Просился со мной сюда на праздник, я ведь им про вас рассказываю. Вовку Берковского помнишь? Ходил со мной на хутор Беловатый. Выбросился с парашютом аккурат на хутор, там они его и расстреляли, слова не сказал. Второй сын Михаил, ему пятнадцатый, ростом, пожалуй, поздоровше Володьки, а фигура, знаешь, легкая, стройная, в мать. Тоже учится, причем спортсмен, гирями играет, в зеркало глядится, все мышцы смотрит, напруживает... кто другой, возможно, не согласится, но он на Малахова Михаила смахивает... помнишь, каланча, под нынешних, в кабину не влезал, его на пятом вылете... Миша. Потом три девочки. Подряд. Четвертый пацан Анатолий.
      - Помыканов?
      - Он. Толя Помыканов. На Вассерау. Вернее, там два селения: Вассерау и Нейнасау. Днем ничего, к вечеру подтянули зенитку, мы ее, понятно, не ждали... Лягушками забавляется. Змеи, ужи, жабы - всех в дом тащит, спит с ними... Короче, сколько я потерял, столько она мне родила. Девять человек, три девочки в зачет, у нас же девчата были. Нынешних штатов не знаю, из армии давно, по довоенным штатам, когда меня авиация с пути истинного совратила, девять человек - эскадрилья, полный комплект. Да, Коля, так. Вере весной исполнилось сорок, я четыре года как пятый десяток разменял. Как живем... На полу никто не спит. Я с Верой отдельно, шестимесячный малышка Ваня с нами. Ссор, болезней в доме нет. Все здоровы. За стол садимся, ложки стучат, как барабанные палочки. Никаких ясель, у самих дома детский сад: то один подбросит своего, то другой, где девять, там и двенадцать. Юры Свекольникова жена, больная женщина, но, знаешь, отзывчивая, то тряпки пришлет, то ботиночки, своих-то у них один, а нам все сгодится. Вера на машинке перешьет, я набоечки поставлю...
      - Давай адрес, пока не разбежались... Слушай: летать хочется?
      - Сколько прошло, Коля. Теперь уже не хочется. Расхотелось.
      - А снится?
      - Теперь уже не снится.
      По рукам ходят фотографии; групповые, поблекшие от времени снимки вызывают споры:
      - Это - Ефанов? Ничего подобного. Ефанов вообще когда прибыл, в сорок четвертом, это Миша Плотников. Скончался в госпитале от ран. А справа Боркунов, вот кто. Борис Никитич Боркунов. Он и Помыканов, их вместе сбили.
      - Еще Козлов был.
      - Знакомая фамилия.
      - Был, был. Командир звена. Его на Сапун-горе сняли...
      - Ранили?
      - Когда от цели уходил. Отлично сработали, поддержали пехоту, Хрюкин открытым текстом благодарность...
      - Так-так-так...
      - А в догон очередь, он тут и упал. Хрюкин приказал по рации вывезти самолетом... Козлов, командир звена.
      - Имя?
      - Имени не помню.
      - Казнов!
      - Я - Казнов.
      - Сюда!
      - Выбираться неохота.
      - Иди, иди, не пожалеешь.
      Опираясь на тяжелую трость, подходит Казнов.
      - Узнаешь? Знакомы?
      Улыбки вежливости, пауза узнавания.
      - Казнов! - раздается вопль, от удара по столу гремит посуда, - Казнов, а не Козлов! Братуха, ведь он тебя, подбитого, из-под Сапун-горы вывез, теперь-то узнаешь?!
      Кто со слуховым аппаратом, кто наставляет ладошку рупором. Едят, пьют, вспоминают, оценивают.
      - Дети были. "Товарищ командир, а чего Гузора щиплется?.." Ну? Детский сад.
      - С этой демократией далеко не уйдем. С какой - не знаю, с этой - нет. Фабрике понадобился негабаритный рельс. Привезти не на чем: простая машина не возьмет, нужна с прицепом. Директор заявляет: без рельса перекрытие рухнет, проявите инициативу. И пожалуйста: на коленях, вручную распиливают рельс, везут на фабрику, здесь снова сваривают,
      - При чем тут демократия? Головотяпство это, вот что.
      Все пушки, пушки грохотали, Трещал наш пулемет...
      это подполковник, запевала и танцор, сдвинув столы, образовал сводный хор всех родов войск, заполняющий паузы в программе джаза, построенной с подкупающим знанием аудитории.
