Просвет в тяжелой туче... Царь Акаст.
      ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
      Те же и Акаст с небольшой свитой.
      Он старик седой, но еще довольно бодрый. В трауре, волосы подрезаны. Вид желчный. Приходит со стороны города.
      Акаст
      О ранние непрошеные гостьи,
      Что привело вас к царскому жилью?
      Позор его иль горе?.. Как огонь,
      Расходится хула меж вас, но капли
      Последней из фиала добродетель
      В устах у женщин медленней... Увы!..
      Корифей
      О царь Акаст!
      Акаст
      Я знаю все... Довольно!
      Печальным вы не верите вестям,
      И за богов своих любезных выдать
      Порой не прочь... Кто в полночь разберет?
      Корифей
      О, как не прав ты, царь, и как ты... грешен!
      Акаст
      Моих грехов не замолить тебе,
      Потатчица... И не утешить сердца
      Акастова сорочьим языком.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
      Те же и из левой двери дома Кормилица.
      Акаст
      Ты, старая рабыня... У отца
      Ты выросла в его высоком доме.
      Я доверял тебе. И молоком
      Вспоила ты... Назвать не смею больше
      Я дочерью ее... Ту, что теперь
      Отцовские седины осрамила...
      Как допустить могла ты?..
      Кормилица
      Господин,
      Таких чудес мы за ночь насмотрелись...
      Акаст
      Теперь не ночь, и, отвечая нам,
      Не спрячешь глаз за ласковым покровом
      Пособницы луны, рабыня... Нет...
      А госпожа твоя еще в постели?
      Что ж пир ее? За полдень перейдет?
      И траур ваш? Где ж траур? Иль обрить
      За целый день рабынь вы не успели?
      Хоть солнца б постыдились, коль не глаз...
      Прочь эту ризу пеструю!
      Рабыни поспешно убирают стан Лаодамии. Кормилица на цыпочках прокрадывается в дом.
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
      Те же без Кормилицы.
      Акаст
      Вы, слуги,
      У алтаря из елей молодых
      И лиственниц смолистых и побегов
      Жасмина - мне устроите костер...
      Пусть отберут овец и крутобоких
      Быков да нож отточат...
      (Простирая руки)
      О герой,
      Вдали от дома павший, но его
      Прославивший от моря и до моря...
      Прости мне, сын... коль пеною вина,
      И молоком, и медом в чаше медной
      Ты не почтен. Рука твоей вдовы
      В чужой руке. И факел Гименея
      Преступного, но сладкого, увы!
      Отрадней ей теперь раздранной ризы
      И погребальных воплей... О, позор!..
      Корифей
      О злой старик... Твой царский суд поспешен,
      И речь твоя сурова. Но твоей
      Где ж правоты порука? Это солнце
      Показывается солнце, которое едва поднялось, большое и красное.
      Я видела отсюда же, когда
      К багровому оно катилось ложу...
      Я с места не сходила. Точно был
      Крылатый здесь. Но я не смею солнцу
      Сказать, кого с собой он приводил.
      А весть твоя, Акаст, о новом браке
      Безумна... Иль молве поверил ты
      Своих рабов?.. Иль вестник оскорбленный
      Оклеветал царицу пред тобой?
      Я слышала рассказ мальчишки. Странен,
      Конечно, он. Но правда где-то... глубже,
      И дочь твоя светлее солнца, царь...
      Ты сам себя обидел в тяжком гневе...
      Акаст
      Защитница, добра ты, но увы!
      Бессонною твой ум, пожалуй, ночью
      Смущен, жена. Иль в самом деле ты,
      Не покидая места, от событий
      Отстала? Я в волнении застал
      Филаку: чернь озлоблена - вельможи
      Престол царя там делят... А посол
      Из дома в дом с рассказом переходит.
      Пока вы здесь мечтаньям иль чему,
      Не знаю уж, с Лаодамией вместе
      Безумно предавались, ожила
      И ненависть смиренная, и низость,
      Угодница успеха, желтый хвост
      Свой показать успела. Эта весть
      Последняя совсем нас с толку сбила.
      Ошеломлен, сюда иду... И что ж?
      Уж целый час мы говорим... безмолвен
      И тих чертог...
      Кормилица опять.
      Что скажешь нам, старуха?
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
      Те же и Кормилица в слезах и с воплями.
      Кормилица
      О казни,
      Казни меня, владыка, я не стою
      И не хочу я жизни...
      Корифей
      Что с тобой?
      О, тяжкое предчувствие!..
      Кормилица
      Рассудок
      Ее совсем оставил. Не придет
      Она сюда... Она кружится в пляске...
      Акаст
      Что говорил я, женщина!..
      Корифей
      Увы!
