Андрюхин Александр Николаевич
      Семя титана
      Пролог
      Их накрыл МУР в ночь на тринадцатое мая в пустой пятиэтажке неподалеку от Ваганьковского кладбища. Кто они были - сатанисты, староверы или члены иной религиозной секты, - сейчас сказать трудно, поскольку протоколов не осталось. Им вменялась в вину не столько пропаганда чуждой идеологии, сколько похищение пятилетнего ребенка.
      Юля Вишневская пропала одиннадцатого мая 1982 года около десяти часов утра. Слух об исчезновении девочки с Чистопрудного бульвара облетел всю Москву. Как потом рассказывала её родительница, она только на минуту отвернулась к лотку, чтобы купить печенье, и дочь словно растаяла в воздухе. Вся милиция столицы была поднята на ноги. В последующие два дня у каждого милиционера имелась фотография исчезнувшей малышки.
      Двенадцатого мая в половине двенадцатого вечера в дежурной части МУРа раздался звонок. Звонил сторож Ваганьковского кладбища. Он сообщил, что на огороженный участок пятиэтажного дома, который подготовили для сноса, проникли какие-то подозрительные граждане. Звонивший видел, как со стороны Ходынской улицы несколько мужчин и женщин пролезли на запретную территорию через щель в заборе, а затем забили эту щель доской. Необычным было то, что нарушители ничем не напоминали ни бомжей, ни бродяг. Но что приличным людям делать в пустом доме, да ещё с маленькой девочкой?
      - С девочкой? - подпрыгнул на стуле дежурный. - Как выглядела девочка?
      - Было темно. Не разглядел. На вид лет пять. В коротком платьице. Ее вели за руку, и у неё заплетались ножки.
      - Ждите, сейчас подъедем!
      Через двадцать минут к воротам Ваганьковского кладбища подкатили два милицейских "уазика". Выскочивший навстречу сторож без лишних слов отвел прибывший наряд к тому месту, откуда на огороженную территорию просочились странные люди в цивильной одежде. Когда группа захвата через ту же щель в заборе проникла во двор, то, к своему удивлению, не узрела ни одного горящего окна. Из пустого дома, смотревшего на них черными глазницами окон, не доносилось ни единого звука. Бойцы бесшумно рассыпались по подъездам. Через две минуты выскочивший из третьего подъезда сержант подбежал к командиру отделения и взволнованно доложил:
      - Там на четвертом этаже жгут свечи и молятся.
      - Девочку видел? - спросил капитан.
      - Нет! - ответил милиционер. - Я в комнату не входил, чтобы не спугнуть...
      - Правильно! - одобрил командир. - Все за мной!
      В одной квартире на четвертом этаже горело тринадцать свечей. Над ними тесным полукругом стояло тринадцать человек в глухих плащах с капюшонами, надвинутыми по самые подбородки. Посередине замерла испуганная девочка в коротком платьице, с распущенными волосами. Ее лицо было бледным, зрачки расширены. Она жалась к женщине, державшей её за плечи. Женщина была похожа на сумасшедшую. После окончания молитвы она откинула капюшон, воздела руки к облупленному потолку и громко воскликнула:
      - Вижу начало нового тысячелетия!
      Ее глаза стали безумными, нос изогнулся крючком, худое и дряблое лицо побелело, седые волосы поднялись дыбом.
      - Вижу рождение новой эпохи, - глухо прошептала она, и взгляд её помутнел. - Это будет наша эпоха! Тот, который станет владыкой мира и преобразит землю, появится на свет в две тысячи втором году. Он родится от семени титана, который в пятницу тринадцатого июля две тысячи первого года явится в этот мир. Та, которая произведет владыку на свет, сегодня в полночь огласит своим криком Преображенский роддом. Она уже рвется к нам! Да поможем ей в этом и облегчим её страдания тем, что принесем в жертву непорочное дитя.
      - Поможем! - хором воскликнули двенадцать человек и сделали шаг к девочке, которая испуганно вжалась в колени старухи.
      - Я слышу, как бьется сердце младенца, и вижу, как тяжело ему дается вхождение в этот мир.
      Ясновидящая не видела и не слышала несущихся наверх милиционеров. Оперативники влетели в комнату в ту минуту, когда над головой малышки уже был занесен жертвенный нож. Капитан бросился на старуху, ловко выбил из её дряблой руки лезвие и врезал в челюсть. Старушка отлетела в угол, ударилась головой о стену и потеряла сознание. Подчиненные капитана бросились вязать остальных.
      Через пару минут со всех членов секты были сорваны капюшоны и на всех надеты наручники. Девочка была спасена. Она действительно оказалась пропавшей Юлей Вишневский. Когда капитан поднес ко рту рацию, чтобы вызвать дополнительные машины, в Москве пробило полночь. В эту минуту в Преображенском роддоме дежурный врач сделал скальпелем надрез на животе молодой женщины, которая не могла разродиться вторые сутки.
      На последнем ударе курантов сумасшедшая ясновидящая пришла в себя. Она счастливо улыбнулась и прошептала:
      - В пятницу тринадцатого июля две тысячи первого года явится тот, от которого она родит.
      Часть первая
      УДАВЛЕННИК В СПОРТИВНОМ КОСТЮМЕ
      1
      На вид она была типичной блудницей. Короткая юбка, обволакивающий взгляд, пухлые губы и упругая грудь, готовая в любую минуту вывалиться из открытой блузки. Несмотря на то что зубы её стучали и по щекам текла тушь, взгляд девушки оставался томным. Даже пережитый утром ужас не затемнил её кошачью натуру. Девушки подобного рода - блудницы по жизни. "Никакие потрясения и удары судьбы не изменят их природы", - подумал начальник следственного отдела и нахмурил брови.
      - Сколько вам лет?
      - Девятнадцать, - всхлипнула она.
      - Как вы оказались на месте происшествия?
      - Случайно.
      - Случайно проходили мимо?
      Она метнула укоризненный взгляд на сидящего напротив мужчину (в первую очередь - на мужчину, а уж во вторую - на полковника милиции) и судорожно вздохнула.
      - Я не хотела к нему идти. Мы с ним давно расстались. Но так получилось. Понимаете? Я осталась совсем одна. Меня все бросили, а тут еще... такое навалилось...
      Подбородок её задрожал, и в глазах мелькнула такая детская беспомощность, что начальнику отдела стало не по себе. Было видно, что, помимо пережитого, девушка напугана чем-то еще.
      - Что вы имеете в виду? - осторожно спросил Батурин.
      - Это так. Мое личное. К делу не относится.
      - Понятно. - Анатолий Семенович нервно постучал ручкой по столу. - А что относится? Насколько я понял, вы были с ним близки?
      - Духовная близость оказалась мнимой...
      - Я спрашиваю не о духовной близости, - мягко перебил следователь. Вы были его любовницей?
      Девушка захлопала ресницами и едва заметно кивнула.
      - Где и когда вы с ним познакомились?
      - Я пришла к нему в журнал со стихами друга. Это было в позапрошлом году...
      - Вы тогда ещё были несовершеннолетней? Ну-ну. Продолжайте.
      Ресницы девушки снова чувственно встрепенулись, и следователь ощутил на себе её укоризненный взгляд.
      - Продолжать нечего. Два года мы с ним встречались, а два месяца назад решили расстаться. Точнее, решила я. А он был против.
      Допрашиваемая неожиданно расплакалась, и следователю ничего не оставалось, как налить из казенного графина воды. Она дрожащими руками приняла стакан и сделала несколько судорожных глотков.
      - Успокоились? Прекрасно. Продолжайте!
      - Это он из-за меня, - шмыгнула носом девушка. - Натан меня предупреждал, что наложит на себя руки, если я его брошу. Но я больше не могла с ним. Понимаете? Он всегда меня унижал...
      - В чем это проявлялось? - оживился Батурин.
      Девушка снова хлопнула ресницами и, стрельнув глазами, ответила:
      - Извините, но это наше интимное. К делу не относится.
