Харрингтон был человеком большой культуры. Он не строил никаких иллюзий относительно двора при Елизавете, но тогда по крайней мере соблюдали декорум. Непотребство двора Джеймза вызвало его негодование. Впрочем, отчасти он относил пьянство на счет датчан: "Мне думается, датский король плохо повлиял на нашу добрую английскую знать, потому что те, кого я раньше не мог заставить попробовать хорошего вина, теперь следуют общей моде и предаются скотским наслаждениям. Дамы забыли о трезвости, и можно наблюдать, как они валяются пьяными".
      О пьянстве при датском дворе, по-видимому, было известно и раньше. Во всяком случае, Шекспир об этом знал и дважды упомянул в "Гамлете". Сначала при первой встрече принца с Горацио Гамлет говорит своему университетскому другу: "Пока вы здесь, мы вас научим пить" {"Гамлет", I, 2. Перевод М. Лозинского.}. Второй раз - на площадке перед замком, когда принц дожидается появления Призрака. Раздается залп пушек, и Гамлет поясняет:
      Король сегодня тешится и кутит,
      За здравье пьет и кружит в бурном плясе;
      И чуть он опорожнит кубок с рейнским,
      Как гром литавр и труб разносит весть
      Об этом подвиге...
      Тупой разгул на запад и восток
      Позорит нас среди других народов;
      Нас называют пьяницами, клички
      Дают нам свинские... {*}
      {* Там же, I, 4.}
      Поэты каким-то образом узнают и понимают все раньше других. Это проявляется даже в деталях. Впрочем, едва ли можно считать мелочными факты, определяющие уклад жизни тех, кто правит страной.
      Ближайшие друзья
      Мы покинем теперь высокие сферы и перейдем к тому скромному кругу людей, среди которых протекала повседневная жизнь Шекспира.
      С 1594 года, когда Шекспир вступил в труппу "слуг лорда-камергера", и до конца своей работы в театре он был постоянно связан с одной и той же группой лиц. То были актеры - пайщики труппы, с которыми он делил все заботы и радости их общего дела. Актеры этой труппы были лучшими в Лондоне. Если вспомнить хотя бы одни только пьесы Шекспира, сыгранные ими, то станет очевидным, как богаты и разнообразны были их дарования, чтобы они могли сыграть пьесы всех жанров, созданные для них Шекспиром. О них, несомненно, можно сказать то, что говорит Полоний, рекомендуя актеров, прибывших в Эльсинор: "Лучшие актеры в мире для представлений трагических, комических, исторических, пасторальных, пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагико-комико-историко-пасторальных, для неопределенных сцен и неограниченных поэм; у них и Сенека не слишком тяжел, и Плавт не слишком легок. Для писаных ролей и для свободных {То есть для импровизации.} - это единственные люди" {"Гамлет", II, 2. Перевод М. Лозинского.}.
      Их имена уже назывались, но не грех повторить их: Ричард Бербедж, Джон Хеминг, Генри Кондел, Огастин Филиппе, Уильям Слай, Уильям Кемп, Томас Поп, Ричард Каули.
      Кемп был лучшим комиком своего времени. Он проработал в труппе около шести лет, а потом ушел из нее. Тогда его место занял актер не меньшего дарования - Роберт Арним. Остальные оставались в труппе до ухода на покой или до смерти.
      По заработкам Шекспира можно судить о достатке остальных. В отдичие от времен бродяжничества и неустроенности пайщики труппы "слуг лорда-камергера" стремились утвердить достоинство своей профессии тем, что старались жить, как самые достопочтенные буржуа, на что у них было достаточно средств.
