Тайная война воздушного штрафбата

Антон Павлович Кротков

Тайная война воздушного штрафбата

Глава 1

Судьба сбитого и захваченного в плен лётчика во все времена незавидна. На упавшем с неба парашютисте неприятельская солдатня часто отыгрывается за тяжести своей пехотной доли. Им мстят за ту аристократическую неуязвимость, с которой крылатые небожители почти всегда безнаказанно расстреливают тех, кто на земле. Не так ли в Средневековье лютовала чернь, которой каким-то чудом удавалось стащить с коня закованного в доспехи рыцаря? Примерно так же часто поступают с лётчиками. Многие из них закончили свои дни у наспех выбранной палачами расстрельной стенки…

Если бы не строгий приказ высшего начальства любой ценой взять русского живым, Игоря Нефёдова тоже вряд ли что-то спасло бы от пули или молниеносного удара по горлу остро заточенным мачете. Но на пленном уже лежала священная печать табу. Он сразу стал дорогим товаром, который ни в коем случае нельзя было испортить. Поэтому лётчика даже почти не били. Свалив русского на землю, опытные охотники на партизан особым образом его связали, так что молодой мужчина едва мог пошевелиться, и, словно стреноженную овцу, закинули в вертолёт.

Лёжа на дребезжащем металлическом полу, Игорь поймал себя на мысли, что всё ещё не может поверить в то, что это происходит с ним в действительности, а не во сне. Меньше суток назад он находился в Москве, был полон планов на будущее… И вдруг всё оборвалось в чужом африканском небе над бескрайними дикими джунглями.

«А может, я умер? – вдруг подумал Игорь. – Ведь смерть нередко застаёт людей внезапно, в расцвете сил. И никто не знает, что происходит с ними дальше, ибо с того света ещё никто не возвращался, чтобы рассказать о своих переживаниях. Возможно, умершим кажется, что они продолжают жить…»

Что ж, вполне вероятно, что его прежнее тело сгорело вместе со сбитым самолётом, а происходящее с ним сейчас – это путешествие в потустороннем мире. Но тогда надо было принять как фатум, что Господь за какие-то грехи приговорил молодого лётчика к падению с небес прямо в преисподнюю. В подтверждение такой версии сидящие на скамьях вдоль бортов люди очень напоминали демонов ада. В слабом зеленоватом освещении вертолётной кабины их покрытые маскировочной краской лица со сверкающими белками глаз создавали у пленника полную иллюзию нахождения в компании нелюдей-монстров.

Хорошо выполнившие свою работу солдаты по очереди прикладывались к большой фляге. Сделав несколько глотков, каждый из них во всю свою лужёную глотку, чтобы переорать шум двигателей, выражал похвалу в адрес командира и какого-то бога Жро-Кробо. Видимо, таков был давно заведённый в этом небольшом подразделении ритуал возвращения с удачной охоты.

Главарь спецназовцев, огромный лиловый негр, как должное принимал слова подчинённых, иногда механически кивая в ответ. Он сосредоточенно вертел в руках диковинный автоматический пистолет, взятый у лётчика в качестве трофея. Казалось, внимание предводителя наёмников целиком поглощено интересной игрушкой, как вдруг его красные воспалённые глаза буквально впивались в кого-то из бойцов. Тому, чей завистливый взгляд он перехватил, не суждено было пережить ближайший день. Так вожак стаи хищников, первым вонзающий клыки в добытую на охоте тушу, бдительно следит за набирающими силу самцами, чтобы вовремя заметить спружинившегося для предательского прыжка скрытого конкурента.

Всего пару раз за весь полёт изборождённые странными татуировками в виде извилистых вертикальных рубцов щёки командира растягивались в полуулыбке, обнажая золотые фиксы, – некоторые десантники тешили себя и товарищей, отпуская похабные шутки в адрес связанного по рукам и ногам пленника. Все члены спецподразделения являлись коренными местными жителями, хотя и принадлежали к разным племенам. Но сейчас аборигены старались говорить по-английски, на котором их обучали белые инструкторы. Язык европейцев использовался для того, чтобы унизить пленённого противника, доставить ему если не физическую, то хотя бы моральную боль. Почти каждая реплика встречалась общим хохотом.

