— Сюда.

Сбоку что-то застонало, и один из невидимых в темноте книжных шкафов отъехал в сторону. За ним смутно виделась маленькая комната, Заходи и садись. Прямо у входа есть стул. Сейчас я зажгу лампу.

Хёльв нырнул в черноту, пошарил вокруг себя руками и натолкнулся на что-то мягкое.

— Я нашел! — сказал он и сел.

Вспыхнул свет, и одновременно с этим запястья и лодыжки Хёльва чем-то сдавило. Щурясь и ничего не понимая, он завертелся на месте, но предательское кресло щелкнуло, и горло и пояс юноши охватили металлические обручи.

— Вот так. Попался, сладенький? — игриво проговорила Амель. — Мой доверчивый волшебный птенчик.

Хёльв перестал дергаться и воззрился на свою невесту.

— Это такая традиция? — спросил он с надеждой.

Баронесса промолчала. Она сновала туда-сюда, переставляя с места на место горшки с вялыми пыльными растениями. Из мебели в комнате не было ничего, кроме пленившего Хёльва кресла и трех столиков, заставленных свечами и разнообразными полузасохшими останками. Особенно выделялась скрюченная волосатая ступня, из которой торчал обломок кости.

— Что, знакомые вещички? Ну-ну, не притворяйся большим дурачком, чем ты есть на самом деле. Смотри, какой глазик. Чей — не догадываешься?

Хёльв покачал головой, не отрывая взгляда от сморщенного желтоватого шарика, лежавшего на ладони Амель.

— Не догадываешься. Что ж. Похоже, я напрасно так тебя опасалась. Ну хорошо, приступим…

Она подошла к тонкому деревцу в кадке и нежно погладила его листья. Деревце затрепетало и засветилось.

— Что вы делаете, сударыня?

— Полчаса назад я получила донесение о том, что началось сражение за Крякшин форт. Поэтому я начинаю ритуал. — Невзрачный голый куст засиял от ее прикосновений.

— Какой ритуал?

Амель осторожно дула на лепестки.

— Какой? — Она пожала плечами и заговорила: — Давным-давно, триста лет назад, жила на свете одна женщина, которая самозабвенно, больше жизни любила своего мужа. Была она некрасива — некоторые даже находили ее внешность отталкивающей, — но необычайно талантлива в колдовском искусстве. Муж ее был человеком выдающимся и деятельным, он не мог смириться с тем, что каждый новый день приближает его к смертному ложу. Однажды Марии Велерской — возможно, ты уже догадался, что речь идет о генерале Рубелиане и его жене, — попалась в руки старинная книга, авторство которой приписывали самому Ристагу. Что это была за книги и о чем она была, теперь уже никому не ведомо. Известно лишь одно: прочитав ее, Марии узнала, как отобрать душу умершего у Хозяина Ушедших. Не сомневаясь ни секунды, она предложила Рубелиану воскресить его после смерти. Бедная женщина не думала о себе — она хотела осчастливить своего обожаемого супруга.

Полупрозрачные фарфоровые лепестки молочно светились, бросая блики на пальцы баронессы. Она нервно кусала губы и говорила все громче и громче — казалось, что звук собственного голоса ее успокаивает.

— Но ритуал оказался сложнее, намного сложнее, чем она предполагала. Подготовительные действия заняли слишком много времени, и Мария, всегда отличавшаяся слабым здоровьем, скончалась, не успев довести до конца дело своей жизни.

— И он тоже умер? Совсем?

— Мария не успела подготовить процедуру воскрешения, но остались ее заметки, наброски, собранные ею необходимые ингредиенты. — Амель кивнула в сторону ступни. — Я нашла эту комнату, нашла эти записи, все изучила, во всем разобралась. И теперь я верну Брасьеру Рубелиана.

— Но зачем?!

Амель глянула на него со спокойным презрением:

— Он гений. Триста лет назад он создал Брасьер. Теперь он поможет мне сделать из нашего города столицу всего мира. Взамен я обеспечу ему безбедную жизнь в этой каморке.

— Вы собираетесь пленить Рубелиана?! Запереть его здесь? И ждете, что он захочет вам помогать?

— Еще как захочет, — Она захохотала. — Думаю, он устал от пребывания в Ристаговых Подземельях и с радостью согласится пожить в моих. Для разнообразия.

