Стали дымы в огнях веселее
      И следы золотыми в аллее...
      Только веток еще безнадежнее сеть,
      Только небу, чернея, над ними висеть...
      Если можешь не плакать, то слезы сотри:
      Забелелись далеко во мгле фонари.
      На лице твоем, ласково-зыбкий,
      Белый луч притворился улыбкой...
      Лишь теней всё темнее за ним череда,
      Только сердцу от дум не уйти никуда.
      208
      В небе ли меркнет звезда,
      Пытка ль земная всё длится;
      Я не молюсь никогда,
      Я не умею молиться.
      Время погасит звезду,
      Пытку ж и так одолеем...
      Если я в церковь иду,
      Там становлюсь с фарисеем.
      С ним упадаю я нем,
      С ним и воспряну, ликуя...
      Только во мне-то зачем
      Мытарь мятется, тоскуя?..
      209. МЕЛОДИЯ ДЛЯ АРФЫ
      Мечту моей тоскующей любви
      Твои глаза с моими делят немо...
      О белая, о нежная, живи!
      Тебя сорвать мне страшно, хризантема.
      Но я хочу, чтоб ты была одна,
      Чтоб тень твоя с другою не сливалась
      И чтоб одна тобою любовалась
      В немую ночь холодная луна...
      210
      Когда б не смерть, а забытье,
      Чтоб ни движения, ни звука...
      Ведь если вслушаться в нее,
      Вся жизнь моя - не жизнь, а мука.
      Иль я не с вами таю, дни?
      Не вяну с листьями на кленах?
      Иль не мои умрут огни
      В слезах кристаллов растопленных?
      Иль я не весь в безлюдье скал
      И черном нищенстве березы?
      Не весь в том белом пухе розы,
      Что холод утра оковал?
      В дождинках этих, что нависли,
      Чтоб жемчугами ниспадать?..
      А мне, скажите, в муках мысли
      Найдется ль сердце сострадать?
      211-213. ПЕСНИ С ДЕКОРАЦИЕЙ
      1
      ГАРМОННЫЕ ВЗДОХИ
      Фруктовник. Догорающий костер среди туманной ночи под осень.
      Усохшая яблоня. Оборванец на деревяшке перебирает лады старой
      гармоники. В шалаше на соломе разложены яблоки.
      Под яблонькой, под вишнею
      Всю ночь горят огни,
      Бывало, выпьешь лишнее,
      А только ни-ни-ни.
      . . . . . . . . . . . . . .
      Под яблонькой кудрявою
      Прощались мы с тобой,
      С японскою державою
      Предполагался бой.
      С тех пор семь лет я плаваю,
      На шапке "Громобой",
      А вы остались павою,
      И хвост у вас трубой...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Как получу, мол, пенцию,
      В Артуре стану бой,
      Не то, так в резиденцию
      Закатимся с тобой...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Зачем скосили с травушкой
      Цветочек голубой?
      А ты с худою славушкой
      Ушедши за гульбой?
      . . . . . . . . . . . . . .
      Ой, яблонька, ой, грушенька,
      Ой, сахарный миндаль,
      Пропала наша душенька,
      Да вышла нам медаль!
      . . . . . . . . . . . . . .
      На яблоне, на вишенке
      Нет гусени числа...
      Ты стала хуже нищенки
      И вскоре померла.
      Поела вместе с листвием
      Та гусень белый цвет...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Хоть нам и всё единственно,
      Конца японцу нет.
      . . . . . . . . . . . . . .
      Ой, реченька желты-пески,
      Куплись в тебе другой...
      А мы уж, значит, к выписке...
      С простреленной ногой...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Под яблонькой, под вишнею
      Сиди да волком вой...
      И рад бы выпить лишнее,
      Да лих карман с дырой.
      2
      БЕЗ КОНЦА И БЕЗ НАЧАЛА
      (Колыбельная)
      Изба. Тараканы. Ночь. Керосинка чадит. Баба над зыбкой борется
      со сном.
      Баю-баюшки-баю,
      Баю деточку мою!
      Полюбился нам буркот,
      Что буркотик, серый кот...
      Как вечор на речку шла,
      Ночевать его звала.
