Когда освободители добрались до камеры, где сидела великолепная четверка, окруженная теперь уже не соратницами по борьбе, а обыкновенными уголовницами, там творилось нечто невообразимое. Инга, Люба и Анжела изо всех сил отбивались от урок, которые из всей камеры выбрали именно их, потому что эти девушки выглядели наименее потасканными. А Женя Угорелова, наоборот, уже успела сбросить одежду и пристроиться в дальнем углу помещения в компании юноши интеллигентного вида.
      Юноша оказался хакером, который сидел за махинации с кредитными карточками, а Женечка настолько истосковалась по мужской ласке, что даже обиделась на освободителей, которые пришли за нею в столь неподходящий момент.
      - А подождать нельзя? - спросила она, когда ей сказали, что надо сматываться как можно скорее. - Мы быстро.
      У хакера было другое мнение. Едва услышав, что есть возможность смотаться, он вскочил и решительно потянул Евгению за собой.
      До этого он, как и большинство освобожденных из камер, предполагал, что в тюрьме просто начался дебош, который очень скоро будет подавлен, - а значит, надо ловить момент, пока он есть.
      А раз дело обстоит иначе и это не дебош, а побег, то надо тем более ловить момент. Заняться любовью можно будет и позже.
      Женечка была таким решением недовольна и в знак протеста отказалась одеваться.
      Это грозило ей серьезными неприятностями, ведь вокруг было немало желающих поживиться женским телом и помимо хакера. Но, возможно, Евгения вовсе не считала это неприятностью.
      К счастью, тут снова появился Ясука Кусака, который как раз пытался собрать в кучу всех своих. И это ему, как ни странно, удалось.
      Задержка в женском крыле дорого обошлась дебоширам. Из СИЗО успели уйти только японцы со своими спутниками и спутницами и люди Кабанчика со своей братвой. Да и то последние как раз и нарвались на милицейские подкрепления, спешившие к тюрьме.
      За ними гонялись по всем окрестным переулкам, и сам Кабанчик едва ушел, проклиная себя за то, что поддался очарованию Ясуки Кусаки и согласился на эту авантюру.
      А нескольких его людей взяли и одного даже подстрелили, но не насмерть.
      Все остальные, кого освободители выпустили из камер, так и не сумели насладиться свободой. Для них эта история закончилась бесславно.
      Правда, у них в заложниках оказалась вся охрана СИЗО, которая очень этому удивилась, когда пришла в себя через несколько часов после парализующих ударов Кусаки.
      Какие-то отморозки требовали для себя традиционные миллион долларов и самолет, а также наркотики и водку, и мудрая милиция ухватилась за последнее требование. Вместо долларов и самолета в СИЗО доставили такое количество водки и наркотиков, что уже ближайшей ночью всех бунтовщиков можно было вязать голыми руками. Вот их и повязали.
      90
      Наблюдатель получил последнее китайское предупреждение от собратьев с орбиты в самый разгар тюремного дебоша, но это не помешало его Носителю, сэнсэю Кусаке, благополучно вывести всех своих из опасного места.
      Увязались за ними и отдельные чужие, включая хакера, с которым Женя Угорелова все-таки уединилась, едва они все оказались в безопасном месте - в кабаке со стриптизом и массажным салоном, хозяин которого был обязан Тираннозавру Рексу, избавившему его от мертвого тела бизнесмена Головастова.
      Однако Наблюдатель почти не обращал внимания на всю эту суету. Он пребывал в смятении, ибо одно дело - ждать приговора к высшей мере в отдаленном будущем, и совсем другое - знать, что он будет объявлен через три дня.
      Однако терять Наблюдателю было нечего. Сто лет общественных работ, которые суд готов был дать ему в виде особой милости, казались ему слишком большой ценой за возвращение в собственное тело.