Движения баронессы становились все более суетливыми и нервными, голос — все более возбужденным. Хёльв смотрел на нее со страхом:

— А я, я вам для чего?

— Как для чего? Ты что думаешь, дух Рубелиана будет блуждать по земле, так сказать, в натуральном виде? Нет, дружок, ему нужна шкурка — молодое здоровое тело.

Тут до Хёльва дошло. Он рванулся так, что заныли суставы, но все было бесполезно — обручи держали крепко. Он опустил голову на грудь и тихонько заскулил.

— Есть еще одна причина, по которой я остановилась на тебе. Хозяин тела не должен умереть во время ритуала, а это ох как возможно. От тебя же за милю веет силой, первозданной магической силой. Ты выдержишь. Ты не умрешь. До нужного момента. — Она усмехнулась. — А ведь найти одинокого колдуна, которого никто не хватится, за которого никто не будет мстить, — та еще задача. Знал бы ты, сколько мне пришлось провести дурацких конкурсов и отборов, прежде чем я увидела тебя. При твоем появлении мой цветок-индикатор запах, как флакон духов. Очень чуткая вещица. Творение крошки Марии, между прочим.

Вокруг кресла образовался уже целый хоровод сияющих растений. Они покачивались, шелестели и тянулись к Хёльву ветвями.

— Зачем же была нужна вся эта комедия со свадьбой? — спросил он, пытаясь отстраниться от щекочущих прикосновений. — Неужели вы не могли просто приказать страже схватить меня?

— Тут я немного перемудрила. Я все думала, что ты — колдун, по каким-то причинам скрывающий свое мастерство, и опасалась предпринимать недвусмысленно враждебные действия. Чтобы ты от обиды не разрушил мой город.

Да, сказал Хёльв и уныло замолк. «Почему я, в самом деле, не маг? — думал он. — Уж я бы тогда… Конец мой настал. И так мне, дураку, и надо. Поверил такой явной, такой грубой лжи. Никто, никто мне не поможет, не услышит. Хотя постойте…»

— Лэррен! — завопил он во всю глотку. — Лэррен, спаси! Лэррен! Убивают!

— Болван, — прошептала Амель, закрывая ему рот ладонью.

Но было поздно. В библиотеке раздались шаги, и в открытом проходе нарисовалась долговязая фигура эльфа. Одет он был в расстегнутую рубашку и шерстяные носки. Тонкие голые колени трогательно белели на фоне темного дверного проема.

— Что тут происходит? — осведомился он, часто помаргивая от чересчур яркого света.

— Да так, беседуем. — Баронесса лучезарно улыбнулась, — Присоединяйся.

Не успел Лэррен снова открыть рот, как она метнулась в сторону, ухватила со стола свинцовую трубу непонятного назначения и стукнула ею эльфа по голове. Тот беззвучно упал навзничь.

— Прекрасно. — Отбросив трубу, баронесса повернулась к дрожащему юноше. — Ну и чего ты добился? Кто теперь будет смотреть за моими книгами?

Она оторвала рукав рубашки Лэррена и, свернув его в тугой комок, засунула Хёльву в рот в качестве кляпа.

— Вот, — продолжила она, — а теперь пора и делом заняться.

Обойдя круг по комнате, баронесса встала за спиной у Хёльва и положила ладони ему на затылок. От них исходил такой жар, что юноша закричал бы, если бы ему не мешал кляп. — Вихма. Тарус. Зарнум, — заговорила она. — Иггер…

Слова падали медленно, словно первые крупные капли дождя. В них не было видимого смысла, но Хёльву вдруг сделалось настолько жутко, что он согласился бы навеки оглохнуть, лишь бы не слышать их. Что-то ледяное поползло по его жилам, подбираясь к сердцу.

— Иггер, иггер. Ортус ратус… — Ритм усиливался, нарастал, пугая все больше. — Ратус ортус. Вепремана ыгана, вепремана ыгана.

Завертелся невидимый смерч, и в голове у Хёльва столкнулись лед с пламенем.

— Дерис сатта Ристаг, — успел услышать он, прежде чем смерч окончательно поглотил его.

Триста лет назад тайная комната позади библиотеки выглядела точь-в-точь как сейчас. Столы были все так же завалены, все так же томились в кадках худосочные растения. Все так же пахло слежавшейся бумагой.

