На тридцать вторую ночь, когда золотой шатер царя планет свернули и убрали в сокровищницу запада, когда серебряный трон луны установили на лазоревом ковре неба, Мах-Шакар пришла к попугаю, стала спрашивать разрешения, советоваться с ним, следует ли ей пойти к возлюбленному, чтобы обрести свою судьбу в саду свидания с ним. Попугай сначала вознес молитвы за нее и воздал ей хвалу, а потом сказал:

– С моей стороны нет никаких возражений тому, чтобы глаза моей госпожи озарились несравненной красотой любимого, чтобы соловей стал гостем розы. Напротив, твой верный слуга всем существом жаждет и желает этого, мечтает и думает об этом. По своей верности я всегда молил об этом, по своей преданности испрашивал это. Точно так же, как сын везира Хамидун и сын брахмана достигли своего желания и цели, пусть исполнится и желание моей госпожи, пусть осуществится ее мечта.

Мах-Шакар спросила его:

– А у какого раджи был везиром отец Хамидуна? Кто такой сын брахмана? Как осуществились их мечтания? Расскажи-ка об этом.

– Ради счастия госпожи, – ответствовал попугай, – я поведаю эту историю о любви, но при условии, что, когда я закончу ее, госпожа не станет мешкать и тотчас отправится к любимому.

– Так и будет, – пообещала Мах-Шакар, – а ты расскажи эту повесть.

– Я слышал от хранителей сказаний, – начал попугай, – что в одном из городов Индии жил раджа по имени Махлар, великодушный и ученый. У него было три везира, и каждый из них обладал совершенством ума, обширными знаниями, мудростью и сообразительностью. Хотя третий везир возрастом и умом во многом уступал другим везирам, был ниже их по происхождению, тем не менее, он был доверенным лицом раджи, который по большей части советовался именно с ним, и раджа повсюду расхваливал его решения и поступки.

В один прекрасный день старший и второй везир вели беседу друг с другом. В силу взаимной приязни и дружбы они поклялись, что если у них будут дети и если по воле судьбы у одного родится сын, а у другого – дочь, то они сочетают браком эти две жемчужины власти. На том и порешили, заключили договор и скрепили его клятвой.

И вот счастливая судьба и ход времени свершили так, что в один и тот же день по благодатному стечению обстоятельств у старшего везира родился сын, и его нарекли Хамидуном, а в доме второго везира родилась девочка, которую назвали Сайярой. Родители растили их самым лучшим образом, не могли нарадоваться на их красоту. Два плода на ветви владычества, две жемчужины из моря власти росли и процветали в светлицах милости их матерей и покоях воспитания отцов, словно кипарис и можжевельник, обретали крылья и оперялись. Они учились в одной школе, у одного и того же учителя. И еще прежде, чем два великих мужа, как они уже давно порешили, сочетали их законным браком и заключили брачный союз по закону, их сердца полюбили друг друга, словно Маджнун и Лейли,[333] Вамик и Азра.[334] О любви ведь сказано:

То дева брала уроки привязанности у скрижали сердца шаха, то луна запечатлевала письмена страсти на страницах ума солнца, то красавица учила задачи влюбленности в школе удивления, то пленительница писала пером любви в книге смущения. А Хамидун непрестанно размышлял о ее достоинствах и переворачивал страницы с описанием ее совершенства.

Так они продолжали любить друг друга и не могли глаз сомкнуть, не вспомнив один о другом. Когда они достигли совершеннолетия, когда стали смотреть на мир оком ума, их отцы решили сочетать солнце и луну счастливым союзом на небе брака, положить лал и яхонт вместе в ларец брачного союза. Так они и сделали. По расчетам мудрецов определили день бракосочетания и первой брачной ночи и отвели несколько дней на подготовку торжества.

Но у третьего везира, который был более близким к радже и более доверенным, накануне умерла жена, и он стал просить раджу в таких выражениях:

– Мой дом украсится и будет благоустроен лишь тогда, когда второй везир выдаст за меня свою дочь и соизволит назвать меня своим зятем. Ибо нет никого равного мне или превосходящего меня происхождением. К тому же я – верный и преданный слуга своего раджи.

Поскольку раджа премного благоволил и был благосклонен к третьему везиру, он одобрил его выбор, дал согласие на его просьбу. И тотчас отдал приказ второму везиру, строго-настрого повелел ему отменить первое решение и выдать дочь за третьего везира.

Отец девушки не мог противиться приказу своего повелителя или же возразить хотя бы слово. Ведь мудрецы молвили: «Спорить с приказами повелителей или противоречить их воле – чистейшая глупость и полная дурость».

