В индийских преданиях говорится, что был на юге Индии один цветущий город. Жители его слыли людьми богатыми и преуспевающими. Жил там купец по имени Сайд, удачливый в делах и состоятельный, у него был большой капитал и несметное множество товаров. Всю свою жизнь он копил злато и вел торговые дела, свободное же время проводил в наслаждениях, вкушая одни лишь удовольствия. Однако, к сожалению, на берегах его ручья не произрастал побег потомства, ветвь продолжения рода не приносила желанного плода.

Это обстоятельство тяготило купца и омрачало его помыслы. Он обращался и к мудрости старцев, и к откровениям дервишей. От тяжких дум ему кусок не шел в горло, и он, следуя завету господина всех людей Мухаммада: «Если вы в затруднении, то ищите подобно «Калиле и Димне» и «Дару базиликов», помощи у покоящихся в могилах»,[46] стал искать помощи у усопших. Ведь недаром говорили мудрецы: «Тот, кто не оставит потомства, недолго пробудет на страницах времени, и память о нем изгладится с чела мира. Тому же, у кого нет достатка, не удается вкусить мирских благ и обрести житейский опыт».

Смысл нашего существования состоит в том, чтобы, покуда мы носим одежды бытия и возлагаем на голову венец жизни, взирать на мир оком, ищущим назидания, взором, алчущим опыта, в том, чтобы пользоваться всем тем, что доступно человеку, и наслаждаться всеми радостями. Когда же придет человеку пора облачиться в саван небытия, испить долю из смертной чаши, пусть останется от него след на земле и утвердятся его добрые дела.

Что хорошего в долгой жизни, если муж уходит, и никто не поминает его добром?

И вот, наконец, купец Сайд облобызал прах у ног аскета, равного по святости Исе,[48] удостоился аудиенции праведника, бывшего сподвижником Хизра. Он воззвал к его благодатному духу, прибыл к нему, приветствуя и прославляя его, и поведал праведному лекарю, последователю Мусы,[49] скорбь горестного сердца и истерзанной души.

Великий шейх,[50] узрев смиренность и покорность благочестивого мужа, дал ему завет совершать молитвы, раздавать милостыню и подаяние бедным и нуждающимся, очистить грудь от скверны злобы, избавить помыслы от мрака ненависти. А затем он велел вознести к чертогу всевышнего такую молитву: «О Единый! Слова „не родил“ свидетельствуют о том, что ты единосущий, однако мольбу Закарии: „Подари мне сына от себя“.[51] – ты удовлетворил. О Вечный![52] Слова «не был рожден».[53] – это признание того, что ты един. Молитву Закарии: «О господи! не оставляй меня одиноким, ведь ты – лучший из наследующих»[54] – ты также удовлетворил. О Единый! Ты сообщил Ибрахиму[55] благую весть словами: «И обрадовали мы его Исхаком[56]»[57] Подари же мне, твоему бедному страждущему рабу, благородного сына и добронравного потомка, даруй мне, несчастному и немощному, наследника».

Купец Сайд, не мешкая, как велел старец, повязался поясом искренности и стряхнул с сердца пыль ненависти и злобы, укоренившихся в людях. Он роздал беднякам и нищим треть своего состояния, запер уста печатью поста.

Когда лучезарный суфий,[58] неба укрылся в михрабе[59] запада, и глашатай ночи в черных одеяниях взобрался на минбар[60] страждущий купец с тысячью молений и стенаний, смиренно и приниженно, изложил свою сокровенную мольбу в выражениях, какие ему подсказал аскет. Он поднял к небу руки в молитве и пробыл в таком состоянии всю ночь, мысленно проходя путь невзгод. Наконец светлоликий праведник утра воздел лучи в небесное пространство, так что мирянам открылись врата желанных целей и утренний ветерок шепнул его душе: «Воистину, мы радуем тебя вестью о мальчике»[61]

Купец Сайд, получив весть о грядущем сыне, сильно обрадовался, ликование охватило его, и он вновь роздал несметные богатства в благодарность за исполненную просьбу и соединился своей достойной супругой. Затем он стал ждать, когда жена решится от бремени, а судьба произносила такие стихи, которые полностью соответствовали его душевному состоянию:

По истечении положенного срока родился луноликий мальчик, и отец нарек его Саэдом. У купца было богатство, а теперь он обрел в удел и сына. Дом купца озарился светом его лика и блеском услады очей.

По мере того как мальчик рос и стал мужать, на его челе все более проступали приметы благородства и зрелости. Для купца не было большего удовольствия и счастья, чем видеть сына.

Когда мальчику исполнилось восемнадцать лет, он стал бедой для мужчин и искушением для женщин. Куда бы он ни ступил ногой, красавицы выглядывали из-за дверей и стен и любовались его красотой. То одна красавица звала его к себе, то другая сама бежала к нему.

Целый город полон рассказов о нем, сердца всех людей мира пленены им. Одни домогаются его, а достается он другим. Кому улыбнется счастье? Кого он полюбит?

