Глеб АНФИЛОВ
      Теоретическая проверка
      Двое, склонясь над столами, писали что-то на листах бумаги. Курили, перебрасывались короткими фразами: "Дай-ка линейку...", "Вот собачий интеграл...". Третий сидел рядом и ждал. Сидел и смотрел на работающих.
      На маленького с розовым рямянцем Юру Бригге. Тот, задумавшись, жевал во рту спичку, тер безымянным пальцем переносицу, с сердитым вопросом "Монография Ермакова есть у нас?" бросался к книжному шкафу. И на невозмутимого Сашу Гречишникова, который спокойно низал бусины математических символов в строки вычислений. Иногда Саша переставал писать и думал, оперев голову на руку. И снова писал, и листал тетрадку, на обложке которой было выведено: "М. Рубцов. Волны бытия. Теория и принцип эксперимента".
      Это длилось уже с час, а то и больше. А до этого было бурное объяснение: Юра Бригге и Саша Гречишников никак не могли согласиться с выводом Мая Рубцова о реальной осуществимости эффекта виртуальной петли и умножения тел. Теперь они собственноручно пересчитывали, проверяли, повторяли шаг за шагом всю цепочку рассуждении Рубцова. Это было интересно и важно, ибо близко примыкало к теме собственной их работы.
      По достигнутой договоренности Маю надлежало молчать.
      Юра поднялся, объявил физкультпаузу и начал подпрыгивать, высоко закидывая пятки. Саша сказал:
      - Не мешай, ты трясешь мне мозги.
      - Было бы что трясти... - пробурчал Бригге, но прыгать перестал. Это был обычный стиль их общения.
      Май вспомнил Юру в другой обстановке, на университетских соревнованиях по плаванию. Перед заплывом он точно так же прыгал, самоуверенно обещал сдать на первый разряд, но не дотянул на стометровке брассом двух секунд. Было грустно видеть его огорченным и надутым. Он уверял тогда, что "неровно начал и совсем не устал".
      - Слушай-ка, кузнечик, - сказал Саша Юре, - ты не помнишь ответа Малышева на третье возражение Саде?
      - Он нормировал функцию бытия и доказал, что интеграл обобщенной причинности не расходится, а сходится.
      - К чему?
      - Кажется, к двум пи-тета.
      - К пи-тета, - поправил Май.
      - Ты обязан молчать, - сказал Саша.
      - Именно, - подтвердил Бригге.
      - Ладно, действуйте. - Май покорно умолк.
      Саша писал свои круглые буквы и чуть-чуть улыбался. Май вспомнил, что он всегда улыбался, углубляясь в работу. Вот так же он пять лет назад готовился в читалке к семинару. Там, в читалке, к Саше однажды подошла милая девушка - оказалось, это его двоюродная сестра Лита, она училась на факультете журналистики, на первом курсе... Май с досадой подумал, что вот уже две недели он не виделся с Литой и даже позволял себе хамски отвечать на ее звонки. Последний раз они были вместе на новоселье у Бригге. Было славно - пили пиво, ели какие-то замысловатые слоеные пироги. Лита все время касалась Мая локтем... Немного захмелевший Бригге по обыкновению много болтал о всякой всячине, в том числе почему-то о пророческом даре, приведя в пример какого-то старичка-дальневосточника, предсказавшего день и час падения Сихоте-Алиньского метеорита. За это старичка будто посадили как паникера, но потом, после падения метеорита, выпустили. И якобы теперь старичок работает сторожем в магазине, предсказывает дни ревизий, за что директор его весьма ценит.
      Отчетливо вспомнилось, как Саша тогда изрек: "Это по твоей части, Май встречные потоки времени". А Лита сказала: "Ну, понесли!" и обещала написать о них фельетон "Мракобесы в тоге ученых", и еще заявила, что их надо "вовремя остановить и поправить", а то они "совсем оторвались от сегодняшнего дня".
      Он, Май, на это мечтательно ответил, что и вправду хотел бы оторваться от сегодняшнего дня... Оторваться от сегодняшнего дня... В общем, хороший был вечер... А после него сразу пришла в голову идея петли и умножения. И началась эта жуткая круглосуточная работа. И вот ее итог - тетрадка, которой, разумеется, не верит Барклай. Да и не только Барклай, а и Бригге, и Гречишников тоже. Впрочем, у Мая есть уже и кое-что сверх тетрадки...
      - Кажется, все, - сказал Саша. - У тебя как, Юрий Львович?
      - У меня давно все, - сказал Бригге, - вернее, почти ничего не осталось...
      - Подождем. - Саша закурил и шагнул к окну.
      Бригге доделал оставшиеся преобразования, засунул в рот спичку и чуть было не зажег ее вместо папиросы. Быстро отдернул поднесенный огонек от торчащей у самого рта спичечной головки:
      - Фу ты, чорт! - И выплюнул спичку.
      - Ну? - спросил Саша.
      - Я пока не нашел ошибок. Надо повнимательнее посмотреть дома.
      - Ошибок нет, - сказал Май.
      - Я тоже не нашел, - сказал Саша. - Выходит, ты гений. Или где-нибудь все-таки есть ошибка.
      - Я, наверное, гений, - сказал Май. - Вместе с вами.
      - Может быть, - задумчиво сказал Саша. - Во всяком случае, здорово!
      Тебе надо переходить сюда, в Институт пространства.
      - Рано, - сказал Май.
      - Лютиков тебя с радостью возьмет, - сказал Бригге. - Он любит этакие упражнения, я ему кое-что рассказывал.
      - Рано, - повторил Май.
      - Смотри, Барклай ведь затопчет и спасибо не скажет.
      - Не затопчет... - Май вытащил из нагрудного кармана и положил на стол двадцатикопеечную монету. - Ребята, вот этот двуривенный вчера раздваивался.
      - Врешь! - в один голос воскликнули Саша и Юра.- Документировал?
      - Не успел. Я этого не ожидал. И вышло всего на полчаса. Я только закончил генератор сопровождающего поля...
      Осторожно брали друг у друга монету, рассматривали, Бригге неизвестно зачем прикусил ее.
      - Настоящая, - усмехнулся Май. - Никель как никель.
      В лицах было недоверие и внимание. Саша осторожно спросил:
      - Ты не разыгрываешь нас. Май Сергеич?
      - Нет.
      - А если была галлюцинация? - спросил Бригге.
      - Нет, - сказал Май. - Это была правда.
      Саша чуть исподлобья, с задумчивой пристальностью смотрел на Мая, Бригге выглядел растерянным, жевал очередную спичку.
      - Не верите, - сказал Май. - Ну и леший с вами. Я все равно сумасшедший от радости. Ребята, у меня же огромная камера! Пропадает два кубометра... - Опять было молчание... - Ну, пора на работу. Надо ведь, чтобы вы поверили... - Он пожал им руки и они ответили рукопожатиями, в которых он почувствовал настороженное доброжелательное замешательство:
      им было неловко не доверять ему.
      Появляется Двойник
      К себе, в Институт пустоты Май явился в неплохом настроении.
      Насвистывая, поднялся по лестнице. В лаборатории сидели вычислитель Климов и инженер-монтажник Иосс. Май, впервые за последние две недели, посмотрел на них приветливо и сказал:
      - Привет пустоведам!
      Иосс улыбнулся и кивнул, а Климов сидел с непроницаемым лицом.
      - Вы не поняли, как я смешно сострил, Климов? - спросил Май. - А ведь это здорово: пустоведы. Рифмуется с "дармоеды". Я только что догадался, что мы все пустоведы, а не структурные вакуумщики. Отличное слово...
      - Трепло, - обиженно сказал Климов, когда Май ушел в свой кабинетик, что это его прорвало?
      - Нет, ничего, - сказал Иосс. - "пустоведы", это ничего.
      Потом где-то что-то стукнуло, и дверь в кабинетик Рубцова приоткрылась.
      - Хулиганство! - заорал оттуда Май. - Опять распахнули дверь! Я же прошу...
      Иосс встал, прикрыл дверь и сказал:
      - Рубцов стал совсем психопат, бедняга. То угрюмый, то веселый, то бешеный.
      - Да, - согласился Климов и шопотом добавил. - Пора его убирать с этой работы.
      - Так уж и убирать, - проворчал Иосс. - Кажется, он что-то придумал и работает, как вол.
      Минут пять они сидели молча. Иосс копошился с наладкой инжектора, Климов заново пересчитывал трафаретную схему синтеза квазиструктурного вакуума. Вдруг в комнатке Рубцова раздался гром. Именно гром - нечто протяжно рокочущее, ничуть не похожее на хлопок газового взрыва, или треск, или какой-нибудь удар. Был низкий грохот, не очень громкий, скорее приглушенный. Он длился, наверное, около двух секунд.
      Климов и Иосс бросились в комнатку Рубцова.
      Май сидел за пультом установки сгущения вакуума. Рядом на полу лежал контейнер с жидким азотом. Из его отверстия поднимался белый пар.
      - Что случилось? - спросил Климов.
      Рубцов, ошеломленный, ничего не ответил. В комнату ввалился парень из внутренней охраны:
      - Пожара нет?
      Май показал на камеру:
      - Звук шел оттуда. Я попал в большой прогноз.
      - Какой прогноз? - спросил Иосс. Но Май опять не ответил.
      - Н-да... - протянул многозначительно Климов и подошел к камере.
      - Погодите! - остановил его Май и бросил парню из охраны. - Быстро сбегайте за врачом.
      Парень с готовностью убежал.
      - Хоть обесточьте установку, - сказал Маю Иосс.
      - Нет, нет! Нельзя! Ни в коем случае! - крикнул Май.
      - Почему?
      - Нельзя обесточивать, идет опыт, - деревянным голосом сказал Май и начал отворачивать гайки наружных запоров на двери камеры.
      Климов пожал плечами.
      - Какая-то чушь, ничего не понимаю, - сказал Иосс, принимая от Мая гайки и складывая их на стол.
      Отвернув последнюю гайку. Май потянул на себя толстую дверь камеры. В это время вернулся парень из охраны, за ним семенил институтский врач.
      - Вот! - задыхался парень. - Уже открывают...
      - Ладно-ладно, - сказал врач. - Не волнуйтесь.
      Май продолжал тянуть ручку. Камера приоткрылась. Там на маленьком пластмассовом стульчике в неестественной скрюченной позе, положив голову на ладони, сидел человек, который то ли спал, то ли был без сознания.
      Руководящая роль перешла к врачу. Он протиснулся в камеру, осторожно взял сидящего за плечи и вздрогнул: ему померещилось, что рядом сидит еще что-то, зыбкое, расплывчатое, почти невидимое. Врач усилием воли сбросил наваждение, перевел взгляд на человека, вынес его, положил на пол. Склонился, начал массировать шею и виски, приговаривая:
      - Ничего, ничего... нормально... никаких ран, маленький шок.
      Май ползал на коленях. Мешая головой врачу, вглядывался в лицо лежащего. Тот открыл глаза, пошевелил головой.
      - Все! - тихо промолвил Май, вскочив на ноги. - Эксперимент окончен. Он закрыл камеру и завинтил гайки.
      - Эксперимент еще не начат, - сказал лежащий человек. Голос был тихий и очень похожий на голос Мая. Потом он сказал: - Привет пустоведам!
      - О, боже, - прошептал Май.
      Лежащий поднялся. Климов, Иосс, врач и парень из охраны не верили своим глазам. В том, кто был вынут из камеры и теперь пришел в себя, они увидели Рубцова. Второго Мая Рубцова! Смотрели, ошарашенные, то на одного Мая, то на другого.
      - Да-да, так-то, - сдавленно проговорил Май, придвигаясь к Двойнику. Вот что значит попасть в большой прогноз!.. - Глаза его были воспалены.
      Обращаясь к Двойнику, спросил. - Что будет дальше?
      Двойник ответил не сразу. Он запахнул и разгладил помятый халат, на котором, как и на халате Мая, не хватало средней пуговицы. Спокойно, словно вспомнив, сказал:
      - Сейчас они побегут рассказывать начальству о том, что случилось, но оставят здесь парня из охраны.
      - Мне идти с ними? - спросил Май.
      - Нет, ты оставайся, пока.
      Иосс, оправившись от первого удивления, спросил:
      - Что происходит, Рубцов?
      - Не обращайте внимания, это игра, - сказал Двойник.
      - Действительно, надо доложить Барклаю, - нервно сказал Климов. Пойдем, нужен свидетель, - обратился он к Иоссу, а охраннику сказал; - Вы побудьте здесь.
      Они ушли, пятясь и оглядываясь. Врач, которому явно было не по себе, ушел вместе с ними. Парень, ни жив ни мертв, стоял в дверях.
      Двойник сел за стол, жестом пригласил Мая сесть рядом, тихо сказал:
      - Пустоведы обомлели.
      - Еще бы! В том числе и я. В камеру - завтра?
      - Разумеется, по прогнозу.
      - Кто садится? - спросил все еще ошеломленный Май.
      - Идиотский вопрос, - улыбнулся Двойник, - но, кажется, я его задавал.
      - Да-да, конечно, - быстро сказал Май, - я.
      - Теперь ты отсюда быстренько уйдешь, а я постараюсь убедить пустоведов, что это была галлюцинация. Так надо на первых порах.
      Май снял халат.
      - Куда мне идти?
