Заросли, в которых это происходило, представляли собой совершенно феерическое нечто. Сверху колыхались листья банана и кокосовой пальмы, по сторонам кивали головами подсолнухи, в их тени росли ананасы и клубника, а по соседству — помидоры и виноград.
А прямо под носом у новобрачных источали аромат кустики укропа. И это навело короля Яна на странную мысль.
Оставив невесту умирать от блаженства под пальмами, король вышел к народу и объявил:
— До сих пор моя столица не имела имени. А это плохая примета. У каждого города должно быть имя, и я решил назвать нашу столицу Укрополем, потому что она укрывает нас от всякого зла.
Аргументация была странной и не особенно убедительной, тем более что она пришла Яну в голову прямо в процессе произнесения речи, однако никто не возразил и даже наоборот, выступление его величества было встречено бурными аплодисментами и криками «Банзай!»
Громче всех кричал генерал королевской гвардии и первый сталкер его величества Саша Клячин по прозвищу Неизвестный Солдат. Окружающие впервые услышали, как он повысил голос — но ведь был и повод. Имена городам даются не каждый день.
А когда король и Неизвестный Солдат возвращались во дворец, чтобы все-таки лечь спать, они застали на веранде бородатого барда — предводителя хора королевской охраны.
Публики было немного, и сам бард выглядел усталым, но все-таки пел, решив, наверное, что упадет последним.
Когда я проснусь,
Снова буду один
Под серым небом провинции,
Уже зажгутся огни,
Словно лужи глаза,
Словно камни в воде
Все погасшие звезды…
— А знаешь, — задумчиво сказал Ян, у которого в эту ночь было романтическое настроение, — Второй куплет — это почти как гимн Зазеркалья. Слушай…
— Я знаю, — ответил Неизвестный Солдат. — С детства люблю «Наутилус». Только скажи — какую землю мы назовем чужой?
— Наверное, ту, с которой мы ушли, чтобы поселиться здесь.
— А для землян, наоборот, Зазеркалье — чужая земля. Черт! Неужели мы действительно уже инопланетяне?
— Наверно, мы уже спускались с небес или рождались не раз…
Сливаясь с черным небом, полоскался на ветру темно-синий флаг, и бородатый бард, морщась от боли в натертых струнами пальцах, устало допевал последний куплет.
Наверно, мы уже спускались с небес
Или рождались не раз.
Какая страшная память — память о том,
О том, что будет потом.
Но шины шепчут в ночи
Утешительный бред,
Я слышу крик в темноте —
Возможно, это сигнал.
Прощай, чужая земля,
Но нам здесь больше нельзя,
Мы стали легче тумана,
Мы стали чище дождя.
Мы вновь вернемся сюда,
Но кто нам скажет тогда:
Прощай, чужая земля!
Прощай…