      "Ходи, Васька, ночевать,
      Колыбель со мной качать!"
      . . . . . . . . . . . . . .
      Выйду, стану в ворота,
      Встрену серого кота...
      Ба-ай, ба-ай, бай-баю,
      Баю милую мою...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Я для того для дружка
      Нацедила молока...
      . . . . . . . . . . . . . .
      Кот латушку облизал,
      Облизавши, отказал.
      . . . . . . . . . . . . . .
      Отказался напрямик:
      (Будешь спать ты, баловник?)
      "Вашей службы не берусь:
      У меня над губой ус.
      Не иначе, как в избе
      Тараканов перебей.
      Тараканы ваши злы.
      Съели в избе вам углы.
      Как бы после тех углов
      Да не съели мне усов".
      . . . . . . . . . . . . . .
      Баю-баю, баю-бай,
      Поскорее засыпай.
      . . . . . . . . . . . . . .
      Я кота за те слова
      Коромыслом оплела...
      Коромыслом по губы:
      "Не порочь моей избы.
      Молока было не пить,
      Чем так подло поступить?"
      . . . . . . . . . . . . . .
      (Сердито.)
      Долго ж эта маета?
      Кликну черного кота...
      Черный кот-то с печки шасть,
      Он ужо тебе задасть...
      Вынимает ребенка из зыбки и закачивает.
      (Тише.)
      А ты, котик, не блуди,
      Приходи к бел_о_й груди.
      (Еще тише.)
      Не один ты приходи,
      Сон-дрему с собой веди...
      (Сладко зевая.)
      А я дитю перевью,
      А кота за верею.
      Пробует положить ребенка. Тот начинает кричать.
      (Гневно.)
      Расстрели тебя пострел,
      Ай ты нынче очумел?
      . . . . . . . . . . . .
      Тщетно борется с одолевающим сном.
      Баю-баюшки-баю...
      Баю-баюшки-баю...
      . . . . . . . . . . . .
      3
      КОЛОКОЛЬЧИКИ
      Глухая дорога. Колокольчик в зимнюю ночь рассказывает путнику
      свадебную историю.
      Динь-динь-динь,
      Дини-дини...
      Дидо Ладо, Дидо Ладо,
      Лиду диду ладили,
      Дида Лиде ладили,
      Ладили, не сладили,
      Диду надосадили.
      День делали,
      Да день не делали,
      Дела не доделали,
      Головы-то целы ли?
      Ляду дида надо ли
      Диду баню задали.
      Динь-динь-динь, дини-динь...
      Колоколы-балаболы,
      Колоколы-балаболы,
      Накололи, намололи,
      Дале боле, дале боле...
      Накололи, намололи,
      Колоколы-балаболы.
      Лопотуньи налетали,
      Болмоталы навязали,
      Лопотали - хлопотали,
      Лопотали, болмотали,
      Лопоталы поломали.
      Динь!
      Ты бы, дид, не зёньками,
      Ты бы, диду, деньгами...
      Деньгами, деньгами...
      Долго ли, не долго ли,
      Лиде шубу завели...
      Холили - не холили,
      Волили - неволили,
      Мало ль пили, боле лили,
      Дида Ладу золотили.
      Дяди ли, не дяди ли,
      Ладили - наладили...
      Ой, пила, пила, пила,
      Диду пива не дала:
      Диду Лиду надобе,
      Ой, динь, динь, динь - дини, динь,
      дини, динь,
      Деньги дида милые,
      А усы-то сивые...
      Динь!
      День.
      Дан вам день...
      Долго ли вы там?
      Мало было вам?
      Вам?
      Дам
      По губам.
      По головам
      Дам.
      Буби-буби-бубенцы-ли,
      Мы ли ныли, вы ли ныли,
      Бубенцы ли, бубенцы ли...
      День, дома бы день,
      День один...
      Колоколы-балаболы,
      Мало лили, боле пили,
      Балаболы потупили...
      Бубенцы-бубенчики,
      Малые младенчики,
      Болмоталы вынимали,
      Лопоталы выдавали,
      Лопотали, лопотали...
      Динь...
      Колоколы-балаболы...