      - Что ж, давайте по делу, - произнес Анатолий Семенович с металлом в голосе. - Он вам сказал открытым текстом, что повесится, если вы его бросите?
      - Ну что вы? Он такой деликатный, - надула губы девушка. - Прямо он, конечно, не говорил. Но намекал.
      Батурин подавил улыбку и спросил:
      - Ну а после того, как вы приняли решение от него уйти, ваши встречи продолжались?
      - Что вы! - распахнула глаза блудница. - С тех пор я его больше не видела. Правда, он пару раз звонил и один раз приезжал к моей подруге. В то время я жила у нее. Но встречаться - нет! Больше не встречались.
      Глаза следователя сделались хитрыми.
      - Тогда почему он повесился именно сегодня утром, а не два месяца назад?
      - Не знаю! - испуганно прошептала девушка. - Может, потому, что сегодня пятница, тринадцатое? - Девушка вытаращила глаза и прошептала: Это ужасно. Я захожу к нему в кабинет, а он висит с таким грустным-грустным лицом. И вокруг никого...
      - Согласен. Зрелище не из приятных, - нетерпеливо перебил Анатолий Семенович, опуская мистическую подоплеку происшествия. - Но зачем вы пошли к нему? И почему именно сегодня? Вы почувствовали, что ему плохо?
      - Нет, ничего я не почувствовала, - заморгала девушка. - Я же вам сказала, что это получилось случайно. Я просто осталась совсем одна. Я к нему не хотела. Я сразу с вокзала поехала к моей подружке, а у неё там такое!.. Боже спаси, сохрани! - испуганно перекрестилась свидетельница. Тогда я поехала к Натану Сигизмундовичу. Чтобы увидеть живого человека...
      - Увидеть живого? - машинально переспросил следователь и снова подавил улыбку. - Так, значит, вы только сегодня приехали в Москву? Откуда, если не секрет?
      - Из Самары.
      - Что вы там делали?
      По телу девушки прокатилась дрожь, и Батурин догадался, что задержанная напугана именно тем, что произошло в Самаре.
      - Я ездила к одному парню, - произнесла она помертвевшими губами. Из-за этого парня я бросила Вороновича. Но он оказался не тем, за кого себя выдавал.
      Девушка испуганно заглянула полковнику в глаза и закусила нижнюю губу.
      - Поясните, - нахмурился Батурин.
      - Его там не оказалось. Вернее, он там оказался, но оказался совсем другим. А тот, который встретился мне на Чистопрудном бульваре, оказался вообще не тот. Потому что его, ну, который мне встретился, вообще не существует в природе. Понимаете?
      Глаза следователя чуть не выползли на переносицу. Он зажмурился и сильно тряхнул головой, чтобы снова распрямить извилины.
      - Не понимаю! - произнес он сурово. - Поясните, что значит: не существует в природе?
      - Ну что тут непонятного? - занервничала девушка. - Он из другого мира. Неужели не ясно?
      Девушка втянула голову в плечи и испуганно зыркнула по сторонам. В глазах у следователя появилась тревога. Он внимательно вгляделся в задержанную и сразу отметил нездоровую испарину на лбу и шальной блеск в глазах. "Ей нужно срочно показаться врачу", - подумал он.
      - Теперь понятно... - Батурин потянулся к листку, чтобы подписать пропуск.
      - Вы думаете, я брежу? - распахнула глаза девушка, чутко уловив, что ей не верят. - Он знал обо мне все, даже то, чего я не знала, даже про Ирландию, даже про родинку на животе, которой у меня не было. Он умел управлять погодой. Не верите? В тот день, когда мы с ним встретились, небо было ясным...
      Девушка вдруг умолкла и пронзила следователя таким осмысленным взглядом, что тот усомнился насчет её природного блуда.
      - И что? - спросил он как можно мягче. - При чем здесь небо?
      - А при том, что в этой жизни я не заслужила ясного неба...
