Когда Пьер де Ланкр писал свою книгу «Примеры непостоянства злых духов и демонов» (1612) с целью переубедить «тех многих, кто отрицает самые принципы ведовства, считая их всего лишь заблуждением, сном и самообманом», а заодно и потребовать введения более суровых наказаний за ведовство, он использовал собственный опыт, полученный во время расследования в 1609 г. дел о ведовстве в баскской провинции Пеи-де-Лабур, в Беарне, на юго-западе Гиени, вблизи испанской границы. Следовательно, труд де Ланкра содержит детальный отчет о массовой охоте на ведьм во Франции начала XVII в., сходной с теми, что устраивал в Лотарингии Николя Реми или Анри Боге во Франш-Конте.

Когда бы во Франции или в Германии ни устраивали охоту на ведьм, все начиналось с созыва трибунала, наделенного властью принимать решения через голову местных и региональных судов. Так, де Ланкра назначил сам король, и, когда тот признал, что «все вопросы о том, чем занимался подозреваемый тогда-то и тогда-то, задаются лишь с целью завлечь его в ловушку», не нашлось никого, кто посмел бы упрекнуть его в нарушении судебной этики.

Лабур стал убежищем демонов, которых христианские миссионеры изгнали из Японии и Восточной Индии, утверждал де Ланкр. Английские виноторговцы видели, как они толпами летели по небу. Преследования ведьм в этом регионе начались еще в 1576 г., когда сожгли 40 человек. Демоны быстро обратили в свою веру большую часть тридцатитысячного населения Пеи-де-Лабур, не исключая и священников, так что вся территория превратилась в скором времени в «улей ведьм». Шабаши справлялись на центральной площади в Бордо; иногда до 12 000 ведьм собирались в Андейе, а иной раз все они летели на Ньюфаундленд! Некоторые шабаши посещали до 100 000 ведьм, среди которых было 2000 детей! Шабаши были хорошо организованы, за пропуски взимали штраф в одну восьмую кроны, или десять су.

Множество признаний, вырванных под пыткой и, судя по всему, внушенных де Ланкром, было записано и переведено на французский. Семнадцатилетняя Мария Дендарт описала, как она в ночь на 27 сентября 1609 г. натерлась мазью и полетела на шабаш. Продемонстрировать мазь суду она не могла, так как дьявол, рассердившись, что она раскрыла его секреты, спрятал ее. Собадина де Субиетт и ее шестнадцатилетняя дочь Мари де Нагий рассказали, что дьявол всегда будил их, когда наступала пора лететь на шабаш, и открывал для них окно. Мари де Маригран, 15 лет, с подругами ездила на дьяволе, принявшем облик осла, в Биарриц. Отец Пьер Бокаль из Сиборо сознался, что служил дьявольскую мессу во время шабаша, за что ему заплатили вдвое против обычного. Мастерство судьи де Ланкра было таково, что ему удалось выведать у девушек мельчайшие подробности сексуальных контактов с дьяволом. Он не допускал и сомнения в том, что все эти признания заслуживают доверия, подтверждая свою убежденность ссылкой на то, что Католическая церковь совершила бы уголовное преступление, наказывая ведьм за иллюзии, а не за реальное посещение шабашей. Поэтому всякий, кто подвергает сомнению правомерность казней, подвергает сомнению и действия самой Церкви, а стало быть, совершает тяжкий грех. Массовые сожжения, которые устраивал де Ланкр, повергли весь Лабур в полный хаос. Крайнюю враждебность населения по отношению к себе судья объяснял происками дьявола: благородные семейства предпочитали мириться с колдунами, нежели терять родственников; 5000 рыбаков, вернувшихся с Ньюфаундленда, узнав, что в их отсутствие их возлюбленных сожгли как ведьм, стали требовать правосудия. Наконец, когда де Ланкр сжег троих священников, епископ из Байонны Бертран д'Эшо спас пятерых других священников из тюрьмы и присоединился к оппозиции. Де Ланкр прекрасно знал, какую ненависть он внушает всем, и жаловался, что в ночь на 24 сентября 1609 г., пока он спал, в его спальне отслужили черную мессу.

Случай отца Доминика Горделя, приходского священника из Северо-Восточной Франции, обвиненного в ведовстве в 1631 г., служит превосходным примером церковного процесса.

