40

За два дня экспериментов сталкеры во главе с королем Яном совершили несколько полезных открытий. Например, они выяснили, что для проводки автомобиля через оцепление достаточно четырех хороших сталкеров, и успех не зависит от числа пассажиров в машине.

Сначала они экспериментировали с микроавтобусом съемочной группы НТВ, но вскоре Калмыков нанял где-то потрепанный «пазик», и дело пошло веселее.

За один рейс автобус брал примерно сорок человек. И что особенно интересно — с каждым новым рейсом «пазик» становился все «невидимее». В первой поездке его сопровождали семь сталкеров, а в десятой уже и троим было нечего делать. В результате на четвертый день автомобильной эпопеи суточное число рейсов удалось довести до двенадцати и по всем подсчетам количество людей, достигших Зазеркалья, перевалило за тысячу.

Билетный бизнес Калмыкова достиг пика процветания. Счастливые обладатели билетов наконец поверили, что это всерьез, и ждать своей очереди на сталкерской бирже не придется несколько лет. Эта вера передалась и тем, у кого билетов пока не было, так что торговля шла превосходно.

Какие-то компьютерщики написали для Калмыкова программу, которая позволяла нумеровать билеты прямо в процессе распечатки. Билеты больше не штамповали печатью «Большой медведицы». Калмыкова уже не волновали фальшивки, хотя именно теперь они стали появляться в большом количестве.

Причин, по которым люди продолжали рваться в Зазеркалье, было несколько.

Во-первых, золотая лихорадка. По городу, стране и миру то и дело разносились слухи, что золото все-таки можно как-то протащить через медузу на Землю. Ведь Калмыков каким-то образом протаскивает на земную сторону своих кроликов.

О том, что Калмыков всех обманывает, знали только некоторые посвященные из свиты короля Яна, научной общественности Зазеркалья и съемочной группы НТВ. все они имели в этом деле свою выгоду, так что держали язык за зубами. И даже больше — сами распускали слухи, подстегивающие золотую лихорадку.

Профессор Старцев методично опровергал эти слухи, но нарочно делал это так, что никто из обывателей ему не верил. Он просто злоупотреблял научными и наукообразными терминами, чересчур заумными для простого русского уха. В результате ученым было не в чем его упрекнуть, а обыватели отмахивались от профессора, как от назойливой мухи.

Старцев прекрасно понимал, что государство финансировать его исследования не станет. А если и станет, то профессор и вся его ученая команда лишатся изрядной доли независимости и самостоятельности.

А казна короля Яна к этому времени разрослась до такой степени, что уже не помещалась в кармане. И король уже выделил ученым первый грант. Так что Старцев был прямо заинтересован в благополучии королевской казны.

При этом Старцев ни в интервью, ни в научных публикациях ни говорил ни одного слова неправды. Он просто облекал свои сообщения в такую форму, которая была понятна другим ученым, но недоступна трудящимся массам.

И трудящиеся массы, так и не поняв из телерепортажей, можно вынести из Зазеркалья золото или нельзя, ориентировались на слухи и сплетни, которые были на редкость оптимистичны.

В результате золотая лихорадка не утихала ни на минуту.

— Где тут у вас золото? — первым делом спрашивали у старожилов Зазеркалья почти все новоприбывшие.

— А везде, — отвечали старожилы.

Действительно, каменистые отложения часто встречались у подножия холмов, и в них постоянно попадались прожилки разных металлов и руд. Нашли, например, самородную медь и малахит.

Но всех волновало золото — и оно тоже встречалось нередко, вместе с медью и серебром.

Золотоискатели один за другим терпели фиаско при попытке вынести самородки из Зазеркалья. Медуза делла Терра не выпускала золото на Землю.

Однако золото всегда остается золотом. Довольно скоро оно стало выполнять в Зазеркалье свою естественную функцию. Фрукты и овощи росли тут повсеместно и свободно, и каждый мог собирать их сам — а вот с мясом дела обстояли сложнее.

Мясо Калмыков завозил с Земли. Кроме того, он купил на Птичьем рынке и доставил в Зазеркалье живых цыплят и подумывал также о коровах, козах, свиньях и прочей живности. И, конечно, о разведении пресловутых кроликов, для которых у ученых не хватало клеток.

