– Пустил корни… Как грустно, – сказал Кнехт.

– Невыносимо, – поддакнул Барро. – Меня прямо слезы душат. У мутанта тут дом, может, даже семья, дети, все как у людей. И вдруг появляемся мы. И ставим мутанта толстой жопой к теплой стенке. Ужас просто. Но… В свете некоторых обстоятельств… А оно нам надо?

– Это мутант, – напомнил Кнехт и снова кашлянул.

– Нам не дадут нейтрализовать его. Спорим, когда мы наведем полицию на цель, нас выпрут из города. Допустим, мы вызовем группу зачистки – прощальный жест доброй воли, так сказать… Но ребятам лететь сюда верные сутки, а Ортега ждать не будет, поэтому кровавое месиво с активным участием полиции в роли фарша я обещаю. И мутант сбежит, ищи его потом. Не говори мне, что твой план именно такой.

– Поглядел бы я, как нас отсюда выпрут, – сообщил Кнехт безмятежно. – Поглядел бы, да.

– Мы вообще-то свободные люди теперь, – сказал Барро с нажимом. – Что, забыл? Мы работаем за деньги.

Кнехт допил сок и звонко припечатал стакан донышком к столу.

– Пойдемте, коллега, – сказал он.

Барро развел руками и встал.

Когда они вышли, бармен повернулся к компьютеру и набрал номер полицейского участка.

На улице двое привычно взялись за пояса и посмотрели в разные стороны.

– Бармен стукнул, гад, – сообщил Барро. – Ух, солнце какое… Где мои темные очки?

– А вон тот парнишка на роликах – наружник, – сказал Кнехт.

– Ну обложили просто со всех сторон… Где очки мои, неужто я их в отеле забыл?

– Ты их вчера подарил своей прекрасной собутыльнице.

– О черт. Эй, парень! – рявкнул Барро на всю улицу. – Да куда ты так рванул сразу… Хм… Кого бы мне теперь спросить… О, сеньор! На пару слов!

– Что ж вы кричите, сеньор Барро, – сказал молодой полицейский, выскочивший быстрым шагом из-за угла. – Напугали парня на роликах – вон как рванул от вас. Тут не привыкли к крику, место тихое…

– …Респектабельное, – подсказал Барро. – Сеньор, а где бы мне купить респектабельные темные очки?

– Второй квартал налево, лавка Матиаса. Если скажете, что вы от Фернандо, – получите скидку.

– А очки точно будут респектабельные?

– Во всем округе дороже не найдете, – заверил полицейский. – И не кричите так больше, сеньор Барро, люди спят еще. Честь имею.

Когда полицейский убрался обратно за угол, Кнехт сказал:

– Что-то мне это напоминает. Тишина…

– Обычный курорт, – отмахнулся Барро. – Все гуляли до рассвета, теперь спят до обеда. Только мы да стражи порядка на посту. И кстати, прошлым вечером тут было совсем не тихо. Лично я чуть не оглох. И мы еще к морю не ходили, где всякие пляжные танцульки. Ненавижу.

– Вот это точно возрастное, – сказал Кнехт. – Ты работать думаешь?

– Как только куплю очки. Если трудиться из-под палки, то хотя бы в комфортных условиях.

В лавке Матиаса респектабельных темных очков не нашлось, только модные и дорогие. Барро, недовольно сопя, долго перебирал товар. Потом вдруг задумался. Небрежно бросил очередные модные очки в общую кучу. Обернулся к пожилому сонному приказчику, глянул на него в упор и ошарашил вопросом:

– А что, дед, жиды в городе есть?!

Приказчик впал в ступор и ничего не ответил.

– Стукнул дед в полицию, – сообщил Барро, стоя посреди улицы и недовольно озираясь. – И еще кому-то стучит. Ох, сейчас начнется… Бедлам и пандемониум. Весь городишко на уши встанет. Запомнит он нас.

– Ты иногда бываешь невыносим, – заметил Кнехт.

– Очки хочу, – сказал Барро. – И чашку лукового супа.

– Теперь нас пасут двое.

– Через полчаса нас будет пасти все свободное от работы население. Тут-то мы его и понюхаем. Слушай, вот я вижу кафе «Парижский дворик». И думаю…

– А я вижу еще один паб.

