Иннокентий Анненский
      Проблема Гамлета
      ГАМЛЕТ
      Есть проблемы-капризы, которые, возникнув перед нами, тотчас же притягивают к себе нашу мысль и держат ее плотно, не отпуская. Они похожи на выпавшее из своей ячейки и почему-то совершенно необходимое нам именно в данную минуту имя, которое мы никак не можем заставить себя не припоминать. Бывают между этими проблемами и довольно трудные, но это ни на минуту не колеблет нашей уверенности в том, что кто-то раньше уже решил их, и когда мы наконец найдем разгадку, то самая задача сразу же предстанет перед нами во всей своей досадной ничтожности и унизительной очевидности, точно загадочная тень Наполеона на спичечной коробке.
      Но есть и другие проблемы - отравы, и тех никто никогда еще не решил. Они тоже притягивают к себе нашу мысль, только далеко не сразу. Мы можем вначале не различить их даже за приманчивостью убора и в чаду восторга. Но, в конце концов, яд, испаряясь, все-таки окажет свое действие, и проблема станет неизбежной. Тогда мы принимаемся за ее решение с веселой и гордой уверенностью, потому что поэт, который ее задал, околдовал нас своей мнимой близостью. О, первое время мы не скучаем! Возникает теория, другая, третья; символ вытесняется символом, ответ смеется над ответом, нет уступает да, но чаще, наоборот, еще бы уступает вот как?
      Порою мысль засыпает сытая, самодовольно-успокоенная, и просыпается в лихорадке. По временам мы начинаем сомневаться даже в наличности проблемы. В самом деле, а что если это только дурной сон?
      Гамлет - ядовитейшая из поэтических проблем - пережил не один уже век разработки, побывал и на этапах отчаяния, и не у одного Гете... {1}
      Серию критиков Гамлета открыл Полоний. Он первый считал себя обладателем гамлетовской тайны. Хотя Гамлет прокалывает его случайно, но зато Шекспир вполне сознательно сажает на булавку первого, кто в дерзости своей вообразил, что он языком рынка сумеет высказать элевсинскую тайну {2} его близнеца.
      Как ни печальна была судьба первого шекспиролога, но пророчество никого не испугало, и Гамлет благополучно будет дурачить нас даже сегодня.
      Тайна Гамлета представляется мне иногда каким-то сказочным морским чудовищем. В сущности, добыча не такая уж неблагодарная не только для охотников, но даже для зрителей охоты: один спорт чего стоит... но и помимо этого. Довольно самого скромного огонька в актере, - чтобы толпа ротозеев на берегу увидела в воде черный силуэт добычи и принялась рукоплескать.
      Гамлет идет и на червяка анализа, хотя не раз уже благополучно его проглатывал. Попадался он и в сети слов, и довольно часто даже, так что если его теперь выловят, то не иначе, как с остатками этих трофеев. Впрочем, не ручайтесь, чтобы тайна Гамлета, сверкнув нам и воочию своей загадочной серебристостью, не оказалась на берегу лишь стогом никуда не годной и даже зловонной морской травы.
      II
      Желанье говорить о Гамлете и даже не без убедительного жара в наши дни, благодаря превосходным пособиям, легко исполнимо. Труднее поручиться, что спасешь при этом свою лодку, увильнув и от невольного плагиата банальной Скиллы и от сомнительного парадокса Харибды. Только как же, с другой стороны, и не говорить, если человек говорит, чтобы думать, а не думать о Гамлете, для меня по крайней мере, иногда значило бы отказаться и от мыслей об искусстве, т.е. от жизни.
      Я не знаю, была ли когда-нибудь трагедия столь близкая человеку, как Гамлет - Шекспиру, только близкая не в смысле самооценки и автобиографическом... нет, а как-то совсем по-другому близкая...
      Смерть отца, любовные разочарования, маленький Гамлет, назойливость накопившихся в уме сатир и карикатур. Джордано Бруно {3} в Лондоне, убийство Дарнлея {4}, судьба Роберта Эссекса {5}... Мимо, мимо всего этого {6}... Шекспир и Гамлет, - где причина и следствие?.. В сущности, почем мы знаем, да и не все ли нам равно?.. Две тысячи лет тому назад звезда вела мудрецов и показала им ясли бога {7} - так они думали, теперь мудрецы ведут звезду за своей трубой и приводят золотую звезду к могиле этого же бога, - и так они думают... Для меня Гамлет и Шекспир близки друг другу, как murionoot обладатели мириады душ, среди которых теряется их собственная. Для Гамлета, после холодной и лунной ночи в Эльсинорском саду, жизнь не может уже быть ни действием, ни наслаждением {8}. Дорогая непосредственность - этот корсаж Офелии, который, кажется, так легко отделить рукой от ее груди, - стал для него только призраком. Нельзя оправдать оба мира и жить двумя мирами зараз. Если тот - лунный мир - существует, то другой - солнечный, все эти Озрики и Полонии - лишь дьявольский обман, и годится разве на то, чтобы его вышучивать и с ним играть... Но если тень старого Гамлета создана мыслью, то разве может реально существующее вызывать что-нибудь, кроме злобы и презрения, раз в его пределах не стало места для самого благородного и прекрасного из божьих созданий?