      К тому же речь о ста годах общественных работ шла до сего дня, но за последние сутки произошли события, которые могли все изменить. Как понял
      Наблюдатель из слов спутников Носителя, они все вместе приняли участие в серьезном преступлении против земных законов, и судьи трибунала собратьев вполне могли поставить это преступление в вину Наблюдателю. Ведь он находился в теле одного из организаторов налета на тюрьму и ничем не мог доказать, что это не он спровоцировал сам налет.
      Конечно, в высокоцивилизованном мире Собратьев тоже существует презумпция невиновности, однако на деле презумпция всегда соперничает с репутацией, а репутация у Наблюдателя была хуже некуда.
      Наблюдатель даже восстановил канал связи со своими адвокатами, чтобы узнать, какова ситуация на самом деле, но адвокаты твердили только одно: "Возвращайся на корабль, и мы все уладим".
      "Все уладим" - означало те же сто лет общественных работ, что, как уже сказано, совершенно не устраивало Наблюдателя. Тратить свои лучшие молодые годы на добычу тяжелых металлов из недр астероидов или ассенизацию столицы мира Собратьев, где обитает не меньше миллиарда разумных существ, Наблюдатель отнюдь не собирался.
      - Я согласен только на полное оправдание, - ответил он защитникам, и те предприняли попытку еще раз поднять вопрос о вменяемости подсудимого. В самом деле, кто же в здравом уме и твердой памяти станет рассчитывать на полное оправдание в такой ситуации.
      Однако председатель трибунала даже не стал собирать внеочередное заседание суда, чтобы рассмотреть это ходатайство защиты. Он не усмотрел оснований для пересмотра результатов психиатрической экспертизы и подтвердил, что приговор будет вынесен через девять дней, несмотря ни на что.
      В частной беседе с адвокатами председатель суда даже отступил от обычного этикета и проворчал что-то в том духе, что безграничное терпение трибунала наконец лопнуло.
      Удрученные защитники сообщили об этом Наблюдателю, а он в ответ промолчал и снова перестал откликаться на вызовы.
      Ему было некогда. Участники налета на тюрьму как раз решали, как им убраться из столицы, где становилось слишком горячо, и Наблюдатель не хотел пропустить ни слова. Ему было интересно, как поступают аборигены планеты Наслаждений, когда совершат серьезное преступление и хотят скрыться от правосудия.
      А скрываться надо было немедленно, поскольку даже по телевизору вовсю говорили об объявленной после налета на тюрьму операции "Перехват".
      Выезд из города был блокирован, но не так страшен черт, как его малюют. Человек, который способен незаметно войти в надежно охраняемую тюрьму, без труда может выбраться из не очень надежно охраняемого города.
      Господин Ясука Кусака не только выбрался сам, но и вывел всех своих спутников, включая братву Кабанчика. Сам Кабанчик, узнав о связях Анаши Кумару с Якудзой, обхаживал юного самурая так, что тот даже заподозрил криминального авторитета в нестандартной сексуальной ориентации. Но он быстро понял свою ошибку, когда Кабанчик заговорил о сотрудничестве и деловом партнерстве.
      Разговаривали они через посредство хакера, который знал английский. Анаши Кумару тоже его знал, так что понять друг друга им не составляло труда.
      Правда, Анаши сразу поспешил разочаровать Кабанчика, сказав, что для Якудзы он теперь не авторитет, а изгой, приговоренный к смерти. И лучший выход для него - это харакири, хотя теперь, когда Ясука Кусака взял его в ученики, этот выход, пожалуй, не единственный. Все-таки сэнсэй своих учеников в обиду не дает.
      Когда Кабанчик уяснил, что главная угроза исходит от господина Хари Годзиро, могущественного предводителя Якудзы, он, не задумываясь, предложил радикальное решение:
      - Надо его грохнуть, и дело с концом. Хочешь, я помогу.
      - Нет, - отказался от помощи Анаши Кумару. - Если я это сделаю, то сделаю сам.