      2
      С тех пор как отец её голой выволок из постели одноклассника и отстегал солдатским ремнем, небо для неё померкло. Это произошло в восьмом классе. С тех пор Инга не помнит ни одного солнечного дня, словно солнце навсегда прекратило свое существование. Но в то майское утро (за два месяца до этого происшествия) небо было ясным. За это Инга может отдать зуб, хотя и проснулась с головной болью и тошнотворной помойкой во рту. Она встала с кровати, подошла к окну, и первое, что произнесла, взглянув на грязное шоссе через пыльное стекло, было: "Боже, как гнусно".
      Гнусно, гнусно! Если б её воля, она вообще бы не открывала глаз, чтобы не видеть эти серые улочки, неухоженные девятиэтажки, пыльные киоски, немытые витрины, поломанные лавочки, ободранные кусты, а главное - рожи. Эти сонные, скучные, небритые, озабоченные рожи под вечно свинцовым, вечно беспросветным московским небом. А ведь ей только что снилось солнечное небо и море. Она барахталась в волнах и видела берег с красивой романтичной скалой. Ей всегда снились эта скала и то, как она барахтается в море.
      Но пора бы и поторопиться. Воронович капризен, как баба. Старый козел, похотливый пес, вонючая трухлявая обезьяна, которая не имеет привычки ждать и сразу давит на газ, если не видит её на месте.
      Юлька уже упорхнула на работу, оставив гору немытой посуды. Значит, кроме душа, косметики и утюжки юбки нужно будет приготовить завтрак. "Ненавижу готовить завтраки" - второе, что произнесла Инга в то утро, и тихо простонала. "Нет, правда, закрыть бы глаза и провалиться куда-нибудь под землю в царство абсолютного небытия или в царство крохотных фей, где туч не существует вообще", - подумала девушка, потому что в ту минуту в комнате снова потемнело. Но когда он заговорил с ней на Чистопрудном бульваре, то вовсю сияло солнце. Это Инга помнит точно, потому что подумала: "Сколько же в жизни (черт бы её побрал!) зависит от того, что над головой".
      Она летела, неслась, опаздывала, цокая каблучками и проклиная на своем пути все, потому что яичница подгорела и пришлось отскребать сковородку, затем юбка прилипла к утюгу в самом пикантном месте и пришлось уксусом отпаривать утюг. Наконец, уже за самым порогом оборвался ремешок босоножки. Пришлось влезть в Юлькины туфли, которые тут же начали натирать пятку и свертывать в трубочку пальцы, но главное - туфли совсем не подходили к юбке. Вдобавок голова гудела после вчерашнего "розового крепкого", внутри что-то нехорошо булькало, и все это вызывало такое раздражение, что она готова была вцепиться в рожу первому встречному за один похотливый взгляд.
      Но тот тип не возмутил внутри ничего, потому что в его глазах не было похоти, а была рассеянность. И когда девушка пронеслась мимо, то почувствовала, что он оглянулся.
      А почему бы нет? Она хороша, длиннонога, голубоглаза и, наконец, натуральная блондинка. К молодым людям, беспардонно пялящимся на нее, она привыкла, но далеко не всех фиксировала в сознании. Откуда-то пришла привычка подмечать холеных мужчин в дорогих костюмах, разъезжающих на "фордах" и джипах. Замечала она и мужиков на "волгах", но уж никак не меньше, ибо со своими данными она тянет только на иномарку. Разумеется, Воронович со своим "москвичом" был исключением.
      Итак, попавшийся навстречу молодой человек не вызвал у неё тошноты, хотя и относился к тому типу парней, к которым она не испытывала благосклонности. Поэтому через пару минут он по вполне банальной причине вылетел у неё из головы.
      Пруды были не первой свежести, с зеленой густой водой, в которой плавали доски, ящики и бумажные коробки. Ресторан над прудами также был запущен, а нижние стекла выбиты распоясавшимися подростками. Грязными были и скверик, и сидевшие на лавочке кавказцы, кричавшие ей что-то. И подобная эстетика тоже не способствовала безоблачному настроению, а туфелька, натиравшая пятку, формировала лавину первобытной ярости. Было уже восемь минут первого, когда она подлетела к памятнику Грибоедову, перед которым простиралась небольшая площадь, превращенная в рынок. Слева обычно стояли машины, но колымаги Вороновича не было.
