Лора АНДРОНОВА
      История о добром боге
      Он плыл высоко в небе, выше самых легких облаков, и смотрел на землю, расстилавшуюся у него под ногами. Земля была удивительно разной и великолепной в своем разнообразии. Высокие сумрачные горы, таившие в себе лабиринты пещер, сменялись изумрудными лугами, величественные леса водили хоровод вокруг прозрачных озер, яркими бабочками вспыхивали пестрые цветочные поляны. Широкие равнинные реки катили свои воды к безмятежным морям, обрамленным желтыми каймами пляжей. Сосновые боры чередовались с березовыми рощами, и снова поднимались ввысь горы - сперва пологие, а потом все более и более крутые, неприступные, увенчанные ослепительно блистающими на солнце снежными шапками.
      Это был его мир. Заботливо вылепленный, выпестованный, продуманный до мельчайших деталей, любовно заселенный тысячей видов разумных и неразумных существ. Его детище, его единственная страсть, его отрада.
      Их было три брата. Старший творил, средний созерцал, младший забавлялся. Старший был добр и деятелен. Средний - равнодушен и задумчив. Младший - весел и жесток. Старшего звали Борцом, среднего - Наблюдателем, младшего - Игроком. Создав в одиночку целый мир, Борец почти не вмешивался в его жизнь, позволяя себе лишь изредка вносить новые штрихи. Средний брат созерцал дело рук старшего, находя в этом высшее наслаждение. Младший же, будучи неспособен ни на вдохновенное творение, ни на спокойное созерцание, придумывал для мира игры и сам принимал в них участие.
      И все было прекрасно до тех пор, пока на традиционной осенней ярмарке в одном из прибрежных городов юный эльф не смахнул в канаву тележку с товаром почтенного гнома. Хулиган был немедленно схвачен и подвергнут легкому наказанию плетьми. Сие пустячное проишествие было бы забыто на следующий же день, если бы не оказалось, что выпоротый юноша принадлежит к правящему роду Долинных эльфов и фактически является наследником престола. Гномы же, в свою очередь, обнаружили, что среди дешевого хлама в утопленной тележке находилась Малая Волшебная Папаха Горных Князей. Ценный артефакт был безнадежно попорчен сточной водой и теперь представлял из себя дурно пахнущий бесформенный комок шерсти.
      Оскорбленный королевич требовал извинений. Гномы требовали материальной компенсации, упирая на то, что столкновение произошло не случайно, а по злому умыслу Долинного Дома, давно точившего зубы на магический головной убор. Эльфы яростно отрицали возможность заговора, назвав в официальной ноте подобное предположение "тяжелым бредом выживших из ума карликов с мехом внутри черепа". В ответ на этот выпад, обидчивые гномы прекратили всякие дипломатические отношения с Долинным, а заодно и с Лесным и Прибрежным Домами.
      Хрупкое, напряженное согласие сохранялось еще некоторое время, но в воздухе отчетливо запахло крупной сварой. Первыми не выдержали гномы. Ранним ноябрьским утром группа горных жителей обстреляла из самодельных камнеметов эльфийскую торговую галеру, приставшую к берегу для пополнения запасов пресной воды. Не имея средств для отражения атаки, галера поспешно бежала в открытое море, потеряв около дюжины членов команды убитыми и столько же ранеными. Весть о предательском нападении была встречена в Домах с подобающим негодованием и на следующий же день все гномы, не успевшие покинуть пределов Лучезарной Долины, были колесованы и четвертованы.
      Долго лелеемый мир взорвался десятком крупных войн и сотней мелких междоусобиц. Под шумок глобального нашествия гномов на эльфийские земли, люди предприняли попытку отбить у хорнов золотоносные рудники. Кентавры, всегда отличавшиеся воинственным нравом, ополчились сразу против драконов и диких, полуразумных степных импусов. Доселе кроткие орки двинулись в поход на людей, попутно поджигая леса эльфов. Вскоре на земле не осталось ни одного народа, не вовлеченного в противостояние.
      Не прошло и трех дюжин лет непрерывных конфликтов, как Борец пожалел том, что он вездесущ. Он слышал стоны, мольбы и проклятья. Грохоту битв аккомпонировал плач сирот и крики пытуемых пленников. Он чувствовал отчаяние каждого умирающего, боль каждого раненого. Бесконечной чередой тянулись к нему духи невинно убиенных, жаждавшие отмщения, наказания для своих мучителей еще более жестокого и кровавого, чем их собственная смерть. Долгие годы Борец терпел. Он являлся народным правителям во снах, требуя прекратить бойню. Он творил знамения. Он создал целую библиотеку пророчеств, гласящих о неминуемой всеобщей гибели в случае непрекращения войны. Но все было напрасно. Борец понял, что созданный им мир смертельно, неизлечимо болен. Тогда он решил спасти хотя бы его обитателей.
