– Как гулять будете? – спросил Санька гардемарин. – Со всеми или особо?

– Как получится, – уклончиво сказал Пашка, и Саньке показалось, что это значит; со всеми. Но Анжела удивила, уточнив:

– Мы решили вообще не участвовать ни в каких гуляниях. Это какой-то глупый и неправильный обычай. В конце концов, мы же не камикадзе, а нормальные солдаты. Правда же, Пащкец?

– Ну, – буркнул тот.

– И что это значит: нам ни в чем нельзя отказать? Люди потом смотрят и говорят: так вот они какие, наши защитнички… Я – то есть мы – так не хотим.

– И что, будете сидеть по домам?

– Ну… – Анжела быстро взглянула на Пашку, тот вдруг покраснел – мгновенно. – Почти.

Н-да, подумал Санька. Молодежь взрослеет, глазом не успеваешь моргнуть…

Легкий сторожевик «Арамис» выпускался в одноместном и двухместном вариантах. Двушки имели значительно большую автономию, «копейки» могли брать дополнительное вооружение – либо, что немаловажно, спускать на базу из космоса какие-нибудь не очень крупные предметы. Скажем, катапультировавшегося пилота…

Сегодня все трое вылетали на «копейках», и Санька в последний момент, подчиняясь неосознанному позыву, попросил оружейников подвесить к своей машине дополнительную пару контейнеров с «гремучками» и хронодинамическую пушку с полным боекомплектом. Это оружие только недавно появилось на базе, и стоило опробовать его по реальной, пусть и не маневрирующей, цели.

А может, сработало где-то внутри предупреждение марцала о возможном тайном визите какого-то имперского корабля… И если это так, то сегодня или завтра, возможно, появятся в газетах сообщения об очередном массовом похищении людей.

Сволочи…

Он проверил в последний раз, как закрепились в кабинах гардемарины (на самом деле это нужно было только для того чтобы похлопать их по плечу перед тем, как наглухо задраить фонари), махнул рукой буксировщикам: вывозите. Потом и сам забрался в свою машинку.

Снаружи «Арамис», пока стоял на земле, напоминал что-то среднее между увеличенным в несколько раз гоночным автомобилем «Формулы-1», только без колес, и акулой-мутантом-ниндзя. Там, где взгляд непроизвольно искал колеса, косо топорщились – чуть назад и чуть вниз – тонкие узкие стабилизаторы-плавники с еле заметными утолщениями гравигенов на концах. В отличие от более тяжелых кораблей, того же «Портоса», «Арамис» вообще не нес брони, а весь был выполнен из триполяра – особой керамики, черно-зеркальной снаружи и прозрачной изнутри. Обзор для пилота был, конечно, уникальный – вся передняя полусфера…

Но и погибал он от одного попадания. Хотя, конечно, попасть в маленький стремительно маневрирующий кораблик достаточно сложно. Но можно. Особенно часто «Арамисы» подставлялись на выходах из атак…

Машины гардемарин уже заняли место на стартовом столе. На низких килях вспыхнули и погасли рубиновые сигнальные огни: готовы.

Потом – задрожал воздух. Санька видел, как по земле туда, к черным блестящим корабликам, покатилась чья-то фуражка. Потом, подхваченные восходящим потоком, «Арамисы» стали быстро всплывать вверх, заметно покачиваясь. Было видно, какие они легкие.

Санькину «копейку» подцепили к глайдеру-тягачу и быстро потащили к старту. Сторожевик немного заносило на поворотах.

Кораблики гардемарин остановились высоко, гораздо выше, чем «Портос», – что и понятно, тяжелые сторожевики действительно тяжелее, причем намного. Санька смотрел вверх. Черные стрелки сорвались с места почти одновременно и буквально через секунду, заложив боевой разворот, растворились в небе. Санька мысленно выставил хорошие жирные пятерки обоим.