      Хотя об актерах в те времена, как и позже, ходила молва, что они люди безнравственные (вспомним анекдот о Ричарде III и Уильяме Завоевателе!), ядро шекспировской труппы составляли лица, преданные своему делу и весьма порядочного поведения. Они заботились о том, чтобы сделать актерскую профессию уважаемой. Вот почему не только Шекспир, но и некоторые другие актеры труппы добивались того, чтобы получить низшее дворянское звание и право именоваться джентльменами. Когда был построен театр "Глобус", большинство актеров поселилось поблизости от него. Они стали усердными прихожанами местного храма, а Хеминг и Кондел были даже церковными старостами, что придавало им в глазах окружающих обывателей респектабельность. Шекспир, по-видимому, больше" всего дружил с главными пайщиками театра, а именно с Ричардом Бербеджем, Джоном Хемингом и Генри Конделом. Бербеджа, Кондел а и Хеминга Шекспир упомянул в своем завещании, оставив каждому деньги на приобретение кольца в память о нем.
      Первое место в труппе принадлежало Ричарду Бербеджу - лучшему актеру на роли героев. Память о его мастерстве жила долго. Первый историк английского театра Ричард Флекно писал через сорок лет после кончины Бербеджа: "Он был восхитительный Протей, так совершенно перевоплощавшийся в своей роли и как бы сбрасывавший свое тело вместе со своим платьем; он никогда не становился самим собой, пока не кончалась пьеса... Он имел все данные превосходного оратора, оживлявшего каждое слово, произносимое им, а свою речь - движением. Слушавшие его зачаровывались им, пока он говорил, и сожалели, когда он смолкал. Но и в последнем случае он все-таки оставался превосходным актером и никогда не выходил из своей роли, даже если кончал говорить, но всеми своими взглядами и жестами все время держался на высоте исполнения роли".
      Автор элегии на смерть Бербеджа сожалел:
      И юный Гамлет, старый Иеронимо,
      Лир добрый, Мавр печальный и другие,
      Что жили в нем, теперь навек скончались.
      Об одаренности Бербеджа свидетельствует то, что он был не только замечательным актером, но и не плохим художником. Джон Дэвис из Хирфорда в поэме "Микрокосм" (1603) писал, что он любит и уважает актеров "одних за то, что они умеют хорошо рисовать, других за их поэзию". На полях поэмы сделана пометка против этого места. Здесь поставлены инициалы: W. S. и R. В., что явно означает Уильяма Шекспира - актера, писавшего хорошие стихи, и Ричарда Бербеджа - актера, умевшего хорошо рисовать. В другой поэме "Гражданские войны между смертью и судьбой" (1605) он опять пишет об актерах, которых он называет зеркалом, ибо, смотря, как они играют свои роли, люди могут увидеть, как в зеркале, свои пороки. Но есть другие актеры, глядя на которых можно видеть не пороки, а человеческие достоинства.. Против этого места поэмы на полях опять поставлены те же инициалы: W. S. и R. В.
      Известен случай, когда Шекспир и Бербедж приложили один - свое поэтическое воображение, второй - рисовальные способности. Видный вельможа Франсис Маннерс граф Ретленд заказал Шекспиру и Бербеджу сделать для него эмблему. Она нужна была графу для участия в рыцарском турнире. Такие турниры еще устраивались при дворе короля Джеймза. Тогда любили всякого рода аллегорические и символические изображения. Шекспир и Бербедж постарались как могли. Граф щедро расплатился с ними. В его расходных книгах управляющий записал: "31 марта (1613 года). М-ру Шекспиру золотом за эмблему для тмилорда - 44 шиллинга. Ричарду Бербеджу за рисунок и раскрашивание его золотом - 44 шиллинга. Итого 4 фунта 8 шиллингов".
      Эту эмблему друзья рисовали уже тогда, когда Шекспир перестал играть в театре. Но его деловые отношения с труппой продолжались, и не прекращалась дружба с человеком, который делил с Шекспиром успехи, выпадавшие на долю ярких драматических образов, создаваемых ими совместно.
