Городок Бельфлёр нельзя было назвать типичным маленьким городком, обычно представляющим собой два ряда домов вдоль главной улицы. Потому что вдоль главной улицы Бельфлёра стоял только один ряд домов; по другую сторону улицы сразу начинался пляж. Пустой, холодный, серый, прилизанный дождем и прибоем пляж…
      Две яхты покачивались у далекого пирса. Еще несколько лежали на песке, склонив голые мачты.
      Самым старым зданием в городе был, пожалуй, консервный завод. Похоже, он переживал и лучшие, и худшие времена. Дощатый забор недавно покрасили, но фасад стоял облупившийся. Двое рабочих привинчивали над решетчатыми воротами новую вывеску. Наверное, завод только что сменил владельца.
      У маленького кинотеатра сидел, сложив на коленях огромные руки, седой коричневолицый лесоруб. Скалли показалось сначала, что это манекен, но потом манекен повернул голову и равнодушно посмотрел на проезжающую машину. Наверное, он кого-то ждал.
      В мотеле, получая ключи от комнат, Малдер спросил портье, женщину лет тридцати со странно асимметричным измятым лицом:
      — А что у вас говорят об этих смертях в лесу?
      — О каких таких смертях? — посмотрела на него портье.
      — Девочка умерла. Карен Форсман. Не слышали разве?
      — Нет. Ничего не слышала…
      — В газетах было. Трое пошлым летом, она сейчас. Все одноклассники…
      — Ничего не знаю. Спросите полицию.
      Скалли послышалась фальш в ее голосе, но фальш — это отнюдь не доказательство…
      Кладбище городка располагалось на пологом склоне, местами заросшем белой сиренью и дикими розами. Сирень цвела, и густой ее запах смешивался с гарью дизельного топлива, исторгаемой маленьким кладбищенским экскаватором.
      Человек восемь стояли на склоне холма и молча наблюдали за работой машины.
      — Мистер Малдер? — по склону быстрым шагом спускался коренастый мужчина в расстегнутом пиджаке и съехавшем набок светлом галстуке. На руке его болтался хороший кожаный черный ридикюль. — Джон Труи, патологоанатом графства. Приступим?
      — Знакомьтесь: агент Скалли. Бакалавр медицины, — представил ее Малдер.
      Скалли пожала руку доктору Труи. Рука была твердая и прохладная.
      — Помещение для проведения вскрытия нам предоставят,
      — продолжал Труи, — там тесновато, правда, но лучшего поблизости ничего нет, в этом я вас заверяю.
      — А что, с помещением были проблемы?
      — Да, видите ли, патологоанатом местной больницы в отпуске, а без него… Но теперь все в порядке, я договорился.
      — Чью могилу вскрываем?
      — Рэя Сомса. Поскольку вы не конкретизировали, мы решили именно так. Видите ли… семьи девочек остались жить здесь, и… могли возникнуть трудности. Семья же Сомсов вскоре после несчастья переехала в Айову: отец, мать и две младших сестры. Мы известили их и получили согласие.
      Очевидно, на расстоянии это не настолько трудно пережить, как вблизи… — он говорил это, глядя в основном на Скалли.
      Скалли кивнула.
      Позади скрипнули тормоза, сдвоенно хлопнула дверца машины, и сердитый голос произнес:
      — Эй, черт возьми, что здесь происходит?
      И тут же:
      — Папа, не надо…
      Скалли оглянулась. Из остановившегося синего «Чероки» вверх по склону быстро шел, почти бежал решительный высокий мужчина в мягкой бежевой куртке. Лицо его было очень знакомым. У машины осталась стоять девушка лет двадцати с красивыми волнистыми волосами.
      — Что вы себе позволяете? — громко заговорил мужчина. — Вы что, считаете, что приехали — и можете распоряжаться здесь так, как вам левая нога прикажет?
      — Кто вы такой? — приподняв брови, спросил Малдер.
      — Доктор Джейк Немман, и я делал вскрытие…
      — А, — вспомнила Скалли, — вы делали вскрытия погибших прошлым летом молодых людей… — его фотография была подклеена к делу. Правда, там он был в академической шапочке и мантии…
      Доктор Труи предостерегающе кашлянул, однако Немман на него даже не взглянул. Он был то ли взбешен — непонятно чем, — то ли так же непонятно чем испуган.
      — Но тогда вы должны быть в курсе, что мы приедем, — сказал Малдер.
