Кипарисовый ларец
ModernLib.Net / Поэзия / Анненский Иннокентий Федорович / Кипарисовый ларец - Чтение
(стр. 3)
Но я, я – твой! В тумане холод, в тумане раны Перед зарей…
66. Облака
Пережиты ли тяжкие проводы, Иль глаза мне глядят, неизбежные, Как тогда вы мне кажетесь молоды, Облака, мои лебеди нежные! Те не снятся ушедшие грозы вам, Все бы в небе вам плавать да нежиться, Только под вечер в облаке розовом Будто девичье сердце забрезжится… Но не дружны вы с песнями звонкими, Разойдусь я, так вы затуманитесь, Безнадежно, полосками тонкими, Расплываясь, друг к другу все тянетесь… Улетят мои песни пугливые,[2] В сердце сменится радость раскаяньем,[3] А вы все надо мною, ревнивые, Будто плачете дымчатым таяньем…
Трилистник шуточный
67. Перебой ритма. Сонет
Как ни гулок, ни живуч – Ям – – б, утомлен и он, затих Средь мерцаний золотых, Уступив иным созвучьям. То-то вдруг по голым сучьям Прозы утра, град шутих, На листы веленьем щучьим За стихом поскачет стих. Узнаю вас, близкий рампе, Друг крылатый эпиграмм, Пэ – – она третьего размер. Вы играли уж при мер – – цаньи утра бледной лампе Танцы нежные Химер.
68. Пэон второй – пэон четвертый. Сонет
На службу Лести иль Мечты Равно готовый консорты, Назвать вас вы, назвать вас ты, Пэон второй – пэон четвертый? Как на монетах, ваши стерты Когда-то светлые черты, И строки мшистые плиты Глазурью льете вы на торты. Вы – сине-призрачных высот В колодце снимок помертвелый, Вы – блок пивной осатанелый, Вы – тот посыльный в Новый год, Что орхидеи нам несет, Дыша в башлык обледенелый.
69. Человек. Сонет
Я завожусь на тридцать лет, Чтоб жить, мучительно дробя Лучи от призрачных планет На «да» м «нет», на «ах!» и «бя». Чтоб жить, волнуясь и скорбя Над тем, чего, гляди, и нет… И был бы, верно, я поэт, Когда бы выдумал себя. В работе ль там не без прорух, Иль в механизме есть подвох, Но был бы мой свободный дух – Теперь не дух, я был бы Бог… Когда б не «пиль!» да не «тубо!», Да не «тю-тю» после «бо-бо!..»
Трилистник замирания
70. Я люблю
Я люблю замирание эха После бешеной тройки в лесу, За сверканьем задорного смеха Я истомы люблю полосу. Зимним утром люблю надо мною Я лиловый разлив полутьмы, И, где солнце горело весною, Только розовый отблеск зимы. Я люблю на бледнеющей шири В переливах растаявший цвет… Я люблю все, чему в этом мире Ни созвучья, ни отзвука нет.
71. Закатный звон в поле
В блестках туманится лес, В тенях меняются лица, В синюю пУстынь небес Звоны уходят молиться… Звоны, возьмите меня! Сердце так слабо и сиро, Пыль от сверкания дня Дразнит возможностью мира… Что он сулит, этот зов? Или и мы там застынем, Как жемчуга островов Стынут по заводям синим?