Еще Калмыков завозил в Зазеркалье спиртное, которого требовалось все больше, поскольку больше становилось людей — и особенно мужиков, валивших валом на волне золотой лихорадки.

Сначала торговля шла только на рубли и валюту, но очень быстро оказалось, что золото тоже имеет собственную ценность — даже в Зазеркалье, откуда его нельзя вынести на Землю.

Во-первых, золотоискатели наловчились продавать самородки новичкам, назначая цену в зависимости от степени лоханутости последних.

Во-вторых, некоторые зазеркальцы и гости планеты стали брать золото в уплату за работу или товары — например, те же фрукты. Полученное в результате таких транзакций золото сначала опять-таки впаривали лохам, а потом начали использовать в товарно-денежных операциях.

Тут оказалось, что запасы золота в радиусе километра от медузы не безграничны. Всего нескольких дней лихорадки хватило, чтобы ближайшие месторождения иссякли. Теперь золото уже не валялось под ногами — его приходилось искать. И объемы добычи стали меньше. А в результате золото начало дорожать день ото дня.

Конечно, цены на золото в Зазеркалье оставались смешными по сравнению с Землей, но это не помешало благородному металлу превратиться в средство платежа и накопления.

— Похоже, у нас складывается своя денежная система, — заметил король Ян, впервые расплатившись золотом за мясо к королевскому столу.

Золотая лихорадка продолжалась, а на земной стороне уже разворачивался новый бум. Народ узнал о чудесном выздоровлении больных в Зазеркалье. И началось паломничество к сталкерской бирже калек, инвалидов, безнадежно больных, просто нездоровых, а также ипохондриков.

Особую группу, благодаря специфической славе Зазеркалья вообще и короля Яна в частности, составляли мужчины-импотенты, фригидные женщины и бесплодные граждане обоего пола.

Та же слава влекла в Зазеркалье нудистов, натуристов, адамитов, хиппи, детей Бога и прочую веселую молодежь.

Еще в Зазеркалье продолжали рваться уфологи и сектанты. Первые понятно почему, а вторые — по той простой причине, что многие секты решили, будто новые планеты ниспосланы каждой из них персонально в качестве земли обетованной.

Признать, что земля обетованная дана Господом всем сразу, сектанты не хотели — поэтому возникали конфликты.

Сектанты агрессивно требовали для себя особых привилегий, а старые зазеркальцы, напротив, совсем не хотели видеть их на своей планете — но Калмыков решил однозначно: все, включая больных и сумасшедших, проходят через сталкерскую биржу на общих основаниях.

Однако автобусная эпопея в сочетании с золотой лихоманкой породила новую проблему. Среди новоприбывших и продолжающих прибывать мужчин было заметно больше, чем женщин.

Это крайне не понравилось королю Яну, и он поставил Калмыкову условие:

— Женщин должно быть больше, чем мужчин. Иначе это может плохо кончиться. С сегодняшнего дня пусть будет соотношения два к одному. Две молодых красивых женщины на одного мужчину. Старые и некрасивые приравниваются к мужчинам.

— Что у тебя за манера вечно портить мне бизнес? — отреагировал Калмыков. — У твоих молодых и красивых никогда нет денег, а на их голые сиськи я нагляделся по гроб жизни.

— А что у тебя за манера вечно думать только о деньгах? Ты, конечно, хорошо придумал — притащить сюда толпу мужиков и с выгодой споить им море водки. Но ты подумал, что будет завтра?

— Завтра я спою им море пива, — ответил Калмыков, но Ян не оценил шутки.

Дело кончилось курултаем. Автобус как раз привез море водки под охраной пары дезертиров с автоматами, и у медузы делла Терра собралась внушительная толпа потребителей. Король выступил перед ними с речью, и дело сладилось в пять минут.

Предложение короля об изобилии женщин было принято на ура. За него единодушно проголосовали и мужики, и девушки. Последних тоже беспокоила половая диспропорция с преобладанием мужчин. Особенно не в кайф было тем дамам, которые в полной мере следовали тропической моде. Новоприбывшие молодые люди проявляли к ним весьма подозрительный интерес.