      — Нас не было в городе…
      — А-а! То есть тело Карен Форсман вскрывали не вы.
      Теперь ясно, откуда такое расхождение в диагнозах, — Малдер позволил себе усмешку.
      — Что за инсинуации? — взвился доктор Немман. — Вы хотите сказать, что мы здесь халатно относимся к исполнению своих обязанностей?!
      — Никаких инсинуаций, — отрезала Скалли.
      — Например, из тела погибшей Карен Форсман были взяты образцы тканей, — сказал Малдер. — Чего в предыдущих случаях вы сделать не удосужились.
      Он повернулся, чтобы идти, и вдруг доктор Немман схватил его за плечо и повернул к себе.
      — В чем бы вы меня не обвиняли, — прошипел он, — вам придется запастись настоящими доказательствами!…
      — Папа, — громко и отчетливо позвали от машины. У девушки теперь было очень напряженное и встревоженное лицо. — Папа. Поедем. Пожалуйста. Домой.
      Доктор Немман взглянул Малдеру в глаза… и Малдер вдруг прочел в этом взгляде отчаяние и обещание. Такой человек будет идти до конца… Потом доктор резко повернулся и побежал вниз. Девушка чуть расслабилась. «Чероки» нервно тронулся — и покатился к городу.
      Скалли подумала, что и отец, и дочь выглядели слишком изможденными для людей, возвращающихся с отдыха…
      — Этому парню нужен отпуск подлиннее, — будто подхватив ее мысли, сказал Малдер, глядя вслед машине.
      Доктор Труи кашлянул.
      — Э-э… мистер Малдер…
      — Да?
      — Я тут поговорил кое с кем… Понимаете, я хоть и не здешний житель, но все-таки бываю здесь часто, как бы наполовину свой… так что со мной говорят. — Он замолчал и посмотрел на Малдера в сомнениях.
      — Я слушаю, доктор.
      — Да. Так вот: это маленький город. А в маленьких городах ведь как: дети выросли — и уехали…
      — Как правило.
      — Да, как правило. И здесь это обычное дело. Только вот из того класса… ну, в котором все эти умертвия… дети не уезжают. Крутятся здесь. Все, понимаете? Или в самом Бельфлёре, или где-то рядом. Работу находят… хотя какая тут, если разобраться, работа…
      — Спасибо, доктор. Надо будет поговорить с родителями.
      — О-о! Думаю, это окажется потруднее, чем вытащить этот гроб…

      Гроб уже зацепили тросами.
      — Рэй Сомс был третьей по счету жертвой, — докладывала Скалли, будто отвечая заданный урок; учитель знает, конечно, что такое пестики и тычинки, но нужно доказать, что и ты тоже знаешь… — Окончил школу с отличием, занимался гимнастикой и баскетболом, был некоторое время кандидатом в сборную школы, но не попал. Потом лечился в психиатрической больнице…
      — Видимо, он признался в первых двух убийствах, — предположил Малдер. Арахиса в его кармане почти не осталось, одна шелуха. — Наверняка причины смерти девушек высосаны из пальца. Маленький город, все друг друга покрывают. Как в семье, где сдохнут, но никогда не проговорятся о том, что у сына триппер, а дочка спит с трубочистом… Парня заперли в больнице, но улик, судя по всему, так и не нашли.
      — Кстати, о причинах смерти, — продолжала Скалли с выражением. — Причина смерти Рэя Сомса: общее переохлаждение.
      — Седьмого июля? В Орегоне? Как можно умереть теплой летней ночью от переохлаждения, Скалли?
      Скалли хотела ответить, что нельзя и что это в высшей степени странно, но тут дизель экскаватора взвыл, и трос начал наматываться на лебедку. Рабочие с двух сторон придерживали гроб — хороший буковый гроб, с которым за девять месяцев пребывания в земле ничего не случилось.
      Зато трос подвел. Лопнул.
      Кто-то вскрикнул, а кто-то успел среагировать — толкнул уже начавший падать гроб вбок, в сторону от разрытой могилы. Он покатился по склону, переворачиваясь с боку на бок, кувыркнулся так раза три и врезался в массивный, вросший в землю могильный камень.
      С громким треском отскочили болты; крышка сама собой приоткрылась.
      Все было до чертиков похоже на кадр из фильма ужасов.
      Малдер и внезапно запыхавшийся доктор Труи оказались у гроба одновременно.
