Технотьма - Варвары Крыма

– Наружу валите, а я улетаю! В могилу с вами я не собираюсь, большаки! – Карлик метнулся обратно.

Схватившись за карабин, Мира поспешила за ним. Влас покосился на меня и бросился следом.

«В могилу» – эти слова Чака означали нечто важное, что-то было связано с ними… обязательно надо вспомнить! Вот и Мира сказала тогда про какую-то могилу… Да странно так сказала, неожиданно, как будто ждала от меня какой-то реакции.

В затылке опять заломило – словно молотком по нему стучат! Прижав ладони к вискам, пошатываясь, я вышел из кормового отсека.

Омеговцы быстро перезаряжали карабины и стреляли, выставив стволы в решетчатые окошки. Светлоусый молодой парень, скинув с плеча лямку комбеза, пытался вытащить стрелу из-под ключицы. Пол качался, термоплан то зарывался носом, то выравнивался. Я шагнул к усатому. Он держался за стрелу и все никак не решался выдернуть ее. Поставив ногу на край лавки, я отпихнул его руки, ухватился за древко и рывком вытащил наконечник.

Усатый, тихо охнув, рукавом смахнул выступившие на глаза слезы. Я взял его за шиворот, наклонился ниже и спросил, глядя в глаза:

– Кто я такой?

Стоящие рядом солдаты, услышав мои слова, удивленно посмотрели на нас, от дверей кабины оглянулся Влас.

– Управитель, – сказал парень. – Хозяин Херсон-Града.

Я всмотрелся в него. Искренность и удивление на лице были неподдельными. И еще что-то было в глазах парня, только непонятно, что именно.

– Ладно, – проворчал я. – Твое имя?

– Авдей, – говорил он не слишком приветливо.

– Ты не похож на солдата, Авдей. И одет иначе.

Он покосился на Власа.

– Я следопыт из Большого дома.

– Рана у тебя неглубокая, но рваная, кровь долго течь будет. Перетяни чем-нибудь.

– Перетяну, – буркнул он мне в спину, когда я шагнул к окну.

Только теперь я понял, что еще пряталось в его глазах – ненависть. Или что-то очень близкое к этому чувству.

Два наемных солдата освободили место возле окна, и я выглянул, взявшись за прутья. Склон горы Крым остался позади, Черная речка исчезла из виду. Термоплан летел над развалинами домов – больших и маленьких, высоких и приземистых, многоэтажных коробок из серого бетона и деревянных развалюх. Последних, впрочем, было немного, в основном они сгнили или сгорели, оставив темные пятна пожарищ. Когда-то на этом месте стоял огромный город – хотя до Погибели он может и не считался таким уж огромным, – а теперь были только занесенные песком, заросшие бурьяном руины да изломанные пласты ноздреватого серого покрытия. Асфальт, вспомнил я. Оно называется асфальтом, предки закатывали в него дороги.

Между зарослями, горами земли, щебня и кусков асфальта за «Каботажником» спешил отряд из десятка одетых в меха людей верхом на приземистых ящерах. Над кочевниками то и дело взлетали дымные облачка, и каждый раз сквозь шум ветра доносились хлопки.

– Почему их называют мутантами? – громко спросил я, не оборачиваясь.

– Потому что кочевые, – ответил сзади Авдей. – Они там и люди, и мутанты, все разом живут. Звери они, дикари.

– Тихо ты! – гаркнул Влас. – Мамаша управителя забыл, что ли, откуда?

Я обернулся – Авдей исподлобья глядел на меня. Он по-прежнему сидел на лавке, склонившийся над ним омеговец лоскутом ткани перетягивал ему плечо. Я собрался спросить, что там с моей мамашей, когда из рубки спиной вперед вылетел Чак. Едва не упав, натолкнулся на лавку, с размаху уселся на нее, вскочил и завопил в лицо вышедшей следом Мире:

– Я две монеты отработал! Я блондина вашего спас! Вот этого вот, этого самого! – он ткнул в меня пальцем. – Старшого вашего! Если б не я, он бы с водопада того – тю-тю, рыбкой вниз и с концами! Но от кочевых вас увозить я не нанимался…

Карлик замолчал, когда Мира, шагнув вперед, ткнула ему в грудь штыком карабина.

– Доставщик, ты провезешь нас мимо Инкерманского ущелья и Редута, до самого Херсон-Града… – начала она и смолкла, когда Чак ухмыльнулся.

– А что, коли так, стреляй, – разрешил он, потирая грудь. – Давай, а я посмотрю, кто из вас «Каботажничка» моего между этими доминами поведет. И как это у него получится. Ну, давай, не боись, красотка-с-татуировкой!