А идея короля Яна снимала проблему. Если девчонок будет вдвое больше, чем мужиков, они как-нибудь сумеют постоять за себя при поддержке старожилов и благоразумных мужчин.

Поэтому Калмыков остался в абсолютном меньшинстве и смог добиться только письменного предписания, чтобы объяснять мужчинам на сталкерской бирже, почему перекраивается очередь и изменен порядок предоставления сталкерских услуг.

Ему написали предписание «именем короля и курултая» — но Калмыков еще примерно сутки был недоволен и бурчал: «Развели тут демократию с диктатурой», — не делая большого различия между этими двумя понятиями.

А через сутки коммерсант утешился, увидев, что водочный бизнес в Зазеркалье не имеет больших перспектив.

Клиенты не успевали напиться до дебоша и мордобоя. Их рубило на стадии умеренного опьянения. Похоже, как и в случае с героином, микроорганизмы Зазеркалья стояли на страже здоровья людей.

Зато на следующий день ни у кого не было будунов. И нажираться больше не хотелось. Разве что чуть-чуть.

Те, кто снова принимали больше, чем чуть-чуть, опять отрубались на полувздохе, и после сна начинали испытывать к алкоголю даже легкое отвращение. Потом оно проходило, но желание непременно запить снова (которое так мучает анонимных и безымянных алкоголиков, когда кончается зашивка) еще долго не возвращалось.

Атмосфера Зазеркалья нисколько не считалась с особенностями русского национального характера.

Так что опасения короля Яна не оправдались. Мужики, налетевшие в Зазеркалье на волне золотой лихорадки, не превратились в неуправляемую пьяную толпу.

Воображение Яна рисовало что-то вроде армии батьки Махно или Дикого Запада эпохи ковбоев — но все оказалось гораздо спокойнее.

Вместо водки Калмыков стал возить пиво. От пива всем становилось весело.

И в самый разгар веселья в Зазеркалье под рев дизельных двигателей вошел штаб особой смешанной войсковой группировки под командованием генерал-майора Потапова в сопровождении комендантского взвода и роты разведки.

41

Пикантность ситуации заключалась в том, что сталкерский «пазик», совершавший очередной рейс, каким-то образом затесался в армейскую колонну из трех джипов, одного автобуса и двадцати грузовиков.

Он вклинился позади «Урала», который тянул за собой полевую кухню. Естественно, пришлось приноравливаться к скорости колонны, и сталкеры, которые сопровождали автобус пешим ходом, отстали. Остался только Неизвестный Солдат, который сидел в автобусе рядом с шофером.

Но это не помешало «пазику» спокойно проехать мимо всех постов. Только потом, когда вся колонна ушла в медузу, на КПП сообразили, что число машин не сходится — но такие странности в этом чертовом кольце случались по десять раз на дню.

В колонне поняли, что автобус чужой, еще позже — когда из питерской ночи окунулись в зазеркальский день.

Лес, в который попала колонна, выехав из медузы, выглядел довольно своеобразно. Зрелые деревья стояли уже метров через двадцать друг от друга, а подрост — через десять и меньше, но никто не назвал бы это джунглями. Промежутки между серьезными деревьями — высотой от метра и выше — составляли никак не меньше десяти шагов, и биологи во главе с Сосновским и Малеем уже выяснили, почему.

Каждое зрелое дерево — это не меньше десяти кубометров биомассы. А быстрый рост возможен только в том случае, если вся эта биомасса образуется из снежка. Значит, нужно не меньше десяти кубометров снежка на каждое дерево — а пожалуй, что и больше.

Десять кубометров снежка — это как раз пятьдесят квадратных метров грунта, квадрат семь на семь.

Но экосистема Зазеркалья старается тратить снежок экономно. И лес у медузы делла Терра по количеству биомассы — это где-то в десять раз меньше теоретически возможного. Или в пять-семь раз, если добавить траву, кусты и хитросплетения нитей-генопроводов и ложных корней, образующих под травой сплошную упругую подушку, по которой удивительно приятно ходить босиком.