      III
      Разнообразие Гамлетов, я бы хотел сказать даже Гамлета, поразит нас особенно, если из безобидного мира кабинетных анализов мы перейдем к сценическим его толкованиям - в область ярких и ответственных синтезов, откуда нас не убеждают, а с нами играют.
      Вот актер в роли датского принца.
      Едва успел уйти король из залы представления, как он начинает хлопать в ладоши и безумно хохочет... И зритель в восторге. Но вот тот же актер через неделю, молча проводив злыми глазами красные факелы Клавдия, садится на покинутое им кресло и тотчас же ровным бесстрастным голосом начинает:
      Оленя ранили стрелой
      И мы опять-таки захвачены. Вот Гамлет, подавленный ужасом призрака и точно чувствуя, что с этой минуты он навсегда отрезан от всего прошлого, еле влачится за манящей его тенью... А глядите - другой: ведь он же очарован; глядите, он идет, как на первое свиданье, сам он даже стал воздушен, точно призрак: так легки шаги его и музыкальны движения... Опять-таки и правы, и прекрасны оба, и я хочу любоваться Гамлетом во всей прихотливости шекспировского замысла, где в беспокойной смене проявлений могли узнавать свою мечту и Мочалов, и Барнай, и Сальвини {9}.
      Но сравнения и сличения Гамлетов решительно ничего не придали бы моему пониманию Гамлета. А лично я, какого бы я Гамлета ни смотрел, всегда рисую себе совсем другого актера, вероятно, впрочем, невозможного ни на какой сцене. О, это не был бы тот ярко индивидуальный Гамлет, который, может быть, даже создан актерами. По сцене мой Гамлет двигался бы точно ощупью... Я себе так его представляю... он не играет... он вибрирует... он даже сам не знает, что и как он скажет... он вдумывается в свою роль, пока ее говорит; напротив, все окружающие должны быть ярки, жизненны и чтобы он двигался среди этих людей, как лунатик, небрежно роняя слова, но прислушиваясь к голосам, звучащим для него одного и где-то там, за теми, которые ему отвечают.
      У Шекспира, конечно, нет роли, более насыщенной мыслями, чем Гамлет, нет и столь продуманной и все еще недодуманной, и тем назойливее захватывающей, а может быть, нет даже и более заботливо украшенной... Не один Шекспир, а по крайнему счету четыре Шекспира вложили в эту роль самые заветные сбережения: философ - сомнения, остатки веры, поэт - мечту, драматург - интересные сцепления ситуаций и, наконец, актер индивидуальность, темперамент, ту ограниченность и теплоту жизни {10}, которые смягчают суровую действительность слишком глубокого замысла... Многообразная душа Гамлета есть очень сложный поэтический феномен, и ее противоречиям мешает смущать нас не одна, а несколько причин.
      Дело в том, что Шекспир так глубоко зачерпнул... нет, не то слово, он докопался до такой глубины... опять не то... он провидел столь тайное, что не мог не отразить словами Гамлета безумия и хаоса души. Несоизмеримость слов с душевными движениями и фатальная лживость их должны были таким образом выступить на свет с особенной яркостью. Кроме того, давно уже стало общим местом, что Гамлет - человек XVI в. В эпоху раннего Ренессанса старое еще не скрывалось за ослепительной яркостью нового. Но в XVI в. старое мировоззрение выступило вперед, а новизне из мастерской художника, с кафедры проповедника и из кельи ученого пришлось идти в суд, в гильдию, на площадь и пришлось доказывать свою жизнеспособность на деле.
      Слова Гамлета глубоки и ярки, но действия его то опрометчивы, то ничтожны и чаще всего лунатичны. Не надо забывать и тогдашних условий драматического творчества. Зрители уже не требовали бога, но они еще требовали героя; они уже забыли мир, как верование, но сценическую жизнь для них все еще составляла драматизированная легенда, и ворота, через которые эта жизнь вступала на подмостки, должны были иметь позолоту и герб. Хитрый Гамлет легенды Бельфоре и витязь Саксона Грамматика {11} не могли не стать наслоениями в сложном составе трагического героя.
