Неужто ж точно, боже мой, Я здесь любил, я здесь был молод, И дальше некуда?.. Домой Пришел я в этот лунный холод?
      КВАДРАТНЫЕ ОКОШКИ
      О, дали лунно-талые, О, темно-снежный путь, Болит душа усталая И не дает заснуть.
      За чахлыми горошками, За мертвой резедой Квадратными окошками Беседую с луной.
      Смиренно дума-странница Сложила два крыла, Но не мольбой туманится Покой ее чела.
      "Ты помнишь тиховейные Те вешние утра, И как ее кисейная Тонка была чадра.
      Ты помнишь сребролистую Из мальвовых полос, Как ты чадру душистую Не смел ей снять с волос?
      И как тоской измученный, Так и не знал потом Узлом ли были скручены Они или жгутом?"
      "Молчи, воспоминание, О грудь моя, не ной! Она была желаннее Мне тайной и луной.
      За чару ж сребролистою Тюльпанов на фате Я сто обеден выстою, Я изнурюсь в посте!"
      "А знаешь ли, что тут она?" "Возможно ль, столько лет?" "Гляди - фатой окутана... Узнал ты узкий след?
      Так страстно не разгадана, В чадре живой, как дым, Она на волнах ладана Над куколем твоим".
      "Она... да только с рожками, С трясучей бородой За чахлыми горошками, За мертвой, резедой..."
      МУЧИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ
      Едва пчелиное гуденье замолчало, Уж ноющий комар приблизился, звеня... Каких обманов ты, о сердце, не прощало Тревожной пустоте оконченного дня?
      Мне нужен талый снег под желтизной огня, Сквозь потное стекло светящего устало, И чтобы прядь волос так близко от меня, Так близко от меня, развившись, трепетала.
      Мне надо дымных туч с померкшей высоты, Круженья дымных туч, в которых нет былого, Полузакрытых глаз и музыки мечты,
      И музыки мечты, еще не знавшей слова... О, дай мне только миг, но в жизни, не во сне, Чтоб мог я стать огнем или сгореть в огне!
      ТРИЛИСТНИК ПРОКЛЯТИЯ
      ЯМБЫ
      О, как я чувствую накопленное бремя Отравленных ночей и грязно-бледных дней! Вы, карты, есть ли что в одно и то же время Приманчивее вас, пошлее и страшней!
      Вы страшны нежностью похмелья, и науке, Любви, поэзии - всему вас предпочтут. Какие подлые не пожимал я руки, Не соглашался с чем?.. Скорей! Колоды ждут...
      Зеленое сукно - цвет малахитов тины, Весь в пепле туз червей на сломанном мелке... Подумай: жертву накануне гильотины Дурманят картами и в каменном мешке.
      КУЛАЧИШКА
      Цвести средь немолчного ада То грузных, то гулких шагов, И стонущих блоков и чада, И стука бильярдных шаров.
      Любиться, пока полосою Кровавой не вспыхнул восток. Часочек, покуда с косою Не сладился белый платок.
      Скормить Помыканьям и Злобам И сердце, и силы дотла Чтоб дочь за глазетовым гробом, Горбатая, с зонтиком шла.
      Ночь с 21 на 22 мая 1906 Грязовец
      О НЕТ, НЕ СТАН
      О нет, не стан, пусть он так нежно-зыбок, Я из твоих соблазнов затаю Не влажный блеск малиновых улыбок, Страдания холодную змею.
      Так иногда в банально-пестрой зале, Где вальс звенит, волнуя и моля, Зову мечтой я звуки Парсифаля, И Тень, и Смерть над маской короля...
      Оставь меня. Мне ложе стелет Скука. Зачем мне рай, которым грезят все? А если грязь и низость - только мука По где-то там сияющей красе...
      19 мая 1906 Вологда
      ТРИЛИСТНИК СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ
      ГАРМОНИЯ
      В тумане волн и брызги серебра, И стертые эмалевые краски... Я так люблю осенние утра За нежную невозвратимость ласки!