Испанцы проводили четкую границу между ведовством и колдовством, и если за последнее во все века строго наказывали, то преследования ведовства были ограничены. Такая умеренность проистекала из того, что испанская инквизиция держала всю страну под своим полным контролем. Инквизиция в Испании практически не зависела от инквизиции Рима. По странному стечению обстоятельств именно эта страна, где организация, чьей главной целью являлось преследование еретиков, обладала, в отличие от аналогичных образований в Германии и Франции, всей полнотой власти и отправила на костер еретиков больше, чем в любой другой европейской стране, менее всего пострадала от мании преследования ведовства.

В Кастилии предсказателей и тех, кто обращался к ним за советом, объявляли еретиками уже в 1370 г.; мирянам наказание определяли королевские чиновники, служителям Церкви — епископы (закон от 1387 г.). Запрет еще усилился в 1414 г. Но, судя по всему, на него обращали мало внимания, ибо в 1539 г. Сирвело, автор первой испанской книги о ведовстве, рассматривал колдовство как преступление, находящееся в юрисдикции светских властей (и отрицал тем самым его еретическую сущность). Проблема колдовства и ереси широко обсуждалась, причем любой участник дискуссии имел право на сомнение, что подтвердило «Руководство инквизиторам» в 1494 г., и Франсиско Пенья, который в 1585 г. издал труд инквизитора Николаса Эймерика.

В этот период неопределенности инквизиторы проявляли значительное разнообразие во взглядах, так что за одно и то же преступление разные трибуналы определяли порой разное наказание. Инквизиторы-одиночки трудились под строгим надзором Супримы — так назывался верховный орган испанской инквизиции, определявший основные цели и задачи деятельности организации в целом, — которая еще в 1568 г. порицала одного инквизитора за то, что он оштрафовал обвиняемого за лечение при помощи заклинаний (по всей видимости, это должно было рассматриваться как нееретическое колдовство). С другой стороны, в 1585 г. никто не осудил действий инквизиторов Сарагосы, когда те сочли, что хранить палец мертвеца на счастье — ересь.

Отношение мирян к колдовству определилось в начале XVI столетия эдиктом Великого инквизитора Альфонсо Манрикеса. Любой католик обязан донести инквизиции на всякого человека, который имеет духов-помощников, заклинает демонов любыми словами или магическими кругами, применяет астрологию для предсказаний будущего, владеет зеркалами или кольцами для заклинания духов, гримуарами или другими книгами по магии.

Тех, кто приравнивал колдовство к ереси, ободрила булла Папы Сикста V от 1585 г., которая объявляла любые предсказания (в том числе и астрологические), заклинания, предполагаемую власть над демонами, все виды колдовства, магии и всякого рода суеверия ересью. Суприма задержала распространение этой буллы до начала следующего столетия. Тремя годами ранее, в 1582 г., испанская инквизиция атаковала Саламанкский университет за преподавание астрологии (которая считалась еретическим искусством по той причине, что была связана с предсказаниями будущего) и поместила труды по этому предмету в список запрещенных книг. На протяжении всего XVII в. против астрологии принимались все более жесткие меры, пока наконец в 1796 г. испанская инквизиция не обвинила брата-мирянина в том, что он высчитывал расположение планет. С 1600 г. и далее испанская инквизиция взяла под свой контроль все проявления колдовства, даже когда подозрение в ереси было совсем незначительным, и часто заставляла епископальные и гражданские суды выдавать им своих заключенных. В результате обвиняемого иногда судили несколько судов одновременно, и вообще наказания, определяемые испанской инквизицией, были, как правило, легче, чем наказания, определяемые светскими судами.

Наличие предполагаемого договора с дьяволом оправдывало озабоченность испанской инквизиции вопросами колдовства, и по стране начали циркулировать различные руководства по допросу подозреваемых. В одном из них содержался пример допроса zahori, человека, который может видеть сквозь преграды, такие как земля. Благодаря повсеместно распространенному представлению о том, что подземные клады стерегут демоны, такой человек непременно рано или поздно будет уличен в сговоре с дьяволом.

Тому, что Испанию ужасы преследования ведовства обошли стороной, она обязана отчасти своему географическому положению (эта страна всегда лежала в стороне от основных путей развития европейской мысли), отчасти испанской инквизиции. Другие окраинные европейские страны, к примеру Скандинавия, избежали массового избиения лишь потому, что папская инквизиция так до них и не добралась. Когда во Франции и Италии уже вовсю жгли женщин за посещение шабашей, в Испании епископ Авилы, ученый Альфонсо Тостадо в 1467 г. утверждал, что шабаши — не что иное, как вызванная наркотическими веществами иллюзия. Даже легковерный Альфонс де Спина в середине XV в. выражал мнение, что шабаш — это всего лишь дьявольское наваждение. Однако в 1494 г. в «Руководстве инквизиторам» говорилось, что если шабаш (по-испански aquelarre — «козлиное поле») истина, то тогда ведьм, или jorguinas, следует считать отступницами; если же шабаш заблуждение, то тогда они просто еретички; в любом случае представляют интерес для испанской инквизиции.