      Акаст
      О, лучше бы права была ты.
      Кормилица
      Ужас!
      Акаст
      (Кормилице)
      Оставь - теперь не нужен плач...
      А что ж, отец при новом браке лишний?
      Поди скажи ей, воду освятить
      Зачем меня не позовут?.. Вы, пряди,
      Покрытые позором... головы
      Моей не защищайте.
      (Рвет волосы.)
      Пусть лучами
      Опалена и ветром, точно дуб,
      Что молнией забрызган, почернеет...
      Голос Лаодамии
      (за сценой)
      Ио! Ио! Эван! Эвоэ!
      О златокудрый бог,
      Дважды рожденный!
      Тебе влюбленных
      Объятье сладко,
      О Дионис,
      О синеглазый...
      Муж Ариадны.
      Через сцену, направляясь к костру, проходит погребальное шествие.
      Хор поет.
      Звуки бубна.
      Айлинон! Айлинон! Феб-Аполлон.
      Будь милосерд,
      Феб-Аполлон,
      Миром почивших,
      Бог, обвей.
      Тяжки ворота Аида,
      Кто их увидел, за тем
      Им затвориться...
      Больше дракона
      Глав окрыленных
      Мертвый не узрит...
      Без ступеней,
      Скатом все ниже
      Скользким гонимый,
      Будет он падать
      Среди мокриц,
      Падать и плакать,
      За мокрые стены
      Рукой бескровной
      Напрасно цепляясь.
      Айлинон! Айлинон! Феб-Аполлон.
      Но асфоделей
      Бледно-лиловых
      В пепельном поле
      Он не увидит,
      В свинце волны
      Реки Рыданья
      Не отразится,
      Пока из нежных
      Любимых рук
      С моленьем слезным
      Пчелы златой
      Дар не прольется
      На грудь земли
      С струею белой
      Телицы черной.
      Айлинон! Айлинон! Феб-Аполлон.
      Не забывайте,
      Живые, мертвых...
      Сердцам застывшим
      Милы стенанья.
      Пурпура крови,
      Пепла на лицах,
      Ризы раздранной
      Мертвые жаждут.
      Айлинон! Айлинон! Феб-Аполлон!
      ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
      Из средних дверей выходит Лаодамия. Щеки горят, одета вакханкой.
      Лаодамия
      О, вороти мне мужа... Ты один
      Твердыни смерти можешь, улыбаясь,
      Румяный бог, разрушить, как ребенок
      Песочные дворцы, когда ему
      Надоедят, ногою рушит резвой.
      Акаст
      Несчастие... и ужас... и позор
      Чего здесь более? Глаза зачем же
      Оставил ты, старик, себе?
      (К Лаодамии.)
      А мужа
      Где дела ты, несчастная?..
      Лаодамия
      (видит отца... и приходит в себя. Она закрывает лицо)
      О солнца
      Багряный луч! отец!.. О, горький стыд!
      Зачем меня вы звали, люди?
      Мертвых
      Холодное объятье любит мрак.
      И бледные на солнце руки тают.
      Акаст
      Нечистыми устами до имен
      Священных не касайся...
      Лаодамия
      Горе! Горе!
      Акаст
      Не горестен наряд твой... Где твой муж?
      Лаодамия
      У Гермия спроси, старик...
      Акаст
      А с кем же
      Ласкалась ты?
      Лаодамия
      О, горький брак! Увы!
      Акаст
      Да, горький и преступный... Но счастливец?
      Ужель бежал?
      Лаодамия
      Меж нежных рук моих
      Как мертвый он лежал ребенок долго,
      И я согреть лобзаньем не могла
      Его ланит...
      Корифей
      (к царю)
      Ты видишь, царь, в ней разум
      Потух, а бред в ней крылья распустил,
      Как над овцой убитой коршун.
      Акаст
      Ловок
      Подвох ее... А... может быть, пьяна:
      Глаза горят, и щеки раскраснелись.
      Лаодамия
      О Дионис!
      Своей рабыне,
      Которой смерти
      Презренны ковы,
      Очарованье
      Ты ниспошли.
      На дальней Ниссе,
      В лазурном море
      Обетованной,
      Где в кинамонах
      Пестреют птицы,
      Два сердца, боже,
      Соедини
      В блаженном браке,
      Живое с мертвым,
      Как солнце с тьмою
      В душистой роще,
      Слила дриада
      В отрадный сумрак...
      На сцену между тем мало-помалу набирается любопытная толпа.
      ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
      Те же и из левых дверей Мальчик, сопровождаемый рабынями - их успели обрить, - выносит статую Иолая, замотанную в лиловую пелену.
      Мальчик
      О господин! на ложе мы нашли
      Царицыном вот это изваянье.