      И пену я люблю на берегу, Когда она белеет беспокойно... Я жадно здесь, покуда небо знойно, Остаток дней туманных берегу.
      А где-то там мятутся средь огня Такие ж я, без счета и названья, И чье-то молодое за меня Кончается в тоске существованье.
      ДЕТИ
      Вы за мною? Я готов. Нагрешили, так ответим. Нам - острог, но им - цветов Солнца, люди, нашим детям!
      В детстве тоньше жизни нить, Дни короче в эту пору... Не спешите их бранить, Но балуйте... без зазору.
      Вы несчастны, если вам Непонятен детский лепет, Вызвать шепот - это срам, Горший - в детях вызвать трепет.
      Но безвинных детских слез Не омыть и покаяньем, Потому что в них Христос, Весь, со всем своим сияньем.
      Ну, а те, что терпят боль, У кого - как нитки руки... Люди! Братья! Не за то ль, И покой наш только в муке...
      ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ
      В. П. Хмара-Барщевскому
      В желтый сумрак мертвого апреля, Попрощавшись с звездною. пустыней, Уплывала Вербная неделя На последней, на погиблой снежной льдине;!
      Уплывала в дымах благовонных, В замираньи звонов похоронных, От икон с глубокими глазами И от Лазарей, забытых в черной яме.
      Стал высоко белый месяц на ущербе, И за всех, чья жизнь невозвратима, Плыли жаркие слезы по вербе На румяные щеки херувима.
      14 апреля 1907 Царское Село
      ТРИЛИСТНИК СОБЛАЗНА
      МАКИ
      Веселый день горит... Среди сомлевших трав Все маки пятнами - как жадное бессилье, Как губы, полные соблазна и отрав, Как алых бабочек развернутые крылья.
      Веселый день горит... Но сад и пуст и глух. Давно покончил он с соблазнами и пиром, И маки сохлые, как головы старух, Осенены с небес сияющим потиром.
      МАКИ В ПОЛДЕНЬ
      (Вариант)
      Безуханно и цветисто Чей-то нежный сгиб разогнут, Крылья алого батиста Развернулись и не дрогнут.
      Все, что нежит - даль да близь, Оскорбив пятном кровавым, Жадно маки разрослись По сомлевшим тучным травам.
      Но не в радость даже день им, Темны пятна маков в небе, И тяжелым сном осенним Истомлен их яркий жребий.
      Сном о том, что пуст и глух Будет сад, а в нем, как в храме, Тяжки головы старух... Осененные Дарами.
      СМЫЧОК И СТРУНЫ
      Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно - лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны!
      Кому ж нас надо? Кто зажег Два желтых лика, два унылых. И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их.
      "О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли?" И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали.
      "Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? Довольно?.." И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно.
      Смычок все понял, он затих, А в скрипке эхо все держалось И было мукою для них, Что людям музыкой казалось.
      Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели. Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели.
      В МАРТЕ
      Позабудь соловья на душистых цветах, Только утро любви не забудь! Да ожившей земли в неоживших листах Ярко-черную грудь!
      Меж лохмотьев рубашки своей снеговой Только раз и желала она, Только раз напоил ее март огневой, Да пьянее вина!
      Только раз оторвать от разбухшей земли Не могли мы завистливых глаз, Только раз мы холодные руки сплели И, дрожа, поскорее из сада ушли... Только раз... в этот раз...
      ТРИЛИСТНИК СТРАХА
      ОПЯТЬ В ДОРОГЕ
      Луну сегодня выси Упрятали в туман... Поди-ка, подивися, Как щит ее медян.
      И поневоле сердцу Так жутко моему... Эх, распахнуть бы дверцу Да в лунную тюрьму!
      К тюрьме той посплывались Не тучи-острова, И все оторочались В златые кружева.