      - Сперва пройдись, натвори глупостей, - Двойник спрятал халат Мая в ящик стола. - Потом к Лите, подготовь ее и попроси устроить эффектную публикацию. Да, извести Сашу и Юру, пусть они освободят вечер, впрочем, лучше я им позвоню.
      - Хорошо, - прошептал Май. - А этот парень пропустит меня отсюда?
      - Я его подзову, и ты быстро уберешься. Через проходную не ходи, выпрыгни в окно на первом этаже в переднем коридоре, - он повысил голос. Эй, друг, пойди-ка сюда!
      Парень боязливо двинулся к столу. В это время Май сорвался с места и выскочил в дверь.
      Появляется Барклай
      - Стоять! - крикнул Двойник, когда охранник рванулся за убежавшим Маем.
      - Стоять!
      Приказ был тверд и убедителен. Парень в нерешительности замер. Двойник сказал:
      - Подойди!
      Парень послушно подошел. Он повиновался, как под гипнозом.
      - Зачем вы вообще здесь торчите? - спросил Двойник.
      - Исполняю приказ, - пролепетал парень.
      - Какой приказ?
      - Охраняю вас... двоих.
      - Вы умеете считать до двух?
      - Умею.
      - Сколько человек находится перед вами?
      - Один, - сказал парень, - а второй...
      - Так вот, - перебил Двойник, - на работу, тем более в охрану, надо являться в твердом уме и здравом рассудке. Если двоится в глазах, следует оставаться дома. Вам ясно?
      - Ясно, но...
      - А теперь вы свободны. Ступайте.
      Парень ошалело посмотрел на Двойника, неуклюже повернулся и ушел.
      Двойник встал, проверил гайки на запорах камеры. Снова сел за стол, открыл папку с бумагами. В дверь постучали.
      - Войдите! - крикнул Двойник. Вошли Климов, Иосс и профессор Барклай.
      - Здравствуйте, Май Сергеевич, - сказал профессор. - Что у вас тут происходит?
      - Здравствуйте, Федор Илларионович, - сказал Двойник и показал на листы бумаги, лежащие на столе. - Вот, разбираюсь в диссертации Элькинда. - Он вел себя как на традиционных утренних обходах шефа. - У Элькинда, на мой взгляд, есть одна любопытная идейка, правда, пока без физики, чисто математическая. - Он протянул профессору исписанные листы.
      - Ага! - протянул неопределенно профессор, уткнулся на секунду в поданный лист и вопросительно взглянул на своих спутников.
      После непродолжительной паузы Климов спросил:
      - Товарищ Рубцов, где ваш двойник?
      - Что такое? - Двойник сделал вид, что не понял вопроса.
      - Извините, товарищ Рубцов, - сказал Климов, - десять минут назад мы все, и вы в том числе, участвовали в весьма странном событии. Из этой камеры был вынут человек, который оказался вашим двойником...
      - О! - перебил Двойник и усмехнулся. - Я же вам сказал, что это была игра. Шутка! Забудьте о ней.
      - Какая к черту шутка! - вскипел Климов. - Бросьте вы мудрить, Рубцов.
      - Хорошо, прошу прощения, - улыбнулся Двойник, - я не думал, что вы до сих пор не поняли...
      - Чего не поняли? - воскликнул Иосс.
      - Тише, тише! Не надо было меня называть психопатом и пророчить мне увольнение, у меня ведь очень острый слух. - Он с укоризной посмотрел на Климова. - Вот я в отместку и дал вам маленький сеанс массового гипноза. Я не думал, что вы его так болезненно воспримете и побежите жаловаться шефу. - Он повернулся к Барклаю. - Извините меня, Федор Илларионович, я верно переборщил, начитавшись Чандрасекара.
      Иосс сказал:
      - Но ведь был гром, и прибежал парень из охраны, и врач...
      - Для завязки я, действительно, слегка погромыхал этим футляром, Двойник показал на жестяную оболочку из под малого уплотнителя, - вот и сбежался весь коридор. - Он посмотрел на Иосса. - Пожалуйста, больше не называйте меня психопатом, тем более, что это отчасти верно. И не стоит по пустякам кляузничать.
      - Тьфу ты! - махнул рукой Иосс. - Характер же у вас!
      - Похоже на хулиганство, - промолвил профессор. - Хулиганство в стенах научного учреждения.
      - Федор Илларионович, - быстро заговорил Двойник, - если у вас есть полчаса, я прошу вас снова выслушать мою теорию. Это очень важно.
      Уверяю вас, все возражения мне удалось снять, выводы получаются удивительнейшие...
      - Прошу прощения, Май Сергеевич, - резко перебил Двойника профессор, мое мнение о вашей галиматье вы знаете. И в моем отделе никаких, понимаете ли, никаких, разглагольствований об этом не будет. Че-пу-ха!
      В другом месте, - профессор широким жестом показал Двойнику на дверь, в другом месте, хотя бы в столь любимом вами Институте пространства, можете болтать сколько угодно, но без ссылки на наш институт и мой отдел!
      - Понятно, - сказал Двойник, - а жаль... Было бы проще... Впрочем, иначе и быть не может...
      Барклай величественно направился к двери, но, не дойдя до нее, обернулся.
      - И наконец, настоятельно прошу вас. Май Сергеевич, больше не фокусничать. Здесь вам не цирк, а Институт изучения пустоты.
      Двойник чинно вышел вслед за профессором. В коридоре сел за столик с телефоном, набрал номер:
      - Гречишникова... Это Май второй, даже не знаю как себя назвать...
      Получилось раздвоение и возврат... В общем, Саша, дело сделано раньше, чем можно было предполагать... К вечеру увидишь, будь свободен... Скажи Бригге... Убедишься...
      Климов, проходивший по коридору, услышал последние слова этого разговора. Ему стало тревожно и обидно, что он пропустил мимо ушей начало. Дал себе слово впредь не допускать таких промахов.
      Как зафиксировал Климов, ровно в час Рубцов отправился обедать. Он сидел за одним столиком с девушками из машбюро и вел себя весело и непринужденно.
      В час сорок Рубцов вернулся в лабораторию. Проходя через комнату Климова и Иосса, проговорил:
      - Привет пустоведам. Да здравствует, черная магия!
      Потом заперся в своем закутке, и оттуда время от времени слышались стуки, скрежеты, шипение и другие звуки, на которые Климов и Иосс уже никак не реагировали, потому что звуки были обычными. Ничего из ряда вон выходящего.
      Около двух часов был еще один телефонный звонок. Климов поспешил подойти. Голос, похожий на голос Рубцова, попросил Рубцова же. Климов подозвал Двойника, на этот раз сумел подслушать все его ответы, но был разочарован. Разговор состоял из совершенно пустяковых фраз:
      - Что поделаешь, жди... Явится примерно в три... Не хотел тебя волновать... Привет Лите... В пять приеду.
      В четыре тридцать Двойник отправился домой. Он ушел из института через проходную, аккуратно повесив на щит ключ от своего кабинетика и предъявив вахтеру пропуск - точно так же, как это всегда делал Рубцов.
      Климов находит газету
      Вскоре после ухода Двойника Климов проскользнул в проходную и, воровато оглянувшись, снял со щита ключ от кабинета Рубцова. С нарочито скучающим видом продефилировал по коррндору, не обратив внимания на вопросительный взгляд собиравшегося домой Иосса, щелкнул замком и очутился в закутке Рубцова.
      В комнатке был идеальный порядок. Пульт установки сгущения был закрыт передвижным стеклом. Установка была включена. На пульте за стеклом светились оранжевые глазки контрольных неоновых лампочек.
      Климов попытался выдвинуть ящики стола - не вышло, они были заперты.
      Потерпев эту неудачу, Климов присел на стул, перевел дух и услышал тонкий, дрожащий, лучше сказать, булькающий, свист. Он был очень тихий, и было неясно, откуда идет. Климов встал и принялся вертеть головой.
      Бесшумно, на цыпочках ходил по комнате, приседал, выпрямлялся. В конце концов направился к задней стороне пульта. У самого пола увидел ящик, который тоже был заперт. Климов примерил к замку ключ от двери в кабинет, и ключ подошел. Выдвинув ящик, увидел то, что свистело и булькало - черный прибор, стоявший на дне ящика.
      У прибора была перфорированная крышка, сквозь нее виднелась большая слабо светящаяся генераторная лампа. Вокруг теснились блоки микромодулей. Судя по виду, это был коммутационный генератор, вырабатывающий несколько десятков или даже сотен стабильных эс-ве-че-гармоник. Климов никак не мог понять, зачем такое устройство понадобилось в установке сгущения.
      Наклонил генератор и в нижней части его увидел шкалу с цифрами, означающими явно не мегегерцы, так как шкала была проградуирована в двенадцатиричной системе. Рядом со шкалой красовался символ "Т", тщательно и красиво выведенный белой эмалью. И тут же был вмонтирован маленький осциллограф. На его экране сияла ярко-зеленая фигура, похожая очертаниями на канцелярскую скрепку:
      [Image] Климов опустил прибор на место. Потрогал шлейфы. Один, тонкий, вел от генератора вверх, к пульту, другой, толстый, к установке. И вдруг его нестерпимо потянуло выдернуть этот толстый шлейф, вырвать, нарушить таинственную работу Рубцова! Работу, о которой тот ни слова не говорил своим ближайшим коллегам и которую вел, наверное, без ведома шефа.
      - Андрей, где ты? - громко спросил Иосс, внезапно вошедший в комнату.
      Климов вздрогнул, поднялся.
      - А что? - спросил вибрирующим голосом.
      - Ты занимаешься свинством, лезешь в чужую работу, черт знает что, сказал Иосс, - давай, выходи!
      Иосс приблизился, когда Климов толкнул ногой крышку, и ящик захлопнулся. Но тут же почему-то Климов нагнулся и открыл ящик. Снова засвистел, забулькал черный генератор, замелькала зеленая петля на экранчике. В ящике ничего не было, кроме прибора. Только сбоку в щели лежала свернутая трубкой газета. Климов вытащил газету.
      - Зачем это тебе понадобилось? - сказал Иосс. - Подло же!
      - Газетку, вот, достал почитать, - брякнул Климов первое, что пришло в голову. - Вот, газетку...
      - Не кривляйся, - сказал Иосс. - Шваль ты все-таки, а я и не знал.
      Климом демонстративно развернул газету.
      - .Почитаем, узнаем новости, - говорил он с наигранной бравадой.
      - Какие к черту новости, - сказал Иосс, заглядывая через плечо Климова.
      - Газета-то прошлогодняя.
      - Подумаешь... - заговорил было Климов, но осекся. С полминуты он остолбенело пялился в газету и, наконец, выдавил из себя хриплые слова:
      - Николай, какое нынче число?
      - Двадцать восьмое, - сказал Иосс, - двадцать восьмое сентября. А газета от двадцать девятого прошлого года.
      - Прошлого? Посмотри сюда!.. - Климов ткнул пальцем в дату, крупно отпечатанную рядом с заголовком.
      Иосс посмотрел, отвел глаза, снова посмотрел...
      - Газета от завтрашнего числа этого года! - прошептал Климов.
      Фатализм
      Май поступил так, как велел Двойник. Выбежал из лаборатории, спустился по лестнице на первый этаж. В коридоре было пусто. Стараясь не шуметь, открыл окно, огляделся и осторожно влез на подоконник. Окно было высокое. Пришлось сползти вниз, держась за край железного наличника, и только после этого спрыгнуть.
      Из тесного дворика вели на улицу открытые ворота. Спиной к Маю в ворота пятился дворник и тянул за собой водяной шланг. Вот он положил на землю шланг и обернулся. Май степенно зашагал к воротам, и ему было страшно и весело, как мальчишке, залезшему в чужой сад. Дворник подозрительно смотрел на Мая, и когда тот поравнялся с ним, окликнул:
      - Гражданин, одну минуточку! Май остановился и принял безразличный вид.
      Дворник оглядел его с головы до ног, сказал:
      - Закурить у вас не найдется?
      Май торопливо полез в карман.
      - Где запачкались, молодой человек? - спросил дворник, вынимая сигарету из протянутой пачки и показывая головой вниз.
      Май взглянул на свои ноги и ужаснулся: ботинки и брюки были обильно испачканы известкой.
      - Споткнулся, знаете ли, - виновато сказал он, - и упал... Вон там... Он кивнул на бочку с известью, которую по счастью увидел в этот момент во дворе.
      - А зачем заходили во двор?
      - Э... Надо было, - Май выдавил вымученную стыдливую улыбку.
      - Больше не ходите, - строго сказал дворник и гордо добавил, - здесь научный институт пустоты.
      - Не буду! Никогда больше не буду! - обещал Май и поспешил ретироваться, опасаясь, что дворник обратит внимание на раскрытое окно.
      Этот пустяковый эпизод, грозивший скандалом, разоблачением, не мог, однако, привести к серьезному провалу. Май великолепно понимал это.
      Иначе программа Двойника была бы другой. Он знал, что сегодняшние угрозы, вообще говоря, не угрозы, что опасности текущего дня, даже те, что выглядят неотвратимыми, будут наверняка избегнуты. С полной достоверностью! И все-таки ему было страшно. Страшно необычности своего положения, секрета, ставшего вдруг осязаемой реальностью. Завтра, когда он сам станет Двойником, будет легче: он будет знать все. Впрочем, все ли? Он не был в этом уверен.