Потом он дал сигнал готовности. Пушер, проложенный под бетоном, подхватил кораблик и быстро поставил его на стартовый стол. Автоматическим движением Санька проверил ремни, положил правую руку на джойстик, левой взялся за сектор тяги. Качнул педали…

И – как всегда, неожиданно – вместе с кораблем ухнул вниз, судорожно выдохнув и даже вскрикнув на выдохе. Обманутый исчезающей гравитацией, вестибулярный аппарат выдал в мозг ложный сигнал падения.

Через несколько секунд поток воздуха подхватил ставшую почти невесомой «копейку» и понес вверх. Мимо, кружась, пролетела та злосчастная фуражка. Потом её отнесло в сторону, она выпала из зоны пониженной тяжести и стала планировать обратно – наверное, на посадочную полосу.

В прошлом году был случай: в антигравитационный луч затянуло инженера-электрика. Слава Богу, и сам мужик не растерялся, был он когда-то парашютистом и умел управлять в воздухе своим телом, – и оператор антиграва сообразил, что надо делать: включая-выключая генератор, он спустил бедолагу почти до самой земли, а тут уже аварийщики успели навалить холм той пены, которой заливают полосу, если кто-то садится на брюхо – с выключенными (или разбитыми что чаще) гравигенами. Вот и инженер ухнул в тот холм как продавец воздушных шаров в именинный торт….

Это прозвище потом за ним прочно закрепилось – правда в усеченно-ласкательном виде: Шарик.

Подъем замедлился, а потом совсем прекратился. На альтиметре было четыреста шестьдесят метров над уровнем моря.

Санька отстучал ключом свой позывной, снял блокировку маршевых двигателей (одновременно заработали локальные компенсаторы) и надел шлем визибла. Сейчас ему предстояли несколько не самых приятных секунд…

Он пережил их, потом усилием воли заставил расслабиться мышцы лица и шеи, закрыть рот… Очень трудно не воспринимать визибл как живое существо, запускающее глубоко в тебя свои тонкие щупальца.

Впрочем, в какой-то мере оно и есть – живое. Полусущество, полуустройство.

Секунда отвращения. Потом вневременная дурнота, похожая на приближение смерти. И…

…и всемогущее время изменило свой ход, а пространство сделалось иным. Может быть, оно и не сжалось, но – стало доступным взгляду. Он мог увидеть все, хотя и сквозь фиолетовую слабо светящуюся пленку – надо было лишь знать, куда смотреть. Вон – идет патрульное звено тяжелых «Хаммеров», прикрывающих полярный сектор. Сами по себе «Хаммеры» почти безоружны, но каждый несет по четыре очень хороших ударных катера «Нэйл». Именно «Нэйлы» в июне отогнали два имперских линкора… До патруля было почти шестьсот километров – строго вверх. По сторонам пока видно плохо, но стоит выйти из атмосферы, и обзор расширится раз в десять – пятнадцать… А совсем рядом неслись кораблики гардемарин, он мог их видеть во всех подробностях и именно в том ракурсе, в котором они сейчас находились. Ребята держались километрах в десяти друг от друга, закладывая очередной виток пологой расширяющейся спирали. Высота у них была уже за сто семьдесят, а скорость приближалась к орбитальной. Санька удовлетворенно улыбнулся – и плавно двинул сектор тяги вперед, одновременно выбирая джойстик на себя…

Компенсаторы на «Арамисах» были отличные, но все равно лаг реакции у них имелся: это значит, что первая фаза каждого маневра – пять сотых, одна десятая, две десятых секунды – организмом все-таки воспринималась. А поскольку двигатели способны были придавать кораблику ускорение до сорока g, то и пять сотых секунды могли растянуться черт знает на сколько лет.

Конечно, к такому резкому маневрированию прибегали нечасто – только в бою…

Пилота после боя доставали из кокпита со сплошным синяком вместо тела. Были случаи смерти от кровоизлияний в мозг. Впрочем, это случалось не часто. Потому что далеко не всем удавалось вернуться домой после боя с имперцами.