Глаза Миры из холодных стали ледяными, на скулах заиграли желваки – она и правда готова была выстрелить. Быстро шагнув к ним, я схватил ее за плечо и оттолкнул в сторону. Сестра тихо зарычала, развернувшись на каблуках, вскинула руки – в одной карабин, другая сжата в кулак. Опустила. Я смотрел на нее. А ведь она собралась ударить меня… интересные у нас с ней отношения.

– Альб, он хочет избавиться от нас и улететь! – процедила Мира. Ноздри ее раздувались.

– Нет, он хочет больше денег. Сколько, Чак?

Карлик ухмыльнулся.

– От это чувствуется, что ты у них за главного, блондин! Сразу суть ухватил, э?

– Не называй так управителя! – приказала Мира.

– Да ладно, ладно! Господин достопочтенный управила, стало быть, она мне два рубля золотых положила. А теперь, раз такое дело, раз впереди нас гетманы со своими гонзами поджидают, а позади кочевые нагоняют, я четыре хочу, так что…

– Заплати ему, – бросил я, поворачиваясь, и тут приникший к окну Авдей крикнул:

– Дом на пути!

Чак, подтянув шорты, бросился назад в рубку, и я пошел следом. Сквозь переднее окно автобуса, закрытое мутным стеклом с трещинами, виднелся крутой поворот улицы, и на повороте этом стояло высокое, этажей на двадцать, здание-башня. Облицовка давно осыпалась вместе со стеклами, оконные рамы тоже исчезли, остались лишь серые перекрытия да квадратные просветы между ними.

– А, расплющи вас платформа! – взвизгнул Чак, перекинул два рычага и навалился на рулевое колесо под окном. – Ща врежемся!

Заскрипели тросы под кабиной, и термоплан стал медленно поворачивать.

– Не врежемся, – сказал я, – успеем.

В отсеке сзади зазвучали выстрелы.

– Не врежемся – так все равно упадем! Видишь, как тяжело летим? Дырок куча в баллоне, газ выходит… Да чё там четыре, мне и десяти золотых за такое мало!

Здание поползло вбок. Карлик приподнялся на сиденье, выглядывая, и повернул верньер на панели. Из динамика под ним полилось шипение, и приподнятый голос, едва слышный за треском помех, заговорил:

– И снова с вами говорит Шаар Скиталец из сердца апокалипсиса! Жаркий радиоактивный день раскинулся над Пустошью и Большим Крымом, и солнце улыбается нам во все свои тридцать два золотых зуба!

Я спросил:

– Что за Редут, про который вы говорили?

– Домина это такой квадратный с башнями, им один из гетманских Домов владеет. Вообще в Инкерманском ущелье четыре Дома заправляют, и один, Гантаров, держит этот Редут. Он вроде пограничного у них, защищает ущелье с юга.

Голос из динамика смолк, теперь оттуда несся только шум помех. Серая башня была все ближе, термоплан плавно поворачивал, чтобы пролететь мимо нее. Чак придвинулся ближе и зашептал:

– Эй, слышь, управила, а ты, стало быть, веришь им?

– Кому? – спросил я.

– Да этим… бабище татуированной и прихвостням ейным?

– В чем верю?

Мы оглянулись – все находящиеся в отсеке люди, включая Миру с Власом, стреляли из окон по нагоняющим кочевникам.

– Это тебе лучше знать, в чем. Короче, слышь: я б им и на ноготь не доверял бы! И на вот такой ноготенок! – Чак сунул мне под нос грязный морщинистый палец с покусанным ногтем. – Ты лучше меня держись, я, если что…

– Думаешь, они с Власом врут, что я хозяин их города? Что Мира – моя сестра? Зачем?

– Я откуда знаю зачем? Я сам того управилу херсонского ни разу не видал, хотя таки да, славен он тем, что волоса белые у него. А еще славен, – карлик подмигнул, – своим коварством и жестокостью. Великий интриган, инкерманских гетманов недавно так обхитрил… Чуть было не стравил друга с другом… Так, берегись! – Чак отпихнул меня, всунул голову в отсек и завопил: – Всем держаться! Крепко!

Мы плыли на высоте пятого этажа; дом-башня надвинулся, с него взлетели несколько крупных существ, похожих разом на птиц и летучих мышей, закружились над термопланом. Белуши, вспомнил я, этих крылатых мутафагов называют белушами.