      Он плыл высоко в небе, выше самых легких облаков и прощался со своим дивным творением.
      Серым осенним вечером Борец возник на пороге дешевой придорожной корчмы "Веселое пузо". Он искал своих братьев.
      - Эй, гляди-ка! - насмешливый голос Игрока перебил все прочие звуки, Старшенький пожаловал.
      Он гордо восседал во главе убогого щербатого стола и искусно тасовал карты. Вокруг него расположилась разномастная компания пьяных бездельников. Те горланили песни и, распивая прямо из бочонков подозрительного качества пойло, время от времени принимались друг друга мутузить.
      - Рад тебя видеть, малыш, - произнес Борец с неподдельной теплотой, ты, я вижу, не скучаешь?
      Он еще раз окинул взглядом зал и только тогда заметил съежившуюся в углу фигуру Наблюдателя. Средний брат сдержанно кивнул и подошел к столу.
      - Семейка в сборе! - вскричал Игрок, - А не выпить ли нам за это?
      - Погоди, - Борец досадливо посмотрел по сторонам, - я хочу серьезно с вами поговорить. Мне нужен ваш совет.
      - Мы польщены. Честное слово. Наблюдатель, ты польщен? Всемогущему нужен наш совет. Вдумайся только! Черт возьми, не каждый день такое случается! Нет, скажи, ты польщен?
      Наблюдатель хмуро понюхал содержимое собственного стакана.
      - Тебя плохо воспитывали, Игрок, - заметил он без тени иронии, - когда говорит старший брат, а уж тем более, такой старший брат, как наш, нужно сидеть тихо и почтительно внимать.
      - О! Виноват! Прошу разрешения загладить, искупить, - Игрок вмахнул рукой и все обитатели корчмы, включая хозяина и служанок, упали на пол, как подкошенные, - вот теперь нам никто не помешает.
      Борец на минуту замялся.
      - Я хочу поговорить о существах, живущих в этом мире.
      - Мы превратились в слух.
      - Меня беспокоят их бесконечные войны, - Борец смотрел прямо перед собой.
      - Нашел из-за чего расстраиваться. А я думал, ты что-то интересное скажешь.
      - Мы должны им помочь!
      - Мы им должны? - удивился Игрок, откладывая в сторону карты, Дорогой братец, ничего мы им не должны.
      - Но ведь они перебьют друг друга!
      - Ну и что с того? Сотворим новых. То есть, ты сотворишь.
      - Неужели тебе их ни капельки не жалко? Они же страдают, мучаются, умирают! - Борец в отчаянии всплеснул руками.
      - Такова, знаешь ли, их суть. Они рождены смертными.
      - Это так. Но смерть должна быть естественной. Пускай они умирают глубокими стариками на своих кроватях, а не юношами на поле брани.
      Игрок расхохотался.
      - И как ты хочешь этого добиться? Ласковым увещеванием? Кажется, ты уже испробовал эту грандиозную шутку. О, как величественно было твое появление на Соммерсетской возвышенности! Эти молнии! Это ослепительное сияние! А рокочущий голос!
      - Перестань.
      - Я буквально рыдал от восторга! Ты же знаешь, я люблю, когда много шума и яркого света. Я даже хотел упасть ниц, но вдруг заметил, что добрейшие гномы, среди которых я находился, воспринимают ситуацию несколько неадекватно. Они махали топорами. Они изрыгали грязные ругательства. Они топотали своими коротенькими ножками. По некоторым признакам я понял, что сии нехитрые существа решили, что твое блистательное появление, твои призывы к миру - это всего лишь ловкий трюк эльфийских чародеев. Мне стало смешно. Я перенесся в эльфийский лагерь, дабы лицезреть реакцию остроухих. Те дружно потешались над нелепым аттракционом, созданным, по их мнению, криворукими гномьими магами. Некоторые эльфы даже взялись за луки и обстреляли твою божественную персону самым непочтительным образом.
      Борец расстроенно забарабанил пальцами по столу.
      - Да, это была не самая удачная моя идея.
      - Прелестная идея. Только ты слишком мягок. Как ты мог позволить им насмеяться над собой? Усомниться в твоем существовании? Не верить в тебя? Почему не явил им гнев господний? Почему не покарал недостойных тварей?
      - Но я...
      - У тебя был целый арсенал для укрощения непокорных народов. Пара сотен ледяных молний охладила бы их пыл. Тут-то и настал бы конец заварушке. Редкие уцелевшие на всю оставшуюся жизнь запомнили бы, что воевать - нехорошо.
