Гиммлер. Инквизитор в пенсне

Лето 1922 года стало важной вехой в формировании Гиммлера-антисемита. Не исключено, что это было во многом связано с политизацией общественной жизни Германии. Генрих, который никогда не скрывал своих симпатий к правому лагерю, уже не мог оставаться в стороне. Однако именно летом 1922 года он стал симпатизировать не просто правой идеологии, но стал поддерживать правых радикалов. Поводом для этого стало убийство Вальтера Ратенау. Этот министр иностранных дел являлся для правых самим воплощением ненавистной им Веймарской республики. Если не брать в расчет его политическую позицию, то он являлся постоянным объектом для антисемитских нападок, поскольку по происхождению был евреем. Убийство Ратенау не оставило в Германии никого равнодушным. Страна фактически раскололась на тех, кто поддерживал террористов, и тех, кто их осуждал. Убийство имело большие политические последствия. Например, рейхстаг 21 июля 1922 года принял Закон «О защите республики», который формально должен был облегчить предотвращение политических преступлений, но на практике позволял Берлину вмешиваться в дела земель, в частности обладавшей особыми правами Баварии. Баварское правительство отказалось признать этот Закон и 24 июля издало собственный Указ «О защите конституции республики». Конкуренция между Берлином и Мюнхеном привела к тяжелейшему государственно-управленческому кризису. Ультранационалистические организации, в первую очередь национал-социалисты, решили использовать кризис для собственных целей. Кризис стал поводом для усиления пропаганды. Баварский премьер-министр Лерхенфельд, согласившийся пойти на уступки Берлину, фактически расколол правый лагерь. Его согласились поддержать лишь умеренные консерваторы из Баварской народной партии. В оппозиции же оказались как ультраконсерваторы, так и радикальные националисты. По этой причине ошибочными являются версии многих германских историков, которые говорят о том, что радикализм Генриха Гиммлера был неким «революционным протестом» против консервативных воззрений его отца. В указанное время большинство классических консерваторов (как отец Гиммлера) были солидарны с требованиями радикалов. Версия о «конфликте отцов и детей» кажется полностью несостоятельной, если принять во внимание, что именно в 1922 году Генрих вместе с отцом посещает многие политические мероприятия. Так, например, 14 июня 1922 года они оказались на собрании «Немецкого вынужденного союза против черного позора», которое проходило в цирке «Корона». Организация со столь странным названием выступала с обличением политики стран-победительниц. В конкретном случае поводом для протеста являлось использование туземных войск на территории оккупированной Рейнской области. Собрание закончилось несанкционированной демонстрацией. Чтобы разогнать разъяренную толпу, властям Мюнхена пришлось прибегнуть к помощи полиции. После этого Генрих Гиммлер записал в своем дневнике: «Было очень много людей. Все кричали: “Месть!” Очень впечатляюще. Но все-таки я принимал участие в более внушительных мероприятиях аналогичного характера».

На следующий день Генрих с отцом обедали в трактире. Они вновь завели разговор о политике. Генрих перечислил в дневнике темы их беседы: «Владельцы, честные люди старого уклада, воспоминания о прошлом, война, революция, еврейство, травля офицеров, советское время, избавление, современность, цены на мясо, неуклонное погружение в нужду, желание вернуть монархию, нищета, безработица, борьба, оккупация, война». Отец Гиммлера, подобно его старому знакомому Кастелю, придерживался точки зрения, что страна находилась на грани больших перемен. Генрих был свидетелем этих разговоров: «Отец говорил с доктором Кастелем, который придерживается схожих воззрений. Маленький камешек может вызвать лавину. Возможно, от великих событий нас отделяют всего лишь несколько дней».

Когда через несколько дней произошло убийство Ратенау, обстановка еще более накалилась. Генрих Гиммлер полностью поддерживал этот террористический акт: «Ратенау застрелен. Я рад. Дядя Эрнст тоже. Он [Ратенау. – А.В.] был мошенником, но очень способным человеком, в противном случае его не имело смысла убивать. Я убежден, что он был талантлив, но вот действовал отнюдь не в интересах Германии». Однако среди знакомых семейства Гиммлеров не все придерживались такого мнения: «Фанфары. Большинство осуждает убийство. Ратенау, оказывается, – мученик! Народ ввели в заблуждение».