      Лишь дымы без отрады И устали бегут: Они проезжим рады, Отсталых стерегут,
      Где тени стали ложны По вымершим лесам... Была ль то ночь тревожна Иль я - не знаю сам...
      Раздышки все короче, Ухабы тяжелы... А в дыме зимней ночи Слилися все углы...
      По ведьминой рубахе Тоскливо бродит тень, И нарастают страхи, Как тучи в жаркий день.
      Кибитка все кривее... Что ж это там растет? "Эй, дядя, поживее!" "Да человек идет...
      Без шапки, без лаптишек, Лицо-то в кулачок, А будто из парнишек..." "Что это - дурачок?"
      "Так точно, он - дурашный... Куда ведь забрался, Такой у нас бесстрашный Он, барин, задался.
      Здоров ходить. Морозы, А нипочем ему..." И стыдно стало грезы Тут сердцу моему.
      Так стыдно стало страху От скраденной луны, Что ведьмину рубаху Убрали с пелены...
      Куда ушла усталость, И робость, и тоска... Была ли это жалость К судьбишке дурака,
      Как знать?.. Луна высоко Взошла - так хороша, Была не одинока Теперь моя душа...
      30 марта 1906 Вологодский поезд
      ЗА ОГРАДОЙ
      Глубоко ограда врыта, Тяжкой медью блещет дверь... - Месяц! месяц! так открыто Черной тени ты не мерь! Пусть зарыто, - не забыто Никогда или теперь. Так луною блещет дверь.
      Мало ль ссыпано отравы?.. Только зори ль здесь кровавы Или был неистов зной, Но под лунной пеленой От росы сомлели травы... Иль за белою стеной Страшно травам в час ночной?
      Прыгнет тень и в травы ляжет, Новый будет ужас нажит... С ней и месяц заодно ж Месяц в травах точит нож. Месяц видит, месяц скажет: "Убежишь... да не уйдешь"... И по травам ходит дрожь.
      ТО БЫЛО НА ВАЛЛЕН-КОСКИ
      То было на Валлен-Коски. Шел дождик из дымных туч И желтые мокрые доски Сбегали с печальных круч.
      Мы с ночи холодной зевали, И слезы просились из глаз; В утеху нам куклу бросали В то утро в четвертый раз.
      Разбухшая кукла ныряла Послушно в седой водопад, И долго кружилась сначала, Все будто рвалася назад.
      Но даром лизала пена Суставы прижатых рук, Спасенье ее неизменно Для новых и новых. мук.
      Гляди, уж поток бурливый Желтеет, покорен и вял; Чухонец-то был справедливый, За дело полтину взял.
      И вот уж кукла на камне, И дальше идет река... Комедия эта была мне В то серое утро тяжка.
      Бывает такое небо, Такая игра лучей, Что сердцу обида куклы Обиды своей жалчей.
      Как листья тогда мы чутки: Нам камень седой, ожив, Стал другом, а голос друга, Как детская скрипка, фальшив.
      И в сердце сознанье глубоко, Что с ним родился только страх Что в мире оно одиноко, Как старая кукла в волнах...
      ТРИЛИСТНИК СУМЕРЕЧНЫЙ
      СИРЕНЕВАЯ МГЛА
      Наша улица снегами залегла, По снегам бежит сиреневая мгла.
      Мимоходом только глянула в окно, И я понял, что люблю ее давно.
      Я молил ее, сиреневую мглу: "Погости-побудь со мной в моем углу,
      Не мою тоску ты давнюю развей, Поделись со мной, желанная, своей!"
      Но лишь издали услышал я в ответ: "Если любишь, так и сам отыщешь след.
      Где над омутом синеет тонкий лед, Там часочек погощу я, кончив лет,
      А у печки-то никто нас не видал... Только те мои, кто волен да удал".
      ТОСКА МИМОЛЕТНОСТИ
      Бесследно канул день. Желтея, на балкон Глядит туманный диск луны, еще бестенной, И в безнадежности распахнутых окон, Уже незрячие, тоскливо-белы стены.