      Из первого попавшегося на пути автомата позвонил в редакцию Лите.
      - Во-первых, прости меня за хамство, - сказал он. - Во-вторых, мне нужно сегодня обязательно увидеть тебя.
      Лита .молчала.
      - Ты слушаешь? Мне нужно увидеть тебя.
      - И мне, - прошептала, наконец, она.
      - Почему тебе? - невпопад спросил Май.
      - А тебе почему?
      - О, боже, - сказал он, - пожалуйста, не щебечи.
      - Что случилось? Зачем ты так?..
      - Понимаешь, сегодня появился один человек... Как бы родился взрослым.
      - Родился?
      - Ну да. Это я.
      - У тебя день рождения?
      - Да нет! - В его голосе прозвучала раздраженная нотка.
      - А что? Почему ты без конца злишься?
      - Лита, - сказал он просяще, - когда я тебя увижу? Надо бы поскорее.
      - Хорошо, - тихо ответила она. - Через два часа я прочту верстку. Жди в сквере, где всегда...
      Май вышел из телефонной будки. Вокруг шумела улица. Он глядел поверх голов прохожих. Рассеянно следил, как катятся по натянутым проводам токоприемники троллейбусов, как кружат стрелами строительные краны.
      Смотрел на профили крыш, на высокие окна, на небо, по которому тянулись шлейфы дымов и крутобокие ватные облака. Он думал о том, что все эти видимые и невидимые движения до микрона повторятся для него завтра.
      Что, захоти он, и вновь предстанет перед ним вон та причудливая завитушка, что нависла на секунду над фабричной трубой. Или вон та бьющаяся на ветру простыня с загнутым углом на балконе восьмого этажа.
      Потом он подумал, что, хоть и повторится все это, но не для него, ибо завтра его здесь не будет. И никаких "захоти". Настоящее завтра, его субъективное послезавтра, вырастет из сегодняшних его действий, которые должны быть совершены им, и никем другим... Двойник - это только подсказка...
      Прежде всего - разговор с Литой, - думал Май. Первый раз он попросит у нее помощи, и она наверняка поможет. Потом надо говорить с Сашей, с Бригге, теперь он не с пустыми руками...
      - Раззява! - заорал шофер самосвала, чуть было не наехавшего на задумавшегося Мая. - Жить надоело!
      Май шарахнулся. Этого еще не хватало! Но тут же его обуял неожиданный приступ фаталистического буйства.
      - А хоть бы и надоело! - завопил он вслед уезжающему самосвалу и, не глядя, не думая, ринулся в гущу машин.
      Он бежал с криво расставленными руками, бежал прямо под колеса лимузинам, грузовикам, автобусам. Он кричал:
      - А ну-ка троньте! Троньте неприкасаемого!.. Меня не убить!..
      Крики его сливались с ревом клаксонов, с визгом тормозов и руганью шоферов. Машины резко сворачивали и останавливались. За секунды возникла пробка, движение в обе стороны прекратилось. В аварийную уличную какофонию влились трели милицейских свистков.
      ...Май лежал навзничь на асфальте. Рядом сидел на корточках бледный испуганный водитель маленького "Запорожца", не сумевшего-таки увернуться от бросившегося прямо под него человека. Вокруг собралась толпа. Водитель "Запорожца" бессвязно лопотал:
      - Лез на рожон... Прыгнул... Что я мог?..
      - Шизофреник, - объяснял другой шофер. - Таких бесплатно давить.
      - Самоубийца, - подтвердил третий, - гад!..
      К месту происшествия протиснулся милиционер.
      - Не трогать пострадавшего! - громко распорядился он, хоть лежавшего Мая никто и не трогал, и обернулся к водителю "Запорожца": - Ваши документы.
      Тот полез дрожащими руками в карман, бормотал оправдания:
      - Никак невозможно было, товарищ старший сержант, справа был вот этот пикап, слева трамвай...
      - Разберемся, - перебил милиционер. Май повернулся на бок, поднялся на четвереньки, встал.
      - В чем дело, гражданин? - спросил его милиционер.
      - Ни в чем, - ответил Май, - я сам виноват... Завыла сирена скорой помощи.
      - Освободить проезжую часть! - приказал всем милиционер.
      К скорой помощи, которая тотчас подъехала, подбежал Май:
      - Напрасно вас вызвали. Я здоров как бык.
      - Сержант! - позвал врач.
      - Здравия желаю, - сказал милиционер. - Этот - пострадавший, лежал вот...
      Врач, кряхтя, вылез из машины:
      - Дайте-ка голову.
      Май наклонил голову, и врач ее ощупал, похлопал Мая по рукам, ногам, груди. Было не больно. Врач спросил у Мая фамилию, достал какую-то бумагу, что-то в ней написал, дал подписать милиционеру, потом сказал Маю:
      - Ладно, идите. Впредь будьте осторожнее.
      - Спасибо, извините, - пробормотал Май и пошел к тротуару. Ему стало стыдно перед этим пожилым врачом, перед хлопотливым сержантом, перед испуганным водителем "Запорожца".
      - Товарищ пострадавший! - крикнул ему милиционер.
      - Что? - Май остановился.
      - То самое, - отчеканил милиционер, - прошу уплатить штраф за хождение по проезжей части транспортной магистрали.
      - Сколько?
      - Пятьдесят копеек.
      - Нет, сказал Май. - Самое малое - два с полтиной. Вон сколько людей я потревожил. - Подал милиционеру трешку.
      - Не чудите, - без тени удивления сказал милиционер, отсчитал сдачу, оторвал квитанцию. - Лучше почиститесь.
      - Ладно, - сказал Май, - извините.
      - Не надо было нарушать. Молод еще нарушать.
      Май зашел в парадное и носовым платком счистил грязь с одежды. Долго оттирал пятна пыли, впечатавшиеся в брюки и пиджак. Присел на ступеньку лестницы. Он еще дрожал. "Ну и глупость же! - вертелось в голове. - Какой идиот... Фаталист паршивый... Срам!" Постепенно нервный срыв иссякал.
      Все-таки минут двадцать он сидел, приходя в себя...
      Она не верит
      Лита опаздывала. С полчаса Май терпеливо ходил по скверу, несколько раз звонил ей из автомата, но безрезультатно - было занято. Позвонил Двойнику, спросил, придет ли, в конце концов, Лита. Тот ответил, что надо ждать, что она явится примерно в три.
      Опять ходил по скверу. И смотрел, как падают, кувыркаясь, желтые и оранжевые листья, как шагают под деревьями редкие прохожие. На душе стало спокойно. После дурацкого номера с автомобилями Май освободился от подсознательного желания по-бретерски испытать этот удивительный кусочек собственной судьбы.
      Лита прибежала в начале четвертого. Раскрасневшаяся, она прижалась щекой к его лицу:
      - Ты нехороший человек. - Май понял, что это примирение и прощение. Знаешь, что у нас было! Главный снял два снимка, и третья полоса получилась совсем слепая...Загон, как назло, пустой...
      - Лита, - перебил Май, - давай сядем. Они сели, и Лита придвинулась к Маю.
      - Ты соскучился?
      - Нет, то есть да... Извини, - он улыбнулся. - Понимаешь, со мной сейчас происходит нечто очень серьезное и необычайное. Ты можешь выслушать?
      Она немножко отодвинулась от него.
      - Ты получишь сейчас отличную сенсацию для своей газеты, - сказал Май.
      - Да? - в ее голосе была нотка разочарования.
      - Ты же просила об этом!
      - Ну да, конечно...
      - Лита, - сказал он, - ты ведь знаешь, какой я был в последнее время.
      Нервный, грубый, правда?
      - Немножко... правда.
      - Это потому, что я извелся... Извелся с одной идеей. И сегодня неожиданно получился решающий эксперимент, ты меня понимаешь?
      - Не очень, - она зябко поежилась. Он обнял ее за плечи.
      - Нет, я не о том говорю. Видишь ли, сегодня эксперимент удался в небывалом масштабе. Это почти чудо, что он удался. В это не верит даже твой брат. И Бригге не верит... В общем не верят мои же товарищи физики, которые знали о моей работе и участвовали в ней. И вот еще что:
      этот эксперимент не закончен, он идет сейчас, в эту самую минуту. А начало его будет завтра утром.
      - Конец?
      - Начало... О, боже мой, пусть - конец, это неважно. Я опять не о том.
      Главное вот в чем, слушай. Пока идет эксперимент, у меня есть двойник.
      Она вздрогнула.
      - Какой двойник?
      - Обыкновенный двойник. В точности такой же человек, как я.
      Она встревоженно взглянула ему в глаза.
      - Только не бойся, - сказал он, - не думай, что я свихнулся. Сегодня же ты можешь подготовить публикацию о моем опыте. С кратким описанием и фотографией меня и Двойника. И чтобы завтра же это было в газете...
      Тогда опыт невозможно будет замолчать...
      Она опустила голову и держала его за руку. Решила, что возражать ему не надо. Лучше, пожалуй, согласиться. Он говорил:
      - Ты мне веришь, Лита? Ты веришь?
      - Можно тебе задать вопрос?
      - Ну, конечно.
      - Знают ли об этом...
      - Ясно, - перебил он, - знают ли об этом мои институтские шефы. Да?
      - Да.
      - Мой начальник отдела и слышать не хочет об этой идее. Я работал на свой страх и риск. Вдобавок я не успел ничего подготовить, организовать. Тут ведь опыт над человеком, надо мной. Везде и всюду коллеги замахали бы руками, не разрешили бы, а уж раз это случилось, то устроили бы закрытую экспертизу, за неделю, не меньше. Все бы сомневались, боялись, не верили. Я их вполне понимаю. В науке быстро дела не делаются. Понимаешь, мне эта публикация нужна больше, чем тебе сенсационная находка. И срочно!..
      - А зачем тебе срочность?
      - Завтра явление прекратится, его уже не будет. Не будет Двойника. А опыт-то, наверное, уникален. Очень может быть, неповторим. Завтра будет поздно, потому что Двойника не будет... Вернее, меня не будет...
      - Что?
      - Ну да. Понимаешь, строго говоря, он - это настоящий я, а я - двойник, потому что он останется жить дальше, а я должен исчезнуть.
      - Исчезнуть?
      - Ну да, исчезнуть, - сказал ом озабоченно, - это необходимо и произойдет обязательно, но ты должна мне помочь, чтобы была достоверность, чтобы опыт не замолчали...
      Лита мучительно соображала, что же ей делать. Что делать, когда близкий человек у тебя на глазах лишается разума!? Она поднялась со скамейки, потянула за руку:
      - Хорошо, Май, пойдем.
      Они пошли по аллее, и он ясно почувствовал, что она ему не верит и считает его сумасшедшим. У дверей редакции она сказала:
      - Мне пора. Ты будешь дома?
      - Очень скоро я и Двойник будем здесь, в редакции, - ответил он и повторил. - Я и Двойник. Извини меня...
      Что было в газете
      Иосс взял газету из рук потрясенного Климова. Еще раз прочитал дату, пристально вглядываясь в каждую букву, в каждую цифру. Сомнений быть не могло - рядом с заголовком напечатано завтрашнее число. Нет никаких следов подчистки, подрисовки.
      Газета была свежая, видно, еще не читанная. Иосс развернул ее, разгладил, скользнул глазами по первой странице. Передовая "Гордое звание" о строителях, какая-то статья под заглавием "Широкий шаг", фотография здоровенного трактора. Иосс перевернул страницу - "Почин обрел крылья", "Верность делу" - ничего из ряда вон выходящего. Дальше - "Ансамблю Баршая сорок лет", фельетон "Пятна на солнце". И, наконец, словно электрический разряд пронизал Иосса: он увидел в газете фотографию удивительно знакомого лица. Кто это? Да это же Климов!
      Климов собственной персоной!
      Иосс не успел понять увиденное, не успел дальше разглядеть газету (а там, он угадал боковым зрением, было и еще что-то странное), как газета вылетела у него из рук. Климов, смотревший через плечо Иосса, вырвал ее, скомкал и выскочил прочь из комнаты.
      - Пальто-то забыл, Андрей! - закричал вслед ему Иосс и, ничего не услышав в ответ, махнул рукой.
      Собравшись с мыслями, Иосс пришел к выводу, что самое разумное было бы показать газету тому, у кого она украдена - Рубцову. И задать соответствующие вопросы. Но газеты нет, ее неведомо куда утащил сбесившийся Климов. Уж, конечно, не к Рубцову. Как быть? Все-таки, видимо, стоит позвонить Маю, хотя бы для того, чтобы известить его о пропаже странной газеты.
      В телефонной трубке после первого же гудка он услышал:
      - Добрый вечер, Иосс.
      - Откуда вы знаете, что это я? Я же еще ни слова не сказал!
      - Спасибо за то, что вы оказались благородным человеком.
      - Что такое?
      - Я знаю о том, что Климов выкрал из моего кабинета газету, - сказал Рубцов, - заходите ко мне, Николай, я все вам объясню.
      - Ну и дела! - вздохнул Иосс. - Диктуйте адрес...