28 июня 1922 года Генрих Гиммлер принимал участие в демонстрации, которая проходила на Королевской площади под лозунгами «Против лжи о виновности Германии». Это мероприятие было нацелено против «диктата западных держав», которые пытались представить Германию виновной в развязывании мировой войны. Участники митинга выступали против грабительского Версальского мирного договора. Генрих был немало разочарован тем, что члены «Аполло» не решились поддержать эту акцию. Гиммлер так описывал происходившее в своем дневнике: «В нашем союзе не все ладится. А потому пошли только я и Т.Г. На Королевской площади яблоку негде упасть. 60 тысяч человек. Достойное, прекрасное мероприятие без эксцессов и необдуманных выходок… Мальчишка в форме поднял черно-бело-красное знамя. Хорошо, что это не видел капитан полиции безопасности, так как за это можно было бы получить три месяца тюрьмы. Мы пели “Стражу на Рейне”, “Мушкетеров” и т. д. Было великолепно. Домой и пить чай». Иногда в дневнике Генриха Гиммлера попадались фразы, которые можно было бы назвать политическими секретами. Так, например, пять дней спустя после убийства Ратенау он писал: «Мне известны убийцы Ратенау. Организация К. Ужасно, если об этом узнает кто-то посторонний». Организация «Консул», которая возникла на базе бригады Эрхардта, осуществляла свою деятельность по всей Германии из Мюнхена, где ее негласно поддерживало баварское правительство. Ее члены постоянно бывали в тех кругах, в которых в 1922 году вращался Генрих Гиммлер. В частности, можно вести речь о стрелковом обществе «Фрайвег». Там нередко появлялся Эрнст Рём и многие другие офицеры, склонные политическому насилию и вооруженным акциям. Еще во время пребывания у родителей в Ингольштадте Генрих Гиммлер узнал о снабжении полулегальных баварских формирований оружием. Хотя сейчас очень сложно установить, действительно ли Гиммлер знал о подготовке к покушению на Ратенау или же просто пересказал на страницах дневника слухи, которые циркулировали в «Фрайвеге».

Если говорить о взаимоотношениях Генриха Гиммлера с отцом в части политических дел, то надо остановиться на одном сюжете. В первых числах июля 1922 года Генрих по совету Гиммлера-старшего направился в санаторий к доктору Кастелю. «Я должен был собирать подписи для имперского союза “Черно-бело-красный стяг”, чтобы организовать плебисцит, который должен был легализовать использование черно-бело-красных цветов. Само собой разумеется, я получил согласие». Как видим, Гиммлер-старший не просто разделял взгляды своего сына, но всячески пытался ему помочь. Сам же Генрих Гиммлер с неимоверной активностью взялся за эту деятельность. Он обошел не только своих знакомых, однокурсников, но и членов стрелкового общества «Фрайвег», где собрал массу подписей. В тот же вечер на него обратили внимание, о чем Генрих поведал своему дневнику: «Говорил о всякой всячине с оберлейтенантом Харрахом и Обермайером. Меня предложено использовать для специальных целей». Генрих Гиммлер предчувствовал, что приближался натиск на республику, и он хотел сыграть в этих событиях важную роль.

Переход Гиммлера на радикальные позиции во многом был вызван тем, что именно в 1922 году он выяснил, что все его планы на будущее были не более чем воздушными замками. Он не мог рассчитывать на карьеру офицера, а потому решил попробовать себя на государственно-научном факультете Мюнхенского университета, куда он подал документы в мае 1922 года. Этим он как бы продлевал свою студенческую жизнь. Гиммлер-старший был готов поддержать это решение только при одном условии – Генрих должен был заниматься исключительно наукой. Отцу было лестно, если бы его сын смог получить ученую степень. Однако оказалось, что на факультете Генриха использовали не для исследований, а для плохо оплачиваемой канцелярской работы. Прозрение пришло очень быстро. Осенью 1922 года в Германии началась стремительная инфляция, и родители не могли обеспечить учебу сразу трех сыновей. После этого Генрих утратил чувство беспечности, которое во многом характеризовало всю его прошлую жизнью. Он более не мог рассчитывать на родителей. Стоит отметить, что осенью 1922 года Германия находилась еще не на самом дне кризиса – ее еще ожидала гиперинфляция 1923 года. Имея диплом агронома, Генрих Гиммлер должен был самостоятельно искать работу. Надо отметить, что с этой задачей он справился без лишних проблем. Он смог найти место на фабрике минеральных удобрений «Штикхофф-Ланд», которая находилась на окраине Мюнхена. На ней он проработал равно год – с сентября 1922 по сентябрь 1923 года. В это время он не ведет дневники, что для историков является весьма досадным обстоятельством, так как именно осенью 1923 года в Мюнхене произошел национал-социалистический мятеж, более известный как «пивной путч». Известно, что Гиммлер принимал в нем участие, однако многие детали так и не удалось установить.