Отец и мать испугались такого поворота событий, но убедились, что их сын благоразумен, не слабоволен и крепок духом, что он, несомненно, убережет свою честь от всяких соблазнов и не станет рвать первую попавшуюся розу. И, тем не менее, они не разрешали ему выходить часто из дому, берегли его как красную девицу и говорили: «Я знаю, что ты не совершишь ошибки, Но сердца влюбленных злокозненны».

Когда ему исполнилось двадцать лет, то согласно предписанию «и сочетайте браком безбрачных среди вас, праведных рабов ваших и рабынь», ему сосватали прекрасную, как гурия, девушку Мах-Шакар[62] и тем самым сочетали браком солнце и луну, возвели жениха и невесту на трон брачного союза, породнились и совершили все обряды и обычаи свадьбы. Поскольку сын относился к своим родителям почтительно и уважительно, всеми силами избегал неповиновения и неподчинения, поскольку он оказывал отцу подобающие почести, они не допускали никаких упущений в обучении его наукам, развитии его способностей и совершенствовании духа, нарекли его счастливым именем, не пожалели средств во время женитьбы и свадьбы, чтобы ознаменовать свою величайшую радость.

Саэд и Мах-Шакар соединились, словно мед и сахар, сошлись словно Близнецы и Плеяды, слились, словно вода и вино, сблизились, словно две первые звезды в Малой Медведице. Они так привязались друг к другу, так страстно влюбились, что не могли расстаться ни на миг и не могли провести в разлуке ни мгновение.

Саэд совершенно забросил торговые дела, только и знал, что наслаждался своей Мах-Шакар, так что отец с матерью его не видали. Еле-еле раз в десять или двадцать дней удавалось выманить его из покоев повидаться с родителями, настолько посвятил он себя прелестям жены, принес все в жертву красот ее тела, совершенно позабыв о чести и славе. И можно бы оправдать его в том, что он так пленился и влюбился, лишился рассудка и сошел с ума, так как Мах-Шакар была чудо как хороша и красива. Сияние ее лика низводило к ногам ее райских гурт, аромат ее кос уничтожал смысл мускуса. По-видимому, божьи слова: «Сотворил вас и сделал прекрасными ваши формы»[63] – были ниспосланы во славу ее красы, ибо полный месяц лучился света от ее восхода, о ее прелести в словах не сказать, ее изящество и ртом не описать. Разве не безумец тот, кто пренебрег бы такой красавицей? Разве не глупец тот, кто цепляется за разум при виде ее лица?

Купец Сайд стал размышлять о безумной страсти сына и пришел к такому решению: «Я женил своего сына для того чтоб он заботился о нас и вершил дела, чтобы он торговал тканям, дабы избавить своих потомков от забот, а вовсе не для того чтобы он предавался молитвам в михрабе бровей жены, уединяясь с ней, и забросил свои обязанности». Затем он позвал к себе сына, пригласил своих старших друзей и приятелей, пролил в их присутствии жемчужины слез из раковин глаз и стал увещевать его:

– Сын мой! В саду моей жизни наступает осень, а солнце жизни клонится к закату. Мой стан, который ни на миг не расставался с пирами и музыкой, согнулся надвое, словно чанг.[64] Мое тело, подвижное и легкое, словно мяч, сгорбилось, как чоуга. Мое лицо, от румянца которого завистливо желтело яблоко в саду, изнуряющая старость выкрасила шафраном. Фиалки, бывало, чернели от зависти к моим волосам, темным и блестящим, а ныне от насилия старости они побелели, как камфара. Руки мои хотят вздыматься в веселье, ноги – не идут, когда надо отправиться по торговым делам.

Теперь пришло время, когда я и все домочадцы нуждаемся в помощи твоей десницы и уповаем на твое усердие. Ведь если ты в эти лета не приступишь к делу, не позаботишься о достоянии, то вскорости старость унесет меня прочь из этого мира, погребет. Прошлое уже миновало, и кто знает, что принесет грядущее? Надо подчиниться времени и приготовить заранее путевой припас, ведь все преходяще. «Время – разящий меч».[65] Если ты в пору юности не заработаешь достаток, то как же обретешь его на старости лет? Ведь говорят же:

– О, сын мой! – продолжал отец. – Да будет тебе известно, что чрезмерное увлечение женщинами и пристрастие к общению «ущербными разумом»[66] безрассудно. Все это наносит большой вред сметливости и сообразительности мужа и порождает явный недостаток в его способности мыслить и знаниях. А ведь ученые, поди, говорили: «Добрая беседа, как и дурной поступок, влекут последствия». Конечно, человек под воздействием общения с другими людьми старается избегать порицаемых поступков и дурных склонностей, но ведь и удовольствия, согласно изречению «все запретное сладко», влекут и притягивают к себе, а человек не подозревает об их вреде, пока кто-либо другой не откроет ему глаза. Такое случилось с семьюдесятью добрыми бедуинами и дурным сыном капитана из Хормуза. Их добродетели не оказали на мальчика никакого воздействия, напротив, его злонравие повлияло на них.