      Положим, Гамлет Шекспира не вознаградил себя престолом наказанного узурпатора, но он все же должен был притворяться сумасшедшим и проделать свой четвертый акт, который так солоно достался потом Гервинусу {12}. Четвертый акт изображает нам вообще гораздо менее виттенбергского студента, чем хитрого феодала, а если заглянем поглубже, то в Гамлете выступит даже сказочный герой, который вчера еще был среди своих злоключений баловнем природы, чародеем и даже оборотнем.
      Наконец, признаем и еще одну особенность "многообразного Гамлета". Лица, его окружающие, несоизмеримы с ним; они ему подчинены, и не зависящий от них в своих действиях, резко отличный даже в метафорах - он точно играет ими: уж не он ли и создал их... всех этих Озриков и Офелий?
      Я не хочу сказать, что Гамлет имеет только две ипостаси: художника и актера, но я настаиваю на том, что он их имеет. Вот художник среди своих созданий. Еще вчера созвучные с ним, они его тешили. А теперь? Господи! Эта черноволосая... я создал ее, я оставил ее успокоенной избранницей полубога, - ее царственные желания обещали догорать таким долгим и розовым вечером. Да не может же этого быть!.. А эта? Высокая, белая, вся - одно невнятное обещание... ведь она еще вчера не знала, что у нее розовые локти! Я придумал, я полюбил ее слегка угловатой и детски-серьезной... Я верил ей... Постойте... здесь висел другой портрет, а здесь сидел другой человек... Что это за бред?.. Кто же меня дурачит?.. И как это я не видел до сих пор, как мелкодушен, болтлив и низок этот старик, созданный мною на роли пожилых придворных и благорожденных отцов... Нет, нет... переделать все это и живее... Разбить формы, замазать холсты, а - главное - тетради, тетради отберите у актеров: что за чепуху они там говорят?..
      Именно так относится Гамлет к людям: они должны соответствовать его идеалу, его замыслам и ожиданиям, а иначе черт с ними, пусть их не будет вовсе... Во всяком случае разгуливать по миру с этикеткой - Hamletus pinxit {Гамлет нарисовал (лат.).} - это дерзость. Слышите? Да постыдись же ты, старая!.. Что это? Вы говорите, что я убил?.. Ничего, - это крыса... Да позвольте, ваше высочество, она рухнула тяжело и разбилась... А?.. Ну значит - статуя... Плохая статуя, бог с ней. Ха-ха-ха. Да о чем же вы? Послушайте-ка лучше, что я видел во сне. Разве не я месил глину для Полония? Принц, посмотрите, это - мертвец... Ах, в самом деле?.. Ну, жалко... Но к делу! Будем играть, будем творить...
      Иногда, и гораздо чаще, мне кажется, что Гамлет - актер, но на свой лад, актер-импровизатор. Играть с ним - сущая мука: он своими парадоксальными репликами и перебоями требует фантазии и от самых почтенных актеров на пенсии... Он все по-своему. Вы хотите, чтобы он убил Клавдия... Ведь так же полагается по книжке? Но что за дело Гамлету до чужой выдумки? Его тешит собственная даже не выдумка, а способность менять выдумки... Актеры твердо выучили свои роли... Погодите, господа... десять строчек, только десять строчек... Они никому не снились ранее... Я суфлирую их вам сейчас же, и посмотрите, какой получится эффект из вашей доселе лишь гладкой драмы... Горацио... смотри, смотри изо всех сил. Не дай притаившейся мыши еще раз утащить сыр... Га... Светите мне!.. А... а... а... Вот он где оказался, еще один актер... Факелы плывут... Король поднимается... И кто бы мог подумать, что эти господа лицедеи забираются так высоко... Горацио... Ведь этак и я, пожалуй, не прочь в актеры... с розовыми бантами на башмаках... Ведь примут? а?..
      На половинный оклад?.. Отчего же не на полный? Как, нимфа, и ты вслед за ними подбираешь юбки?.. С богом, невинная девушка, свежая живность... Музыку... музыку... Ба, милейший Розенкранц, вы тоже хотите быть Гамлетом-сердцеведом и импровизатором? Вы - Гамлет, а я - Клавдий? Не знаю... пойдет ли пьеса... А впрочем, попробуем... Что это? Это - флейта. Играть на ней совсем просто... Как, и лгать не умеете? Ни играть на флейте, ни лгать? Мне жаль вас... Прощайте покуда... Так около пояса фортуны?..