      — Это отступление от формальной процедуры, — сказал доктор, когда Малдер взялся за угол крышки. Галстук доктора сполз куда-то на плечо.
      — Ну и что? — Малдер пожал плечами. Он смотрел на Труи, и поэтому первой увидела то, что было в гробе, Скалли.
      — Ып, — сказала она и сглотнула.
      Волна смрада, исходящая от тела, была совсем не похожа на обычный трупный запах, уж это-то она могла сказать с уверенностью. Но что еще хуже — тот коротенький обрубок, нашедший себе упокоение в этом гробу, еще меньше походил на человеческое тело…
      — Да, — сказал Малдер, пытаясь заслониться от смрада — теперь понятно, почему Рэй Сомс не попал в сборную школы по баскетболу.
      Доктор Труи перевел дыхание. Ему хотелось что-то сказать, но все мысли превратились в мелкий серый порошок.
      Малдер посмотрел на него.
      — Здесь все опечатать, — распорядился он. — Никто не должен ни видеть этого, ни прикасаться.
      Доктор Труи коротко кивнул.
      Скалли казалось, что они тонут в меду.
      Даже получить в школе список учеников оказалось делом непростым. Разумеется, никто не отказывал, но вот беда: в новый компьютер эти данные не вносили, они хранятся на дискетах в сейфе, а ключи от сейфа у мисс Хилл, а мисс Хилл должна прийти попозже… А поискать обычные классные журналы? Ой, вы просто не знаете, там такой беспорядок…
      Наконец список возник. Но без адресов.
      Адреса очень неохотно дали в полиции. Опять же вроде бы не потому, что не хотели, а что-то мешало…
      — Миссис Хастингс?
      — Да-а… А вы кто?
      — ФБР. Специальный агент Малдер, агент Скалли. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
      — Мне не о чем говорить с ФБР. Я не нарушала никаких законов.
      — Речь идет не о нарушении законов. Если вы не против…
      — Против. Это ведь вы копались на кладбище? Так вот и проваливайте…
      — Мистер Шлурман? Я из ФБР, и мне хотелось бы задать вам один вопрос…
      — Так. А теперь послушайте. Меня. Я не знаю, чего вы там затеваете, но на меня можете не рассчитывать, ясно? Я ясно выразился?
      И так далее…
      — Слушай! — и Скалли вдруг, повернувшись на каблуках, встала перед Малдером. — Тебе не приходило в голову, что все агенты ФБР — тупые вырожденцы?
      — Каждое утро, когда я бреюсь…
      — Возможно, в академии им отсасывают мозги через ноздри — так, кажется, поступают твои инопланетяне?
      — Ты это к чему?
      — Учитель! Который все знает про детей, который неравнодушен к ним — и в то же время человек достаточно посторонний…
      — Я думаю, что далеко не всем в ФБР отсасывают мозги, — сказал Малдер, с любопытством на нее глядя.
      Мисс Пола Лебье, невысокая худенькая дама нескрываемых шестидесяти лет, выслушала Малдера внимательно и будто бы заинтересованно.
      — Я преподавала у них французский, — сказала она. — А заодно и мировую литературу. Кроме того, в мой класс дети приходили иногда рисовать — потому что он окнами на север.
      Знаете, я не верю, что поколения портятся. У нас выросли очень хорошие дети. Я подозреваю, что они лучше нас.
      Правда, говорят, когда на земле появляется такое поколение, Бог очень быстро забирает его к себе… И поэтому то, что произошло с выпуском восемьдесят девятого, для меня было потрясением. Хотя — почему было? Оно и сейчас потрясение.
      — Расскажите, а что именно произошло?
      — Они стали другими. Я их вижу постоянно — и вижу, как их что-то гнетет. У всех какие-то несчастья. Полли Маттисон несколько раз пыталась вскрыть себе вены, потом травилась…
      Билли Майлз и Пегги О'Дейл разбились на машине, поначалу казалось, что отделались испугом — но вот до сих пор не могут выйти из больницы. Я уже не говорю, что у кого-то несчастья чисто семейные… не хочется пересказывать слухи, но очень вероятно, что Белла Немман умерла не от сердечного приступа, как принято считать…
      — Это жена доктора?
      — Да. Сказочно красивая была женщина. И никогда у нее не болело сердце. Нет, просто что-то произошло с этими детьми, будто… будто их упростили.
      — Упростили?