— Это очень просто, — горячо шептала Мария Велерская, перебирая короткие стеклянные четки. — Сперва надо отвлечь Ристага. В его распоряжении находятся титанические силы, но, к счастью, он пока не всеведущ и не вездесущ.

— Отвлечь Ристага? — удивился Рубелиан. — Владыку мира мертвых? Чем же его можно отвлечь?

— Да подумай сам! — Мария нетерпеливо притопнула ногой. — Войной! Наш мир не столь велик и не столь густонаселен, большие сражения, в ходе которых умирают десятки людей, — редкость.

— И Ристаг непременно будет наблюдать?

— Какой-то частью своего сознания. Мы должны этим воспользоваться, и мы этим воспользуемся. В конце концов, мы ничем не рискуем.

Барон дергал себя за ус, пристально глядя на жену.

— Для чего нам этот мусор? — Он брезгливо приподнял за крылышко засушенного жука.

— Не мусор, а ингредиенты. Первая часть заклинания создает маскирующий шит. Вторая — имитирует последнее дыхание умирающего. Третья — производит подмену и возврат. Со стороны Ристага все выглядит так, будто смертельно больного человека внезапно вылечили, и душа вернулась в тело. Я не хочу вдаваться в ненужные подробности. — Она подошла к Рубелиану и обняла его. — По сути, у нас есть всего одна проблема. Тело.

— Тело? — удивился он.

— Ты не сможешь вселиться куда попало.

— Так…

— Формулу должен произнести близкий, кровный родственник. Без принуждения и давления.

— Так…

— Тогда ты сможешь занять его тело, Рубелиан недоуменно посмотрел на Марию.

— Но у меня нет кровных родственников. Ни братьев, ни сестер, ни… — Он замолчал, и в его взгляде мелькнуло понимание.

Мария тоже молчала.

— Это жестоко, — наконец проговорил барон. Мария ждала.

Он подошел к креслу-ловушке, осторожно коснулся подлокотников, повертел в руках толстую амбарную книгу, исписанную прыгающим почерком его баронессы. На лице Рубелиана не отражалось ничего.

— Попроси кормилицу привести сюда Микена, — спокойно сказал он.

С дозорной башни Крякшиного форта самарагдекое войско казалось игрушечным. Копошились возле костров фигурки солдат, звенело оружие, ржали неразличимые в темноте кони.

«Вам предоставляется последняя возможность достойно сдаться и перейти на сторону Соатана Седьмого, Добронравного и Могучего, — читал Антор. — Поднимите белый флаг и..

Он смял послание и выбросил его в бойницу.

— Перо и бумагу! — приказал он.

Когда требуемое было доставлено, он подышал на озябшие пальцы и широко вывел на листе два коротких слова. Топтавшийся рядом лучник облизнул потрескавшиеся губы.

— Ух. Прям туда?

— А куда ж еще. Запускай.

Через минуту послание, прикрепленное к горящей стреле, воткнулось в землю возле шатра Самодержца. Спустя полчаса затрубил рог и к стенам форта устремилось живое море атакующих.

Первые осадные лестницы были тут же сброшены, на головы самарагдцам полилась кипящая смола, полетели бутылки с зажигательной смесью.

— Лапами! Не! Лезть! — вопил Борода. — Сейчас я вам коготочки-то пообстригу!

Он стоял на стене и, прикрываясь щитом, рубил чересчур ретивые руки, цепляющиеся за гребень.

— Лучники — на ворота! — командовал Антор. — Не дайте им пустить в ход таран!

— Катапульту тянут!

— Раздолбать катапульту!

— Раздолбаешь ее, как же…

— Жуба, сперва подпалилками в нее, а потом постарайтесь поджечь болтами.

— Так кончились подпалилки!

— Тогда банками со спиртом, который для растирания и согрева. Живее, шевелись, шевелись! кричал Аытор.

Жуба оскалился:

— Какой перевод продукта, прости нас всех матерь Амиа! Хорош молиться, действуй давай…

Если бы кто-нибудь из сражающихся поднял голову к ночному небу, он бы увидел, что прямо над крепостью повисло густое черное облако, похожее на гигантский глаз. Оно то опускалось чуть ниже, то поднималось, то перелетало из стороны в сторону, словно для того, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Странное это было облако. Странное и пугающее. Но воюющим некогда было глазеть по сторонам, и наблюдающее око так и удалилось восвояси никем не замеченное.