      Ха-ха-ха... С богом!.. Что? Ничего, ничего, ступайте! Как, еще риваль?.. И вы тоже, почтеннейший, метите в драматурги?.. Как? Вы были даже актером?.. Чудесно!.. Говорите, вас убивали на Капитолии? Жаль, что теперь вы не столько Цезарь, сколько старая крыса... И знаете что? Не попадайтесь вы мне под руку при зюйд-зюйд-весте... Свежей рыбы?.. Не хочу... Поручение от королевы? Очень хорошо. - Но позвольте, правда ли, это облако похоже на верблюда... т.е. на горностая... нет, нет... на кита? Благодарю вас... больше ничего. Кланяйтесь да берегите дочь, почтеннейший, дочь берегите... А! Офелия!.. Нимфа... Нимфа и молится... Чего не бывает... Помолись же и обо мне, Офелия... Подарки?.. Да, вот что!.. Не припомню что-то подарков... А знаешь, я ведь когда-то тебя любил... Распустилась... заалелась... Вольно было верить, моя милая. Валентинов день {13} бывает только раз в году... А знаешь, что? Ведь ты проснулась сегодня невестой... Ах, береги себя, моя милая... Да не любил, не любил никогда... Все, Офелия, одинаковы. Ты думаешь, куда мы тебя пригласим... В хлев, в стойло самого грязного козла во всей Дании... А ты, Офелия, ты ведь нимфа... Иди в монастырь.... Невинность?.. Так и спасет она, невинность... А слова, Офелия?.. Разве что может уйти от грязи, которую они разбрасывают?.. В монастырь!.. Офелия... что?.. непременно остаться?.. Ну, тогда бери дурака... самого глупого, какого только сыщешь... Холод?.. холод?.. Жеманницы вы все, все до одной, вот что! и распутницы... Офелия... Я люблю тебя... Офелия, я сумасшедший... Иди в монастырь, Офелия... Слышишь, в монастырь...
      - Наоборот, государыня! Это вы оскорбили моего отца. И как это низко, то, что вы хотите мне сказать... Наставление в качестве матери?.. Оставим это, королева... Мне придется сказать вам несколько неприятностей... Что же делать?.. Ах, господи, опять эта крыса... Мертва, червонец об заклад... Так и есть... оказывается - старый шут... Только-то... Ничего, ничего... Не делайте таких больших глаз... То ли вы видели... да и увидите, пожалуй?.. Вы узнаете этого полубога?.. Сказать, что он был вашим... что вашим? Что он был вы, ваша молодость, ваша красота, честь... и что вы сами тогда... теперь... жару, больше жару, принц!.. А главное, не жалейте чувственных красок, метафор распутства, гипербол похоти... пожирнее, милорд!
      Хлещите ее, милорд, и в грязь, глубже в грязь... Ага! Что? Проняло?.. Вот тебе раз! Забирает и вас... Портрет шевелится. Он выходит из рамки с воплем и мольбой о защите... Волосы ваши стали дыбом. Надо, чтобы мертвого видели вы один, а эта женщина пусть только замирает, созерцая неведомую причину вашего ужаса... Ну, теперь довольно... сердце ее растворилось... Она больше не любовница... Она - мать. Она жалеет вас, принц... Но нет, королева! Вы готовы, пожалуй, забыть о своем грехе: свое уродство вы непрочь выдать за мою болезнь. Но пульс мой спокоен - послушайте, и речь логична... Мораль теперь, Гамлет, мораль! Вспомни того виттенбергского проповедника в белых воротничках на высокой лестнице церкви, где еще, помнишь, так чудесно выточены собачьи морды из темного дуба...
      Как? На все добрые советы, и у вас нашлось одно это жалкое, растерянное, даже жеманное "что же мне делать?"
      Что тебе делать... веселая женщина? А вот что
      ... влезь на крышу.
      Птиц выпусти, сама-ж, как обезьяна в басне,
      Сядь в виде опыта в корзину, сбросься с нею
      И голову себе сломи!..
      - А ты знаешь, мать, что я еду в Англию?
      - О, как могла я забыть, что это решено...
      Ничего, ничего, поедем... Игра все же не кончилась, а в этом и есть главное... наслажденье
      Свесть хитрость с хитростью в упор в одно
      мгновенье.
      Ну, а теперь займемся и этой падалью...
      Покойной ночи, мать! - И, в рассеянности или боясь остаться один со своими злыми снами, Гамлет четыре раза под конец сцены желает матери покойной ночи.