      - Да послушай же ты меня! Не могу я их убивать! Не могу. Они все для меня как дети. Непослушные, неразумные, но все равно любимые.
      - Непослушные? - брови Игрока удивленно поползли вверх. - Не слишком ли дипломатично сказано? По-моему, твои чада заслуживают хорошей порки.
      - Я не могу наказывать своих детей, - отчеканил Борец.
      - А что же ты можешь, всеблагой отец?
      Борец сделал вид, что не заметил иронии.
      - Я придумал способ. Нужно всего лишь их разделить. Расслоить мир. Пусть гномы останутся в одном слое, люди - в другом, эльфы в третьем. Каждая раса получит свой отдельный мир, где сможет жить по собственному усмотрению, не соперничая и не мешая друг другу.
      Некоторое время Игрок потрясенно молчал, пристально и зло глядя в глаза старшему брату.
      - Не зря ты у нас Борец. Ой, не зря. Экое решение придумал. Только, боюсь, братец, я с тобой не согласен. Мне нравится этот мир внизу, - Игрок встал и скрестил руки на груди, - этот жестокий, этот кровавый мир. Он забавляет меня, не дает мне скиснуть от тоски. Меня тошнило от твоей пасторальной идилии, я задыхался в этом слащавом зловонии. Теперь, когда мир изменился, воздух посвежел. Я могу дышать. Я могу жить.
      - Так ты против? Ты против спасения тысяч жизней?!
      - Против ли я? Да ты смеешься! По счастливой случайности мир, бывший болотом, полным сонных лягушек, превратился в бушуюший океан! А ты хочешь возвратить его в состояние тупого оцепенения, - Игрок сжал кулаки, - Я еще слишком слаб и не смогу воспрепятствовать твоим грандиозным планам, но, если я найду способ встать на твоем пути, будь уверен, я это сделаю.
      - Я хочу вернуть тишину и покой. Наблюдатель, скажи же ты что-нибудь!
      Средний брат вяло пожал плечами.
      - Что сказать?
      - Мы не можем оставить все как есть, надо что-то сделать, надо исправить создавшееся положение, ведь так? Ты на моей стороне?
      Наблюдатель снова пожал плечами.
      - Мне все равно. Если ты считаешь нужным что-то предпринимать предпринимай. Мешать не стану. Но и помощи от меня не жди.
      - Ты остался один, старший брат, - ехидно заметил Игрок, - впрочем, зачем тебе мы? Ты и сам со всем справишься.
      Борец смерил его презрительным взглядом.
      - Справлюсь, не бойся.
      - Успеха желать не буду, уж не обессудь.
      - Обойдусь без твоих пожеланий, мальчишка.
      - Обиделся, что ли? - удивился Игрок, - и в самом деле обиделся. До чего же нежное создание.
      - Прощайте, - сухо промолвил Борец. Он окинул братьев печальным взгядом и исчез.
      - А ведь у него получится, - сказал Наблюдатель, рассеянно глядя в пол.
      Игрок скривился и прошептал чуть слышно:
      - Поживем - увидим.
      В роще было темно и тихо. Не слышно было ни шелеста ветвей, ни птичьего гомона. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Казалось, что древние дубы погрузились в сладостную дрему. Борец вдохнул свежий лесной воздух и улыбнулся. Все будет так, как надо. Собрав все свои силы, он поднял руки к синеющим небесам...
      ...Измученная горстка гномов, преследуемая тремя отрядами эльфийских лучников, готовилась к последней битве. В который раз затачивались тяжелые топоры, вздевались надежные, но бесполезные сейчас кольчуги. Спасения не было. Кругом простирался могучий вековой лес, родной лес эльфов, знакомый им до каждой незаметной тропинки, до каждого ручейка. Вот-вот словно из ниоткуда вырвутся стрелы с полосатым оперением и до смерти уставшие самонадеянные гномы упадут на мягкий мох, так и не успев нанести ни одного удара по затаившемуся в зеленых зарослях противнику.
      - Споем, други, - хриплым голосом предложил воевода Пруст, обводя взглядом приунывших соратников.
      - Нашу, боевую, - поддержало сразу несколько голосов.
      - А остроухие не услышат? - усомнился кто-то.
      - Да хоть и услышат...
      - Боязно, братья, найдут ведь.
      - У тебя что, на плечах - голова или гнилая луковица? Они крадутся за нами с самой Песчаной Рощи и не нападают только потому, что маловато их, кузнечиков поганых, после битвы-то. Подкрепления ждут.
      - Эвона как, - осторожный гном задумчиво почесал в затылке, - тогда надо петь. Пущай знают, что не на таковских напали. Не на пужливых.