– Паб, – согласился Барро и тоскливо зевнул.

Первым делом он как следует напугал официанта.

– Меня зовут Жак Деррида, – доверительно сообщил Барро. – Я, видите ли, француз. А это коллега Ле Бон. Мы прогрессивные мыслители, на гастролях тут. И нам нужен французский луковый суп! Иначе труба!

Юный официант, что-то промямлив, удрал и больше не появлялся. Спасать заведение от агрессивных мыслителей пришел старший смены.

В пабе лукового супа не оказалось. Кнехт взял кружку темного, а Барро, после мучительного раздумья, тоже кружку темного и еще айриш стью.

– Поесть-то надо, – объяснил он.

Вместо миски густой мясной похлебки ему принесли нечто в горшочке.

– Айриш стью?.. – недоверчиво спросил Барро.

– Как заказывали, мсье Деррида, – заверили его.

Барро осторожно приоткрыл крышечку, заглянул в горшочек, принюхался, хмуро огляделся по сторонам и сказал:

– Ты не поверишь, коллега, но тут все, включая шеф-повара, уверены, что это именно айриш стью. Что оно такое вот.

Кнехт тоже заглянул в горшочек, принюхался и поставил диагноз:

– Еда.

Барро отхлебнул пива и запустил в горшочек вилку. Некоторое время он жевал, а потом сказал:

– Чертовски не хочется работать.

Кнехт в ответ только фыркнул.

– Чертовски не хочется, – повторил Барро.

Он воткнул вилку в горшочек, встал, упер руки в боки и повернулся всем телом из стороны в сторону. Вышел из-за стола, сделал несколько шагов вперед, потом в сторону. Официанты, сгрудившись у барной стойки, опасливо наблюдали за его эволюциями.

Барро покрутился на месте, вернулся к столу и в два глотка допил пиво. Отошел к окну и уставился на улицу.

– Я ж тебе говорил – паб, – сказал Кнехт.

– А я что, упирался?.. Какая прелесть эти маленькие респектабельные городки… А помнишь тот поиск в Эл-Эй? Когда у меня шкура облезла на нервной почве? Три месяца ни малейшего следа! Ужас.

– Это ты не застал поиск в Москве. Вот где мы застряли намертво. У некоторых из наших там сейчас дети растут.

– Подумаешь, дети. Что это доказывает?

– Что там много красивых женщин и очень сильный фон. Мы просто не могли работать.

– Из-за женщин? – Барро по-прежнему смотрел в окно.

– Из-за фона. Нюхач брал мутанта со ста метров, не дальше. Поэтому у русских нюхачи считались простыми операторами, вот как я. И тут мы приперлись, крутые, учить их вздумали. А они только смеялись над нами.

– Это меня в Москве не было, – надменно заявил Барро, возвращаясь к столу. – А что у них так фонило?

– Русские, – сказал Кнехт просто. – Ну?..

Барро почесал в затылке.

– Пойдем. След очень приличный. И между прочим, ты прямо на нем сидишь.

– Я знаю. – Кнехт кивнул с самым невинным видом. – Я нарочно тут сел. А то ведь ты с похмелья ни черта не соображаешь.

– Скажи еще, что разобрал характер следа, ты, прогрессивный мыслитель. – Барро обиженно надулся.

– Нет, но я могу судить по твоей реакции. Научился за столько-то лет. Сюда захаживает один из посредников, верно?

– Пойдем… Командир, – сказал Барро.

По улице Барро шел медленно, всем своим видом показывая, как он вял, ленив и расслаблен. Кнехт держался чуть сзади и сбоку. Барро часто останавливался, разглядывая витрины лавок и магазинчиков, вдруг сворачивал в переулки и тут же возвращался, один раз надолго встал у ничем не примечательной скамейки, потом взялся рассматривать пальму, да так пристально, будто вот-вот на нее полезет. Кнехт покорно сопровождал нюхача.

Это выглядело как сосредоточенная работа, как поиск следов на местности. Это и было работой, только на самом деле Барро ничего не искал. Общее направление он и так вычислил, теперь ему нужно было узнать как можно больше деталей. И информация сама шла к нему, стекаясь со всех сторон. Люди глазели на удивительного чужака, прячась за занавесками и тонированными стеклами окон, дверей, витрин. Люди знали, что чужак ищет «урода». Это настораживало и завораживало. А когда он заинтересовался «жидами», это просто ошеломило. Слух разнесся по городку мгновенно, и теперь каждый считал долгом как следует рассмотреть чужого.