И он поневоле, вовсе не желая того, подчинился, скрепя сердце дал согласие назвать его зятем, а первоначальное намерение потеряло силу, уговор был расторгнут.

Был назначен уже день свадьбы, определили час и день. Бедняга Хамидун ходил с разбитым сердцем, был так огорчен и поражен, что удалился в степь. У него был названый брат, сын брахмана. То был его преданный и искренний друг, и Хамидун увлек его с собой. Несчастный влюбленный разжег огромный костер и хотел от горя сжечь себя, сгореть, подобно мотыльку, из-за разлуки с огнеподобным лицом Сайяры.

– Берегись, не делай этого, – сказал ему сын брахмана, – и не произноси более таких речей. Ведь влюбленный в разлуке с возлюбленной каждый час горит пламенем, страждущий любви каждый миг плавится словно золото.

Только руки кузнецов жгут непрерывно, только золото ювелиров расплавляют десятки раз. А тебе нет надобности сжигать себя, так как самосожжение – это обычай вдов. Потерпи, впереди еще несколько дней. Быть может, из-за завесы сокровенного покажется какое-нибудь чудо, или же для тебя откроют врата целей и желаний. Если же, упаси боже, получится по-иному и твоя возлюбленная достанется другому, тебе тоже нет смысла сжигать себя, умирать и погибать. А пока ступай в кумирню, туда придет и Сайяра.

А обычай той страны был таков, что девушки за несколько дней до замужества приходили в храм и поклонялись там идолам.

– Я тоже отправлюсь с тобой, – продолжал сын брахмана. – Придем туда и спрячемся. Полюбуйся на Сайяру, побудь с ней некоторое время. Поскольку приближается пора расставания и разлуки, то тебе надо хотя бы в последний раз взглянуть на нее.

Хамидун и его названый брат, сын брахмана, отправились в храм и уселись тайком в уголке. Пришла Сайяра, увидела Хамидуна и очень обрадовалась. Но когда настало время уходить, она сильно огорчилась. Она смотрела в его лицо, а он падал во прах у ее ног, он взирал на ее красоту, а она склонялась челом к его стопам. Он ухватился за ее полу, она – за его рукав, она склонилась над его головой, он упал к ее ногам.

Сын брахмана обратился к ним:

– Это ничему не поможет, – сказал он, – ваши нежности ни к чему не приведут. Нам надо придумать что-нибудь, найти выход. Быть может, звезда счастья взойдет над нами, светила примут нашу сторону.

Сказав это, сын брахмана пустил в ход колдовские чары, облачился в одеяния Сайяры, умастил лицо и тело сандалом, натер его киноварью и шафраном, как это делала Сайяра, набросил на себя покрывало, скромно потупил голову, вышел из кумирни и вместе с прочими прихожанами направился домой.

А сын брахмана был красавец и хорош собою, ему уже давно приглянулась дочь третьего везира, который сватался к Сайяре, и они поклялись друг другу в любви.

На другой день собрался народ, пришли и знать, и простолюдины, и Сайяру вопреки ее желанию сочетали браком с везиром: невесту вручили жениху, устроили роскошный пир по законам и обычаям той страны.

Муж повел жену к себе и вручил ей бразды правления в доме. И вот, наконец, когда заоблачная машшате распустила по куполу неба локоны невесты-ночи, а украшатель небесного свода словно в подарок лику шаха наполнил жемчужинами звезд изумрудный поднос-луну небосвода, везир решил, как это записано в правилах женитьбы, уставе владычества и бракосочетания, увести новобрачную, укрыться с супругой в уединении, дабы вкусить наслаждения ею. И тут-то сын брахмана изо всех сил лягнул везира ногой в живот, так что тот лишился чувств и долго не мог прийти в себя от ужасной боли. Когда же он очнулся, то от стыда не решился никому рассказать об этом. Он скрыл ото всех происшедшее, стал остерегаться близости к новобрачной и оставил ее в покое, сказав себе: «Ясно, чго она боится и опасается меня. Потому-то и ведет себя так».

Потом везир послал к новобрачной свою дочь, красоте которой завидовали все красавицы мира – а у дочки давно были любовные дела с сыном брахмана, – и попросил ее побыть несколько дней с невестой, чтобы та приободрилась. А дочери везира и сыну брахмана только этого и надо было.

Сын брахмана снял с лица покрывало и открылся ей. Дочь везира только диву давалась от такого оборота событий, была поражена такими обстоятельствами. В ту же ночь они покинули дом везира и присоединились в храме к Хамидуну и Сайяре, а затем вчетвером бежали из столицы и поселились в другом городе. И Хамидун и сын брахмана по законам предков сочетались узами брака со своими любимыми и достигли цели. А третий везир остался в беде и страданиях, горюя и тоскуя, так как и дочери лишился, и жены не получил.