Впрочем, даже в этой шайке примитивных скотов, кажется, имелось своё исключение в виде воина лет сорока пяти с посеребрённой сединой шевелюрой и короткой бородкой. По местным меркам этот человек являлся почти стариком. Ветеран или никак не реагировал на шутки молокососов, или осуждающе слегка качал головой. Игорю даже почудилось сочувствие в его взгляде. Седовласый ближе всех сидел к Нефёдову. Поэтому, когда его сослуживцы затеяли между собой какой-то спор, Игорь решился тихо спросить пожилого солдата:

– Скажите, где мои товарищи? Прошу вас!

В кабине было так шумно из-за металлического стука старого вертолётного редуктора и надрывно ревущих двигателей, что для всех, кроме старика, негромкие слова русского потонули в оглушительном грохоте. Старый воин как будто ждал вопроса пленника. Почти не изменившись в лице, он перевёл взгляд на парня у своих ног и также тихо ответил:

– Их отправили в другую сторону…

– Куда?

Седовласый скосил глаза на сослуживцев, после чего незаметно для них показал пальцем на потолок кабины.

– Я вас не понимаю. Улетели? Но как?! Я же слышал, как взорвался наш самолёт.

– Там, в небе, твои друзья, – пояснил пожилой воин и зачем-то начал закатывать рукав на своей правой руке.

С невозмутимым видом он продемонстрировал Игорю своё волосатое предплечье, на котором красовались сразу трое наручных часов. Это были наградные хронометры марки «Ракета». Они принадлежали товарищам Игоря по экипажу.

Нефёдов понял, что над ним снова зло пошутили. Между тем на невозмутимом лице старого сатира появилась ухмылка, сначала скорее сочувственная, затем ироническая, насмешливая – во все лицо. Наконец он зло захохотал вместе со всеми над доверчивым сопляком, который понадеялся, что кто-то здесь посочувствует его положению. Оказывается, за коротким диалогом русского с седоволосым притворщиком незаметно следила вся команда и даже командир небольшого подразделения. Под одобрительные возгласы дружков седоголовый со злорадной гримасой зарычал на пленника:

– Дерьмо! Скоро ты тоже сдохнешь и отправишься на небо к своим дружкам.

До Игоря наконец в полной мере дошло, что под его прежней жизнью подведена жирная черта. Отныне ему будет отказано в таком естественном для каждого свободного человека праве, как планирование своей жизни на обозримую перспективу. В любой момент пленника могут покалечить в наказание или просто так, убить или перепродать новому владельцу…

С первыми розовыми лучами восходящего солнца вертолёт приземлился на площади какого-то города. Игоря вытащили из вертолёта. Охотников встречал всего один невысокий худенький паренёк в шортах и пластмассовых шлёпанцах. Но по тому, как сразу защёлкали автоматными затворами его конвоиры, Нефёдов почувствовал, что взявшие его в плен головорезы отчего-то занервничали при виде этого дистрофика с костлявыми узкими плечами и ножками-спичками, торчащими из раструбов линялых шорт.

Конечно, пленник не мог знать, что подкупленный пилот вертолёта захватившей его охотничьей команды незаметно для своего командира изменил маршрут и приземлился там, где ему было велено. Это было проклятое место. Меньше ста лет назад здесь располагался один из крупнейших в Африке рабовладельческий рынок. Удачливые военные вожди и перекупщики-арабы приводили сюда пленников из глубины материка и продавали «чёрное дерево» заморским купцам, а те набивали «живым товаром» трюмы своих кораблей и отправлялись совершать выгодные сделки с владельцами американских хлопковых плантаций и богатеющими на невольниках арабскими шейхами. Менее чем за сто лет здесь было продано более миллиона человек. О прежнем назначении площади напоминали массивные ржавые цепи, подвешенные на вбитом посередине высоком деревянном столбе.

Теперь здесь снова решалась судьба невольника.

– …Ты же знаешь, Темба, я мелочью не занимаюсь, – с улыбкой Чеширского кота вкрадчиво пояснял двухметровому спецназовцу «дышащий ему в пупок» паренёк. – Мой клиент заплатит тебе за этого русского очень хорошие деньги. Тридцать тысяч «зелёных» тебя устроит?

– А сколько возьмёшь ты, Гермес? – насупленно глядя во влажные глаза тщедушного скользкого прохвоста, издал хрипло-басовитый рокот человек-глыба.

– Я всегда работаю за скромные пятнадцать процентов. Мой клиент также охотно примет тебя с твоими людьми к себе на службу. Разве Морган платит тебе столько, сколько ты стоишь?

