Доктор Данилов - Из морга в дурдом и обратно (сборник)

Андрей Шляхов

Из морга в дурдом и обратно

День варенья

Был аванс – Была пирушка:

Преферанс,

Друзья, подружка…

Утром после преферанса:

Ни подружки, ни аванса,

Ни друзей… Одни бутылки

с пустотой. И боль в затылке!

Александр Вишнёв

– Наш Центр неотложной детоксикации предназначен для больных со случайными отравлениями. Ну-ка, доктора, кто перечислит мне виды случайных отравлений?

– Лекарственными препаратами… – сразу же подала голос перфекционистка Бурчакова.

Бурчакову недолюбливали. За перфекционизм, за постоянно выпяченную нижнюю губу, за постоянные напоминания о том, что ее фамилия происходит от украинского слова «бурчак» – журчащий ручей, а не от глагола «бурчать».

– Как зажурчит этот ручей – сразу кипятком писать хочется, – говорил нахал Абгарян.

Бурчакова на это выпячивала губу еще сильнее и говорила в пространство нечто абстрактное про горные аулы, мешки с деньгами и купленные дипломы. Абгарян ржал, как застоявшийся жеребец, и напоминал, что его род живет в Москве аж с начала восемнадцатого века.

– Может, и раньше жили, – скромно добавлял он, – только достоверных свидетельств не сохранилось.

Бурчакова фыркала, но дискуссию не продолжала. Сама она приехала в Москву из города Балей Читинской области и отчаянно этого стеснялась.

– …в том числе наркотическими и психотропными препаратами, а также алкоголем и его суррогатами, грибами и ядами растительного и животного происхождения и различными химическими веществами.

– А также ядами прижигающего действия, – добавил Абгарян.

– Это входит в понятие «различные химические вещества»! – огрызнулась Бурчакова.

Абгарян предпочел промолчать.

– Можно сказать, что к нам везут все, кроме суицидов, потому что психосоматики у нас нет, – сказала заведующая токсикореанимацией. – Наш центр является частью…

– Стареешь, Артур, – поддел Абгаряна Данилов. – Теряешь боевой задор.

– Настроение просто сегодня хорошее, – улыбнулся во все свои тридцать два зуба Абгарян, – связываться неохота. Ты мне потом поможешь кое-что из машины принести?

– Молоток, топор и пилу? – предположил Данилов, указывая глазами на Бурчакову.

В укоризненном взгляде Абгаряна читалось: «Ну и шуточки у вас, поручик!»

– Сейчас вы разделитесь на пары и получите по больному. Ознакомитесь, понаблюдаете и в конце дня сделаете мне краткий доклад. Как, что, согласны ли вы с обследованием и терапией, ваши предложения. И так будет каждый день. Я постараюсь, чтобы неделя, проведенная в токсикореанимации…

– …стала для нас незабываемой… – прошептал Абгарян.

– …дала вам как можно больше, ведь с отравлениями всем вам придется сталкиваться, где бы вы ни работали.

Будут какие вопросы – обращайтесь ко мне или к дежурному врачу Константину Дмитриевичу, вот, кстати, и он.

Легок на помине…

Абгаряну с Даниловым достался словоохотливый сантехник сорока семи лет, отравившийся коктейлем из водки и снотворных таблеток.

– Я слышал не раз, что народ запивает водярой таблетки, чтобы лучше забрало, но сам никогда не пробовал.

А тут пришел с работы, сунулся в холодильник – а там всего полбутылки. Шурин, скотина такая, заглянул пообедать и заодно водочки халявной тяпнул. А время позднее, а ночной магазин у нас за две остановки, а соседи, кто с понятием, все уже спят, а мне хорошенько добавить надо, ведь я устал как собака…

– А зачем вы двадцать таблеток выпили? – спросил Данилов. – И двух хватило бы…

– От жадности, – признался мужик. – Увлекся. Да и водки мало было. Чисто клювик смочить… ничо – полежал, отдохнул, выспался как человек, опять же – организм мой промыли как следует, нет худа без добра. А сегодня обещали в отделение перевести. Сказали – как только место освободится, так и того… а на той неделе можно и домой…

– Что за человек? – сразу по выходе из зала удивился Абгарян. – Старуху без таблеток оставил, врачам проблем подкинул, сам чуть не помер от остановки дыхания… И все из-за того, что не догадался дома лишнюю бутылку заначить… Ладно, давай, Вова, одну задачу решим. Условия такие: есть именинник, есть компания, есть море выпивки и немного закуски. Вопрос – где бы все это половчее организовать? В анестезиологии, как обычно, будет до ночи торчать наш руководитель. Там нам посидеть не дадут. Где тогда?

– Так у тебя сегодня день варенья? – наконец-то дошло до Данилова. – Чего ж ты молчал, партизан?

– А что – за неделю объявлять? Зачем? Потом сюрприз всегда интереснее.

– Как – зачем? Мы бы тебе подарок купили…

– Подарки – это лишняя головная боль, – усмехнулся Абгарян. – Сначала вы думаете, что мне подарить, потом я думаю, что мне делать с подарком. К чему эти условности? Ты лучше скажи, куда провизию тащить?

– А что, если прямо здесь? – предложил Данилов.

– Здесь?! – вытаращил глаза Абгарян.

– А что такого? Скажем, что у тебя день рождения, пообещаем сидеть тихо и убрать все за собой… Хочешь, я спрошу?

– У заведующей?

– Зачем напрягать начальство? У дежурного врача.

– Он тебя пошлет – скажет – первый день, как пришли, и уже…

– Пошлет так пошлет. Тогда поищем другое место.

Спросить-то можно?

К радости Данилова, дежурный токсиколог отнесся к просьбе с полным пониманием. Наверное, оттого, что еще не забыл, как сам был интерном или ординатором.

На вид Константину Дмитриевичу можно было дать лет тридцать, не больше.

– Я дам вам ключ от нашей «аппаратной», которая на самом деле является секретной палатой класса люкс, – пообещал Константин Дмитриевич. – Но с уговором – не шуметь и чтобы никаких следов вашего праздника не осталось.

– Можете не сомневаться, – заверил Данилов. – Все будет в лучшем виде. Когда можно будет начинать?

– Заведующая уходит где-то в половине четвертого.

Как только – так сразу…

– Артур, куда нам столько? – В багажнике абгаряновской «девятки» Данилов увидел три пакета с бутылками и шесть не менее объемистых пакетов с едой. – Или не все берем?

– Не все я бы один принес! – хмыкнул Абгарян. – Как говорится – лучше пусть останется, чем не хватит.

Не забудь, что доброго доктора с медсестрами надо угостить, и вообще у меня круглая дата – двадцать пять лет!

Четвертак! Так что не сачкуй, бери и тащи! А то я уже замерз!

Данилов взял и понес. В «аппаратной» их уже ждали остальные интерны. Как ни странно, но на празднование дня рождения Абгаряна осталась даже Бурчакова. «Не иначе как для того, чтобы выбрать подходящий момент и подсыпать имениннику яду, – подумал Данилов. – Или слабительного».

Двоих интернов вырвала из рядов начинающаяся эпидемия гриппа, поэтому на празднике, вместе с именинником присутствовало восемь человек. Четверо мужчин и четверо женщин – идеальная пропорция для вечеринки. Сильный пол помимо Данилова и Абгаряна представляли интерны Коростылев (кличка «Буратино») и Майоров (кличка «Тормоз»). Женщины делились на два если не враждующих, то по крайне мере противостоящих лагеря (ох уж эта милая черта повсюду создавать группировки!) – Бурчакова со своей задушевной подругой Леной Аникановой, анемичной девой с глазами в пол-лица, против двух Оль – Смирновой и Барановой. Оли были москвичками, Бурчакова и Аниканова – провинциалками, Оли были те еще язвы, а Бурчакова и Аниканова страдали гипертрофированной обидчивостью. И к тому же все четверо боролись за негласное звание «Мисс интернатура»… В общем, противоречий хватало.

Однако противоречия не помешали девушкам усесться рядком на самое удобное место – застеленную койку, оставив парням два стула и подоконник.

Предусмотрительный Абгарян купил все, что подлежало нарезке, уже нарезанным, поэтому стол (вернее – тумбочка) был накрыт очень быстро – минуты за две. В три этажа. Бутылки из конспиративных соображений поставили в угол.

– Джаст э момент! – Именинник сложил в один из освободившихся пакетов бутылку водки, бутылку шампанского, батон хлеба, по упаковке с колбасой и сыром, баночку оливок и скрылся за дверью.

– Пошел вносить арендную плату, – пошутил Коростылев.

Игорь Коростылев был высок, коренаст и немного звероподобен. Кличку «Буратино» он получил не за внешний вид и не за какие-то черты характера, а только благодаря отчеству. Дед Игоря, убежденный коммунист, назвал своего первенца Карлом в честь основоположника Карла Маркса. Ну а кто был сын папы Карло? Конечно же Буратино!

– Разве был такой уговор? – удивился Сережа Майоров.

Вот он-то, в отличие от Коростылева, заработал кличку «Тормоз» своим собственным умом, вернее – некоторой его недостаточностью. Наблюдая за Тормозом, Данилов не переставал удивляться тому, какая ирония судьбы занесла этого увальня в анестезиологи-реаниматологи, специальность, в которой постоянно приходится быстро соображать и быстро действовать. Ему бы в рентгенологи. Сиди себе, снимки описывай да динамику оценивай.

