разве не хотите раскрыть это дело? Там ведь не только Настя, там еще и Марина, дочь Игоря Ярославича Варварина, и журналистка, Лубенченко, тоже скорее всего там.
      — Если ты про «Бригантину», то зря стараешься, я уже знаю.
      — Нет, не про «Бригантину». Про морской порт. Там стоит французский корабль. На нем собираются вывозить девушек за границу.
 
      — Алло, морской порт? Из Приморского РУВД беспокоят. К нам поступило сообщение, что на одном из французских кораблей прячут нелегальных эмигрантов. Хотим проверить, возможно ли это.
      — А, так вот в чем дело! А мы тут головы ломаем. Но этим уже ФСБ занимается.
      — Да? И давно?
      — Уже минут десять непрерывно звонят.
      — А корабль установлен?
      — Вроде бы да. «Луизиана». Только он не французский, а панамский.
      — Он в порту сейчас?
      — Нет, в море. Но кажется, пограничники собираются его задержать.

      — Стоп машина, — сказал капитан «Луизианы» по-французски, когда с пограничного катера пригрозили открыть огонь
      До нейтральных вод оставалось не больше мили, и господин де Моле требовал прорываться. Но капитан почувствовал, что пограничники настроены более чем решительно.
      — У нас есть сведения, что на этом судне осуществляется вывоз документов и материалов, составляющих государственную тайну, а также лиц, подозреваемых в незаконной деятельности в ущерб Российской Федерации, — заявил подполковник пограничных войск, поднявшийся на борт «Луизианы».
      — Вы не имеете права! — возмутился господин Леруа. — Судно прошло таможенный досмотр. Ничего незаконного на борту нет.
      — Вы Жан-Пьер Леруа? — поинтересовался пограничник.
      — Да, а в чем дело?
      Они разговаривали через переводчицу. Сабрина не успела одеться по-человечески и лишь набросила халат на голое тело, однако суровый подполковник не обращал внимания на эти мелочи.
      Господин Леруа сильно нервничал, и подполковник, опытный в подобного рода делах, сразу понял, что дело нечисто. Похоже, аноним, позвонивший в ФСБ, был прав.
      Правда, пограничники оказались перед проблемой, где искать. Груз на борту был самый разнообразный, а по словам анонима выходило, что тайник может быть совсем небольшим — много ли места надо, чтобы спрятать контейнер с радиоактивными веществами в свинцовой оболочке, а также бумаги, дискеты или компакт-диски.
      Пограничники полезли в трюм со счетчиками Гейгера. Вскоре прибыл еще один катер — с контрразведчиками и более совершенной техникой. Но и они ничего не нашли, и «Луизиану» пришлось бы, пожалуй, отпускать с извинениями — но тут подвалил еще один катер. На нем прибыли Варяг со свитой, Максимов с Мышкиным, и Серафим, которого Варяг чуть ли не силой отбил у гаишников.
      — У меня есть сведения, что здесь прячут людей, которых хотят насильно вывезти из России, — объявил Максимов.
      Его участие в досмотре было не вполне законным, но пограничникам и контрразведчикам очень не хотелось отпускать судно со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      Варяг, который лично звонил в порт, представляясь майором Кравцовым, а потом в ФСБ, никак не представляясь, теперь тоже предпочел выступать анонимно. Никто, кстати, не поинтересовался, кто он такой, и что здесь делает.
      — Сколько человек спрятано? — спросил Сергиенко у новоприбывших.
      — Не меньше трех, — ответил Варяг.
      — По моим сведениям, больше пяти, — уточнил Максимов, который догадался связаться с коллегами в «Бригантине» и добился, чтобы ему дали возможность побеседовать с Введенским.
      Во время этой беседы выяснилось, кстати, что руоповцы, присутствовавшие при разговоре Введенского с Томилиным в бункере, передали информацию о девушках, увезенных на корабль, своему начальству. Однако эта информация была слишком неконкретной, ее стали уточнять, и ничего не вышло, поскольку Томилин, узнав, что самолета ему не видать, как своих ушей, замкнулся в гордом молчании, и остальные платоновцы тоже не спешили раскрывать свои тайны.
      Так что если бы не оперативные действия Серафима, то «Луизиана» спокойно ушла бы в нейтральные воды.
      Между тем, она не ушла, и с прибытием оперов районного угрозыска и Варяга с Серафимом обыск разгорелся с новой силой. И закончился довольно быстро.
      — Пять человек можно спрятать только в этих трех бандурах, — вынесли совместный вердикт контрразведчики, пограничники, милиционеры, бандиты и Серафим, стоя в трюме между большими контейнерами с опилками и стружкой.
      — Только в которой из них? — прозвучал риторический вопрос.
      — Все три разберем, — сказал кто-то из контрразведчиков. — Много ли делов. Вернем корабль в порт, разгрузим да посмотрим.
      Пограничник с капитанскими погонами обошел каждый из контейнеров, постукивая по стенкам какой-то железякой.
      — Собаку надо, — сказал он, ничего не добившись. — Или разгружать.
      Господину Леруа тотчас же объяснили, что если контейнеры придется разгружать, и в них действительно окажутся спрятаны люди, то деньги за разгрузку ему придется выплатить из своего кармана, не говоря уже об ответственности за попытку нелегального вывоза людей из страны. И тогда он сдался.
      Шепнув пару слов Сабрине, француз отошел в сторону и безучастно смотрел, как девушка открывается потайную дверцу, разгребает опилки, закрывающие проход к внутреннему ящику, и говорит по-русски с легким акцентом:
      — Они там.
      Серафим забрался туда первым, стремительно прошмыгнув мимо прочих заинтересованных лиц. В темноте без фонарика он споткнулся и врезался в горячее нагое женское тело.
      — Настя? Это ты? Ты здесь? — тревожно спросил он.
      Настя не могла ничего ответить — ее рот был заклеен. А упал он не на нее, а на Сандру, сидящую ближе всех к выходу.
      Впрочем, в контейнер уже лезли остальные, и лучи фонариков забегали по железным стенам, выхватывая из темноты обнаженные женские тела.
      Серафим наконец нашел Настю и стал покрывать ее лицо поцелуями. Девушка не понимала, что происходит, пока ее не расковали и не вывели на палубу.
      Серафим сорвал с себя рубашку и пытался надеть ее на Настю, но она сказала:
      — Не надо. Я привыкла.
      Потом приблизилась к юноше вплотную и спросила:
      — Ты освободил меня, да?
      — Да! — ответил Серафим.
      — И я больше не рабыня?
      — Нет. Конечно, нет.
      — А нам говорили, что все женщины — это рабыни. Должен только найтись настоящий хозяин для них.
      — Перестань. Это все ерунда…
      — Наверное. Но теперь ты мой хозяин, — сказала Настя, обнимая Серафима и прижимаясь к нему всем телом.
      И они стали целоваться, не обращая внимания на кутерьму, которая творилась вокруг.
      Пограничники и контрразведчики требовали объяснить, почему вместо радиоактивных материалов и документов, содержащих государственную тайну, в тайнике оказались голые девицы. Опера угрозыска пытались арестовать господина Леруа и всю команду судна за похищение людей и незаконное лишение свободы, но наткнулись на упорное нежелание девушек давать показания. Дочь Варяга Марина так и сказала, когда ее попытались допросить, вырвав из объятий отца:
      — Я отказываюсь отвечать на вопросы. Можете хоть прямо сейчас посадить меня за это в тюрьму.
      Разумеется, это было бы уже слишком, и Марину никуда сажать не стали, а отпустили с отцом домой.
      Тем не менее, попытка незаконного вывоза людей за границу была налицо, и «Луизиану» заставили повернуть обратно в порт.
      А Серафим и Настя всю дорогу от морской границы до порта самозабвенно целовались, совершенно не стесняясь чужих глаз.