Как ни странно, на первом витке падающий спутник найти не удалось. И хотя Санька делал вид, что всего лишь подстраховывает гардемарин, на самом деле пристально обшаривал взглядом окрестности – и был весьма обескуражен пустотой пространства. Возможно, конечно, что орбита рассчитана неверно… но, скорее, спутник опять по какой-то причине непредсказуемо сманеврировал – а значит, нужно связываться с центром и спрашивать, нет ли новых данных от «колокольчиков». Это займет время, и не такое уж малое. Впрочем, в любом случае, даже если имел место маневр, потерявшийся спутник вот-вот должен был пересечь терминатор и войти в тень, где искать его было гораздо труднее. Зато там, в тени, Хьюстон – западный Центр слежения. У них и спросим…

Да, все так и оказалось: неизвестный спутник внезапно ускорился и поднялся в апогее почти на двести километров, при этом уменьшив наклонение орбиты на четыре градуса.

Анжела рассчитала зону перехвата, Санька молчаливо согласился. Это должно было произойти примерно над Индонезией. Во всяком случае, оттуда, от линии вечерней зари, они будут преследовать этот неуловимый реликт.

Можно было, конечно, остаться на нынешней орбите и как бы плыть по течению практически вровень с целью, но Санька решил поберечь «колокольчики» – во-первых, люди старались, сеяли, а во-вторых… Во-вторых, при соприкосновении с чем-то материальным невесомые «колокольчики» лопались, исчезали – и это фиксировалось на Земле симпатами, то есть людьми, с которыми «колокольчики» находились в дальней сверхчувственной связи. Симпаты, которых марцалы отбирали и долго готовили по специальным методикам, ощущали гибель жалкого комочка тончайших нитей как болезненный укол. Конечно, при любом полете избежать соприкосновения с «колокольчиками» невозможно, и пилотам строго-настрого внушали: сначала задание, а потом уже все остальное. Но…

Юлька была симпатом. И Санька слишком хорошо знал, какой болью отливаются ей чьи-то лихие маневры на средних высотах.

Поэтому он положил руку на ключ и отстучал гардемаринам: «Делай как я». После чего свечкой ушел в зенит.

Хорошо летать, имея почти неограниченный запас тяги! Санька, конечно, уважал, но и жалел (про себя) до-марцальских космонавтов, имевших в своих жестянках топлива только на один разгон, а потом вынужденных болтаться в тупом инерционном полете до полного изнеможения. Не имели они такого вот счастья: махнуть на три-четыре тысячи километров вверх – просто так…

Вынырнув из пояса «колокольчиков», Санька вновь передал бразды правления Анжеле, а сам вернулся к роли наблюдателя. Анжела приняла внезапный прыжок инструктора просто как новую вводную, быстро рассчитала курс и повела звено через северную полярную зону – надо полагать, чисто из эстетических соображений. Триполяр корпуса практически не пропускал заряженные частицы радиационных поясов, но, когда их плотность становилась высокой, начинал ярко и красиво светиться. Кораблики летели, похожие на сгустки полярных сияний.

Они пересекли Сибирь, частично прикрытую огромным, как галактика, циклоном, потом Китай, над которым расстилалась правильная геометрическая сетка искусственного облачного покрова. Над Индонезией Анжела заложила пологий вираж, аккуратно сбросила скорость и приготовилась ждать. До появления цели оставалось пятнадцать минут. Потом десять. Потом пять.

Санька не знал, была это случайность или Анжела все настолько точно рассчитала, но маневр получился гладкий и четкий, без склеек: пара гардемарин вышла из виража и тут же легла в нисходящий иммельман, плавно разгоняясь до орбитальной скорости. И, по Санькиным прикидкам, в точку рандеву они попадали с тридцатисекундным запозданием, то есть оказываясь примерно в двухстах километрах позади цели. Как и положено при орбитальном перехвате.

Только цели на месте не оказалось…

Чего-то подобного Санька подсознательно ожидал. Именно такой вот мерзкой развесистой подляны.

Он колебался недолго. И – вызвал Бомбей, второй восточный Центр слежения.

Данные были обескураживающие. Спутник задел ещё четыре «колокольчика», и все они находились на той же самой расчетной траектории…

Над Аравийским морем звено поравнялось со спутником-невидимкой; во всяком случае, «охотники» находились в одном кубическом километре с ним. Да что же это за фигня-то такая?..