      Из других членов труппы Шекспир особенно дружил с Хемингом и Конделом. Остальные актеры-пайщики, видимо, тоже были не просто коллегами Шекспира. Метрические записи хранят реальные знаки уважения, которое актеры питали к Шекспиру: среди их сыновей было несколько Уильямов, и нетрудно сообразить, кто был их крестным отцом.
      В роли свата
      Среди лондонских знакомых Шекспира была семья французских гугенотов Монжуа. Шекспир жил в их доме на Силвер-стрит примерно с 1601 по 1607 год. Иначе говоря, в этом доме Шекспир прожил как раз те годы, когда им были написаны его величайшие трагедии. Дом этот находился неподалеку от собора Святого Павла, который, как мы уже отмечали, был не столько церковным центром Лондона, сколько центром вполне мирских дел горожан.
      У Кристофера Монжуа, занимавшегося прибыльным делом - изготовлением париков, был подмастерье Стивен Белотт. Проработав у Монжуа шесть лет, Стивен совершил, как это полагалось, путешествие, а затем, вернувшись в Лондон, опять поселился у хозяина, который решил женить его на своей дочери Мари, которую на английский лад переименовали в Мэри. Шекспир, как постоянный жилец и друг семьи, принимал участие в переговорах, предшествовавших браку: о приданом, наследстве и других имущественных делах. Дело было улажено, бракосочетание состоялось. Но через шесть или семь лет Стивен Белотт подал в суд на своего тестя за невыполнение им условий брачного договора. По словам Стивена выходило, что Монжуа должен был выплатить своему зятю около шестидесяти фунтов стерлингов, а по смерти оставить ему и его жене еще двести фунтов. Шестьдесят фунтов не были выплачены. Суд вызвал свидетелей, в числе которых был прежний жилец в доме Монжуа Уильям Шекспир. Протокол свидетельских показаний Шекспира был обнаружен американским ученым Ч. У. Уоллесом в 1910 году. Поскольку этот документ еще ни разу не публиковался на русском языке, мы приведем его полностью:
      "Уильям Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне, в графстве Уорик, джентльмен в возрасте 48 лет или около того, был приведен к присяге и допрошен сего дня и года, как упомянуто выше, и в своих показаниях он сказал:
      1. На первый вопрос свидетель показал, что он знает обе тяжущиеся стороны, как истца, так и ответчика, и знаком с ними обоими, сколь ему помнится, на протяжении десяти лет или около того.
      2. На второй вопрос свидетель показал, что он знает истца с тех пор, как тот был в услужении у ответчика, и что в течение времени, пока истец служил у вышеупомянутого ответчика, он, ответчик, насколько известно свидетелю, вел себя хорошо и честно; но, насколько свидетель помнит, ему не приходилось слышать, чтобы ответчик говорил, что он получал большую выгоду и доход от услуг вышеназванного истца. Свидетель говорит также, что он считает, что истец был хорошим и прилежным работником у своего хозяина. Больше ничего на этот вопрос он не мог ответить.
      3. По третьему вопросу свидетель показывает, что ответчик на протяжении, службы у него истца относился к нему с большим расположением и доброжелательством; он слышал, что ответчик и его жена много раз отзывались об истце, как об очень честном человеке. Свидетель показывает, что ответчик предложил истцу жениться на Мэри, являвшейся дочерью и единственной наследницей ответчика. И он очень хотел заключения этого брака в случае, если истец согласился бы на него. Далее, свидетель показывает, что жена ответчика просила свидетеля уговорить вышеназванного истца согласиться на этот брак; согласно ее просьбе свидетель действительно уговорил истца вступить в этот брак. Больше ничего свидетель по данному вопросу показать не может.
      4. По четвертому вопросу свидетель показал, что ответчик обещал истцу дать определенную сумму при женитьбе на его дочери Мэри, но свидетель не помнит, о какой сумме шла речь и когда она должна была быть уплачена, не знает он также о том, что ответчик обещал истцу и своей дочери Мэри 200 фунтов после своей смерти; свидетель показывает, что истец жил в доме ответчика и они много раз совещались по вопросу об этом браке, который впоследствии был заключен и освящен церковью. Больше ничего он не может показать.