      Вокруг раздался приглушенный смех.
      - Во дурак. Про эльфов не знал. А расхрабрился-то, расхрабрился.
      Гном укоризненно посмотрел на сотоварищей.
      - А чаво такого? Головой работать мы не приучены. Не нашенское это дело - головой работать. А вот ежели надо кому по тыковке топориком - это мы завсегда пожалуйста, - он с кряхтением потянулся, - Арно, запевай. Душа страсть как горит.
      - Верный топор ты рукой обними, - полилась песня, - Смелое сердце не дрогнет...
      "Сдохнем, как собаки", - яростно размышлял между тем Пруст, - "Как старые беззубые шавки. Проклятая темень. Не видать ни зги. Проклятый, трижды проклятый лес."
      - Не вешать носы, тудыть вас растудыть! - заорал он, зверски кривя и без того жутковатую физиономию, - Все опущенные носы будут болтаться вон на той сосне. Вместе со своими хозяевами. Мне тут мямлики не надобны. Я ясно выражаюсь, тудыть-растудыть? Подумаешь, окружили. Подумаешь, темно. Будем ждать, когда рассветет.
      Несмотря на резкую отповедь, лица многих гномов прояснились. Командир - он как отец родной, строг, спор на расправу, но зазря гневаться не будет и в трудный час всегда встанет рядом, всегда подставит надежное плечо. Сбившись в плотную, ощерившуюся пиками кучку, гномы напряженно вглядывались в чащу. Прошло несколько бесконечных часов. Усилившийся ветер ломал ветви деревьев и швырял на землю охапки резных листьев. Грянул гром. Вспышка молнии на миг осветила лес и бегло очертила фигуры эльфов, окружавших поляну. Гномы встрепенулись и бросились в атаку.
      - Эть вас! Комарики зелененькие-е-е!
      - В бой, други! - отчаянно закричал Пруст поудобнее перехватывая топор, - поляжем костьми, но достанем хоть пару эльфийских хорьков, тудыть их!
      Тяжелый удар сотряс весь лес от верхушек до корней, и повалившиеся друг на друга гномы с ужасом cмотрели, как становятся прозрачными и исчезают толстенные деревья. Таял пушистый мох, обнажая голую каменистую почву, стихал унылый писк комаров. Минуту спустя все было окончено. Лес пропал. Его сменила плоская, как стол равнина с редкими клочьями невысокой желтоватой травы. На западе виднелись пики незнакомых гор, где-то невдалеке слышался равномерный шум - очевидно, там протекала река.
      - А где же эльфы? - изумленно озираясь, спросил самый юный воин.
      Ему никто не ответил, и только потом, несколько часов спустя, когда группа расположилась отдыхать на живописном речном берегу, Пруст сумрачно вздохнул и сплюнул:
      - Что ж, помереть героями не удалось. Придется жить дальше...
      ...Черный дракон величаво парил над океанским побережьем. За ним, взметая облака желтого песка, неслось пятеро кентавров. Трое из них держало в руках большие дальнобойные луки, остальные изготовили к удару копья. Приблизившись на достаточное расстояние, кентавры дружно прицелились и выпустили в дракона первую порцию стрел. Тот лениво ушел чуть в сторону и, не оборачиваясь, полетел дальше. Ему не хотелось сражаться.
      - Эй! Крокодил крылатый! - зычно выкрикнул один из кентавров, - Нам нужна твоя шкура! Из нее выйдет отличный плащ для царя.
      Дракон презрительно покосился на него огромным зеленым глазом. Предводитель кентавров - загорелый и мускулистый юноша - был облачен в короткую кожаную куртку, распахнутую на груди. Его длинные ярко-рыжие косы сложного узора растрепались от быстрой скачки и несколько непокорных прядей падало лицо. Синяя вышитая попона почти полностью закрывала лошадиную спину и бока, оставляя на виду лишь копыта.
      - Трусливое чудище! - не унимался кентавр, - Мы ведь все равно тебя достанем.
      Он вмахнул рукой и еще одна порция стрел в сопровожении пары копий устремились к цели. На этот раз четвероногие стрелки были удачливее - оба копья впились в черный чешуйчатый хвост. Дракон раздраженно зарычал, зашипел и выпустил в сторону преследователей длинную струю пламени. По песку, пожирая мелкие веточки и высохшие водоросли, побежала огненная дорожка.
      - Убирайтесь, - пророкотал дракон.
      - Еще чего! Охота только началась, - дерзко ответствовал рыжеволосый кентавр, - у нас совем не осталось припасов и мы очень надеемся отужинать драконятинкой.
      - Да-да! Жареной драконятинкой! - подхватили его спутники, - дивное блюдо, дивное. Молодой дракон был бы, конечно, повкуснее, но мы не привередливы, сойдет и твоя жесткая старая туша.