Девушка, которая первой попалась на на глаза солдатам и офицерам в кабинах армейских машин, была босиком, в тертых джинсах с бахромой понизу и с крестиком на шее. Крестик выглядел не вполне адекватно, поскольку вид девушки грубо противоречил нормам христианской морали. Ведь кроме всего вышеперечисленного на ней из одежды была только соломенная шляпа с живыми розами.

Груди, большие, но не слишком — в самый раз, роскошные груди, слегка тронутые загаром, с крупными розовыми сосками, как у Памелы Андерсон, были наги, как в день творения. Они трогательно покачивались при каждом движении, и доблестные воины мгновенно забыли о боевой задаче.

У другой девушки, которая вышла из-за деревьев следом за первой, груди были маленькие и тугие, словно у каменной статуи. Они держались на теле, как влитые и двигались только вместе со всем корпусом. И по цвету они не отличались от остального тела — такой же ровный коричневый загар, очень эффектно контрастирующий с белоснежной юбкой, длинной и широко, задевающей за траву, но не способной скрыть, что эта девушка тоже босиком.

Третьей в поле зрения появилась совсем обнаженная девушка, очень юная и загорелая до черноты. У нее в волосах был венок из одуванчиков с примесью других цветов, и по этой детали знатоки зазеркальской культуры легко узнали бы в ней «инопланетянку». Нудистки, натуристки, адамитки и нимфоманки обычно не носили венков.

Генерал Потапов был теоретически готов к этому — он читал и слушал доклады разведчиков ГРУ, видел фотографии и видеозаписи. Но глаза у него разбежались все равно — особенно когда весть о военной колонне разнеслась по всему Зазеркалью, и народ стал сбегаться к медузе делла Терра в большом количестве.

Заметив, как горят глаза у сержанта — водителя генеральского джипа марки «УАЗ», Потапов решил, что пора действовать.

— Боевая тревога! — негромко сказал он. — Занять оборону у машин.

Один из офицеров тут же продублировал этот приказ по рации, а другой выскочил из машины, чтобы лично довести его до сведения бойцов и командиров.

Генерал Потапов тем временем лихорадочно думал, как вверенные ему штаб, рота и взвод будут защищаться, не имея боеприпасов.

Разведка опять подвела. Про автобус штирлицы на Литейный доложили, но вот про то, что здесь будет столько народу, не обмолвились ни словом. Потапов ориентировался на старые данные — порядка 200 человек, большинство из которых — женщины.

И вдруг армейскую колонну окружило немногим меньше тысячи человек. И через это сборище не без труда протиснулся Неизвестный Солдат с генеральскими звездами на погонах. Его сопровождали двое автоматчиков.

— Командир отдельной моторизованной бригады сталкеров его величества имени первого курултая генерал Неизвестный, — представился он тоном гаишника, остановившего нарушителя на дороге.

Потапов, который за секунду до этого вышел из машины, как-то растерянно отдал честь.

— Командующий особой смешанной войсковой группировки в аномальной зоне генерал-майор Потапов, — назвался он. — Интересно было бы узнать, кто произвел вас в генералы?

— Его величество король Зазеркалья Ян Борецкий, — ответил Призрак так серьезно и с таким достоинством, что Потапов понял: найти общий язык будет очень непросто.

Разведданные наводили на мысль, что в Зазеркалье собралась скучающая молодежь, которая от нечего делать играет в свое государство, но сломается сразу, стоит только немного припугнуть. Вот генерал-майор Потапов и прибыл с задачей намекнуть зазеркальцам: мол, кто уйдет сейчас, тому ничего не будет. А остальными займутся войска, которых с каждым днем будет все больше.

В Объединенном Штабе в последнее время уверовали в новую теорию Старцева — о том, что психотронное воздействие медузы в Зазеркалье, как и на Земле, уменьшается по мере удаления от нее. Отсюда вывод — если не удастся выдворить штатских добром или силой в непосредственном контакте, то можно будет вывезти подальше в белую пустыню пару мобильных ракетных установок и засадить по логову короля Яна издали ракетами среднего радиуса действия.

В Штабе надеялись, что делать этого не придется — достаточно будет пригрозить. И Потапов, как добросовестный служака, приступил к этому делу сразу же.