      5. На пятый вопрос свидетель ответил, что он ничего не может сказать касательно других пунктов настоящего вопросника, ибо ему не известно, какие предметы домашнего обихода ответчик дал истцу при заключении брака с его дочерью Мэри.
      Уиллм Шексп.".
      Эти показания Шекспир давал в 1612 году. Документ написан рукой клерка, но подписан самим Шекспиром в сокращенной форме, как это показано выше. Нас не интересуют тяжба и ее последствия. Документ этот любопытен тем, что показывает нам Шекспира в его повседневных отношениях с соседями. Видимо, он пользовался уважением в доме как у старших, так и у молодежи, о чем можно судить по тому, что жена Монжуа просила Шекспира быть посредником в заключении брака между ее дочерью и Стивеном Белоттом.
      Незаконный сын?
      Хотя Шекспир прожил почти все годы своей творческой жизни в Лондоне, ему нередко приходилось расставаться со столицей. Он часто навещал свой родной город, в котором он делал все большие приобретения недвижимой собственности - дома и земельные участки. Приходилось покидать Лондон и во время эпидемий чумы. Наконец, труппа Шекспира выезжала на гастроли в другие города. В частности, актеры труппы нередко давали спектакли в Оксфордском и Кембриджском университетах.
      Во время этих поездок путь Шекспира из Лондона проходил через Оксфорд. Вообще это был самый удобный маршрут для поездок в Стратфорд.
      В Оксфорде находилась гостиница "Корона", принадлежавшая Джону Давенанту. Давенант был состоятельным человеком, занимавшим главные должности в местной городской корпорации, и пользовался большим уважением. Антиквар Обри рассказывает, что Давенант был почтенным горожанином серьезного нрава. Другой антиквар, Энтони Вуд, сообщает, что его редко или почти никогда не видели смеющимся, но он же добавляет, что Давенант был большим любителем театральных представлений.
      У Давенанта была красивая молодая жена Джейн. Обри описывает ее, как "очень красивую и очень остроумную женщину, с которой было очень приятно разговаривать".
      В этом доме Шекспир нередко бывал. Энтони Вуд прямо говорит, что Давенант был большим поклонником Шекспира и что Шекспир "часто останавливался в его доме в своих поездках между Уорикшайром и Лондоном". Обри тоже пишет: "Уильям Шекспир по крайней мере раз в год посещал Уорикшайр и обычно по пути туда останавливался в этом доме в Оксфорде (то есть в гостинице Давенанта), где его чрезвычайно уважали".
      У супругов Давенант было восемь детей - пятеро сыновей и три дочери. Второй из сыновей родился в 1606 году, и в честь друга дома был назван родителями Уильямом. Предание гласит, что Шекспир был крестным отцом этого мальчика. Впоследствии Уильям Давенант сам стал драматургом и при Карле II был даже поэтом-лауреатом.
      Старший брат Уильяма, Роберт Давенант, стал видным богословом. Антиквар Обри беседовал с ним и записал: "Я слышал, как Роберт говорил, что мистер Уильям Шекспир целовал его сотни раз". После смерти Шекспира юный Уильям Давенант в 1618 году написал "Оду в воспоминание об Уильяме Шекспире".
      Эти семейные предания Давенантов свидетельствуют о том, что Шекспир был действительно близким человеком в их кругу.
      Существует мнение, что эта близость к семье Давенантов была более чем дружеской. Кажется, Шекспир был "другом дома" Давенантов в том смысле, в каком это понятие употребляется для обозначения адюльтерных отношений.