      Мысль была более чем здравой. Тем более что Анаши Кумару был уверен, что Хари Годзиро не остановится и не прекратит попыток убить господина Кусаку. А значит, новый ученик должен постоять за жизнь и честь учителя.
      Он был готов прямо сейчас мчаться в Японию, чтобы выполнить эту миссию, но оказалось, что у остальных другие планы. Они решили на некоторое время лечь на дно, и Женечка Угорелова подсказала наилучший вариант из всех возможных. Она предложила поехать в деревню Хлебаловка, где их вряд ли станут искать.
      С тех пор как про эту деревню написали в бульварной прессе, можно было не опасаться, что какие-то новые сообщения оттуда будут восприняты всерьез.
      "Голая правда" навсегда дискредитировала Хлебаловку в глазах общественности, а это значило, что любая новость оттуда без всякой проверки попадет в категорию вранья, на которое серьезным людям не стоит тратить свое драгоценное время.
      91
      Новое появление сэнсэя Ясуки Кусаки в деревне Хлебаловка было встречено всеобщим восторгом. Особенно радовались дети, но бабушки тоже были довольны, поскольку вместе с учителем приехал Гири Ямагучи, который в ходе прошлого визита заслужил репутацию превосходного помощника по хозяйству.
      Его сразу нагрузили работой, поручив забить бычка, что Гири и сделал, щелкнув того по лбу. Мясо хозяева бычка собирались продать на базаре, но Ямагучи перекупил его, заплатив деньгами из кубка. Он обрадовал местных жителей сообщением, что у него скоро свадьба, и она действительно случилась совсем скоро.
      Заведующей загсом в райцентре не пришлось даже давать взятку, поскольку она не знала, что это такое. Всепронизывающая коррупция еще не добралась до этой глуши - наверное потому, что в этом бедном посел* е городского типа не было состоятельных людей, слособных дать взятку.
      Дегушка никогда в жизни не видела живого иностранна, а тут ей представилась возможность внести его в книгу актов гражданского состояния. Это было все равно что получить автограф Филиппа Киркорова, и заведующая не замедлила этим воспользоваться.
      Она переговорила по телефону с врачом центральной районной больницы, и в тот же день Люба Добродеева получила справку о своей глубокой беременности, каковая справка давала по закону право заключить брак в тот же день.
      В тот же день, правда, не получилось, зато на следующий в Хлебаловке гуляли уже с утра.
      Молодые появились к полудню на свадебной тройке, роль которой исполнял битюг Борька в венке из полевых цветов. За тройкой следовали цыгане на двух автомобилях. По дороге они обогнали битюга и встретили молодых уже в деревне, громко распевая: "А к нам приехал, к нам приехал Ямагучи дорогой".
      Ямагучи тоже был в венке из полевых цветов, и они с битюгом Борькой казались двоюродными братьями, тем более что битюг был почти такой же масти.
      Первый тост произнес местный священник, бывший секретарь райкома ВЛКСМ по идеологии, который в один день сделал массу дел: окрестил Ямагучи по православному обряду, нарек его Георгием, принял у него исповедь на японском языке и обвенчал молодых, чтобы все было по закону и обычаю.
      Никаких угрызений по этому поводу Гири Ямагучи не испытывал. Он уже был буддистом и синтоистом одновременно и не видел ничего плохого в том, чтобы стать еще и православным. Священник тоже не видел в этом ничего плохого, поскольку имел привычку читать на ночь "Камасутру" и прикуривать от свечки на жертвеннике во время совершения таинства евхаристии, сиречь претворения вина и хлеба в святые дары.
      К началу собственно свадьбы отец Михаил уже нетвердо держался на ногах и тост произнес сидя.
      - К борьбе за дело отца и сына и святого духа будьте готовы! - проревел он, и Люба, как прилежная пионерка, ответила, одарив священника пионерским салютом:
      - Всегда готовы!
      Люба родилась в год московской Олимпиады и успела вступить в пионеры в составе последнего призыва - за год до того, как дети в массовом порядке стали выходить из пионерской организации, следуя примеру родителей, которые в это же время в массовом порядке выходили из партии.