      Это в его стиле! И чего было рваться? Когда-нибудь она соберется с духом и выскажет в его потную физиономию все. И тогда уйдет навсегда. Навсегда, навсегда! Ведь должно же это когда-нибудь кончиться?
      Девушка повертела головой и с удивлением заметила, что симпатичный молодой человек все это время неотступно следовал за ней. Неужели начнет клеить?
      Она сделала вид, что ей безразлично, перекинув внимание на выплывавший из-за угла поток машин. Воронович наглел. Сейчас бы развернуться и уйти. И не просто уйти, а уйти насовсем. Но нельзя же так сразу: без слез, без ненависти, не высказав в глаза все, что она о нем думает. Незнакомец подошел сзади и беспардонно заглянул в лицо. Девушка не отвернула головы. Пусть убедится, что зрение его не обманывает. Пусть, наконец, смутится и пройдет мимо, не решившись не только обронить словечко, но даже улыбнуться. Только у самого входа в метро он тоскливо оглянется, вздохнет и канет в лабиринтах движущихся лестниц навсегда. Так уже было тысячу раз.
      Однако вопреки всему этот сумасшедший нахал поздоровался с подозрительной вежливостью. Инга подняла глаза и, вглядевшись в его добродушную физиономию, подумала, что это, должно быть, знакомый. Но что за чертовщина? Всех своих знакомых она знает наперечет, к тому же память на лица у неё просто фотографическая.
      Девушка напустила на себя недоумение и демонстративно осмотрела субъекта с головы до ног. По всем канонам мужчина положительный, лет тридцати, с приятной сединой, умными глазами и, кажется, без вредных привычек. На её надменность он весело расхохотался и вдруг спросил:
      - Вы меня не узнали? А мы с вами встречались...
      3
      После того как девушка ушла, начальник отдела долго задумчиво скреб висок и сердито хмурил брови. На первый взгляд дело было несложным. Повесился сотрудник литературного журнала. Из-за невостребованности, беспросвета, нищеты. А может, просто пе репил. Мало ли из-за чего вешаются литераторы! Как известно, они народ неуравновешенный, поэтому и пытаются уравновесить себя посредством намыленной веревки. Дело не в этом. Удивительно другое. Во-первых, заведующий отделом поэзии явился для этого на работу, а во-вторых, облачился в спортивный костюм и кроссовки. За все время службы Батурину ни разу не приходилось встречаться с самоубийцами в спортивных костюмах. Это какой-то идиотизм: сначала совершить оздоровительную прогулку, а потом свести счеты с жизнью. Интересно, для чего? Чтобы лучше выглядеть в гробу или чтобы бодро выглядеть на том свете? Одно из двух: либо самоубийца полный идиот, либо решение повеситься ему пришло в голову уже после того, как он выбежал из дома. В таком случае, где он раздобыл веревку и мыло?
      Начальник отдела дважды клал руку на телефон и дважды отдергивал. Интуиция подсказывала, что это дело не настолько простое, чтобы отдать его практиканту. Максим Игошин, конечно, парень толковый, но утверждение свидетельницы, что литератор повесился из-за неразделенной любви к ней, наверняка примет за чистую монету. Только где это видано, чтобы российские литераторы вешались из-за любви? Кстати, с этой нимфой ещё нужно разобраться. Но это уже после резюме психолога. Она явно что-то не договаривает и выдает себя не за ту, какова на самом деле. Еще одну деталь уловил следователь при разговоре. Самоубийство любовника не особо потрясло девушку. Ее потрясло что-то другое. Скорее всего, поездка в Самару. Хотя не исключено, что свой испуг она активно симулировала. Но зачем? Обычно это делают для того, чтобы отвести подозрения. Она же, наоборот, пытается взять вину на себя. Одним словом, пусть с ней сначала разберется психолог.
