И только на следующий день Бояров понял, насколько все это не смешно.
32
Телефон зазвонил ночью, и Бояров, еще не проснувшись как следует, поднял трубку и приложил ее к уху. Сказать «Алло» он не успел. Хриплый голос, который лился в ухо, словно шекспировский яд, проговорил:
— Бояров? Это ты?
— Да, я. Кто говорит? — пробормотал Бояров, стараясь прогнать остатки сна.
— Слушай внимательно, Бояров, Горенский и Денисов уже жарятся на адских сковородках. Теперь твоя очередь. Жди нас с визитом.
Сон как ветром сдуло, шоу-бизнесмен заорал в телефон:
— Эй! Кто ты такой, и что тебе надо?! — Вспомни Олю Благовидову, — сказал собеседник и положил трубку.
Олю Благовидову Бояров вспомнил мгновенно, и это воспоминание ввергло его в состояние, подобное столбняку.
Первое, о чем подумал Бояров, когда его мозг вернулся к созидательной работе, был почему-то бронированный лимузин. Но почти тут же он осознал, что лимузин не поможет и гораздо лучше было бы заиметь танк. А еще лучше — крейсер, чтобы на нем можно было уйти за границу, не опасаясь гранатометов и гранат. Потому что, как показала практика, обычная охрана не в состоянии уберечь охраняемого от взрыва.
Обычной охраны у Боярова, впрочем, тоже не было. Он еще не дорос до тех оборотов, при которых можно окружить себя толпой телохранителей и платить им такое жалование, чтобы их не мог перекупить по дешевке потенциальный противник. Бояров занимался тем, что сбывал на Запад разных второсортных певцов и певичек — петь в кабаках и ночных клубах. Не брезговал он и третьесортным товаром — девушками для стриптиз-баров и борделей. А поскольку этот бизнес страдает особенной левостью, у Боярова вместо охраны была бандитская «крыша». И если бы дело было в наезде какой-то посторонней мафии или в происках конкурентов, то ребята со стрижеными затылками быстро во всем бы разобрались.
Но тут дело было такое, что держатели «крыши» в нем не помощники. Нужно обращаться к профессионалам, которые умеют не только убивать, но и защищать от покушений.
Последние несколько дел Бояров провел совместно с «Вершиной» и даже рассчитывал, что после этого сможет с помощью Горенского перейти на новый, более высокий уровень. Теперь эти мечты пошли прахом, но приобретенные за последнее время знакомства можно было пустить в ход.
Сначала Бояров хотел дождаться утра, но не смог перебороть страх. Поэтому он поспешно оделся и выскочил на лестничную клетку, еще толком не зная, куда направиться.
Взрыв в его квартире раздался, когда Бояров был уже двумя пролетами ниже. От осознания того, что случилось бы с ним, задержись он дома хоть на минуту, Боярова чуть не хватил на месте инфаркт, и он ем своим весом навалился на кнопку первого подавшего звонка.
Дверь открыли, и Бояров ввалился внутрь квартиры, до полусмерти напугав ее хозяйку. Сначала она подумала — пьяный, но Бояров непослушными губами сумел произнести: «Убийство», — и женщина, как по команде, завизжала, перепутав теперь уже свою семью и подняв с постели соседей по лестничной клетке.
Муж этой женщины оказался более хладнокровным. Правда, в прихожую он выбежал в уверенности, что убивают его жену, причем весьма мучительным и общеопасным способом. Когда это предположение не подтвердилось, он очень обрадовался, скомандовал всем присутствующим: «Без паники», и нагнулся над телом Боярова.
Тот оказался жив, хотя нельзя сказать, чтобы очень здоров. Инфаркт, однако, обошел его стороной, и вскоре шоу-бизнесмен наполовину пришел в себя и сел, бормоча:
— Они хотят меня убить. Они взорвали мою квартиру.
Юный сосед, который знал, где живет Бояров, тут же бросился наверх и через несколько секунд восторженно заорал оттуда:
— Точно! Взорвали!