      Сейчас наступит ночь. Так черны облака... Мне жаль последнего вечернего мгновенья: Там все, что прожито, - желанье и тоска, Там все, что близится, - унылость и забвенье.
      Здесь вечер как мечта: и робок и летуч, Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов, И где разорвано и слито столько туч... Он как-то ближе розовых закатов.
      Лето 1904 Ялта
      СВЕЧКУ ВНЕСЛИ
      Не мерещится ль вам иногда, Когда сумерки ходят по дому, Тут же возле иная среда, Где живем мы совсем по-другому?
      С тенью тень там так мягко слилась, Там бывает такая минута, Что лучами незримыми глаз Мы уходим друг в друга как будто.
      И движеньем спугнуть этот миг Мы боимся, иль словом нарушить, Точно ухом кто возле приник, Заставляя далекое слушать.
      Но едва запылает свеча, Чуткий мир уступает без боя, Лишь из глаз по наклонам луча Тени в пламя сбегут голубое.
      1904
      ТРИЛИСТНИК ТОЛПЫ
      ПРЕЛЮДИЯ
      Я жизни не боюсь. Своим бодрящим шумом Она дает гореть, дает светиться думам. Тревога, а не мысль растет в безлюдной мгле, И холодно цветам ночами в хрустале. Но в праздности моей рассеяны мгновенья, Когда мучительно душе прикосновенье, И я дрожу средь вас, дрожу за свой покой, Как спичку на ветру загородив рукой... Пусть это только миг... В тот миг меня не трогай, Я ощупью иду тогда своей дорогой... Мой взгляд рассеянный в молчаньи заприметь И не мешай другим вокруг меня шуметь. Так лучше. Только бы меня не замечали В тумане, может быть, и творческой печали.
      ПОСЛЕ КОНЦЕРТА
      В аллею черные спустились небеса, Но сердцу в эту ночь не превозмочь усталость... Погасшие огни, немые голоса, Неужто это все, что от мечты осталось?
      О, как печален был одежд ее атлас, И вырез жутко бел среди наплечий черных! Как жалко было мне ее недвижных глаз И снежной лайки рук, молитвенно-покорных!
      А сколько было там развеяно души Среди рассеянных, мятежных и бесслезных! Что звуков пролито, взлелеянных в тиши, Сиреневых, и ласковых, и звездных!
      Так с нити порванной в волненьи иногда, Средь месячных лучей, и нежны, и огнисты, В росистую траву катятся аметисты И гибнут без следа.
      БУДДИЙСКАЯ МЕССА В ПАРИЖЕ
      Ф.Фр. Зелинскому
      1
      Колонны, желтыми увитые шелками, И платья рeсhе и mauve в немного яркой раме Среди струистых смол и лепета звонков, И ритмы странные тысячелетних слов, Слегка смягченные в осенней позолоте, Вы в памяти моей сегодня оживете.
      2
      Священнодействовал базальтовый монгол, И таял медленно таинственный глагол В капризно созданном среди музея храме, Чтоб дамы черными играли веерами И, тайне чуждые, как свежий их ирис, Лишь переводчикам внимали строго мисс.
      3
      Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна, Мне в таинстве была лишь музыка понятна, Но тем внимательней созвучья я ловил, Я ритмами дышал, как волнами кадил, И было стыдно мне пособий бледной прозы Для той мистической и музыкальной грезы.
      4
      Обедня кончилась, и сразу ожил зал, Монгол с улыбкою цветы нам раздавал, И, экзотичные вдыхая ароматы, Спешили к выходу певцы и дипломаты, И дамы, бережно поддерживая трен, Чтоб слушать вечером Маскотту иль Кармен.
      5
      А в воздухе жила непонятная фраза, Рожденная душой в мучении экстаза, Чтоб чистые сердца в ней пили благодать... И странно было мне, и жутко увидать, Как над улыбками спускалися вуали И пальцы нежные цветы богов роняли.