      - Жена Тертышного с письмом статью прислала. Спрашивает, правда или нет.
      - Какую статью?
      - Пишет, жизнь сложилась нелегко. Потеряла мужа, сумела воспитать сына, офицера Советской Армии... С жильем трудно, здоровье подорвано...
      - Статья-то какая? О чем?
      - Да тиснул кто-то, еще в войну, будто Тертышный повторил подвиг Гастелло. Кто трепанул, не знаю. Помнишь, взрыв наблюдали? Три пожара и взрыв? Митя Комлев водил... Короче, напечатали. А Тертышного "фоккер" снял над водой, над морем, никто не видел, как он нырнул. Теперь жена спрашивает... Что писать?
      - Надо не ей, а в райисполком. Чтобы учли по возможности. Проявили внимание.
      - Про Тертышного-то что писать? Она ждет...
      За свадебным столом - своя стихия.
      Старшее поколение, родители пересказали друг дружке вчерашний телефильм, родственнички - перезнакомились ("Мои разлюбезные... папа, мама и я, прораб-бездарность..." "У нас свой такой дурак!" "А это - племянники Ивановы!" "А это - племянницы Смирновы!" "Поздоровались наперекрест - к свадьбе!"). Молодежь дождалась своего, провозгласила: "Горько!" Томно поднялась невеста. Тонкогрудый женишок охватил ее и, прикрывая от бесцеремонных, под дружный счет: "Три!.. Семнадцать!.. Двадцать!.." целует.
      Затем все берет в свои уверенные, натруженные руки баянист.
      Песня - и никаких проблем.
      Востроглазая невеста счастливо царствует над преданным ей окружением, ее подружки не столько веселы, сколько приметливы, терпеливы, затаенное ожидание по-своему их красит. "А свадьба, свадьба пела и плясала, - ведет баянист довольно дружный хор, - широкой этой свадьбе было места мало, было мало неба и земли..."
      На свадебное веселье в павильоне отозвалась веранда.
      - Ничего подобного мы, конечно, не переживали. И не могли.
      - Наша свадебка под ракитным кустом.
      - Командир приказом провел: считать мужем и женой. Все.
      - А мы без всякой официальности. Потом в декрет уехала, сейчас на пенсии. Я взялся сторожить дачу.
      С гитарой, обслуживавшей павильон, между столиков веранды кочует бравый подполковник. Себе в напарники он взял Силаева, никуда его от себя не отпускает. Оба радушно приветствуют джазистов. Джазисты отвечают им, не роняя достоинства.
      - Ребята, спасибо. Отлично поете. Как раз то, что нужно.
      - А стихи?
      - Какие стихи?
      - Саша, выдай...
      - Такие. - Солист отодвигает в сторонку микрофон. - "Вдруг оживает прошлое на миг, и вас своим дыханием опьяняет..."
      - Что-то есть... Сам?
      - Бодлер... "И кровь людей то славы, то свободы, то гордости багрили алтари..."
      - Славно, Саша, спасибо... "Меж нами речь не так игриво льется, просторнее, грустнее мы сидим..." Хороший подобрал репертуар.
      - Спелись.
      - В походах учимся, в походах.
      - Ребята, у нас одна надежда на вас.
      - В чем?
      - Во всем.
      ...Еще одна фотография, газетная вырезка за 1942 год: дочь матроса, участника затопления кораблей в дни первой обороны Севастополя, - гладкие седины прибраны темным платком, - среди краснофлотцев с "Червонной Украины", защитников города. Возможно, кто-то из них сегодня - здесь.
      ...Победа - это застолье на веранде "Волна" под "Катюшу", "Землянку", "Соловьев" в сопровождении джаз-оркестра из парней, ничего этого не видевших и не знавших.
      Да минует их чаша сия.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      {1}Звание генерал-майора авиации было присвоено Тимофею Тимофеевичу Хрюкину - впоследствии дважды Герою Советского Союза, генерал-полковнику авиации - постановлением СНК СССР от 4 июня 1940 года.
      {2}Посты ВНОС - служба воздушного наблюдения, оповещения, связи.
      {3}ЗАП - запасной авиационный полк.
      {4}БС - боевое соприкосновение.
      {5}Звание Героя Советского Союза майору Клещеву Ивану Ивановичу было присвоево Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1942 года.
      {6}ШМАС - Школа младших авиаспециалистов
      {7}Звание Героя Советского Союза капитану Глинке Борису Борисовичу было присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 мая 1943 года.