      В это время секретарь внесла в кабинет только что отпечатанный протокол осмотра места происшествия. Следователь быстро пробежал его глазами и сразу обратил внимание на некие странности в показаниях вахтера. По его уверению, заведующий отделом поэзии явился в журнал в восемь утра в спортивном костюме, налегке. У него не было не только сумки, но и даже ключа от собственного кабинета. Если бы в руках он держал капроновую веревку и кусок мыла, вахтер бы обратил внимание. Но поскольку не обратил, значит, эти предметы были принесены заранее.
      Итак, если верить показаниям вахтера, около восьми утра самоубийца постучал в дверь редакции и первым делом осведомился, не спрашивал ли его кто-нибудь. (В такой час? Странно.) После чего взял у вахтера запасной ключ и поднялся к себе на второй этаж, предупредив охранника, что к нему должны прийти с минуты на минуту. Именно так понял вахтер и поэтому входную дверь оставил открытой. Однако прошло около двух часов, прежде чем в редакцию позвонили.
      Вахтер впустил в помещение молодую девушку, которая сразу проследовала в кабинет заведующего отделом. Через две минуты она тихо пронеслась мимо каптерки и выбежала на улицу, не произнеся ни слова. Возможно, вахтер не обратил бы внимания на её бегство, если бы не сильно хлопнувшая входная дверь. Обеспокоенный сторож выглянул в окно и увидел, что девушка в панике убегает. Ее вид был настолько испуганным, что вахтер, заподозрив неладное, поднялся на второй этаж. Вот тут он и обнаружил, что сотрудник, которого он впустил два часа назад, повесился в своем кабинете на крючке для люстры...
      "Смерть наступила между восьмью и восьмью пятнадцатью", - прочел Батурин заключение врача и, бросив протокол на стол, поднял глаза на секретаршу, высокую, тонкую женщину в строгих очках. Она с готовностью хлопнула ресницами и деловито осведомилась:
      - Кому отдать дело?
      - Я сам им займусь. Несите мне все документы и пригласите Сопрыкина.
      Через минуту в кабинет вошел усатый мужчина лет двадцати пяти с погонами лейтенанта. Он выразил искреннее удивление по поводу того, что за расследование заурядного самоубийства взялся сам начальник следственного отдела.
      - Не такое уж оно заурядное, - сощурился полковник Батурин. - Я дважды прочитал ваш отчет и ни черта из него не понял. Например, где лежало мыло?
      - Какое мыло? - удивился лейтенант.
      - Которым самоубийца натер веревку. Ведь вы написали в протоколе, что веревка была натерта белым мылом "Дуру".
      - А-а! Вот оно что! - сообразил лейтенант. - Мыла на месте происшествия мы не обнаружили. А то, что веревка была натерта именно этим мылом, это я определил по запаху. Моя жена помешана на этом мыле, так что с запахом я ошибиться не мог.
      Следователь очень внимательно вгляделся в лейтенанта и недоверчиво сощурил глаза.
      - В карманах у трупа смотрели?
      - Обижаете, Анатолий Семенович! Неужели вы думаете, что, если бы мыло лежало в кармане, мы его не нашли? И потом, в спортивном костюме жертвы не было никаких карманов.
      - Хорошо. С мылом проехали! - тряхнул головой Батурин. - В протоколе ничего не сказано про стремянку.
      - Про какую стремянку? - поднял брови лейтенант.
      - Про ту, при помощи которой самоубийца накинул на крюк веревку. Ведь вы же пишете, что высота потолка в кабинете более четырех метров, а веревка была привязана к тому же крюку, что и люстра. До него можно добраться либо при помощи стремянки, либо при помощи стола и стула. Но, как я понял из вашего протокола, стол не двигали.
      - Насчет того, что не двигали, я не писал, - неуверенно пробормотал Сопрыкин.
      - Но если стол, согласно вашему отчету, завален пачками с рукописями, на которых лежала пыль, то вряд ли могли его двигать. Или все-таки двигали?