      ТРИЛИСТНИК ТОСКЛИВЫЙ
      ТОСКА ПРИПОМИНАНИЯ
      Мне всегда открывается та же Залитая чернилом страница. Я уйду от людей, но куда же, От ночей мне куда схорониться?
      Все живые так стали далеки, Все небытное стало так внятно, И слились позабытые строки До зари в мутно-черные пятна.
      Весь я там в невозможном ответе, Где миражные буквы маячут... ...Я люблю, когда в доме есть дети И когда по ночам они плачут.
      ТОСКА БЕЛОГО КАМНЯ
      Камни млеют в истоме, Люди залиты светом, Есть ли города летом Вид постыло-знакомей?
      В трафарете готовом Он - узор на посуде... И не все ли равно вам: Камни там или люди?
      Сбита в белые камни Нищетой бледнолицей, Эта одурь была мне Колыбелью-темницей.
      Коль она не мелькает Безотрадно и чадно, Так, давя вас, смыкает, И уходишь так жадно
      В лиловатость отсветов С высей бледно-безбрежных На две цепи букетов Возле плит белоснежных.
      Так, устав от узора, Я мечтой замираю В белом глянце фарфора С ободочком по краю.
      1904 Симферополь
      ТОСКА КАНУНА
      О, тусклость мертвого заката, Неслышной жизни маета, Роса цветов без аромата, Ночей бессонных духота.
      Чего-чего, канун свиданья, От нас надменно ты не брал, Томим горячкой ожиданья, Каких я благ не презирал?
      И, изменяя равнодушно Искусству, долгу, сам себе, Каких уступок, малодушный, Не делал, Завтра, я тебе?
      А для чего все эти муки С проклятьем медленных часов?.. Иль в миге встречи нет разлуки, Иль фальши нет в эмфазе слов?
      ТРИЛИСТНИК ТРАУРНЫЙ
      ПЕРЕД ПАНИХИДОЙ
      Сонет
      Два дня здесь шепчут: прям и нем Все тот же гость в дому, И вянут космы хризантем В удушливом дыму.
      Гляжу и мыслю: мир ему, Но нам-то, нам-то всем, Иль люк в ту смрадную тюрьму Захлопнулся совсем?
      "Ах! Что мертвец! Но дочь, вдова..." Слова, слова, слова. Лишь Ужас в белых зеркалах
      Здесь молит и поет И с поясным поклоном Страх Нам свечи раздает.
      СВЕТЛЫЙ НИМБ
      Сонет
      Зыбким прахом закатных полос Были свечи давно облиты, А куренье, виясь, все лилось, Все, бледнея, сжимались цветы.
      И так были безумны мечты В чадном море молений и слез, На развившемся нимбе волос И в дыму ее черной фаты,
      Что в ответ замерцал огонек В аметистах тяжелых серег, Синий сон благовонных кадил
      Разошелся тогда ж без следа... Отчего ж я фату навсегда, Светлый, нимб навсегда полюбил?
      У СВ. СТЕФАНА
      Обряд похоронный там шел, Там свечи пылали и плыли, И крался дыханьем фенол В дыханья левкоев и лилий.
      По "первому классу бюро" Там были и фраки и платья, Там было само серебро С патентом - на новом распятьи.
      Но крепа, и пальм, и кадил Я портил, должно быть, декорум И агент бюро подходил В калошах ко мне и с укором.
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Все это похоже на ложь, Так тусклы слова гробовые. . . . . . . . . . . . . . . . Но смотрят загибы калош С тех пор на меня, как живые.
      ТРИЛИСТНИК В ПАРКЕ
      БРОНЗОВЫЙ ПОЭТ
      На синем куполе белеют облака, И четко ввысь ушли кудрявые вершины, Но пыль уж светится, а тени стали длинны, И к сердцу призраки плывут издалека.