      Источником этой сплетни был не кто иной, как сам Уильям Давенант. Об этом рассказывает все тот же антиквар Обри. "Этот сэр Уильям (Давенант), иногда, сидя в приятном расположении за стаканом вина с самыми близкими друзьями, как, например, Сэм Батлер (автор "Гудибраса") и др., говорил, что, как ему кажется, он писал в том же духе, что и Шекспир, и ему нравилось, чтобы о нем думали, как о его сыне: и он рассказывал вышеприведенную историю, по которой получалось, что его мать считалась легкомысленной женщиной и ее будто бы даже звали шлюхой".
      Историю о том, что Давенант был незаконным сыном Шекспира, рассказывает также антиквар Олдис. Вот его рассказ: "Если можно доверять преданию, то Шекспир часто останавливался на постоялом дворе или в таверне "Корона" в Оксфорде как по дороге в Лондон, так и из Лондона. Хозяйка гостиницы была женщиной большой красоты и живого ума, а ее муж, мистер Джон Давенант (впоследствии мэр этого города), был мрачным, меланхоличным человеком; но и он, как и его жена, любил проводить время в приятном обществе Шекспира. Их сын юный Уил Давенант (впоследствии сэр Уильям) был тогда маленьким школьником семи или восьми лет; и он так любил Шекспира, что, услышав о его приезде, убегал из школы, чтобы увидеть его. Однажды один старый горожанин, заметив, что мальчик, запыхавшись, бежал домой, спросил его, куда он так спешит. Мальчик ответил, что он бежит, чтобы поскорее увидеть своего крестного отца Шекспира {"Крестный отец" по-английски "god-father" - "отец по богу".}. "Ты хороший мальчик, - сказал горожанин, - только смотри, не упоминай имени бога всуе".
      В 1749 году эта история была опубликована в печати неким Р. Четвудом, который писал: "Многие считали сэра Уильяма Давенанта побочным сыном Шекспира".
      Установить достоверность этой истории теперь уже невозможно. Читатель может по своему вкусу принять ее или отвергнуть. Со своей стороны, я могу лишь сказать, что рассказ Давенанта интересен с точки зрения исторической.
      Молодой Уильям Давенант пошел по стопам своего, скажем осторожно, крестного отца: он стал поэтом и драматургом. Но когда ему исполнилось тридцать шесть лет, в 1642 году, во время пуританской буржуазной революции все театры были закрыты. И так было на протяжении почти всех лет республики. Только под самый конец своего правления, в 1656 году, Кромвель устроил при своем дворе несколько спектаклей. Года четыре спустя произошла контрреволюция, к власти вернулись Стюарты. И одним из первых актов нового правительства было решение о возобновлении деятельности театров. Давенант, которому было тогда пятьдесят четыре года, создал свой театр. Он собрал несколько уцелевших актеров и обучил новых, чтобы создать приличную труппу. Давенант оказался человеком, который выступил в роли хранителя традиций английского театра конца эпохи Возрождения. Он много знал и много помнил и, готовя спектакли, передавал актерам сохранившиеся в его памяти навыкл и приемы театральной работы. Давенант восстановил на сцене пьесы, шедшие в дни его молодости до закрытия театров. В частности, он поставил "Гамлета". Датского принца играл Томас Беттертон, который произвел огромное впечатление на современников. Давенант сам наставлял Беттертона, как играть роль. При этом он рассказал ему, как ее исполнял четверть века тому назад Томас Тэйлор, а Тэйлора ввел в эту роль сам Шекспир.
      Не будет преувеличением, если мы скажем, что Давенант явился одним из преемников Шекспира в драматическом искусстве. Может быть, ему захотелось подкрепить свою роль в театре версией о том, что он был продолжателем не только дела, но и рода Шекспира.
      Напомним еще об одном. Период Реставрации, начавшийся в 1660 году, отличался крайней распущенностью нравов. После почти двух десятилетий строжайшего пуританского режима в стране наступило время, когда безнравственность считалась, так сказать, выражением приверженности новым порядкам. Комедии периода Реставрации одна за другой изображают интриги, основанные на супружеской неверности, соблазнении чужих жен и совращении мужей. Рассказ Давенанта, можно сказать, соответствует стилю Реставрации.