      Колоколы-балаболы...
      30 марта 1906
      Вологодский поезд
      214. ТРИ СЛОВА
      _Явиться_ ль гостем на пиру,
      Иль чтобы ждать, когда умру
      С крестом купельным, на спине ли,
      И во дворце иль на панели...
      _Сгорать_ ли мне в ночи немой,
      Свечой послушной и прямой,
      Иль спешно, бурно, оплывая...
      Или как капля дождевая,
      Но чтоб _уйти_, как в лоно вод
      В тумане камень упадет,
      Себе лишь тягостным паденьем
      Туда, на дно, к другим каменьям.
      215. ЗИМНИЙ РОМАНС
      Застыла тревожная ртуть,
      И ветер ночами несносен...
      Но, если ты слышал, забудь
      Скрипенье надломанных сосен!
      На черное глядя стекло,
      Один, за свечою угрюмой,
      Не думай о том, что прошло;
      Совсем, если можешь, не думай!
      Зима ведь не сдастся: тверда!
      Смириться бы, что ли... Пора же!
      Иль лира часов и тогда
      Над нами качалась не та же?..
      216. БЕССОННЫЕ НОЧИ
      Какой кошмар! Всё та же повесть...
      И кто, злодей, ее снизал?
      Опять там не пускали совесть
      На зеркала вощеных зал...
      Опять там улыбались язве
      И гоготали, славя злость...
      Христа не распинали разве,
      И то затем, что не пришлось...
      Опять там каверзный вопросик
      Спускали с плеч, не вороша.
      И всё там было - злобность мосек
      И пустодушье чинуша.
      Но лжи и лести отдал дань я.
      Бьет пять часов - пора домой;
      И наг, и тесен угол мой...
      Но до свиданья, до свиданья!
      Так хорошо побыть без слов;
      Когда до капли _оцет допит...
      Цикада жадная часов,
      Зачем твой бег меня торопит?
      Всё знаю - ты права опять,
      Права, без устали токуя...
      Но прав и я, - и дай мне спать,
      Пока во сне еще не лгу я.
      217. ТОСКА МИРАЖА
      Погасла последняя краска,
      Как шепот в полночной мольбе...
      Что надо, безумная сказка,
      От этого сердца тебе?
      Мои ли без счета и меры
      По снегу не тяжки концы?
      Мне ль дали пустые не серы?
      Не тускло звенят бубенцы?
      Но ты-то зачем так глубоко
      Двоишься, о сердце мое?
      Я знаю - она далеко,
      И чувствую близость ее.
      Уж вот они, снежные дымы,
      С них глаз я свести не могу:
      Сейчас разминуться должны мы
      На белом, но мертвом снегу.
      Сейчас кто-то сани нам сцепит
      И снова расцепит без слов.
      На миг, но томительный лепет
      Сольется для нас бубенцов...
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      Он слился... Но больше друг друга
      Мы в тусклую ночь не найдем...
      В тоске безысходного круга
      Влачусь я постылым путем...
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      Погасла последняя краска,
      Как шепот в полночной мольбе...
      Что надо, безумная сказка,
      От этого сердца тебе?
      218. Л. И. МИКУЛИЧ
      Там на портретах строги лица,
      И тонок там туман седой,
      Великолепье небылицы
      Там нежно веет резедой.
      Там нимфа с таицкой водой,
      Водой, которой не разлиться,
      Там стала лебедем Фелица
      И бронзой Пушкин молодой.
      Там воды зыблются светло
      И гордо царствуют березы,
      Там были розы, были розы,
      Пускай в поток их унесло.
      Там всё, что навсегда ушло,
      Чтоб навевать сиреням грезы.
      . . . . . . . . . . . . . . .
      Скажите: "Царское Село"
      И улыбнемся мы сквозь слезы.
      219
      Я думал, что сердце из камня,
      Что пусто оно и мертво:
      Пусть в сердце огонь языками
      Походит - ему ничего.
      И точно: мне было не больно,
      А больно, так разве чуть-чуть.
      И все-таки лучше довольно,
      Задуй, пока можно задуть...
      На сердце темно, как в могиле,
      Я знал, что пожар я уйму...