Летом 1923 года Веймарскую республику потряс один из тяжелейших кризисов за всю немецкую историю. Французские войска, под предлогом невыплаты репараций, оккупировали Рур. Страну потрясли забастовки. Деньги обесценивались буквально каждый день. В Тюрингии и Саксонии у власти оказались социалисты, что стало поводом для формирования в этих землях вооруженных коммунистических организаций. В этих условиях в Баварии происходила консолидация националистических организаций. В сентябре 1923 года в Мюнхене возник «Немецкий боевой союз», в который вошли штурмовые отряды Национал-социалистической партии (СА), добровольческий корпус «Оберланд» и возглавляемая Эрнстом Рёмом организация «Имперский флаг», членом которой на тот момент и являлся Генрих Гиммлер. Эрнсту Рёму, который осуществлял взаимодействие с рейхсвером, удалось поставить во главе нового объединения Адольфа Гитлера. Однако на тот момент настоящим лидером являлся генерал Людендорф, известный всей Германии как герой мировой войны.

В самой Баварии правительство прореагировало на кризис, назначив на пост «генерального комиссара» бывшего земельного премьер-министра Густава Риттера фон Карра, который фактически получил диктаторские полномочия. В сложившейся ситуации фон Карр опирался именно на союз «Имперский флаг». По этой причине Эрнст Рём решил создать новую организацию, которую назвал «Имперский боевой флаг». Среди ее первых членов был Генрих Гиммлер. Он получил членский билет № 9. В это время баварский рейхсвер фактически вышел из подчинения Берлина. Наметился очередной конфликт между немецкой столицей и Мюнхеном. Тем временем в руководстве «Немецкого боевого союза» планировали поставить во главе баварской диктатуры Гитлера и Людендорфа, после чего вооруженные соединения (по образцу марша Муссолини на Рим) должны были начать «марш на Берлин». По ходу они должны были низвергнуть социалистические правительства в Тюрингии и Саксонии, а затем захватить власть в Германии. Однако время работало отнюдь не на планы «Немецкого боевого союза». К осени Бавария, представленная триумвиратом: фон Карр, фон Лоссов и фон Зейссер, – была готова начать переговоры с берлинским правительством. Вооруженное выступление против республики было запланировано, когда эти три консервативных деятеля будут выступать на собрании в пивной «Бюргербройкеллер». Это был единственный удобный случай. Дальнейшие события достаточно хорошо описаны в исследовательской литературе, а потому не будем вдаваться в лишние детали. 8 ноября 1923 года Гитлер в сопровождении штурмовиков захватил пивную и находившийся там триумвират, провозгласив тем самым начало «национальной революции». Поддержав на словах действия Гитлера, следующим утром триумвират скрылся из «Бюргербройкеллера». После этого рейхсверу и полиции был отдан приказ начать операцию против путчистов. Гитлер со своими штурмовиками решил захватить центр города, чтобы деблокировать здание командования военного округа, где были окружены Эрнст Рём и его сторонники из «Имперского боевого флага». Как и стоило предполагать, среди «осажденных» на Людвигштрассе был и Генрих Гиммлер.

Утром 9 ноября 1923 года жителям Мюнхена предстала странная картина: у здания командования военного округа (в прошлом военное министерство) был вывешен имперский флаг. Строение было взято в кольцо частями рейхсвера, но подступы к нему были перекрыты проволочным заграждением, которое удерживали активисты Эрнста Рёма. Рядом с вооруженными добровольцами стоял молодой прапорщик в круглых очках, которому было доверено держать символ военизированной организации – имперское боевое знамя. Это и был Генрих Гиммлер. Между тем в городе стали происходить стычки. Была расстреляна колонна, которую возглавлял Гитлер. Захват здания военного командования тоже произошел небескровно: завязалась перестрелка, и двое членов организации Рёма погибли. Однако до расстрелов и арестов дело не дошло. Командование баварского рейхсвера и руководство «Имперского боевого флага» смогли договориться о мирной сдаче здания. Эрнст Рём и его сторонники оставляли его без боя, но в обмен они хотели беспрепятственно покинуть место столкновения. Это относилось и к знаменосцу Генриху Гиммлеру. Именно после провала «пивного путча» распалась коалиция между консерваторами и радикальными националистами, которые еще недавно планировали совместными усилиями уничтожить Веймарскую республику. Она просуществовала еще десять лет, пока не сложился очередной союз между правыми консерваторами и радикальными националистами.

Глава 7. На перепутье

После закончившегося провалом «пивного путча» жизненные перспективы Генриха Гиммлера оказались как никогда туманными. Через пять лет после окончания Первой мировой войны он так и не стал офицером. Он был безработным агрономом, который возлагал надежды на политический переворот. Путч закончился провалом, фактически не начавшись. Тем не менее Генрих Гиммлер решил связать свою судьбу с запрещенной Национал-социалистической партией. Из его дневников следует, что он продолжал выполнять некие тайные задания. Кроме этого в феврале 1924 года он навестил в тюрьме Штадельхайм Эрнста Рёма. «Мы довольно непринужденно и весело болтали… Я принес ему “Великогерманскую газету” и апельсины, что очень его обрадовало. У него все тот же отличный юмор, он остался все тем же славным капитаном Рёмом». Приблизительно в то же самое время Генрих Гиммлер перебирается от родителей в Нижнюю Баварию, которая была ему хорошо знакома с самого детства. Теперь он пробует себя в качестве национал-социалистического агитатора. Вместе с тем он предпринимает попытки реализовать себя в качестве журналиста. Для газеты «Лангквайдер Цайтунг» он пишет большую политическую статью, которую назвал «Мюнхенское письмо». Изначально он планировал, что «Мюнхенское письмо» превратится в постоянную газетную рубрику, которая предназначалась для скрывавшихся в Нижней Баварии национал-социалистов. Гиммлер должен был не только морально поддерживать их, но и налаживать утраченные связи.

Нельзя сказать, что Гиммлер был напрочь лишен журналистского таланта. Во всяком случае его «Мюнхенское письмо» было перепечатано 24 февраля 1924 года «Роттенбургским вестником». Редакция охарактеризовала статью как «памфлет, присланный из национально ориентированных кругов». Действительно, статья была специально написана на подчеркнуто баварском диалекте от лица несуществующего депутата ландтага. В данном случае Гиммлер взял себе весьма успешный псевдоним – Хайнц Дойч. В своем материале Гиммлер-Дойч обличал самодовольного баварского обывателя, который заботился лишь о своем благополучии. При всем том «Мюнхенское письмо» заканчивалось весьма воинственным призывом: «В Германии, где сейчас полагают допустимым спекулировать лозунгами и принципами, однажды все-таки наступит день, когда распадется империя, построенная на деньгах. И страну придется восстанавливать кровью и железом, как это делал Бисмарк. И это будет наш день».

Кроме этого Гиммлер пробовал себя в роли оратора. В день, когда его статья была перепечатана в «Роттенбургском вестнике», он занимался агитацией в нижнебаварском городке Кельхайм. Он призывал жителей города отдать свои голоса за «Национал-социалистическое освободительное движение». Сохранилась запись в дневнике: «Для собрания был выбран большой зал. Он оказался полностью заполненным. Мероприятие вел доктор Руц. Он сделал паузу. Тогда заговорил я. Я говорил об угнетении трудящихся биржевым капиталом, о том, что мы должны были сами устанавливать цены на продукты, определять уровень заработной платы… Собрание стало нашим большим успехом». Вечером того же дня Гиммлеру предстояло выступать в соседнем зале: «Там было полным-полно крестьян и коммунистов. Сначала говорил доктор Руц, затем я. Говорил исключительно о проблемах трудящихся… Наши высказывания фактически граничили с национал-большевизмом. Однако упор делался на еврейский вопрос». На следующий день Гиммлер вновь выступал перед крестьянами. На этот раз не обошлось без инцидентов. Во время выступления Гиммлера стал громко возмущаться «еврейский торговец спиртным». «Я полагаю, что скорее всего крестьяне затем прижали его к стенке». В это время Гиммлер изображает из себя самоотверженного глашатая партии: «Мы оставались в помещении с людьми до 3 часов. Очень горькой и тяжелой является эта служба народу, которого обманули и ввели в заблуждение. Нередко люди недоверчивы. Они до глубины души боятся войны и смерти».

В то время как Гиммлер практиковался в своих словесных баталиях, в Мюнхене начался процесс над путчистами. Он стартовал 26 февраля 1924 года. Много ранее Генрих Гиммлер уже допрашивался прокурорскими работниками. Они пытались установить, какую роль молодой человек играл в захвате здания командования военного округа. Однако собранных сведений явно не хватало для того, чтобы выдвинуть против Гиммлера обвинение, а затем привлечь к уголовной или административной ответственности. Во время процесса над Гитлером и его соратниками сторона защиты не раз прибегала к показаниям Гиммлера как свидетеля, но сам он категорически отказался прибыть в здание суда.

Между тем Генрих Гиммлер вновь начинает задумываться о возможной эмиграции. Еще во время учебы в Высшей технической школе Мюнхена он подружился с однокурсником, выходцем из Турции. Впервые мысль переехать в Турцию Генрих высказал в 1921 году. После этого он постоянно переписывался со своим приятелем. Тот же вернулся к себе на родину и предлагал свою помощь Гиммлеру в том, чтобы тот занял место управляющего имением в Западной Анатолии. Не исключено, что Генрих Гиммлер серьезно отнесся к этому предложению, так как имеются сведения о том, что он собрал справки, необходимые для эмиграции. Однако он не решился на столь смелый поступок. Если говорить об «эмиграционных мечтаниях» Генриха Гиммлера, то он рассматривал возможности переезда на Кавказ, в Италию, в Персию и на Украину. Но в итоге он пришел к выводу о том, что в качестве управляющего имением ему было бы лучше остаться в Германии. Тем не менее его «аграрные перспективы» были не очень велики. В ноябре 1924 года он пытается претендовать на место в «Имперском союзе академически образованных агрономов». Однако ему были предложены совсем ничтожные должности, на которые он никак не мог согласиться.

Генрих Гиммлер не был готов смириться с тем, что все его проекты потерпели неудачу. Подобная настойчивость привела к тому, что он становится раздражительным, надменным и несговорчивым. Эти стороны своего характера он демонстрировал и раньше, но теперь они делались слишком заметными. Генрих Гиммлер дал волю своим негативным чувствам во время помолвки его брата Гебхарда. Разочарованный провалившимся путчем Гиммлер был готов излить свою злость и агрессивность на кого угодно. Впрочем, эта история началась задолго до событий ноября 1923 года. Осенью 1921 года Гебхард стал встречаться в Паулой Штельцле, дочерью банкира. Генрих с самого начала был против этой связи. На это хотя бы указывал его подарок, который он выбрал для помолвки. Это был роман Агнесс Гюнтер «Святая и ее глупец». Старания Генриха Гиммлера не были напрасными. В 1923 году отношения между влюбленными стали портиться. Гебхард упрекал Паулу в том, что она слишком вольно вела себя с другими мужчинами. По просьбе брата Генрих должен стать посредником, способствующим примирению. Однако Генрих совершенно превратно понял отведенную ему роль. Он написал письмо Пауле, в котором сообщал, что «мужчина должен быть уверенным в своей невесте, даже если они не виделись и не встречались несколько лет, что будет нелегко в условиях приближающейся войны, когда нельзя быть неверными ни в мыслях, ни во взглядах, ни в невольных прикосновениях». Далее Генрих Гиммлер обличал Паулу, так как та «самым позорным образом» не собиралась хранить эту верность. Он заявлял, что «брат был слишком хорош для нее, но он, к сожалению, был слишком неопытен в личных делах». Паула решила не игнорировать это письмо. В ответном сообщении она рекомендовала Генриху держаться подальше от ее личной жизни.

Однако Генрих Гиммлер не мог оставить девушку в покое. Несколько месяцев спустя до Паулы дошли сведения о том, что он уговаривал родителей пойти на разрыв помолвки. Гебхард попал под влияние брата, после того как Генрих сообщил ему, что Паула не была «невинной девушкой». Когда было решено разорвать помолвку, Генрих в очередной раз оказался недовольным. На этот раз его возмущала реакция брата: «Гебхард без каких-либо проблем пошел на это. Он кажется вполне довольным. Как если бы он не имел души, и подобно пуделю стряхивал с себя пыль». Когда Паулу уведомили о расторжении помолвки, она написала письмо своему бывшему возлюбленному, в котором упрекала своего несостоявшегося жениха в том, что «он не имеет мужества противостоять Генриху». Для нее было удивительным, как «твой младший брат мог себе вообразить, что имеет право воспитывать меня на основании некого его личного жизненного опыта». Сложный характер Генриха Гиммлера, в особенности в те дни, как нельзя лучше характеризует продолжение этой истории. В марте 1924 года (то есть когда помолвка была уже официально расторгнута) Генрих нанял частного детектива, который должен был собрать сведения, порочащие Паулу. Этим он хотел содействовать распространению неприглядных слухов про бывшую невесту своего брата.

Уже «дело Паулы» показало, что Генрих Гиммлер имел патологическую страсть к вмешательству в личные дела, собирая даже мельчайшие подробности из интимной жизни. На тот момент это были близкие ему люди. Однако обладание этим компроматом позволяло ему выглядеть в компании приятелей заносчивым и самоуверенным. В некоторых случаях Генриху удавалось произвести впечатление, когда он занимал позу героя-одиночки. В июне 1924 года Гиммлер получил письмо от своей давнишней подруги, которое та написала более полугода назад, но все никак не решалась отправить. Речь шла о Марии (Мариель) Раушмайер, дочери мюнхенского профессора, который водил дружбу с Гиммлером-старшим. К слову сказать, Мариель очень часто появлялась на страницах дневника Гиммлера. Он считал ее «весьма рассудительной, обладающей твердым характером честной девушкой, которая заслуживала самого глубочайшего почтения». Мария Раушмайер была политической единомышленницей Генриха Гиммлера. Она поддержала гитлеровский путч 1923 года и люто ненавидела Веймарскую республику. В своем письме она описывала свои чувства, когда увидела 9 ноября 1923 года Генриха Гиммлера перед зданием военного командования. Она не скрывала своего восторга. Гиммлер долгие годы хранил это письмо в своих личных бумагах.

Если обратиться к списку литературы, которую читал Генрих Гиммлер в 1923–1924 годах, то можно обнаружить, что он занимался активными поисками идеологии или мировоззрения, которое бы соответствовало его психологическому настрою. На фоне многочисленных статей по «еврейскому вопросу», расовым доктринам, критике демократии в глаза бросается ярко выраженная увлеченность Генриха Гиммлера мистикой. Он штудирует работы по астрологии, гипнозу, «сидерической силе», телепатии, в которых он пытается найти «рациональное зерно». Тогда же он знакомится с «загадкой пирамиды Хеопса». Именно в это время Генрих начинает верить, что он в состоянии контактировать с душами умерших людей. Подобные представления возникли отнюдь не на пустом месте. Еще в 1921 году он несколько раз перечитывал книгу, в которой приводились доказательства жизни после смерти. Позже эти взгляды вылились в то, что Гиммлер, уже являвшийся рейхсфюрером СС, верил в реинкарнацию – переселение душ. Многие из прочитанных книг способствовали формированию веры, которую позже Гиммлер будет насаждать в СС. Например «Жизнь Иисуса» Эрнста Ренана использовалась им для того, чтобы опровергнуть еврейское происхождение Христа, а книга Эрнста Хекеля «Всемирная загадка» служила для критики монистической системы мира. Несмотря на то что Гиммлер постепенно отходил от католицизма, неверие, атеизм, равно как и критика доказательств существования Бога, были для него неприемлемыми и даже отвратительными.

Генрих отнюдь не сокращает чтение по «германской» тематике, но, напротив, приобретает все больше и больше книг, посвященных немецкой мифологии и сказаниям. В частности, он взахлеб читает трехтомник Вернера Яна. Это были германские саги, изложенные в форме приключенческих романов, так сказать, Карл Май для германофильской молодежи. Тогда он два раза перечитывает работу Ганса Гюнтера «Рыцарь, смерть и дьявол», которая была посвящена «героическому мышлению». После ее очередного прочтения Генрих Гиммлер лаконично записал в своем дневнике: «Книга, передавшая в мудрых словах чувства, которые я испытывал».

Лето 1924 года стало для Гиммлера не только временем формирования его новых религиозных взглядов, но и периодом, когда он окончательно решил связать свою судьбу с национал-социализмом. Он принимает решение, что должен полностью посвятить себя политической работе, которая должна стать смыслом его жизни. Поначалу он попадает в окружение Грегора Штрассера, который в то время был одним из виднейших национал-социалистов Нижней Баварии. Несмотря на участие в «пивном путче», Штрассер не был отдан под суд, он всего лишь некоторое время провел в предварительном заключении. Еще находясь в тюрьме, в 1924 году он выставил свою кандидатуру на выборах в ландтаг. Он шел по списку «Фёлькише блока». Это была одна из организаций, в ряды которой перешли активисты запрещенной Национал-социалистической партии.

Неожиданно для всех «Фёлькише блок» набрал на выборах 17,4 % голосов. По этой причине Штрассера, уже депутата ландтага, пришлось отпустить из тюрьмы. Сразу же после этого он формирует «Национал-социалистическое освободительное движение», которое должно вместо НСДАП пойти на общегерманские выборы в рейхстаг. Грегор Штрассер был поборником идей «немецкого социализма», что отличало его от Гитлера. Штрассер был выразителем идей националистического антикапитализма, а потому изначально делал ставку на Северную Германию, где планировал создать мощную национал-социалистическую организацию. По этой причине Генрих Гиммлер, оставшийся в Нижней Баварии, был фактически предоставлен сам себе.

Оказавшись в «свободном плавании», Генрих Гиммлер пребывал в растерянности. В августе 1924 года он написал в Милан своему знакомому письмо, в котором сообщал, что должен руководить национал-социалистической организацией Нижней Баварии. Генрих не без некоторой затаенной обиды сообщал, что «его работа не принесет в ближайшее время очевидных результатов, но ее плоды появятся в течение последующих лет». Он видел в своей деятельности «бескорыстное служение великой идее и великому делу, в котором мы не можем рассчитывать на признание». Однако условия для политической работы были не настолько плохи, как изображал в своем письме Генрих Гиммлер. «Фёлькише блок» на выборах в ландтаг, которые состоялись в декабре 1924 года, получил в Ландсхуте (именно там располагалось руководство национал-социалистов Нижней Баварии) 10 % голосов. Блок стал третьей силой, уступая по популярности лишь социал-демократами и Баварской народной партии. Сразу же надо обратить внимание на то, что в целом по Баварии национал-социалисты получили 5,1 % голосов, а на выборах в рейхстаг 3 % голосов. А стало быть, дела в Ландсхуте обстояли совсем неплохо.

Между тем в декабре 1924 года на свободу вышел Адольф Гитлер. Год спустя он заново основал Национал-социалистическую партию немецких трудящихся (НСДАП). Запрет на ее деятельность был снят только после того, как Гитлер дал гарантии своей легальной деятельности и лояльного отношения к баварскому правительству. После этого Гиммлеру, который пребывал в Ландсхуте, предстояло перетащить в НСДАП национал-социалистов, которых Грегор Штрассер собрал в своем «Национал-социалистическом освободительном движении». Однако это было не так уж просто, как могло показаться на первый взгляд. В июле 1925 года главная канцелярия НСДАП жаловалась Грегору Штрассеру, что в Мюнхен не прибыло ни одного нового формуляра на вступление в партию, ни пфеннига членских взносов. В итоге в августе 1925 года Гиммлера вызвали в Мюнхен «на ковер». Он должен был дать объяснения по поводу несостоявшегося перехода в НСДАП тысячи членов партии, которые образовывали в Нижней Баварии 25 организационных групп. Гиммлер сообщил, что «само собой разумеется» должен был вести дела не с Максом Амманом, руководителем партийного издательства. Полгода назад между Амманом и Гиммлером уже возник конфликт. Причиной организационных проблем было отнюдь не только честолюбие Гиммлера. Конфликт между Мюнхеном и Ландсхутом мог разгореться хотя бы потому, что у Генриха Гиммлера банально не хватало времени на канцелярскую работу. Он предпочитал быть оратором, а потому не мог уложиться в отведенные ему сроки.

В итоге пересылка заявлений о вступлении в НСДАП и членских взносов затянулась на несколько месяцев. В свое оправдание Гиммлер то ли по наивности, то ли с иронией заявлял, что жители Нижней Баварии имеют врожденную антипатию к письменным заявлениям и прочим формальностям. Имелись и идеологические расхождения. Например, в Ландсхуте интересовались, почему к ним на мероприятия не прибывал Антон Дрекслер, который считался одним из учредителей Немецкой партии трудящихся, которая позже превратилась в НСДАП.