      Лаодамия
      (быстро поворачивается)
      Как смели вы касаться!.. Дай сюда...
      (Хочет взять статую, но по знаку Акаста останавливается.)
      Акаст
      Что вижу я?.. Еще обман... Оковы
      Я наложу на вас... Вы все в тюрьме
      Ослепнете... Иль восковою куклой
      Вы думали глаза мне отвести?
      Лаодамия
      (выпрямляясь)
      О царь Акаст! Когда свой гнев бездушный
      Лишь на меня метал ты, я могла
      Молчать, но раб, богами под защиту
      Мне отданный, не будет отвечать
      За слепоту очей твоих.
      Яснее
      Скажи, о муж, на муки в этот мир
      Меня пославший, чем перед тобою
      Виновна я и мужние рабы?
      Акаст
      О дерзость!
      Иль расшитый пеплос так же
      Дружит с тобой, как панцирь?
      Здесь народ...
      Я бороды седые вижу... Женщин,
      Которые носили на руках
      В младенчестве тебя... И через скорбь
      Улыбки в их морщинах различаю.
      Лаодамия
      О, если бы ты видел то, что я
      Сегодня видела, старик, то все морщины
      В твоих глазах слились бы...
      О, зачем
      Тебе назвать пришельца я не смею,
      И сладкого, и страшного...
      Акаст
      Морочь,
      О женщина, других твоею басней
      И куклою... С рабами ж я сочтусь.
      Лаодамия
      (поднимая руки)
      О Гермий! нет! Ты видел... Если руки
      Мои не властны будут и глаза
      Мои погаснут - защити ж бессильных.
      Пауза.
      Я знака жду, крылатый...
      Сильный порыв ветра, почти ураган. Мальчик бросает статую и убегает. При падении лиловая пелена размоталась.
      Акаст
      (рассматривает статую)
      Что за вид
      Чудесный! Царь как вылитый: и панцирь,
      И поножи... и локоны... А здесь
      Что видит он... вдову свою, вакханкой
      Одетую... О, лучше пусть огонь
      Костра его расплавит... Утешать
      Вдову другие будут!
      (Берет статую.)
      Лаодамия
      Ты помешан,
      О злой старик... когда-то мой отец...
      Акаст
      Не славила ль сама ты брака?
      Лаодамия
      С мертвым
      Он заключен, пойми!
      Акаст
      Стыдись богов,
      Коль не людей, зачем же мертвым жены?
      Лаодамия
      Иль их пути известны нам?.. Отдай...
      Отдай, отец, мне статую.
      Акаст
      Возьмите
      Безумную.
      Лаодамия
      О нет, молю тебя
      Я всем, что есть святого здесь... Отрады
      Моей не тронь последней...
      Если мать
      Когда-нибудь мою благословлял ты
      И надо мной, отец, когда-нибудь
      С улыбкою склонялся, детский сон
      Лелея мой. Молю: оставь со мною
      Последнего из трех мужей.
      Вдове,
      Не тронутой ничьим прикосновеньем,
      Оставь мечту...
      Полна любовью грудь...
      Ты молод тоже был, отец... Покорной
      Печалью жить я не сумею... Ласки
      Мне хочется... Желанья жарок луч...
      И умереть надеждам не даю я,
      Что умолю богов я и в моих
      Он оживет объятьях...
      Акаст
      (поднимает ее и передает ей статую, потом тихо)
      Тяжкий бред!
      Встань, дочь моя... Ты раньше говорила
      Разумнее... Рассудок не погас
      В твоей душе совсем...
      Чего ты просишь?
      Подумала ль? О, посмотри на солнце...
      И пар мечты рассеется... Тебя
      Жалею я теперь, Лаодамия.
      Прости мне, дочь... Все понял я, и гнев
      Уж не слепит рассудка... Вижу, муки
      Не выдержал твой разум... Но к сознанью
      Вернись, мое дитя.
      Лаодамия на коленях прижимается к нему, не выпуская куклы.
      Что ж делать? Нам
      Ведь не одним терпеть... Ты черный жребий
      Полюбишь свой,
      Лаодамия припала к его фаросу и плачет.
      как к старости привык
      Бессильной я, дитя, и бестолковой.
      Поди к себе и черное надень,
      И волосы свои, мою отраду,
      (Целует волосы)
      Железу дай скосить.
      Потом печаль
      Отрадную разделим мы.
      С молитвой
      И тихими слезами обовьешь
      Ты полотном немое изваянье
      И, медною властителей почтив
      Полнощных чашей, яркому огню
      Последнее отдашь... Не надо мертвых
      Мучительной мечтою огорчать
      И их покой тревожить...
      ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
      Лаодамия, прижимая к себе статую, молча уходит в дом. Через несколько минут она выходит с подстриженными волосами и в черных лохмотьях. В руках у нее статуя, но обвитая в белое полотно. По лицу ее без рыданий текут слезы, которых она не вытирает. Рабыни подносят ей медную чашу с возлияниями и берут у ней ношу. Лаодамия молча берет чашу. Шествие трогается в следующем порядке: впереди несут на носилках статую Иолая, как мертвого; потом идет Лаодамия с чашей, которую держит в обеих руках. За ней Акаст, опустив голову.
      Потом рабы, толпа.
      Сцена остается пуста.
      Хор
      Первое полухорие
      Тихой отрады полна,
      Грудь не дрожит от рыданий,
      И за волною волна
      В ней улеглася страданий...
      Бога ль, немого луча ль
      Сердце мелодию слышит,
      Благословенна печаль,
      Если прощением дышит.
      Второе полухорие
      Нет, задушить не могу
      В сердце я странной тревоги:
      Там, у костра, на лугу
      Что-то готовят нам боги:
      Взмахи мне чудятся рук,
      Полные смерти ланиты.
      Нити безумья и мук
      В узел таинственный свиты.
      Корифей
      Постой... Там вопли...
      Первый парастат
      Его хоронят
      Как хочешь, чтоб не плакали?
      О нет.
      Второй парастат
      Нет - это страха
      Прикосновенье
      К устам и сердцу.
      Корифей
      Быть может, ветер
      Завыл в костре.
      Второй парастат
      О нет, то ужас
      Из сердца выжал не стон... а визг...
      Корифей
      Постойте... ближе... Уж голоса...
      Я различаю...
      Первый голос
      (за сценой)
      Раскидывай костер!..
      Корифей
      Зачем костер
      Раскидывать?.. О, тяжкое сомненье!
      Акаст
      О боги... дочь моя... Спасайте дочь...
      Сильный порыв ветра.
      Голоса
      Воды сюда!
      Рабыни, прочь!
      Не сделайте!
      Пожар
      Дружнее...
      Еще сильней...
      Занялося
      Не выхватить...
      Увы!..
      ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
      Крики, вопли, гул.
      На сцену выходит Акаст, сразу дряхлый старик, одежда разорвана, лицо и волосы опаленные.
      Корифей
      О царь Акаст! Где дочь твоя?
      Акаст
      Она
      Себя сожгла... О, ужас... Молча... Молча,
      Как черная овца, она в костер
      За мужем прыгнула... Удар веслом безумья,
      А слезы ведь текли у ней из глаз
      И с молоком мешались в чаше медной...
      Иль боги ей велели?.. Нет... Зачем
      Тревожить их?.. Угодна ль жертва даже,
      Как знать?.. Как знать теперь? И примиренной
      Иль с язвою в душе она от нас
      Ушла?.. Мы не узнаем.
      Расходитесь...
      Что стали там?.. Зачем глядите вы
      На старика безумного? Заразы
      Его греховной бойтесь.
      Корифей
      Да, Акаст,
      Твоей руки прикосновенье было
      Грубей зимы... Пусть бог тебя простит,
      Но кто любил покойную... тем страшно
      И тягостно лицо твое... И сам
      Теперь Гефест божественный в твой остов
      Вдохнуть не мог бы пламени. В тебе
      От старости обуглился и факел.
      Акаст
      Да, женщина! Не надо ран моих
      Тебе щадить... И сладки мне укоры,
      Коль что-нибудь отрадное еще
      Под солнцем быть Акасту может... Спросят,
      Зачем за ней я не ушел? Кому
      Еще нужна сухая трость и этот
      Согнувшийся старик?.. Увы!
      Могилы я боюсь, чем ближе к черной...
      А муки что? Умеют уверять
      Они еще сердца: от жизни будто
      Остался след... и в пепле сером... Вы,
      О граждане Филаки... Этот дом
      И царство все сейчас возьмете... Ветки
      От дерева усохшего искать
      Не будете, я знаю... Но позвольте
      Оплакать мне усопшую... в ее
      Оставленном чертоге... Пусть отрадой
      Последнею терзаюсь я, что жив
      Над памятью сгоревшего ребенка.
      Уходит в дом. Со сцены все расходятся.
      Хор
      Если нить у слепой развилась,
      Ей не свиться, как раньше, вовеки,
      Но на белый и нежный атлас
      Вы зачем же струитесь из глаз
      По ланитам, горячие реки?
      Если дума плечам тяжела,
      Точно бремя лесистое Эты,
      Лунной ночью ты сердцу мила,
      О мечты золотая игла,
      А безумье прославят поэты.
      Царское Село
      Лето 1902