– Это закон жизни, – снисходительно пояснил Коростылев. – Тебя уважили – и ты уважение окажи. А то твой день рождения придется в подвале праздновать.

– У меня день рождения в июле. – Тормоз мечтательно закатил глаза. – Мы как раз в отпуске будем… Неужели лето снова наступит?

За окном, словно в ответ на глупый вопрос, пошел снег.

– Все в порядке, – известил вернувшийся Абгарян. – Гудеть можем хоть до утра, только чтоб тихо.

Трудное искусство гулянок в медицинском учреждении к окончанию института постигается в совершенстве.

Гулять надо с душой, с размахом, так, чтобы было что вспомнить, но при всем том не шуметь, чтобы не привлекать внимания пациентов. Ну, и администрации тоже.

Хорошо патологоанатомам – сидят они обычно в отдельно стоящем корпусе, клиентура у них спокойная, ни на что не реагирующая, родственники не досаждают… Гулять можно на всю катушку! В реанимации так уже не развернешься – во-первых, далеко не все здесь не реагируют на звуки, тем более громкие, а во-вторых, на соседних этажах могут услышать шум.

Отсюда вывод – учитесь осваивать спецнавыки. Говорить тихо (а когда выпьешь, это ой как нелегко!), посудой не звенеть, сексом на скрипящих предметах обстановки не заниматься. Будь невидим и неслышим, тогда твоему празднику никто не помешает.

Разумеется, шампанское открывали тихо, без хлопков и выстрелов в потолок, что не помешало трем бутылкам закончиться очень скоро. Пили не из фужеров, а из чашек и кружек, своей обыденной посуды. Предусмотрительный Абгарян не забыл и про одноразовые стаканчики, но все дружно сочли, что пить алкоголь из пластика «невкусно».

– Хорошее шампанское, Артурик, – похвалила Бурчакова. – Пьется так хорошо…

– Это брют, – Абгарян послал ей персональную улыбку, – мой самый любимый сорт шампанского.

– И мой тоже, – ответила Бурчакова.

«Еще немного, и они подружатся, – подумал Данилов. – Как мало надо людям для того, чтобы найти общий язык. Впрочем, не так уж и мало – почти по триста грамм шампанского».

От выпитого в головах приятно зашумело.

– Какой ты молодец, Артурик! – восхитилась Смирнова. – Такой день мерзкий, настроение мерзкое, а ты нам праздник устроил! Дай я тебя поцелую!

Именинник с удовольствием подчинился и был перецелован всеми дамами. Крупная и сильная Баранова так сжала его в объятиях, что послышался хруст.

– Ты ему ничего не сломала? – поинтересовалась Бурчакова.

– Это у него молния на ширинке лопнула, – не моргнув глазом, парировала Баранова. – Мужчины любят энергичных женщин.

– Покажи ширинку! – потребовал купившийся Тормоз.

– Разбежался, – проворчал Абгарян, направляясь в угол, к бару.

Он вернулся с бутылкой коньяка.

– Молдавский, – извиняющимся тоном объявил он, разливая коньяк по сосудам. – Армянского не было.

– Один хрен, все в Подмосковье разливают, – махнул лопатоподобной ладонью Коростылев.

Завязалась тихая, но ожесточенная дискуссия о сравнительных особенностях коньяков разных стран. Данилову даже пришлось придержать именинника, чтобы тот не набросился на флегматичного Коростылева.

Флегматичный-то он флегматичный, а махнет рукой – и привет Артурику, двадцать шесть лет отмечать уже не придется.

Тормоз, опровергая свою кличку, среагировал мгновенно и по делу – открыл вторую бутылку коньяка.

– Как сказал поэт Уитмен, чем ругаться, лучше выпьем! – сказал он. – За дружбу и корпоративную солидарность!

– Не путай! – строго одернул его Буратино. – Дружба и корпоративная солидарность – это совсем не одно и то же.

– Я знаю.

– Тогда как можно пить за них разом? Только порознь!

Порознь – так порознь. Выпили сначала за дружбу, а следом – за корпоративную солидарность.

– Надо немного прибраться, – озаботилась Аниканова.

Она встала, намереваясь собрать пустые лотки из-под еды, но пошатнулась и рухнула на колени Барановой.

– Ортостатический коллапс! – констатировал Абгарян.

– Я в полном порядке. – Совместными женскими усилиями Аниканову усадили на койку. С одной стороны ее подпирала Бурчакова, а с другой – Баранова. – Это просто голова закружилась. Бывает.

– Страшно вспомнить, сколько времени я не курил! – Абгарян встал и похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли сигареты и зажигалка.

– Я с тобой! – Тормоз слез с подоконника.

Данилов и Буратино как некурящие остались развлекать дам. Развлекали долго, рассказывали анекдоты, вспоминали студенческую жизнь, обсудили пару новых фильмов, выпили, закусили, еще выпили и только тогда спохватились, что курильщиков нет уже более часа.

– Тормоз он на то и тормоз, чтобы тормозить, – сказал Коростылев. – Но на Эдика это не похоже.

Данилов освежился, умывшись холодной водой, и отправился на поиски. В токсикореанимации царило спокойствие – настоящее сонное царство. Медсестра, сидевшая на посту, приветливо улыбнулась Данилову (не иначе как тоже успела отпраздновать абгаряновский день рождения) и, не дожидаясь вопроса, сказала:

– Попросила ваших товарищей переводного больного в отделение отвезти, так их до сих пор нет. Не знаю что и думать. Долго ли этажом ниже спуститься…

– Сам удивляюсь, – ответил Данилов. – Говорите – этажом ниже?

– Да, – подтвердила медсестра. – Главное, чтобы они кресло-каталку нашу вернули, не оставили в отделении. А то ведь не найдешь потом. Народ у нас ушлый – соскоблят нашу метку или просто поверху свою поставят, и все! А кому выплачивать? Наденьке! А у меня зарплата маленькая…

– Все понял, – ответил Данилов. – Постараюсь найти вашу каталку.

Он спустился по лестнице этажом ниже и поинтересовался в обоих отделениях, расположенных там, не привозили ли к ним переводного больного из токсикореанимации. Оказалось, что не привозили. «Наверное, они перепутали и отвезли его на этаж выше», – решил Данилов.

Увы – и там не было ни переводного больного (скорее всего – того самого любителя запивать водкой пачку снотворного), ни каталки, ни Тормоза с Абгаряном. Чудеса чудес и всяческие чудеса!

Данилов вернулся в токсикореанимацию и узнал, что коллеги так и не вернулись. Коростылев, доблестно развлекая дам, играл с ними в бутылочку. Данилов посмотрел на его физиономию, перемазанную помадой разных цветов, и предпочел отправиться на дальнейшие поиски «пропавших без вести».

Он поднялся на лифте на самый верхний этаж и начал спускаться вниз с заходом во все отделения, миновав только гинекологическое. Даже если Артуру и вздумалось пошутить подобным образом, привезя мужчину в гинекологию (Тормоз сроду бы не догадался сотворить такое), то отделенческие сестры эту шутку не поддержали бы.

Он дошел до первого этажа, но так никого и не нашел. Зато нашел охранника – лысого дядечку, занятого разгадыванием кроссворда. Данилов подсказал ему тяжелое заболевание дыхательной системы из пяти букв, первая «а» (сам охранник, кроме «аборт» ничего подобрать не мог), и узнал, что за последние четыре часа двое «сотрудников» никого на кресле-каталке из здания не вывозили.

– А ведь есть другой выход? – вспомнил Данилов.

– Он закрыт, ключи у меня. – Охранник потряс в воздухе связкой ключей. – Ищите в здании. А как будет военный трёхмачтовый корабль с полным парусным вооружением? Шесть букв, вторая «р».

– Фрегат! – ответил Данилов и толкнул дверь, ведущую наружу.

Ему почему-то захотелось обойти вокруг корпуса.

Ежась от холода (мокрый снег только усиливал впечатление), Данилов не обошел, а обежал терапевтический корпус, но никого не нашел.

Подумав о том, что приятели могли заснуть в машине Абгаряна (мало ли что в голову взбредет?), Данилов добежал и до машины, оказавшейся пустой. Пришлось бежать обратно, согреваясь при помощи экспрессивных выражений нецензурного плана. Заодно и протрезвел.

В вестибюле первого этажа Данилов наткнулся на уже переодевшихся «на выход» коллег.

– Мы там все убрали, ключ отдали доктору, еду тоже оставили ему, а бутылки Игорь спрятал в своем шкафчике, – обстоятельно доложила Бурчакова. – А ты нашел ребят?

– Нет, – развел руками Данилов.

– Как?! – дружно ахнули дамы.

– Так!

– Одежда их в раздевалке, – сообщил Коростылев. – Странно все это…

– Прямо мистика, – добавила Смирнова. – Деньги и съестное в больницах часто пропадают, но чтобы люди… А у них есть мобильные телефоны?

Мобильные телефоны в то время были у многих, но все же не у каждого. И пользовались ими не при каждом удобном случае, а только в случаях важных, срочных. Соответственно и номера мобильных телефонов сообщались далеко не всем.

– У Абгаряна я видела мобильный, но номера его я не знаю, – сказала Бурчакова. – Как все странно…

– Я их еще поищу, – сказал Данилов. – Самому странно.

– Удачи тебе, – Коростылев протянул Данилову руку, – а я девчонок до метро провожу.

Данилов посмотрел им вслед. Несмотря на количество выпитого, коллеги держались хорошо, как и подобает врачам, – шли ровно, не спотыкаясь и не пошатываясь.