Помимо синяка под глазом, в нем не было ничего особенного. Бесформенная цветастая рубашка с короткими рукавами, белые тонкие брюки, белые легкие туфли. Так же был одет его лысый приятель, только брюки и туфли он носил бежевые.

Два беспечных оболтуса средних лет, которые вчера напились и подрались. Такие не задерживаются на ретрокурортах. Здесь для них слишком тихо и дорого. Побродят денек-другой, вспомнят милые города своего детства, повздыхают об ушедшей эпохе, опять напьются и наконец уедут туда, где современно. Уберутся в большой мир, где шумно и быстро, где повсюду в воздухе плавают голограммы, а сам воздух так накачан рекламными запахами, что не продыхнешь.

Опасный мир, породивший мутантов, потом долго истреблявший их, теперь добивающий выживших, но так и не ответивший на главный вопрос – правильно ли это.

Странный мир, так и не ответивший ни на один из множества главных вопросов, включая самый главный – зачем это все.

Загадочный мир, который сто раз мог погибнуть, но все еще как-то держался, с каждым днем усложняясь и усложняясь, порождая очередные страшные угрозы, смело преодолевая их и тут же создавая новые на пустом месте.

Эти двое были оттуда. Они не мечтали сбежать отдышаться на тихий островок спокойствия, как нормальные курортники. Нет, они просто заглянули сюда и скоро уберутся.

Поскорее бы.

Солнце поднималось выше, и все сложнее было идти по теневой стороне улиц – она таяла на глазах. Но Барро по-прежнему брел в известном только ему направлении, а Кнехт невозмутимо шагал рядом.

Вдруг Барро резко остановился, помотал головой и огляделся пустыми глазами.

– Не переигрывай, – попросил Кнехт. – Ну?

– Картина в целом ясна. Надо бы группу сюда вызвать прямо сейчас, – сказал Барро, озираясь. – Для очистки совести хотя бы. А с другой стороны – какой смысл? Они не успеют… Черт возьми, опять паб! Это уже просто неприлично. Местные подумают, будто я – айриш-алкоголик.

– Не похож. На айриша.

– Но поесть-то надо, – сказал Барро и быстро нырнул в дверь.

В пабе он тем не менее решительно потребовал текилы, а про еду даже не вспомнил.

Кнехт ушел в дальний угол, там присел на диван за низеньким столиком и взялся за свой коммуникатор.

Барро принес от стойки не рюмку текилы, а бутылку. Кнехт неодобрительно поглядел на емкость, но промолчал.

– Маскировка, – объяснил Барро, посыпая сгиб ладони солью. – Уж если играть алкоголика, то надо убедительно. Налить тебе на два пальца?

– Нет. – Кнехт сосредоточенно водил пальцем по экрану коммуникатора.

Барро лизнул соли, выпил и, жуя дольку лайма, отвалился на спинку дивана.

– Только не вздумай прямо сейчас вызывать подмогу и вообще разводить аларм, – сказал он. – Сначала поговорим.

Кнехт недобро прищурился.

– А не пойти ли тебе… Поискать лукового супу? – спросил он.

– Нет, – отрезал Барро. – Оставь в покое свой ком и выслушай меня. Есть идея. Плодотворная дебютная идея.

– Опять?!

– Но в прошлый-то раз получилось.

– А в позапрошлый мы драпали – только пятки сверкали.

– Я тогда перестарался, виноват. Но в прошлый-то… А?

– Не мое это, – сказал Кнехт. – Не мое амплуа. То есть я могу, но не получаю никакого удовольствия.

– Ты просто стесняешься признать, что в тебе погиб великий актер, – настаивал Барро. – Давай по маленькой – и все обсудим!

Он принялся разливать текилу. Кнехт убрал коммуникатор на пояс и с обреченным видом взялся за солонку.

– Я так понимаю, мы влипли, – сказал он. – И выхода нет. И ты хочешь сначала подстраховаться.