      Ну вот... и огонь потушили,
      А я умираю в дыму.
      220. НА ЗАКАТЕ
      Посв. Н. П. Бегичевой
      Покуда душный день томится, догорая,
      Не отрывая глаз от розового края...
      Побудь со мной грустна, побудь со мной одна:
      Я не допил еще тоски твоей до дна...
      Мне надо струн твоих: они дрожат печальней
      И слаще, чем листы на той березе дальней...
      Чего боишься ты? Я призрак, я ничей...
      О, не вноси ко мне пылающих свечей...
      Я знаю: бабочки дрожащими крылами
      Не в силах потушить мучительное пламя,
      И знаю, кем огонь тот траурный раздут,
      С которого они сожженные падут...
      Мне страшно, что с огнем не спят воспоминанья,
      И мертвых бабочек мне страшно трепетанье.
      221. МИНУТА
      Узорные тени так зыбки,
      Горячая пыль так бела,
      Не надо ни слов, ни улыбки:
      Останься такой, как была;
      Останься неясной, тоскливой,
      Осеннего утра бледней
      Под этой поникшею ивой,
      На сетчатом фоне теней...
      Минута - и ветер, метнувшись,
      В узорах развеет листы,
      Минута - и сердце, проснувшись,
      Увидит, что это - не ты...
      Побудь же без слов, без улыбки,
      Побудь точно призрак, пока
      Узорные тени так зыбки
      И белая пыль так чутка...
      222. АМЕТИСТЫ
      Глаза забыли синеву,
      Им солнца пыль не золотиста,
      Но весь одним я сном живу,
      Что между граней аметиста.
      Затем, что там пьяней весны
      И беспокойней, чем идея,
      Огни лиловые должны
      Переливаться, холодея.
      И сердцу, где лишь стыд да страх,
      Нет грезы ласково-обманней,
      Чем стать кристаллом при свечах
      В лиловом холоде мерцаний.
      223
      Только мыслей и слов
      Постигая красу,
      Жить в сосновом лесу
      Между красных стволов.
      Быть как он, быть как все:
      И любить, и сгорать...
      Жить, но в чуткой красе,
      Где листам умирать.
      224. ОСЕННЯЯ ЭМАЛЬ
      Сад туманен. Сад мой донят
      Белым холодом низин.
      Равнодушно он уронит
      Свой венец из георгин.
      Сад погиб...
      А что мне в этом.
      Если в полдень глянешь ты,
      Хоть эмалевым приветом
      Сквозь последние листы?..
      225. СВЕРКАНИЕ
      Если любишь - гори!
      Забываешь - забудь!
      Заметает снегами мой путь.
      Буду день до зари
      Меж волнистых полян
      От сверканий сегодня я пьян.
      Сколько есть их по льдам
      Там стеклинок - я дам,
      Каждой дам я себя опьянить...
      Лишь не смолкла бы медь,
      Только ей онеметь,
      Только меди нельзя не звонить.
      Потому что порыв
      Там рождает призыв,
      Потому что порыв - это ты...
      Потому что один
      Этих мертвых долин
      Я боюсь белоснежной мечты.
      226. У СВ. СТЕФАНА
      Обряд похоронный там шел,
      Там свечи пылали и плыли,
      И крался дыханьем фенол
      В дыханья левкоев и лилий.
      По "первому классу бюро"
      Там были и фраки и платья,
      Там было само серебро
      С патентом - на новом распятьи.
      Но крепа, и пальм, и кадил
      Я портил, должно быть, декорум,
      И агент бюро подходил
      В калошах ко мне и с укором.
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Всё это похоже на ложь,
      Так тусклы слова гробовые.
      . . . . . . . . . . . . . . .
      Но смотрят загибы калош
      С тех пор на меня, как живые.
      227. ПОСЛЕДНИЕ СИРЕНИ
      Заглох и замер сад. На сердце всё мутней
      От живости обид и горечи ошибок...
      А ты что сберегла от голубых огней,
      И золотистых кос, и розовых улыбок?
      Под своды душные за тенью входит тень,
      И неизбежней всё толпа их нарастает...