Бояров издал душераздирающий стон и закрыл глаза. Потом приехали милиция и «скорая помощь». Медики определили, что в экстренной помощи пострадавший не нуждается, и угостили его валерьянкой. Бояров предпочел бы чего-нибудь покрепче, но ничего такого ему не предложили.
Милиция сначала отвезла Боярова в ближайшее отделение, но вскоре его переправили на Петровку. Беседа продолжалась до утра, и потерпевший отвечал на вопросы охотно, но по поводу причин покушения молчал, как партизан.
Утром Боярова отпустили, и он тотчас же ринулся в офис «Львиного сердца», причем благоразумно воспользовался для этого метрополитеном, в чрево которого не спускался уже несколько лет.
В охранном агентстве Бояров очень хотел увидеть его директора Каменева, с которым его как-то познакомил Горенский. Но возбужденному визитеру вежливо объяснили, что Каменев в отъезде и связаться с ним нет никакой возможности, а замещает его некто Игорь Селезнев.
Бояров, скрепя сердце, согласился побеседовать с Селезневым и тут же был препровожден в его кабинет.
— Мне срочно нужна охрана! — дрожащим голосом выпалил он с порога. — Я знаком с Романом Петровичем и очень надеюсь на вашу помощь.
— Присаживайтесь, — предложил Селезнев. Он славился своим умением успокаивать людей еще с тех времен, когда пилотировал пассажирские самолеты. Однажды ему удалось прекратить панику в падающем лайнере — правда, после той памятной жесткой посадки Селезневу пришлось оставить авиацию и сменить род деятельности. Но и на новом месте это его умение успокаивать людей оказалось очень полезным. Чаще всего именно Селезнев вел переговоры с клиентами, даже если Каменев был на месте.
— Присаживайтесь. Расскажите подробнее о своих проблемах. Думаю, мы сможем вам помочь.
— Меня хотят убить, — произнес Бояров банальную фразу, игнорируя предложение присесть. — Мою квартиру взорвали сегодня ночью.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Понятия не имею.
— Но у вас есть какие-нибудь подозрения?
— Слушайте, эти идиотские вопросы мне только что задавали в милиции. Мне нужна помощь, а не допрос!
— Понимаете, успех охраны всегда зависит от информированности охранников. Зная, в чем дело, мы сможем надежнее вас защитить. Если это криминальный наезд, то мы могли бы воздействовать непосредственно на ваших обидчиков. Это эффективнее, чем прикрывать вас своими телами.
— Нет, это не наезд. И мне нужны охранники, которые прикроют меня своими телами, если понадобится.
— Хорошо, — кивнул Селезнев и назвал цену, за которую «Львиное сердце» предоставляло круглосуточную охрану рядовым клиентам.
Цена произвела на Боярова вполне определенное впечатление. Он еще не привык к таким цифрам. Но жизнь дороже денег, и Бояров, подсчитав в уме свои ресурсы, сказал:
— Мне нужна круглосуточная охрана. Четыре человека, днем и ночью. Плачу вперед за неделю, а там посмотрим, — с этими словами он достал из кармана солидную пачку долларов.
— Все расчеты в рублях, — заметил Селезнев.
— Я не могу выходить на улицу без охраны. Они охотятся за мной.
— Хорошо. Эту проблему тоже можно решить. Но почему вы уверены, что через неделю опасности уже не будет?
— Я абсолютно ни в чем не уверен. Но надеюсь, что через неделю меня уже не будет там, где есть опасность.
— Ладно, с этим тоже ясно. Займемся контрактом. Ваше имя?
— Бояров, Борис Федорович.
Селезнев замер и глаза его расширились. Со вчерашнего дня, когда заместитель шефа «Львиного сердца» приступил к изучению дел и контактов Горенского и его фирмы, это имя ему было очень хорошо знакомо.
— Так. И вашу квартиру взорвали? — переспросил он.