72. Осень
Не било четырех… Но бледное светило Едва лишь купола над нами золотило И, в выцветшей степи туманная река, Так плавно двигались над нами облака. И столько мягкости таило их движенье, Забывших яд измен и муку расторженья, Что сердцу музыки хотелось для него… Но снег лежал в горах, и было там мертво, И оборвали в ночь свистевшие буруны Меж небом и землей протянутые струны… А к утру кто-то там, развеяв молча сны, Напомнил шепотом, что мы осуждены… Гряда не двигалась и точно застывала, Ночь надвигалась ощущением провала…
Трилистник одиночества
73. Лишь тому, чей покой таим
Лишь тому, чей покой таим, Сладко дышится… Полотно над окном моим Не колышется. Ты придешь, коль верна мечтам, Только та ли ты? Знаю: сад там, сирени там Солнцем залиты. Хорошо в голубом огне, В свежем шелесте, Только яркой так чужды мне Чары прелести… Пчелы в улей там носят мед, Пьяны гроздами… Сердце ж только во сне живет Между звездами…
74. Аромат лилеи мне тяжел
Аромат лилеи мне тяжел, Потому что в нем таится тленье, Лучше смол дыханье, синих смол, Только пить его без разделенья… Оттолкнув соблазны красоты, Я влюблюсь в ее миражи в дыме… И огней нетленные цветы Я один увижу голубыми…
75. Дальние руки
Зажим был так сладостно-сужен, Что пурпур дремоты поблек, — Я розовых узких жемчужин Губами узнал холодок. О сестры, о нежные десять, Две ласково-дружных семьи, Вас пологом ночи завесить Так рады желанья мои. Вы – гейши фонарных свечений, Пять роз, обрученных стеблю, Но нет у Киприды священней Не сказанных вами люблю. Как мускус мучительный мумий, Как душный тайник тубероз, И я только стеблем раздумий К пугающей сказке прирос… Мои – вы, о дальние руки, Ваш сладостно-сильный зажим Я выносил в холоде скуки, Я счастьем обвеял чужим. Но знаю… дремотно хмелея – Я брошу волшебную нить, И мне будут сниться, алмея, Слова, чтоб тебя оскорбить.[4]
Складни
76. Добродетель
1. Рабочая корзинка
У раздумий беззвучны слова, Как искать их люблю в тишине я! Надо только, черна и мертва, Чтобы ночь позабылась полнее, Чтобы ночь позабылась скорей Между редких своих фонарей, За углом, Как покинутый дом… Позабылась по тихим столовым, Над тобою, в лиловом… Чтоб со скатерти трепетный круг Не спускал своих желтых разлитий, И мерцанья замедленных рук Разводили там серые нити, И чтоб ты разнимала с тоской Эти нити одну за другой, Разнимала и после клубила, И сиреневой редью игла За мерцающей кистью ходила… А потом, равнодушно светла, С тихим скрипом соломенных петель, Бережливо простыни сколов, Там заснула и ты, Добродетель, Между путанно-нежных мотков…
2. Струя резеды в темном вагоне
Не буди его в тусклую рань, Поцелуем дремоту согрей… Но сама – вcя дрожащая – встань: Ты одна, ты царишь… Но скорей! Для тебя оживил я мечту. И минуты ее на счету… Так беззвучна, черна и тепла Резедой напоенная мгла… В голубых фонарях, Меж листов на ветвях Без числа Восковые сиянья плывут И в саду, Как в бреду, Кризантэмы цветут… * * * * * * * * * * * * * * Все, что можешь ты там, все ты смеешь теперь Ни мольбам, ни упрекам не верь! Пока свечи плывут И левкои живут, Пока дышит во сне резеда – Здесь ни мук, ни греха, ни стыда… Ты боишься в крови Своих холеных ног, И за белый венок В беспорядке косы? О, молчи! Не зови! Как минуты – часы Не таимой и нежной красы. На ветвях, В фонарях догорела мечта Голубых хризантем… Ты очнешься – свежа и чиста, И совсем… о, совсем! Без смятенья в лице, В обручальном кольце Стрелка будет показывать семь…[5]
77. Контрафакции
Весна
В жидкой заросли парка береза жила, И черна, и суха, как унылость… В майский полдень там девушка шляпу cняла, И коса у нее распустилась. Ее милый дорезал узорную вязь, И на ветку березы, смеясь, Он цветистую шляпу надел. Это май подглядел И дивился с своей голубой высоты, Как на мертвой березе и ярки цветы…
Осень
И всю ночь там по месяцу дымы вились, И всю ночь кто-то жалостно-чуткий На скамье там дремал, уходя в котелок. А к рассвету в молочном тумане повис На березе искривленно-жуткий И мучительно-черный стручок, Чуть пониже растрепанных гнезд, А длиной – в человеческий рост… И глядела с сомнением просинь На родившую позднюю осень.