Под утро битва закончилась. Форт остался за Брасьером и, изрядно потрепанные, обе стороны сошлись на недельном перемирии.

Очнулся Хёльв от невыносимой головной боли. Ломило затылок, в висках стучало и кололо, словно после многодневной гулянки. Он осторожно открыл левый глаз и убедился в том, что по-прежнему прикован к креслу. Вокруг было тихо, только из угла, где лежал эльф, доносилось еле слышное постанывание.

«Жив! — с изумлением и радостью подумал Хёльв. Лэррен жив! А я сам?»

Он прислушался к себе и не заметил ничего необычного. Душа — или то, что он привык считать своей душой, — была на месте и, судя по всему, не претерпела никаких изменений.

— Во имя складчатой задницы Амны, — раздалось откуда-то снизу, — будь трижды проклят тот осел, который положил сюда эту трубку.

Потирая ушибленный лоб, с пола поднялась Амель. Выглядела она довольно дико: волосы были растрепаны, подол платья разорван почти во всю длину, на руках — ссадины. Но не это поразило Хёльва. С нежных уст баронессы срывалась такая грубая базарная брань, какой он не слышал даже в самые горячие часы на кухне «Ветров странствий».

— Надо же! Клянусь личным знакомством с Ристагом! Я теперь женщина!!

Помещение потряс громкий хохот:

— А это что у нас тут такое привязанное? Новый колдун? Несостоявшаяся жертва?

Амель подошла к Хёльву и, осмотрев путы, нажала на маленький рычажок под сиденьем. Металлические обручи сухо щелкнули и раскрылись.

— Вы — не Амель, — уверенно сказал Хёльв, вынимая изо рта кляп.

— Конечно. Триста лет назад я был известен под именем генерала Рубелиана.

— Боже. Но как…

— Как! Эта ваша Амель, должно быть, была очередной правительницей Брасьера?

— Баронессой, — только и смог вымолвить Хёльв.

— Мило, И она нашла секретную комнатку Марии Велерской? Записи, свитки, ингредиенты? Полный текст заклинания? И загорелась идеей получить в свои руки ценного советника? Небось еще и заточить меня хотела?

Юноша кивнул.

— Дождалась благоприятного момента и провела ритуал?

— Именно. Все было именно так! Но откуда вы это знаете?

Амель присела на краешек стола и поправила платье.

— Ловушка. Моя прекрасная безотказная ловушка. Широко раскрытый капканчик с ароматным куском сала. — Ее голос был полон сдержанного торжества. — Бедные мои потомки! Что их тянет в эту авантюру? Чего им не хватает в жизни — в их сытой, почти королевской жизни? Что заставляет их заучивать непонятное заклинание, активировать портал и произносить, в конце концов, зловещее «Дерис сатта Ристаг»?

Из угла, где лежал Лэррен, послышался болезненный смешок. Кряхтя и хихикая, эльф встал и отряхнулся. На его высоком лбу синела огромная шишка.

— «Прими мою душу, Ристаг», — сказал он.

— Ну хоть кто-то понял. Хорошо, что мои правнуки не столь сведущи в древних языках. А то б сидеть мне безвылазно в Подземельях Мрачного,

— Я ничего не понимаю, — признался Хёльв. — Вы уже не в первый раз возвращаетесь к жизни? Как вам это удается?

Случившееся было настолько странным, что у него даже не было сил удивляться.

— Труден был только первый шаг. Дальше все пошло как по маслу. Основываясь на реальных фактах, я сочинил легенду о незаконченном ритуале, разбросал по библиотеке документы, содержащие намеки на тайную комнату… Будучи Микеном, я неоднократно приводил сыновей в библиотеку, надеясь, что кто-нибудь из них клюнет на мою удочку. И Керк клюнул. А потом Икмар.

— Но зачем так сложно? Вы могли им приказать…

Полные губы Амель растянулись в улыбку.

— О нет! Они должны были сами захотеть выпустить меня на волю. Сами!

— Но куда смотрел Ристаг?!

— Мальчик, неужели ты думаешь, что он регулярно пересчитывает свои стада? Одной душой больше, одной душой меньше — такие мелочи его не волнуют.