— Да, — ответил Бояров, удивляясь, почему вместо формальной вежливости собеседник вдруг проявил искренний интерес.
— Ее обстреляли из гранатомета?
— Да, — подтвердил Бояров, удивляясь еще больше.
— Вы имели общие дела с Горенским и Денисовым?
— А вам что за дело? — возмутился Бояров. — Я же не спрашиваю, какие у вас дела с Горенским! Если вы не можете мне помочь, так и скажите — я обращусь к другим.
— Хорошо, если это тайна, то я не буду задавать вопросов. Мы можем вам помочь. Вы на машине?
— Нет. Я не решился сесть в свою машину. Вдруг она заминирована.
— Ясно. Наши люди доставят вас к дому и все досконально проверят. Подождите здесь, пожалуйста.
Селезнев вышел из кабинета и стремительно промчался по коридору в комнату резерва. Одного человека он сразу посадил на телефон — собирать свободных сотрудников и «вольных стрелков», которых «Львиное сердце» звало на подмогу, когда становилось горячо.
Двоим лучшим из резерва Селезнев сказал:
— У меня в кабинете сидит клиент, у которого были левые дела с Горенским и Денисовым. Похоже, за ним охотятся, а он сам знает больше, чем говорит. Надо взять его под охрану и заодно проследить, что он будет делать. Короче, я даю ему четырех человек, как он просит, и посылаю следом группу наблюдения. Клиента надо сохранить в целости, как минимум, до приезда шефа, если он не решит иначе. Я сейчас ему позвоню, но когда он соизволит приехать и захочет ли — это вопрос. Не захочет — его дело.
Селезнев попытался дозвониться до Каменева по сотовому каналу, но не смог. Тогда он набрал код города и телефонный номер того самого люкса, где раньше жил Горенский, а теперь остановился Каменев. Но из трубки донеслись короткие гудки.
33
Звонил Каменеву мелкий видеопират Толик Гусев. Некоторое время он потратил на дозревание до решительного поступка, а потом окольными путями выяснял, с кем можно связаться вместо Горенского, отыскать которого не могли даже спецы из угрозыска. И вот наконец Толик дозрел и все, что мог, выяснил.
Во время вызревания и поисков он день и ночь убеждал себя, что его шантаж может удастся и что похищение Яны Ружевич — действительно рекламный трюк Горенского, который должен поэтому страшно испугаться разоблачений, которыми Толик ему пригрозит.
В последние часы перед звонком Толик набирался наглости, используя для этого опробованный многими поколениями метод. Он в одну харю накачивался алкоголем, вперившись при этом в экран телевизора, где крутился порнофильм. Девушки в кадре были что надо, и Толик упорно думал о том, как будет трахать таких же девочек стаями, когда Горенский ему заплатит. После каждой рюмки он набирал номер каменевского люкса, но дозвониться никак не мог и в конце концов уснул.
Если бы он-таки дозвонился в этот момент, то его мгновенно вычислили бы и люди из «Львиного сердца». Милиция тоже пыталась прослушивать эти телефоны каменевской команды, но без особого успеха.
Но проснувшись и поправив мозги, следуя древнему методу лечить подобное подобным, Толик стал рассуждать более здраво и пошел звонить на улицу. И оказался более настойчив, чем в первый раз — прежде всего потому, что выпивки не было под рукой.
Был он теперь не пьян, а лишь навеселе — наглости в самый раз, А потому не мялся и не мямлил, а с места в карьер выпалил все, что хотел.
Короче, мужики, — сказал он в трубку, когда Каменев откликнулся на звонок и назвал свою фамилию, — Я все про ваши дела знаю. И где вы свою бабу прячете краденую, знаю, и зачем, тоже знаю. Десять тыщ баксов — и никому не скажу, крутите дальше. А то позвоню во все газеты, и на телевидение позвоню, и на радио, и все расскажу — тогда вам эта реклама боком выйдет — ты понял, мужик?
— Понял, — без эмоций сказал Каменев и, отстранившись от трубки, шепнул коллегам. — По-моему, псих.