      — Да. Я не могу объяснить, почему мне так кажется, но у меня создалось совершенно четкое ощущение: буквально за несколько дней эти дети стали проще. Я не говорю: грубее.
      Или: примитивнее. Но какая-то благородная сложность из них исчезла.
      — Но, может быть, это просто вхождение в самостоятельную жизнь так на них подействовало?
      — Только на этот выпуск? Нет, что вы. Они все — будто чем-то помеченные…
      — Чем же?
      Учительница молча покачала головой.

      Несмотря на всю энергию Малдера и Труи, подготовка к вскрытию заняла довольно много времени, и закончить всю эту достаточно кропотливую процедуру удалось лишь без четверти одиннадцать ночи.
      Малдер методично обходил распростертое на столе и уже зашитое тельце, делая ракурсные снимки примерно через каждые десять угловых градусов — одна пленка на полный круг.
      — Поразительно, Скалли, — бормотал он. — Знала бы ты, что все это означает…
      — Означает это только одно: перед нами примат длиной…
      — Скалли еще раз приложила к трупу измерительную ленту, — пять футов, с весьма необычным строением лицевого черепа.
      Несомненно, что это не человек.
      — И что значит выражение «не человек»?
      — Пришелец из космоса… — Скалли чуть наморщила нос, давая понять тем самым, что плоско и не слишком удачно пошутила. — Какая-то большая обезьяна. Возможно, детеныш гориллы или орангутан.
      — Что? Орангутан — на кладбище? Ты хочешь сказать, что кто-то вместо мальчика похоронил орангутана? Ничего себе, шуточки в этом городе… Так, — Малдер на секунду задумался. — Нам будут нужны образцы тканей для полного генетического анализа… И даже не так. Мы потребуем провести анализ здесь, на месте, а когда нам неизбежно откажут, потребуем разрешения вывезти труп.
      — Ты все еще всерьез думаешь, что это действительно какой-то пришелец? Скорее, все-таки просто чья-то идиотская шутка.
      — И… рентген, — Малдер ее не слушал. — Да. Конечно. Как мы забыли…
      — Рентген? Сейчас?
      — А почему нет? Почему бы нам не сделать рентген? И какие у нас есть причины, чтобы не сделать это сейчас? Какие, Скалли? — он помолчал и вдруг обезоруживающе улыбнулся. — Ты не думай, что я такой уж маньяк. Я тоже сомневаюсь, как и ты. Только…
      Но что «только», он не договорил.
      В пятом часу утра уже в своей комнате в мотеле Скалли записывала на диктофон последние итоги исследования.
      — …атипическое строение черепа, позволяющее предполагать далеко зашедшую мутацию организма. В правой гайморовой пазухе обнаружен артефакт неизвестного происхождения: предмет из серого матового металла длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающей прорезь в лезвии безопасной бритвы, с мелко зазубренными краями…
      Скалли выключила диктофон и взяла в руки стеклянный пузырек с заключенным в нем артефактом. Подняла на уровень глаз. Почему-то вид этого предмета завораживал. Так завораживает змея — даже если находится за стеклом.
      От стука в дверь Скалли вздрогнула.
      Поставила пузырек на стол.
      — Кто там?
      — Стивен Спилберг! — но на пороге стоял, естественно, Малдер. — Не хочешь побегать? Лично я собираюсь.
      Он был в спортивном костюме и с пиратской повязкой на волосах.
      Из двери тянуло ощутимым холодом.
      Скалли покачала головой.
      — Ну как? — продолжал он. — Догадалась, что за дрянь была у Рэя Сомса в носу?
      — Еще нет, — фыркнула Скалли, — и тратить время для сна на разгадывание этих мелких тайн не собираюсь.
      Она закрыла дверь. Ей почему-то показалось, что за дверью Малдер показал ей язык.
      Что они все себе позволяют…
      Спать она, вопреки собственной декларации, не легла.
      Взяла в одну руку пузырек с артефактом, в другую — рентгеновский снимок черепа анфас, и стала переводить взгляд с одного на другое, втайне надеясь, что сейчас где-то глубоко в недрах ее сознания звякнет серебряный колокольчик и чей-то голос скажет: «Вы отгадали, получите приз!» Но колокольчик подло молчал…
      Малдер обежал мотель четырежды. Получилось чуть больше мили. Прохладная глубокая ночь, соленый ветер, светлая полоска неба над горами. Луна зашла, и сквозь черные кроны над головой проглядывали звезды. Шоссе, проходившее выше городка, было почти пустынным; за все время проехало лишь несколько легковых автомобилей и пронесся тяжелый грузовик.