И тогда Санька снял шлем визибла. Опять дурнота, иллюзия слепоты – вернее, бессилия зрения. Исчезли краски, яркость, объем, глубина… Потом глаза привыкли.

Вот – пара корабликов гардемарин. Их видно только на фоне Земли, две черные маленькие стрелки. А вот…

Теперь он понял наконец, по какой причине они не могли заметить таинственный спутник. Визибл – это помощник глаз, очень хороший помощник, но это не глаза. Чтобы видеть с его помощью, надо примерно знать, что ты хочешь видеть. Старые спутники – это металл и полупроводниковые панели. Визибл подсознательно искал вокруг именно это. А вовсе не то, что возникло в поле зрения Саньки…

Никакому визиблу не под силу было воспринять такое! А именно: две человеческие фигуры… Да нет, просто голая девочка и голый парень. Которые так увлечены друг другом, что дела им не было никакого до окружающих их легких сторожевиков.

– Бог ты мой! – громко сказал Санька. А потом ясно и четко назвал то, чем эти двое занимались в околоземном пространстве.

Разумеется, его никто не услышал.

Санька не знал, сколько секунд провел в полнейшей оторопи. Много. Несколько. А потом руки его сами собой вернули на место шлем визибла. Вновь – резкая дурнота…

Возможно, он просто хотел убедиться, что все увиденное невооруженным глазом ему не померещилось. Что визибл – подтвердит. Ведь надо просто понять, на что смотреть.

Он не успел.

Снизу, от Земли, метнулась белая молния и уперлась в кораблик Пашки. Визибл растянул и мультиплицировал этот миг, и можно было долго ещё смотреть, как маленькая звезда прожигает корму кораблика и как после этого кораблик наполняется до краев белым пульсирующим светом, как этот свет наконец продавливается сквозь швы и щели, подобно крему из тубы, как кораблик распухает и теряет очертания, потому что части его, разлетаясь, начинают кувыркаться и поворачиваться – медленно, быстрее, ещё быстрее… На другом конце белой молнии Санька увидел несколько теней, размытых и словно бы шерстистых, этакие сгустки тьмы: имперские фрегаты! Он вдавил на пульте тревожную кнопку; в специальном отсеке погиб маленький «колокольчик», не совсем такой, какими засевают пространство, но схожий по сути: сейчас где-то внизу скорчился от внезапной боли оператор, скорчился – но, преодолевая боль и черноту в глазах, показывает пальцем точку на карте и выдыхает высоту: четыреста двадцать…

В дальнем уголке сознания сухо, как рычажок арифмометра, щелкнуло понимание, что это конец. Конец всему, потому что инструктор, потерявший в полете гардемарина, может поставить на себе жирный крест.

Потерял, потерял, потерял… Поверить в это было невозможно. Но все ещё кувыркались, разлетаясь в пустоте, обломки.

Нужно было спасать второго подопечного, не имея ни скорости, ни настоящего обзора, ни понимания того, что происходит.

Визибл поглотил отчаяние. Преобразовал его во что-то другое…

Анжела бросила свой кораблик в боковое скольжение, и предназначенные ей торпеды проскочили рядом и разорвались двумя исполинскими стеклянными одуванчиками. Теперь Санька рассмотрел врага: действительно, имперские фрегаты класса «Волк» – четыре единицы. Несколько уступают «Арамисам» в маневренности и скорости, раза в три превосходят по вооружению и несут хорошую броню. Очень хорошую броню… Перед глазами словно бы пролистались страницы «Наставления» с перечнем уязвимых мест «Волков»: гравигены, расположенные по окружности корпуса, кольцо маршевого двигателя – под корпусом, оружейные порты в вершине купола. В атмосфере «Волк» – как и прочие имперские корабли – передвигался, как правило, ребром к потоку воздуха; вне атмосферы разворачивался куполом вперед и становился похож на медузу, а медуз Санька не выносил. От медуз его начинало корежить и выворачивать…

«Волки» широко разошлись, отрезая «Арамисам» путь вниз, к атмосфере, где легкие окрыленные кораблики могли бы получить ещё немного преимущества за счет плазменных эффектов. Не хотите драться внизу? Не настаиваем.