— Тогда слушай, — продолжал Толик. — Деньги принесешь послезавтра в двенадцать ночи на пустырь за нефтебазой. Приходи один и без оружия. Не пытайся меня обхитрить. Все, что я знаю, спрятано в надежном месте. Если со мной что случится, сразу же все будет в газетах.
— Псих, — согласился с шефом Серебров, слушавший разговор по отводному каналу» который спецы «Львиного сердца» сделали сразу по приезде в отель, — Начитался боевиков.
Специалист по связи тем временем возился с приборами, выясняя, откуда идет сигнал. Милицейские слухачи делали в это время примерно то же самое и кусали себе локти. Прокурор до сих пор не дал разрешения на официальное прослушивание канала через АТС и вообще оказывал частным сыщикам странное покровительство. А комнатные «жучки» каменевская аппаратура глушила без труда, и милиции оставалось только регистрировать звонки. Если нельзя узнать, о чем говорят, то надо хотя бы определить, откуда звонят.
— Короче, скажи своему Горенскому, что я не шучу и он зря прячется. От меня все равно не уйдет.
— А может, не псих, — сказал Каменев, когда шантажист закончил разговор. — Может, кто-то из антиподов напился и решил с нами поиграться.
«Антиподами» в «Львином сердце» называли потенциальных и реальных противников охранного агентства и его клиентов.
Парень, который возился с приборами, среагировал на реплику шефа мгновенно.
— Это рядом. Я съезжу, — и не дожидаясь ответа, выскочил за дверь.
— А может, какой-нибудь левый тип что-то узнал и решил подзаработать, — предположил Серебров и стал звонить сотруднику в машину, поскольку тот забыл сказать, откуда все-таки звонили, а свой прибор машинально выключил.
Тут опять затрезвонил городской телефон. Селезнев из Москвы прорвался, наконец, по междугородной, но сказал лишь несколько слов:
— Есть дело. Разговор не телефонный. Селезнев не знал, что милиции так и не удалось установить глобальное прослушивание через АТС, да и Каменев тоже не был в этом уверен.
Поэтому шеф «Львиного сердца» сходил в соседний номер, тоже занятый его людьми, взял там еще один сотовый телефон и перезвонил в московский офис.
— Ну, что там у тебя?
— Борис Бояров — знаешь такого?
— Видел пару раз. А что с ним?
— То же, что с Горынычем и Диней. Только он успел выскочить из квартиры, когда по ней шарахнули из базуки. И пришел к нам. Явно что-то знает, но не говорит.
— Бояров, Бояров… Да, с Горенским он работая, но, насколько я знаю, по мелочи.
— Вот именно. Бояров переправлял за бугор девиц для кабаков и стриптиза. А Горыныч, вроде бы, поставлял ему товар из своих отходов. Но это так, слухи.
— Очень интересно, — Каменев на мгновение задумался. — А как он сам объясняет покушение?
— А никак не объясняет. Психует. «Я вас нанимаю, и не задавайте вопросов».
— Деньги у него есть?
— Думаю, немного. Пока заплатил за неделю.
— О'кей. Держи его под колпаком. Я скоро приеду.
— Как у вас дела?
— По-прежнему. Позвонил какой-то тип, сказал, что знает, где прячут Яну. Но он думает, что мы тоже знаем, и что это — рекламный трюк. Хочет его разоблачить, если мы не заплатим десять тысяч.
— Так пусть разоблачает. Мы же хотим найти Яну — вот он и расскажет. Не все ли равно кому, нам или всему свету?
— Не скажи. Во-первых, если он, и правда, что-то знает и об этом раззвонит, то антиподы, как пить дать, убьют Яну. Или покалечат, как минимум. Во-вторых, он может ничего не знать и просто болтать по пьяни. Говорил он нетвердо. А может, это вообще псих.
— Что думаешь делать?