      Спать она собралась, с хмуроватой веселостью подумал Малдер. Ну-ну.
      Сам он на расследованиях не спал. Не мог, и все.
      Поначалу это его тревожило. Потом он привык.

      Психиатрическая больница графства располагалась в старинном трехэтажном доме на окраине Рэймона. От города больницу отделял обширный парк. Наверное, когда зацветут все эти яблони, здесь будет просто прекрасно…
      Доктор Флинт, лечивший Рэя Сомса, встретил Скалли и Малдера у ворот. На территорию больницы автомобилям въезда не было.
      — Мы запираемся, — сказал он, будто бы извиняясь за причиненные неудобства. — На ночь. В этом смысле мы несколько старомодны…
      — Хорошо тут у вас, — улыбнулся Малдер. — Очень тихо.
      — Да, с местом у нас все в порядке. Чувствуете, какой воздух? С трех сторон национальный парк, шоссе в полумиле, ручей, в ручье форель. Действует умиротворяюще…
      — Расскажите нам о Рэе Сомсе, — попросил Малдер.
      — Он пролежал у нас около года, — начал доктор Флинт.
      Когда он говорил, кончик его носа смешно двигался. И еще Скалли показалось, что доктор все время к чему-то не то принюхивается, не то прислушивается. — Шизофрения, так называемая простая форма. Частичный, но прогрессирующий уход от мира. Кажется, развилась на фоне посттравматического синдрома — он попал в автомобильную аварию…
      — Умершие девочки тоже лечились у вас? — спросила Скалли.
      — Совершенно верно, у меня. Шизофрению я им не диагностировал, но психозы были глубокие у обеих… Не знаете ли, причину их смерти установили? Если я правильно помню, с этим тогда возникли какие-то трудности…
      — Да. Аневризма мозга и диабет.
      Доктор Флинт нахмурился, посмотрел на Малдера искоса: не шутят ли над ним. Но не сказал ничего.
      — Вы не использовали гипноз при лечении этих детей? — спросила Скалли.
      — При лечении простой формы гипноз попросту бесполезен. Видите ли, хотя эта форма и называется простой, на самом-то деле именно она — самая злокачественная из шизофрений, самая безнадежная. Лоботомия еще давала какие-то практические результаты, но с тех пор как ее запретили… Психозы же неплохо поддаются медикаментозной терапии. Нет, не применял.
      — Чем вы объясняете такой высокий процент заболеваемости шизофренией и психозами именно в этом школьном классе?
      — Как вам сказать… Ничем. Если бы мы знали, чем вообще шизофрения вызывается… С другой стороны, подобные случаи не редкость. В двадцать первом году зафиксирована вспышка шизофрении в Принстоне: в группе из двадцати одного студента госпитализированы шестнадцать.
      На эсминце «Индианаполис» в тридцать шестом году — двадцать два внезапно заболевших моряка. Случай с министром обороны Форрестолом вообще вошел в учебники: сам министр, три адъютанта, секретарша, два стенографиста… В каком-то смысле шизофрения заразна. В конце концов, неспроста всех психиатров считают слегка — или не слегка — сумасшедшими…
      — Сейчас из этого класса есть кто-либо на излечении? — спросил Малдер.
      — Да, двое. Билли Майлз и Пегги О'Дейл. Они лежат уже третий год.
      — Что с ними?
      — Все то же. Простая форма шизофрении, развившаяся на фоне посттравматического синдрома. Они попали в аварию на шоссе. Кажется, через неделю после Сомса. Билли в сопорозном состоянии, не движется и не разговаривает, Пегги тоже не ходит, но вполне контактна — хотя и весьма неадекватна, разумеется. В рамках заболевания.
      — Можно с ними поговорить? — спросил Малдер.
      — Пожалуйста. Хотя вы вряд ли сумеете допросить Билли.
      Мне это покуда не удалось сделать…
      В просторной палате стояли три койки, но заняла была лишь одна. Пожилая женщина в синей форме парамедика меняла постели на свободных, и можно было полагать, что они тоже кем-то заняты — но из ходячих больных. Из тех, кто гуляет сейчас в саду…
      Билли был рыхлым юношей с одутловатым лицом. Само лицо казалось загорелым и даже слегка обветренным, но вокруг глаз лежали голубовато-бледные круги, и Скалли догадалась, что здоровый цвет лица — это результат облучения кварцем.