      А Климов тем временем несся в такси в другой конец города. Сердце его стучало. Как он ненавидел Рубцова! В нем Климов видел главную причину позора, который, как он панически предчувствовал, неумолимо на него надвигался. Климов инстинктивно искал поддержки, поддержки единомышленника, того, кто был бы согласен с ним, не противоречил бы его себялюбию, но был бы сильнее его и авторитетнее. Поэтому Климову даже в голову не пришло извиниться перед Маем за кражу газеты н попросить разъяснении. Поэтому он ехал к профессору Барклаю.
      Профессор сам открыл дверь квартиры.
      - Приветствую вас, Федор Илларионович, - сказал Климов. - Простите великодушно за неурочное вторжение, но причина, побудившая меня к этому поступку, крайне необычная и требует срочных мер. - Климов вытащил из кармана газету, протянул ее профессору. - Будьте любезны взглянуть...
      Барклай посмотрел на заголовок и недовольно произнес:
      - Утренние газеты я читаю по утрам.
      - Это, так сказать, завтрашняя газета, Федор Илларионович, вы еще ее не читали, взгляните на число, вот месяц, вот год, никаких подчисток нет...
      - Этого не может быть, - сказал Барклай безапелляционно.
      - Конечно, конечно, - поторопился согласиться Климов, - бесспорно.
      - И, следовательно, перед нами фальшивка. Что дальше?
      Климов получил то, к чему стремился - здоровый подход, железную логику вывода. Разумеется, фальшивка! Он пожалел, что столь простая и точная мысль не пришла в голову ему. Но раз фальшивка, молниеносно соображал Климов, то... Он затараторил:
      - Фальшивка эта, Федор Илларионович, состряпана не кем иным, как небезызвестным Маем Сергеевичем Рубцовым, а цель ее - скандальное привлечение общественного внимания к своим бредовым идеям н дискредитация нашего отдела, руководимого вами. Эту, так сказать, газету он, видимо, каким-то способом сумел отпечатать, я полагаю, в значительном количестве и будет распространять среди наших сотрудников, а также на стороне... Вам достаточно посмотреть, что тут напечатано на третьей странице. Пожалуйста, Федор Илларионович... - Он опять подал Барклаю газету.
      Снизу третьей полосы прямо на профессора смотрела фотография Климова, снятого во весь рост, с портфелем в руке и с выражением растерянности на лице. Под фотографией была подпись "Похититель секрета". Рядом была репродукция той самой газетной страницы, которую Барклай держал в руках. Подпись:
      "Вот оно. "чудо". И справа еще одна фотография - два совершенно одинаковых Рубцова, между ними - хорошенькая девушка, все трое улыбались. И подпись: "Виновник необычного события кандидат физико-математических наук М. Рубцов, его двойник, и подготовившая этот репортаж сотрудница редакции А. Ускова".
      Все это Барклай рассмотрел спокойно и молча. Он надел очки, сверкнув золотой оправой, и начал читать статью, помещенную под фотографиями.
      Статья называлась "Сувенир будущего" и имела подзаголовок "Репортаж об удивительном научном происшествии".
      Пока профессор читал, Климов не спускал глаз с шефа, смиренно положив руки на колени.
      Барклай снял очки, спрятал их в футляр.
      - Итак, вы убеждены, что это фальшивка?
      - Именно! - ответил Климов, - именно убежден. Барклай на полминуты задумался и сказал:
      - Поскольку это фальшивка, затрагивающая не только нас, но и газету, то редакция с радостью ответит на нее убийственным фельетоном, причем незамедлительно, прямо завтра, в самый день фальсификации. Короче говоря, действуйте.
      - Абсолютно согласен. Как я должен действовать, Федор Илларионович?
      - Не теряя ни минуты, бежать в редакцию.
      - Понятно, - Климов не проявил особого энтузиазма, - Быть может вы поддержите своим авторитетом?..
      - Больше самостоятельности, товарищ Климов. Кстати, где вы взяли газету?
      - Ее... э... обронил Рубцов, проходя через нашу комнату.
      - Ага! Ну-с, желаю успеха. - Барклай распахнул перед Климовым дверь на лестницу.
      Двойник дома
      Май пришел домой. Скрип входной двери показался ему старым и полузабытым, будто с утра прошел месяц. Сделал несколько бутербродов, сервировал стол на двоих, поставил варить кофе. Уже немного темнело.
      Маю было досадно, что день прошел бестолково, что был этот никчемный срыв, потом бесплодные разговоры. А впереди только вечер и ночь...
      Неожиданно вошел Двойник.
      - Знаю, о чем ты страдаешь, - сказал он. - Можешь не страдать.
      - Ну, утешай, - сказал Май и налил себе и Двойнику кофе.
      - Ешь, - сказал Двойник, отодвигая бутерброды, - я недавно обедал, а ты весь день голодный.
      - Как ты вчера.
      - А утешать я тебя не собираюсь. - Двойник отхлебнул кофе.
      Раздался телефонный звонок. Двойник взял трубку:
      - Добрый вечер, Иосс... - Май с недоумением услышал, как Двойник назвал позвонившего благородным человеком, сказал, что Климов совершил какую-то кражу... Спрашивать Маю не хотелось - все узнается потом. И наверняка. Такова уж судьба. Судьба-Май жевал бутерброд с сыром и думал о том, что же такое, в конце концов, эта самая судьба. Как соотносится закономерность со случаем, фатализм с творчеством?..
      - Очень просто соотносится, - сказал Двойник.
      - Помнишь свои мысли?
      - А как же! Сейчас ты вспомнишь, что в холодильнике есть ливерная колбаса.
      - И верно! Надо достать. - Май вытащил кольцо колбасы, снял кожицу, нарезал и стал есть просто так, без хлеба. - Ну а как соотносится фатализм с творчеством?
      - Пустяковый вопрос, - сказал Двойник. - Никакого фатализма нет, есть только творчество. Иначе мы с тобой не мотались бы с этой публикацией, а лежали бы на диване.
      - А может и впрямь полежать?
      - Я тебе полежу! Кончай-ка свой ливерный пир.
      - Можешь не приказывать! - Май слегка ударил Двойника по затылку и тотчас получил сдачи.
      - Давай руку! - сказал Двойник. Они уперлись локтями в стол и сцепились ладонями. Лица их налились кровью, мускулы напряглись до предела.
      Наконец, Май не выдержал, его рука медленно легла на бок.
      - Мальчишка! - улыбнулся Двойник.
      - Ну и ладно.
      Снова зазвонил телефон. Это был Саша Гречишников.
      - Почему же ты не звонишь? Мы сейчас приедем, я и Бригге.
      - Институт пространства переживает, - шепнул Двойник Маю и сказал в трубку. - Можете бегом бежать в редакцию газеты "Жизнь", там будет пресс-конференция!.. Да-да, мы будем оба.
      - Май, - сказал Май, когда Двойник положил трубку, - мне ведь ничего не удалось организовать. Лита не поверила, знаешь?
      - Знаю. Все-таки она подготовлена, и на том спасибо. Едем.
      Они встали - почти одинаковыми движениями, почти одновременно поправили волосы, бросив тождественные взгляды в зеркало, откуда на них посмотрели две одинаковые пары глаз. Были два одинаковых лица, две одинаковые фигуры, одинаковые темно-серые костюмы. Позы, в которых они стояли, тоже были одинаковыми. В первый раз Май это увидел собственными глазами. И ему стало не по себе.
      - Страшно!.. - Он тряхнул головой. - Дикий сон!
      - Ничего страшного, - сказал Двойник. - Все нормально. Май взял пальто.
      - Оставь, - сказал Двойник. - У меня же нет пальто. Или, вернее, у тебя.
      - Вот черт!..
      - Ладно, без пальто эффектнее.
      У подъезда стояло такси. В нем сидел Иосс и расплачивался с водителем.
      - Погодите! - закричал Двойник. - Сейчас поедем дальше!
      Иосс обернулся. И замер. И выронил из рук монеты.
      - Ничего, Николай, - ободрил его Двойник. - Никакой галлюцинации нет, да и не было утром. Вы уж извините. Все очень просто - нынче утром я вернулся из завтрашнего дня...
      В редакции
      Лита была удручена. Она не понимала, что же случилось с Маем. Работа валилась из рук, строки, которые надо было читать, стали бессмысленными. Хотелось плакать.
      - Аэлита Петровна, сдавайте подвал на третьей полосе, - верещал вбежавший выпускающий редактор.
      - Сейчас, сейчас, - сказала Лита и снова углубилась в верстку.
      Но опять из чтения ничего не получалось.
      Она вышла в коридор, встала возле окна. Было холодно. Из полуоткрытого окна дуло. Вон там, у входа на сквер, час назад они стояли с Маем. Лита думала, что она, наверное, напрасно так скоро ушла от него и так легко... Надо было расспросить его, попытаться понять.
      Рассеянно смотрела вниз. Увидела, как у редакционного подъезда остановилось такси. Из него вышли трое. Впереди - два человека, каждый из которых был Маем. Ее Маем! Молнией вспыхнуло воспоминание о том, что час назад говорил Май. Значит правда? Бред о двойниках - правда? И правда, что они вместе пришли сюда?
      Май, шедший впереди, показался в коридоре. Он увидел Литу, бессильно прислонившуюся к стене, подбежал к ней.
      - Ты только не пугайся, - горячо заговорил он, - все хорошо... Это я виноват, что ты не поверила. Я говорил бестолково и непонятно...
      Видишь, нас двое...
      - Да, нас двое, - подтвердил Двойник, и Лита вздрогнула, как тогда, на сквере.
      - Двое, двое! - Май волновался. - Можешь нас потрогать. Возьми ее за руку. Май.
      Двойник осторожно взял ее опущенную ладонь, сказал:
      - Не бойся!
      - Не бойся! - тем же голосом сказал Май и тоже взял ее за руку. Слушай, вот он - это я, вернувшийся из завтрашнего дня. Видишь ли, есть такой аппарат подвакуумного перемещения. Я сделал его из простой камеры сгущения, понимаешь...
      - Не понимаю... - Она выдернула руку. - Не понимаю, не понимаю! - Она закрыла лицо.
      Иосс придвинул ей стул.
      - Успокойся, Лита, - заговорил Двойник. - Успокойся... - Он гладил ее по голове. Она всхлипывала, дрожала.
      - Ну представь себе, - сказал негромко Двойник, - ты входишь в такую маленькую комнатку, засыпаешь, а потом просыпаешься. Эту комнатку открывают, ты выходишь из нее и оказываешься там же, где была, но на сутки раньше. Вчера, понимаешь?
      Лита молчала, но уже не дрожала. Май сказал:
      - Повтори еще раз.
      Двойник повторил. Он уговаривал ее, как маленького ребенка. Когда он замолк. Лита тихо спросила:
      - Машина времени?
      - Умница, - сказал Двойник. - Пусть машина времени.
      - Только без нарушения причинности, заторопился Май. - Чтобы она открылась завтра, ее надо включить сегодня, а перед этим заказать прогноз и еще куча условий...
      - Не надо пока, - перебил Двойник, - это подробности. Главное - входишь завтра, выходишь сегодня.
      Лита вынула платочек и вытерла слезы.
      - Он, - Май показал на Двойника, - это я, который сегодня утром вышел из этой машины.
      - Я это видел собственными глазами, - подтвердил Иосс. - Это было, действительно, черт знает что!
      - Да, - сказала Лита, - да. - Она шумно вздохнула. И улыбнулась покрасневшими глазами. - Я поняла... Но я думаю, что все это во сне...
      - Вот и хорошо, - сказал Май. - Я ведь тоже так думаю...
      Лита порывисто встала, схватила Мая за руку:
      - Пойдем!
      В коридоре показался выпускающий:
      - Роднуля, Аэлита Петровна, третья полоса!..
      - Наверное, будет новая третья полоса, Марк Евсеич, - сказала Лита. Она входила в новое состояние, в состояние активной возбужденности.
      - Что-что? Новая? Поче... - Тут он увидел двойников...
      В кабинет главного редактора первой проскочила Лита. Выждав пока начальство закончило телефонный разговор, она сказала, что появился сенсационный материал для срочной публикации.
      - Тасс, А-Пе-Эн, собкор? - рассеянно поинтересовался главный.
      - Нет, - сказала Лита, - самотек.
      - Проверенный?
      - Один человек сегодня вернулся из завтрашнего дня.
      - Так, - без тени удивления сказало начальство, - что дальше?
      - И получились двойники. Один живет сегодняшний день в первый раз, а другой, вернувшийся из завтра, живет сегодняшний день повторно. Это научный эксперимент.
      - В каком институте?
      - В институте изучения пустоты.
      - Вот что, товарищ, э...
      - Ускова, - подсказала Лита.
      - ... товарищ Ускова. Вы можете подготовить интервью с этими товарищами, побеседовать с кем-либо из их коллег, а также со специалистами из близкого по профилю научного учреждения. Важно застраховаться от фальсификации и дезинформации. Было бы неплохо отыскать и заклеймить консерваторов, мешавших новаторам, так как сегодня вышло постановление о недопустимости рутины в науке. Нам нужен отклик делом... Кроме того, материал надо завизировать в Академии...
      Даю вам срок на исполнение... - главный щелкнул пальцами, - неделю достаточно?
      - Материал должен идти сегодня, в завтрашний номер, - сказала Лита. Иначе он устареет, мы окажемся в хвосте. Двойники уже здесь, они ждут.