      - Слышь! Чемодан летучий! Может, откупишься? Парочка твоих птенчиков тоже вполне сойдет.
      - А как же плащ для царя? - иронично осведомился дракон, - Не прогневается ли владыка?
      - Ничего-ничего. Сокровища из твоей пещеры смягчат его гнев.
      - Сокро-о-овища? - протянул дракон, - Какие такие сокровища?
      - Золото, самоцветы. Ткани дорогие. У тебя там полные сундуки диковинок.
      Дракон издал чудовищный по силе вибрирующий звук, отдаленно напоминающий смех.
      - Сказки все это. Сказочки.
      - Ты, рептилия, нам головы не морочь. Сказано сокровища - значит, сокровища, - Кентавры снова прицелились и снова дракон качнулся чуть в сторону, уходя от стрел.
      Рыжеволосый начал приходить в ярость.
      - Перестань метаться, как бумажный змей на бечеве! Так мы и засветло с тобой не закончим! Говори, где пещера с богатствами и детенышами?
      - Какие детеныши могут быть у старого больного дракона?
      - Ага! - торжествующе возопил кентавр, - Значит, наличие сокровищ мы уже не отрицаем?
      - Отрицаем - не отрицаем - какая разница? Не стоит так беспокоиться по поводу вещей, которых в природе не существует. Уверяю вас, есть гораздо более важные поводы для беспокойства, чем мои воображаемые сундуки с алмазами, - на мгновение дракон неподвижно застыл в воздухе, пристально вглядываясь в горизонт.
      Огромная, клубящаяся антрацитовая туча стремительно наползала на побережье. Она была везде - слева, справа, сзади - страшная, первобытная, она погребла под собой мол и дюны и теперь смыкалась над пляжем. Океан заволновался, потемнел и покрылся крупными барашками. Невероятная фиолетовая молния разрезала небо, четко отразившись в совсем уж черной воде, земля содрогнулась, дракона тряхнуло, будто тряпичную куклу и с размаху бросило вниз. Гигантские волны обрушивались на берег, океан ревел, как растревоженный зверь, но рыжеволосый кентавр и его спутники вовсе не собирались прекращать охоту. Приземлившийся на все четыре лапы, дракон еле успел увернуться от частого града стрел и неуклюже закользил к воде, стремясь снова взлететь Легкий и грациозный в небесах, на земле он выглядел неповоротливым и уязвимым. Кентавры злорадстовали.
      - Ну что, долетался, крокодил поганый? Куда ж ты ковыляешь, ужин наш? Все равно далеко не убежишь.
      Ужин молчал, сосредоточенно пытаясь собраться с силами и подняться ввысь. Вдруг торжествующий гомон кентавров прервался, сменившись криками непритворного ужаса.
      - Смотрите! Он исчезает! Исчезает!
      - Уходит! Держите его!
      Дракон изумленно обернулся и увидел, что воздух вокруг кентавров задрожал и поплыл. Их фигуры сделались нечеткими, подернулись дымкой, стали прозрачными и секунду спустя словно растворились. Ветер тут же утих.
      - Ага, - сказал дракон сам себе и взмыл в небо.
      Немного придя в себя, он сделал большой круг над степью, лежавшей за прибрежным лесом. Не осталось ни одного кентавра и ничего, что говорило бы об их былом присутствии. Примятая трава снова поднялась; обломанные кусты вернули свою пышность, а на месте былой стоянки кентавров раскинулся чистый пруд с желтыми восковыми кувшинками...
      ... Сражение окончилось в тот самый момент, когда погиб вожак хорнов. Он лежал ничком на изрытой земле, неестественно вывернув тощую птичью шею, а кругом поспешно сдавались в плен его родичи, разом потерявшие интерес к схватке.
      - В цепи, в цепи ковать цыпляток, - разносился по всему полю густой бас сотника Слобы, - да понежнее, половчее, не заломайте болезных ненароком. Волька! Вша тебе под кольчугу! Повредишь птицуна - руки оторву по самые ноги! Нам этих задохликов надо иметь в лучшем виде. Будем их на наших пленных молодцев менять.
      Он проводил взглядом носилки с ранеными и с трудом подавил тяжелый вздох. Могло быть и хуже. Гораздо хуже.
      - Дядька Слоба, дядька Слоба! - маленькая вертлявая девчушка нетерпеливо дергала сотника за пояс.
      - Чего тебе, козявочка?
      - А в крепости уже столы накрывают! Сама видела!
      - Ишь ты. Уже и столы, - Слоба добродушно улыбнулся в пышные усы.