      Чу... ветер прошумел - и белая сирень
      Над головой твоей, качаясь, облетает.
      Пусть завтра не сойду я с тинистого дна,
      Дождя осеннего тоскливей и туманней,
      Сегодня грудь моя желания полна,
      Как туча, полная и грома и сверканий.
      Но малодушием не заслоняй порыв,
      И в этот странный час сольешься ты с поэтом;
      Глубины жаркие словам его открыв,
      Ты миру явишь их пророческим рассветом.
      228. СУМРАЧНЫЕ СЛОВА
      За ветхой сторою мы рано затаились,
      И полночь нас мечтой немножко подразнила,
      Но утру мы глазами повинились,
      И утро хмурое простило...
      А небо дымное так низко нависало,
      Всё мельче сеял дождь, но глуше и туманней,
      И чья-то бледная рука уже писала
      Святую ложь воспоминаний.
      Всё, всё с собой возьмем. Гляди, как стали четки
      И путь меж елями, бегущий и тоскливый,
      И глянцевитый верх манящей нас пролетки,
      И финн измокший, терпеливый.
      Но ты, о жаркий луч! Ты опоздал. Ошибкой
      Ты заглянул сюда, - иным златися людям!
      Лишь сумрачным словам отныне мы улыбкой
      _Одною_ улыбаться будем!
      229. СТАРЫЕ ЭСТОНКИ
      ИЗ СТИХОВ КОШМАРНОЙ СОВЕСТИ
      Если ночи тюремны и глухи,
      Если сны паутинны и тонки,
      Так и знай, что уж близко старухи,
      Из-под Ревеля близко эстонки.
      Вот вошли, - приседают так строго,
      Не уйти мне от долгого плена,
      Их одежда темна и убога,
      И в котомке у каждой полено.
      Знаю, завтра от тягостной жути
      Буду сам на себя непохожим...
      Сколько раз я просил их: "Забудьте..."
      И читал их немое: "Не можем".
      Как земля, эти лица не скажут,
      Что в сердцах похоронено веры...
      Не глядят на меня - только вяжут
      Свой чулок бесконечный и серый.
      Но учтивы - столпились в сторонке...
      Да не бойся: присядь на кровати...
      Только тут не ошибка ль, эстонки?
      Есть куда же меня виноватей.
      Но пришли, так давайте калякать,
      Не часы ж, не умеем мы тикать.
      Может быть, вы хотели б поплакать?
      Так тихонько, неслышно... похныкать?
      Иль от ветру глаза ваши пухлы,
      Точно почки берез на могилах...
      Вы молчите, печальные куклы,
      Сыновей ваших... я ж не казнил их...
      Я, напротив, я очень жалел их,
      Прочитав в сердобольных газетах,
      Про себя я молился за смелых,
      И священник был в ярких глазетах.
      Затрясли головами эстонки.
      "Ты жалел их... На что ж твоя жалость,
      Если пальцы руки твоей тонки,
      И ни разу она не сжималась?
      Спите крепко, палач с палачихой!
      Улыбайтесь друг другу любовней!
      Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,
      В целом мире тебя нет виновней!
      Добродетель... Твою добродетель
      Мы ослепли вязавши, а вяжем...
      Погоди - вот накопится петель,
      Так словечко придумаем, скажем..."
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      Сон всегда отпускался мне скупо,
      И мои паутины так тонки...
      Но как это печально... и глупо...
      Неотвязные эти чухонки...
      230
      Но для меня свершился выдел,
      И вот каким его я видел:
      Злачено-белый
      прямо с елки
      Был кифарэд он и стрелец.
      Звенели стрелы,
      как иголки,
      Грозой для кукольных сердец...
      Дымились букли
      из-под митры,
      На струнах нежилась рука,
      Но уж потухли звоны цитры
      Меж пальцев лайковых божка.
      Среди миражей не устану
      Его искать - он нужен мне,
      Тот безустанный мировражий,
      Тот смех огня и смех в огне.
      231. К МОЕМУ ПОРТРЕТУ
      Игра природы в нем видна,
      Язык трибуна с сердцем лани,
      Воображенье без желаний
      И сновидения без сна.