78. Складень романтический
1. Небо звездами в тумане…
Небо звездами в тумане не расцветится, Робкий вечер их сегодня не зажег… Только томные по окнам елки светятся, Да, кружася, заметает нас снежок. Мех ресниц твоих пушинки закидавшие[6] Не дают тебе в глаза мои смотреть, Сами слезы, только сердца не сжигавшие, Сами звезды, но уставшие гореть… Это их любви безумною обидою Против воли твои звезды залиты… И мучительно снежинкам я завидую, Потому что ими плачешь ты:
2. Милая
«Милая, милая, где ж ты была Ночью, в такую метелицу?» – Горю и ночью дорога светла, К дедке ходила на мельницу. — «Милая, милая, я не пойму Речи с словами притворными… С чем же ты ночью ходила к нему» – С чем я ходила? Да с зернами. — «Милая, милая, зерна-то чьи ж? Жита я нынче не кашивал!» – Зерна-то чьи, говоришь? Да твои ж… Впрочем, хозяин не спрашивал… — «Милая, милая, где же мука? Куль-то, что был под передником?» – У колеса, где вода глубока… Лысый сегодня с наследником…[7]
79. Два паруса лодки одной
Нависнет ли пламенный зной, Иль, пенясь, расходятся волны, Два паруса лодки одной, Одним и дыханьем мы полны. Нам буря желанья слила, Мы свиты безумными снами, Но молча судьба между нами Черту навсегда провела. И в ночи беззвездного юга, Когда так привольно-темно, — Сгорая, коснуться друг друга, Одним парусам не дано…[8]
80. Две любви
Есть любовь, похожая на дым: Если тесно ей – она дурманит, Дай ей волю – и ее не станет… Быть как дым – но вечно молодым. Есть любовь, похожая на тень: Днем у ног лежит – тебе внимает, Ночью так неслышно обнимает… Быть как тень, но вместе ночь и день…
81. Другому
Я полюбил безумный твой порыв, Но быть тобой и мной нельзя же сразу, И, вещих снов иероглифы раскрыв Узорную пишу я четко фразу. Фигурно там отобразился страх, И как тоска бумагу сердца мяла, Но по строкам, как призрак на пирах, Тень движется так деланно и вяло. Твои мечты – менады по ночам, И лунный вихрь в сверкании размаха Им волны кос взметает по плечам. Мой лучший сон – за тканью Андромаха. На голове ее эшафодаж, И тот прикрыт кокетливо платочком. Зато нигде мой строгий карандаш Не уступал своих созвучий точкам. Ты весь – огонь. И за костром ты чист. Испепелишь, но не оставишь пятен, И бог ты там, где я лишь моралист, Ненужный гость, неловок и невнятен. Пройдут года… Быть может, месяца… Иль даже дни, – и мы сойдем с дороги Ты – в лепестках душистого венца, Я просто так, задвинутый на дроги. Наперекор завистливой судьбе И нищете убого-слабодушной, Ты памятник оставишь по себе, Незыблемый, хоть сладостно-воздушный… Моей мечты бесследно минет день… * * * * * * * Как знать? А вдруг, с душой подвижней моря, Другой поэт ее полюбит тень В нетронуто-торжественном уборе… Полюбит, и узнает, и поймет, И, увидав, что тень проснулась, дышит, — Благословит немой ее полет Среди людей, которые не слышат… Пусть только бы в круженьи бытия Не вышло так, что этот дух влюбленный, Мой брат и маг не оказался я, В ничтожестве слегка лишь подновленный…
82. Он и я
Давно меж листьев налились Истомой розовой тюльпаны, Но страстно в сумрачную высь Уходит рокот фортепьянный. И мука там иль торжество, Разоблаченье иль загадка, Но Он – ничей, а вы – его, И вам сознанье это сладко. А я лучей иной звезды Ищу в сомненьи и тревожно, Я, как настройщик, все лады, Перебираю осторожно. Темнеет… Комната пуста С трудом я вспоминаю что-то, И безответна, хоть чиста,[9] За нотой умирает нота.
Разметанные листы
83. Невозможно
Есть слова. Их дыханье – что цвет: Так же нежно и бело-тревожно; Но меж них ни печальнее нет, Ни нежнее тебя, невозможно. Не познав, я в тебе уж любил Эти в бархат ушедшие звуки: Мне являлись мерцанья могил И сквозь сумрак белевшие руки. Но лишь в белом венце кризантэм, Перед первой угрозой забвенья, Этих вэ, этих зэ, этих эм Различить я сумел дуновенья. И, запомнив, невестой в саду, Как в апреле, тебя разубрали, — У забитой калитки я жду, Позвонить к сторожам не пора ли. Если слово за словом, что цвет, Упадает, белея тревожно, Не печальных меж павшими нет, Но люблю я одно – невозможно.[10]
84. Сестре
Вечер. Зеленая детская С низким ее потолком. Скучная книга немецкая. Няня в очках и с чулком. Желтый, в дешевом издании Будто я вижу роман… Даже прочел бы название, Если б не этот туман. Вы еще были Алиною, С розовой думой в очах В платье с большой пелериною, С серым платком на плечах… В стул утопая коленами, Взора я с Вас не сводил, Нежные, с тонкими венами Руки я Ваши любил. Слов непонятных течение Было мне музыкой сфер… Где ожидал столкновения Ваших особенных р… В медном подсвечнике сальная Свечка у няни плывет… Милое, тихо-печальное, Все это в сердце живет…
85. Забвение
Нерасцепленные звенья, Неосиленная тень, — И забвенье, но забвенье Как осенний мягкий день, Как полудня солнце в храме Сквозь узор стекла цветной, — С заметенною листами, Но горящею волной… Нам – упреки, нам – усталость, А оно уйдет, как дым, Пережито, но осталось На портрете молодым.