      Волшебная сцена! Я не назову ее ни жестокой, ни страшной, ни тяжелой, ни даже сильной, потому что, созданная солнцем мысли, она похожа на то, что изображает, не более, чем безвредная тень на остервенелую палку.
      Гамлет - артист и художник не только в отдельных сценах. Эстетизм лежит в основе его натуры и определяет даже его трагическую историю.
      Гамлет смотрит на жизнь сквозь призму своей мечты о прекрасном. Отец осуществил для него идеал красоты.
      Смотри, как этот лик прекрасен:
      Гипериона кудри {14}; Зевсово чело;
      Взгляд Марса, созданный повелевать; осанка
      Гермеса, вестника богов, когда с небес
      Слетает он к заоблачным вершинам.
      Все в этом облике совмещено; на нем
      Оставил каждый бог печать свою, чтоб миру
      Дать человека лучший образец.
      {Строки по переводу К. Р.}
      Зло для Гамлета прежде всего не в том, что заставляет нас страдать, что оскорбляет или позорит, а в отвратительном, грязно-сальном и скотском. Главный аргумент Гамлета против матери есть красота его отца. Именно эта красота давала ему право на счастье, власть, поклонение и любовь... Его убийца, может быть, не столько оскорбил христианского бога правды, сколько помрачил эллинских богов красоты. Идеал красоты отлился для Гамлета в своеобразную форму благородства...
      Это - царственный идеал... Его эмблема - кудрявый и румяный феодал, который в сентябрьский полдень засыпает в своем саду на низком дерновом ложе, куда, кружась, падает и золотисто-узорный лист дуба, и лепестки поздней розы, и где он, улыбаясь, подставит доверчивое ухо и шепоту ядовитой белены.
      Для Гамлета даже проклятый вопрос быть или не быть есть в существе своем лишь вопрос эстетической расценки. Кто знает, а если те злые сны, заметьте, не серный огонь призрака, а злые сны, т.е. нечто созерцательное и лишь красочно-мучительное, - те сны, говорю я, так принизят мой ум, который там может ведь потерять и свою огненную силу, - что самая возмутительная действительность, на которую теперь еще ум мой реагирует, должна быть им предпочтена? Офелия мучит Гамлета, потому что в глазах его неотступно стоит тень той сальной постели, где тощий Клавдий целует его старую мать. Непосредственное обаяние Офелии Гамлет хотел бы свести к... ужасу, и чтобы он один, безумный зритель, мог созерцать из своей потаенной ложи, как в полутемной палате полоумный пасынок короля в компании убийц и мазуриков, шутов, сводней и нищих лицедеев устроил себе кресло из точеных ног фрейлины, которая, пожалуй, и сама не прочь видеть его так близко от своего белого платья.
      Офелия погибла для Гамлета не оттого, что она безвольная дочь старого шута, не оттого даже, что она живность, которую тот хотел бы продать подороже, а оттого, что брак вообще не может быть прекрасен и что благородная красота девушки должна умирать одинокая, под черным вуалем и при тающем воске церковной свечи.
      Гамлет завистлив и обидчив, и тоже как художник.
      Завистлив Гамлет? Этот свободный ум, который даже слов призрака не может вспомнить, так как не от него зависит превратить их в импульс, единственный определитель его действий? Да и как же может завидовать он, столь не соизмеримый со всем, что не он?..
      Видите ли: зависть художника не совсем то, что наша...
      Для художника это - болезненное сознание своей ограниченности и желание делать творческую жизнь свою как можно полнее. Истинный художник и завистлив и жаден... я слышу возражение - пушкинский Моцарт. - Да! Но ведь Гамлет не Сальери. Моцарта же Пушкин, как известно, изменил: его короткая жизнь была отнюдь не жизнью праздного гуляки, а сплошным творческим горением. Труд его был громаден, не результат труда, а именно труд.
      Но зависть Гамлета может быть рассматриваема как одна из условностей его индивидуализации...
      Хитрый Амблетто легенды, наперсник дальновидной судьбы, обратился в меланхоличного субъекта, толстого, бледного и потливого, который до тридцати лет упражнялся в философии по виттенбергским пивным, а потом попробовал в Эльсиноре выпустить феодальные когти.
      Гений Шекспира, поэта и актера, не оставляет нам, однако, никаких сомнений в том, что Гамлет - лицо. И даже чем безумнее толчея противоречий, прикрытая этим именем, тем сильнее для нас обаяние его жизненности.
      Итак, Гамлет завистлив...
      Кому же он завидует? Спросите лучше, кому он не завидует?
      Туповатой уравновешенности Горацио, который не различает в принимаемой им судьбе ее даров от ее ударов.