– Ты еще не знаешь, насколько мы влипли. А когда узнаешь, сразу примешь мой план действий, – пообещал Барро.

– Чего я не знаю? Ну, коллега, прозит.

– Ничего. Коньо, коллега.

Кнехт прожевал закуску и сказал:

– Я не знаю одного: имени. А вот степень угрозы…

– Порядок цен, – перебил его Барро.

– Рановато тебя сегодня развезло, – сухо произнес Кнехт.

– Да пойми же наконец, коллега, мы больше не служим. Мы работаем за деньги.

– Я – служу, – холодно сказал Кнехт.

Подумал и добавил:

– А ты как хочешь.

Барро поймал его за пояс и дернул вниз. Кнехт, который уже вставал, неловко сел обратно на диван.

– Спокойно, спокойно, коллега, – сказал Барро. – Я вспомнил: после того, как я показал тебе свой коронный удар в горло, ты показал мне свой коронный удар в глаз. Счастье, что промазал. Давай сегодня обойдемся без этого. И завтра. И вообще.

– С чего ты взял, что у нас будет завтра и вообще? – буркнул Кнехт.

– Ни с чего. Можем погибнуть уже сегодня. Надо, конечно, постараться, чтобы этого не случилось, но… В общем, у нас тут клиент на миллион. Да-да, подбери челюсть, на миллион. Нам этих денег не видать по-любому, но приличные комиссионные я добуду. За моральный ущерб, так сказать. Чтобы потом наши сыновья не говорили: мол, их геройские отцы сдохли отважными голодранцами…

– Ты уверен?..

– Я тоже, как и ты, не знаю имени. И это все, чего я не знаю.

Кнехт начал отгибать пальцы.

– Марио. Роза. Алекс. Владимир…

– Дастин, – закончил Барро. – Только не старина Дасти. Он бы засек нас первым и пришил лично, еще вчера. Просто из любви к убийству. И рванул бы дальше на юг.

– Да ладно тебе, – сказал Кнехт. – Как же, убил меня один такой. Я тоже люблю убивать всякую сволочь… Черт побери, что мы натворили. Мы наверняка вспугнули его. Он должен был унюхать нас прямо с утра. Сколько осталось времени, как ты думаешь?

– Часа два-три. Он не может сорваться из города сразу, колеблется. Что-то его тут держит, и крепко держит. Но постепенно он соберется с духом и либо удерет, либо сам пойдет на обострение.

– Там? – Кнехт ткнул большим пальцем за спину.

– Я тобой горжусь, коллега. Пятьсот метров и немного вверх. Второй этаж, думаю. Ну, еще по маленькой? Чисто для куражу.

– Ни в коем случае. – Кнехт снова взялся за коммуникатор. – Одного не понимаю – если он тут обустроился и зажил нормально, то как позволил себя засветить?

– Вот так и позволил, – отмахнулся Барро. – Потому что обустроился и расслабился. Не такие уж эти ребята монстры и мастера. Я был не слабее Розы или Марио. И я тебе говорю: десять человек, двадцать взять под контроль – это еще куда ни шло, да и то с перепугу или когда очень надо. Но в масштабах города даже уникум вроде Дасти может только задавать тенденции. Полегоньку капать людям на мозги день за днем. Спорим, это идея мутанта насчет ретрокурорта. Десять лет назад здесь была просто зона отдыха. А вот пять лет назад…

– Марио, Роза, Алекс?

– Пустой разговор. Каждый из них был в той или иной степени повернут на покое и тишине. Я тоже люблю, когда тихо. Это нам ничего не даст. Пожалуй, не Алекс. Уж своего любимого тренера я бы сразу вычислил.

– Ладно, – сказал Кнехт. – Вызываю группу.

– А смысл? Впустую дернешь ребят, у которых и так полно работы. Им сюда добираться сутки минимум.

– Если упустим клиента – двинут по горячим следам.

– Без толку, это я тебе как нюхач говорю.

– А что ты предлагаешь?

– По маленькой, – сказал Барро. – И пойдем вышибать из жидов наши комиссионные.

– Ты знал?.. – Кнехт сделал большие глаза. – Я думал, ты наобум ляпнул…

– Просто совпало. – Барро усмехнулся. – Даже не догадывался.