      На своей свадьбе, однако, Люба была без пионерского галстука, зато в фате. Фата досталась ей по наследству от Анжелы Обоимовой. Анжела присутствовала тут же, играя вместе с Ингой Расторгуевой и Женей Угореловой роль трех граций. Они втроем решили, что носить одежду на природе - это барство, и отказались от нее совсем.
      Позднее Евгению можно было видеть на сеновале в обществе священника, в то время как Инга и Анжела до самого конца держались около невесты и упали около нее же, когда настало время первой брачной ночи.
      Хотя ночь была далеко не первой, Ямагучи не захотел проводить ее в обществе посторонних - даже несмотря на то, что они спали как убитые. Конечно, ему не раз случалось развлекаться в обществе нескольких гейш, но на этот раз речь шла не о гейше, а о законной жене, и Гири увел жену куда-то на природу, туда, где за рекой открывались бескрайние просторы, из-за которых японский борец так не хотел покидать эту удивительную страну Россию, где все большое.
      - А ты покажешь мне Японию? - спросила его жена, когда они остались одни.
      - Конечно, - ответил Ямагучи. - Но я еще немного хотел бы пожить с тобой здесь.
      И они стали мечтать, как на призовые деньги построят себе два дома - один в Японии, а другой в России. И как станут жить на два дома, между делом путешествуя по планете, которая так велика и интересна.
      - А еще у нас будет много детей, - сказал Гири Ямагучи.
      - И все они будут похожи на тебя, - сказала Люба.
      И они взялись за дело немедленно, тем более что надо было как-то оправдать справку, полученную в центральной районной больнице без всяких на то оснований.
      92
      Гнев господина Хари Годзиро и вообще-то был ужасен, но на этот раз он перехлестнул через все пределы из-за того, что его не на кого было излить. Все виновники фиаско в Москве погибли, кроме Анаши Кумару, который исчез. Исчез как раз тогда, когда предводитель Якудзы приказал его убить - и не просто с позором, а так, чтобы он скончался в страшных мучениях.
      Новая команда палачей Якудзы уже собиралась в дорогу, и вдруг поступило сообщение, что Анаши Кумару сбежал из тюрьмы и пропал из поля зрения японскомконсула, который имел с Хари Годзиро семейные связи и поставлял ему информацию.
      Но не только это вызывало гнев господина Годзиро, перехлестывающий через все пределы. Главное было в другом. Ведь убийца достопочтенного Такакуры Годзиро все еще ходил по земле.
      Приказ предводителя Якудзы Хари Годзиро убить господина Ясуку Кусаку любой ценой так и не был исполнен, а это ставило на грань потери лица самого Хари Годзиро. Кто станет уважать лидера, приказы которого не исполняются, а он даже не может наказать того, по чьей вине это произошло.
      Таким образом, предводитель Якудзы был просто обязан убить Ясуку Кусаку и Анаши Кумару, если хотел сохранить лицо и удержать в неприкосновенности свой статус, свое место и свое положение.
      Следовало считаться и с тем, что у Хари Годзиро было немало сильных конкурентов. Его собственные дети были еще малы, и среди них не было ни одного сына, а законы Якудзы не допускают наследования власти по женской линии. Следовательно, унижение Хари Годзиро и его последующее устранение привело бы к возвышению другого клана. Понятно, что этот клан непременно позаботится о том, чтобы историю с провалом кровной мести в отношении Ясуки Кусаки не удалось замять.
      Где-нибудь в Европе или Америке Хари Годзиро мог бы разрешить коллизию такого рода силой - ведь сила была на его стороне. Но в Японии такие вещи не проходят. Если Хари Годзиро потеряет лицо, люди его клана и самураи его дома перестанут его уважать и с чистой совестью перейдут на сторону соперника.