86. Стансы ночи
Меж теней погасли солнца пятна На песке в загрезившем саду. Все в тебе так сладко-непонятно, Но твое запомнил я: «приду». Черный дым, но ты воздушней дыма, Ты нежней пушинок у листа, Я не знаю, кем, но ты любима Я не знаю, чья ты, но мечта. За тобой в пустынные покои Не сойдут алмазные огни, Для тебя душистые левкои Здесь ковром раскинулись одни. Эту ночь я помню в давней грезе, Но не я томился и желал: Сквозь фонарь, забытый на березе, Талый воск и плакал и пылал.
87. Месяц
Кто сильнее меня – их и сватай… Истомились – и все не слились: Этот сумрак голубоватый И белесая высь… Этот мартовский колющий воздух С зябкой ночью на талом снегу В еле тронутых зеленью звездах Я сливаю и слить не могу… Уж не ты ль и колдуешь, жемчужный, Ты, кому остальные ненужны, Их не твой ли развел и ущерб, На горелом пятне желтосерп, Ты, скиталец небес праздносумый, С иронической думой?..
88. Тоска медленных капель
О капли в ночной тишине, Дремотного духа трещотка, Дрожа набухают оне И падают мерно и четко. В недвижно-бессонной ночи Их лязга не ждать не могу я: Фитиль одинокой свечи Мигает и пышет, тоскуя. И мнится, я должен, таясь, На странном присутствовать браке, Поняв безнадежную связь Двух тающих жизней во мраке.
89. Тринадцать строк
Я хотел бы любить облака На заре… Но мне горек их дым: Так неволя тогда мне тяжка, Так я помню, что был молодым. Я любить бы их вечер хотел, Когда, рдея, там гаснут лучи, Но от жертвы их розовых тел Только пепел мне снится в ночи. Я люблю только ночь и цветы В хрустале, где дробятся огни, Потому что утехой мечты В хрустале умирают они… Потому что – цветы это ты.
90. Орианда
Ни белой дерзостью палат на высотах С орлами яркими в узорных воротах, Ни женской прихотыо арабских очертаний Не мог бы сердца я лелеять неустанней. Но в пятнах розовых по силуэтам скал Напрасно я души, своей души искал… Я с нею встретился в картинном запустеньи Сгоревшего дворца – где нежное цветенье Бежит по мрамору разбитых ступенЕй, Где в полдень старый сад печальней и темней, А синие лучи струятся невозбранно По блеклости панно и забытью фонтана. Я будто чувствовал, что там ее найду, С косматым лебедем играющей в пруду, И что поделимся мы ветхою скамьею Близ корня дерева, что поднялся змеею, Дорогой на скалу, где грезит крест литой Над просветленною страданьем красотой.
91. Дремотность. Сонет
В гроздьях розово-лиловых Безуханная сирень В этот душно-мягкий день Неподвижна, как в оковах. Солнца нет, но с тенью тень В сочетаньях вечно новых, Нет дождя, а слез готовых Реки – только литься лень. Полусон, полусознанье, Грусть, но без воспоминанья И всему простит душа… А, доняв ли, холод ранит, Мягкий дождик не спеша Так бесшумно барабанит.