— Он забил «стрелку». Надо сходить. Если дилетант — мы его быстро раскрутим. Если профи — все равно след будет. Только это не профи.
— А похитители молчат?
— Молчат пока. Мы подготовили «Кукольный театр» и закинули крючок по телевизору. Ждем-с.
И как раз в этот момент, как по заказу, зазвонил городской телефон, и Серебров, подняв трубку, услышал:
— Информация. Ружевич. Станция Дачное. Триста метров от платформы в сторону города. Забрать немедленно.
Положив трубку, Серебров обернулся к шефу и рказал:
— Кончай базар. Они позвонили.
— Что там?
— Послание, — ответил Серебров и добавил, имитируя манеру речи похитителя: — Забрать немедленно.
Каменев быстренько свернул разговор с Москвой, ахнул рукой Сереброву, и они быстренько спустись по лестнице. Их машина помчалась в сторону Дачного, а за ней увязался оперативный «жигуленок» угрозыска. Пакет с портретом Яны Ружевич нашли довольно быстро — в нем на этот раз оказалась не кассета, а компьютерная дискета.
Милиция попыталась тут же наложить лапу на находку, но ребята из «Львиного сердца» оказали сопротивление, которое выразилось в побеге с места происшествия. В процессе погони — вернее, убегания от нее — Каменев переписал дискету на винчестер своего ноутбука, после чего убегание прекратил и дискету отдал. Его попытались тут же задержать по обвинению в сопротивлении сотрудникам милиции, но вскоре отказались от этой затеи, убоявшись прокурорского гнева. Впрочем, рядовые розыскники и пэпээсы, может, и не посмотрели бы на знакомство Каменева с прокурором, однако ситуацию разрядил Ростовцев, приехавший на место позже других.
Вернувшись в гостиницу, Каменев собрал всю свою команду в люксе, приказал еще раз провести проверку на наличие в помещении и его окрестностях подслушивающих устройств, а сам тем временем выслушивал доклад сотрудника, ездившего к автомату, откуда звонил новый шантажист.
Докладывать тому, собственно, было нечего. Оперативник опоздал, и звонивший успел уйти незамеченным. Опрос людей, находившихся поблизости, никакой пользы не принес.
Покончив со всем этим, команда приступила к уточнению деталей операции «Кукольный театр» в свете вновь открывшихся обстоятельств, связанных с содержанием нового послания похитителей.
34
Незадолго до этого в соседнем областном центре» где были не только армейские склады, но и целый оружейный завод, состоялась тайная сделка, которая прошла практически незамеченной. Отличная, почти новая видеокамера профессионального класса была обменена на оружие: автомат Калашникова, неплохой самодельный пистолет и несколько гранат — не слезоточивых, а самых настоящих боевых. Кроме того покупатель оружия получил еще и доплату в наличных рублях.
Говорила эта сделка только об одном. Гена, главный из похитителей Яны Ружевич, пошел вразнос и последние остатки здравого смысла покинули его. Если раньше операция финансировалась за счет таксистского заработка Казановы и разных мелких спекуляций, но теперь Крокодил принялся распродавать вверенное ему чужое имущество. Казанова хоть и не одобрял этого, но мешать не стал. В конце концов, если все-таки удастся получить выкуп, то Марику можно будет вернуть деньги за проданное имущество, и даже с лихвой. А если операция провалится, то будет тем более все равно.
— Ну, и что дальше? — спросил Казанова, когда Гена привез покупки на «тойоте».
Злоупотребления Крокодила коснулись и этой машины, ездить на которой Марик Калганов ему отнюдь не разрешал, а наоборот, велел беречь как зеницу ока, холить, лелеять и держать безвылазно в запертом на все замки гараже.