      Слезам актера, когда актер говорит о Гекубе, его гонорару... его лаврам даже. Мечте Фортинбраса, Лаэрту-мстителю и Лаэрту-фехтовальщику, кончику красного языка, который так легко и быстро движется между свежих губ Озрика, может быть, и его эвфуизму (вспомните письмо к Офелии). Юмору могильщика... корсажу Офелии и, наконец, софизмам, они придуманы не им, Гамлетом.
      Гамлет-художник не жалеет Гамлета-человека, когда тот оскорбил красоту.
      Шумная риторика Лаэрта и бесвкусие его гипербол так раздражили Гамлета, что он соскакивает в могилу Офелии в готов тут же драться с ее братом... даже быть засыпанным заживо - что хотите, - только пусть замолчит этот человек. Но через какой-нибудь час Гамлет уже кается: он - больной, он сумасшедший человек, и только этим можно объяснить, что он не оценил благородной красоты Лаэрта. И, может быть, Лаэрт кажется ему при этом красивее именно потому, что сам он, Гамлет, проявил себя так неэстетично.
      Итак, Гамлет символизирует не только чувство красоты, но еще в сильнейшей мере ее чуткое и тревожное искание, ее музыку...
      Гамлета походя называют гением; вспомните за последнее десятилетие хотя бы Куно Фишера {15} и Брандеса {16}. Но что же это за гений без специальной области творчества? Если Гамлет гений, то это или гениальный поэт, или гениальный артист.
      IV
      Страдающий Гамлет? Вот этот так не умещается в поэта. В страдании Гамлета нам чувствуется что-то и несвободное и даже не лунатичное. Страдание Гамлета скучно и некрасиво - и он его скрывает. Содержание пьесы и даже легенды достаточно объясняют нам личную трагедию Гамлета, и я не буду повторять их здесь. Но мне обыкновенно казалось, что Гамлет, красиво и гениально рисуя пороки и легко вскрывая чужие души, точно бы это были устрицы, всегда что-то не договаривает в личных откровениях.
      Между Гамлетом и призраком есть неподвижная, но растущая точка. Есть мысль, которая так никогда и не сойдет у Гамлета с языка, но именно она-то должна связывать ему руки: эта мысль делает ему особенно противным Клавдия, болезненно-ненавистной мать, и она же разжигает его против Лаэрта в сцене на кладбище. Дело в том, что поспешный брак Гертруды не мог не накинуть зловещей тени на самое рождение его, Гамлета. Недаром же ему так тяжело смотреть на едва заневестившуюся Офелию. Старая Офелия и молодая Гертруда создают в его душе такой спутанный узел, что Гамлет стоит на пороге сумасшествия, а в этом узле, как режущая проволока, чувствуется еще и Клавдий, - не столько убийца, сколько любовник, муж, даже отец, может быть... его отец... Не этот Клавдий, так другой... где ручательство, что Гертруда... если...
      Послушайте Лаэрта:
      Будь лишь одна во мне спокойна капля крови,
      То я подкидыш, мой отец отцом мне б не был,
      И непорочной матери чело
      Клеймом блудницы прожжено.
      (IV. 5, 113 слл.)
      Гамлет перед отправлением в Англию загадочно называет Клавдия матерью.
      Гамлет
      В Англию?
      Король
      Да, Гамлет.
      Гамлет
      Хорошо.
      Король
      Да, если б ведал ты намерения наши.
      Гамлет
      Я вижу херувима, который их видит.
      Итак, едем в Англию. Прощай, мать дорогая!
      Король
      Нет, Гамлет, любящий отец твой.
      Гамлет
      Мать. Отец и мать - муж и жена; муж и жена
      одна плоть; а потому: мать.
      Итак, едем в Англию.
      (Уходит.)
      (IV, 3, 45 слл)
      {Перевод К. Р.}
      Тайна рождения его, Гамлета, решительно ни при чем во всех откровениях призрака. Разве он-то сам мог ее знать, этот доверчивый и румяный феодал, которому еще снились левкои, когда сок белены уже добирался до его сердца.
      Некоторый повод к нашей догадке насчет мысли, которая отравила Гамлету существование, - мог подать Бельфоре {17}.