Первую ведьму инквизиция Испании казнила в 1498 г. — в Сарагосе сожгли Грасию ла Балле; далее казни имели место в 1499, 1500 (три женщины), 1512 (две) и 1522 гг. В Калаторре (Наварра) не менее 30 ведьм сожгли в 1507 г.

В 1526 г. массовые процессы против ведовства прошли в светских судах Наварры, где обвинительные акты утверждала Суприма. Рациональный подход, вплоть до вынесения некоторых тем на всеобщее обсуждение, а также скептическое отношение десяти членов Супримы к обсуждаемым вопросам объясняют, почему в Испании панический страх перед ведовством не проявлялся вплоть до XVII в. Среди вопросов, обсуждавшихся в 1526 г., были следующие:

1. На самом ли деле ведьмы совершают все те преступления, в которых сознаются, или это самообман? Проголосовали шестеро против четверых за реальность преступлений.

2. Если их преступления реальны, то следует ли обращаться с ведьмами как с прочими «раскаявшимися» и «примирять» их с Церковью или же передавать светским судам для казни? Большинство высказалось за примирение; если речь идет об убийстве, то пускай светские суды этим и занимаются.

3. Если преступления ведьм иллюзия, то как за них следует наказывать? Общее решение достигнуто не было.

4. Подпадают ли преступления ведьм под юрисдикцию инквизиции? Большинство высказалось «за».

5. Является ли признание ведьмы, не подтвержденное дальнейшими доказательствами, достаточным поводом для осуждения? Члены Супримы разошлись во мнениях. Вальдес, в дальнейшем Великий инквизитор Испании, считал самообвинение достаточным поводом для вынесения приговора, лишь когда речь идет о незначительных преступлениях.

6. Как искоренить ведовство? Лишь трое членов Супримы высказались за ужесточение преследований; большинство отдало предпочтение проповеди. В заключение Вальдес постановил, что не следует принимать во внимание обвинения ведьм против других людей.

И все же эти ограничительные решения вошли в широкую практику лишь в 1530 г., после двух вспышек антиведовской истерии, спровоцированных действиями отдельных инквизиторов, в 1527 г. в Наварре и в 1528 г. в Бискайе. В 1530 г. Суприма утихомирила перепуганных наваррцев, бросившихся охотиться на ведьм, и, несмотря на сопротивление, подавила деятельность своих собственных чересчур рьяных инквизиторов в Барселоне в 1537 г., в Наварре в 1538 г. и в Галисии в 1551 г. До конца XVI в. епископальные и светские суды, а также отдельные трибуналы не оставляли попыток внедрить практику преследования ведовства по европейскому образцу, но Суприма каждый раз сводила их на нет, недвусмысленно придерживаясь той точки зрения, что ведовство — это иллюзия.

В 1610 г., однако, панический страх перед ведовством распространился в Наварре. Светские судьи, не дожидаясь вмешательства инквизиции, сожгли обвиняемых. Пьер де Ланкр, судья по делу баскских ведьм в 1609 г., полагал, что в Наварру ведовство проникло из Пеи-де-Лабур, и предпочитал собственное суровое обхождение с французскими ведьмами более снисходительному (на его взгляд) обращению с ведьмами испанскими. Испанская инквизиция пересмотрела свой скептицизм последних 75 лет и решила объединиться с короной и епископами в крестовом походе против пособников сатаны. И все же просвещенное мнение возобладало, и 26 марта 1611г. Суприма вернулась на прежние позиции и издала «Эдикт милосердия», согласно которому назначалось время, когда можно было покаяться, не опасаясь наказания. Собирать показания и выслушивать признания направили Алонсо Салазара. Отчет Салазара не содержал прямого отрицания ведовства, и все же осудить на основании изложенных в нем фактов кого бы то ни было не представлялось возможным, что и привело к очередному сокращению ведовских процессов в Испании. Отдельные судебные разбирательства имели, правда, место в 1622, 1637, 1640 и 1641 гг.