Предводитель охотников шумно втянул в себя содержимое собственной носоглотки и презрительно харкнул в лицо торгаша. Затем спецназовец резким движением выдернул заткнутый под погон куртки зелёный берет, чтобы гордо увенчать им свою бритую голову. Всею своей грубой, но прямой солдатской душой потомок древнего воинского рода презирал представителя одной с ним расы, у которого из-под застиранной джинсовой кепки пучками гнилой соломы торчали крашенные перекисью водорода под «европейкость» курчавые волосы. Этот аферист стыдился только цвета своей кожи, а в остальном был готов на любые услуги тому, кто заплатит больше. Оскорбить его было невозможно. Больше всего на свете Гермес стремился заработать достаточно денег для переезда туда, где люди белой расы станут чистить ему ботинки на улице. И где он сможет, не вынимая изо рта сигару с золотым ободком, лениво рычать на светлокожих подчинённых и щипать за упругую задницу голубоглазую секретаршу, которая в ответ не назовёт его грязным нигером, а одарит милой кокетливой улыбкой. Ради такой мечты можно пережить даже плевок в лицо.

– Мне не нужен новый хозяин, – жёстко ответил командир охотников, посягая таким образом на заветные мечты молодого дельца. – И ври кому-нибудь другому про свои пятнадцать процентов. Такая каналья, как ты, Гермес, меньше чем за пятьдесят штук не вышмыгнет из своей вонючей норы.

– И всё-таки не спеши говорить «нет», подумай, – утеревшись, и глазом не моргнул «обаяшка», – я ведь предлагаю тебе действительно хорошую цену.

Разговор замкнулся в кольцо. Торговец снова и снова повторял на разные лады своё предложение, но профессиональный воин не желал ничего слушать. Темба был не просто наёмником. У него имелись собственные представления о воинской чести. В конце концов командир спецназовцев стал смотреть на торгаша, уже двадцать минут талдычащего ему об одном и том же, как на идиота. Он не убивал его только потому, что, как и многие в этом городе, иногда брал у Гермеса деньги в долг на поход к элитным проституткам в «Салон Мэри» – элитный бордель, предназначенный только для высших чиновников и высокооплачиваемых белых наёмников. Даже будучи командиром элитного спецподразделения, Темба вынужден был покупать заветный билетик за огромные деньги у таких прохвостов, как этот Гермес.

Но одно дело – получать от этого мерзкого ростовщика суммы на шалости с девочками и совсем другое – предать своих боссов, стать предателем, а значит, изгоем среди соплеменников. Это пришлые белые наёмники с лёгкостью меняют хозяев, а для местных воинов преданность вождю клана – священна. Темба искренне не понимал, на что рассчитывал задумавший купить его торгаш. Правда, подразделение, которым командовал Темба, было сформировано из разного сброда – бродяг, бывших уголовников, людей без роду и племени. В каратели такие шли охотно. Но он-то, как командир, умел держать своих подчинённых в ежовых рукавицах и не потерпел бы даже намёка на измену.

Потеряв терпение, Темба повернулся к вертолёту и сделал жест лётчику: «Мол, давай, заводи свой аппарат, улетаем отсюда». Гермес ту же подмигнул мальчишке лет двенадцати, на протяжении всего разговора стоявшему со стареньким автоматом на изготовку за спиной командира охотников. Пацан послушно кивнул и в упор выпустил в спину командира длинную очередь, буквально распоров его тело надвое.

Смерть своего предводителя члены группы восприняли почти без эмоций. Похоже, за его спиной давно созрел тайный сговор. Последнюю же точку в затянувшемся торге поставил единственный человек, которому убитый, видимо, по-настоящему доверял. Темба подобрал мальчишку семи лет от роду в поголовно вырезанной карателями деревушке и оставил в живых только потому, что рассчитывал воспитать из найдёныша преданного слугу. Темба рано начал приучать щенка к запаху свежей человеческой крови, заставляя его разными способами убивать тех, кого приговорил к смерти. По ночам, когда хозяин ложился спать, маленький телохранитель не смыкал глаз, всю ночь бдительно сторожа его покой. По странному совпадению, Темба нарёк юного ординарца очень странным для Африки именем – Аполлон. Возможно, он рассчитывал вырастить из пацанёнка выдающегося бойца и атлета. Но в итоге именно Аполлон сумел прикончить чрезвычайно подозрительного и ловкого супермена, как его тёзка из древнегреческого мифа поразил в пятку почти неуязвимого Ахилла.