Поначалу похитители собирались использовать «тойоту» только один раз — непосредственно во время похищения. Причем сначала предполагалось, что участвовать в деле будут четыре человека, но Гена то та побоялся, то ли не смог привлечь четвертого. Поэтому «тойоту» пришлось на несколько минут оставить без присмотра на улице, пока проворачивалась вся эта комбинация с угнанными «Жигулями» и такси (таксомотор был совершенно доподлинный, тот, на котором Казанова зарабатывал деньги — они только меняли номера). «Тойота» стояла на тихой улочке километрах в трех от того места, где переодетую и опьяненную Яну посадили в такси. Казанова быстро, но без грубого нарушения правил домчал свой таксомотор до этой точки, после чего Гена перебрался в «тойоту», и две машины отправились к месту общей пересадки разными путями. Все было продумано великолепно и прошло без сучка и задоринки.
В тот день, поставив машину в гараж. Крокодил не думал, что ему придется воспользоваться ею снова. И не только потому, что Марик это запретил — Гена плевать хотел на Марика с высокой колокольни. Просто опасно было ездить на чужой машине без доверенности и глупо было бы попасться на такой мелочи, проворачивая дело на три миллиона долларов.
Но когда Казанова наотрез отказался ехать за оружием на своем такси, Крокодил психанул, хлопнул дверью, плюнул в пол и уселся в «тойоту».
Это было чудовищной глупостью. Пока он ездил в соседнюю область, Казанова, занимаясь в «темнице» любовью с пленницей, все время спрашивал себя: «Почему я еще здесь?» В его мозгу ежеминутно всплывала одна и та же тема — кажется, из фильма «Двенадцать стульев» с Андреем Мироновым: «Пора удирать! Пора, брат, пора». Но тут же пробегало, как мираж, фантастическое сияние, то ли зеленое, то ли золотое, и имя ему было миллион долларов — вернее, целых полтора миллиона, поскольку Уклюжий выпал из доли, а сумму выкупа Крокодил уменьшать не стал.
Это сияние удерживало Казанову от немедленного бегства. И он дождался возвращения Гены.
Крокодилу опять повезло. Хотя операция с самого начала пошла наперекосяк, в самые острые моменты обоим ее участникам все же улыбалась фортуна. Иначе они давно сидели бы в кутузке, а может, лежали бы в морге. Но удача еще не повернулась к ним спиной, и это давало надежду на благополучный исход всего дела.
— Ну, и что дальше? — спросил Казанова, когда Крокодил раскладывал на столе свои покупки. — С кем мы будем воевать?
— Со всеми. Мне нужен миллион долларов, и он у меня будет.
— Раньше ты думал, что для этого хватит одного самопала и пары бомб с газом.
— Раньше я не думал, что против нас выйдут профессионалы. Они ведут себя неправильно, и я в этом не виноват.
— А может, это мы ведем себя неправильно?
— Теперь да. Они должны были принести деньги сразу, как только я сказал. И не какие-то легавые, а сам Горенский, которого они не рискнули бы подставлять под пули. Какого черта Горенский сбежал? Ему что, действительно плевать на свою бабу? Это же золотая курица.
— У него таких куриц целая птицеферма. Янка в первый же день сказала тебе, что ему плевать.
— Мне неинтересно, что она сказала. Мне нужны деньги. Я не хочу никого убивать, но они меня довели. Если боишься, можешь идти. Я тебя не держу и в подвал сажать не стану.
— И пробовать не советую, — усмехнувшись, сказал Казанова и принял боевую стойку.
В ответ Крокодил вогнал на место магазин автомата, передернул затвор и спросил:
— Ну и куда ты с голой пяткой против АК-74?
Казанова тотчас расслабился и сказал:
— Ладно. Я иду с тобой. Один уговор — стрелять только по конечностям.
— Если они честно принесут деньги, то мы вообще не будем стрелять. А если это ловушка, то нам будет некогда целиться.
— Если бы знать заранее, что они на самом деле задумали…
— Если б знать где упасть, то во рту росли б грибы, — ответил Крокодил поговоркой, построенной по принципу: «Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь».