      Вот и все, что можно сказать по поводу пикантной истории, рассказанной в старости сэром Уильямом Давенантом, когда он был под хмельком.
      Десятинные земли
      Надеемся, что рассказанная только что история не повредила в глазах читателя репутации Шекспира. Если же мы невольно причинили ему ущерб, то спешим загладить его. Что бы там ни говорили легкомысленные люди вроде Давенанта, мистер Уильям Шекспир не забывал о своих деловых интересах и уделял им должное внимание.
      Может быть, читатель не забыл, что в 1598 году земляки Шекспира/ зная о его доходах, предложили ему приобрести десятинные земли. Тогда у Шекспира, по-видимому, еще не было достаточных средств для этого. Прошло несколько лет, и доходы от его пая в товариществе "слуг его величества" позволили Шекспиру заключить эту сделку.
      Еще раз просим извинения за такие непоэтические подробности, но от фактов не уйдешь, и мы не имеем права скрывать их от читателей.
      В средние века, когда церковь была крупнейшим феодальным эксплуататором крестьянства, она владела землями, которые обрабатывались фермерами. За это фермеры платили церкви одну десятую того, что заработали на этой земле. После реформации церкви и закрытия монастырей эти земли перешли во владение различных лиц. В стратфордской округе тоже были такие земли. Они принадлежали городской корпорации. Эти земли сдавались на откуп лицу, которое отдавало их в аренду фермерам, а эти последние платили десятину откупщику. Он, в свою очередь, часть дохода возвращал корпорации.
      Когда Шекспиру было девятнадцать лет, вскоре после того, как он женился, стратфордские десятинные земли отошли к некоему Ральфу Хаббарду. Двадцать два года спустя их перекупил у него Шекспир.
      Сделка произошла летом 1605 года. Согласно контракту Шекспир уплатил прежнему владельцу Ральфу Хаббарду четыреста сорок фунтов стерлингов. За это он получал право на доход с этих земель, которые приносили в год шестьдесят фунтов стерлингов. Правда, из этих шестидесяти Шекспир должен был вносить семнадцать в кассу стратфордской "корпорации и пять фунтов - первому откупщику этих земель, тому, у кого перекупил это дело Хаббард. Шекспиру оставалось чистыми тридцать восемь фунтов стерлингов дохода. Как подсчитал Ф. Халидей, один из новейших биографов Шекспира, такой доход составлял девять процентов годовых на вложенный капитал. За десять-одиннадцать лет, таким образом, можно было полностью вернуть потраченные на это деньги, после чего десятинные земли приносили владельцу все новый и новый доход.
      Сделка с десятинными землями еще более упрочила положение Шекспира в Стратфорде. Не забудем, что у него жила здесь семья - жена и две дочери. Сам он тоже все чаще и дольше оставался в Стратфорде.
      Джон Уорд, бывший священником в Стратфорде, сорок пять лет спустя после смерти Шекспира беседовал с теми из его земляков, кто знал его, и записал следующее: "Я слышал, что мистер Шекспир был человеком врожденного ума без какого бы то ни было образования. В молодые годы он постоянно был в театре, а в более зрелые годы жил в Стратфорде и снабжал сцену двумя пьесами ежегодно, и это приносило ему такой большой доход, что он тратил, как я слышал, около тысячи фунтов стерлингов в год". Это он выяснил в порядке знакомства с городом, в котором занял важную должность духовного пастыря большой общины. Понимая, что Шекспир - предмет гордости своих сограждан, Уорд после только что приведенной записи сделал для себя особую пометку: "Запомнить, что надо почитать пьесы Шекспира и знать их так, чтобы не оказаться неосведомленным по этой части..."