      Заметку я напишу за четверть часа. Надо сегодня, Иван Ильич. Завтра останется только один из двойников, а другой уйдет в сегодня, то есть с завтрашней точки зрения во вчера. А сейчас можно дать фотографии прямо отсюда, из редакции, ведь у нас слепая третья полоса... Выйдет небывалый материал!..
      - Гм, - глаза главного, спрятанные за стеклами очков, приняли мечтательное выражение, - вы не лишены журналистского огонька... - Он положил свою маленькую ладонь на Литину руку. - Действительно, материал обещает прозвучать свежо... Просите двойников ко мне. И скажите Люсе, чтобы она пригласила сюда свободных товарищей из редакций и отделов.
      Летучка в газете "Жизнь"
      Лита, воскресшая, оживившаяся, прибежала к Маям.
      - Извини, - сказал Двойник, - мы забыли тебе представить инженера нашей лаборатории Николая Осиповича Иосса. Знакомьтесь. Он хороший человек.
      - Чудесно! - Лита крепко пожала руку Иоссу. - Нам как раз нужен коллега! Бежим все к главному.
      - И еще, - сказал на ходу Двойник. - Вот-вот сюда придут еще три человека, связанных с этим делом: твой брат, Юрик Бригге, а третьего ты не знаешь...
      - Замечательно! - воскликнула Лита. - Специалисты из близких по профилю учреждений!
      ...Главный встал, шагнул вперед и рукопожатиями приветствовал двойников. Они назвали себя:
      - Рубцов сегодняшний.
      - Рубцов завтрашний.
      В кабинет вошло несколько редакторов, корреспондентов, фоторепортеров.
      Расселись, задымили сигаретами. Главный оповестил собравшихся о причине летучки. Выражался он весьма осторожно, страхуя себя словами вроде:
      "как уверяют наши гости", "судя по их утверждению", а затем дал слово Маю завтрашнему, добавив в конце:
      - Было бы приятно, уважаемый товарищ Рубцов, если бы вы продемонстрировали нам какой-нибудь, э..., материальный сувенир, привезенный из завтрашнего дня.
      Двойник встал.
      - Дорогие товарищи, - сказал он, - начать лучше всего с сувенира, о котором попросил сейчас уважаемый главный редактор. Вот что я привез из завтрашнего дня: завтрашние газеты. - И он вынул из кармана и выложил на стол кипу сложенных газетных листов.
      - О! - обрадовался главный. - Это уже факт. - Он взял верхний, лист, громко прочитал название газеты, оглядел первую страницу. - Все правильно... - Развернул газету, - Эге, Хорохоренко откликнулся на сегодняшнее постановление очерком "Смотреть вперед"... - Он пробежал глазами несколько строк. - Конечно, общие слова. - Отложил газету, ее тотчас схватил сидевший рядом выпускающий.
      Главный взял другую газету, последовали новые восклицания и комментарии.
      - Молодец! - сказал Май. - Как это просто и здорово!
      - Гениально, - иронически согласился Двойник.
      Газеты пошли по рукам. Слышались восторженные сентенции:
      - Ух ты! "Спартак" обыграет тбилисцев два - один, а игра еще не началась!..
      - Смотри-ка, таблица лотереи! Билеты уже не продаются? Кто-то кричал в телефонную трубку:
      - Сизов, что у тебя завтра под рубрикой "Семья и быт?.. Сам еще не знаешь?.. А я знаю...
      - Доставлять бы из завтра рукописи..., - мечтали вслух.
      - Заставят работать на послезавтра!
      - В двадцать сорок под Курском упадет метеорит!
      - Позвони астрономам, премию дадут...
      - Видишь, сказал Двойник Маю, - публика тут вроде того старичка из репертуара Юрика Бригге. Кстати, коллегам пора бы появиться.
      Действительно, открылась дверь, вошли Гречишников и Бригге.
      Остановились, разыскивая глазами-Рубцовых. Бригге полез за очками, Гречишников увидел двойников и развел руками, качая головой. Оба Мая подошли к ним и замерли в древнеегипетской позе: полуобращенные друг к другу, с приподнятыми в приветствии ладонями.
      - Любуйтесь, неверующие, - торжественно сказал Двойник.
      - Щупайте и проверяйте, - сказал Май. Саша подошел к двойникам, потрогал их головы и плечи, заглянул в их лица, и они увидели в глазах его, в чуть поднятых уголках губ все то же утреннее смущенное недоверие.
      - Кто из вас кто? - спросил Саша.
      - Я завтрашний, - гордо сказал Двойник. Бригге в это время деловито шарил у двойников по карманам, приговаривая:
      - Изымаются документы - пропуск..., трамвайный билет..., спички...
      На подоконнике выросли две кучки одинаковых вещей. Бригге и Саша перебирали их, сравнивали. Попросили фотографа снять два одинаковых рядом лежащих ключа, два паспорта, две одинаково надорванных пачки сигарет "Прима"... Вокруг сгрудились любознательные газетчики.
      Тем временем главный досмотрел последнюю газету и подошел. Лита отрекомендовала ему "представителей Института пространства", он удовлетворенно пожал новым гостям руки и спросил Сашу, верно выбрав его по росту:
      - Проверка, как я вижу, состоялась? Что же говорит наука?
      - Видите ли, заманчиво сделать анализы крови, пота и прочих выделений, выполнить полные антропометрические измерения, снять у двойников отпечатки пальцев, установить идентичность внутренних органов и скелетов путем рентгена, ультразвукового просвечивания...
      - Что я тебе говорил, - шепнул Май Лите. - И это твой брат, наш лучший друг!..
      - А в целом, - заключил Саша, - по предварительному исследованию двойники, видимо, подлинные.
      - Во всяком случае, по наружным признакам, - добавил Бригге.
      - Н-да, - протянул главный и обратился к двойникам. - Скажите-ка, пожалуйста, почему среди завтрашних газет нет нашей?
      - Вам мало других? - улыбнулся Двойник.
      - Но в других нет ничего об этом любопытном событии.
      - Просто не успели, да и не знали.
      - А мы?
      - А вы успели. Лучше сказать, успеете.
      - Я этого не вижу.
      - Увидите. Вашей завтрашней газеты здесь нет по той причине, что она у меня украдена.
      - Вот как?
      - К сожалению, это так. В этот эксперимент, да и вообще в отрицательные потоки времени не верил мой научный руководитель профессор Барклай. Мне пришлось готовить опыт в секрете от него и от всего отдела...
      - Великолепно! - сказал энергично главный, - Рутинер в науке!
      - Кому как. Ну, а один его прихвостень выкрал у меня вашу газету.
      Впрочем, он сам ее принесет. Прямо сюда.
      - Так что я ее увижу сегодня?
      - Очень скоро, он уже идет... Неплохо бы его сфотографировать в дверях.
      - Это совсем просто. Э, Марк Евсеич,- главный позвал выпускающего и сделал распоряжение о съемке всех входящих. Вскинув голову, острым взглядом обвел двойников, Гречишникова, Бригге, потом отечески взял за талию Литу и вынес решение:
      - Добро. Срочно готовьте материал, товарищ Ускова. Строк семьдесят плюс три фотографии.
      - Прекрасно, - сказала Лита, вежливо высвобождаясь. - Я это сделаю с героями дня у себя в редакции, здесь шум...
      - Иди с Литой ты, - сказал Двойник Маю. Они не успели удалиться, как в кабинет робко вошел Климов. Лисья физиономия его вздрогнула: его ослепили сверкнувшие блиц-вспышки. Он согнулся, собрался в комок и было двинулся вперед, к столу главного, но остановился, увидев там Рубцова, Иосса, двух сотрудников Института пространства. Тут повернулся и пошел прямо на него другой Рубцов и рядом с ним та самая девушка, что была изображена в этой противоестественной газете...
      - Вот он! - во всеуслышание провозгласил Двойник. - Вот он, похититель газеты "Жизнь"! Это он украл из моего кабинета завтрашний номер! Не так ли, Климов.
      Климов стоял, втянув в плечи голову.
      - Что же вы молчите, Климов? Ведь я нарочно оставил газету там, где вы ее нашли. Специально, чтобы вы ее украли, принесли сюда и разоблачили публично свою подлость. Климов неуклюже повернулся, зацепил носком ковер, споткнулся и грохнулся на пол, выронив из рук портфель. И вскочил, позабыв о портфеле, и, нелепо схватившись за голову, побежал прочь.
      Профессор размышляет
      После ухода Климова Федор Илларионович хотел было присоединиться к юной супруге, которая смотрела в гостиной телевизор, но зазвонил телефон.
      Старый друг профессора по рыбалке, общественный деятель и важный работник министерства сообщил доверительно, что только что вышло постановление о борьбе с рутиной в науке.
      - Есть сигналы, - сказал приятель, - что ты, Федор, кого-то там у себя зажимаешь. Так вот учти.
      - Я совершенно спокоен, - сказал Барклай.
      - Мое дело предупредить, а меры будут, я полагаю, крутенькие и быстренькие.
      Положив трубку, Федор Илларионович сделал несколько гимнастических упражнений, потом опустился в кресло, нахмурился и позвал жену:
      - Солнышко!
      - Ах. Федик, - ответила она из гостиной, - тут такой способный артист в телевизоре...
      - Солнышко! - Голос профессора прозвучал строже.
      - Ay! - она с трудом оторвалась от экрана.
      - Вот что, подай мне вот ту желтую папку, последнюю слева на верхней полке.
      Супруга прыгнула на стул, достала папку, грациозным и чуть-чуть капризным движением протянула ее мужу. На папке была надпись:
      "М. Рубцов. Волны бытия. Теория и принцип эксперимента".
      Минут пять профессор перелистывал рукопись. Скучно было смотреть в строки вычислений, совсем не хотелось вникать в их суть. Федор Илларионович заклевал носом.
      Он размышлял о вопиющей сумасбродности рубцовских идей. О том, что они ревизуют причинность, нарушают второе начало термодинамики... Роют подкоп под вековые установления. Барклай думал... Он думал о том, что двух Рубцовых не может быть по тысяче причин. Ну, хотя бы, потому, что есть закон сохранения материи, хотя бы потому, что... - если уж есть два Рубцовых, то должен быть и третий. Третий! Ибо иначе этот невозможный второй не мог появиться!.. Ему неоткуда было бы взяться!..
      - Проверить! - сказал вслух Барклай. - Проверить эту бессмысленную ревизию науки!
      Мысль его, обретающую решительность и ясность программы, прервал новый звонок телефона.
      - Албумбрук! - вопил в трубку мужской, чем-то знакомый голос, попнрбирпот...- и следом раздраженный женский:
      - Простите, товарищ, к вам все время порывается звонить только что поступивший больной.
      - Какой больной?
      - Душевнобольной. Это говорят из психиатрического приемника.
      - Как фамилия больного?
      - Фамилия?" Сейчас посмотрю... В паспорте - Климов.
      - Благодарю вас, - сказал профессор.
      Диверсия со взломом
      С решительным и суровым видом Барклай надел пальто и уверенным шагом вышел из квартиры.
      Было еще не поздно - около девяти. На улице было людно. Над крышей высокого здания бежали нарядные буквы рекламы: "Пользуйтесь услугами Аэрофлота. Экономьте время"...
      - Время надо уважать! - тихо проговорил Барклай и направился к стоянке такси.
      Вахтер, дежуривший в проходной института, долго не открывал. Когда, наконец, заспанная физиономия его появилась в окошечке, профессор сказал сердито:
      - Безобразно относитесь к своим обязанностям.
      Снял со щита все ключи своего отдела. Неторопливо поднялся по лестнице, миновав лабораторию, прошел в кабннетик Рубцова.
      Было тихо. Только еле заметный булькающий свист. На пульте установки сгущения горели индикаторные лампочки.
      Еще раз Барклай составил цепь умозаключений: допустим, вопреки правдоподобию и научной достоверности, что сейчас существует двое Рубцовых; один из них живет очередной, сегодняшний день своей жизни, другой вернулся из завтрашнего дня и живет сегодняшний день повторно; но так как текущий момент находится между сегодня, когда появился второй Рубцов, и завтра, когда первый уйдет в камеру, то сейчас должен существовать еще третий Рубцов - тот, который сидит в камере и перемещается во времени назад, из завтра в сегодня...
      Профессор был уверен: там, в камере, конечно, ничего нет. Никакого третьего Рубцова! Но он считал, что убедиться в этом - значит бесспорным фактом отбросить бред о немыслимом перемещении против времени. Надо заглянуть в камеру, найти ее пустой, и тогда все станет по местам: утреннее событие превратится в галлюцинацию, как его и объяснял вначале вероломный Рубцов; завтрашняя газета станет подделкой, в полном соответствии с ее действительной сущностью, потому что подлинность ее антинаучна. В настоящей газете, разумеется, никаких таких сообщений не будет, так как их неоткуда будет почерпнуть. Так окончательно созрело простое решение: прежде - обесточить установку, затем - открыть и осмотреть камеру.
      Барклай подошел к рубильнику общего энергоснабжения, положил руку на эбонитовую ручку. Но спохватился, почувствовав тошноту...
      Погасил свет в кабинете. И был недоволен собой за эту неожиданную трусливую перестраховку.
      - Сдаете, Федор Илларионович, - вслух упрекнул себя Барклай, - сдаете, профессор. Сдаете, борец против шарлатанства, - он уже кричал на себя.
      - Не сдавать! Не сдавать позиций!.. - Резко опустил лапу рубильника.