      Этого Хари Годзиро допустить не мог. А значит, он должен был позаботиться о том, чтобы Ясука Кусака и Анаши Кумару не сделали ни единого шага по земле Японии. Только так предводитель Якудзы из клана Годзиро мог спасти свое лицо и свою честь.
      И была во всем этом только одна беда. Никто не знал, когда и каким путем господин Ясука Кусака собирается возвращаться в Японию. И собирается ли вообще.
      93
      Не прошло и недели со дня свадьбы Гири Ямагучи и Любы Добродеевой, как господин Ясука Кусака заскучал по родной Японии. Ему надоела Россия, где все большое, и даже дети из деревни Хлебштовка больше не радовали его. Наоборот, они отвлекали сэнсэя от работы с новым учеником Анаши Кумару.
      А самое главное - дети начали разъезжаться из деревни. Близилось первое сентября.
      И господин Кусака решил уехать тоже. Его ждали дела на родине. Он даже слышать ничего не хотел о поезде, памятуя, чем кончилась предыдущая поездка, а Гири Ямагучи ничего не хотел слышать о самолете. Это укрепило борца в решении вообще не ехать в Японию, а если ехать, то не сейчас.
      - Когда ты станешь хилым и немощным и не сможешь даже встать с постели без посторонней помощи, не обвиняй в этом меня, - сказал тогда Ясука Кусака и стал собираться в дорогу.
      Поскольку он, как и его новый ученик Анаши Кумару, находился в розыске, о легальном проникновении в самолет не могло быть и речи. Но для человека, который может взять штурмом тюрьму, самолет - не проблема.
      Господин Кусаку без труда заставил проводницу на входе взглянуть на небо, и она смотрела в бездонную синь еще долго - пока напарница не окликнула ее:
      - Эй, ты что там увидела?
      - Летающую тарелку, - отшутилась та, и напарница тоже невольно посмотрела на небо.
      Никакой тарелки там не было, а сэнсэй Кусаку с инопланетянином внутри себя уже находился в салоне.
      Когда самолет получил разрешение на взлет, никто из членов экипажа не знал, что на его борту находятся двое посторонних. Зайцы сумели скрыть свое присутствие от стюардесс и избежали занесения в компьютерные списки.
      Они не предъявляли своих документов на границе, не заполняли таможенной декларации и не показывали свой багаж для досмотра. Впрочем, у них вовсе и не было багажа.
      В полете никто пассажиров не пересчитывал, и господин Кусака спокойно спал всю дорогу, а может быть, медитировал, поскольку медитация иногда бывает похожа на сон.
      Анаши Кумару в это время листал журналы с голыми женщинами. Сэнсэй увидел эти журналы перед тем, как уснуть, и подумал, что новый ученик вряд ли будет лучше предыдущего.
      Все молодые одинаковы. Избавить их от избытка гормонов может разве что кастрация, но евнухи, увы, плохие бойцы. Они даже хуже тех жеребцов, у которых женщины отнимают все силы, делая их слабыми и податливыми.
      С этой мыслью сэнсэй Кусака погрузился в некое подобие нирваны, оставив нового ученика наедине с пикантными фотографиями.
      Пробудился он незадолго до того, как "Боинг" зашел на посадку в Токийском аэропорту. Анаши Кумару давно уже не листал журналы. Он беспокоился, как пройти японскую таможню без документов. Проблема заключалась в том, что Ясука Кусака не желал просачиваться на родину незаметно, повторив ту же процедуру, что и в Шереметьево-2.
      Наоборот, он собирался сойти на японскую землю торжественно, как победитель, и был уверен, что с Анаши Кумару не случится ничего плохого, если он последует примеру учителя.
      Между тем Анаши Кумару полагал, что ничего хорошего из этого тоже не выйдет и есть реальная возможность, благополучно убежав из российской тюрьмы, угодить в тюрьму японскую.