      Под суд после всей этой истории пошел только начальник охраны «Плутона» — за хранение на базе незарегистрированного автоматического оружия. Томилин, которого взяли с пистолетом в руке при попытке захвата заложницы и которому единственному из всех можно было предъявить доказуемое обвинение в убийстве нескольких человек, до суда не дожил. В постановлении о прекращении уголовного дела было записано, что он повесился в камере. Правда, люди, хорошо знавшие Томилина, утверждали, что он ни при каких условиях не покончил бы с собой.
      Ни одна из девушек, найденных в подвалах «Бригантины» и на корабле, не согласилась дать показания против Платонова и его организации. Их не сломила даже угроза обвинения в попытке незаконного пересечения границы по доброй воле. Впрочем, эта угроза так и осталась нереализованной.
      Охранники «Бригантины» и сотрудники «Плутона» тем более молчали как рыбы.
      Даже Ирину Лубенченко не удалось убедить отвечать на вопросы.
      На следующий день после событий на «Луизиане» ей позвонил какой-то молодой человек. И сказал:
      — Господа Платон и Жак де Моле признают право других мужчин силой освобождать рабынь или обращать их в свою собственность. Но это не значит, что все виденное вами в поместье господина Платона перестало быть тайной. Вы будете молчать или исчезнете бесследно. Могу даже сказать, что с вами случится. Вас сожгут живой на медленном огне, а пепел развеют по ветру.
      Ира не хотела, чтобы ее сожгли живой на медленном огне. Поэтому на следствии она утверждала, что оказалась в «Бригантине» добровольно и ходила нагой и в цепях по собственному желанию.
      Она, кстати, подтвердила заявление об уходе из «Молодого Петербурга» и через некоторое время прославилась как автор романов в жанре «фэнтези» в стиле Джона Нормана.
      А Гену Вересова отпустили из СИЗО. Его мать выздоровела и охотно поверила, что ее сын ни в чем не виноват. Только в волосах ее прибавилось седины.
      Платонов вернулся на свою базу, в неприступную башню, которую покинул незадолго до штурма, предпринятого Варягом, на одной из сновавших туда-сюда машин.
      Варяг сначала объявил Платонову кровную месть, но потом отказался от этой идеи. На то была веская причина, связанная с положительными изменениями в характере дочери Варяга Марины.
      По возвращении домой она стала тиха, как ягненок. И Варяг мог теперь спокойно заниматься делами, не думая о дочери.
      Принимая груз из Америки, он не отвлекался на посторонние мысли, поскольку знал: Марина всегда дома и строжайшим образом выполняет все предписания охраны. А спит исключительно с частным детективом Борисом Введенским, прежняя любовница которого Светлана уехала во Францию вместе с Сандрой.
      Но это уже совсем другая история о…
 

Рукопись: 27.10.1997 — 7.01.1998
Машинописный вариант: 3.06.1998
copyright © Антон С. АНТОНОВ. 1998