Санька дал Анжеле сигнал: вверх! Идея была проста: прикрыть девочку и дать ей уйти. Он был уверен, что продержится с минуту реального времени – то есть почти сутки субъективного, того, которое воспринимается мозгом при работе визибла в боевом режиме. Уже сейчас был боевой режим. Исчезли цвета, предметы обрели контурную резкость и какую-то запредельную контрастность. Мыслей – тех, что могут быть облечены в медленные неповоротливые слова, – не стало. На все происходящее можно и нужно было реагировать тем или иным движением, не более.

Анжела не исполнила приказ! Не увидела, не восприняла, а скорее – не смогла. Уж слишком тесным был контакт с противником, из такого захвата вырваться не так просто.

Что славно – в боевом режиме всегда возникала какая-то иная – не словесная, не в картинках – связь с товарищами: инсайт. Просто ты знал, что сейчас собираются сделать они, а они знали, что делаешь и намерен делать ты. При некоторой слетанности группа начинала действовать слаженно, как единый организм.

Но если товарищ погибал, тебе доставалась вся его боль.

Санька видел – знал – одновременно, что «Волки» выпустили очередную порцию торпед ближнего боя, и теперь в сторону каждого «Арамиса» их шло по пять штук, визибл рисовал траектории, уже пройденные и предполагаемые, и в пространстве образовывалось что-то вроде двух рук с необыкновенно длинными и гибкими когтистыми пальцами, и руки эти намеревались ухватить маленьких вертких мошек… они шли, как акулы на кровь, на кольцевые гравитационные поля маршевых двигателей, – и в нужный момент Санька с Анжелой одновременно выключили двигатели, отстрелив по «зубилу» – маленькой торпеде-гремучке с переоборудованной головной частью: обычным гравигеном, окруженным довольно сильным зарядом взрывчатки. При подрыве этого заряда возникало гравитационное кольцо, значительно более интенсивное, чем в двигателе «Арамиса». Эта штука имела двойное назначение: отвлекать и уничтожать вражеские самонаводящиеся торпеды – а также поражать тяжелобронированные цели. Скажем, крейсера… Правда, для этого «зубило» должно сдётонировать прямо на броне. Что проблематично, учитывая реальные скорости.

Сейчас оба «зубила» прекрасно справились с ролью приманок: все торпеды вышли на них и взорвались на безопасном для «Арамисов» расстоянии. Снова заработали двигатели, подхватывая и разворачивая легкие суденышки навстречу противнику. Анжела, вверх! – раз и ещё раз пытался сказать Санька, но то ли не умел, то ли она его опять не слышала.

Она не уйдет, наконец понял он. Значит, нужно биться вдвоем. И понимать за двоих.

«Волки» чуть перестроились, сомкнулись попарно, и одна из пар стала набирать высоту, как бы подставляясь под удар. Они хотят нас растянуть, подумал Санька, ну уж нет. Анжела прижалась почти вплотную. Вторая пара «Волков», та, что оставалась внизу, приближалась стремительно. Санька выпустил две «гремучки» с обычными боеголовками, но их почти, сразу же сбили. Триполяр корпуса то и дело полностью терял прозрачность, отражая лазерное облучение. Если бы не бешеное маневрирование по курсу, «Арамисов» уже давно сожгли бы лучами.

И все же только в ближнем бою был шанс уцелеть. Слишком большие угловые скорости, слишком плотное маневрирование – превращение методичного боя в хаос, замена расчетов интуицией и случайностью. А кроме того, ближний бой – это бой на быстрое истощение, тут-то мы и поглядим, кто чего стоит.

Сзади!

Вторая пара «Волков» выпустила вдогон «Арамисам» ещё несколько торпед. Надо было немедленно выбирать, выполнять противоторпедный маневр или продолжать атаку, которая в этом случае становилась самоубийственной. Или почти самоубийственной.