После того как препятствие к выгодной сделке было устранено, торговец встретился глазами с лежащим на земле пленником и, неожиданно застеснявшись, сожалеюще вздохнул. Перейдя на английский, он пояснил Нефёдову:

– Я менеджер, сэр. К тому, что тут случилось, я не имею никакого отношения.

Более глупой попытки оправдаться Игорю никогда прежде не приходилось слышать. Он быстро сообразил, что внезапная гибель главаря захвативших его боевиков не сулит ему ничего хорошего. Зачем тогда, спрашивается, выгораживать себя, если ты смотришь на пленника оценивающе, как на только что купленного мула – разве только не заглядываешь ему в рот и не щупаешь мускулы.

Впрочем, позднее Нефёдов догадался, что перехвативший его торгаш просто желал на всякий случай подстраховаться. Мало ли что! Вдруг русские власти решат выкупить своего пилота и тот соберёт дома пресс-конференцию, на которой поведает миру о своих злоключениях в плену. Как бизнесмен Гермес желал заработать свой процент на посредничестве и при этом избежать неприятностей с властями страны, в которую в скором времени рассчитывал перебраться на постоянное место жительство.

Глава 2

Отец отправлялся навстречу неизвестности – выручать пропавшего без вести сына. Дело обстояло таким образом, что власти в сложившейся ситуации просто умыли руки. Там, наверху, скорее всего опасались крупного международного скандала и потому сделали вид, что не было никакого сверхсекретного полёта за сотни тысяч километров от родных границ; что советские ВВС никогда не теряли новейший бомбардировщик со всем его экипажем в далёком африканском небе. Ни один чиновник в стране и пальцем бы не пошевелил, чтобы помочь простому отставнику в его трудной и опасной миссии. В итоге вместо организованной по всем правилам, с привлечением необходимых сил и средств спасательной операции дело свелось к частной инициативе одиночки. И только благодаря невесте сына Борис неожиданно получил мощного союзника в лице своего старого врага – генерала Главного разведывательного управления Георгия Скулова.

Высокопоставленный разведчик вынужден был помогать человеку, которого люто ненавидел, иначе он мог потерять самое дорогое, что у него было – любимую дочь. Поэтому Скулову пришлось указать Анархисту самый верный путь к цели. В той африканской стране, куда собирался Нефёдов, военно-воздушными силами местного диктатора командовал его давний знакомый – Макс Хан. Отставной гитлеровский ас собирал под свои знамёна воздушных «солдат удачи» со всего мира. По сути немец командовал местным штрафбатом и одновременно спецназом. Борису предстояла сложная работа. Рискованным был сам процесс трудоустройства, боевые полёты, общение с местным начальством и населением, ибо нравы в Африке в корне отличаются от европейских.

На стареньких машинах наёмники почти ежедневно летали над дикими джунглями, нанося удары по партизанским базам, выслеживая главарей мятежников, фотографируя караванные тропы, по которым повстанцам доставлялось оружие. Задания были очень опасные, ибо Москва активно снабжала некоторые партизанские группировки самым современным оружием.

Временами наёмники совершали чрезвычайно рискованные дальние набеги на сопредельные государства. Их работодатель открыл слишком широкий фронт, одновременно ведя ожесточённую войну с множеством внутренних и внешних врагов. Со всех сторон владения «африканского Гитлера», как часто именовали президента самопровозглашённой «Демократической всеафриканской республики» Моргана Арройю в американских и западноевропейских (а после разрыва отношений с СССР и в советских) газетах, были обложены враждебными соседями и военными базами миротворцев ООН. Периодически, не собирающийся отказываться от своих наполеоновских планов – сплотить большую часть Африки под своим управлением, – диктатор зло огрызался, насылая на соседей диверсантов и авиацию. От лётчиков-наёмников, получивших приказ бомбить объекты, расположенные по ту сторону границы, требовалось виртуозное лётное мастерство и большое везение. Надо было незамеченным подкрасться на своих тихоходных поршневых «аэропланах» к объекту атаки, держась над самыми макушками деревьев, и успеть унести ноги от поднятых на перехват реактивных истребителей.

Таким образом, крылатым ландскнехтам[1] приходилось действовать одновременно на многих фронтах, вплоть до подавления мятежей, которые регулярно вспыхивали в собственной «карманной» армии нанявшего их диктатора. По сути это была война кучки суперпрофессионалов против всего мира.