      Драматург несомненно был знаком с его повестью. Гамлет представлен там ведуном, и вот в Англии он бросил замечание, что у короля рабский взгляд. Король был очень заинтересован словами датского принца, особенно когда перед этим другие слова его, которые казались окружающим столь же безумными, оправдались самым неожиданным образом. Но послушаем рассказ:
      Король обратился к матери и тайно отвел ее в комнату, которую запер за собою. Он просил ее сказать, кому обязан он своим появлением на свет. Королева, уверенная, что никто не знал о ее связях и проступках, клялась ему, что только один король пользовался ее ласками. Он же, достаточно уверенный в справедливости слов датского принца, пригрозил матери, что, если она не ответит ему по доброй воле, он заставит ее отвечать силой. И тогда она призналась ему, что подчинилась когда-то рабу, который и был отцом короля Великой Британии. Это и удивило и изумило его. Но он скрыл все, предпочитая оставить грех безнаказанным, чем подвергнуться презрению подданных, которые, может быть, тогда не захотели бы иметь его своим правителем (из книги К. Р.) {18}.
      Слова эти ясно доказывают одно: Шекспир имел в своем распоряжении мотив мучительной неизвестности рождения и даже с тем его оттенком, что человек, хотя бы и дознался о позорящей его тайне, не разгласит ее, а наоборот, постарается затушить.
      Между тем для Гамлета, который смотрел на отца как на олицетворение красоты и доблести, - затуманение этого образа не может не быть страшно мучительным. Не быть уверенным в том, что отец для него точно отец, - это для Гамлета, с одной стороны, ослабление обязательности мстить, а с другой вечная угроза оскорбления.
      ... А если подлецом кто назовет меня?
      Мне череп раскроит? Клок бороды мне вырвав,
      Швырнет его в лицо мне? За нос дернет? Глотку
      Заткнет мне словом "лжец". Когда б кто это сделал!
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      {Перевод К. Р.}
      И это не реторика. Это весь ужас прозреваемой возможности.
      Что такое мать? Гамлет уходит корнями в Ореста. А для Эсхила рождавшим был еще отец, а не мать {19} - tiktei o froskon. {Рождает мужчина (греч.).}
      Один из последних по времени критиков Гамлета пишет о трагедии его имени следующее:
      "В ней есть все, что потрясает, ужасает, трогает и умиляет сердце человеческое: ужасы и злодейство, вероломство и измена, преданность и любовь чередуются в чудных изображениях. Но надо всем этим господствует и всему этому дают смысл и тем увеличивают значение вековечные гамлетовские вопросы. Такова эта трагедия" {20}.
      Слова Юрия Николаева {21} весьма характерны для суммарного суждения о Гамлете: в них, кажется, есть все, что только можно сказать об этой трагедии, а между тем далеко не всякий читатель и зритель Гамлета ими удовлетворится. Признаюсь, что меня лично Гамлет больше всего интригует. Думаю также, что и все мы не столько сострадаем Гамлету, сколько ему завидуем. Мы хотели бы быть им, и часто мимовольно переносим мы его слова и музыку его движений в обстановку самую для них не подходящую. Мы гамлетизируем все, до чего ни коснется тогда наша плененная мысль. Это бывает похоже на музыкальную фразу, с которою мы заснули, которою потом грезили в полусне... И вот она пробудила нас в холодном вагоне, на миг, но преобразив вокруг нас всю ожившую действительность: и этот тяжелый делимый нами стук обмерзших колес, и самое солнце, еще пурпурное сквозь затейливую бессмыслицу снежных налетов на дребезжащем стекле... преобразило... во что?... То-то во что?..
      В сущности, истинный Гамлет может быть только - музыкален, а все остальное - лишь стук, дребезг и холод нашего пробуждения с музыкой в сердце.
      ---------
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Впервые: 2 Книга отражений, с. 73-91. Автограф неизвестен. Список статьи с правкой автора: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 139. Существенных разночтений с опубликованным текстом статьи нет. Печатается по тексту книги.
      Статья закончена в начале 1907 г. (см. письмо к Е. М. Мухиной от 3.I 1907 г). До этого был написан первый вариант статьи, очевидно, уничтоженный Анненским (см. письмо к Е. М. Мухиной от 16. XII 1906 г.; с. 471).
      Цитаты проверены по изд.: Трагедия о Гамлете, принце Датском. Перевод К. Р. СПб., 1900, т. 1, 2.
      1 Гамлет... побывал и на этапах отчаяния, и не у одного Гете... Возможно, Анненский имеет в виду книгу Гете "Годы учения Вильгельма Мейстера". Герой Гете, который должен исполнять роль Гамлета, в частности, говорит: "Я думал , что проникну в дух моей роли, если возложу на себя бремя глубокой тоски и с этим гнетом последую за коим прообразом через необычайный лабиринт разных причуд его и странностей. Но чем дальше я подвигался, тем затруднительнее мне становилось представить себе все целое, и, наконец, я увидел почти полную невозможность охватить его общим взглядом!" (Гете. Полн. собр. соч.: В 13-ти т, М., 1935, т. 7, с. 220).