      Конечно, не исключено, что господин Кусака спасет своего нового ученика и от японской тюрьмы. Но гораздо выше вероятность погибнуть в камере от рук наймитов Хари Годзиро - раньше, чем придет спасение.
      Так думал Анаши Кумару, не зная, что предводитель Якудзы уже много дней не покидает аэропорта, снимая номер люкс в отеле в непосредственной близости от летного поля. Не желая, чтобы убийца отца его прадеда сделал хотя бы один лишний шаг по японской земле, Хари Годзиро выставил усиленные посты во всех аэропортах и морских портах страны, но надеялся, что сэнсэй Кусака будет возвращаться все-таки через Токио. И тогда Годзиро сможет убить его лично, своею рукой, раз уж никто другой не способен это сделать.
      Хари Годзиро был уверен, что сам он на это способен, ибо молод, а Ясука Кусака стар. Что касается боевого искусства, то предводитель Якудзы учился рукопашному бою у сэнсэев того же клана, к которому принадлежал господин Кусака. И был, между прочим, очень хорошим учеником.
      94
      Сэнсэй Кусака и его ученик Анаши Кумару вышли на летное поле бок о бок и, не доходя до таможни, наткнулись на стену из воинов Якудзы в черном. Они высыпали на летное поле как-то все сразу, едва наблюдатели дали сигнал, что Ясука-сан сходит по трапу самолета.
      Сэнсэй, конечно, мог просочиться мимо них незаметно, но он не захотел этого делать. А люди в черном имели приказ задержать Кусаку любой ценой, но не причинять ему вреда, пока не появится сам господин Хари Годзиро.
      Предводитель Якудзы прибыл буквально через минуту. Господин Кусака успел лишь сказать ученику:
      - Видишь, это встречают меня. А ученик на это ответил:
      - Да, и они собираются вас убить.
      "И меня тоже", - подумал Анаши Кумару, но вслух не сказал, забыв, что это не имеет значения, ведь сэнсэй Кусака умеет читать мысли.
      - Некоторые люди говорят, что я бессмертен, - заметил Ясука-сан, когда увидел господина Хари Годзиро, только что появившегося на летном поле.
      "Но я - то нет", - опять подумал про себя Анаши Кумару, и эту мысль Ясука-сан тоже прочитал.
      - Взять его! - негромко сказал Хари Годзиро своим бойцам и ткнул указующим перстом в сторону Анаши Кумару.
      Ради спасения своего лица он должен был вступить в честный бой с господином Кусакой, однако на Анаши Кумару, который подвел своего господина и вероломно перебежал на сторону противника, это не распространялось.
      Воины Якудзы резво бросились выполнять приказание. Послышался шум борьбы, но он длился недолго. Семеро в черном остались лежать на бетоне летного поля, а остальные отступили.
      Сэнсэй Кусака заступился за своего ученика, и это в корне меняло дело. Хари Годзиро рассчитывал, что Ясука-сан поведет себя в соответствии с самурайскими законами, которые требуют, чтобы самурай защищал своего господина, а не наоборот. За свои поступки самурай должен отвечать сам, не прячась за чужую спину.
      Но господин Кусака относился к своему новому ученику, как к недорослю, вовсе не задумываясь о том, самурай он или нет. И защищал его точно так же, как своего прежнего ученика Гири Ямагучи, который был выходцем из деревни и на самурайское звание не претендовал.
      Это не добавляло чести Анаши Кумару, но зато спасло его от лютой смерти.
      - Я сказал - взять его! - все так же негромко, но уже с нескрываемой яростью повторил Хари Годзиро, и на этот раз человек сорок воинов Якудзы ринулись на врага подобно стаду буйволов.
      Количество людей в черном, лежащих на бетоне, заметно увеличилось, причем некоторых положил сам Анаши Кумару. Его жертвы отличались тем, что корчились от боли и даже кричали, хотя считается, что истинный самурай должен переносить любую боль молча.