Оба «Арамиса» выпустили весь запас «гремучек», в том числе и два «зубила». Для защитных систем атакуемых «Волков» теперь появилось чересчур много работы, чтобы отвлекаться ещё и на почти обезоруженные земные корабли. Впрочем, затею с ближним боем придется забыть – биться почти нечем. Санька намерен был, остановив двигатель и работая лишь маленькими гравигенами, нырнуть под «Волков» и потом уйти вертикально вниз…

Он остановил двигатель, а Анжела – нет.

И все. Уже было понятно, что сейчас произойдет. Ничего нельзя было изменить, хотя намеченный ею «Волк» и попытался уйти от удара…

Сначала где-то рядом с «Волком» взорвалась уцелевшая «гремучка». Потом тельце «малого охотника» соприкоснулось с серым щитом его купола. Работающий на полную мощность двигатель в момент взрыва своим гравитационным кольцом вскрыл броню фрегата, как дисковая пила – черепаховый панцирь.

На какой-то миг Санька раздвоился. Он был здесь – и он был там, в месиве керамики, металла и не желающей умирать плоти. Холодная ярость – немыслимый, запредельный страх – и такая же запредельная решимость умереть… и ещё тоска, и ещё одиночество, которое уже навсегда… нет, не навсегда… Павлик, подожди, я с тобой!..

Все испарилось в ослепительной вспышке, оставившей после себя огромную дыру в куполе фрегата.

И тут же в эту дыру нырнули несколько торпед, гнавшихся за корабликом Анжелы…

А на месте Анжелы в том огромном мире, который вмещал сейчас в себе Санька, образовалась остекленелая полость. Боль придет – потом. И пустота осознается – только потом. Все потом…

Почти равнодушно Санька смотрел, как кувыркаются в пространстве обломки фрегата. Время текло уже так медленно, что можно было никуда не торопиться. Визибл, кажется, пошел вразнос.

Если бы он не снял тогда шлем, он вовремя заметил бы подкрадывающихся «Волков»… мог бы заметить. Во всяком случае, у них у всех был бы шанс уйти. Бессмысленно вступать в бой при таком соотношении сил. Но он, как дурак, снял шлем – и тем самым погубил ребят. Погубил. Погубил…

В это нельзя было поверить. Хотя – вот она, пустота. Ее можно потрогать, как трогают замороженную руку. Холод под пальцами.

И – парадоксально – вдруг нахлынуло чувство новой свободы. Было так плохо, что хуже уже не будет. И значит, можно делать все. Вообще все…

Уцелевший «Волк» отбивался как от «гремучек», так и от торпед, потянувшихся за «зубилом». Кораблик Саньки уплывал под брюхо фрегата, защищенное куда хуже, чем купол. Санька подумал, снял с предохранителя пушку, крутнул «Арамиса» и послал два снаряда в маршевый двигатель фрегата. Пушка била медленно: ду-у-уммм… ду-у-у-ммм… По крайней мере один снаряд попал в цель: в центре серого диска Санька увидел характерную темно-красную кляксу.

Снаряды пятидесятисемимиллиметровых хронодинамических пушек разгонялись обычным порохом, но в измененном времени, и – с точки зрения внешнего наблюдателя – могли достигать скорости более десяти тысяч километров в секунду. Но – могли и не достигать, ограничиваясь какой-нибудь сотней. Или даже десятком… Миниатюрные хроновики, срабатывающие во взрывном режиме, не всегда попадали в такт с пульсацией вакуума. Собственно, только это неприятное своеволие не позволяло ХДП стать идеальным оружием для боя на близких и средних дистанциях. На полигонах их доводили до ума уже лет пять или шесть…

Санька хотел было влепить в поврежденный фрегат ещё пару-тройку снарядов – но тут заметил впереди и внизу, километрах в трехстах, другую группу кораблей: четыре маленьких – таких же, наверное, «Волков» – и что-то большое, громоздкое…

Крейсер! Крейсер, сволочь! Это для того, чтобы он без малейшего риска выбрался из пространства Земли, эскорт из засады расстрелял Пашку. Это для него расчищали дорогу «Волки», один из которых унес с собой Анжелу.