      - Ага! Скатерочки всё беленькие, с алой каемочкой! Грибочков соленых кадушечки, рыбки жареные, рябчики, яички печеные, хлебушки такие румяные!
      - Славно, славно. Медок-то будет?
      - А как же! И медок и пиво. И брага даже.
      - Эх, давненько я не баловался бражкой, давненько, - он задумчиво пошевелил бровями.
      Девочка захихикала.
      - Как же, как же! А на Лукьянин день? Кто ходил обниматься с березами, крича, что таких рослых девок еще не видал?
      Слоба сделал вид, что обиделся, но в его глазах по-пержнему плясали озорные огоньки.
      - Нет в тебе почтения к старшим, сопливка. Дяде просто попалась никуда не годная брага, - он замолк на минуту, а потом заговорщички прошептал, это еще что! Я потом этих "девиц" в хоровод зазывал! А они молчали и даже не шевелились в ответ!
      Оба громко захохотали.
      - Ладно, я побегу, дядька. Помогать надо, - девочка серьезно сморщила веснущатый носик.
      - Беги, хозяюшка.
      Слоба проводил несущуюся вприпрыжку девочку отечески-ласковым взглядом и снова принялся отдавать приказы. Хорнов разделили на дюжины, сковали цепями и отконвоировали в подземелье, временно превращенное в тюрьму. Над ее могучей железной дверью долго что-то нашептывал старый колдун, укрепляя и без того непреодолимые запоры.
      Весь оставшийся день шло большое застолье. Стены просторной залы для пиров сотрясались от взрывов смеха, знамена слегка покачивались в такт плясовым мелодиям. Веселье затянулось далеко за полночь, и никто не заметил, как разразилась гроза. Небывалый по силе ветер валил изгороди, поднимал в воздух забытые корзины и ведра. Сверкали молнии, оглушительно грохотал гром, но пирующие люди ничего не слышали и не видели. Вскоре ненастье закончилось, а наступившее утро было чистым и безмятежным, как никогда.
      Тревогу подняла юная служанка, посланная отнести еду пленникам. Надежно охраняемая, закрытая на хитрые замки темница была совершенно пуста. На полу валялись пустые кандалы и несколько бинтов, которыми предусмотрительный Слоба велел перевязать раны хорнов. От птицеподобных не осталось ни единого перышка, ни пушинки, ни горстки помета. Исчез даже характерный сладковатый запах, всегда витавший над ними и их поселениями.
      Вскоре вернулся ни с чем карательный отряд, посланный к топи. Так и не смогли воины отыскать болотистую низину - большое гнездовище хорнов...
      Борец опустил руки и чуть не рухнул на землю. Он чувствовал себя смертельно уставшим, вымотанным, выжатым до последней капли. Сейчас он не был ни всемогушим, ни всеведающим, ни вездесущим. Посреди поляны стоял измученный, болезненно дрожащий старик.
      - Спать, - бормотал он себе под нос, - спать, восстанавливать силы. Долго спать. Много-много лет. Много столетий.
      На поляну, что-то напевая, выбежала конопатая девочка с огромной корзиной. Увидев Борца, она ойкнула и осторожно подошла поближе.
      - Деда, что с тобой, ты заболел? - высокий детский голосок звенел как колокольчик.
      - Я здоров, - он покачнулся, - а как ты поживаешь?
      - У меня все преотличненько! - затараторила девчушка, - мы вчера победили хорнов, вот! В плен их взяли видимо-невидимо. Только потом они куда-то пропали. Но они не сбежали, нет, просто все пропали. А я думаю, что и ладно. Ну их. Без них лучше.
      Широко улыбаясь, Борец смотрел на утреннее солнце. Голова кружилась, в глазах прыгали яркие блики.
      - Что с тобой, дедуля? - снова забеспокоилась девочка, - давай я тебя лепешками с медом угощу? Скажи, тебе плохо?
      Продолжая улыбаться, Борец потрепал девочку по голове и, пошатываясь, направился к дубам.
      - Мне хорошо, - крикнул он, обернувшись на полпути, - мне очень хорошо!
      Его разбудил нестерпимый жар. С трудом разлепив тяжелые веки, Борец вскочил и огляделся. Огромный дуб, служивший ему приютом многие десятилетия, пылал как праздничный костер, разбрасывая искры и горячие щепки.
      - Как неудачно. Лесной пожар именно тут, - растроенно пробормотал он, выбираясь из горящего дупла. - Мне бы еще подремать. В уютном гнездышке подремать. Пару столетий. Хотя бы пару.
      Миновав зону огня, Борец медленно пошел прочь, засыпая на ходу.
      - Найдем новый мы дубок, спать мы ляжем бочок, - напевал он сам себе колыбельную.