— Но, похоже, ваш метод все же дал осечку, — сказал эльф, — Судя по всему, Викмен Пирожок не попался в ловушку. И потом…

Баронесса насторожилась:

— И сколько длилось это «потом»?

— Около ста пятидесяти лет.

От яростного удара кулаком стол пошатнулся и завалился набок, погребая под собой обгоревшие свечи.

— Мне нужны сведения! Информация! История! Факты! Какая прорва времени! Ты! — Нежная мягкая ручка с неожиданной силой вцепилась в пояс Хёльва. — Ты был здешним колдуном?

— Я всего лишь флейтист! Не знаю, почему Амель решила, что я владею магическими силами.

— Клуша! На кой мне этот дудочник? Неужели сложно было действовать по инструкции? Я же там все так понятно описал! А эльф?

— Библиотекарь, — ответил Лэррен. — Книгохранитель. По части волшебства не специалист.

— Сдалось мне ваше волшебство! Мне помощник нужен. Умный и сведущий. Всезнающий, аиторитетный. В мое время таковыми считались придворные колдуны.

Широкой, совсем мужской походкой баронесса прошлась по комнате. В этот момент дверь скрипнула, и на пороге появился Гнорик.

— Я помогу вам, мой генерал! Я все слышал, — сказал он, снимая колпак.

Движения гаера отличались некоторой скованностью, словно от долгого сидения в одной позе.

— Я Гнорик. Шут и советник. Пресвятая Амна свидетельница того, что я всегда преклонялся перед вашим гением! — продолжал он, хватая Амель за подол. В его словах не было ни тени привычной иронии. — Господин барон! Какое счастье, что вы к нам вернулись! Это чудо! Вы спасете нас!

Они направились было к выходу, но на самом пороге остановились.

— Один момент. Надо что-то решить с этими… Свидетелями.

Лэррен и Хёльв невольно придвинулись друг к другу.

— Повесить для простоты, что ли? — Жесткий черный взгляд чиркнул по их лицам. — Так объяснять придется. Почему, зачем. Некогда возиться. Да и стоит ли? Кто им поверит, даже если они вздумают языки распускать? Кто они? Пылинки, не больше. Так ведь?

— Библиотекарь и флейтист. Полнейшие ничтожества, — подтвердил шут.

— Вот и отлично. Удирайте, ребятки, пока я не передумал.

— Не передумала, — поправил Гнорик. — Привыкайте.

— Твоя правда. Вон из города, пока я не передумала. Живо. Бегите.

И они побежали.

В лесу было морозно. Ветви деревьев гнулись к земле под тяжестью белых снежных подушек, в первых лучах солнца искрились сосульки. Тропинку забором окружали сугробы. Клянусь волосатой гадюкой! — ворчал бывший библиотекарь в спину Хёльва. — И зачем ты свалился на мою голову? От тебя сплошные неприятности. Нет! Неприятности — это еще слишком мягко сказано. Беды! Трагедии! Сперва ты пинаешь меня, спящего, ногами…

— Но это был не я! Это был Финик!

— Да какой еще Финик? Имей мужество признаться в собственных грехах! Итак, ногами ты меня бил. С лестницы ты меня ронял. Теперь нас вообще чуть не повесили по твоей милости. — Эльф ощупал шишку на лбу. — Зачем ты меня звал? «Лэррен, Лэррен»! Ну что Лэррен, что?

Хёльв смущенно втянул голову в плечи:

— Я думал, ты меня спасешь.

— Я его спасу! Ну надо же! Мальчик думал, что я его спасу! — Лэррен саркастически рассмеялся. — Посмотри на меня, о дитя порочных мыслей!

Юноша нехотя обернулся. Эльф был бледен, шатался и то и дело прикладывался к кожаной фляжке. Аристократический нос свекольно розовел от холода.

— Я что, похож на орка-воителя? Иль на какого боевого дракона? Книги, книги, — горестно взвыл он. — Где мои книги? Где моя уютная спальня? А все ты, ходячий мешок с сюрпризами…

Несмотря на то что причитания Лэррена становились все более жалобными, терзавший Хёльва стыд начал постепенно отступать. Только теперь, когда стены Брасьера уже не давили на него, юноша понял, как он устал от этого города. Перед ним снова лежала дорога, и это означало, что ему еще есть куда идти.