      - Вообще-то не похоже, - задумался лейтенант. - Для того чтобы сдвинуть, нужно было все бумаги сбросить на пол. Но тогда бы на них не было пыли... Странно... Я как-то об этом не подумал. Но могу сказать твердо: стремянки в кабинете не было.
      - Может быть, стремянка была в коридоре?
      Лоб Сопрыкина превратился в гармошку, глаза остекленели. Было видно, что это истинное мучение - вспоминать полутемные коридоры редакции, к тому же - мучение неблагодарное.
      - Черт с ней, со стремянкой, - махнул рукой начальник. - Как насчет посторонних следов?
      - Это к криминалистам, - коротко ответил лейтенант.
      - А говорите, заурядное самоубийство. Надеюсь, не все следы затоптаны.
      - Обижаете, Анатолий Семенович, - выпятил губы лейтенант. - Опечатали, как полагается. Мы ничего не тронули. Можно сказать, даже не входили... Только труп сняли...
      - Это заметно, что не входили. Когда вы прибыли на место?
      - Сразу же после звонка охранника. Звонок поступил в отдел в десять двадцать, а в десять пятьдесят мы уже были на месте происшествия.
      - Где задержали девушку?
      - Ее вытащили из квартиры. Сторож случайно знал её домашний телефон.
      - Случайно? Хм. Странно... Что она говорила? Отпиралась?
      - Нет. Сразу во всем призналась. Но, по-моему, девушка была не в себе. Сначала говорила, что она здесь ни при чем, а потом стала уверять, что Вороновича довел до самоубийства один её знакомый, которого милиции никогда не найти. После этого начала нести какую-то околесицу, что якобы этот её знакомый выдавал себя за Владимира Новосельского, агента самарской компьютерной фирмы "Интел Электроник", а на самом деле был английским моряком и что якобы она познакомилась с ним в Ирландии в тысяча шестьсот двадцать восьмом году. Прикиньте, Анатолий Семенович!
      - Действительно, какой-то бред, - согласился следователь.
      4
      "Мы с вами встречались", - звенело в ушах, когда колымагу Вороновича заносило на поворотах и Инга, отчаянно труся, вжималась в продавленные сиденья. От него опять несло перегаром, но он плевать хотел на ГИБДД. А ГИБДД плевать хотела на него, и, по странному стечению обстоятельств, их пути никогда не пересекались.
      "Встречались, ой встречались!" - дребезжало в расшатанных окнах, когда Воронович ударял по тормозам перед очередным светофором, и пассажирка готова была провалиться при виде автоинспектора, косившегося в их сторону.
      Но дудки! Не так уж и много Инга прожила, чтобы не помнить всех тех, с кем она действительно встречалась. А прожила она всего девятнадцать. Неужели только девятнадцать? Царица небесная! А ведь кажется - целую жизнь. Инга давно себя чувствует пятидесятилетней старухой. Она все познала, все изведала, все вкусила. Кое-чем успела пресытиться, и теперь свое прошлое не может вспоминать не отплевываясь. Будущее также не сулило ничего светлого, и от этого в груди змеились два извечных неразлучных спутника: уныние и тоска. А ведь у неё под глазами уже наметились первые морщинки, а в глазах - при пристальном взгляде - уже можно заметить преждевременную усталость. И виновник тому - это обрюзглое и вечно пьяное животное, выворачивающее в данную минуту руль своего разболтанного "москвича".
      "Мы с вами встречались. Это было в Ирландии в тысяча шестьсот двадцать восьмом году!" - проносилось в голове, а за окном проносились замызганные столичные улочки.
      На явного сумасшедшего мужчина не походил. Видимо, с юмором у него было все в порядке. Глаза его смеялись, шевелюру колыхал ветерок, но, когда он обмолвился об Ирландии, у нее, у бедной Инги, простой московской девчонки, перехватило дыхание. Ведь не позднее чем вчера они с Юлькой после двух бокалов "розового крепкого" раскрыли бульварную брошюрку про судьбы и прошлые жизни и, суммировав числа из дат рождения, выяснили, что в прошлой жизни она обитала именно в Ирландии и занималась либо торговлей, либо каботажным плаванием.