      Сперва он ничего не замечал, просто брел в поисках нового приюта. Но вскоре происходящее начало постепенно доходить до его замутненного долгим сном сознания. Древняя роща, послужившая ему укрытием, представляла теперь из себя обширное пепелище с редкими почерневшими древесными скелетами. В воздухе висел отвратительный смрад, ветер нес с собой золу и песок. Невдалеке слышался одинокий тоскливый вой. Борец поежился. Тревожное, ноющее чувство заползало в его душу. Он сжал пальцами мучительно болевшие виски и, осторожно ступая по обжигающей закопченой земле, направился обратно. Но не успел он пройти и десяти шагов, как наткнулся на небольшую колонну людей, браво марширующих на запад. Все они были одеты в добротные кожаные куртки с металлическими бляхами и такие же штаны, на многих были легкие шлемы. Завидев Борца, один из них - коротко остриженный усатый здоровяк - изумленно хлопнул себя по колену.
      - А ты, отец, что здесь делаешь? - повинуясь его знаку, колонна остановилась.
      - Да спал я тут, неподалеку, - Борец доверчиво улыбнулся.
      - Спал? - усач густо захохотал, - Ну и здоров ты спать. Слышите, молодцы, тут огненное побоище, сеча магическая и обыкновенная, шум и грохот, как в аду, а этот спит себе и в ус не дует.
      Борец отступил на шаг.
      - Сеча? Побоище? О чем ты говоришь?
      - Ты что, триста лет проспал, что ли? Племена дикарей под предводительством подлого Хома напали на наши земли, мародерства чинят, убийства, насилия и прочие безобразия. Светлый князь Кукша, - здоровяк прижал к сердцу свои огромные лапищи, - повелел негодяев покарать, из краев наших изгнать. Да и силы собирать для ответного удара. Нешто не слыхал?
      Он подошел поближе и с любопытством уставился на старика.
      - Смотри-ка. Ведь вышел прямо из пожара. Ни пылинки, чистенький весь. Беленький, как невеста. Ты колдун, наверное?
      - Какой же я колдун...
      - Да неплохой, судя по всему. Стоишь босиком на горячих углях и будто не замечаешь даже. А мы-то в обувке с ноги на ногу переминаемся.
      Усач хитро усмехнулся.
      - Вон, у светлого князя Кукши - да славится его имя вечно - тоже большой колдун на службе имеется. Весьма полезен, весьма. Давеча, положим, битва была. Выпустили дикарики ихнего шамана. Тот с бубном скачет, кричит тарабарщину какую-то, завывает. Мы по нему - стрелами, а ему хоть бы хны. Шкура, значит, как каменная. И тут наш выходит - весь в красном, мантия роскошная - князю не стыдно было б одеть. И давай в шаманчика молниями кидаться. Шаманчик - тоже парень серьезный - как влепит в ответ каменным градом. Да ядовитым, к тому же. Колдун-то упорхнуть успел, а все, кто рядом стоял - того. Этого самого. Померли, значит, в страшных мучениях.
      Борец дрожал, ка осиновый лист. Его взгляд перелетал с одного лица на другое, словно в поисках ответа на невысказанный вопрос.
      - Дети, дети неразумные, что же вы творите, - прошептал он прерывающимся голосом.
      Молодцы весело переглянулись.
      - Блаженный, - уважительно произнес кто-то. - Хорошо б его в наш отряд залучить, люди сказывают, что такие дурачки удачу приносят.
      - И то правда. А что, отец, пошли с нами воевать? Мы - люди незлые, пальцем тебя не тронем и другим в обиду не дадим.
      Борец покачал головой.
      - Да не ломайся ты! Посмотри на себя - кожа да кости. Ты ел-то когда в последний раз? Помнишь хоть? А мы сейчас степнячков порубаем, а их провиант себе на обед определим.
      Воины одобрительно зашумели, подмигивая друг другу и с интересом посматривая на странного старика.
      - Трясется, - со вздохом сообщил усач, разгядывая Борца, - боится нас. Отец, мы ж не дикари какие, есть одиноко путника не станем. А ведь попался бы степнякам - те живо справили б из тебя супец, не пожалели бы твоих седин.
      Это было последней каплей. Дико оглянувшись по сторонам, Борец припустил прочь, одержимый одной мыслью - бежать как можно дальше от этого страшного места. Соседние слои манили и звали его. Проскользнув на ходу в ближайший, он оказался на залитой солнечными лучами лесной опушке. Высокая сочная трава колыхалась, озабоченно жужжали пчелы, маленькая птичка задумчиво покачивалась на гибкой ветке. Опьяняюще пахло цветами и хвоей. Это был Вересковый Лес - один из уголков благословенной земли эльфов. Борец тут же упал на мягкую землю и некоторое время лежал неповижно, потом свернулся в комочек и забылся недолгим сном. Когда он очнулся, была уже глубокая ночь.