Санька знал, что подойти к крейсеру вплотную ему не дадут. У него оставалось секунды три-четыре реального времени – и восемь снарядов в магазине…

Он дал максимальное ускорение – сорок пять g, – целя кораблем в центр овального силуэта. Крейсер начал боковое скольжение, уходя из-под атаки, а «Волки» попытались закрыть собой, как щитами, дорогу к нему – но Санька обманул их маневром и проскочил буквально в щель, причем вслепую, потому что лазеры били в упор непрерывно, и триполяр почти не успевал обрести прозрачность. А потом оказалось, что заслон уже позади, что «Арамису» бьют в корму и вот-вот разнесут двигатель, что торпеды настигают…

Но все это будет не сейчас. Через секунду. Или даже через две.

А сейчас…

Крейсер был огромен. Он был даже больше, чем показалось сначала. Санька засек по крайней мере двенадцать огневых точек на куполе. Его нащупывали малой мощностью, чтобы потом синхронно встретить полной. Тогда кораблик просто испарится. Но Санька маневрировал резко и непредсказуемо, не позволяя стрелкам как следует прицелиться. Наверное, поэтому на крейсере медлили с пуском торпед….

Потом Санька начал стрелять сам.

Не по огневым точкам. Не просто в купол. У него было очень много времени, и он целился в зализанные утолщения по краям диска – места расположения гравигенов.

Из семи выпущенных им снарядов шесть попали в цель. ХДП наконец проявила себя как достойное оружие.

Каждый снаряд нес в себе двадцать граммов металлического дейтерия и мюонный детонатор. Вряд ли сами по себе такие снаряды могли пробить броню крейсера, рассчитанную на удар в несколько гигаджоулей. Однако при взрыве вблизи работающего гравигена каждый раз возникало мощное гравитационное кольцо, удесятеряющее разрушающий эффект…

Когда две торпеды настигли «Арамиса» и взорвались за кормой, крейсер был уже обречен.

Санька понял, что в него попали, – а чужой корабль стал медленно запрокидываться вверх и уменьшаться, теряя четкость очертаний. Потом появились «Волки» – где-то совсем далеко. Потом стало темно.

Подбитый двигатель «Арамиса» отстрелился сам, и кораблик, потерявший три четверти массы, чиркнул по верхнему слою атмосферы и унесся точно в направлении Луны, имея остаточную скорость тридцать восемь километров в секунду и подчиняясь уже только законам всемирного тяготения. Через четыре часа сорок минут он должен был достичь поверхности спутника – но его успели засечь симпаты «колокольчиков» и передали данные патрулям наверху.

Дрейфующий кораблик был перехвачен марцальским сторожевиком. Пилот пребывал без сознания. Ему оказали первую помощь и быстро, но притом с величайшей осторожностью доставили на базу Пулково, а оттуда в госпиталь. Там он начал приходить в себя…

Вик попрыгал на балке мостика, вернулся к машине.

– Не проехать, – сказал он. – Арматуры вон сколько торчит, а главное – колея наша поуже, завалимся.

Маша это видела и сама.

– Деревню проезжали – там, кажется, была лесопилка. Может, купим досок?

– Угу, – сказал Вик. – И не забыть потом большими буквами где-нибудь на стенке написать: мол, Маша и Вика были тут.

– Не ерничай.

– А ты не говори ерунды… Допустим, найдем мы брод. Наверняка найдем, речка курам на смех. Но какого черта и кто разобрал мост? Это главное, а не как перебраться…

– Ты прав, – сказала Маша. – Скрепя зубы признаю, что ты прав. Что дальше?

– А дальше вон идет абориген. Сейчас спросим. Действительно, на том берегу появился старик с коробом за плечами и большой палкой в руке. Ничуть не удивляясь, он ступил на балку моста, неторопливо прошествовал по ней и остановился перед «зайцем».

– Здравствуйте, – сказал Вик. – Давно здесь такое?

Старик почесал лоб.