92. Нервы (Пластинка для граммофона)
Как эта улица пыльна, раскалена! Что за печальная, о Господи, сосна! Балкон под крышею. Жена мотает гарус. Муж так сидит. За ними холст, как парус. Над самой клумбочкой прилажен их балкон. «Ты думаешь – не он… А если он? Все вяжет, Боже мой… Посудим хоть немножко…» …Морошка, ягода морошка!.. «Вот только бы спустить лиловую тетрадь?» – «Что, барыня, шпинату будем брать?» – Возьмите, Аннушка! — «Да там еще на стенке Видал записку я, так…» …Хороши гребэнки! «А… почтальон идет… Петровым писем нет?» – Корреспонденции одна газета «Свет». — «Ну что ж? устроила?» – Спалила под плитою. — «Неосмотрительность какая!.. Перед тою? А я тут так решил: сперва соображу, И уж потом тебе все факты изложу… Еще чего у нас законопатить нет ли?» – Я все сожгла. – Вздохнув, считает молча петли… «Не замечала ты: сегодня мимо нас Какой-то господин проходит третий раз?» – Да мало ль ходит их… — «Но этот ищет, рыщет, И по глазам заметно, что он сыщик…» – Чего ж у нас искать-то? Боже мой! «А Вася-то зачем не сыщется домой?» – «Там к барину пришел за пачпортами дворник». «Ко мне пришел?.. А день какой?» – «Авторник». «Не выйдешь ли к нему, мой друг? Я нездоров»… …Ландышов, свежих ландышов! «Ну что? Как с дворником? Ему бы хоть прибавить!» – Вот вздор какой. За что же? — …Бритвы праветь… «Присядь же ты спокойно! Кись-кись-кись…» – Ах, право, шел бы ты по воздуху пройтись! Иль ты вообразил, что мне так сладко маяться… — Яица свежие, яица! Яичек свеженьких?.. Но вылилась и злоба… Расселись по углам и плачут оба… Как эта улица пыльна, раскалена! Что за печальная, о Господи, сосна![11]
93. Весенний романс
Еще не царствует река, Но синий лед она уж топит; Еще не тают облака, Но снежный кубок солнцем допит. Через притворенную дверь Ты сердце шелестом тревожишь… Еще не любишь ты, но верь: Не полюбить уже не можешь…
94. Осенний романс
Гляжу на тебя равнодушно, А в сердце тоски не уйму… Сегодня томительно душно, Но солнце таится в дыму. Я знаю, что сон я лелею, — Но верен хоть снам я, – а ты?.. Ненужною жертвой в аллею Падут, умирая, листы… Судьба нас сводила слепая: Бог знает, мы свидимся ль там… Но знаешь?.. Не смейся, ступая Весною по мертвым листам![12]
95. Среди миров
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной ищу ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света.[13]
96. Миражи
То полудня пламень синий, То рассвета пламень алый, Я ль устал от четких линий Солнце ль самое устало… Но чрез полог темнолистый Я дождусь другого солнца Цвета мальвы золотистой Или розы и червонца. Будет взорам так приятно Утопать в сетях зеленых, А потом на темных кленах Зажигать цветные пятна. Пусть миражного круженья Через миг погаснут светы… Пусть я – радость отражен, Но не то ль и вы, поэты?
97. Гармония
В тумане волн и брызги серебра, И стертые эмалевые краски… Я так люблю осенние утра За нежную невозвратимость ласки! И пену я люблю на берегу, Когда она белеет беспокойно… Я жадно здесь, покуда небо знойно Остаток дней туманных берегу. А где-то там мятутся средь огня Такие ж я, без счета и названья, И чье-то молодое за меня Кончается в тоске существованье…
98. Второй мучительный сонет
Вихри мутного ненастья Тайну белую хранят… Колокольчики запястья То умолкнут, то звенят. Ужас краденого счастья, — Губ холодных мед и яд, Жадно пью я, весь объят Лихорадкой сладострастья. Этот сон, седая мгла, Ты одна создать могла, Снега скрип, мельканье тени, На стекле узор курений И созвучье из тепла Губ, и меха, и сиреней.
99. Бабочка газа
Скажите, что сталось со мной? Что сердце так жарко забилось? Какое безумье волной Сквозь камень привычки пробилось? В нем сила иль мука моя, В волненьи не чувствую сразу: С мерцающих строк бытия Ловлю я забытую фразу… Фонарь свой не водит ли тать По скопищу литер унылых? Мне фразы нельзя не читать. Но к ней я вернуться не в силах… Не вспыхнуть ей было невмочь, Но мрак она только тревожит: Так бабочка газа всю ночь Дрожит, а сорваться не может…
100. Прерывистые строки
Этого быть не может, Это – подлог… День так тянулся и дожит, Иль, не дожив, изнемог?.. Этого быть не может… С самых тех пор В горле какой-то комок… Вздор… Этого быть не может… Это – подлог… Ну-с, проводил на поезд, Вернулся, и solo, да! Здесь был ее кольчатый пояс, Брошка лежала – звезда, Вечно открытая сумочка Без замка, И, так бесконечно мягка, В прошивках красная думочка…
Страницы: 1, 2, 3, 4
|
|