      Жертвы сэнсэя, наоборот, молчали и были неподвижны, как мертвые. Хотя на самом деле они были живы - даже теперь Ясука-сан старался не изменять своему главному принципу. - Не убивай, если можешь победить без смерти.
      Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем, Хари Годзиро понял, что Анаши Кумару ему не получить, пока жив Ясука Кусака. И он решил сменить тактику.
      - Ясука-сан, - произнес он громко с почтительным поклоном. - Мой долг велит мне убить вас, ибо вы когда-то убили отца моего прадеда, и он до сих пор не отмщен.
      - А мне совсем не хочется убивать тебя, - ответил на это Ясука Кусака, У меня и без того слишком много забот. Ты же видишь - у меня новый ученик.
      - Я вижу, - процедил Хари Годзиро. - С ним у меня особый разговор.
      - Именно поэтому мне придется тебя убить, а это совсем ни к чему. До сих пор ты, в отличие от отца твоего прадеда, не сделал мне никакого зла.
      - Конечно, его надо убить, - пробормотал Анаши Кумару. - Только позвольте, я сделаю это сам.
      - Я бы позволил, - равнодушно сказал сэнсэй, - но ты же видишь - он хочет драться со мной.
      Получалось, что у Анаши Кумару снова отнимают его законный поединок, а этого он вынести никак не мог.
      И он вдруг, не дожидаясь окончания разговора, с громким криком бросился вперед, и Хари Годзиро, не ожидавший внезапного нападения, получил удар пальцем в бок раньше, чем успел подумать о защите.
      Удар не был смертельным и даже не вывел господина Годзиро из строя, но боль сковача его движения, и предводитель Якудзы уже не мог драться в полную силу.
      Правда, на помощь ему тут же кинулись еще стоявшие на ногах воины Якудзы. Ведь только Ясука Кусака был достоин честного поединка с господином Годзиро, а самурай, изменивший своему господину, не имел на это никакого права.
      Но Ясука Кусака и на этот раз остался верен себе. Он встал на пути людей в черном, и Хари Годзиро так и не дождатся подмоги.
      Годзиро справился бы и без нее, но господин Кусака в прыжке случайно задел его краем своего кимоно. И это было последней каплей, которая добила предводителя Якудзы.
      Вернее, добил его Анаши Кумару, ни на йоту не отступив от традиции, пальцем в печень.
      История повторилась, но с одним отличием, которое меняло все в корне. У покойного господина Годзиро было слишком много врагов и слишком мало детей, среди которых ни одного сына. Так что некому было объявлять Анаши Кумару кровную месть.
      Хотя кое-кто считает, что от немедленной расправы юного самурая спасло только замешательство воинов Якудзы и своевременное прибытие полиции.
      Дело в том, что господин Ясука Кусака слишком устал, положив на бетон не меньше сотни воинов, и кто знает, смог бы он защитить своего ученика, если бы уцелевшие бойцы напали на него вновь.
      Но они, к счастью, не напали, а то, что Анаши Кумару тут же на месте арестовала полиция, уже не имело никакого значения.
      95
      Опасения, что Анаши Кумару придется вызволять теперь еще и из японской тюрьмы, оказались напрасными. За непроницаемыми лицами полиция старательно скрывала восторг, который охватил ее, когда желторотый юнец одним ударом уложил замертво грозного Хари Годзиро, с которым правоохранители никак не могли найти общий язык.
      История этого поединка передавалась из уст в уста, обрастая выдуманными подробностями и преувеличениями. И уже к вечеру следующего дня слава Анаши Кумару почти сравнялась со славой Ясуки Кусаки во времена его юности.
      Разумеется, о том, чтобы наказать юного самурая за это преступление, не могло быть и речи. Тем более что он, можно сказать, оказал полиции большую услугу. Самый реальный кандидат на замещение вакантного места предводителя Якудзы был куда более сговорчив, нежели Хари Годзиро, и к тому же предпочитал самые грязные (они же самые доходные) дела проворачивать за пределами Японии.