      И кто только такую чушь сочиняет? И какой идиот этот бред издает? А есть ещё армия распространителей, которая на этом делает деньги. Но главное, что это читают. Неужели люди так отупели, что разучились элементарно шевелить извилинами. Выходит, все её ровесники в прошлом выходцы из Ирландии, которые непременно либо торговали, либо плавали в северных широтах.
      Юлька смеялась и признавала, что, по большому счету, это чушь, однако себе высчитала великолепную жизнь в образе египетской жрицы. Юльке всегда везет: будь то в личной жизни, в деньгах или в картах. Даже в такой пустейшей ерунде она никогда не уронит себя и не опустится до каботажного плавания. Кстати, и муж её, врожденный интеллигент, тоже никоим боком не приобщался к торговле. В прошлой жизни он был японцем и занимался ядами. Сынок же их в прошлой жизни был индейцем и тоже занимался ядами. "Словом, семейка подобралась что надо", - давились от смеха девушки, разливая по бокалам остатки розового.
      Ну и гадость приходится пить! На испанские вина в темно-синих бутылках вечно не хватает денег. Но Юльку отсутствие денег никогда не угнетало. Деньги ей с лихвой заменяли любящий муж и шестилетний сынишка, похожий на купидончика. Да она и не нуждается в деньгах! Зачем счастливым людям эти жалкие бумажки? Стремление к деньгам - это плебейская привычка несчастных. Именно таким образом они компенсируют свое врожденное убожество. Юлькина душа не нуждается в компенсации. Она одна на весь белый свет. В ней можно купаться, греться и прятаться, как в бетонном подземелье. Особенно после полного бездушия Вороновича.
      Воронович, крутя баранку, имеет привычку честить жидов. Он и на смертном одре будет крыть их последними словами, тем более что до одра осталось совсем немного. Потом он перекидывается на сотрудников своего журнала, на Литфонд, на СП и опять на жидов. И все начинается сначала. Боже, как скучно!
      Другое дело Ирландия, семнадцатый век. Определенно, с тем молодым человеком не соскучишься. Ведь это уму непостижимо, как у него ловко подвешен язык. У нее, у королевы двора, может, впервые в жизни рассудок помутился не от спиртного, а именно от языка. И было ещё не поздно послать его подальше, но что-то удерживало Ингу от такого обращения.
      Внезапно она поняла, что море, которое снилось ей с детства, плещется у берегов Ирландии и что она барахталась именно в тех волнах, которые знала давно. Давно она знала и ту обветренную скалу, позеленевшую от волн, и каменистый берег, видимый со стороны бушующего моря. В ту минуту девушка была уверена, что поднеси ей сейчас карту Ирландии - и она с точностью до сантиметра укажет место, где находилась её бухта, которая была роднее Москвы.
      И как бы в подтверждение незнакомец смотрел в глаза и все плел и плел о её прошлой жизни.
      Оказывается, в прошлой жизни она была дочкой какого-то ирландского кабатчика. А он простым английским моряком. Как говорится, скромно, но со вкусом. Осенью в сезон штормов они втайне от её родителей встречались в какой-то пещере, находящейся под высокой скалой. При упоминании о скале Инга вздрогнула. Подробности этих встреч мужчина деликатно опустил, зато скрупулезно описал её прежнюю внешность. В принципе, она была такой же, как сейчас, только волосы посветлей и глаза поголубей. А так - ни больше ни меньше. Врет, конечно. Хотя такая внешность её вполне устраивала. Ну да черт с ним! Самое интересное в том, что его, морского волка, из всего облика девушки доводила до сумасшествия только одна деталь: великолепная кофейная родинка у неё на животе слева от пупка.
      И это все? Ну и нахал! Что удержало Ингу после этих слов отвернуться и демонстративно отойти в сторону? Не знаком с приличной девушкой и минуты, а уже ведет речь о каких-то родинках на интимных частях тела. Очень клево! И Вороновича все не было.