      Ничего не изменилось. Только прекратился булькающий свист.
      Несколько секунд было тихо. Тихо-тихо. Профессор начал свинчивать гайку с запора камеры. И тут послышались приглушенные, какие-то мягкие, ватные удары. Бу... бу... У Барклая начался озноб. Звук явно шел из камеры. Бу... бу... Громче, громче... Профессор дрожал, но упорно боролся с желанием бросить диверсию и включить рубильник. Медленно, со сжатыми скулами, под аккомпанемент ударов продолжал отвинчивать гайки наружного запора. Отвинтив их все, прыгающими руками зажег спичку, приоткрыл дверь камеры, осветил ее внутренность. Красноватым отблеском сверкали стены. Внизу в углу маленький воздухоочиститель. Больше ничего. Камера была совершенно пустой. И уже не было никаких ударов.
      Барклай выдохнул полную грудь. И у него дернулось веко.
      - Амен, - прошептал он, - Финита.
      Сел, чтобы отдохнуть от напряжения.
      Привидение
      Барклай мысленно резюмировал произошедшее. Да, главное, что он ожидал, подтвердилось: в камере была пустота. Значит двойники, обращенное время и все прочее - фикция. Неплохо... Но Федор Илларионович был далек от торжества. Мучил вопрос: почему были удары?
      Барабанил пальцами по столу. Загадка была досадной и тревожной.
      Галлюцинация? Самовнушение от страха? Склоняясь к этому тривиальному объяснению, Барклай, однако, не был удовлетворен им. Слишком уж ясными, своеобразными были удары.
      Неожиданно щелкнул выключатель, и в комнате зажегся свет. Зажегся сам!
      В первый момент, ослепленный, Барклай ничего не видел. Но уже через секунду он разглядел нечто чудовищное - смутную, полупрозрачную человеческую фигуру, которая медленно двигалась от выключателя в сторону рубильника общего энергоснабжения. Ошеломленный, Федор Илларионович громко, хотя слегка прерывающимся голосом, сказал:
      - Это мне мерещится! Это самовнушение!
      От фигуры послышался тихий, сдавленный шепот:
      - Тоиди.
      - Что? - крикнул Барклай.
      Фигура не ответила. Мелкими рывками, задом, увязая в полу ногами, она направилась к рубильнику и с видимым усилием подняла его. В разгоряченном мозгу профессора кипело единственное упрямое стремление:
      освободиться от миража, любой ценой скинуть этот зрительный образ.
      - Нет! - заревел он и прыгнул на фигуру. И попал в студенистую мякоть.
      - Этого не может быть! - Тут из камеры выкатилась еще одна полупрозрачная фигура. Был сдавленный крик:
      - Даг!
      Мягким обхватом обволокло ноги профессора. Он рухнул на живот. И в тот миг он узнал обе эти фигуры, именно фигуры, а не лица: то были Рубцовы призрачные, полуощутимые, полувидимые. Двое!
      Барклай очнулся, лежа на полу, от сильной боли в верхней части живота.
      Дверь камеры была закрыта и наружные гайки завинчены. И прямо на Федора Илларионовича шел, погружая ноги в пол, как в болото, полупрозрачный Рубцов. У него почти не было глаз, тускло просвечивали кости черепа, ткань одежды - вроде жидкого стекла. Барклай инстинктивно зажал лицо ладонями рук. Он не видел, как полупрозрачный нагнулся над ним, но почувствовал у себя на лбу эфемерные, текучие как вода пальцы. Барклай крепко вцепился ладонями в собственную физиономию. Это была мертвая хватка. У профессора были зажмурены глаза, сжаты и руки и зубы. Зачем?
      В те жуткие секунды он не смог бы ответить на этот вопрос.
      - Итотк, - сказал стекловидный, - К-то-ты?
      Сделав невероятное усилие, Барклай сумел вывернуться, сбросил с себя мягкую, пронизывающую тесноту. Рывком подполз к двери, вскочил, ловко выключил свет, побежал по темному коридору. За ним никто не гнался.
      У проходной остановился передохнуть. Мимо вахтера прошел с тщательно наигранным спокойствием. А выйдя на улицу, чуть не столкнулся лицом к лицу со своим сотрудником Иоссом - тот, выскочив из такси, торопливо шел к институтской проходной.
      Барклай в это время скрылся в тени за газетным киоском. Иосс его не заметил.
      * * *
      Вернувшись домой, профессор застал супругу за хула-хупом. Извиваясь, как индийская балерина, она обкатывала тоненькую талию большим красным обручем.
      - Прекрати! - крикнул ей Барклай.
      - Федик, - сказала она воркующе, - тебе сейчас звонили.
      - Кто?
      - Такой симпатичный мужской голос. Со студии телевидения. Очень извинялся и сказал, что позвонит попозже.
      - О, черт! - взревел Барклай. - Прекрати эту крутню!.. - Он схватил обруч и бросил его в угол.
      Прошел к себе в кабинет. Шагал там из угла в угол, силился вернуть утраченную уравновешенность. И понимание сути событий. Сел в кресло и прислушался к себе. Ныло в животе, тянуло бок. Опять прыгало веко.
      Федор Илларионович терпеть не мог этаких симптомов, боролся с ними тренировкой воли и дыхательной гимнастикой. И сейчас он принялся размеренно и глубоко дышать. А в голове его маячили стекловидные фигуры, и эта драка, завинченная камера, завтрашняя газета...
      Придвинул телефон. Порылся в настольном алфавите. Набрал номер квартиры Рубцова...
      * * *
      Тем временем в институтский кабинет Мая прибежал Иосс. Отвинтил гайки и открыл дверь камеры. Полупрозрачный, неуклюже утопая в полу, влез в камеру, Иосс поддерживал его, скользя руками в мягкой, водянистой плоти. Забравшись в камеру, полупрозрачный прошипел:
      - Обисапс. Спа-си-бо.
      - Счастливо, д-дружище, - сказал, стуча зубами, Иосс. - Чем могу, помогаю, хоть пока ни дьявола не понимаю... - Он завинтил гайки наружного запора.
      Разъяснение петель
      Дома у Рубцова было полно народу. Оба Мая, Бригге, Гречишников, какой-то студент, узнавший о необыкновенном событии и сумевший проникнуть к самому его центру, фоторепортер, снимки которого пошли в завтрашний номер газеты "Жизнь", некий журналист, представившийся корреспондентом ежемесячника "Март", и еще несколько пронырливых тружеников прессы. Стоял дым коромыслом. Все курили, без умолку спорили друг с другом, держа в центре внимания, конечно, виновников торжества.
      Двойники были порядочно утомлены, ибо Бригге, с одобрения Гречишникова, после пресс-конференции сумел-таки протащить Маев через кучу научных экспертиз и анализов. Благодаря напористости и обширным знакомствам Бригге, Рубцовы отдали на суд аналитикам частицы зубов и пряди волос, пробы желудочного сока, электрокардиограммы, энцефалограммы. Юра возил их даже в свой плавательный бассейн, где спортивный врач пустил в ход систему силомеров, доказавших небольшое физическое преимущество Двойника перед Маем. Двойник объяснил это тем, что он несколько старше и поэтому вправе называть Мая "мальчишкой". Словом, после двухчасовых мытарств двойники заслуживали отдых, который, однако, судя по домашней обстановке, предвиделся не скоро...
      - Детерминизм, железный метафизический детерминизм, - восторженно вещал гость-студент, - где он теперь?!
      - Детерминизм неприкосновенен, - устало сказал Двойник, - но причинные связи шире и многообразнее, чем принято было считать.
      - Конечно, конечно, - поспешил согласиться студент.
      - Все дело в структурных подвакуумных каналах, - продолжал Двойник, еще Фейнман и Дайсон описывали античастицы как частицы, существующие в обратном времени. Правда, там была голая математическая формализация.
      Однако в работах Бригге и Ермакова была установлена аксиоматика мега-волновой функции бытия. Вслед за ними Гречишников дал истолкование подвакуумному сдвигу. И вот в струе этих исследований мной был рассмотрен вопрос об интерференции волн бытия, обращении времени и резонансе событий в сопровождающем поле. Эти работы выполнены при постоянной дружеской помощи моих коллег и товарищей Бригге и Гречишникова, которые присутствуют здесь и которых я от души благодарю.
      Раздались аплодисменты. Бригге покраснел, вынул изо рта спичку и картинно раскланялся, а Саша запротестовал:
      - Я только считал немножко... И до последнего времени не совсем верил в главное, в эффект петли. Честно говоря, еще час назад я не вполне доверял факту раздвоения Рубцова... Но теперь эффект петли, видимо, доказан.
      - Именно! - гордо воскликнул Двойник. - И доказан неопровержимо...
      Май протиснулся в кухню. Ему вдруг стало неинтересно. Открыл окно.
      Вдыхая свежий холодный воздух, думал, что завтра, в это повторное сегодня, и он станет таким же уверенным в себе и торжествующим, как Двойник. И ему было жалко нервных и трудных дней, что предшествовали сегодняшнему утру. Жалко сумасшедшей секретной работы, молчаливой драки с упрямым Барклаем, даже неопределенности в отношениях с Литой. И пришло в голову, что Двойник слишком жестоко обошелся с Климовым... Май сидел и думал, и ему было невесело, неприятно томило чувство твердой предрешенности, в которой он сейчас жил.
      Тем временем Двойник уверенно развивал теорию интегрального детерминизма. Потом перешел к проблеме физического умножения. Говорил, что при достаточном интервале прогноза возможно не только удвоение, но и утроение, учетверение, удесятерение тел.
      Вдруг остановился, взглянул на часы, хлопнул себя по лбу, вспомнив о важном. Обвел глазами присутствующих и остановился на Иоссе:
      - Николай Осипович, нельзя ли попросить вас об одной маленькой услуге?
      - Командуйте, Май Сергеевич.
      - Отлично. Это может сделать только сотрудник нашего института, никого другого не пропустят. Пожалуйста, Николай Осипович, съездите сейчас в институт. В моем кабинете, возле камеры сгущения, прилипло к полу несчастное полупрозрачное существо. Не пугайтесь его, откройте камеру, помогите ему туда забраться и завинтите наружный запор. Вот и все. Не спрашивайте пока подробностей.
      Иосс потоптался в нерешительности, махнул рукой:
      - Еду, ладно! - и быстро вышел.
      - Там, в институте, - продолжал Двойник, - некоторое время тому назад некий злоумышленник выключил энергопитание и открыл камеру сгущения, где создан квант пространства с обращенным временем. Мне пришлось выйти из кванта, чтобы включить питание и закрыть камеру снаружи, иначе дальнейшее продвижение в прошлое было бы невозможно. А теперь инженер Иосс поможет мне войти обратно в камеру и завинтит ее снаружи.
      - Значит вас сейчас там двое - один едет к сегодняшнему утру, а другой дожидается Иосса? - спросил студент.
      - Именно так.
      - А всего четверо?
      - Да, считая меня и, так сказать, естественного Мая Рубцова, четверо.
      Причем, в самое время происшествия нас было пятеро.
      - Пятеро?
      - Конечно, - сказал Двойник, - вообразите, что камера открыта на полпути из завтра и считайте: во-первых, есть я, сидящий в камере с самого начала - с завтрашнего дня; во-вторых, я, посаженный в камеру Иоссом; значит, в камере нас двое, - Он загнул два пальца. - Кроме того, есть я, вылезший из камеры, чтобы навести порядок. - Загнулся третий палец. - Плюс я, стоящий сейчас перед вами, - он ткнул себе в грудь. - И, наконец, я, еще не побывавший в камере, то есть тот Май Рубцов, который в данный момент пребывает на кухне. Всего пять.
      Среди слушателей было замешательство. Двойник начал раздражаться.
      - Хорошо, - сказал он, - взгляните сюда. - Он нарисовал на скатерти петлю со стрелками:
      [Image] - Вправо идет обычное наше с вами прямое время, влево обращенное.
      Чертеж изображает линию бытия. Она похожа на петлю и отражает путешествие тела в прошлое и обратно. Тело непрерывно существовало до старта в прошлое, тут повернуло во времени назад, существовало до финиша в прошлом, потом опять повернуло во времени и стало существовать обычным порядком. Линия бытия здесь сложена втрое. Значит, пока есть петля, существует три тела: одно в обратном времени и два в прямом. Это ясно?
      - Ясно, - раздался голос студента.
      - Допустим, - сказал Двойник. - А теперь представьте себе, что на линии бытия в результате внешнего вмешательства возникла вторая петля. - Он нарисовал нечто похожее на канцелярскую скрепку:
      [Image] - Сколько тут сосуществующих параллельных участков?
      - Раз - два - три - четыре - пять, - сосчитал студент.
      - То-то! - сказал Двойник и расставил стрелки. - Два в обратном и три в прямом времени. На экране локатора будущего эта кривая и зафиксирована.
      Она послужила сигналом о неизбежной осуществимости эксперимента.
      - Здорово! - восхитился студент. - А может быть, какая-нибудь другая, более сложная петля?
      - Видимо, да, - сказал Двойник. - Например, такая... - Он нарисовал:
      [Image] - Тут из одного тела получается одиннадцать. Пять благополучно путешествуют из будущего в прошлое, а шесть пребывают в мире прямого времени. Если говорить о бытии вне камеры, то тело умножается в шесть раз.