Интуиция подвела – пробежка по двору не принесла никакой пользы. Оставалось призвать на помощь логику.

Данилов остановился посреди пустого коридора и стал соображать.

Уехать они не могли, раз одежда их осталась здесь.

Машину Абгарян после всего выпитого по-любому бросил бы возле больницы, но без куртки он бы не ушел.

И Тормоз тоже не ушел бы домой в халате и не попрощавшись. Тормоз вообще очень обстоятельный и правильный.

Судя по всему – из корпуса они не выходили и из окон не выпадали. Значит – они где-то здесь.

В инопланетян, дыры в реальности и всякие там чудесные перемещения в пространстве Данилов не верил.

Учеба в медицинском вузе вообще не располагает к потустороннему и непостижимому. Студенты-медики и молодые врачи всегда знают что, как и почему. Это уже потом жизненный опыт заставляет их пересмотреть свои взгляды и порой в корне изменить мировоззрение.

На всякий случай Данилов сходил проверить запасной выход из корпуса, но охранник не соврал – дверь действительно была заперта. Тогда Данилов вернулся к охраннику и поинтересовался, не вывозил ли кресло-каталку с больным один мужчина в белом халате. В ответ услышал, что кресло-каталка мимо охранника вообще не проезжала. Ни с больным, ни без него. Помянув недобрым словом медсестру, которой вздумалось нагрузить людей, вышедших на перекур, Данилов поднялся в токсикореанимацию.

– Я уже и сама вниз спускалась – ни больного, ни каталки, – сообщила медсестра. – Куда они делись?

Данилов рассказал о своих безрезультатных поисках.

– А в подвале в были? – спросила медсестра. – Хотя что им в подвале делать?

Данилов спустился в подвал.

Потыкался в запертые двери, не нашел ни одной открытой. И ни одной живой души тоже не нашел. Полный облом.

К этому моменту Данилов совершенно протрезвел.

Недоумение и растерянность уступили место азарту.

«Я найду их во что бы то ни стало», – решил Данилов и продолжил поиски.

Контрольный заход в раздевалку ничего не дал – одежда товарищей висела на месте.

Охранник при виде Данилова молча покачал головой – не было никого, мол.

Мужской и женский туалеты первого этажа были пусты, дверь поликлинического отделения заперта. Наплевав на условности, Данилов поднялся на лифте в гинекологическое отделение и спросил у обоих дежурных медсестер, не привезли ли к ним, конечно же по ошибке (нет, это не шутка – три человека пропали и впридачу кресло-каталка) мужчину из токсикореанимации.

Медсестры хором ответили, что не привозили, и посмотрели на Данилова с сочувствием, переходящим в сострадание – то ли передежурил доктор, то ли перепил, а может, и то, и другое разом.

«Чердак!» – вдруг осенило Данилова.

Действительно – как же мог он забыть про чердак?!

В подвале был, а на чердаке – нет. О том, как втащить на чердак кресло-каталку и зачем это делать, Данилов не подумал.

Оказалось, что он поднялся по лестнице только для того, чтобы толкнуть запертый люк и полюбоваться на полоску бумаги с круглой печатью, которой этот люк был опечатан. Судя по дате – три недели назад. Снова облом.

Данилов вспомнил о том, что надо бы позвонить матери. Тратиться на звонок по мобильному телефону не стал – позвонил из ближайшей ординаторской. Пришлось соврать, что остался на дежурстве.

– У тебя хоть есть чем перекусить? – спросила мать.

– Выше крыши, – заверил Данилов и, не дожидаясь дальнейших вопросов, дал отбой.

Дежурный врач флегматично пил чай.

– Скажите, а в вашем корпусе люди никогда не пропадали? – спросил Данилов.

– И не только в корпусе, – не поворачивая головы, ответил врач. – У нас по всей больнице люди пропадают…

Данилов насторожился.

– …Это ж не стационар, а помойная яма, трясина, – продолжил врач. – Попал сюда, значит – пропал.

Уже не выбраться. Вот я раньше работал в клинике гражданской авиации. Это ж небо и земля. Там – да, современный стационар во всем его великолепии…

Данилов тихо вышел из ординаторской и так же тихо закрыл за собой дверь. Врач все продолжал свой монолог, наверное не заметил, что остался без собеседника.

А может, и не сильно в нем нуждался, ведь все, что мы говорим, мы в первую очередь говорим для себя.

«Елки-палки, лес густой», – подумал Данилов.

Еще один визит в токсикологию. Медсестра сказала, что коляска стоит около двенадцати тысяч и выплачивать за нее ой как неохота.

Осмотр раздевалки ничего не дал – куртки на месте, ботинки тоже, а хозяев нет.

Только сейчас Данилов ощутил, насколько он устал.

Да, что ни говори, а денек был богат событиями.

«Отдохну здесь, – решил он, кое-как устраиваясь на кушетке. – Посплю полчасика, а потом на свежую голову решу, что и как делать дальше».

Заснул он сразу же, что называется, не успел голову до кушетки донести, но проспал недолго, не больше часа, потому что от неудобного и непривычного положения руки-ноги и шея затекли и начали болеть. Да и сны снились неприятные, суматошные, сны, от которых так и тянет проснуться. Какие-то поиски с собаками, блуждания по бетонному лабиринту, черные комнаты, злобные лица, короче, то, что называется емким словосочетанием «хрень всякая».

Пока Данилов примеривался, как бы половчее встать, чтобы не сразу свалиться, в раздевалку пришли люди.

Судя по голосам – мужчина и женщина.

Судя по поведению – одержимые страстью в прямом смысле этого слова. Едва закрыв за собой дверь, они застонали, судя по звукам, начали лихорадочно освобождаться от одежды и тут же, без всяких предварительных ласк, приступили к делу на кушетке.

Данилова закрывал от них ряд шкафов, но он и по звукам прекрасно представлял, что сейчас происходит возле входа. Скрипел под телом (или – телами?) дерматин, елозила по полу кушетка, женщина стонала, а мужчина издавал звуки, более похожие на рычание.

Положение было дурацким, а что делать? Не выходить же теперь, в самый разгар страстного совокупления?

Здравствуйте, я ваш дядя, а зовут меня Вова Данилов!

Картина «Не ждали», художник Илья Репин. Действующие лица другие, смысл тот же.

Данилов тихо, как дух бесплотный, перешел из лежачего положения в сидячее (ох и трудно было сделать это практически бесшумно!) и с наслаждением потянулся, да так, что в его молодом организме что-то хрустнуло. Ретивые любовники не обратили на этот звук никакого внимания, они уже прошли большую часть пути, ведущего к наслаждению, и теперь неслись к этому самому наслаждению на всех парах.

Данилов попытался наметить дальнейший план поисков (ну, прямо хоть в милицию заявляй), но звуковое сопровождение совершенно не способствовало мыслительному процессу. Вернее – способствовало, но совершенно иному, полному эротических видений. «Люди развлекаются, а я бегаю по больнице как заведенный, – вздохнул Данилов. – Ничего себе день варенья! Не день варенья, а день горчицы с хреном!»

Наконец прозвучало тревожное «Только не в меня!», и процесс пошел на спад. Данилов немного удивился – в силу своей малоопытности (для пересчета женщин, с которыми у него что-то было, хватило бы пальцев одной руки), он думал, что фразу «Только не в меня!» женщины произносят исключительно в анекдотах. Оказалось, что и в жизни тоже.

– Ты мне всю прическу растрепал, – укорил женский голос.

– Я же не нарочно, – ответил мужчина.

– Ты ничего никогда не делаешь нарочно… Ладно, пошли, а то нас там, наверное, уже ищут.

– Кому мы нужны? «Скорая» подъехала бы – услышали…

«Услышали бы вы, как же! – усмехнулся про себя Данилов. – Это вас было слышно на весь коридор».

После того как хлопнула дверь, он медленно сосчитал в уме до тридцати и вышел из раздевалки.

Коридор был пуст.

Данилов в который уже раз поднялся в токсикореанимацию. На этот раз, едва открыв дверь, он наткнулся на доктора Константина Дмитриевича.

– Вы дежурите? – удивился тот.

– Нет, пытаюсь найти двух товарищей, а заодно и вашего больного вместе с каталкой, – ответил Данилов.

– Утром все найдется, – обнадежил Константин Дмитриевич. – Утро – оно мудренее вечера. Небось в отделении приняла нашего «переводника» дневная медсестра, а вечерняя не в курсе. Ничего, утром придут заведующие со старшими сестрами и все тайное станет явным. Идите домой, поспите хоть полночи. На моей памяти это не первый такой случай. У нас же не больница, а филиал Бедлама в Сокольниках. А Галине я уже дал по ушам за то, чтобы она свои обязанности ни на кого не перекладывала. Сама бы отвезла – и вопросов бы не возникло.

– С больным, допустим, понятно. Но где же мои товарищи?

– Небось заперлись где-нибудь в процедурном кабинете и продолжают бухать. – Нет, Константин Дмитриевич был неисправимым оптимистом, из тех, кого ничто не может выбить из седла. – Дело-то молодое. Я в вашем возрасте, – последние слова были сказаны тоном, подчеркивающим пропасть между возрастами, – по три дня мог в больнице пропадать. Особенно если было с кем.

– А я почему-то тревожусь, – сказал Данилов.

– И напрасно! – заверил Константин Дмитриевич. – Очень скоро убедитесь, что я был прав.

За спиной Данилова загрохотала каталка – «скорая» привезла в реанимацию очередную «отраву». Константин Дмитриевич занялся делом, а Данилов в растерянности дошел до лестницы и начал спускаться по ней. В голове не было ни одной конструктивной мысли. Нет, одна мысль присутствовала – мысль о том, как хорошо иметь под рукой розыскную собаку с замечательным нюхом, но ее (мысль, а не собаку) навряд ли можно было считать конструктивной.

«А может, и не было никакого дня рождения? – промелькнуло в голове. – Может, все это сон? Вот сейчас ущипну себя за ногу и проснусь…»

Ущипнул. Сильно. Целых три раза. Не помогло.

Зато вспомнил о том, что опросил всех, кого только можно, но забыл про дежурного лифтера, «водителя» грузового лифта, вернее – двух грузовых лифтов. А ведь именно на грузовых лифтах и возят каталки, хоть с пациентами, хоть без. Досадное упущение.

– Вроде были, – наморщил лоб лифтер. – Двое и мужика на кресле везли…

Лоб у лифтера был высоким, а вот интеллекта в глазах проскальзывало мало. Как раз столько, сколько нужно для этой ответственной профессии.

– Врачи еще навеселе были. – Данилов зашел с другого бока, стремясь выудить хоть что-то из памяти лифтера.

– Обкуренные? – уточнил тот.

– Поддатые, – поправил Данилов.

– Тут с полудня пол больницы поддатыми ходят. – Лифтер растянул губы в подобие улыбки. – А некоторые – те так прямо с утра. Наш прежний главврач сам не просыхал и другим пить не мешал. Это ж привычка, а привычка – она сильнее человека.

– За то и сняли, наверное, – предположил Данилов.

– Нет, не за пьянку. Случай вышел…

Слово «случай» было произнесено столь многозначительно, что просто невозможно было не спросить:

– Какой случай?

– В приемную самотеком большого человека привезли, покушение на него было, машину взорвали. А приемное наше сплоховало – помощь толком не оказали, перекисью полили из пузырька да и перевели в институт к Склифосовскому. Ну, а тот как оклемался, то обиделся и нажал там. – Многозначительный взгляд в потолок. – Взяли нашего Владимира Осиповича да под зад ему коленом. Сашку Галкина, который приемным заведовал, тоже за компанию уволили. Такие вот пирожки. А дружков твоих я не припоминаю. Может и видел, а внимания не обратил. Мое дело маленькое – двери закрыл, кнопку нажал, двери открыл…

«Вот уж работенка, – подумал Данилов. – Еще хуже, чем охранником».

Идей больше не было, силы, восстановленные недолгим сном, убывали, завтра, а если точнее – то уже сегодня ждал новый рабочий день. Поэтому Данилов принял единственно верное решение – пойти и выспаться.

Но уже не в раздевалке, а в более-менее сносных условиях – в одной из свободных ординаторских. Врачи обычно дежурят по одному на два-три отделения, поэтому найти свободную ординаторскую не составляет проблем.

Ординаторская нашлась во втором терапевтическом отделении.

– Ваши не объявились? – спросила постовая сестра, как и все прочие сестры, бывшая в курсе даниловских поисков.

– Нет, – вздохнул Данилов.

– Мужики все такие, кто на сутки пропадет, кто на неделю, а некоторые так вообще выйдут за хлебом и навсегда. С концами…

– Ну, здесь-то немножко другая ситуация, – вступился за гендерную честь Данилов.

– Ситуация, может, и другая, – согласилась медсестра, – а мужики все одинаковые. В ординаторской не курите, ладно?

Данилов достал из шкафа одеяло и подушку, раскрыл изрядно потертый и нещадно скрипевший диван (да, сексом на таком ложе не займешься – весь корпус на шум сбежится) улегся и попытался внушить себе, что все будет хорошо. Он, собственно, не столько маялся дурными предчувствиями, сколько терзался любопытством – ну куда же могли деться Абгарян и Тормоз?

Интересно, как бы решил эту загадку Шерлок Холмс? Наверное, начал бы с заключения о том, что раз они не покидали корпуса, то, значит, они здесь. Или же, наоборот, заявил бы, что раз их не удалось найти в корпусе, то, значит, они где-то за его пределами…

Тут к Данилову пришел сон. На этот раз спокойный, умиротворяющий, без сновидений. Сон праведных или как он там еще называется?

Проснулся он в семь утра, вместе со всем отделением, со всей больницей и первым делом поспешил в токсикореанимацию. Открыл дверь, не увидел, как надеялся, стоящего возле нее кресла-каталки и только и смог выдавить из себя:

– Не нашли?

– Больного нашли, – ответила медсестра, набиравшая в шприц раствор из ампулы.

– Где?

– В первой терапии! – Медсестра явно не спала всю ночь и оттого держалась недружелюбно, даже сурово. – Там такой бардак! Положили чужого больного и ни гу-гу! И на то, что у них в отделении чужая история болезни лежит, тоже никто внимания не обратил! Ну не дуры, а?

– А доктора нашлись?

– Нет, доктора не нашлись. Хотя я очень желала посмотреть им в глаза и спросить – как такое могло случиться?

Данилов понял, что больше ничего интересного он не узнает, и пошел в первую терапию – поговорить с «найденышем», которого можно было назвать и «подкидышем». Увы, сам пациент, действительно оказавшийся тем самым любителем водки в сочетании со снотворным, ничего путного сказать не мог.

– Они меня оставили и ушли. И каталку с собой забрали, это я хорошо помню.

Вот и вся информация. Кот наплакал, называется.

В четверть девятого начали собираться интерны. Первым явился Коростылев. Узнал о приключениях, точнее – мытарствах Данилова и сказал:

– Жопа!

– Может, сейчас придут… – помечтал Данилов, глядя на куртки и обувь пропавших товарищей.

– Восстанут из ада, – глупо пошутил Коростылев.

Народ подходил, выслушивал краткий рассказ Данилова и ужасался.

В половине девятого новость сообщили Тарабарину, заведующему анестезиологическим отделением и по совместительству руководителю интернатуры. Тарабарин не на шутку встревожился и объявил о таинственном исчезновении двух интернов на утренней больничной конференции.

– Что тут думать, Виталий Мартынович, действовать надо, – сказала заместитель главного врача по лечебной работе. – Позвоните домой, и если их там нет и сведений о том, где они, тоже нет – будем обращаться в милицию. Люди просто так не пропадают. Даже в стационаре.

Никто не понял смысла последней фразы, но переспрашивать не стали. Заместитель главного врача не любила вопросов с мест. Она вообще предпочитала задавать вопросы, а не отвечать на них, дела исключение разве что для главного врача, своего, как говорили в средневековой Европе, владыки и сюзерена.

Народ зашептался: опять эти интерны отличились.

Порой кажется, что не будь в больницах интернов и ординаторов, там бы вообще ничего не происходило бы.

Случилось чепэ? Ну конечно же это интерны…

– А у нас вчера две простыни пропало, – многозначительно сказала заведующая приемным отделением. – Причем сразу.

По лицу ее было заметно, что она видит прямую связь между таинственным исчезновением двух интернов и не менее тайнственной пропажей двух простыней. Простыни, если разобраться, важнее, потому что за них кому-то придется выплачивать. А за интернов выплачивать некому – пусть пропадают на здоровье, только в казенные простыни при этом не заворачиваются.

Справедливости ради надо заметить, что платить из своего кармана за недостающие простыни и наволочки (так же, как за подушки и одеяла) сотрудники не любят.

Куда проще на следующем дежурстве стащить простыню у зазевавшейся бригады «скорой помощи». Ну, а те у другой бригады позаимствуют или же в приемном отделении разживутся недостающим. Иногда – в том же самом.

Круговорот материальных ценностей – увлекательнейший процесс, который пока еще только ждет своего исследователя.

У двери кабинета Тарабарина всех возвращающихся с пятиминутки ждал сюрприз. Даже не один, а сразу два сюрприза – интерны Абгарян и Майоров. Живые, невредимые и даже в хорошем настроении.

– Эй, клоуны, что за цирк вы вчера устроили? – заорал на весь коридор Коростылев.

– Цирк устраиваете вы, Игорь! – тут же одернул его Тарабарин. – У меня в отделении не принято так… кричать. Давайте зайдем в кабинет и там уж первым делом узнаем, какая нечистая сила…

Майоров с Абгаряном переглянулись и заржали.

– Вы мне собьете всех с рабочего ритма, – проворчал строгий руководитель, поворачивая в замке ключ. – Заходите и здесь уже смейтесь. Только в меру, чтобы потом плакать не пришлось…

Рассказ Абгаряна был коротким, но краткость компенсировалась эмоциональностью.

– Отвезли мы, значит, больного…

– Куда отвезли – помните? – перебил Тарабарин.

– Честно скажу – сейчас и не вспомню, – виновато улыбнулся Абгарян. – Помню одно – в палату завезли, на койку усадили, все честь по чести, не в коридоре бросили. Так вот, выходим мы, и этот вот юморист, – Абгарян указал пальцем на Тормоза, – предлагает мне покататься на кресле по двору. Вроде как проветриться. Настроение у меня было приподнятое – день рождения как-никак, вот я и согласился…

– Да ты просто визжал от радости! – вставил Тормоз.

– Не было такого! – отмахнулся Абгарян. – Я вообще визжать не умею! Вышли мы во двор…

– А охранник мне сказал, что не видел никого с каталкой, – прокомментировал Данилов.

– Хватит меня перебивать! – вспылил Абгарян. – Расскажу до конца – тогда и перебивай сколько вздумается! Охранник твой, если хочешь знать, газету читал! Очень увлеченно! Потому нас и не видел. Вышли мы, значит, покатали друг дружку вокруг корпуса, один раз просто так, другой – на время, типа – соревнование, а потом этот провокатор…

– Сам ты провокатор! – обиделся Тормоз.

– Я – жертва провокации! – поправил Абгарян. – Так вот, этот гражданин сказал, что за три минуты сможет прокатить меня вокруг всей больницы. Я произвел в уме несложные расчеты и сказал, что меньше чем в шесть минут он не уложится. Мы поспорили на двести долларов…

– Ставочки у вас, однако. – Тарабарин покачал головой.

– Я был уверен, что уложусь в три минуты…

– А я был уверен в обратном. Мы выкатили наше кресло на улицу, охрана на нас не обратила никакого внимания – мы же в халатах были, значит – все нормально, я сел, засек время, и мы поехали. Ну, конечно, нам было весело и мы издавали всякие веселые крики…

– Которые очень не понравились милицейскому патрулю, – вздохнул Тормоз.

– А поскольку мы были без документов, то нас вместе с этим несчастным креслом, будь оно проклято, забрали в отделение! Мало того что забрали, так еще попытались шить нам угон коляски…

– И вы до утра сидели в милиции! – ахнула Бурчакова. – А мы все так волновались! Владимир всю ночь бегал по больнице, искал вас…

– Ну, ночью я, положим, спал, а вечером – да, пришлось побегать, – уточнил Данилов. – А вас как отпустили – с концами или под подписку о невыезде?

– С концами, разумеется, – ответил Тормоз. – Это ж даже на мелкое хулиганство не тянет. Если бы мы еще матерные слова орали, а то так…

– Каталку мы уже вернули, – добавил Абгарян. – В первую очередь. Народ так обрадовался, что пообещали когда потребуется дать нам ее на полчасика.

– Это еще зачем? – удивился Тарабарин.

– Как «зачем», Виталий Мартынович? Нас же на полпути забрали! Должны же мы решить спор! Двести долларов на дороге не валяются, и потом дела надо доводить до конца.

– Я вот отосплюсь, колеса смажу и в две с половиной минуты уложусь! – пообещал Тормоз.

Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома

«If thought is life

And strength and breath:

And the want

Of thought is death…»

William Blake, «The Fly»

«Если сила жизни в мысли,

То и смерть сокрыта в ней…»

Уильям Блэйк, «Муха»

«Сначала они извлекают мозг через ноздри железным крючком. Этим способом удаляют только часть мозга, остальную же часть – путем впрыскивания [растворяющих] снадобий. Затем делают острым эфиопским камнем разрез в паху и очищают всю брюшную полость от внутренностей. Вычистив брюшную полость и промыв ее пальмовым вином, мастера потом вновь прочищают ее растертыми благовониями. Наконец, наполняют чрево чистой растертой миррой, касией и прочими благовониями (кроме ладана) и снова зашивают. После этого тело на семьдесят дней кладут в натровый щелок. Больше семидесяти дней, однако, оставлять тело в щелоке нельзя. По истечении же этого семидесятидневного срока, обмыв тело, обвивают повязкой из разрезанного на ленты виссонного полотна и намазывают камедью (ее употребляют вместо клея). После этого родственники берут тело назад, изготовляют деревянный саркофаг в виде человеческой фигуры и помещают туда покойника».

Геродот, «История». (Перевод Г.А. Стратановского)

Пролог

Тринадцать заповедей паталогоанатома

1. Не верь врачам, залечившим пациента до летального исхода.

2. Будь почтителен с тем, кто уже отправился в последний путь.

3. Никогда не отчаивайся, если не можешь найти причину смерти; указывай, какую пожелаешь, ведь ты – последняя инстанция.

4. Пьянство на рабочем месте – не порок, а одна из издержек профессии.

5. Спи сном праведника, ведь ты всегда и во всем прав.

6. Не ищи смысл жизни во время вскрытия.

7. Всегда помни о смерти – твоем поставщике.

8. Если твой пациент начинает предъявлять жалобы, гони его из морга.

9. Прежде чем знакомиться с девушкой, придумай себе менее пугающую специальность.

10. Не уверен – не вскрывай!

11. Не жалей сил для поиска истины. Чем больше найдешь, тем больше унесешь.

12. Поговорку «Семь раз отмерь – один раз отрежь» придумали идиоты.

13. Скальпель в твоей руке не просто нож, а оружие возмездия.

Глава первая

Кафедра

На суетливого молодого человека в слишком теплой кожаной куртке Данилов обратил внимание еще в вагоне. Бледное лицо с глубоко запавшими глазами, испарина на лбу, резкие повороты головы, судорожные движения рук. Парень явно искал то, что можно украсть и обменять на дозу.

Если хочешь выйти из общественного транспорта со всеми своими вещами – внимательно смотри на тех, кто рядом. И не обольщайся ничьим добропорядочным видом. А если сосед выглядит подозрительно – удвой бдительность.

Данилов машинально проверил телефон и бумажник.

Мобильник лежал в чехле, прицепленном к поясу, а бумажник – во внутреннем, застегнутом на «молнию», кармане жилета.

После «Красносельской» парень в кожанке переместился ближе к центральному выходу – наверное, посчитал ехавших в вагоне пассажиров бесперспективными.

Данилов, которому надо было выходить на «Сокольниках», встал за ним и, принюхавшись, не удивился тому, что обладатель потертой куртки, грязных, обтрепанных джинсов и стоптанных «в лапти» кроссовок пользуется дорогим одеколоном. Чуть ли не у каждого опустившегося человека сохраняется какая-нибудь одна привычка из прежней, нормальной, жизни. Эта «соломинка» не только помогает своему обладателю выделиться в среде таких же опустившихся людей, но и служит призрачной гарантией того, что еще не все потеряно, что жизнь еще может наладиться.

Данилов вспомнил дядю Мишу, алкоголика, некогда жившего в соседнем дворе, а ныне покоящегося на Николо-Архангельском кладбище. Дядя Миша, когда-то бывший начальником экспериментального цеха одного из секретных научно-исследовательских институтов, пропил все свое имущество до последней простыни, но сохранил радиоприемник «ВЭФ-202», которым его наградили за успехи в социалистическом соревновании.

– Это память! – говорил он. – А без памяти человек не человек, а так… субстанция.

Выходя на своей станции, Данилов потерял «косуху» из виду и снова заметил его только на лестнице. Оказавшись на улице, «косуха» остановился и принялся деловито хлопать себя по карманам, будто стараясь найти сигареты и зажигалку; по сторонам он при этом смотрел очень внимательно.

Данилов ускорил шаг, чтобы успеть перейти дорогу на зеленый свет, но при его приближении светофор издевательски замигал и переключился на красный; пришлось остановиться.

Когда снова загорелся зеленый, Данилов приготовился уже сойти с тротуара, как вдруг услышал позади громкое и гневное:

– Отдай! Отдай телефон, сволочь!

Слева от Данилова, чуть не сбив его с ног, пробежал человек, разглядеть которого толком не удалось. Лишь по знакомому запаху одеколона Данилов понял, что это наркоман в кожаной куртке. Следом за «косухой» бежала высокая брюнетка в синем брючном костюме. Девушка явно отставала – тяжело держать скорость на высоких каблуках.

«Вот гад!» – Данилов сорвался с места и устремился вперед, на бегу перекинув мешавшую сумку с левого бока за спину. Девушку он обогнал сразу же, еще на проезжей части, и успел увидеть, как «косуха» побежал в глубь квартала. «Понятное дело, не побежит же он вдоль дороги», – подумал Данилов.

Завидев бегущего доктора, прохожие отшатывались.

«Косуха» свернул налево за «Макдоналдсом». Данилов удовлетворенно отметил, что расстояние между ними понемногу сокращается: «Вот я молодец, а также спортсмен – бегущего наркомана почти догнал».

На улице Барболина Данилов был уже в трех метрах от похитителя телефона.

– Стой! Все равно догоню! – крикнул Данилов и сразу же пожалел об этом: надо было беречь дыхание, а не орать попусту.

«Косуха» обернулся на бегу, оценивая перспективу. Секундой позже украденный телефон полетел влево, на газон, а сам похититель метнулся направо, на какую-то из Сокольнических улиц.

Данилов не стал продолжать погоню. Он остановился около телефона, поднял его и внимательно осмотрел, пока восстанавливалось дыхание. Дорогому, новенькому на вид смартфону повезло: упав на мягкую траву, он совсем не пострадал. Страшно представить, что было бы, приземлись он на асфальт. Мысленно поблагодарив «косуху» за предусмотрительность, Данилов сунул телефон в один из жилетных карманов, оправил рубашку, выбившуюся из-под ремня, и уже спокойным шагом двинулся обратно. Он внимательно смотрел вперед, стараясь углядеть стройную стриженую брюнетку в синем костюме.

Увы: Данилов дошел до вестибюля метро, потоптался около него минут пять, но так и не встретил хозяйку телефона. Взглянув на часы, он решил вечером поискать владелицу по номерам, сохраненным в памяти телефона.

В этом году первое сентября выдалось на славу: было сухо, солнечно, но не жарко. Данилов удивился тому, что внезапно исчезли все дети с цветами, но сразу же сообразил, что школьные «линейки» давно уже начались.

«Интересно, как там Никита? Донес ли букет до школы?»

Вчера вечером парень долго отказывался брать в школу принесенный Еленой букет из одиннадцати роскошных красных роз, которые предназначались классной руководительнице Валентине Антоновне. Никита терпеть ее не мог, считая «дурой и врединой». Данилов, пару раз видевший Валентину Антоновну, полностью разделял его мнение. В конце концов Никита позволил матери уговорить себя, но Данилов, успевший хорошо изучить характер мальчика, не исключал, что по дороге в школу парень может вручить букет первой же девушке, которая обратит на себя его внимание.

Троллейбус не только подошел к остановке одновременно с Даниловым, но и оказался почти пустым. Владимир сел у окна и так глубоко задумался, что чуть было не проехал свою остановку. Выручила память: когда-то именно здесь, в сто тридцать третьей городской больнице, носившей имя профессора Остроухова, свежеиспеченный доктор Данилов проходил интернатуру по анестезиологии и реанимации.

«Все возвращается на круги своя, – усмехнулся про себя Данилов. – Был интерном – стал ординатором.

Прогрессирую, и это главное». Владимир слегка хорохорился, в глубине души его беспокоила не только смена профессии, но и сопутствующие обстоятельства…

– Несмотря на время, прошедшее с момента окончания учебы, вы показали превосходный результат, – сказал во время собеседования профессор Мусинский. – Девяносто три правильных ответа из ста даст не каждый сотрудник нашей кафедры. Но вот ваше решение меня лично очень удивляет. Податься в патологоанатомы после стольких лет работы врачом… Если не секрет, то каковы были мотивы, побудившие вас, Владимир Александрович, поступить к нам в ординатуру?

Заведующий кафедрой, несмотря на относительную молодость (пятьдесят с хвостиком), был въедлив и дотошен. Во всем он прежде всего ценил ясность. Впрочем, патологоанатому положено быть именно таким.

– Я устал от лечебной работы, – ответил Данилов. – К тому же меня всегда привлекала патологическая анатомия.

– Интересно узнать, чем именно? – оживился Мусинский, обводя взглядом остальных членов комиссии. – У нас же, мягко говоря… не очень эстетично.

– В медицине эстетам делать нечего, – улыбнулся Данилов. – А патанатомия, на мой взгляд, самая интересная область медицины. Для думающего человека, конечно. Постоянно решаешь загадки, анализируешь, делаешь выводы… очень увлекательно.

– Так, ясно, – заведующий кафедрой покивал головой. – Значит, на «скорой помощи» или в анестезиологии вам было мало загадок? Или там вы действовали не думая?

– Отчего же – не думая, – Данилов понял, что «по предмету» его больше спрашивать сегодня не будут. – Думал, но от этого приятного процесса меня то и дело отвлекали различные сопутствующие обстоятельства. Настал день, и захотелось побольше спокойствия. Меньше суетиться – больше думать…

Исповедоваться на собеседовании Данилову не хотелось.

– А вы читали «Окончательный диагноз» Артура Хейли? – Мусинский явно был мастером как каверзных, так и неожиданных вопросов.

– Читал, давно, еще в студенческие годы.

– Впечатлило?

– Нет, – честно признался Данилов. – Не впечатлило.

– Это хорошо, – одобрил заведующий кафедрой. – А почему?

– Поединок умов не этично накладывать на конфликт нового и старого, особенно в медицине, – Данилову самому понравилось, как емко и сжато он сформулировал ответ.

– Спасибо, – после нескольких секунд молчания сказал заведующий кафедрой, давая понять, что собеседование окончено.

С двумя пятерками – по итогам тестирования и собеседования, – место в ординатуре Данилову было обеспечено. Чудесное, бесплатное место, не только финансируемое из федерального бюджета, но и приносящее своему обладателю стабильный ежемесячный доход в размере двух с половиной тысяч рублей.

– Бешеные деньги – это не большие деньги, а те, получая которые можно сбеситься, – сказала Елена.

– Ничего, – отмахнулся Данилов. – Я же еще и работать буду. По специальности.

– На «скорой»? – удивилась Елена. – Но ты же сам говорил…

– Правильно говорил, – подтвердил Данилов. – На «скорую» не вернусь. Подработка у меня классная – фельдшером-лаборантом в патологоанатомии.

– Вова! – только и выдохнула Елена. – Ты что – с ума сошел? Подрабатывать лаборантом в морге? С врачебным дипломом в кармане?

– Так это же подработка, – пожал плечами Данилов. – В трудовую она не пишется. Да и что плохого – буду оформлять документацию, готовить фиксаторы и микропрепараты, следить за приборами, точить ножи…

– Какие еще ножи?

– Микротомные, какие еще. Заодно буду потихоньку входить в курс дела. На практике. По-моему, очень полезно.

– Ох, Данилов… – вздохнула Елена и перевела разговор на учебу, не дав Данилову сказать, сколько он будет получать, подрабатывая на должности лаборанта.

Вместе с надбавками и премиями на полставки у него должно было выходить вполне прилично. Во всяком случае, так обещал заведующий патологоанатомическим отделением, жена которого работала на одной кафедре с Полянским. Именно Игорь и пристроил Данилова в совместители, когда выяснилось, что работать тому, в сущности, негде.

С пациентами Данилов не хотел иметь дела так же, как не хотел играть по вечерам на скрипке в какой-нибудь полупафосной харчевне. Музыка и прием пищи были в его понимании несовместимы. А работать было необходимо: что он будет за мужик, если не сможет кормить семью. Предложение друга оказалось как нельзя кстати, да и заведующий моргом Данилову понравился. Нормальный сорокалетний мужик, без особенных амбиций и начальственного чванства.

– Отделение у нас непростое, текучесть кадров большая, дисциплина хромает, – признался заведующий Юрий Юрьевич, – поэтому нормальных сотрудников я не обижаю. Поощряю как могу, лишь бы работали добросовестно.

Непростым отделение было потому, что являлось централизованным – обслуживало не одну больницу, а несколько. Больше работы, больше писанины, больше суеты…

– Над графиком, конечно, придется поколдовать… – слегка погрустнел заведующий.

Данилов понимал проблему. В патологоанатомических отделениях дежурят только санитары, по одному на каждое. Врачи и лаборанты работают днем, считая отсутствие ночных дежурств основным бонусом своей службы. А еще их практически никогда не вызывают ночью на работу.

Принимая Данилова, имевшего диплом врача, но не имевшего сертификата по гистологии, заведующий совершал одно нарушение. Привязывая график работы Данилова к его учебе в ординатуре – второе.

– Ладно, буду ставить вам все субботы, а остальное время раскидаем… Вас же интересуют деньги, а не количество отработанных часов?

– Часы меня не интересуют, – подтвердил Данилов.

– Тогда поступим так. В заявление укажите не ноль пять ставки, а «до ноль пяти», приходить будете ежедневно во второй половине дня и заниматься препаратами, поддерживать в порядке оборудование, заполнять бумажки. По субботам приходите с утра. Сделали дело – идите домой. Учитывая, что ваш график несколько, хмм, условный, при необходимости вы можете пропустить какой-то день, только не забывайте заранее меня предупредить. Надеюсь на понимание. Вас рекомендовали как вменяемого человека. Мне надо, чтобы работа была сделана как надо. Все остальное – решаемо. Усердие вознаграждается материально.

– Я все понял. Надеюсь, вы будете мной довольны.

О такой подработке можно было только мечтать: пришел, сделал, ушел. Тихо, спокойно, никто не напрягает.

Главное, чтобы деньги платили и еще чтобы никакой правдолюбец не настучал куда следует о нарушении трудового законодательства и финансовой дисциплины.

Впрочем, последнее мало волновало Данилова: раз заведующий сам предлагает поступить подобным образом, значит, его начальство это негласно поощряет.

– Через месяц станет ясно, приработаетесь вы или нет, – сказал Юрий Юрьевич, давая понять, что разговор окончен.

Данилов не сомневался, что все будет в порядке. Необходимые лаборанту навыки он приобрел еще в институте, в студенческом кружке на кафедре гистологии. А это как умение ездить на велосипеде – на всю оставшуюся жизнь…

По больничной территории Данилов почти бежал – он не любил опаздывать, тем более в первый день. Впопыхах сунулся в здание морга, где располагалась кафедра патологической анатомии, с центрального входа, но охранник, безошибочно распознав в Данилове своего, отправил его к служебному входу.

Сотрудники попадали в отделение через подвал, откуда мимо раздевалки можно было пройти прямо к небольшому залу. Данилов на ходу достал из сумки халат и, не сбавляя темпа, надел его прямо поверх жилета. Часы на запястье показывали пять минут десятого. «Все-таки опоздал».

Но из распахнутой двери доносился нестройный гул голосов, свидетельствующий о том, что собрание еще не началось. Войдя внутрь, Данилов увидел, что все пять стульев в «президиуме», стоящие вдоль длинного обшарпанного стола, еще пустуют.

Данилов уселся в последнем ряду у бокового прохода.

– Доброе утро, – сказал он соседке справа.

Та обернулась и, встретившись взглядом с Владимиром, ответила:

– Доброе утро.

Данилову захотелось ущипнуть себя за руку, чтобы прогнать наваждение. Рядом с ним сидела та самая девушка, хозяйка смартфона, оттягивавшего карман даниловского жилета. Сомнений быть не могло – та же стрижка. Теперь уже Данилов кроме стрижки смог разглядеть все остальное – от серо-голубых глаз до ямочек на щеках. Симпатичная, даже нет – красивая, определенно красивая.

Желая убедиться окончательно, Данилов перевел взгляд на ноги соседки и увидел синие брюки.

– Мы с вами знакомы? – Девушку явно покоробила бесцеремонность Данилова.

– Нет, – улыбнулся Данилов. – Но вот уже полчаса или даже больше, как я просто мечтаю с вами познакомиться.

Дружелюбный взгляд соседки сменился равнодушно-отстраненным, ямочки на щеках разгладились, точеный подбородок слегка выдвинулся вперед. Девушка немного помедлила с ответом, явно раздумывая – осадить нахала словами или же ограничиться презрительной улыбкой.

Данилов расстегнул пуговицу на халате, сунул правую руку в жилетный карман и протянул соседке ее пропажу.

– Узнаете?

– Узнаю, – пролепетала та. – Мой телефон… Откуда он у вас? Ах, это же вы… Вас я не запомнила, но вот сумку вашу… Спасибо!

Она взяла телефон, повертела его в руках и убрала в сумочку.

– Пожалуйста! – ответил Данилов, и следуя раз и навсегда усвоенному правилу, гласившему, что мужчина должен представляться первым, назвал себя: – Владимир Данилов, ординатор первого года.

– А я Ирина, – улыбнулась соседка. – И, представьте себе, тоже ординатор первого года.

– Надо же, сколько совпадений, – пошутил Данилов.

– Да уж, кому рассказать – не поверят. А что вы сделали с грабителем?

– Когда он выбросил ваш телефон, я прекратил погоню.

– Фантастика! – от удивления и радости глаза Ирины расширились чуть ли не в пол-лица. – И вы просто так взяли и побежали за сволочью, укравшей чужой телефон? Не побоялись?

– Признаюсь честно, – Данилов никогда не любил корчить из себя героя, – все произошло так неожиданно, что я ничего не успел понять. Вдруг осознал, что бегу за этим типом. Ну, а раз уж побежал, то надо догнать.

Или хотя бы получить телефон.

– Вы – мой герой! – восхитилась Ирина и тут же добавила: – Не спешите пугаться, это вас ни к чему не обязывает. Просто я расскажу…

– У меня к вам есть одна просьба, – Данилов склонился к уху Ирины и понизил голос, потому что в зал вошел заведующий кафедрой сотоварищи. – Не рассказывайте об этом хотя бы здесь, на кафедре. Я буду стесняться.

– Хорошо, – столь же тихо ответила соседка. – Я расскажу только маме…

– Маме можно, – разрешил Данилов.

– Я рад поздравить всех собравшихся с началом нового учебного года… – На собеседовании Мусинский говорил тихо, но сейчас его голос звучал громко и раскатисто. – Для начала познакомимся с новичками, а затем перейдем к делам.

Кроме Данилова и Ирины на кафедру пришли еще трое ординаторов. Алену Харченко, невысокую блондинку в очках, Данилов внутри себя окрестил Отличницей, и, как показало будущее, не ошибся. Высокий, весь какой-то прилизанный Денис Абанин получил прозвище Красавчик, а худой и взъерошенный Илья Цуркан был назван Воробьем. Ирине, фамилии которой Данилов не расслышал, прозвище как-то не подобралось.

После ординаторов настал черед аспирантов, на которых знакомство с новичками и закончилось. Мусинский представил новичкам профессора Каштанову, заведующую учебной частью, а с остальными сотрудниками предложил знакомиться по ходу дела.

Каштанова тут же попросила слова, поздравила новеньких с приходом на «самую замечательную кафедру на свете» и попросила ординаторов задержаться после собрания. Данилову она понравилась еще на собеседовании: полная, улыбчивая, доброжелательная; казалось, что с такой женщиной легко работать, да и жить, пожалуй, тоже.

Дальше стало неинтересно – сотрудники кафедры по очереди говорили о своих проблемах, не понятных Данилову. Он переглянулся с соседкой и, увидев, что той тоже скучно, возобновил беседу.

Для начала обменялись базовой информацией: рассказали друг другу, кто, когда и какой вуз окончил. Ирина оказалась обладательницей красного диплома, избравшей для себя научную стезю. Ее жизненный план был построен вокруг карьеры: до тридцати непременно защитить кандидатскую диссертацию и сразу же браться за докторскую, чтобы к тридцати пяти годам стать профессором, а к сорока получить свою кафедру. Планами Ирина делилась с доверчивостью вчерашней студентки. Данилов вспомнил, что у Полянского на шестом курсе была точно же такая программа, и с трудом сдержал улыбку. Кандидатом наук Игорь стал, хоть и с некоторым опозданием, но вот о заведовании кафедрой он уже, кажется, и не мечтал. Во всяком случае – давно уже не заводил разговоров на эту тему. Теперь защита докторской с обретением профессорского поста была венцом его карьерных планов.

Затем перешли к семейному положению. Данилов узнал, что его собеседница продолжает врачебную династию и попутно узнал ее фамилию – Захарьина.

– Правда, к тому самому профессору Захарьину наша семья никакого отношения не имеет, – сразу же уточнила Ирина. – Прадед родом из забайкальских казаков.

Жила Ирина с матерью, главным врачом детской поликлиники. Об отце упомянула лишь вскользь, сказав, что он, несмотря на возраст, продолжает оперировать.

Данилов в ответ сообщил, что женат и воспитывает сына, который навряд ли продолжит врачебную династию, так как колеблется в выборе профессии между адвокатом, программистом или банкиром.

– Что, так вот сразу, и банкиром? – не поверила Ирина.

– Да, так и сразу, – подтвердил Данилов. – Очень серьезный молодой человек. Но не исключено, что в итоге остановится на программировании, это же ведь так здорово – сутки напролет просиживать за компом, да еще и деньги за это получать…

После окончания собрания ординаторы первого года пересели в первый ряд, поближе к Каштановой.

– У всех есть с собой карандаши и альбом? – первым делом поинтересовалась она.

Карандашей и альбома не оказалось только у Данилова. Он хорошо помнил, что вся учеба на кафедрах гистологии и патологической анатомии связана с рисованием – зарисовкой препаратов с целью лучшего запоминания, – но не думал, что карандаши понадобятся уже в первый день.

– Карандаши с альбомом должны быть у всех и всегда! – предупредила Каштанова. – Наш заведующий, Георгий Владимирович, в любой момент может показать вам нечто интересное, и он будет крайне расстроен, если вы это тотчас же не зарисуете. Вы можете оставить принадлежности на кафедре, чтобы каждый день не носить с собой. Но – чтобы были у всех. Это первое. Второе – ординаторы первого года должны посещать лекции для студентов и исправно их конспектировать. Советую заранее ознакомиться с тематическим планом и накануне лекции прочитать соответствующую главу в учебнике.

Так будет больше пользы. Лекции читаются не у нас, а в конференц-зале главного корпуса. Не опаздывайте, пожалуйста. И упаси вас бог сказать Георгию Владимировичу или, того хуже – Анне Павловне, что вы знаете все, о чем говорится на лекциях и потому не видите смысла в их посещении. За пять минут вам докажут, что вы не знаете ровным счетом ничего. Со всеми вытекающими.

Вопросы есть?

– Есть, Светлана Сергеевна, – сказал Красавчик. – А разве Анна Павловна читает лекции?

– Да, когда Георгий Владимирович занят. Теперь третье, и, наверное, самое главное. Вы пришли сюда учиться, а не валять дурака. Институт уже позади, то, что вы упустите сейчас, вам уже не удастся узнать. И забудьте про студенческую привычку полгода валять дурака, а потом устраивать мозговой штурм. Таким путем устойчивых знаний не получить. Только ежедневный труд позволит вам овладеть избранной специальностью в полном объеме. Все меня поняли?

– Да, – хором ответили ординаторы.

– Во время тестирования и собеседования на кафедре сложилось хорошее мнение обо всех из вас, – улыбнулась Каштанова. – Надеюсь, что мы не разочаруемся.

На Данилова ощутимо повеяло школой. «Вольдемар, Вы же сами этого хотели», – напомнил он себе.

Сердито жужжа, в стекло билась крупная муха, которой наскучило летать по залу. Ей было невдомек, что существуют ситуации, в которых настойчивость не помогает, а только отнимает силы.

– В час двадцать первая лекция, – сообщила Каштанова. – Теперь можете отдохнуть минут десять, а затем возвращайтесь сюда. Сегодня с вами будет заниматься Дмитрий Алексеевич Ерофеев, ассистент кафедры. Все свободны!

Перерыв был как нельзя кстати: Данилов из последних сил боролся с внезапно накатившей дремотой.

Глава вторая

Первая секция

– Пойдемте в малую секционную, там вас ждет сюрприз, – сказал ассистент Ерофеев ординаторам, ждавшим его в коридоре.

Никто не стал уточнять, какой именно. В секционном зале, то есть в зале для вскрытия трупов, их мог ждать только мертвец.

За два дня ординаторы успели познакомиться с кафедрой, прослушать одну лекцию, побывать на парочке практических занятиях и получить «научное задание». Им нужно было подготовить материалы для научных статей.

Сами статьи писали аспиранты и ассистенты, а профессора с доцентами подписывали их и «продвигали» в журналы – так обеспечивалась преемственность в работе кафедры. В перечне авторов указывались все – от профессора до ординатора; а каждая опубликованная статья подтверждала авторитет написавшего, будучи хоть и небольшой, но научной работой.

Ассистент Ерофеев был человек-ртуть. Он ни секунды не стоял спокойно, без дела: если руки его внезапно оказывались свободны, но начинал дергать себя за бороду или протирать стекла очков. Передвигался он так быстро, что ординаторы едва за ним поспевали.

Сюрпризом оказался труп мужчины, на вид лет шестидесяти – шестидесяти пяти.

– Вот вам задание на сегодняшний день! – сказал Ерофеев, перебирая фартуки, висевшие на стене. – Так… перчатки тоже есть… Все есть! Можете облачаться и приступать. Ваша задача – установить причину смерти и при этом не изуродовать труп. Когда закончите – позовете.

При поступлении все вы показали себя людьми сведущими, пора посмотреть, как вы умеете применять знания на практике.

– Дмитрий Алексеевич, а где история болезни? – спросила Ирина.

– А зачем вам история болезни? – Ерофеев изобразил крайнее удивление. – Только зря время терять. Мало ли, что там написали лечащие врачи? Может быть, они дилетанты и профаны, которые пытаются навязать вам свое мнение? Привыкайте рассчитывать только на себя.

– Но мы хотя бы должны представлять, где и что нам искать… – сказала «отличница» Алена, но Ерофеев не дал ей договорить.

– Разумеется – должны! Непременно – должны! Значит так, на вопрос «где?» отвечаю «здесь!», – ассистент указал правой рукой на труп. – А на вопрос «что?» отвечаю «причину смерти!». Еще вопросы будут?

Ординаторы молчали.

– Тогда – нож в руки и вперед! – подбодрил их Ерофеев. – Хотите – с песнями, хотите – без. А мне пора.

– Такой молодой и уже такой вредный! – высказалась Ирина, когда Ерофеев ушел.

– Одно от другого не зависит, – заметил Денис. – Ты что, вредных детей не видела?

– Давайте займемся делом! – ответственная Алена уже надевала фартук.

Спустя пять минут ординаторы стояли вокруг стола.

Как-то само собой вышло так, что скальпелями вооружились Алена и Данилов. Резать не спешили – обменивались мнениями.

– Скорее всего – онкология, – предположил Денис. – Истощение налицо.

Покойник и впрямь был из тех, про кого говорят «кожа да кости». Рот слегка приоткрыт, глаза закрыты, губы синие, правое плечо немного ниже левого. Вот и все данные внешнего осмотра.

– Давайте-ка перевернем его, – предложил Данилов.

Илья и Денис помогли ему перевернуть труп на живот, но осмотр тыла ничего не дал.

– Почему обязательно онкология? – возразила Ирина. – Почему, например, не туберкулез?

– Туберкулез можно исключить, – сказал Данилов. – Сразу.

– На каком основании? – Ирине явно хотелось поспорить. – Или ты ясновидящий экстрасенс? Тогда, может, скажешь сразу диагноз?

– Действительно, а почему не туберкулез? – заинтересовалась Алена.

– Потому что туберкулезные трупы сюда не попадают, – объяснил Данилов. – Для них есть свой морг, при седьмой туберкулезной больнице.

– Знаем такую тут неподалеку, – сказал Денис.

– Меня вообще Сокольники как район не впечатляют, – отвлеклась от темы Ирина. – Туберкулезная больница, городской противотуберкулезный диспансер, кожно-венерологический диспансер и тюрьма!

– Поверь, нефтезавод гораздо хуже всего перечисленного, – сказал Илья, снимавший квартиру в Капотне.

– Но ведь здесь городской патологоанатомический центр, – возразила Алена. – И труп могли по каким-то соображениям привезти сюда.

– Навряд ли, – покачал головой Данилов.

– А где подушка? – вспомнил Денис.

Твердая «подушка» в клеенчатой наволочке лежала под столом. Данилов поднял ее и положил под шею трупа с таким расчетом, чтобы было удобнее вскрывать черепную коробку.

– Предлагаю работать не всем сразу, а в обычном порядке, – сказал Данилов. – Желающие поработать с головой есть?

– Начинай, а я буду ассистировать, – предложил Илья.

Покойник был лыс, что облегчало задачу. Стараясь вести скальпель плавно, Данилов сделал на голове трупа длинный разрез – от правого уха к левому. Вышло неплохо. Пока Данилов осматривал взятую со стола с инструментами рамочную пилу, похожую на обычную ножовку, Илья подготовил поле: натянул кожу на лицо и затылок.

Данилов зафиксировал голову трупа левой рукой, а правой стал пилить – очень осторожно, даже почтительно, стараясь не повредить мозг. Слишком ретивый пильщик мог сорвать крышку черепа вместе с содержимым.

Остальные ординаторы молча ждали, пока Данилов закончит.

Распил получился ровным, почти образцовым. Отложив пилу, Данилов взял долото, вставил его в распил и покачал. Раздался негромкий хруст. Илья подал молоток.

Данилов переместил долото туда, где щель была уже, и коротко, но сильно стукнул по нему молотком. Снова захрустело.

Молоток был не простой, а анатомический. Небольшой, цельнометаллический, хромированный. Внизу рукоять заканчивалась крючком, предназначенным для окончательного вскрытия черепной коробки. Как только Данилов вставил крюк в щель, Илья взял труп за руки и налег на него всем телом, чтобы покойник не свалился со стола. Данилов нажал на молоток. На сей раз раздался не хруст, а громкий звук, прозвучавший в тишине, словно выстрел. Свод черепа упал на стол, сверху вывалился мозг.

Данилов взял в правую руку «мозговой» нож – обоюдоострый, с длинным плоским и закругленным на конце лезвием, – затем схватил мозг левой рукой, потянул его и перерезал черепные нервы.

С мозгом и ножом в руках Данилов перешел к малому столу, предназначенному для работы с органами. Положив мозг на стол, Данилов перерезал ножом мозолистое тело, соединяющее оба полушария, и мозг распался на две половины.

– Чувствую я, что здесь мы что-то найдем! – сказал Данилов и принялся нарезать мозг тонкими пластинками. Каждый срез внимательно осматривался всей компанией до тех пор, пока в левой височной доле не обнаружились признаки кровоизлияния. Обширного, явно ставшего причиной смерти.

– Быстро мы управились! – обрадовался Денис.

– Какое там – управились, – осадил его Данилов. – Мы только начали. Или ты уверен, что наш друг больше ничем не болел?

– Да нет, не уверен, – Денис пожал плечами.

– Тогда пойдем дальше! – сказал Данилов, возвращаясь к столу.

Илья приподнял труп за плечи, давая Данилову возможность переложить «подушку» под спину, так, чтобы покойник расправил плечи и слегка выгнулся вперед.

В таком положении удобнее делать вскрытие и извлекать органы.

Данилов снова взял в руки скальпель и разрезал кожу от кадыка до лобка. На пару с Ильей они завернули кожу книзу – на профессиональном жаргоне это называлось «снять куртку». Настал черед другой, ножевой, пилы. Данилов аккуратно пилил ребра, вырезая грудину, а закончив, уступил место Илье. Тот довольно быстро извлек внутренние органы и выложил их на столе рядом с мозгом.

– А теперь предлагаю разделиться! – распорядилась Алена. – Так будет быстро и не скучно. Я возьму себе печень. Нет возражений?

Возражений не было. Данилову, как уже много сделавшему, достался желудок – пустой, практически без содержимого, с небольшим рубцом на слизистой оболочке.

– Язвенная болезнь желудка, ремиссия, – сообщил коллегам Данилов.

– А тут метастазов ку-у-уча, – протянула Ирина. – Ищите источник…

К часу дня секция была закончена. Дениса отправили за Ерофеевым. Тот пришел, долго копался в органах, долго рассматривал в микроскоп препараты, которые приготовили Алена с Ириной, и наконец, сказал:

– Вроде как все верно! Молодцы!

– А теперь-то покажете нам историю? – спросила Ирина.

– Конечно, – рассмеялся Ерофеев. – Вам же секцию оформлять, как же тут без истории болезни… Сейчас принесу. А вы пока посмотрите вот это. Интересно – сумеете опознать?

Он достал из кармана стеклышко с каким-то препаратом и положил его предметный столик микроскопа под зажимы.

– Возможно, что ваши мнения разделятся, – улыбнулся Ерофеев и скрылся за дверью.

– Какой-то день загадок, – поморщился Денис. – До экзаменов, кажется, еще далеко…

– Чувствую я, что вся ординатура будет одним сплошным экзаменом, – сказал Данилов. – И не могу сказать, что мне это не нравится. Так интереснее.

Алена уже сидела за микроскопом и рассматривала препарат. Через пару минут она поднялась и уступила место Ирине.

– Узнала? – спросил Илья.

– Пусть все посмотрят, а потом обсудим, – ответила Алена.

– Можно сделать иначе – пусть каждый запишет свой вариант ответа, а потом сравним, – предложил Данилов.

Идея всем понравилась.

Вернувшийся с историей болезни Ерофеев тоже не имел ничего против. Собрав все пять листочков, он бегло просмотрел их, скомкал и швырнул в урну.

– Сначала порадовали, а потом немного разочаровали! – Ерофеев погрозил ординаторам пальцем. – Все пятеро написали полную чушь, причем каждый – свою.

Что ж, закономерно. Это правда бывает одна, а глупость вариабельна и многогранна. Предлагаю посмотреть препарат еще раз. Обратите внимание на крупные полигональные клетки с эозинофильной цитоплазмой.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.