– Вызываю группу, – повторил Кнехт.

– Да хоть всю Шестую Миротворческую Бригаду. Толку-то. А что, вызывай. Давно я наших не видел. Соскучился.

С этими словами Барро потянулся к бутылке.

На вывеске было написано: «Ландау и Ландау. Консультанты». У дверей скучали двое молодых полицейских, делая вид, что стоят тут просто так, без дела.

– Во напугались-то, – сказал Барро. – Эй, ребята, посторонись.

Полицейские деревянно шатнулись в разные стороны и, когда дверь закрылась, встали на прежнее место.

– А чего мы тут?.. – спросил один.

– Да черт его знает, – ответил другой.

В приемной гостей прямо с порога обволокла уютная прохлада и окружила сдержанная роскошь. Хватало одного взгляда, чтобы понять – с местными тут не работают. Консультанты Ландау и Ландау давали ответы на такие вопросы, о существовании которых простой человек даже не подозревал.

Именно в этих вопросах – как незаметно управлять людскими массами к своей выгоде и общему удовольствию – хорошо разбирались беглые мутанты, те, что «из списка». Это было их призвание: влиять на людей.

Умиротворять.

Барро повелительным жестом осадил секретаршу – та уселась за свой стол и принялась что-то резво печатать. Кнехт отворил дверь в кабинет.

За дверью обнаружился стильный интерьер, а в нем – холеный красавец средних лет.

– Ландау хочу, – сообщил Барро.

– Давид Ландау к вашим услугам, господа, – произнес красавец с достоинством. – Присаживайтесь.

– Сам присядь, – сказал Барро. – И не болтай.

Красавец послушно уселся и замолчал. В приемной раздались торопливые шаркающие шаги.

– А вот и правильный Ландау! – Барро довольно потер руки.

В дверях появился седой мужчина, не старик на вид, но с заметной усталостью в глазах.

– Абрам Ландау, консультант. С кем имею честь?..

– Томас Торквемада, – весело представился Барро. – Налоговый инспектор!

– Доктор Геббельс, – хмуро сказал Кнехт. – Травматолог.

У Ландау-старшего голова ушла в плечи и забегали глаза. Барро и Кнехт молча ждали. Наконец консультант взял себя в руки, более-менее распрямился, посмотрел на притихшего Давида и хрипло спросил:

– Парня-то моего за что?..

– Не волнуйтесь, он просто дремлет, – сказал Барро. – И ему снится то, что он больше всего любит: большая куча денег. А мы поговорим. Коротко и конкретно. Мы ведь с вами деловые люди, верно? Компетентные и не жадные, ага?

Кнехт подошел к Ландау вплотную и мимо него уставился тяжелым взглядом в приемную, где секретарша интенсивно работала с документами. Ландау оперся плечом о косяк, опустил глаза и, глядя в пол, выдавил:

– Валяйте.

– Люди по-разному относятся к мутантам, – сказал Барро. – Некоторые им втайне симпатизируют. Ну, понимаете, естественное сочувствие гонимым и несчастным. Есть даже единицы, которые им по доброй воле помогают. А знаете, кого нет? Нет людей, которые сочувствуют тем, кто наживается на мутантах. Таких ненавидят.

– Чего вы хотите? – прошептал Ландау.

– Беглый мутант не может сидеть без дела, – продолжал Барро, словно не слыша. – Не может не проявлять свою сущность. Там, где мутант есть, он будет изменять мир. Иначе он не мутант. Но когда он в бегах, когда прячется от погони, ему нельзя действовать напрямую – он же сразу засветится. Нужны посредники. И такие, конечно, находятся. Ловкие, деловитые, умные посредники. Они знают, что мутант, по обычным человеческим меркам, безумен. Ему не надо денег – была бы крыша над головой, не надо славы… Нужно только занятие. Нужно, чтобы кто-нибудь говорил с его голоса. И таким образом изменял мир. В ту сторону, в которую нужно мутанту. И тогда все довольны. Не правда ли?

– Сколько? – спросил Ландау. – Сколько, черт вас побери?

Кнехт щелкнул пальцами. Ландау испуганно отпрянул в сторону. Появилась секретарша и протянула боссу ладонь. На ладони был коммуникатор.