— Вы все находитесь здесь незаконно, — объявил он. — Эта территория переходит под контроль вооруженных сил Российской Федерации. Все гражданские лица должны в 24 часа покинуть аномальную зону. В противном случае мы будем вынуждены применить силу.

— Правда? — заинтересованно произнес Неизвестный Солдат. — Так ведь это уже пробовали. Ваши ребята посылали спецназ арестовать короля Яна — и где теперь этот спецназ?

Неизвестный говорил тихо и спокойно — стеснительный уравновешенный парнишка, который сумел приобрести уверенность в себе и побороть природную застенчивость.

А Потапов быстро начал горячиться и переходить на личности.

— Ты ведь дезертир? Ты совершил тяжкое воинское преступление и по закону должен сидеть в тюрьме. Но государство готово простить тебя, если ты со своими друзьями немедленно покинешь аномальную зону

— Я очень рад, но есть одна загвоздка. Я не готов простить государство.

Это для генерала Потапова — завзятого патриота — было уже слишком. Он покраснел до белков глаз, и стало ясно, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Вопль генерала был подобен раскату грома или взрыву тяжелого фугаса.

— Да я тебя сейчас расстреляю, как дезертира, по законам военного времени! Мне, если хочешь знать, приказано ввести тут военное положение. Понял, щенок?!

Если даже Призрак и обиделся, на лице его это не отразилось. А главное, не случилось ничего ужасного. Неизвестный солдат ничуть не испугался и заявил с обычным спокойствием, которое вообще не покидало его никогда.

— Вас сюда никто не звал, так что если начнутся неприятности — пеняйте на себя.

Потом он переговорил о чем-то с Наташей Сероглазовой и повысил голос, чтобы услышали солдаты, занявшие оборону у машин:

— Его величество король Ян освобождает вас всех от присяги и предлагает гостеприимство, убежище и защиту от преследований. Всех, кто пришел с миром, король ждет в своей резиденции на берегу озера.

И опять обращаясь непосредственно к генералу Потапову, Неизвестный добавил:

— Здесь наша земля. Она защищает нас лучше всяких автоматов. Если хотите — можете проверить, но я вам не советую. Искренне не советую.

Неизвестный отмахнул честь и отошел к «пазику», у которого нерешительно мялись новоприбывшие.

42

— А вот зайца кому? Свежепойманного! — надрывался какой-то парень в тельняшке и с татуировками на руках.

Он держал за уши живого кролика, но врал, что он свежепойманный. Просто парень скооперировался с биологами, которым негде было держать расплодившихся зайцеобразных.

— За два батла отдам, дешевле колбасы. В нем весу три кило, и это не только ценный мех.

Слово «батл» казалось гостям Зазеркалья странным часа два, не больше. Потом они привыкали, что «батл» на местном жаргоне — это то же самое, что бакс.

К тому же обязательно находился авторитетный доброхот из местных, который снисходительно объяснял новичкам:

— Смотри, все просто. Один батл — это три бочки. А одна бочка — это тридцать три таньга и еще один таньга на чай.

А когда кто-нибудь спрашивал: «Зачем такие сложности?» — тот же доброхот неизменно отвечал:

— А потому что у нас независимость.

Независимость придумал записной политик Женя Берестов. До него никто об этом просто не задумывался. То, что законы России в Зазеркалье не действуют, подразумевалось само собой, но никто не испытывал потребности кричать об этом на каждом перекрестке.

Однако Берестов не мог жить без политики и создал Фронт Борьбы за Независимость Зазеркалья.

— А чего за нее бороться? — говорили Берестову здравомыслящие люди. — Она и так вроде бы есть.

Но Женя не сдавался и сколотил-таки фронт человек из десяти. А так как с независимостью все было в порядке, фронт стал бороться за построение справедливого государства, и на этой почве берестовцы ополчились против короля Яна.

— Этого так называемого короля никто не выбирал, и у него нет никакого права управлять государством, — сообщал Берестов всем, кто имел желание и терпение его слушать.

Король Ян не воспринимал Берестова всерьез, но пришел к выводу, что если государством совсем не управлять, то могут возникнуть серьезные проблемы.