– А как это случилось? – спросил Саэд, и отец отвечал:

Рассказывают, что в городе Хормузе проживал некий капитан, грешный и беспутный. Большую часть времени он проводил на пирушках и оргиях, все свои помыслы направлял на соблазн и разгул. И вот однажды он в опьянении и забытьи, невзирая на поздний час и неурочное время, сошелся с супругой, окропил тигель ее чрева ртутью своей плоти и посеял дурное семя на солончаке. Спустя положенные девять месяцев беременности у него родился сын. Когда тому исполнилось двенадцать лет, то определились у него повадки и ужимки, как у женщин и гермафродитов. Говорили же мудрецы: если сеятель не бросит чистых и отборных семян, если он не проявит предусмотрительности и не соблюдет времени посева, то и урожай у него будет таким же, он пожнет подобные же плоды.

Капитан и родные приняли позор из-за того мальчика, родственники и соплеменники натерпелись сраму. Они тяготились им, презирали его. Как ни старался отец, как ни побуждал отрока, чтобы тот вел себя благородно в кругу мужчин, чтобы обрел мужскую стать и избавился от непристойных телодвижений и неладной походки, мальчик ничуть не поддавался, так как это было в его натуре, согласно выражению: «Нет изменения для творения Аллаха».[67] Напротив, в силу склонности души и влечения сердца его женские повадки все усиливались.

Наконец некий друг сказал капитану:

– О, господин! Если хочешь, чтобы твой мальчик вошел в круг мужчин и погнал на ристалище коня мужества, то вели привести из пустыни восемьдесят кочевников, с речью, грубой, как лай собаки, резких по характеру, устрашающих, подобных пламени, которые никогда не жили под городским кровом, ни разу в жизни не сказали никому ласкового и любезного слова. Пусть их запрут на целый год с твоим сыном в одной комнате, и пусть никто другой не входит туда. А тот, кто будет приносить им еду и питье, пусть не размыкает уст. Если ты осуществишь это, твой сын непременно изживет женские манеры и обретет мужские черты, ибо общение оказывает на человека решающее воздействие, он подпадает под их влияние. Ведь записано же в книгах, что общение преображает. Шейхи – да будет доволен ими Аллах – при всей их набожности и преданности богу не способны столь сильно повлиять на человека, как добрый карнай и общество добрых мужей.

Поскольку в руках того капитана была власть градоначальника города, он последовал совету друга и велел привести из пустыни нескольких кочевников, поселил их в одном помещении с сыном и исполнил все наказы.

Но спустя год, когда их вывели оттуда, мальчик остался при своих прежних повадках, ни чуточку не изменился и нисколько не заимствовал нрава тех, с кем пребывал. А вот на бедуинов мерзкая натура мальчика очень повлияла: под воздействием общения с ним они все стали женоподобными гермафродитами!

– Да будет тебе известно, – продолжал отец, – общение дурным пагубно. Поэтому-то ведь и говорят: «Как много праведников превращалось в грешников из-за греха других!»

Когда Сайд дал сыну отцовский и благожелательный совет столь прекрасном виде и совершенной форме, что и камень не остался бы равнодушным, Саэд покорно выслушал заповедь, источавшую воду благ. Он взял для начала у отца тысячу динаров, открыл лавку, закрыв тем самым уста поносивших его людей, и занялся делом, дабы мудрые мужи убедились в его достоинствах.

Саэд проводил дни, торгуя товарами и сбирая динары и дирхемы; ночами же услаждал душу локонами Мах-Шакар. И это оказалось для него выгодной сделкой и большой прибылью.

И вот однажды на базар принесли продавать попугая за тысячу динаров. Птица умела говорить и читать Коран. Саэд подошел поближе взглянуть, удивился и промолвил:

– Какой же мот купит пригоршню перьев за такую цену? Ну пусть эта пташка говорит и читает. Какой от этого прок? Пусть он читает Коран – не станут же перед ним падать ниц! Что бы он ни говорил, это будет пустая болтовня языком, а не разумные речи. Ведь сказано же:

Попугай, слыша, как умаляют его значение, испугался, что это отпугнет покупателей, и потихоньку шепнул Саэду:

– Эй, купец! Ты еще не знаешь цены мне, не ведаешь, чего я стою. А ведь сердце мое переполнено жемчужинами мудрости и драгоценными каменьями назиданий. Знания и ученость мои совершенны. На десять дней вперед я знаю, что случится и что произойдет в этом мире, и это хранится в моей памяти. Я тонко различаю пользу и вред каждого предмета. Но до сегодняшнего дня я таил свои достоинства и никому не открывал их. Когда же я услышал от тебя о коленопреклонении и мудрых назиданиях, я убедился в твоем благородстве, и мое сердце прониклось любовью к тебе, твои сокровенные мысли сплелись с моими помыслами, недаром же сказано: «Воистину, у всевышнего Аллаха есть ангел, который направляет одного человека к другому».[68] Так не теряй времени, купи меня и не жалей поганого золота. Коли ты обладаешь совершенством, то к чему тебе богатство? Совершенство вечно, а богатство тленно и преходяще. Мудр тот, кто добывает вечное счастье, уплатив тленное ничтожество, кто считает вечное счастье огромным капиталом и несметной прибылью. Тебе от меня будет большая выгода и великая польза.