      Рядом с его кроватью в кресле-каталке сидела девушка в светло-розовом махровом халате с книгой на коленях.
      — Пегги, Пегги, — позвал доктор Флинт, — к вам посетители.
      Можно, мы оторвем тебя ненадолго?
      — Я читаю, — капризно сказала Пегги. — Билли хочет, чтобы я читала.
      Голос у нее был как у восьмилетней девочки.
      Малдер присел перед нею на корточки, заглянул в глаза.
      — Билли любит, когда ты читаешь ему?
      — Да. Я нужна Билли. Я должна быть рядом с ним.
      — А что ты читаешь?
      — «Кагэро никки». Билли любит японские романы.
      — Доктор, — Малдер встал, — вы не будете возражать, если мы обследуем этих детей?
      Доктор Флинт задумчиво посмотрел на него, и в этот момент — Скалли видела все с какой-то преувеличенной четкостью — Пегги в приступе внезапной ярости, с побелевшими и остановившимися глазами, разорвала пополам книгу, толкнула изо всех сил прикроватную тумбочку — и вскочила на ноги. Из носа ее волной хлынула кровь.
      Женщина-парамедик бросилась к ней, с другой стороны бежала медсестра, доктор тоже сделал шаг вперед… Пегги усадили обратно в кресло, приложили к носу полотенце — она оттолкнула всех и вновь вскочила — и теперь уже грохнулась на пол. Халат ее задрался, Малдер, не обращая внимания ни на кого, еще больше откинул полу — и взору Скалли предстали две багровые отметины, два следа каких-то загадочных присосок на пояснице девушки, чуть выше резинки трусиков…
      Малдер нагнал Скалли на высоком крыльце больницы.
      — Что с тобой?
      — Ненавижу, когда меня считают дурой! Зачем этот спектакль? Ты ведь заранее знал про отметки!
      — Боже мой, откуда?! Я впервые вижу эту девушку…
      — Вот что, Малдер. Я хочу знать правду.
      — Да? По-моему, ты еще не готова… писать свой доклад.
      — Что ты знаешь про этих детей?
      — Я знаю почти наверняка, что их похищали.
      — Кто?
      — Как тебе сказать… Не люди.
      — Неужели ты в это веришь?
      — А у тебя есть объяснение получше?
      — Объяснение чего? Девушка помимо психического страдает неким функциональным расстройством… носовые кровотечения… да. Правда, эти отметки… я не знаю… но на этом основании утверждать, что их возили куда-то на летающей тарелке — это безумие, Малдер!
      — Да, — грустно кивнул Малдер, — ни одной улики…
      — Ни одной научной улики. Объяснение должно быть, и это будет разумное объяснение. Есть четыре жертвы. Все они умерли в лесу, так? Ночью. Карен Форсман нашли в пижаме, за десять миль от дома… Что все эти дети делали в лесу, Малдер? Что?
      — Надо просто пойти и посмотреть, — пожал Малдер плечами.

      Остаток дня ушел на улаживание всевозможных бюрократических препон, связанных с вывозом тела несчастного Рэя Сомса. Да и идти в лес днем, похоже, не имело смысла. Днем там наверняка бродили стада туристов, приехавших насладиться нетронутой природой Орегона.
      Путь к месту всех странных происшествий вел через небольшую речку под названием Датский ручей. То есть небольшой была сама речка, текущая вялой темной струйкой где-то внизу. Каньон, промытый ею, получился на славу. Через каньон переброшен был крытый коробчатый мост; такие строили лет сто назад. Он висел над пустотой, не опираясь ни на быки, ни на тросы — просто расклинясь между двух монолитных утесов. На том утесе, который был ближе к лесу, кто-то нарисовал огромную кривую пацифистскую «лапку» и написал: «Занимайтесь любовью, а не улетом! Хиппи против наркотиков».
      Под мостом, еле видимый в сумерках, сидел человек с удочкой.
      После захода солнца температура упала градусов до сорока*, при дыхании изо рта шел пар. Необыкновенной яркости луна поднялась над горами. В ее свете листва казалась серебристой. И без фонаря было видно почти все.
      Странно вел себя ветер. Он будто бы не мог решить, с какой стороны дуть.
      Скалли и Малдер сверили часы и компасы.
      — Расходимся метров на пятьдесят и идем строго на юг, — сказал Малдер. — Чуть что — шуми.