      Как видим, Уорд относился серьезно к своим обязанностям. Тем не менее он не очень надежный свидетель: в поздние годы Шекспир уже не писал по две пьесы в год. Уорд преувеличил в два раза. Вероятно, он преувеличил и расточительность Шекспира. Стратфорд становился все более пуританским городом. Если в детские годы Шекспира его отец, в бытность городским головой, охотно разрешал актерам давать представления, теперь в городской корпорации преобладали пуритане, и по их требованию театральные представления в городе были запрещены.
      Своими доходами и приобретениями недвижимого имущества Шекспир показывал землякам-пуританам, что его занятия вполне респектабельны и приносят ему такой доход, о каком многие из них и мечтать не смели. Вероятно, пуританские сквалыги еще больше сердились на Шекспира за это. Но вреда они не могли причинить ему, богатому домовладельцу, землевладельцу, джентльмену и личному слуге его величества, не раз бывавшему при дворе самого короля.
      Три шедевра
      Если бы архивы сохранили нам больше документов об этих годах жизни Шекспира, то сколько бы их ни было, по важности они все равно не могли бы идти ни в какое сравнение с тем, что мы знаем и без них. В годы, о которых мы рассказали только что, то есть между 1604-1606 годами, Шекспир написал три пьесы, которые наряду с "Ромео и Джульеттой" и "Гамлетом" составляют вершину его мастерства в жанре трагедии.
      В дневнике дворцовых развлечений за 1604 год имеется запись: "Актерами его королевского величества. День всех святых, то есть первого ноября. В Банкетном зале дворца Уайтхолл пьеса, называющаяся "Венецианский мавр". Если это и не была премьера "Отелло", то, во всяком случае, пьеса была новой.
      Сохранились любопытные свидетельства успеха трагедии. Поэт Леонард Диггз вспоминал много лет спустя: "Как наслаждались зрители, с каким восхищением уходили они оттуда (из театра. - А. А.), тогда как в другое время они не стали бы слушать ни строки из "Катилины"; "Сеян" {Обе пьесы трагедии Бена Джонсона на сюжеты из римской истории.} был тоже слишком утомителен, им больше нравились "честный" Яго или ревнивый мавр..." И уж совсем трогательное открытие сделал один шекспировед, обнаруживший в метрических записях округа Шордитч в Лондоне регистрацию крестин. Некто Уильям Бишоп, по-видимому, большой любитель театра, под впечатлением трагедии Шекспира окрестил свою дочь, родившуюся в 1609 году, Дездемоной, хотя в святцах такое христианское имя не числится.
      Так как дневников шекспировской труппы не сохранилось, то дворцовые записи о спектаклях часто оказываются единственными источниками сведений о том, когда впервые появилась та или иная пьеса Шекспира. При этом приходится делать поправку во времени: представления во дворце не обязательно были премьерами. Наоборот, вероятнее другое: при дворе показывали то, что уже завоевало признание публики общедоступного театра. С этим примечанием мы переходим к следующей записи, извлеченной из реестра Палаты торговцев бумагой, где издатели Натаниел Баттер и Джон Бэшби регистрировали рукопись: "Книга под названием: мистер Уильям Шекспир, его история короля Лира, как она исполнялась перед его королевским величеством в Уайтхолле прошлым рождеством, в ночь на Св. Стивена актерами его величества, обычно играющими в "Глобусе" на том берегу Темзы". Запись сделана в 1607 году. Произведя соответствующий отсчет, установили, что представление "Короля Лира" при дворе состоялось 26 декабря 1606 года. По-видимому, на сцене "Глобуса" пьеса уже шла до этого, на что указывает приведенный документ.