– Всего лишь сто тысяч, – сказал Барро. – По договору об оказании консультационных услуг, хе-хе. И тогда мы с доктором Геббельсом никому не расскажем. Ни-че-го.

– Какие гарантии?

– Слово, просто наше слово.

Ландау молчал, раздумывая. Кнехт хмурился. Барро улыбался.

– Знаете, молодой человек, не расслышал ваше имя…

– Торквемада. Томас Торквемада.

– Знаете, молодой человек… – Ландау наконец-то нашел силы поднять глаза на Барро. – В истории моего народа много черных страниц, это всем известно. Но самые черные – те, на которых записаны имена предателей. Имена иудеев, которые продавали своих. Выдавали соплеменников на расправу…

– Да-да, – перебил Барро. – Вас, например, предали Голдберги. Виноват, что не сказал раньше, но я это только сейчас разглядел. Голдберги решили так нагадить конкурентам. Все как обычно, ничего личного. Просто гешефт.

Ландау от этой новости вяло отмахнулся. Он и так много сил тратил на то, чтобы говорить. Старику было страшно рядом с этими двумя, и противно было, и он боялся вызвать их гнев – но еще больше он хотел высказаться до конца.

– Вы же нюхач, молодой человек, не правда ли? И ваш товарищ, он ведь тоже из этих… Истребительная Бригада. Скажите, вы оба, что вы чувствуете, когда… Как это у вас называется… Нейтрализуете мутанта? Идете по следу, а потом убиваете его?

– Счастье, – сказал Кнехт.

– Стыд, – сказал Барро.

– Ну, хоть одному из вас стыдно… – Ландау прижал по очереди пять пальцев к экрану коммуникатора, потом мазнул электронной машинкой по плечу, где был вживлен чип. Коммуникатор пискнул.

– Забирайте свои тридцать сребреников. А теперь разбудите Давида и уходите.

Барро небрежно щелкнул пальцами в сторону младшего Ландау. Тот всхрапнул, дернулся и принялся тереть глаза.

– Вы не поняли, – мягко сказал Барро. – Когда я говорил про стыд, я имел в виду совсем другое. Мне мучительно стыдно того, что еще один из наших – предатель.

– Но в чем они провинились?! – шепотом вскричал Ландау.

– Да как обычно. В том, что родились на свет.

Полицейских у дверей было уже трое.

– Ребята, – сказал Барро. – Выручайте. Я хочу солнечные очки «Рэй-Бэн», классическую модель «Предэйтор». И я хочу французский луковый суп-пюре. Где?!.

Прежде чем полицейские собрались с мыслями, Кнехт крепко взял нюхача под руку и потащил за собой.

– Мы в паб? – с надеждой спросил Барро. – Мне нужна передышка.

– Десять минут. И максимум одна выпивка.

– Пятнадцать и две!

– Двенадцать с половиной и полторы! За что ты торгуешься?! – на полном серьезе возмутился Кнехт. – Ты хоть понимаешь, за что торгуешься?

– За свое здоровье.

– Уйдет ведь! В любую секунду уйдет! И ищи потом!

– Никуда она не уйдет. У нее тут дочь растет.

Лицо Кнехта вытянулось.

– Роза…

– Ага, Розита. Дочери примерно лет пять. Это многое объясняет, не правда ли? Роза дезертировала уже беременной. И этот город она обустраивала под свою девочку, для нее, ради нее. Точно такой же городок, в каком выросла сама. Хотела для малышки безмятежного детства. Вот что ее здесь держит – весь город. Если у Розы не хватит духу сбежать, она будет обороняться, не жалея никого. Нам придется идти к ней по трупам.

– Нас запросто подстрелят, – сказал Кнехт деловито. – Она стянет к дому всю полицию. Нарочно не попадут, но я боюсь случайной пули.

И тут же добавил:

– Интересно, кто отец?

– Точно не я! – Барро неумело перекрестился.

– Уже легче. И не я.

– Уже легче. А ты уверен?

– Категорически, – заявил Кнехт и тоже перекрестился. – А ты уверен?

– Абсолютно.

– Это хорошо. Но что делать? Ребенок!

– Я знаю, чего не надо делать, – твердо сказал Барро. – Не надо делать проблемы. Девочка скорее всего тоже мутант. Неучтенный, вне списка. То есть от десяти тысяч до плюс бесконечности, смотря по результатам экспертизы. Поскольку это отродье Розиты, я оцениваю девочку в районе миллиона. Сам понимаешь, никто на свете не заставит меня убить ребенка, который стоит миллион!

– Черт побери! – воскликнул Кнехт. – Как хорошо, что мы теперь работаем за деньги!

Они ввалились в паб и с порога заказали виски.

– Самую дорогую отраву, какая есть! – распорядился Барро. – И много льда!

Кнехт взялся за коммуникатор.

– План такой, – сказал он. – Розу нейтрализуем. Девчонку глушим, берем под мышку и делаем ноги. Я сейчас отправлю доклад по полной форме и попрошу, чтобы выслали прикрытие и экспертов. Нам понадобится та еще поддержка. Ближайшие несколько часов за нами будет гоняться вся полиция континента. Пока не докажем, что брали мутантов, и командование Бригады не утрясет все формальности… Значит, сейчас угоним машину, двинем к Розе, потом рванем к аэродрому, там угоним самолет – и полным ходом на север.

– Ты прямо гангстер, – усмехнулся Барро. – Только не перевозбудись.

– Я прямо будто снова на службе, – поправил его Кнехт.

– Вот на службе ты и вел себя как чистый гангстер. Цель оправдывает средства, ага?

– Что не так? – насторожился Кнехт.

– Давай выпьем, – сказал Барро.

– Не задерживай. Что не так?

– Допустим, у меня предчувствие. Веришь?

– Какое еще предчувствие?! Чего ты вдруг сдулся? Сюда направляется лейтенант Ортега, верно? Да и черт с ним!

– О да, тут я согласен, черт с ним… – Барро поднес стакан к губам – и опустил. – Не верится, что это может быть моя последняя выпивка.

Кнехт укоризненно поглядел на нюхача, взял стакан, демонстративно проглотил виски будто воду и продолжил возню с коммуникатором.

– Ага, вот вы где! – донеслось от дверей. – Эй, вы, двое!

Кнехт на окрик никак не среагировал. А Барро снова поднял стакан и сказал:

– Ну, за то, чтоб не последняя!

К столику подошел лейтенант в сопровождении аж четверых полицейских.

– Сеньоры Габриель Барро и Эгон Эрвин Кнехт. Вы задержаны. Будьте добры сдать оружие и проследовать с нами в участок. Фернандо, зачитай сеньорам их права.

– За что задержаны-то? – лениво спросил Барро.

– Там сообщим.

– Обязаны на месте.

– Да черта с два, тут вам не Европа. Стволы на стол! Будете выпендриваться – пойдете в наручниках.

Коммуникатор Кнехта сыграл бравурную мелодию.

– Готово, – сказал Кнехт, убирая машинку на пояс. – Лейтенант, я что-то пропустил? Как дела? Хотите с нами выпить?

– Стволы на стол! – прошипел лейтенант.

– Мы задержаны, коллега, – лениво сообщил Барро. – По обвинению в разжигании межнациональной розни. Часика три придется в участке посидеть минимум, а то и до завтра проваландаемся.

– А все ты со своими жидами! – рявкнул Кнехт.

– Ага, – согласился Барро. – Допрыгался, националист проклятый. Это у меня в генах: кастильская кровь.

– Да я вообще генетически – фашист! – заявил Кнехт.

– И я фашист!

Полицейские, дружно отвесив челюсти, наблюдали, как внутри пары идет непонятная борьба. Полицейским, даже самоуверенному лейтенанту, очень не хотелось связываться с этими двумя. Будь их воля, они бы вообще плюнули и ушли от греха подальше. Но что-то их тут держало. А лысый и лохматый увлеченно общались. Лысый нажимал, лохматый выкручивался.

Они пытались договориться – и никак не могли. Им надо было решить нечто очень важное, и от их решения зависело сейчас множество жизней. Полицейские чувствовали это и все медлили вмешаться.

Ведь кто его знает, о чьих именно жизнях шел спор.

– Да просто сволочь ты, а не фашист, – сказал наконец Кнехт устало. – Обычная сволочь. Эй, лейтенант, пошли в участок. Надоело ломать комедию. Было бы перед кем.

Их посадили в зарешеченные каморки и оставили в покое. Сказали, пока адвокаты не придут, тут посидите тихонько. Забрать оружие и коммуникаторы у них забыли – Барро решил, что это будет чересчур. Двое задержанных могли покинуть участок в любую секунду. Но они сидели, разделенные толстой решеткой, и молчали.

Первым не выдержал Барро.

– Извини, коллега, – сказал он. – Простишь ли ты меня когда-нибудь, сволочь этакую?

– Заткнись, пижон волосатый, – ответил Кнехт. – Актеришка.

– Я ведь ради общего дела стараюсь.

– Хорошо стараешься – подвел в самый важный момент!

– А если у меня предчувствие?!

– Нострадамус хренов.

– А что я могу?.. Я же не нарочно… С предчувствием, знаешь ли, не шутят!

– У тебя всегда предчувствие, когда пахнет дракой. Кассандра ты несчастная.

– Может, поэтому мы до сих пор живы? – спросил Барро вкрадчиво. – Я не боюсь драки, я боюсь нелепой безвременной гибели.

– Господи! – взмолился Кнехт. – Как было легко с этим уродом, когда мы служили! И как невыносимо трудно сейчас! За что, за что мне такое наказание?!

– Этот урод сегодня заработал тебе полсотни тысяч, – напомнил Барро. – Деньги буквально упали с неба на твой расчетный счет.

Кнехт фыркнул и отвернулся.

– Ну и ладно, – сказал Барро. – Тебе, допустим, все равно, ты у нас святым духом питаешься, а вот твоя супруга меня точно похвалит. Она меня ценит, не то что некоторые. Она верит, что у меня бывают предчувствия. Хотя ни разу не ходила со мной на операцию.

– Если бы она сходила с тобой на операцию, ты бы сейчас лежал в гробу, – отрезал Кнехт. – Она бы оторвала тебе башку за один-единственный твой типичный выкрутас.

– Кстати о выкрутасах. Я не могу тебя заставить, ты знаешь, я могу только просить. Так вот, умоляю, когда Роза придет на нас посмотреть, не вздумай стрелять в нее. Шанс попасть у тебя будет процентов десять, а если промажешь, она точно из города сбежит. И нам тоже придется бежать отсюда, а я что-то устал сегодня.

– Да я и не собирался в нее стрелять. – Кнехт снова фыркнул. – Другие найдутся.

– Вот и замечательно.

– Да я честно не собирался.

– Вот и замечательно, – повторил Барро. – А то очень неустойчиво все. Я верно понял, ты запросил нам прикрытие и экспертов, но группу не отзывал? Извини, я правда устал…

– Успокойся, – сказал Кнехт. – Провидец фигов. Группа уже в пути. И теперь ребята знают, кого мы им тут сосватали.

– Ну вот и не спугни клиента.

– Я буду мил и ласков, – пообещал Кнехт. – Ибо что еще мне остается, когда напарник отказывается работать?!

– Через сутки здесь высадятся двадцать бойцов и проведут нейтрализацию. Так мы и долг свой выполним, и останемся живы-здоровы, и будем даже при некоторых деньгах. Если не спугнем Розу. Теперь объясни: что я сделал неправильно?!

– Да все ты сделал правильно… Но мне почему-то очень хочется снова дать тебе в глаз! – рявкнул Кнехт и закашлялся.

Барро улегся на жесткий топчан и закинул руки за голову.

– Работаю приманкой, – сообщил он. – В который уже раз, надоело до чертиков. То ли дело с этими жидами, лихо мы их сделали. Знаешь, отчего так популярен рэкет? Да просто им может заниматься любой кретин. Вот вроде меня. А я сейчас, вместо того чтобы лопатой грести деньги, лежу и работаю наживкой на акулу…

– Слышь, ты, наживка, – позвал Кнехт. – Я все забываю тебе сказать. Ты опять наврал про мутантов, будто они сами родились на свет. Зачем? Мне не нравится этот миф. В него и так уже верит каждый второй. А скоро поверят все.

– Это большой миф. – Барро потянулся всем телом. – Он красивый, трагический и по аналогии понятный любому кретину. Он ведь списан с бытующих мифов. Вон с того же еврейского.