      Не знаю, повесть ли была так коротка, Иль я не дочитал последней половины?.. На бледном куполе погасли облака. И ночь уже идет сквозь черные вершины...
      И стали - и скамья и человек на ней В недвижном сумраке тяжело и страшней. Не шевелись - сейчас гвоздики засверкают,
      Воздушные кусты сольются и растают, И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет, С подставки на траву росистую спрыгнет.
      Я НА ДНЕ
      Я на дне, я печальный обломок, Надо мной зеленеет вода. Из тяжелых стеклянных потемок Нет путей никому, никуда...
      Помню небо, зигзаги полета, Белый мрамор, под ним водоем, Помню дым от струи водомета, Весь изнизанный синим огнем...
      Если ж верить тем шепотам бреда, Что томят мой постылый покой, Там тоскует по мне Андромеда С искалеченной белой рукой.
      20 мая 1906 Вологда
      "РАСЕ"
      Статуя мира
      Меж золоченых бань и обелисков славы Есть дева белая, а вкруг густые травы.
      Не тешит тирс ее, она не бьет в тимпан, И беломраморный ее не любит Пан,
      Одни туманы к ней холодные ласкались, И раны черные от влажных губ остались.
      Но дева красотой по-прежнему горда, И трав вокруг нее не косят никогда.
      Не знаю почему - богини изваянье Над сердцем сладкое имеет обаянье...
      Люблю обиду в ней, ее ужасный нос, И ноги сжатые, и грубый узел кос.
      Особенно, когда холодный дождик сеет, И нагота ее беспомощно белеет...
      О, дайте вечность мне, - и вечность я отдам За равнодушие к обидам и годам.
      ТРИЛИСТНИК ВАГОННЫЙ
      ТОСКА ВОКЗАЛА
      О, канун вечных будней, Скуки липкое жало... В пыльном зное полудней Гул и краска вокзала...
      Полумертвые мухи На забитом киоске, На пролитой известке Слепы, жадны и глухи.
      Флаг линяло - зеленый, Пара белые взрывы И трубы отдаленной Без отзыва призывы.
      И эмблема разлуки В обманувшем свиданьи Кондуктор однорукий У часов в ожиданьи...
      Есть ли что-нибудь нудней, Чем недвижная точка, Чем дрожанье полудней Над дремотой листочка...
      Что-нибудь, но не это... Подползай - ты обязан; Как ты жарок, измазан, Все равно - ты не это!
      Уничтожиться, канув В этот омут безликий, Прямо в одурь диванов, В полосатые тики!..
      В ВАГОНЕ
      Довольно дел, довольно слов, Побудем молча, без улыбок, Снежит из низких облаков, А горний свет уныл и зыбок.
      В непостижимой им борьбе Мятутся черные ракиты. "До завтра, - говорю тебе, Сегодня мы с тобою квиты".
      Хочу, не грезя, не моля, Пускай безмерно виноватый, Глядеть на белые поля Через стекло с налипшей ватой.
      А ты красуйся, ты - гори... Ты уверяй, что ты простила, Гори полоской той зари, Вокруг которой все застыло.
      ЗИМНИЙ ПОЕЗД
      Снегов немую черноту Прожгло два глаза из тумана И дым остался на лету Горящим золотом фонтана.
      Я знаю - пышущий дракон, Весь занесен пушистым снегом, Сейчас порвет мятежным бегом Завороженной дали сон.
      А с ним, усталые рабы, Обречены холодной яме, Влачатся тяжкие гробы, Скрипя и лязгая цепями,
      Пока с разбитым фонарем, Наполовину притушенным, Среди кошмара дум и дрем Проходит Полночь по вагонам.
      Она - как призрачный монах, И чем ее дозоры глуше, Тем больше чада в черных снах, И затеканий, и удуший;
      Тем больше слов, как бы не слов, Тем отвратительней дыханье, И запрокинутых голов В подушках красных колыханье.