Частые кровопролитные бои, тропические болезни, травматизм, неизбежный при эксплуатации многократно выработавшей свой ресурс авиатехники, буквально стачивали наёмные авиаэскадрильи. Обычно от тех, кто не возвращался из очередного вылета, не оставалось ничего. Среди местных племён процветал каннибализм. Не меньшей мрачной славой пользуются местные джунгли. В здешнем климате трупы сбитых лётчиков практически мгновенно без остатка уничтожались многочисленными плотоядными. То, что не успевали сразу сожрать крупные падальщики, доедали миллионные колонии кочующих термитов и бактерии.

Да никто и не пытался искать их тела. Хотя в типовом наёмническом контракте такая «опция» и была зафиксирована, но уж больно дорого, хлопотно и опасно было посылать поисковые партии на территории, контролируемые партизанами. Поэтому на родину очередного погибшего на чужбине героя чужой войны отправлялась урна, в которую под видом праха покойного засыпали всё, что попадалось под руку, – песок, собранную с пола казармы пыль, даже пепел сжигаемой на местной бойне ненужной требухи, остающейся от идущего на мясо скота. Единственное подлинное, что могли получить родственники мертвеца, это страховку.

Впрочем, среди профессиональных «солдат удачи» и тех, кто всерьёз собирался ими стать, редко кого могла остановить перспектива умереть до срока без права быть упокоенным в семейном склепе. Каждый наёмник надеялся, что ему-то повезёт уцелеть и вернуться домой богатым человеком, чтобы неделями зависать с девочками модельной внешности в самых крутых барах где-нибудь на Гавайях или в Париже, гонять на новеньком «Порше», пока не кончатся бабки и снова не придётся искать работу по профессии. Так что вербовка пополнения велась постоянно и без особых проблем.

Правда, чтобы подписать с представителем вербовочной конторы трёхлетний контракт, требовалось соответствовать достаточно жёстким критериям, в первую очередь связанным с состоянием здоровья и квалификацией. Возрастных же ограничений для настоящих профессионалов практически не существовало. По информации Скулова, у Хана уже служили несколько его бывших коллег из Люфтваффе, разменявших полтинник. Главная проблема заключалась в том, как не вызвать подозрений у вербовщиков, чья деятельность в Штатах и в Западной Европе, где наёмничество преследовалось по закону, являлась нелегальной. На этот случай Скулов подготовил для Нефёдова подходящую легенду.

Необходимо было так же понравиться африканским командирам. Не всем вновь прибывшим наёмникам это удавалось. Кое-кому приходилось после первого разговора с непосредственным начальством несолоно хлебавши проделывать крайне опасный и сложный путь в обратном направлении. Но Борис по этому поводу не слишком переживал: «Главное добраться до места службы, а там мне сам чёрт не брат!»

Когда-то после корейской войны Нефёдов помог своему бывшему инструктору по Липецкой авиашколе вырваться из сталинского ГУЛАГа, что было равносильно спасению с того света. Теперь Борис рассчитывал, что немец отплатит ему услугой за услугу.

Скулов снабдил своего протеже необходимыми документами и дал ему адрес вербовочной конторы в Нью-Йорке. Борис должен был явиться туда под видом отставного голландского военного лётчика.

Нефёдов чувствовал, что не только стремление загладить свою вину перед дочерью движет генералом-разведчиком. Уж слишком рьяно Скулов принялся помогать ему: пробил по своим каналам временное зачисление отставного лётчика на воинскую службу и поступление его в распоряжение 10-го Главного управления МО СССР, ведавшего личным составом. Такая «крыша» позволяла пройти серьёзную подготовку к заданию и без проблем покинуть Советский Союз, чтобы незамеченным для враждебных спецслужб «вынырнуть» под новой легендой в нужном месте на Западе.

В составе группы военных советников, отправляющихся в одну из африканских стран, пятидесятитрёхлетний ветеран прошёл обязательные десятидневные курсы. Вместе с набором полезных знаний о специфике мест, где придётся в течение нескольких лет учить чернокожих союзников премудростям обращения с советской военной техникой и воевать, лётчики, техники, ракетчики и танкисты получили практичный набор прививок от холеры, Q-лихорадки и брюшного тифа.

Перед самым отъездом Скулов ещё раз встретился с Нефёдовым. Пришёл черёд расставить все точки над «i».