      - Блеск! - сказал студент.
      Умножение тел
      После того как публика, пошумев, уяснила сущность умножения тел в простых и сложных петлях времени, посыпались вопросы:
      - Извините, товарищ Рубцов, - сказал журналист из ежемесячника "Март" и встал со своего места, щелкнув каблуками, - возможно ли таким способом увеличить численность, э... футболистов?
      - Возможно, - сказал Двойник, - хоть почти невероятно. Но только при условии, что в играх их не будут калечить и убивать.
      - Почему? - спросил разочарованно бравый журналист.
      - Потому что ни одно из размноженных тел нельзя уничтожить. Ведь тогда линия бытия прервется, и никакой петли не получится - некому будет залезать в камеру, чтобы ехать в прошлое. Локатор будущего не увидит заказанного процесса, ибо он просто не состоится.
      - А танцовщиц и певиц? - спросил журналист. - Можно умножать?
      - Да, можно. В принципе, конечно.
      - А студентов? - спросил студент. - Хотя бы на денек перед экзаменом?
      - О, боже! - Двойнику надоели чепуховые вопросы. - Я думаю, если уж умножать, то неодушевленные предметы - электрограммофоны, пылесосы, автомобили. Их можно было бы сдавать на прокат с полной гарантией исправности на сутки вперед. И еще... Как вы думаете, что еще? Нечто очень нужное...
      - Деньги, деньги! - воскликнули вместе студент и фотограф.
      - Наконец-то! - одобрил догадку Двойник. - Позавчера я проверил установку на обыкновенном двугривенном. Правда, он был умножен только на два и только на полчаса. Вот он... - Двойник поднял над головой беленькую монетку. - Эту реликвию я оставил как доказательство того, что иногда можно брать деньги взаймы у будущего. К сожалению, с неминуемым возвратом. Сумму, полученную сегодня, вы обязаны завтра послать в прошлое.
      - А больше, чем на сутки, можно занимать? - с надеждой спросил студент.
      - Любое умножение только на сутки, не более, точнее на 23 часа 49 минут и 22 плюс-минус 3 секунды.
      Студенту стало грустно. Прочая публика тоже затосковала о невозможности занимать деньги у отдаленного будущего. Выразили надежду, что всемогущая наука преодолеет этот запрет. И в это время вернулся Иосс.
      Взоры устремились к нему.
      Объяснение прозрачности
      - Разумеется, все в порядке, - сказал Двойник.
      - Да, - сказал Иосс. - В порядке. У меня до сих пор трясутся руки...
      Это было привидение, а не человек. Май Сергеевич. Черт знает что...
      Домой не мог идти, вот вернулся...
      - Это был я, но почти весь в обратном времени, - Двойник встал, чувствуя, что надо дать следующую порцию разъяснении. Он откашлялся и начал. - Прошу внимания. Дело вот в чем. Процесс обращения времени есть процесс перевода объекта из области положительных энергий в область отрицательных энергий. У меня в аппарате перевод выполняется на тоннельном эффекте. Объект как бы проваливается под пустоту. Для этого служит устройство, которое я назвал поворотным приводом. Оно включается дважды на старте и на финише. Причем, при повороте на старте выделяется значительная энергия. Она идет в достаточно емкие аккумуляторы. А при повороте на финише эта энергия, наоборот, расходуется. Объект как бы выталкивается обратно в область положительных энергий. Должен сказать, для живого существа операция не из приятных. Итак, тело, существующее в отрицательном времени, есть тело отрицательной энергии. Иными словами, энергия его частиц и полей меньше, чем нуль. И благодаря этому в нашем мире оно не может быть воспринято и зафиксировано через посредство обычных и даже весьма сильных воздействий. Таковы общеизвестные следствия из элементарной теории Дирака. Я понятно говорю?
      - Смотря для кого, - сказал фотограф.
      - Вполне понятно и популярно, - сказал студент.
      - Значит, непонятно, - сказал Двойник. - В таком случае прошу верить мне на слово. Вот что надо понять: тело, существующее в обращенном времени, для тел прямого времени является просто пустотой. Вы можете освещать его прожекторами, стрелять в него из пушки - оно останется неуязвимым, неощутимым и невидимым.
      - Вот так понятно, - сказал фотограф.
      - Очень рад, хоть и не уверен, - сказал Двойник. - Идем дальше.
      Полностью обращается время в моей установке лишь при прочно закрытой камере. Когда камера открывается, в нее проникает внешний мир, просачивается вместе с ним его прямое время. Так что же происходит, когда объект отрицательной энергии соприкасается с объектом положительной энергии?
      - Аннигиляция! Взаимное уничтожение! - радостно воскликнул студент.
      - Ошибаетесь! Врете в простейших вопросах! - недовольно сказал Двойник.
      - На каком вы курсе?
      - На втором, - студент потупился.
      - Вам пора понимать, что тут нет столкновения антител, а значит, не может быть никакой аннигиляции. Тело отрицательной энергии - не антитело. Странно теперь учится молодежь!..
      Студент сидел пунцовый.
      - Так вот, - заключил Двойник, - никакого взрыва не будет. Влияние внешнего мира весьма медленно начнет поворачивать тело обращенного времени в свою сторону. Будут происходить повороты атомов и целых молекул. В первый внешний час тело воспринимается не полностью, а лишь теми частицами, которые успели встать в прямое время. Значит, оно будет полупрозрачным и полупроницаемым для внешнего мира. Наоборот, для него полупроницаемым и полупрозрачным будет внешний мир. Вам ясно?
      Слушателям было не ясно, исключая, разумеется, физиков. Но Двойнику надоело объяснять. Подмигнув Иоссу, он объявил:
      - Кто не понял, поступайте в университет. Другие вопросы есть?
      После недолгого молчания раздался твердый голос журналиста:
      - Есть один вопрос, товарищ Рубцов. Разрешите?
      - Слушаю, - сказал Двойник.
      - Удалось ли установить личность преступника, совершившего незаконное открытие камеры?
      - Нет, я же говорил, что не смог разглядеть лица.
      - И до сих пор не произведено его задержание?
      - Нет, конечно!
      - Ну, я спешу, до свидания, - сказал журналист и вышел, чеканя шаг.
      Присутствующие многозначительно переглянулись.
      Опять зазвонил телефон. Двойник ответил:
      - О! Добрый вечер, Федор Илларионович!.. Не ожидал, никак не ожидал...
      Очень хорошо... Давно пора... Конечно, конечно... Спасибо. - Произнося эти вежливые слова, Двойник не верил своим ушам: профессор Барклай заявил о своем полном согласии с работой Рубцова; о пересмотре своего отношения к нему, Рубцову; о том, что утром, как понял профессор, был возврат Рубцова из суточного прогноза; что завтра, на старте, по приглашению Барклая, будут присутствовать представители прессы, кино, телевидения...
      Конец дня
      Лита ушла из редакции в приподнятом настроении. Этот богатый событиями, сумбурный, острый день уже не удивлял ее. Сейчас, в конце, он вылился в безотчетную праздничность. Лита не помнила своих страхов, болезненных недоумении и слез. Ее не пугало раздвоение Мая. Теперь это было интересно и даже смешно. Там, в редакции, было весело отличать сегодняшнего Мая от завтрашнего. Лита это делала так безошибочно, что Юра Бригге охал и восхищался, будто Литино чутье было удивительнее самого раздвоения.
      Сидя в полупустом троллейбусе, Лита мысленно прикинула, в чем же заключается отличие Маев. Завтрашний, решила она, мужественнее, ловчее, увереннее. Пожалуй, порой он бывал слишком уверен, самоуверен больше, чем хотелось бы Лиге. Зато сегодняшний Май тише и теплее. И в нем было послушание - послушание завтрашнему. Это было немножко неприятно. Оба они другие, не такие, каким был единый Май вчера. Подумав об этом. Лита немножко пофантазировала на тему о раздвоении мужчин.
      Впрочем, главным в ее состоянии было чувство здорово сделанного дела, чувство газетной удачи, в которой она была прямой участницей и исполнительницей. Такого еще не случалось в маленькой редакционной жизни Литы. И еще ее смешило любопытное поведение главного редактора, который оказался таким умелым интервьюером и ловким кавалером.
      Недалеко от дома Мая сверкал огнями "Гастроном". Он был яркий и манящий. Прикинув сумму гонорара, неожиданно заработанного сегодня, Лита решила, что вполне уместно истратить в этом "Гастрономе" двадцать рублей, отложенные в прошлую получку на туфли. К Маям она явилась с двумя тяжелыми пакетами.
      Когда Лита вошла, Саша Гречишников мягко выпроваживал посторонних. Он говорил, что Двойнику надо отдохнуть после перенапряженных суток, а Маю перед путешествием во вчера. Гости понимающе кивали, одевались и искоса поглядывали на шеренгу бутылок, которую Лита выстраивала на подоконнике.
      Наконец, дверь за гостями закрылась, и Саша спросил Литу:
      - Ну как, сестрица, готов завтрашний чудо-номер?
      - Ой, мальчишки, это был фурор! На газете, которую привез Май, была маленькая клякса на третьей полосе внизу, а на нашей газете ее сперва не получилось. Так рабочие в типографии совсем обезумели. Технолог цеха сам мудрил над матрицей, чтобы эта клякса вышла. В общем, наша газета как две капли воды похожа на твою, - она кивнула Двойнику. - Фотографии абсолютно одинаковые. А текст одной корреспонденции сперва был немножко другой, но главный его поправил, и стала точная копия!..
      Юра возвестил:
      - Внимание! Благодаря тонкой сообразительности, яркому темпераменту и щедрому бескорыстию научно-газетной феи Аэлиты Усковой объявляется внеочередная разрядка атмосферы! - Он хлопнул пробкой и разлил вино по бокалам. - Отныне налагается запрет на научные темы! Да здравствуют умноженные Май! Ура!..
      - Ура! - подхватили все.
      Перед стартом
      Май устроился на кровати, Двойник - на диване. Не спали и дымили сигаретами. Говорить не хотелось. Оба устали.
      Двойник пытался догадаться, кем бы мог быть злоумышленник, открывший камеру. Климов? Что-то он пропал, как в воду канул - Барклай вот объявился и больно уж бодро высказал признание, сам себя высек. Не очень похоже на Барклая...
      А Май вспоминал начало. Припомнил, как набрал кодированный запрос, как вставил его в локатор будущего, надеясь хоть на пятиминутную петлю с разрешенным прогнозом. И как экран заполнило сплошной зеленью. Это был знак удачи - резко выраженной интерференции волн бытия. Тогда он набрал на коммутаторе заказ на разрешение максимального - суточного прогноза с полной загрузкой камеры. И завертел ручку строчного сжатия и увидел то, на что не смел и надеяться: суточную двойную петлю. Она была яркая и гладкая. И именно двойная! Май только сейчас вспомнил эту подробность.
      В памяти четко встал ее характерный рисунок.
      Значит, решил Май, с Двойником что-то творилось в пути из завтра.
      Сказал громко:
      - Петля на локаторе была двойная.
      - Разумеется, - не сразу отозвался Двойник, он уже начал дремать.
      - Что там произошло?
      - Я рассказывал. Не надо было тебе уединяться на кухне и заниматься мировой скорбью.
      - Расскажи.
      - Нет. Не положено. Во-первых, тебе будет неинтересно, во-вторых, не судьба. Я точно повторил то, что слышал вчера от Двойника.
      Май не стал отвечать. Значит так надо, ничего не поделаешь.
      - Давай-ка спать, - изрек, зевая, Двойник. Май закрыл глаза и вспомнил, что было утром дальше: щелчок автомата, отключившего поворотный привод, и этот грохот, урчащий, почти инфразвуковой гром обращения времени в камере. И перепуганные лица Климова, Иосса, парня из охраны, врача...
      Хотел спросить у Двойника, насколько неприятен поворот, больно ли переходить в отрицательное время и отрицательную энергию. Прислушался Двойник уже уснул. Нет так нет. И едва ли был резон задавать подобные вопросы.
      * * *
      ...Серое осеннее утро. И треск будильника. Диван был пустой. Двойника не было. На столе лежала записка - "Из гуманности даю тебе поспать лишний час, иду кое-что подготовить, начало в 10.40. Двойник".
      Май машинально помахал руками и ногами, считая, что делает зарядку.
      Принял холодный душ, крепко обтерся и только тогда сбросил с себя остатки сна. Перечитал записку Двойника, крякнул и пошел бриться. Ни о чем особенном не думалось. Состояние было нормальное - выспался хорошо.
      Настроение тоже ничего, только чуть напряженное, как у студента перед экзаменом. Замурлыкал себе под нос привязавшееся вчера "Пустоведы-дармоеды".
      Завтракая, размышлял о матричном представлении функции бытия. Даже положил перед собой лист бумаги. Но никаких идей в голову не приходило.
      * * *
      Было самое начало одиннадцатого, когда Май вышел из дому. И тотчас почувствовал себя в окружении зорких глаз. Какой-то парень торчал на лестничной площадке. Когда Май проходил, он смотрел вниз, облокотясь о перила. Внизу тоже были какие-то молодые люди. Они стояли кучкой и нарочито не взглянули на проходившего Мая. На углу стояла "Волга", которая двинулась с места, как только Май ее миновал. "Наверное, у меня началась мания преследования", - подумал Май;
      "Волга" проехала за троллейбусную остановку и остановилась. Май, назло "Волге", решил не ждать троллейбуса и идти пешком. Через некоторое время оглянулся - "Волга" стояла на прежнем месте, но шагах в двадцати вслед за Маем шел один из тех молодых людей, что были возле его дома.