      Как вор, наметивший карман, Она тиха, пока мы живы, Лишь молча точит свой дурман Да тушит черные наплывы.
      А снизу стук, а сбоку гул, Да все бесцельней, безымянней... И мерзок тем, кто не заснул, Хаос полусуществований!
      Но тает ночь... И дряхл и сед, Еще вчера Закат осенний, Приподнимается Рассвет С одра его томившей Тени.
      Забывшим за ночь свой недуг В глаза опять глядит терзанье, И дребезжит сильнее стук, Дробя налеты обмерзанья.
      Пары желтеющей стеной Загородили красный пламень, И стойко должен зуб больной Перегрызать холодный камень.
      ТРИЛИСТНИК ВЕСЕННИЙ
      ЧЕРНАЯ ВЕСНА
      Под гулы меди - гробовой Творился перенос, И, жутко задран, восковой Глядел из гроба нос.
      Дыханья, что ли, он хотел Туда, в пустую грудь?.. Последний снег был темно-бел, И тяжек рыхлый путь.
      И только изморозь, мутна, На тление лилась. Да тупо черная весна Глядела в студень глаз
      С облезлых крыш, из бурых ям, С позеленелых лиц... А там, по мертвенным полям, С разбухших крыльев птиц...
      О люди! Тяжек жизни след По рытвинам путей, Но ничего печальней нет, Как встреча двух смертей.
      29 марта 1906 Тотьма
      В ЗАЦВЕТАЮЩИХ СИРЕНЯХ
      Покуда душный день томится, догорая, Не отрывая глаз от розового края... Побудь со мной грустна, побудь со мной одна: Я не допил еще тоски твоей до дна...
      Мне надо струн твоих: они дрожат печальней И слаще, чем листы на той березе дальней... Чего боишься ты? Я призрак, я ничей... О, не вноси ко мне пылающих свечей... Я знаю: бабочки дрожащими крылами Не в силах потушить мучительное пламя, И знаю, кем огонь тот траурный раздут, С которого они, сожженные, падут... Мне страшно, что с огнем не спят воспоминанья, И мертвых бабочек мне страшно трепетанье.
      ПРИЗРАКИ
      И бродят тени, и молят тени: "Пусти, пусти!" От этих лунных осеребрений Куда ж уйти?
      Зеленый призрак куста сирени Прильнул к окну... Уйдите, тени, оставьте, тени, Со мной одну...
      Она недвижна, она немая, С следами слез, С двумя кистями сиреней мая В извивах кос...
      Но и неслышным я верен пеням, И, как в бреду, На гравий сада я по ступеням За ней сойду...
      О бледный призрак, скажи скорее Мои вины, Покуда стекла на галерее Еще черны.
      Цветы - завянут, цветы обманны, Но я... я - твой! В тумане холод, в тумане раны Перед зарей...
      ТРИЛИСТНИК ЗАБВЕНИЯ
      DECRESCENDO
      Из тучи с тучей в безумном споре Родится шквал, Под ним зыбучий в пустынном море Вскипает вал.
      Он полон страсти, он мчится гневный, Грозя брегам. А вслед из пастей за ним стозевный И рев и гам...
      То, как железный, он канет в бездны И роет муть, То, бык могучий, нацелит тучи Хвостом хлестнуть...
      Но ближе... ближе, и вал уж ниже, Не стало сил, К ладье воздушной хребет послушный Он наклонил...
      И вот чуть плещет, кружа осадок, А гнев иссяк... Песок так мягок, припек так гладок: Плесни - и ляг!
      НЕРАСЦЕПЛЕННЫЕ ЗВЕНЬЯ
      Нерасцепленные звенья, Неосиленная тень, И забвенье, но забвенье, Как осенний мягкий день,
      Как полудня солнце в храме Сквозь узор стекла цветной, С заметенною листами, Но горящею волной...