– У нас никого там нет, – без предисловий сразу перешёл к делу генерал. – Командующий местными ВВС – ваш старый приятель и наверняка не откажется вас принять. Этот Хан вхож к президенту страны Моргану Арройе. Речь идёт о зловещей фигуре, враге СССР номер один в Африке. При попытке его физического устранения пропал ваш сын. Зато теперь представляется возможность нанести удар по цели не из стратосферы, а с расстояния вытянутой руки.

– Я вас понял, – сдержанно кивнул Борис.

Нефёдову очень хотелось послать этого умника с его тонким намёком на толстое обстоятельство подальше. Понятно было, о чём не договаривал Скулов: «Уберите Арройю и вы поможете своему парню вернуться на Родину не сдавшимся в плен трусом и предателем, а героем, выполнившим важное задание Родины».

Борис хорошо знал эту породу чиновников, готовых без счёта платить за собственный карьерный успех чужими жизнями. Но в том положении, в котором он теперь находился, надо было хвататься за любую протянутую тебе руку, пусть даже она принадлежит прокажённому. Поэтому Нефёдову пришлось пожать на прощание лапу негодяю, который недавно цинично отказался от его попавшего в беду сына и своего подчинённого.

Но это вовсе не означало, что Борис смирился с той ролью, которую ему уготовил гэрэушник. Ведь пробираться в раздираемую взаимными подозрениями дикую страну с миссией киллера означало стать ходячим мертвецом похлеще тех, что «производят» колдуны мрачного культа Вуду. У диктаторов, умеющих долгие годы удерживаться на троне, особый нюх на подосланных к ним убийц. Каждый такой великий плут обычно за версту чует опасность и без юридических формальностей отправляет подозрительных незнакомцев под топор.

«Не-ет уж, ищи других камикадзе», – мысленно ответил Борис генералу, но виду не подал, что несогласен с поручаемым ему заданием.

Однако мало просто показать фигу в кармане вербующему тебя в шпионы профессионалу. Ведь в таких случаях всё делается таким образом, чтобы «живой снаряд» не имел физической возможности отклониться от навязанной ему траектории. К счастью, Борис обладал некоторым опытом нелегального существования за границей…

Это было в 1936 году, когда молодого лётчика направили на гражданскую войну в Испанию. Тогда офицер Красной армии по чужим документам проехал чуть ли не через половину капиталистической Европы, один, без бдительного сопровождающего из НКВД. Из того путешествия Борис сделал главный вывод: чтобы иметь в роли нелегала максимальную степень свободы, необходим резервный запас денег и связей.

Поэтому уже на следующее утро Нефёдов отправился на поиски своего старого фронтового товарища – Лёни Красавчика по прозвищу Одесса. В последний раз они виделись почти два года назад на похоронах сослуживца, который, несмотря на почти годичную службу в 1943 году в штрафной эскадрилье, сумел после войны из капитанов дослужиться аж до генеральских погон и министерской должности.

Хотя и с некоторым опозданием, до Бориса регулярно доходили слухи о впечатляющей карьере Одессы. Впрочем, «карьера» – это было не совсем точное определение весьма верчёного-кручёного процесса наработки частного капитала в стране побеждающего социализма, в котором почти беспрерывно находился этот «ударник капиталистического труда». Более точно профессиональные метания талантливого комбинатора можно было назвать диким покером, чрезвычайно азартной и одновременно опасной игрой, когда на кону – пан или пропал, а в кармане – заряженный пистолет. И оконная рама – в пределах стремительного броска, предусмотрительно не запертая на щеколду на случай появления милиции с ордером на арест.

Впрочем, самому бывшему фронтовому лётчику и штрафнику нравилось другое определение. Весело в упор таращась наглыми лучистыми глазами святого и вора в одном лице на того, кому он начинал «шлифовать уши», ветеран полевых аэродромов, следственных изоляторов и психушек тюремного типа, которого редко кто в его жизни называл по имени-отчеству, упивался крылатой лёгкостью собственной мысли: «Это как в воздушном бою, дядя, когда и тушку сбитого Мессера хочется на свой счёт записать, и собственную задницу желательно вовремя убрать из-под пушек висящего у тебя на хвосте Фоккера, шобы не попасть под раздачу».

– И как же это у вас получалось? Вас же могли убить! – в искреннем восторге восклицал иной благодарный слушатель.