      2 Элевсинское таинство - таинство в честь богини земледелия Деметры, куда допускались только посвященные.
      3 Бруно Джордано (1548-1600) - итальянский философ, в 1583-1585 гг. жил в Лондоне, где написал свои основные произведения.
      4 Дарнлей Генри Стюарт (1541-1567) - лорд, второй муж Марии Стюарт. Убит заговорщиками по наущению королевы.
      5 Эссекс Роберт (1567-1601) - фаворит королевы Елизаветы.
      6 Мимо, мимо всего этого... - Речь идет о крупнейших событиях шекспировской эпохи. Полемизируя со своими предшественниками, истолкователями "Гамлета" (в частности с Гервинусом), Анненский отрицает существенность биографических и исторических предпосылок для исследования "проблемы Гамлета".
      7... звезда вела мудрецов и показала им ясли бога... - Имеется в виду евангельская легенда о поклонении волхвов.
      8 Для Гамлета, после холодной и лунной ночи в Эльсинорском саду, жизнь не может уже быть ни действием, ни наслаждением. - Анненский называет "Эльсинорским садом" площадку перед замком, где Гамлету явился призрак его вероломно убитого отца и потребовал от Гамлета клятвы, что он отомстит за его убийство ("Гамлет" I, 4).
      9 Мочалов Павел Степанович (1800-1848) - русский трагический актер. Барнай Людвиг (1842-1924) - немецкий трагический актер. Сал вини Томмазо (1829-1916) - итальянский драматический актер. Знаменитые исполнители роли Гамлета.
      10 ... ту ограниченность и теплоту жизни... - Под "ограниченностью" Анненский понимает конкретность, определенность образа (в отличие от интеллектуальной многоплановости вечно творимой идеи; см. его рассуждения об этом в статье "Драма на дне").
      11 Хитрый Гамлет легенды Бельфоре и витязь Саксона Грамматика... Бельфоре Франсуа де (1530-1583) - писатель и историк. Автор книги "Необычайные истории, извчеченные из многих знаменитых авторов" (1580). Сюжет одной из "Необычаиных историй", займе гвованный Бельфоре из "Истории Дании" Саксона Грамматика (1150-1220), был использ ован Шекспиром для трагедии "Гамлет". Имя героя истории Бельфоре - Амлет.
      12 ... четвертый акт, который так солоно достался потом Гервинусу. Гервинус Георг Готфрид (1805-1871) - немецкий историк и литературовед. Анненский имеет в виду статью "Гамлет" в книге Гервинуса "Шекспир" (1849-1850). Может быть, с точки зрения Анненского, концепция Гервинуса несколько натянута, особенно в осмыслении IV акта трагедии. Гервинус, в частности, пишет: "Таким образом и это кровавое окончание не есть следствие эстетической ошибки со стороны поэта, а следствие нравственной ошибки его Гамлета, то следствие, на которое с самого начала указывал и смысл всей пьесы, и основа этого характера" (Гервинус Г. Шекспир. Т. 2. СПб., 1867, с. 334).
      13 Валентинов день. - В день святого Валентина (14 февраля) первая девушка, встретившаяся юноше, становилась его "Валентиной" (нареченной). См. песню Офелии.
      14 Гипериона кудри... - Гиперион (в греческой мифологии) - титан, сын Урана и Геи, отец Гелиоса, Селены и Эос.
      15 Фишер Куно (1824-1907) - немецкий историк философии. Анненский имеет в виду книгу Фишера "Гамлет Шекспира" (в русском переводе: М., 1905).
      16 Брандес Георг (1842-1927) - датский литературный критик. Имеется в виду его книга "Вильям Шекспир" (т. 1-3; СПб., 1895-1896).
      17 Бельфоре - см. прим. 11.
      18 Король обратился к матери... иметь его своим правителем. - Цитата из книги "Трагедия о Гамлете, принце Датском". Перевод К. Р. СПб., 1900, т. 2, с. 23-24. (К. Р. в своей книге приводит отрывок из Бельфоре).
      19 А для Эсхила рождавшим был еще отец, а не мать... - Анненский имеет в виду воззрения эпохи Эсхила, согласно которым главой и центром рода был отец, а не мать (патриархат).
      20 "В ней есть все, что потрясает... Такова эта трагедия". - Цитата из статьи Юрия Николаева "Маджий в роли Гамлета" (Московские ведомости, 1892, э 84, 25 марта, с. 4).
      21 Николаев Юрий (Говоруха-Отрок Юрий Николаевич; 1851-1896).