35
«Если вы цените здоровье Яны Ружевич, ее язык и ее жизнь, то послезавтра три миллиона долларов, из которых 100 тысяч в мелких купюрах, а остальные — сотенными, должны быть уложены в большую сумку с наплечным ремнем. Туда же надо положить 100 миллионов рублей. Остальные рубли можете взять себе.
Передавать деньги должна женщина. В 23.07 ей нужно сесть в белогорскую электричку, во второй вагон, и стоять все время в заднем тамбуре.
Нами проверено: после станции Загородной эта электричка идет практически пустой. Поэтому если в вагоне окажется больше трех человек, сделка не состоится. То же самое произойдет, если вагон будет плохо освещен.
Если кто-то в поезде или вне его попытается помешать передаче, Яна Ружевич пострадает. Если кто-то из наших людей будет задержан, ранен или убит, оставшиеся немедленно убьют заложницу, и смерть ее будет мучительной. Наша боевая команда будет поддерживать непрерывную связь со штабом. Советуем не забывать об этом.
Попытка устроить ловушку дорого обойдется всем, и прежде всего Яне Ружевич. Если вы задумали что-то подобное, лучше скажите об этом сразу, и тогда Яна пострадает меньше, а мы дадим еще немного времени, чтобы приготовить деньги.
Мы не шутим, и с нами шутить не надо».
36
— Интересно, они блефуют или их, и правда, много? — задал риторический вопрос следователь прокуратуры Туманов, перечитав еще раз распечатку последнего послания похитителей.
— Почему много? Хватит и троих, — отозвался Ростовцев. — Двое идут за деньгами, а третий бабу караулит.
— И каждому по лимону баксов. Логично.
— Логично, — согласился Ростовцев, — Это если похищение настоящее. А если это трюк, то их может быть даже очень много. Горенский — человек богатый.
— Наши действия? — поинтересовался Туманов.
— Для начала попросим санкцию на боевую операцию. Даже если это трюк, все равно любого из трюкачей можно засадить лет на пять.
— Злостное хулиганство с применением оружия или предметов, его заменяющих, — процитировал Туманов. — От трех до семи по новому кодексу.
— Вот именно. А случай уж больно удобный. Когда они шли по коридору в кабинет начальника криминальной милиции, Ростовцев сказал:
— Мне другое интересно. Почему они прислали дискету, а не распечатали письмо на принтере? Ведь вышло бы дешевле и проще.
— Элементарно, Ватсон. У них не было принтера.
— Это кто Ватсон? — возмутился Ростовцев. — Это я Ватсон?!
— Ладно, ладно. Не обижайся, дорогой Шерлок. Я больше не буду.
Беседуя таким образом, они дошли до кабинета Короленко, и Ростовцев, постучавшись, заглянул внутрь.
— Николай Дмитриевич, разрешите?
— Заходи, Саша. Что скажешь хорошего? Ростовцев вместе с Тумановым зашел в кабинет.
— Мы по поводу завтрашних дел, — сказал Ростовцев. — Ребята из «Львиного сердца» завтра попытаются захватить похитителей Ружевич. Хотя бы одного. Мы считаем, им надо помочь.
— Мало ли что вы там считаете. Я бы с удовольствием вообще запретил эту затею. Если бы не наш прокуратор да не мохнатая лапа в Москве, ни одного пинкертона давно не было бы в городе. Ты пойми — если там настоящие преступники, то могут быть трупы, а на кой черт нам это надо. Своих ребят я под пули подставлять не хочу, и чужие трупы вешать нам на шею тоже не собираюсь. Пусть этим областное управление занимается. За городом уже их территория. А если с нами шутки шутят, то над нами же потом и будут смеяться.
— Но мы ведь можем раскрыть преступление и закрыть дело. Неизвестно, когда еще представится такой случай. Спецы из агентства могут их не взять, а ГУОП с ОМОНом возьмут обязательно.
— Во-первых, если мы натравим на них ОМОН, то в лучшем случае выставим себя на посмешище, а в худшем — получим труп Ружевич.
— Николай Дмитриевич, я предлагаю определиться с версией. Либо мы расследуем похищение, либо считаем, что его не было.