      - Америке теперь придется несладко, - поговаривали токийские полицейские в кулуарах.
      Они, конечно, сочувствовали своим американским коллегам, однако еще больше радовались за себя. И с радостью оформили убийство Хари Годзиро как чистейшую самозащиту перед лицом многократно превосходящих сил противника, имеющего преступные намерения.
      Своего сэнсэя Анаши Кумару нашел в деревне, в усадьбе с видом на пруд Тринадцати Камней, путь к которой могла указать любая гейша в округе, хотя сам Ясука Кусака никогда не пользовался услугами гейш.
      Это заметно удручало инопланетного Наблюдателя, которому в теле Ясуки Кусаки нравилось все, кроме отсутствия телесных наслаждений. Сэнсэю их заменяли медитации, однако Наблюдателя они удовлетворяли не вполне.
      Зато Анаши Кумару на второй день пребывания в усадьбе привел в дом гейшу, и в тот же час дух мудреца на время покинул господина Кусаку.
      Когда он, вкусив удовольствия в теле гейши, вернулся на отдых, сэнсэй встретил его ворчанием, в котором можно было прочитать сомнение в его мудрости.
      Наблюдатель на это не обиделся, а Анаши Кумару, которому была адресована своя порция ворчания, вообще пропустил слова учителя мимо ушей.
      Но учитель ворчал только для проформы. Ведь на самом деле он прекрасно знал, что никакие гейши не способны высосать из тела мужчины силы, необходимые для боя. Он даже подозревал, что для боя нужны одни силы, а для любви - другие, а к женщинам относился с предубеждением по другой причине.
      Виной тому была старая история с девушкой, которая заставляла сердце юного Кусаки биться с удвоенной частотой.
      С тех пор как эта девушка пронзила кинжалом свое сердце, дабы избежать позора, а юный Кусака последний раз в жизни испытал страх, убегая в горы от преследовавших его по пятам воинов грозного Такакуры Годзиро, он уверовал, что все зло на свете - от женщин.
      Но теперь эта старая история кончилась, и не осталось от нее на земле ни следа.
      И когда дух неизвестного мудреца попытался убедить старого сэнсэя, что женщины - тоже хорошие люди, господин Кусака не стал с ним спорить.
      Он слишком устал, чтобы тратить свои силы еще и на споры.
      И еще - он привык верить духам.
      96
      Со скорбными лицами входили члены трибунала собратьев в зал саркофагов, похожий на усыпальницу древних царей. Он предназначался не только для хранения тел Наблюдателей, но и для спасения экипажа в случае аварии корабля, так что саркофагов здесь было много.
      Однако занят сейчас был только один. Тот, где лежало тело резервного Наблюдателя, которому судьи только что вынесли свой приговор.
      И лица их были скорбны оттого, что приговор этот был равносилен смертному, ибо жизнь разума без тела ничем не лучше смерти.
      Председатель трибунала трижды ударил себя конечностями по рогам, а когда смолк гул, назвал Наблюдателя по номеру, данному ему при рождении, и спросил:
      - Слышишь ли ты меня, о несчастный собрат?
      Тело несчастного собрата ничего не ответило, ибо было лишено разума.
      Разум его тоже не ответил, потому что как раз в этот момент был занят игрой в шахматы со своим Носителем Ясукой Кусакой и ради этого отключился от всех внешних раздражителей. Таким образом, можно сказать, что Наблюдатель прозевал свой собственный приговор.
      В шахматы они с сэнсэем играли мысленно, и Наблюдатель проиграл, потому что думал только своей головой (которой у него, как мы помним, не было), не привлекая ресурсы процессора микробота.
      Наблюдатель, однако, не отчаялся и тут же предложил матч-реванш, каковой они и начали немедленно, стараясь не отвлекаться на громкие вопли Анаши Кумару из соседнего помещения, где новый ученик господина Кусаки отрабатывал на манекене секретные приемы рукопашного боя.