      Другого из той же группки увидел на противоположной стороне улицы.
      "Ну и судьба!" - подумал Май и сел на скамейку, стоявшую у стены. Ему захотелось удрать от непрошенных телохранителей. И было досадно, что так скоро, через полчаса - начало эксперимента.
      Парень, шедший за Маем, показался вблизи. Вот он совсем рядом. Идет, не спеша, прогуливается. И не глядит на Мая.
      - Эй, гражданин! - громко позвал Май.
      - Вы меня? - обернулся парень.
      - А вы кого? Не меня?
      - Чего? - парень запнулся.
      - Не меня ли, говорю, стережете?
      Парень не ответил. Стоял вполоборота к Маю и молчал. А в это время подъехала "Волга". Она затормозила возле самой скамейки, и из нее выскочил вчерашний гость-журналист, который спрашивал об умножении футболистов.
      - Приветствую вас, Май Сергеевич! Не подвезти ли? - осведомился он.
      - Куда?
      - В институт, я полагаю. У меня, видите, транспорт.
      - Неужели вы не понимаете, что ничего не будет! - заговорил раздраженно Май. - Ничего, ровным счетом, не помешает! Зачем же вы лезете!
      Журналист ни капельки не смутился:
      - Для порядка, Май Сергеевич, и для безопасности. Прецеденты имеются.
      Наш долг...
      - Катитесь вы к чертовой бабушке!
      - Ну, хорошо, - начал успокаивать собеседник, - отдохните, только не надо волноваться.
      Он сел в машину и медленно тронул ее. Парень тоже тихонько зашагал вперед.
      Май выждал с минуту и почувствовал, что не может этак безропотно повиноваться. Им, как вчера утром, завладело вдруг отчаянное стремление испытать эту жесткую предрешенность событий, сделать что-то нелепое...
      Оглянулся... Юркнул в парадное. Под лестницей была дверь во двор. Во дворе было пустынно, тихо после шумной улицы и росло несколько деревьев. Май бросился к одному из них, стоявшему в глубине двора у забора. Спрятался за ствол и огляделся. Никого. Подскочив, схватился за толстую ветку, держась за нее, взобрался на высокий забор. По ту сторону был узенький переулок. Спрыгнул за забор в переулок и услышал отрывистый собачий лай. Он слышался со двора. "Ищейку спустили, скоты", - мелькнула догадка. Побежал по переулку вправо, и в ушах стоял этот мерзкий лай. За поворотом стоял "Москвич", дверца была полуоткрыта, водитель стоял недалеко и пил газировку из автомата. Май по-обезьяньи впрыгнул в машину, поспешно отпустил тормоз и нажал газ. Рванул вперед.
      "Стой! - истошно заорал водитель,- стой!" И опять почудился собачий лай. "Вперед, вперед", - подстегивал себя Май. Прямо перед глазами маячили автомобильные часы. На них было двенадцать минут одиннадцатого.
      Май гнал машину, петляя по переулкам и проездам. Сверлило чисто мальчишеское желание: перехитрить телохранителей и явиться в институт без эскорта, одному. Захваченный озорной безнаказанностью, он резал углы по тротуарам, лихо мчался под запретными знаками. Еще два поворота, беззаконное пересечение широкой улицы - и он у цели.
      Остановил "Москвич", выскочил из него и... увидел впереди ту самую "Волгу", от которой хотел избавиться. Она явно прибыла сюда раньше. А возле "Волги" стоял Двойник в белом рабочем халате. И рядом - журналист, который, увидев Мая, помахал ему поднятой рукой. В жесте этом были приветливое успокоение и великодушное прощение шалости.
      Маю не хотелось смотреть на него. Пошел прямо в проходную.
      Вместо привычного вахтера в проходной были два солдата с автоматами.
      Выгнув груди, они стояли по стойке "смирно" и держали равнение на Мая.
      Вот тут-то Май отрезвел от рецидива детской необузданности. И покорно опустил руки.
      Посмотрел на часы. До опыта оставалось одиннадцать минут. Почувствовал, что не все еще сделано, что-то нужное им забыто. Повернул и пошел прочь из проходной, на улицу. И, выйдя, столкнулся лицом к лицу с главным редактором газеты "Жизнь".
      - Здравствуйте, Май Сергеевич! Очень рад вас видеть... - с тенью озабоченного вопроса, но вместе с тем с почтительной и веселой любезностью главный пожал вялую руку Мая. Поодаль стояли Лита и фотограф. Май кивнул им, не глядя на них. Он смотрел на угнанного им "Москвича". Вокруг машины хлопотали два орудовца.
      - Ты ничего не забыл? - крикнул Маю Двойник.
      "Ба! - вспомнил Май. - Надо же купить сегодняшних газет, ради этого я, наверное, и вышел из проходной!" Побежал к киоску.
      - Погоди! - Двойник обратился к Лите. - Купи, пожалуйста, газет вон там... - И снова Маю. - А ты иди сюда.
      Май чувствовал себя омерзительно: он был рабом, собственностью Двойника, собственностью румяного улыбающегося журналиста, и этих солдат, и времени, которое ползло к неминуемому старту в прошлое.
      - Не хандри, - тихо сказал Двойник Маю, и журналист корректно отошел. Получилось очень мило.
      - Кролику дали побаловаться, - зло сказал Май. - Хозяева.
      - Ну-ну, не надо так. Ты сам хотел вкусить свободы.
      - После моего побега этот тип догадался позвонить тебе?
      - Именно. Разум восторжествовал.
      Они пошли к проходной. Миновали крутогрудых солдат, которые беспрепятственно пропустили их.
      - А где же вахтер? - спросил Май.
      - Вызван на допрос, - сказал Двойник. - И, кажется, собщил там такое, что над одним нашим общим знакомым нависла угроза серьезных неприятностей.
      - Что ты мелешь?
      - Ничего. Молчу. Кстати, Климов попал в сумасшедший дом.
      Подбежала Лита и положила в руки Маю пачку газет. Май машинально рассовал их по карманам. Лита робко взяла обоих Маев под руки и сказала:
      - Ребята, я всю ночь думала над одним вопросом. Можно спросить?
      - Ну конечно, - сказал Двойник.
      - Что, если Май не полезет в эту камеру? Что тогда будет?
      - Это невозможно, - сказали вместе Май и Двойник.
      - Почему? Ведь ты можешь отказаться, да Май? И вас будет двое.
      - Не будет. Тогда все на свете вернулось бы во вчера. Весь мир. Как ты не понимаешь! А это невозможно, так как весь мир не помещается в нашу камеру.
      - Не понимаю!
      - Когда предсказано солнечное затмение, оно обязано состояться, ясно тебе?
      - Нет, нет! - Лита покраснела и заговорила сбивчиво. - Ведь можно перед затмением, ну.., расстрелять Луну из какой-нибудь пушки...
      - Попробуй, расстреляй... - грустно усмехнулся Май.
      Старт
      Институт изучения пустоты гудел, как потревоженный улей. Никто не работал. Все сгрудились в коридорах, по которым Рубцовы шли к себе в лабораторию. Май продвигались среди удивленных, неумолчно говорящих, горячо приветствующих человеческих стен, и многие норовили пожать им руки, хлопнуть по плечу, просто дотронуться до необыкновенных двойников. Пресса сделала свое дело. Вместо сомнений и обсуждений был восторг, восхищение тем, во что вчера никто бы не поверил.
      Лаборатория напоминала театр. Парень из охраны не пускал туда никого, кроме ближайших сотрудников и лиц, которых специально пригласили Двойник, Барклай и журналист. Перед лабораторными столами стояло штук двадцать разнокалиберных стульев, на них разместились начальники институтских отделов и лабораторий, гости из Ипра, группирующиеся вокруг Гречишникова и Бригге. В первом ряду сидел профессор Лютиков. Он улыбался своей соседке, юной аспирантке и что-то говорил ей об обращении времени. Та жадно внимала, шевеля мохнатыми ресницами. Вообще среди присутствующих были интересные дамы - упомянутая аспирантка, супруга профессора Барклая, Лита. Поближе к ним удобно пристроился главный редактор газеты "Жизнь".
      Была хлопотливая бестолковица последних приготовлений. Киноосветители пробовали прожектора, направленные на кабинетик Рубцова, обещавший ныне стать сценой знаменательного спектакля. Телеоператоры устанавливали свои аппараты. Репортеры газет и радио, которым до окончания старта было категорически запрещено беспокоить Маев, осаждали Гречишникова, Иосса, даже парня из охраны.
      Бригге жестикулировал, жевал сразу две спички и объяснял какому-то юному репортеру, что время "кружит, как балерина". Репортер делал понимающее лицо и что-то писал у себя в блокноте. Гречишников добросовестно выкладывал корреспондентке из "Поколения" принцип квантования вероятностей. Иосс жестами показывал, как трудно подсаживать в камеру полупрозрачного человека.
      Когда до старта оставалось пять минут, обе створки в кабинетик Рубцова распахнулись. Там перед камерой стояли Маи. Оба были в одинаковых рабочих халатах без средней пуговицы. Их лица и позы были тождественны.
      Рядом с ними был профессор Барклай, на лице его были написаны серьезность и понимание важности момента. И был еще нервничающий, бледный институтский врач, которому только что пришлось уступить в споре с Двойником, сумевшим-таки убедить его в безопасности предстоящего опыта над человеком.
      В ослепительном свете прожекторов стояли эти люди. И после всплеска аплодисментов было тихо. Только приглушенными очередями стрекотали кинокамеры.
      Профессор Барклай откашлялся и сделал шаг вперед.
      - Дорогие коллеги, - сказал он, - дорогие гости! Мы рады приветствовать вас в этих стенах. Как вы знаете, здесь сейчас начнется эксперимент, который, пожалуй, мало назвать историческим. Я бы назвал его эпохальным. Речь идет о победе человечества над тем, что поныне выглядело несокрушимой и неизменяемой твердыней матери-природы, над...
      В это время в комнату быстро, но бесшумно, вошел журналист. По-хозяйски наклонился к главному редактору газеты "Жизнь" и шепнул ему что-то, потом позвал Двойника и сказал ему на ухо:
      - Профессор Барклай немедленно вызывается к следователю по делу о незаконном открытии камеры.
      - Только пусть уж он договорит, - ответил Двойник.
      Главный редактор энергичным шепотом инструктировал Литу и фотографа:
      - На днях даем об этом ораторе материал под заголовком "Лицо рутинера".
      Снимайте его, слушайте, не спускайте с него глаз.
      Пожав Лите руку выше локтя, главный подсел поближе к юной супруге Барклая, ибо решил, что к ней теперь просто непозволительно не проявить теплоту и человеческое участие.
      А Федор Илларионович тем временем заканчивал свою речь:
      - Если этот эксперимент, разработанный во вверенном мне отделе при участии талантливого и упорного Мая Сергеевича Рубцова, окажется доступным многократному повторению, то это приобретет колоссальное практическое значение. Станет возможно титаническое умножение ресурсов!.. - Он посмотрел на часы и сказал спокойно и строго, обращаясь к Рубцовым. Прошу начать эксперимент.
      Двойник, не дожидаясь разрешения, уже отвинчивал гайки на тяжелой двери камеры. И вот дверь открылась.
      - Прошу сюда - прожекторы! - крикнул Двойник.
      В ярко освещенной камере обрисовались зыбкие очертания почти прозрачного человека.
      - Это Май Рубцов, который уже движется в прошлое. Тот самый, что сейчас стоит перед вами и через несколько секунд войдет в камеру, - Двойник показал на Мая, который, как и все, не отрываясь, смотрел внутрь камеры.
      - Пора входить, Май, - громко сказал Двойник, глядя на часы. Приготовься... Внимание... Марш!.
      И Май быстрым скачком кинулся в камеру.
      - Подождите! - глухо застонал врач. - Это же невозможно!.. Это уничтожение!..
      - Все в порядке, доктор, - сказал Двойник, завинчивая камеру. - Мы же с вами объяснялись... Никакое это не уничтожение, я жив и здоров, - Он завинтил последнюю гайку. - Норма!..
      Врач опустился на стул, прикрыл глаза ладонью.
      И тотчас раздался грохот. Рокот, похожий на гром. Он заполнил комнату и поверг всех в ошеломленное онемение. И вот он ослабел, удалился, стих.
      - Все, - сказал Двойннк, уже переставший быть двойником. - Эксперимент начат... И окончен. Теперь можно обесточить и открыть установку.
      Он выключил рубильник, опять отвинтил гайки, откинул дверь камеры.
      Белизна сверкающих прожекторов осветила ее. И там ничего не было.
      Камера была совершенно пуста. И эта пустота подействовала на присутствующих еще сильнее, чем прыжок Мая, привидение, гром. Пустота!
      Пустота там, куда только что вошел человек.
      ...Расширенными зрачками Лита смотрела на Мая н видела в нем перемену.
      Он был очень усталый. Он совместил в себе и оставшегося и того, что ушел в прошлое. Лита уловила в нем дорогое и человечное, потерянное н вновь обретенное: он не знал, что будет дальше.