      232. К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКА
      Под беломраморным обличьем андрогина
      Он стал бы радостью, но чьих-то давних грез.
      Стихи его горят - на солнце георгина,
      Горят, но холодом невыстраданных слез.
      233. ПОЭТУ
      В раздельной четкости лучей
      И в чадной слитности видений
      Всегда над нами - власть вещей
      С ее триадой измерений.
      И грани ль ширишь бытия
      Иль формы вымыслом ты множишь,
      Но в самом _Я_ от глаз _Не Я_
      Ты никуда уйти не можешь.
      Та власть маяк, зовет она,
      В ней сочетались бог и тленность,
      И перед нею так бледна
      Вещей в искусстве прикровенность.
      Нет, не уйти от власти их
      За волшебством воздушных пятен,
      Не глубиною манит стих,
      Он лишь как ребус непонятен.
      Красой открытого лица
      Влекла Орфея пиерида.
      Ужель достойны вы певца,
      Покровы кукольной Изиды?
      Люби раздельность и лучи
      В рожденном ими аромате.
      Ты чаши яркие точи
      Для целокупных восприятий.
      ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
      165
      между 10 и 11 Чуть ногой в курзалы
      автограф Мы - Сарданапалы,
      ЦГАЛИ Дайте нам цимбалы
      зачеркнуто И Иерусалим.
      С ними не отрину
      Даже осетрину
      И сквозь Палестрину
      Провильнет налим.
      177
      1-7 Печальный сын больного поколенья,
      ПС Я не пойду искать альпийских роз;
      Ни моря блеск, ни рокот ранних гроз
      В моей груди не будят вдохновенья...
      Но я люблю на розовом стекле
      Алмазные и тающие горы,
      Букеты роз поблекших на столе
      180
      список Сила господняя с нами,
      ЦГАЛИ Снами измучен я, снами...
      Снами, где тени не вьются,
      Звуки не плачут, и слезы,
      Даже и слезы не льются,
      Снами, где нет даже грезы...
      Снами, которым названья
      Даже подобья не знаю,
      Снами, где я расставанье
      С жизнью порой начинаю.
      184
      загл. POST MORTEM {*}
      {* После смерти (лат.). - Ред.}
      5-6 Шаг домашних осторожен,
      черновой Точно всё еще я болен
      автограф
      ЦГАЛИ
      9-15 В самом деле, то Давиды,
      То попы пришли в енотах,
      И рыданье панихиды
      У пропойцы в низких нотах.
      День и ночь теперь саженным
      Мне в лицо светить кандилам<,>
      И в молчанье напряженном
      17-18 Нет, коль что-нибудь осталось
      Из того, что было мною<,>
      20-25 Хоть завейте пеленою.
      Ночью молча схороните
      Тело бедное поэта.
      А покуда прогоните
      Всех шутов из кабинета.
      225
      без загл.
      13-18 Если воздух так синь
      автограф Да в весеннем динь-динь
      ЦГАЛИ Сахаринками звезды горят,
      так же ПК, Не мучителен [Тем действительней] яд
      с. 65 Опоздавшей [Перегара] любви
      С остывающей медью в крови.
      КОММЕНТАРИИ
      161. ЛМ. В ЦГАЛИ - датированный черновой автограф, с вар. ст. 7: "Он говорит поблекших и о смерти", и два списка, полностью совпадающих друг с другом и с текстом ЛМ; кроме того, автограф под загл. "Из "Иллюзий"" (предположительно более ранний). Вопреки загл., является самостоятельным стихотворением. По словам В. Кривича, оно - единственное, которое из ранних своих стихов Анненский сохранял вместе со стихами, возникшими много позднее, хотя и не напечатал его (см.: ЛМ. С. 223)
      162. ЛМ, где опубликовано В. Кривичем со ссылкой на автограф, датированный 24 февр. 1890 г. Три автографа, с вар. относительно друг друга и посв., в ЦГАЛИ. В ГПБ (фонд А. Н. Пыпина, K 621) список рукой С. К. Булича в письме его к Пыпину, без посв., с загл. "Notturno" (в соответствии с итальянской музыкальной традицией), полностью совпадающий с одним из автографов ЦГАЛИ, с датой 26 февр. 1890 г. и предназначенный для печати, как явствует из письма Булича (от 9 марта 1890 г.) с просьбой передать ст-ние в редакцию "Вестника Европы" и просьбой от лица автора набрать слово "Время" в ст. 8 разрядкой, а не курсивом. Печ. по списку. Посв. по автографу. Булич Сергей Константинович (1859-1921) - профессор Петербургского университета, филолог-славист, теоретик музыки, композитор; на слова ст-ния написал романс.