И назначил коммерсанта Калмыкова министром иностранных дел и внешней торговли, генерала Неизвестного министром обороны и сталкинга, а майора Горовенко-Известного — министром внутренних дел.

Берестов продолжал бунтовать, требуя избрать президента и парламент, причем в президенты он метил сам, на словах решительно это отрицая.

Но тут произошло событие, которое заставило Фронт Борьбы за Независимость вспомнить о своей первоначальной задаче. В Зазеркалье вошли войска.

И здесь Берестов опростоволосился, потому что опоздал с демонстрацией протеста. Министр обороны Неизвестный явился к месту происшествия раньше и первым дал отповедь генералу Потапову.

А когда Берестов все-таки устроил демонстрацию, момент был совсем неподходящий. На опешивших солдат уже накатились торговцы и золотоискатели.

Золотоискатели пытались всучить воинам золото, а торговцы предлагали экзотические фрукты и овощи, тропическую одежду и прочую ерунду. А услышав, что у солдат нет денег, они немедленно позвали ребят из ломбарда, и от их речей воины обалдели окончательно.

Ломбард в Зазеркалье зародился, как камера хранения и пункт скупки ненужных вещей. Гости Зазеркалья, которые опасались за сохранность своей одежды, могли спокойно сдать ее в камеру хранения и идти гулять в тропическом наряде. А поскольку тропические наряды надо было где-то брать, ребята заодно открыли торговлю шмотками и пункт проката тропических костюмов под залог.

А еще через несколько дней, когда товарно-денежные отношения в Зазеркалье еще более оживились, владельцы этого заведения стали давать под залог деньги и золото, а также скупать золото у населения. В результате получилась камера хранения, магазин, пункт скупки и ссудная касса в одном флаконе, но называлось это гордым словом «Ломбард».

Для привлечения клиентов владельцы ломбарда придумали дополнительный трюк. Засовывая одежду, принятую на хранение, в полиэтиленовые пакеты, они засыпали ее снежком и перекладывали местными травами, утверждая, что это придает тряпкам целебные свойства. И многие верили, потому что в телерепортажах и газетах информацию о целебных свойствах снежка и атмосферы Зазеркалья подтверждали вполне заслуживающие доверия ученые и врачи.

А с приходом войск началось что-то и вовсе несусветное. Хозяева ломбарда предлагали воинам заложить автоматы и форму, а когда те отвечали, что за это их посадят и ключ выбросят, звучал резонный ответ:

— Так ведь и дезертировать недолго.

И группа поддержки тотчас же начинала расписывать прелести дезертирства. Особенно старались девушки, которые демонстрировали эти прелести наглядно, поодиночке и группами вешаясь солдатам на шею и утягивая их в кусты.

Суть дела была ясна. Королевству требовалось оружие и боеприпасы, и чем покупать их на черном рынке по несусветной цене, гораздо проще взять автоматы в залог чуть не на порядок дешевле. А поскольку возвращать даже эти деньги солдатам будет не из чего, автоматы так и так достанутся армии Зазеркалья.

Удивительно было другое. Некоторые солдаты, вконец запаренные группой поддержки, действительно закладывали свои автоматы и тут же дезертировали, не сходя с места.

Офицеры сбивались с ног, но бардак в считанные часы достиг масштабов стихийного бедствия. Оружие отдавали не все — да на всех в ломбарде не хватило бы денег и золота, но зато все вплоть до младших офицеров начисто забывали о воинском долге, когда обнаженные нимфы тянули их в заросли.

Сирены и Одиссей или крейсер «Свердлов» по версии Веллера.

Новоприбывшие девушки смотрели на это кино несколько ошалело, но их тоже не оставили без внимания, применив знакомый человеку с первобытных времен метод загонной охоты.

Машу Казакевич, скромную и юную библиотекаршу в старых джинсах, умело отсекли от остальных, окружили со всех сторон и стали наперебой предлагать юбки, пареу и шляпы, попутно просвещая ее в вопросах тропической моды.

— Посмотри на медузу! Она красивая?

— Очень, — неуверенно отвечала Маша.