– Как-как! Каком кверху и по-быстрому! – передразнивал ничего не мыслящего в лётном деле дилетанта одессит. Впрочем, всё же снисходил до пояснений: – У меня, дядя, свой человек в небесной канцелярии имеется. Я одно время высотные самолёты испытывал, и однажды так высоко поднялся, что аж до самого Царствия Небесного «на лампочках»[2] дотянул. А там взятку кому надо быстренько сунул и обратно. С тех пор когда я ищу приключений на своё седалище, местный морг обычно всегда закрывают на переучёт…

Одно время Красавчик промышлял снабжением колхозов. А до этого успел за относительно короткий срок побывать директором рынка, страховым агентом и начальником колонны автобазы.

Лёня обладал врождённым нюхом на то, чтобы, как говорят в Одессе, «попадать на хорошие бабки». Одним из первых в Союзе Красавчик освоил новое чрезвычайно прибыльное ремесло сборщика мумиё – модного нынче препарата, который, по слухам, «лечит от всего» и за которым необходимо было на несколько месяцев подаваться в далёкие экспедиции. Привозимые из далёких экспедиций смолянистые кусочки чёрного цвета неизвестного происхождения (по одной из версий – мышиный помёт) стоили на «чёрном рынке» по 10 рублей за 1 грамм при средней зарплате в стране 100 рублей.

Впрочем, у Лёни и в Москве всегда дел хватало, чтобы месяцами мотаться отшельником по диким горам. Неудивительно, что через некоторое время один из его клиентов, ответственный сотрудник Министерства рыбного хозяйства, обвинил продавца, что тот будто бы под видом чудодейственного горного воска продавал ему обыкновенный гудрон и битум. Цена вопроса осталась тайной для следствия, но, по слухам, за избавление от застарелой язвы – профессиональной болезни торговых работников – клиент заплатил поставщику «лекарства» тридцать тысяч целковых, или, по ценам чёрного рынка, три легковых автомобиля «Волга». Естественно, пострадавший пришёл в бешенство, когда выяснилось, что знахарь, предлагавший ему килограммами есть якобы с превеликим трудом и риском для жизни добытый в горах эликсир молодости и долголетия, добавляя мумиё буквально в любую снедь, включая торты и даже утренний кофе, на самом деле скармливал ему нефтепродукты!

Но как доказать вину продавца, если даже представители уважаемых научных институтов в публикациях на эту тему стыдливо признавались, что химическую формулу вещества, именуемого в народе мумиё, установить невозможно – слишком сложный состав?! Так что Лёне удалось избежать суда и тюрьмы.

Однако разразившийся скандал, в котором фигурировал крупный хозяйственник союзного масштаба, на какое-то время подорвал деловую репутацию воротилы теневого бизнеса и отбросил его на социальное дно. С прежним промыслом было покончено. Трудоустройство на новое хлебное место тоже оказалось затруднено, ибо пострадавший министерский чин постарался употребить всё свое влияние, чтобы если уж не посадить, то хотя бы основательно перекрыть обидчику кислород. Этот чиновник оказался чрезвычайно влиятельной персоной, связи которого уходили под самые облака, к кремлёвским звёздам. Он и сам ел чёрную икру ложками и поставлял деликатесы на княжеские столы советской партийной, военной, торговой и прочей элиты. Говорили, что после всей этой истории на одном из банкетов рыбхозовский туз будто бы заявил, что закатает обокравшего его негодяя в бочку с сельдью и пустит на консервы. Лёня и в самом деле чувствовал себя опутанной сетью рыбёшкой, которую вытащили из родной стихии на палубу траулера.

Именно в такой сложный для неисправимого авантюриста период Борис и повстречал его в прошлый раз.

В то утро Лёня стал обходить знакомых, чтобы достать деньги на бутылку. В нескольких домах ему отказали. Многие прежние приятели теперь отмахивались от, как многим тогда показалось, окончательно обанкротившегося знакомого, словно от приставучей уличной псины. Когда по дороге от подъезда к собственной «Волге» к тебе вдруг подваливает заросший щетиной тип с мутным взглядом и пытается общаться как с равным, это неприятно задевает самолюбие. И не важно, что ещё полгода назад он у тебя на глазах небрежно прикуривал от сторублёвой купюры и мог ногой распахивать двери в высокие кабинеты. С тех пор всё изменилось. Лёню списали как серьёзного делового человека. Многие из тех, кто недавно настойчиво искал дружбы «того самого Одессы», теперь, завидев его издали, спешили перейти на другую сторону улицы…