– Здоров, бояре. А вы-то сами с откедова будете?

– Да как сказать. – Ответным жестом Вик почесал затылок. – Если по документам – так с одного, если по правде – с другого, а вообще взять – так и вовсе странствуем.

– А по совести?

– Так опять же – смотря по чьей. Ежели по ментовской…

– Это плохо, – грустно сказал старик. – Ментов тут стало видимо-невидимо. Оцепление стояло. Когда ж это?.. третьего дня, кажись. Щас оцепление убрали, а народу незнамого много осталось. Так мы на всякий случай пару мостиков раскидали. Мало ли что…

– Чтоб за черникой не ездили?

– Во-во. Бают, после взрыва её и собирать нельзя. Особенно посторонним-городским. Нам-то все можно, нас ни черт не берет…

– Какого взрыва?

– А подземелье ебнуло. Видать, с той войны ещё оставалось. Глубокое, красного кирпича. Кирпичи далеко разлетелись…

Глава вторая

Превратности службы

18 августа 2014 года

Саудовская Аравия, горы Эш-Шифо

Из Бейрута, где квартировал ближневосточный филиал Комиссии, до Эйлата летели с комфортом, на маленьком чартерном «Пассате». В Эйлате их сначала хотели пересадить на вертолет, но почему-то – Адам не стал вникать почему (все равно довезут, так или иначе, и зачем пытаться понять резоны, почему именно так, а не иначе? – сотрясение тонкого эфира и пережигание нервов) – лететь вертолетом оказалось нельзя, зато нашелся тяжелый глайдер-кунг, с двумя кондиционерами, туалетом и прочими прелестями цивилизации. Четыре часа в пути вместо полутора… оказывается, из-за этого и было столько шума, дыма и стрельбы в воздух. Восток…

Стив и Арсен сразу же завалились на койки, а чуть позже Сигги, выпив две баночки пива, последовала их примеру. Адаму же не спалось. Он вообще не любил спать в движущихся предметах. Уже дважды ему приходилось просыпаться в момент, когда все рушится и горит, и глубоко спрятанное суеверие намекало: вот в третий раз…

Адам думал, что они сразу же двинут в пустыню, но нет: сначала долго скользили над морем, вдоль пляжей, сплошь усеянных курортниками; Адаму показалось, что непосредственно в море купается мало кто, все больше – в бассейнах. Ну и всяческие серферы, мини-глайдеры, яхты, ковры-самолеты… Отели на побережье были просто красивые, красивые дивно и красивые приторно. Пальмы – да и вся зелень – почему-то казались жирными.

Чуть дальше курортная зона резко оборвалась и потянулась мерзость запустения. Здесь тоже не так давно начинали что-то строить, с размахом… а потом кончились деньги. Когда потребность в нефти упала на две трети, а всяческие компьютерно-электронные корпорации, в которые саудовцы и прочие нефтяные шейхи охотнее всего вкладывали денежки, просто исчезли – буквально в одну ночь…

Адаму пришлось покататься по свету, и он хорошо знал, до чего все везде изменилось. Не то чтобы опрокинулось, перевернулось… Больнее всего изменения ударили по Западу, лишив его высоких технологий и хитрожопой финансовой системы, в которой принцип «деньги к деньгам липнут» работал так же, как «правило буравчика» в суперпылесосе. В цене снова были прежде всего золото, сталь, дерево, рабочие руки, хлеб. То, что производилось с помощью марцалов, ценилось дешево, потому что производилось в изобилии и не всегда годилось для повседневной жизни. В первые годы после вторжения почти все были уверены, что кончена не просто прежняя жизнь, а – кончена жизнь вообще. Но потом что-то как-то наладилось – иногда криво…

Европа, например, выстояла, а вот Америка раскололась – на Северо-восток, Юго-запад, Нью-Йорк и Техас. Местами дело доходило до пограничных стычек, но наличие общего врага наверху удерживало горячие головы от чересчур решительных действий. Тем временем Китай, не слишком активно участвующий в отражении имперской агрессии, дрессировал самую большую в мире сухопутную армию…