      К 1605 году относится еще одно свидетельство славы Шекспира у современников. В этом году было напечатано сочинение выдающегося ученого филолога и историка Уильяма Кемдена под названием "Дополнения к большому сочинению о Британии" (название объясняется тем, что у него была книга "Британия", впервые вышедшая в 1586 году). Эти дополнения содержали суждения Кемдена о старых английских поэтах. Завершая данный раздел, он написал: "Этого достаточно, чтобы дать представление о поэтических описаниях наших древних поэтов. Я хотел бы иметь возможность дойти до нашего времени. Какой мир мог бы я вам показать из сочинений сэра Филиппа Сидни, Эдм. Спенсера, Семюэла Дэньела, Хью Холланда, Бена Джонсона, Т. Кемпиона, Майк. Дрейтона, Джорджа Чапмена, Джона Марстона, Уильяма Шекспира и других плодотворных умов нашего времени, которыми грядущие века справедливо будут восхищаться".
      Шекспиру в этом отзыве досталось последнее место. Возможно, потому, что для Кемдена он был только автором двух напечатанных поэм. Зато кое-кому в этом списке повезло не по заслугам. Хью Холланд напечатал всего лишь томик стихов. Но он, как и Бен Джонсон, был учеником Кемдена, поэтому они оказались в списке впереди и Чапмена и Шекспира.
      Имя Шекспира упоминается Кемденом еще и по другому поводу. Почтенный исследователь британских древностей рассказывает, между прочим, о происхождении фамилий. Некоторые фамилии, сообщает он, "происходят по названию того оружия, какое тогда обычно носили: например, Long-sword (длинный меч), Broad-speare (широкое копье), Fortescu (острое копье), то есть Shake-speare (потрясающий копьем)..." и т. д.
      Вполне возможно, что Шекспир читал это первое разъяснение происхождения его имени. Мы догадываемся об этом не потому, что Кемден излагает здесь легенду о короле Лире. Шекспиру его рассказ уже не был нужен, так как трагедия к тому времени, вероятно, была написана. Зато вполне вероятно, что Шекспир обратил внимание на притчу Менения Агриппы о том, как живот поссорился с другими членами тела. Она была использована Шекспиром в первом акте пьесы, написанной вскоре после этого, - "Кориолан".
      В 1606 году Шекспир написал "Макбета". Об условиях возникновения этой трагедии известно сравнительно много.
      Труппа "слуг его величества" должна была оправдывать свое название и прославлять царственного покровителя. В 1604-1605 годах на сцене "Глобуса" была поставлена пьеса "Гаури"; в ней изображалось, как незадолго до вступления на английский престол Джеймз, еще в бытность только шотландским королем, счастливо избежал покушения заговорщиков, возглавляемых Гаури. Публика с интересом смотрела "пьесу. Но властям не понравилась уже самая идея - изобразить заговор против короля. Не посмотрели на то, что заговор не удался и что заговорщики осуждались как злодеи, заслуживающие виселицы.
      О судьбе пьесы стало известно из сохранившегося письма одного современника, Джона Чемберлена: "Трагедия "Гаури" была дважды полностью сыграна актерами короля при большом стечении народа. То ли из-за того, что тема недостаточно хорошо разработана, то ли потому, что считается недозволенным изображать на сцене монарха при его жизни, высокопоставленные советники (то есть министры. - A. A.), как я слышал, недовольны пьесой, и все считают, что она будет запрещена".
      Так и случилось.
      С этого времени перед "слугами его величества" стояла необходимость, так сказать, реабилитироваться в глазах короля и министров. Надо было поставить что-нибудь такое, что могло бы понравиться им. Мы уже знаем по истории с пьесой о Томасе Море, что в затруднительных случаях такого рода обращались к Шекспиру. Так произошло и на этот раз.
      Шекспир подошел к делу серьезно. Он стал читать историю Шотландии с целью найти в ней подходящий сюжет. Если товарищи по профессии и считали Шекспира "дипломатом", то в данном случае они, пожалуй, ошиблись. Он не нашел ничего лучшего, как инсценировать историю шотландского вельможи, который убил своего короля и захватил его престол.
      Нельзя сказать, что Шекспир совсем забыл, для чего нужна была его труппе пьеса на шотландский сюжет.