      Нам - упреки, нам - усталость, А оно уйдет, как дым, Пережито, но осталось На портрете молодым.
      БРАТСКИЕ МОГИЛЫ
      Волны тяжки и свинцовы, Кажет темным белый камень, И кует земле оковы Позабытый небом пламень.
      Облака повисли с высей, Помутнелы - ослабелы, Точно кисти в кипарисе Над могилой сизо-белы.
      Воздух мягкий, но без силы, Ели, мшистые каменья... Это - братские могилы, И полней уж нет забвенья.
      1904 Севастополь
      ТРИЛИСТНИК ЗАМИРАНИЯ
      Я ЛЮБЛЮ
      Я люблю замирание эхо После бешеной тройки в лесу, За сверканьем задорного смеха Я истомы люблю полосу.
      Зимним утром люблю надо мною Я лиловый разлив полутьмы, И, где солнце горело весною, Только розовый отблеск зимы.
      Я люблю на бледнеющей шири В переливах растаявший цвет... Я люблю все, чему в этом мире Ни созвучья, ни отзвука нет.
      До 1906
      ЗАКАТНЫЙ ЗВОН В ПОЛЕ
      В блестках туманится лес, В тенях меняются лица, В синюю пустынь небес Звоны уходят молиться...
      Звоны,, возьмите меня! Сердце так слабо и сиро, Пыль от сверкания дня Дразнит возможностью мира.
      Что он сулит, этот зов? Или и мы там застынем, Как жемчуга островов Стынут по заводям синим?..
      ОСЕНЬ
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Не било четырех... Но бледное светило Едва лишь купола над нами золотило
      И, в выцветшей степи туманная река, Так плавно двигались над нами облака,
      И столько мягкости таило их движенье, Забывших яд измен и муку расторженья,
      Что сердцу музыки хотелось для него... Но снег лежал в горах, и было там мертво,
      И оборвали в ночь свистевшие буруны Меж небом и землей протянутые струны...
      А к утру кто-то нам, развеяв молча сны, Напомнил шепотом, что мы осуждены.
      Гряда не двигалась и точно застывала, Ночь надвигалась ощущением провала...
      ТРИЛИСТНИК ШУТОЧНЫЙ
      ПЕРЕБОЙ РИТМА
      Сонет
      Как ни гулок, ни живуч - Ям-б, утомлен и он, затих Средь мерцаний золотых, Уступив иным созвучьям.
      То-то вдруг по голым сучьям Прозы утра, град шутих, На листы веленьем щучьим За стихом поскачет стих.
      Узнаю вас, близкий рампе, Друг крылатый эпиграмм, Пэ-она третьего размер.
      Вы играли уж при мер-цаньи утра бледной лампе Танцы нежные Химер.
      ПЭОН ВТОРОЙ - ПЭОН ЧЕТВЕРТЫЙ
      Сонет
      На службу Лести иль Мечты Равно готовые консорты, Назвать вас вы, назвать вас ты, Пэон второй - пэон четвертый?
      Как наг монетах, ваши стерты Когда-то светлые черты, И строки мшистые плиты Глазурью льете вы на торты.
      Вы - сине-призрачных высот В колодце снимок помертвелый, Вы - блок пивной осатанелый,
      Вы - тот посыльный в Новый год,. Что орхидеи нам несет, Дыша в башлык обледенелый.
      ЧЕЛОВЕК
      Сонет
      Я завожусь на тридцать лет, Чтоб жить, мучительно дробя Лучи, от призрачных планет На "да" и "нет", на "ах!" и "бя",
      Чтоб жить, волнуясь и скорбя Над тем, чего, гляди, и нет... И был бы, верно, я поэт, Когда бы выдумал себя.
      В работе ль там не без прорух, Иль в механизме есть подвох, Но был бы мой свободный дух
      Теперь не дух, я был бы бог... Когда б не пиль да не тубо, Да не тю-тю после бо-бо!...