— Вот и женщина должна быть такой же красивой.

И дальше следовало объяснение, зачем нужны шляпа и юбка. Шляпа символизирует «зонтик» медузы, а юбка — ее «бахрому».

Маша не догадалась спросить, что символизируют нагие груди, но на это тоже был ответ. Они символизировали красоту как таковую. А еще груди должны быть нагими, чтобы тело могло дышать благотворным воздухом Зазеркалья и впитывать солнечные лучи.

И действительно — все девушки в этой тропической одежде казались красивыми, загорелыми, очень здоровыми и до умопомрачения соблазнительными — даже дурнушки, на которых в городе никто бы не посмотрел.

Но философское обоснование моды — это был только первый этап. На втором этапе к делу подключались мужчины из ломбарда и торговых рядов.

Они наперебой предлагали Маше шляпы, юбки, отрезы ткани для пареу, а также фрукты, напитки и чудотворные бальзамы местного приготовления. Она отнекивалась — нет денег. А ей кричали:

— Сдай свои шмотки в ломбард.

И парень в кепке, надетой задом наперед, перекрывал своим зычным голосом общий гвалт:

— Ко мне, сюда. За кроссовки четыре золотых даю! За остальное — еще один. Юбку хочешь? Два батла. А вот это пареу за один отдам. Бери, не пожалеешь!

Пресловутые батлы запутали Машу окончательно. Она никак не могла перевести их в рубли и понять, сколько же ей предлагают. А справа и слева соблазнительно нашептывали:

— Не бойся. Найдешь золото — все вернешь и еще останется.

— А здесь правда есть золото?

— Полно. Его даже искать не надо. Под ногами валяется.

Маша посмотрела себе под ноги, но там ничего не валялось.

Зато хозяин ломбарда выставил на стол пиалу, доверху наполненную золотыми самородками.

Это зрелище добило Машу окончательно, и она стала стягивать с ног кроссовки.

За кроссовками последовали брюки, вместо которых Маша повязала вокруг бедер длинное пареу, сделанное из старой шелковой занавески. Шляпу она решила не покупать — слишком дорого. А футболку решила не отдавать, потому что под нею ничего не было, а устраивать стриптиз перед посторонними скромная Маша стеснялась.

Однако футболка, которая нормально сочеталась со штанами и кроссовками, совершенно не вписывалась в каноны тропической моды. И ревностных поклонниц этой моды такое кощунство ужасно коробило. Так что они от Маши не отстали и принялись убеждать ее, что неестественное сочетание замечательного пареу с убогой футболкой ей совсем не идет.

Маша никогда не была модницей и вечно носила то, что ей не идет, не испытывая по этому поводу никаких комплексов. А тут ей вдруг стало неловко. Все вокруг такие красивые, а она — как серая ворона среди белых лебедей.

Но кругом было так много мужчин. Сам генерал Потапов пришел посмотреть, что тут делается, и местные забавники предлагали ему заложить в ломбарде парадную генеральскую форму.

Загвоздка состояла в том, что у Потапова не было парадной формы. То есть была — но полковничья. В генералы его произвели так стремительно, что он успел только привинтить генеральские звезды на полевой камуфляж — совсем как Неизвестный Солдат.

Генерал пытался отшучиваться.

— Мне и так хорошо платят, — говорил он. — А если вы надеетесь таким способом ослабить боеготовность моих солдат, то ничего у вас не выйдет.

Это он врал или добросовестно заблуждался. Нагие груди и всепоглощающая любвеобильность зазеркальских женщин уже подорвала боеготовность вверенных Потапову подразделений до такой степени, что ниже уже некуда.

Но главной мечтой и старожилов, и некоторых новичков женского пола было ослабить боеготовность самого генерала. Наверное, именно об этом подумала женщина лет тридцати — тоже из самой свежей партии, когда подошла к Маше Казакевич и сказала:

— Мы непременно должны ослабить их боеготовность прямо сейчас. Давай попробуем вместе.

И она стала быстро расстегивать блузку, под которой оказался белый простенький лифчик.

— Помоги расстегнуть, — попросила она Машу, и Маша помогла, ощущая угрызения совести.