– А смысл этого рассказа таков, – закончил попугай, – что мое желание и моя цель состоят в том, чтобы ты, как Сайяра и дочь везира, достигла своей цели, чтобы твои мечты и желания осуществились.

Попугай заканчивал речи, когда светлый румийский полк дня сокрушил передовые линии негров ночи и на востоке высоко поднялось знамя истинного утра, а Мах-Шакар вернулась в свои покои.

На тридцать третью ночь, когда солнце-меченосец закатилось, словно улегшаяся в благие дни смута, а щитоносная луна взошла, словно царский стяг, Мах-Шакар пришла к попугаю, горя страстью и желанием, блистательная, как луна, с красиво разубранными косами, с лицом, как весна, с глазами, полными томления и неги, и стала советоваться с ним, пойти ли ей к своему другу, чтобы испить хоть глоток из чаши свидания.

Попугай, видя, что она ни в чем не подозревает его, нисколько не сомневается в его искренности, тотчас преподнес дары служения, предложил услуги преданного раба и сказал:

– Этой ночью моей госпоже надо во что бы то ни стало пойти к другу, непременно посетить его обитель. Однако, если это будет возможно и окажется тебе по силам, нужно хоть немного испытать его познания и разум, хоть частично проверить его находчивость. Вот что надо сделать, чтобы тебе не жаль было жертвовать собой ради такого человека, чтобы не напрасной оказалась твоя преданность ему.

– Научи меня, как это сделать, – сказала Мах-Шакар, – открой мне способ, каким можно установить степень его ума и сообразительности, посоветуй, как мне постичь его свойства и способности.

Попугай ответил ей так:

– Когда моя госпожа пойдет на свидание и изведает счастье лицезрения возлюбленного, надо задать ему вопрос из рассказа об одной девушке и трех женихах, которые спасли ее от джинна. Надо спросить, кому из тех трех юношей по справедливости должна была достаться спасенная девушка, кто из них достойнее ее. Если он даст правильный ответ, если его решение будет соответствовать истине, тогда задай ему вопрос о жене сына раджи, который собственноручно отрубил себе голову, а потом супруга приложила голову мужа к телу покойника-слуги, а голову слуги к телу своего мужа, и оба они по воле Аллаха ожили. Пусть твой любимый скажет, кому должна достаться жена: голове своего мужа или его телу. Если же он ответит на оба вопроса и разрешит сомнения, то пусть моя госпожа – да продлится ее жизнь – уступит его ласкам и сочтет это долгом души и сердца, пусть погасит пламя разлуки с ним, которую она терпела все это время, напитком его объятий, поскольку выяснится, что нет в мире человека бла городней и возвышенней его.

– В таком случае, – попросила Мах-Шакар, – раскрой мне сокровенный смысл этих рассказов. Но будь справедливым и сначала расскажи о девушке, а потом уж поведай о жене сына раджи.

И попугай начал.

Хранители преданий, пересказывая удивительные истории, сообщают, что в городе Кабуле жил очень богатый купец. В сокровищнице его было несметное множество динаров и дирхемов. И была у него дочь по имени Джауза. Глаза небесного Тельца и очи Овна на небе не видывали такой красивой газели. Доблестные мужи всего мира отступали пред жаром ее пылающих щек. На току красоты колосья прелести принадлежали только ей, чаша ее весов перевешивала чаши всех обладательниц изогнутых бровей. В глаза ее недоброжелателей впивалось жало небесного Скорпиона, словно шип в сердце рыбы, а ямочку ее подбородка непрестанно орошала влага неги. Козерог небосвода устремлял рога в грудь ее завистников, а лунный свет, желая заглянуть ей в лицо, падал с высот на землю. Утарид только и делал, что восхвалял ее красоту и возносил славословия ее совершенству, Зухра непрестанно исполняла мелодии во славу ее красы. Солнце восходило ежедневно лишь затем, чтобы увидеть ее лицо, Миррих от любовных страданий каждый день глотал собственную кровь, Бурджис от избытка любовного пыла светился ярче, Зухал в страсти по ее локонам, черным как уголь, мерк, синий небосвод от зависти к ее бровям каждое утро и каждый вечер обагрялся кровью.

Наконец дочь купца выросла, и сваты и женихи толпами стали стекаться к дому отца. Каждый жених отправлял послания, дарил красивые слова, являл совершенные помыслы, перечислял свои достоинства. Ведь великие мужи сказали:

Отец представлял дочери всех женихов, но она не соглашалась ни за кого выйти замуж, не отдавала своего сердца ни одному из притязавших на него, а лишь твердила: