Конечно, Пес не отказался бы пальнуть из музейного вида фальконета. Увы, без пороха это было невозможно, а экспериментировать с «жидким порохом» земного производства Пес не рискнул – можно ведь и без головы остаться... Однако желание выстрелить хоть из чего уже овладело праздной душой пана Станислава.

Он почти бегом переместился на корму, к автоматическому гранатомету.

В отличие от флуггерной лазерпушки это было обычное пехотное оружие.

Пес не имел практики обращения с подобными. Полных два часа, благо время у него было, он потратил на изучение, разборку и чистку убийственно запущенного агрегата.

Судя по всему, сирхи стреляли из него, и немало, но заботой о железяке себя не утруждали. (Да и вообще, земные представления о врожденной чистоплотности кошачьего племени к сирхам были явно неприменимы – об этом свидетельствовала, в частности, и густо устланная линялой шерстью кают-компания.)

Гранатомет достался Песу с переклиненным механизмом автоматики и невыстреленным унитаром.

«Не исключено даже, – меланхолично подумал инженер, – патрон заклинило в том бою, который стал для броненосца роковым. А может, и сам бой стал роковым именно оттого, что оружие заклинило в самый ответственный момент и неведомый враг ворвался на борт...»

Труды инженера принесли плоды.

Перебранный до последней пружинки и прилежно вычищенный гранатомет был торжественно оснащен свежей двадцатизарядной лентой, принесенной из трюма.

Исходя из градуировки прицела, эффективная дальность стрельбы составляла три с половиной километра.

Чтобы не нервировать капюшонов стрельбой в воду, Пес прицелился в скалу, которая одиноким зубом возвышалась над расплывшейся песчаной дюной в полукилометре от берега.

Переключатель режимов стрельбы он благоразумно выставил в положение «очередь по три».

Поэтому, когда он дернул за спусковой рычаг, скорострельный монстр сожрал только три гранаты, а не сразу пол-ленты.

Поскольку Пес не принял поправку на ветер, а расстояние было всё-таки заметным, очередь легла метров на тридцать левее цели.

На месте взрывов взметнулись песчаные султаны.

Спустя несколько секунд долетело барабанное «бум-бум-бум». С характерным звоном мелкие осколки рикошетировали от скалы.

«Машинка что надо... Из такой можно... да что угодно. Хоть бы и стадо капюшонов в мясной полуфабрикат переработать... А что? Развернуть орудие... Конечно, практического смысла в этом мало. Сбежать они мне всё равно не дадут. Расстреляю пятерых, ну пусть десяток, а сколько их там, в океанских далях еще? И ведь наверняка мстительные, как дэвы!» – лениво размышлял Пес.

Но дело было даже не в рациональных аргументах вроде «есть смысл», «нет смысла». И не в этических соображениях. Пес не испытывал жалости к негуманоидам (да и к гуманоидам испытывал ее отнюдь не всегда). А в том, что Песу было любопытно. Страстно желал он узнать сокровенный смысл происходящего. Зачем умные морские капюшоны затеяли всё это? Ведомые какими планами спасали его, кормили, транспортировали?

Пес учился быстро. Он нашел на прицеле верньер ввода поправок, подкрутил его сообразно своей интуиции, прицелился вновь.

Вторая очередь легла в основание скалы, вырвав из нее несколько порядочных отломков.

– Э-ге! – обрадовался Пес.

Оставшихся в ленте зарядов ему как раз хватило на то, чтобы целиком удалить скалу из рыхлой десны прибрежной дюны.

Пес настолько увлекся стрельбой, настолько был упоен новой ребяческой забавой, что не замечал ничего вокруг.

Он поглядел в сторону моря, лишь когда расслышал в наступившей тишине негромкий ритмичный плеск.

– Это, надо полагать, аплодисменты? – Пес скользил взглядом по штрихованным всхолмьям желтых капюшоньих тел. Те, выбравшись из воды «по грудь», восторженно колотили щупальцами по налитой солнцем волне.

* * *

Прошло два дня.

Пес отменно освоился на броненосце. Теперь он знал все его закоулки и мог по памяти перечислить содержимое многочисленных ящичков, корзин-кранцев, лубяных тубусов и шкафчиков.

Ему даже начало казаться, что он сам спроектировал этот корабль. И более того – построил...

Жизнь его, как рассеченный лихим пехлеванским палашом арбуз, развалилась строго напополам – «до броненосца» и «на броненосце». И первая ее часть, та самая, которая «до», с каждой секундой казалась всё более ирреальной, всё дальше уплывала куда-то в туман небытного.

Не теряя времени даром, Пес заделал прорехи, через которые дожди подтапливали котельное отделение корабля.

Дрова быстро высохли на крепком морском ветру, и Пес перенес их вниз, сложив аккуратными поленницами вокруг топок.

Пану Станиславу удалось разжечь топки, развести пары и, спустя полтора часа, он недрожащей рукой повернул главный вентиль.

Весь корабль – от транца до ростральной фигуры сирха – отозвался разнобоем новых звуков. Он скрипел, потрескивал, кудахтал, ныл и, кажется, даже смеялся тихим кашляющим смехом (это клокотала вода в трубах).

Пес опрометью выбежал на палубу, где его ждало отрадное зрелище: колеса, чьи шлицы даже в самом нижнем положении еле-еле касались воды, начали свое медленное вращение, оглашая окрестные бухты хриплым визгом.

«Надо бы смазать!» – по-хозяйски подумал Пес.

Остаток дня он провел в беличьих метаниях по судну. Тут заделать, там замазать, здесь трап этот дряхлый подновить...

Зачем чинить трап, Пес не мог толком объяснить даже самому себе.

К ночи он так умаялся, что заснул прямо в машинном отделении, положив голову на плоский ящик из-под треноги гранатомета.

Сон его был тревожным. Видения лавинами сменяли друг дружку: из детского сада имени Сахаджа Барбази он, как был в школьном комбинезончике и красной шапочке отличника, перемещался прямо в сияющий перламутром огней бар станции «Боливар» на Церере, прямехонько за столик к конструктору Эстерсону, чтобы вставить какую-нибудь глубокомысленную фразу в бесконечный разговор, а оттуда, непонятно где сменив платье, перелетал в эпицентр экзаменационной кутерьмы, под своды Краковского политехнического, в руке – фломастер, под локтем шуршат тестовые задачи, над плечом нависает сердитый пан экзаменатор...

Его разбудил грохот обрушившейся поленницы.

Броненосец заскрипел всем корпусом. Где-то совсем рядом теперь слышался певучий плеск волн.

«Прилив», – сообразил Пес.

Затем последовал еще один толчок, мощнее прежнего, и размаянный сном инженер едва удержался на ногах.

«Да что тут вообще творится?!»

Он выбрался наверх, в глухую предутреннюю ночь.

Далеко на западе закатывалось за горизонт яркое звездное скопление Тремезианский Лев. Почти точно в зените светился спутник Фелиции со смешным именем Ухо-1.

Солнце еще только собиралось всходить, почти ничем, за исключением тонкой белесой нити на востоке, не обнаруживая своих намерений.

Пес оперся о планширь и заглянул под правый борт.

Воды заметно прибыло. Теперь волны цепляли ватерлинию.

Капюшоны, и это Пес заметил сразу, тоже интересовались ватерлинией. По крайней мере в окрестностях броненосца их было не менее десятка.

Их великанские щупальца, при виде которых у Песа, невзирая на все новорожденные дружеские чувства, всякий раз мороз пробегал по коже, шарили по днищу и бортам парохода, как бы обнимая его.

Рывок...

Теперь Пес понимал – это капюшоны перемещают корабль.

«Пытаются, что ли, снять с рифа? Хотят, чтобы я проявил себя как полноценный мореход? Очередное развлечение изобрели?»

Прибывающая вода помогала капюшонам. Спустя полминуты массивная, казавшаяся неподъемной туша корабля вдруг качнулась на нос и ловко заскользила вперед. Хрустело коралловое крошево, скрежетала медь.

Пес видел, как целая чащоба щупалец, обвив железные шипы на баке, энергично помогает кораблю.

Наконец корма грузно плюхнула в воду, громыхнул сорвавшийся со станка фальконет, и инженер понял: корабль свободен.

«Ни минуты покоя... Прямо „Остров сокровищ“ какой-то...» – подумал Пес, припоминая книгу из своего далекого и странного двуязыкого детства.

* * *

Солнце стояло высоко.

Пес развел пары, и теперь броненосец, проворно шлепая шлицами колес, шел за стадом капюшонов на север.

Зачем шел? Пес не знал. Он просто включился в эту игру с неясным (да и существующим ли в принципе?) выигрышем, по правилам которой нужно было делать то, чего хотят капюшоны.

Штурвал корабля находился на юте, на возвышающемся мостике. С точки зрения мореходства это было не очень-то удобно. Пес предпочел бы стоять за штурвалом на главной надстройке, в том самом месте, где сирхи водрузили свою культовую лазерпушку. Обзор оттуда по курсу корабля был значительно лучше.

Однако Пес понимал, чем обосновано решение сирхских архимедов. Дело в том, что устроить надежную передачу усилия от штурвального колеса на перо руля не так-то просто. Чем ближе к корме стоит штурвал, тем надежнее сцепка.

В этом архитектурном неудобстве, однако, был для Песа и приятный момент. Штурвал находился в нескольких метрах от лаза в котельное отделение. А поскольку должности штатного кочегара и капитана на этом судне были вынужденно совмещены, такое расположение значительно сокращало маршрут Песа между рабочими местами.

К счастью, топки у броненосца были достаточно приемистыми, а автоматический клапан перепуска избыточного давления – исправен.

Характер побережья тем временем изменился.

Скалистые горы, которые давеча Пес разглядывал, подступили к самой воде. Они дерзко вдавались в океан, образуя эпической красоты мыс.

Капюшоны явно держали курс на траверз этого мыса.

Что там, за ним? Может, столица сирхов с небоскребами из бамбука и глинобитными автострадами для паровых экипажей? А может, секретная база чоругов, которые, чем черт не шутит, давным-давно наладили контакт с капюшонами как собратьями по исходной среде обитания? Хотя, если сравнивать анатомию, со стороны чоругов было бы логичней дружить с дварвами. «Так сказать, клешня в клешне...»

В одну из немногих свободных от насущных мореходных хлопот минуту Пес обратил внимание на то, что колер морской воды также разительно изменился.

Если раньше океан казался черно-синим, с редкими промоинами голубого и лилового, то теперь вода приобрела цвет старой, с прозеленью, бирюзы. Стало мельче, кое-где даже можно было разглядеть дно, над которым ходили упитанные косяки серебристых рыбин.

Из-за мыса дул сильный ветер, неожиданно теплый, даже какой-то пахучий. Причем пахнул он вовсе не дохлой рыбой и йодом, а... нектаром? тяжелой сладостью цветущих деревьев?

Пан Станислав с наслаждением раздул ноздри, вбирая в легкие этот благоуханный ветер.

Он с опаской косил влево, на каменные банки в белопенной вате, которые, как поросята свиноматку, окружали зазубристый мыс.

Не имея ни малейшего представления о местной лоции, Пес старался держаться строго за флотилией капюшонов. Уж эти-то фарватер знают.

Вот все они начали забирать вправо и Пес сразу же отрепетовал их маневр. Как ни странно, броненосец сирхов показывал завидные мореходные качества. Он хорошо лежал на курсе, держал удар боковой волны и отлично слушался руля.

Покачиваясь, мыс пополз, или, как говорят на флоте, «покатился», влево.

Открывшаяся в зыбком мареве панорама Песа впечатлила.

За мысом лежала обширная лагуна. Дальний берег ее сплошь зарос деревьями – эту породу Пес видел на Фелиции впервые. Высокие, гладкие, как будто пластмассовые стволы, змеящиеся синусоидами ветви, мясистые глянцевитые листья-сердца. «Опушка» леса уверенно наплывала на лагуну – первые ряды деревьев стояли прямо в воде, а их корни, зеркальные отражения ветвей, врастопырку торчали над приплеском.

Всё это буйно цвело и благоухало.

Вокруг соцветий – пышными эдемскими гроздьями они свисали с изгибающихся ветвей – вились мириады пестрых бабочек и тучи насекомых поскромнее.

«Сволочи! Ну кто просил их закрывать Фелицию для колонизации? Подумаешь, сирхи! Какой курорт мог получиться! Да Чахра померкла бы! Понастроили бы отелей... Бассейнов нарыли... Бары на пляжах... Танцплощадки... Морелечебницы... И сирхи бы не пропали... Работали бы барменами... уборщиками... да хоть бы и аниматорами! Так и вижу рекламный буклет: „Навруз на планете говорящих котов!“ Эх...»

С райским благообразием лагуны резко контрастировала грязно-черная дамба непонятного происхождения. Она тянулась от южного мыса к вылизанному волнами каменному лбу на противолежащем северном мысу.

Неровный верхний край дамбы выходил из воды метра на два-три. Его поверхность была покрыта крючковатыми наростами, каждый толщиной в руку, и наросты эти топорщились в разные стороны, подобно беспорядочному частоколу первобытных поселений. Кое-где в дамбе имелись черные отворы, сквозь которые с тихим журчанием ходила вода – с их помощью лагуна сообщалась с океаном.

Примерно на один кабельтов мористее дамбы, от южного мыса в море выдавалась массивная, изогнутая дугой каменистая банка. Волны с неожиданным остервенением избивали хаос серо-красных обломков, словно бы стремясь смести, уничтожить эту инородную деталь пейзажа.

Затон между банкой и дамбой, перегораживающей вход в лагуну, был сплошь затянут неопрятными клочьями ржавой пены и завален мусором – плавником, палой листвой.

Пес вдруг обнаружил, что капюшоны, которые подвели его почти вплотную к этой неприглядной банке, куда-то исчезли.

Бросив взгляд в сторону моря, Пес обнаружил, что плавучие гнезда оказались вдруг значительно дальше, чем он ожидал.

Привыкший повторять все маневры капюшонов инженер отдал сам себе приказ «право руля».

Корабль начал входить в циркуляцию, когда банка по левому борту ожила.

В первую секунду Песу показалось, что сами камни вдруг обрели способность двигаться.

А в следующий миг его сознание захлестнула обжигающая волна ужаса: через банку ползла шеренга дварвов, да каких крупных!

Пес оторопел.

Доски кормы зловеще хрустнули. Движение судна замедлилось.

Толчок. Еще толчок.

Инженер оглянулся.

Над кормой возвышался дварв. Одна пара его клешней пробила насквозь толстенную транцевую доску и намертво застряла в ней. Вероятно, подтянувшись на клешнях, дварв сумел выбраться из воды и, навалившись всей тушей на медные крючья, которыми трусливо оброс броненосец, сдуру сам себя ранил. Должно быть, не смертельно.

Вторую пару клешней тварь выбросила далеко вперед и теперь они, словно две исполинских алебарды, рубили палубу вокруг площадки с гранатометом.

В один великолепный прыжок Пес распрощался с ходовым мостиком.

Бросился к левому борту. Обеими руками вцепился в тяжелый пулемет «Ансальдо-47», с ощутимым усилием развернул его железное тулово на корму.

Первый цинк патронов он выпустил почти не целясь, не думая о перегреве ствола, вообще ни о чем не думая.

Грохотало так, что Пес с непривычки оглох.

Но зато и от дварва осталось немногое.

Двухсотграммовые разрывные пули буквально измололи в крошево хитиновые брони страховидного морского жителя. Разрезали его надвое, начетверо.

Останки дварва сползли с кормы и плюхнулись в воду. Осталась лишь одна клешня, вертикально воткнутая в палубу.

Но праздновать победу было рано.

Инженер заспешил к водруженному на корме гранатомету. Как хорошо, что еще позавчера он не поленился поднять из трюма ящики с боеприпасами к нему!

В гранатомет им была предусмотрительно заправлена лента с осколочно-фугасными.

Пес выставил на прицеле дальность и прильнул к окуляру.

Дварвы, переваливающие каменную банку, уже готовились спрыгнуть в воду, чтобы плыть к броненосцу. Песу удалось опередить их на считанные секунды.

Мощно содрогаясь, его орудие посылало дварвам гранату за гранатой.

Прямые попадания, правда, были редки. Но даже близкого разрыва хватало, чтобы искалечить дварва или на время дезориентировать его.

Отстреляв ленту, Пес принялся заправлять следующую. За это время не меньше трех монстров успели скрыться под водой.

Еще пара ударилась в бегство к дальнему краю банки.

Полдюжины остальных можно было считать выведенными из строя.

Без особой надежды на успех Пес расстрелял две с половиной ленты в воду вокруг броненосца. Естественно, ему хотелось думать, что где-то там, в пучине, дварвы получат достаточно сильную контузию, чтобы оставить надежду сквитаться с двуногим пришельцем. Но когда сразу три дварва вынырнули в нескольких метрах от борта, он не удивился.

Инженер выпустил последние гранаты в их сторону, но не попал – дварвы находились в мертвой зоне, ниже ствол гранатомета уже физически не опускался...

Пришлось вернуться к пулемету.

Он успел всадить в ближайшего дварва от силы двадцать пуль, когда «Ансальдо» громко кашлянул, конвульсивно содрогнулся и замолчал.

В тот же миг в полуметре от плеча Песа пронеслась шипастая клешня. Чудом не задев инженера, дварв рубанул по треноге пулемета.

С пугающей легкостью та сорвалась с креплений и, перевалившись через планширь, полетела в воду вместе с установленным на ней «Ансальдо».

Гортань инженера разорвал вопль первобытного ужаса.

Он ударился в бегство.

Ступени. Сумрак котельного отделения. Направо. Нет. Налево. Черт, эта кошачья миска! Давно надо было выбросить за борт!

Лаз в носовую часть трюма.

Свет из узкой серповидной дыры в борту, которую Пес так и не удосужился заделать. В солнечном луче вальсируют пылинки.

«Вот! Вот он!»

Пес ударом ноги распахнул крышку ящика, принялся рассовывать по карманам ручные гранаты.

Кое-что сообразив, он вытрусил из цинковой коробки автоматные патроны, бросил шесть гранат туда.

Вдруг ему вспомнилось, что автомат, тот самый, с драконом и звездой, он, растяпа, позабыл в кают-компании.

«А ведь сейчас он был бы кстати!» – с досадой подумал Пес.

Впрочем, на корму он возвращаться всё равно не собирался. А путь на полубак лежал как раз через кают-компанию.

Пан Станислав взбежал вверх по лестнице, опасливо выглянул из-за края переборки.

В кают-компании дварвов не было. Но из-за деревянных стен доносились устрашающий скрежет и леденящее душу шуршание.

В два прыжка Пес оказался рядом с автоматом.

Сноровисто отщелкнул полупустой магазин. Заменил его новым.

Заодно, радуясь своей предусмотрительности, заменил и баллончик жидкого пороха.

То ли с обонянием, то ли со слухом дела у дварвов обстояли гораздо лучше, чем хотелось бы Песу.

Ближайшая к нему стена надстройки разлетелась в мелкую щепу, и к инженеру метнулся пучок мягких ротовых педипальп морского монстра.

Уже на излете педипальпы хлестнули отшатнувшегося в ужасе инженера, разодрали рукав его многострадального синего свитера, счесали кожу – от локтя до запястья.

Пес взвыл.

Вместе с Песом взвыл и китайский автомат.

За какие-то три секунды это высокотемпное оружие послало в уродливую пасть врага восемьдесят пуль.

Учитывая, с какой кучностью они вошли в район центрального нервного узла дварва, хватило бы и половины.

В лицо Песу брызнуло смрадное красно-коричневое мясо.

Монстр в последний раз рванулся вперед, вонзил обезумевшие клешни в крышу надстройки и затих.

При этом удара его клешней хватило, чтобы обвалить крышу – она просела в кают-компанию. Края двух досок зацепились за выступ наверху надстройки, и получилось что-то вроде пандуса.

Пес выглянул в носовую дверь кают-компании и сразу же отпрянул – там, на полубаке, ворочался еще один дварв.

Он, похоже, еще только входил в курс дела – кого хватать, куда ползти...

Пес сорвал с гранаты осколочную рубашку и швырнул ее в дверной проем.

Гренадер из него был посредственный. А потому граната ахнула в полуметре от носовой фигуры сирха, оторвав последнему горделивый спинной гребень и ползадницы.

Дварва это нисколько не смутило.

Двигаясь как бы бочком, по-крабьи, он бросился к Песу.

Тому ничего не оставалось, кроме как взбежать по импровизированному пандусу на крышу надстройки.

* * *

Пан Станислав быстро оценил обстановку.

Один дварв хозяйничал на корме. Гранатомета, к слову, уже не было на месте – тварь смахнула его за борт.

Другой монстр вцепился и клешнями и педипальпами в левое гребное колесо. (Самое забавное, что колесо продолжало медленно поворачиваться вместе с новым грузом!)

«Курва! Он сломает мой пароход! Да как он смеет!..» – возмутился Пес, с удивлением отмечая, что при этой мысли его испуг переплавился в высокосортный всеиспепеляющий гнев.

И, наконец, третий, тот, от которого Пес только что убежал, нерешительно перетаптывался у передней стены кают-компании, под помостом декоративной лазерпушки.

Пес принял решение и закинул автомат за спину.

С ловкостью акробата (вот что может адреналин!) пан Станислав полез на марс.

Оттуда, будучи абсолютно недосягаемым (если, конечно, дварвы не сломают мачту), он будет видеть и держать под прицелом всю окаянную троицу.

Оказавшись на марсе, Пес без лишней суеты изучил имевшиеся в его распоряжении ручные гранаты.

Затем выставил на трех гранатах двухсекундное замедление и метнул их, одну за другой, в воду чуть позади дварва, который облюбовал гребное колесо.

Его расчет оправдался. Гранаты разорвались на глубинах в два-три метра, жестоко исхлестав монстра водяными бичами. Первых взрывов хватило, чтобы сбросить оглушенного дварва вниз. Третий пришелся в аккурат по центру панциря морского гада.

С мстительным удовлетворением Пес наблюдал за тем, как разъятая на десяток фрагментов туша дварва разбухает, разваливается, превращается в неприглядное месиво...

Тем временем «носовой» дварв сдуру перерубил подпорки, удерживающие над палубой спонсон с лазерпушкой.

Ее здоровенный ствол отвесно рухнул вниз, пробив гаду панцирь.

«Ну хоть на что-то этот металлолом сгодился!» – возликовал Пес.

Дварв в негодовании сдал назад, снес на полубаке фальшборт и, влекомый инерцией, соскользнул за борт.

Пес послал ему вдогонку две гранаты из своего стремительно тающего арсенала.

Грянули взрывы.

Фонтан воды, взметнувшийся чуть ли не до середины мачты, поднял в воздух бурую требуху и сломанные клешни.

Самым бойким оказался «кормовой» дварв.

К тому времени, как у Песа дошли до него руки, агрессор успел вскарабкаться на заднюю часть надстройки и вцепиться в растяжки мачты.

Мачта затрещала. Подалась назад.

Пес упал на живот, последние гранаты соскользнули вниз, как-то очень мультипликационно стукнув монстра по темени.

Пес поспешно разрядил в дварва полный магазин автомата. Но поскольку он был вынужден стрелять, держа автомат одной рукой, по-пистолетному, разброс пуль оказался огромным.

Да, ему удалось изрешетить дварву весь панцирь. Однако ощутимого вреда это твари не нанесло.

Дварв еще раз взмахнул могучими клешнями и мачта рухнула...

Пес, едва не размозжив голову о край рулевого мостика, полетел на покрытые зловонной слизью доски юта.

На расстоянии вытянутой руки от него подрагивали хвостовые щупальца его врага.

Судно качнулось. Последний магазин выскользнул из пальцев Песа и через проломленный транец полетел в воду.

«Неужели всё?» – с каким-то детским, ясноглазым удивлением подумал Пес.

Но нет. Оставался еще кольт с четырьмя патронами.

Пока дварв разворачивался, Пес, яростно сквернословя на фарси, пытался извлечь из-за пояса револьвер.

Оружие зацепилось за свежую прореху в подкладке и ни за что не желало повиноваться.

Призвав на помощь остатки хладнокровия, Пес всё-таки выпутал угловатый револьвер из комических тенет.

Дварв повернулся к нему пупырчатым кофейным боком. Тварь, похоже, уже заметила инженера периферийным зрением – и теперь соображала, как бы половчее...

Сухо щелкнул курок кольта.

На одно положение повернулся барабан.

Пес снова взвел курок и нажал на спусковой крючок.

Первые два гнезда в барабане оказались пустыми.

Выстрел прогремел только на третий раз.

И еще раз. И снова.

Дварв отпрянул.

Пес помедлил, прежде чем выпустить последнюю пулю.

«Может, себе ее оставить? Чтобы не мучиться под водой, когда начнут кушать?»

Но отважная душа Песа взбунтовалась против такого решения.

«Ну уж нет! Крайний случай – вот он! Пусть лучше эти уроды готовятся к мучениям! А у меня есть еще одна, победная пуля!»

Пес выстрелил в последний раз.

Эффект был ошеломляющим.

Дварва вынесло за борт вместе с остатками фальшборта и добела выскобленной ветрами палубной доской.

Лишь подобрав свои гранаты и отважившись выглянуть за борт, Пес сообразил, что не в последней пуле, конечно, дело.

Это два дюжих капюшона стащили дварва с палубы и, не давая тому опомниться, душили его в своих желтых объятиях.

* * *

Инженер Станислав Пес сидел, свесив ноги за корму, и насвистывал колыбельную: «Spij kochanie, spij...»

Его одутловатое неухоженное лицо было безмятежным. Казалось, появись сейчас дварв, он и бровью не поведет.

На Песа навалилась чудовищная усталость. Усталость немолодого уже человека, своротившего гору, а затем – еще одну.

Дрова в топках прогорели, паровая машина остановилась.

Броненосец медленно дрейфовал вдоль черной дамбы.

Но Пес и не думал бежать в котельное отделение. Точнее, думал. Думал – и всё.

Мышцы его обмякли, в голове было покойно и пусто...

Апатию Песа диалектически дополняла бурная активность капюшонов.

Когда стало ясно, что все дварвы перебиты, они перетащили свои острова-гнезда в бухточку между дамбой и той самой каменной банкой, над которой теперь роились многочисленные насекомые, привлеченные падалью – останками дварвов.

Тотчас острова-гнезда ожили. Закипела мутная водица – это из гнезд нетерпеливо бросились наружу капюшоны-младенцы.

Странным образом все они знали, что делать: покинув свое гнездо, каждый из них направлялся к одной из узких промоин в дамбе, отделявшей райскую лагуну от океана.

Возле промоин, как в дверях иного космопорта, выросли беспорядочные живые очереди. Малыши пихали друг друга своими мягкими отростками, вертелись, кувыркались – словом, шалили. Но очередь двигалась – не без помощи взрослых капюшонов. И вот уже десятки, сотни крох резвились в теплой лагуне под сенью цветущих деревьев.

«Ага... Это у них что-то вроде яслей... Тут маленьким безопасно, тепло и, главное, сытно...»

Как бы в подтверждение его слов первые капюшончики принялись нескладно подскакивать над поверхностью бирюзовой лагуны – завтракали...

«Что же это получается... Капюшоны расправились с могущественным врагом моими, человеческими руками? Дварвы мешали их молоди попасть в ясли, и умные капюшоны придумали комбинацию из меня и броненосца, которая с гарантией негодников уничтожит? Выходит, так...»

В вихре радостной суеты на Песа никто не обращал внимания.

Но он не расстраивался. Инженер раскрыл ящик с надписью «Лазурный Берег» и принялся трапезничать...

Когда последний бутерброд с гусиным паштетом был съеден, а крошки рачительно подобраны (и тоже съедены), над палубой дугою вздыбились два дюжих щупальца.

Пес нахмурился.

«Чего еще можно хотеть от меня, заслуженного ветерана морских баталий?» – сердито подумал он.

Щупальца метнулись вниз, под воду, и, обвив кольцами какой-то продолговатый ячеистый предмет, стремительно водрузили его на палубу в полуметре от Песа.

Беспардонно звякнуло бутылочное стекло.

Щупальца удалились.

Пес присел на корточки рядом с подношением. И, сообразив, что перед ним, громко загоготал.

«Пиво! Они принесли мне пиво! Сделал дело – угощайся!»

Лежа на тюфячке в прохладной тиши кают-компании с бутылкой «Жигулевского», Пес думал вот о чем: «Получается, капюшоны знают о нас, людях в сотни раз больше, чем мы о них! Они знают, чем нас кормить, чем поить, знают, что нас пугает и что мы воспринимаем как вознаграждение... Они даже умеют нами, людьми, тонко манипулировать! Подумать только – заставить человека, не щадя сил, бороться с дварвами для пользы их потомства! Будь на их месте я, представитель одной из самых развитых цивилизаций Галактики, я наверняка потерпел бы фиаско...»

Вечером того же дня Пес преспокойно сошел на берег. Никто из капюшонов не возражал.

* * *

Прошел месяц.

После Сражения у Райской Лагуны, как окрестил схватку с дварвами Пес, инженер повел свой броненосец дальше на север.

Им двигал дерзновенный порыв первооткрывателя.

Тени Магеллана, Крузенштерна и Амундсена стояли у него за плечом, когда он вел броненосец сквозь влажные беззвездные ночи.

Время от времени он причаливал, чтобы нарубить дров и запастись пресной водой для себя и для котлов корабля.

Во время этих экспедиций случалось ему видеть сирхов.

Болтливые и доброжелательные коты-хамелеоны не возражали пообщаться, благо электронный переводчик работал отменно, а зеленый пароход с исполинскими колесами неизменно производил на них впечатление.

Большинство аборигенов видели такую штуку впервые и искренне дивились честным признаниям Песа, который и не думал скрывать, что не имеет никакого отношения к постройке броненосца.

«Но как вообще можно плавать по морю? Там ведь дварвы, злые и страшные!» – по-детски искренне ужасались сирхи.

«Дварвы мне нипочем!» – заявлял Пес, исподволь наблюдая, как мордки хамелеонов уважительно розовеют.

Пес, конечно, лукавил.

Дварвов он по-прежнему опасался.

Реликтовый пулемет чешского производства и две крупнокалиберные охотничьи винтовки, которые он изрядно запыленными извлек из трюма и установил на крыше надстройки, не вселяли в него особой уверенности. Случись новое нападение, эта рухлядь едва ли поможет ему одержать верх...

Однажды, во время очередной вылазки на сушу, Пес встретил на берегу паровой экипаж – судя по конструкции, тот был ближайшим родственником его броненосца.

Ему даже удалось поговорить с сирхами, которые отдыхали поодаль, в тени раскидистого дерева-качага.

Те придирчиво рассмотрели заякоренный пароход, оплетенный радиальными морщинами водной ряби, а потом долго обсуждали его, то и дело оттопыривая спинные гребни, – обсуждали глумливо и даже презрительно.