      163. СиТ. Список в ЦГАЛИ - с пометой В. Кривича в конце текста: "(По сообщению Мухиной) 1900 г. Единственный автограф у Е. М. Мухиной. По ее объяснению, Анненский одно время хотел взять текст для помещения в книгу, но потом или раздумал, или забыл". Другой список хранится у составителя (сделан Е. М. Мухиной и подарен ему в марте 1940 г.). Автограф, очевидно, не сохранился. Мухина Екатерина Максимовна - жена А. А.Мухина (о нем см. вступ. ст., с. 15); оба они погибли в первую зиму блокады Ленинграда.
      164. "Аполлон". 1911, K 1, с вар. ст. 4: "И свежей и шумнее трава". В ЦГАЛИ два автографа, один под загл. "Романс", другой без загл., с датой, с вар. ст. 4: "И свежей и шумнее трава" и ст. 7-8: "Лепестки хризантем развилися, Завитки твоих кос... Но зачем", и авториз. список. Печ. по этому списку.
      *165. ПС. Автограф в ЦГАЛИ, с вычеркнутыми после 2-й строфы двумя четверостишиями. Из примеч. В. Кривича: "Шутка была написана в Ялте, осенью 1904 г. Цимбалист играл в дневные часы на эстраде открытого ресторана в Городском саду" (ПС. С. 164). Кэк-уок - модный в начале XX в. танец, заимствованный у американских негров. Махмет-Мамай - татарское имя. К варианту: Палестрина Пьер-Луиджи (1525-1594) - итальянский композитор, автор церковной музыки, уроженец г. Палестрины.
      166. "Аполлон". 1911, K 1. Автограф и список в ЦГАЛИ. Что видел здесь я, кроме зла и муки. Во время пребывания в 1904 г. в Крыму на курорте Саки Анненский перенес очень тяжелую болезнь; выздоровление протекало в Ялте.
      167. "Слово". 1906, 13 марта, "Лит. прил.", K 6. Автограф в ЦГАЛИ.
      168. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      169. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      170. ПС. Автограф и список, с пометой "Севастополь", в ЦГАЛИ. Имеются в виду братские могилы русских солдат и матросов, погибших в Севастопольскую кампанию 1854-1855 гг.
      171. "Аполлон". 1911, K 1, с вар. ст. 21: "Уж вечер близко, а пути". ПС. Автограф и маш. копия, с пометой "Севастополь", в ЦГАЛИ.
      172. ПС. Автограф, с датой, и список в ЦГАЛИ. Печ. по списку, где авторская поправка в ст. 21 (вм.: "Засели мы - нет мочи").
      173. Сб. "Жатва". Т. 8, М., 1916, с вар. ст. 18: "И куда ты тянешь". ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      174. ПС. Два автографа в ЦГАЛИ; один с датой.
      175. ПС, где опубликовано со ссылкой на автограф, принадлежащий А. В. Бородиной, ныне неизвестный. Дата - по ПС. Эпиграф - первая строка ст-ния М. Роллина, переведенного Анненским под эагл. "Безмолвие" (см. ст-ние 319). Горе безумной - подразумевается гибель Офелии в трагедии Шекспира "Гамлет".
      176. Сб. "Жатва". Т. 8, М., 1916, с вар. ст. 2: "А маятник будто заснул", ст. 6: "Которого долго ждала" и ст. 15: "Твою так же тихо качнуть". ПС. Два автографа в ЦГАЛИ, один из них, с датой, - в альбоме автографов В. Кривича. Лира часов. Имеются в виду принадлежавшие Анненскому напольные "старые темно-красные в форме лиры и с маятником лирой часы" (ЛМ. С. 219).