      - Помогите... помогите...пожалуйста, помогите мне, - шептал кто-то рядом.
      Пошарив вокруг себя, Борец наткнулся на чью-то руку. На четвереньках он подполз поближе и склонился над телом. В ясном свете звезд он отчетливо разглядел бледное, немного надменное лицо в обрамлении разметавшихся темных волос. Большие серые глаза были широко раскрыты, губы дрожали. Это была совсем юная эльфийка, скорее всего из Прибрежного Дома. Она лежала на боку, странно скорчившись, прижимая к животу окроваленные руки. Рядом валялся короткий лук.
      - Помогите... умоляю, позовите лекаря, - еле слышно просила девушка.
      - Девочка... Кто ж тебя так, - ему хотелось кричать, но из горла вырывалось только хриплое каркание.
      - Ка... Кабан... Кабан ранил меня.
      - Ты была на охоте? - чем он мог теперь помочь - слабый и жалкий?
      - На охоте... Да... На охоте... Мы охотились на кабанов.
      - Кабан - страшный зверь. Ты очень смелая, - Борец осторожно гладил ее по волосам, - Не двигайся. Попытайся уснуть. Тебе приснится прекрасный сон и все будет хорошо...
      - Страшные... Да... Они как звери... Кабаны... Не зря мы их прозвали Кабанами, - она мучительно закашлялась, - Неужели они были нашими братьями? Как звери... Хуже зверей, хуже...
      В последний раз вздрогнув, она вытянулась и ее глаза остекленели. Руки бессильно раскрылись, обнажая аккуратную рану, из которой торчала стрела с полосатым оперением. Эльфийская стрела.
      Шатаясь, Борец поднялся и направился вперед. Кругом, насколько хватало глаз, в траве лежали мертвые эльфы. Он шел, будто не замечая их, отрешенно глядя прямо перед собой, а по его щекам катились медленные бессильные слезы.
      Он увидел все - жестокую резню, учиненную гномами за право обладания Подгорным Престолом, войны между кланами кентавров, смертельные драки хорнов. Снова перед ним горели деревни, снова слышались крики пытуемых и плач сирот. Он больше не был всеведущим, но ему казалось, что он опять чувствует боль каждого раненого, отчаяние каждого умирающего. Ему чудились духи, взывающие к отмщению. Его преследовал грохот битв.
      Однажды он оказался на скалистом океанском побережье и понял, что не может идти дальше. Он сел на камень и стал смотреть на солнечную дорожку, блистающую на воде. Полную тишину нарушал лишь шелест волн и далекое пение драконов.
      - Бра-а-тец, - протянул прямо над ухом знакомый голос.
      Борец вздоргнул и поднял глаза. Перед ним, кривя губы в улыбке, стоял Игрок.
      - Драгоценный мой, куда ж ты задевался? Я тебя ищу-ищу... С ума схожу от беспокойства, можно сказать.
      - Как ты, малыш? - Борец попытался улыбнуться.
      - Лучше всех, знаешь ли. Эта твоя очередная шутка оказалась весьма забавной. А я-то дурак еще против был, - он виновато развел руками, прости уж, не сообразил сразу, что к чему.
      - Какая шутка? - тусклым голосом спросил Борец, зарываясь ступнями в нагретый песок.
      - Да твоя песнь лебединая. Как ты назвал этот фокус? Расчленение? Распыление? Ах, да! Расслоение! Милейшая вещь. Первосортная! Никогда я так не веселился. Шум, гам, молнии, смертные в панике. Дзинь-бах - и мир раскалывается вдребезги, как хрустальная ваза - Игрок потер руки, - Знаешь, пару лет они были страшно довольны. Не все, конечно, но большинство. А потом...
      Он присел на камень рядом с братом и погладил его по спине.
      - Да не расстраивайся ты так. Перестарался, конечно, обидно. Все могущество растерял. Зато теперь тебя смертные полюбили. Храмы тебе возводят, молятся, жертвы приносят, - Игрок фыркнул, - имя какое-то смешное придумали - Избавитель, кажется, или нечто в этом роде. Они еще помнят, что от чего-то ты их избавил, а вот от чего конкретно - позабыли. Но поклонению это не мешает.
      Игрок продолжал говорить, но Борец уже не слушал его. Он смотрел на спокойный океан, на широкий желтый пляж, напряженно внимая далеким пронзительным голосам. Он ждал, когда в синем, ослепительно-ярком небе появятся сцепившиеся в схватке драконы.