— И кто, по-твоему, должен определяться? Я?
— Мы. Все вместе. Я предлагаю действовать так, как будто это настоящее похищение. То есть ориентироваться не на слухи, а на то, что мы видим собственными глазами. Даже если это трюк, состав преступления все равно есть. Надо их взять, а прокуратура потом переквалифицирует, если нужно.
— Кстати о прокуратуре. Как ты полагаешь, товарищ Саша, — почему важняк, который приехал из Москвы по поводу Ружевич, налег теперь на дело о взрыве «Волги», а похищение расследует твой закадычный? — Короленко глазами показал на скромно молчащего Туманова. — Может, Москве больше нашего известно? Может, Кропоткин не просто так пинкертонам зеленую дорожку стелет, а по указанию свыше? Ты над этим не задумывался? Так задумайся.
Фамилию Кропоткин, заставляющую вспомнить об анархизме — идеологии беззакония, — носил главный страж закона в городе, то есть городской прокурор.
— Николай Дмитриевич, я задумываюсь исключительно о том, как бы побыстрее раскрыть преступление. Высокая политика не для меня. У меня есть оперативно-розыскное дело, у Жени, — Ростовцев тоже кивнул на Туманова, — уголовное дело, и нам некогда разбираться, что знает Москва и какие указания получает прокурор.
— Хамишь, дерзишь и не уважаешь начальство. Но с этим ладно. Я готов тебя выслушать. Что ты предлагаешь сделать?
— Выставить наблюдение на всем пути следования электрички, посты на дорогах и мобильные группы УОП и ОМОНа в узловых точках, чтобы можно было быстро добраться до нужного места.
— И ты думаешь, они пойдут на дело, когда под каждым кустом будет сидеть милиционер?
— Можно придумать маскировку. Время еще есть.
— Короче, ты предлагаешь устроить образцово-показательную войсковую операцию. Я тебя понял. А теперь послушай меня. В этом городе не один преступник, не одна банда, не одна жертва и преступление тоже не одно. У меня нет армии, чтобы бросить ее в бой против мифических похитителей…
— Кто доказал, что они мифические?
— Я так считаю! Этого достаточно. Так вот, я не могу снимать толпу людей с других дел ради одного, даже очень важного. Я не могу обращаться к ОМОНу, потому что это вообще не их дело — ловить неизвестно кого неизвестно где. Это твое дело — вот ты и лови. УОП я тоже не могу напрягать — где ты тут видишь организованную преступность? Сам же говорил — работают либо дилетанты, либо актеры.
— То есть вы не дадите разрешения на операцию?
— Не дам. И к шефу обращаться не советую. Он скажет тебе то же самое.
— Ладно, — сказал Ростовцев и повернулся, чтобы уйти.
— Погоди, — остановил его Короленко. — Не торопись. Скажи сначала, как идет розыск по другим направлениям. И следствие, — добавил он, переводя взгляд на Туманова.
— Все так же, — ответил Ростовцев хмуро и зло. — Проверяем студии и театры, только без толку. Нигде никаких зацепок. После очередного седовского откровения прочесываем таксопарки — ничего. Рокеры, которых нам подарил Сажин из дознания, как сквозь землю провалились. Теперь ищем. Но я не бог Шива, и у меня не тысяча рук. Людей у меня мало, и дело тоже не одно.
— То есть я должен так понимать, что тебе надоела рутинная работа и ты решил перейти на кавалерийские атаки. Романтика покоя не дает?
— Причем здесь романтика?
— А при том. Ты, вроде, сам мне говорил, что у Шерлока Холмса в десять раз больше шансов поймать преступника, чем у Рэмбо. Так вот, напрягай лучше мозги, а не мускулы.
— Это был не я, — буркнул Ростовцев. — А Рэмбо никогда не ловил преступников.
На самом деле он действительно однажды сказал что-то подобное, только вместо Рэмбо в его фразе фигурировал кто-то другой.