      *177. ПС. Источник этой публикации не установлен: возможно, это один из более поздних автографов или правленых списков, не находившийся в личном архиве поэта. В ЦГАЛИ два автографа, с вариантами ст-ния (приводятся в примеч. к ПС. С. 153), находятся в одной из авторских тетр., содержащей как списки ранних стихов, так и автографы оригинальных ст-ний и переводов из состава ТП и относящейся предположительно к 1890-м - началу 1900-х гг., кроме того, там же список с вар.
      178. ПС. Список в ЦГАЛИ. Тургеневский малаец - персонаж повести И. С. Тургенева "Песнь торжествующей любви", слуга феррарского патриция Муция, вывезенный с Востока.
      179. ПС. Автограф и список, с подписью автора, в ЦГАЛИ.
      *180. ПС. Автограф в ЦГАЛИ; на его обороте список "варианта" Черновой автограф - там же.
      *181. ПС. Два автографа в ЦГАЛИ, один с вар. Инфернальный - адский, такой, как в аду.
      182. ПС. В ЦГАЛИ беловой карандашный автограф, на обороте которого черновой автограф с многочисленными помарками; там же авториз. список с посв., совпадающий с беловым автографом. Посв. Д. В. Анненской.
      183. ПС. Автограф, без загл., в ЦГАЛИ. В ст. 7 "гробы" (описка?) вм. зачеркнутого "горы" (как в ПС). Примеч. В. Кривича: "Горы глины сизой пресловутая голубая глина, которой одно время были полны перерытые улицы Царского Села" (ПС. С. 154).
      *184. ПС. Четыре автографа в ЦГАЛИ, три беловых, два из них с вар., один под загл. "Зимний сон к снегу"; там же черновой, под загл. "Post mortem" ("После смерти", лат. - Ред.), с вар. Пойдут Давиды - то есть псалмы библейского царя Давида, исполнявшиеся на панихидах. Кандило - подсвечник для нескольких свечей.
      185. ПС, где напечатано со ссылкой на единственный автограф, предоставленный для публикации А. В. Бородиной.
      186. СиТ, где опубликовано по копии, снятой в 1940 г. Е. М. Мухиной (см. примеч. 163) с автографа, принадлежавшего ей и, очевидно, утраченного.
      187. "Аполлон". 1910, K 11. Автограф в ЦГАЛИ.
      188. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      189. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      190. ПС. Автограф в ЦГАЛИ. Сумнолицая (устар.) - печальная.
      191. ПС. Автограф в ЦГАЛИ. Пени - жалобы, сетования. Тристен (обл.) трехстенный сарай.
      192. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      193. ПС. Автограф и авториз. список, с одной поправкой автора, в ЦГАЛИ.
      194. ПС. Автограф и список в ЦГАЛИ.
      195. ПС. Автограф в ЦГАЛИ.
      196. ПС. Автограф в ЦГАЛИ, под загл. "Из детского альбома", которое в списке ЦГАЛИ (более позднем) зачеркнуто и заменено на "Завещание"; там же вписано посв. Хмара-Барщевский - см. примеч. 60-62 (3).
      197. ПС. Автограф в ЦГАЛИ. Анкилоз - сращение суставов.
      198. ПС. Два автографа в ЦГАЛИ. Печ. по списку с авторскими правками
      (ЦГАЛИ).
      199. ПС. Автограф в ЦГАЛИ. В огл. авторской тетр. обозначено: "К портрету (Е. Левицкой)". Левицкая Елена Сергеевна (ум. 1915) - педагог, основательница и руководительница средней школы на правах классической гимназии с совместным обучением мальчиков и девочек (в Царском Селе).
      200. ПС. Автограф в ЦГАЛИ. Виксатин - род клеенки, также сделанный из виксатина откидной верх пролетки.
      201. ПС. Черновой автограф, в левом верхнем углу которого рукой В. Кривича красными чернилами вписано "сыну", и совпадающий с ним список с посв.: "(В. И. А.)" в ЦГАЛИ.
      202. "Аполлон". 1911, K 1. Автограф в ЦГАЛИ, там же список с авторской поправкой в ст. 8: "За неприглядностью одежд".