Боковая часть емкости зацепила бетонный угол, раздался звук, будто чем-то шершавым с силой вели по железу. Все вокруг задрожало, и я уперся в стену, чтоб не упасть на содрогающийся пол. Совсем рядом потянулись квадратные проемы, ведущие в сумрачные глубины постройки, полные всякой рухляди, остатков мебели, шевелящегося на сквозняке тряпья и завивающейся смерчами цементной пыли. Я мельком увидел существо в дверном проеме – вроде человек, но со слишком уж длинными тонкими руками и ногами. Высокое, тощее, с шестом в руке, оно привалилось плечом к стене, глядя на меня неестественно большими, выпуклыми, как у совы, глазами, и у ног его сидела, сложив крылья, белуша. Картина эта мелькнула – и сразу пропала, я даже заморгал, пытаясь понять, правда ли видел ее.

– Не выдержит… не выдержит… – стонал Чак. – Чую, не выдержит… Раздави меня платформа, счас лопнет… А-а-а, выдержало!!!

«Каботажник» дернулся, когда оболочка перестала елозить по железу, кормовая часть сильно качнулась, за спиной кто-то упал – и дом-башня остался позади. Перед нами раскинулся пустырь, по которому между развалинами и котлованами извивалась земляная дорога.

И сразу очень хорошо стало слышно шипение вверху. Теперь оно звучало гораздо громче.

– Ща упадем, – заключил карлик и вскочил ногами на сиденье.

Он забрался на спинку, сдвинув крышку на потолке, сунул руку в отсек и рванул кривую рукоять. Что-то со скрежетом провернулось вверху, лязгнуло. Рукоять рывком ушла вниз, Чак повис на ней, болтая ногами.

Когда он спрыгнул обратно на сиденье, шипение еще усилилось, и термоплан быстро пошел вниз.

– Ты выпускаешь газ через клапан? – спросил я. – Зачем?

– За мной давай! – соскочив на пол, карлик бросился из кабины. – Там рычаг тугой, сам не перекину!

Мы поспешили через салон. Мира, повернувшись от окна с автоматом в руках, крикнула:

– Почему опускаемся?!

Отмахнувшись, Чак нырнул в задний отсек, сдвинул в сторону лежанку и открыл нишу, из которой торчал рычаг. От него три тонкие железные штанги наклонно уходили в пол. Над рычагом было незамеченное мною раньше окошко, прикрытое жестяной ставенкой. Карлик распахнул ее.

Я склонился к окну. «Каботажник» летел совсем низко, кочевники нагоняли. Окно находилось в левой стенке, сбоку от него проносились, тяжело рокоча, лопасти винта.

– Что ты хочешь сделать? – спросил я, присев рядом с Чаком и схватившись за рычаг.

– Перекинуть привод на колеса… Там редуктор… – он поднатужился.

– Мы что, поедем?

– Ну! Я вверху крылья выпустил, отсек раскрыл, счас лебедка баллон в него втягивает, пока газ выходит. Не томи, управила, навались, иначе я стану последним, кто видел твою глупую рожу!

Я налег на рычаг. В полу заскрежетало, он дрогнул, и гудение винта начало смолкать.

– Готово, назад давай! – Чак помчался обратно, но я не последовал за ним: пригнувшись к окошку, снова выглянул.

Треугольная плоскость крыла выдвинулась с крыши автобуса. В гладком листе металла отражалась, как в зеркале, пробегающая внизу земля. Стекла в проеме не было, и я высунулся дальше.

На бегу ящеры качали длинными хвостами, кривые ноги их так и мелькали, за преследователями поднималось облако пыли. Смуглые кочевники держали плетеные щиты, копья, самострелы и ружья. Воспользовавшись тем, что развалин и ломаного асфальта стало гораздо меньше, десяток всадников расходился обратным клином, беря термоплан в клещи.

А он уже почти опустился. Вверху виднелась задняя часть газовой емкости, она морщилась и опадала, тросы затягивали ее в раскрытый отсек на крыше автобуса.

Лопасти винта замерли, и тут же колеса «Каботажника» коснулись земли. Автобус-гондолу тряхнуло так, что я покатился по полу. Из среднего отсека донесся грохот и ругань. Ударившись головой о койку, я встал на четвереньки, слизнул бегущую по губе кровь и поковылял обратно к окну.

Кочевники окружали «Каботажник», который снова приподняло над землей. Когда моя голова возникла в проеме, низкорослый бородатый всадник в меховой юбке и безрукавке метнул копье. Я дернулся вбок, оно пронеслось сквозь проем, через открытую дверь влетело в средний отсек и воткнулось в лавку.

«Каботажник» опустился, бешено вращающиеся колеса ударились о грунт, толкнули термоплан вперед, и он снова взлетел, качаясь. Рядом с бросившим копье кочевником появился другой… это же четвертый Верзила! Ну да, он самый – рыжеватый, с длинными усами, заплетенными двумя косицами. Как же его звать – то ли Селиван, то ли Стоян… При попытке вспомнить опять заломило в затылке, и перед глазами поплыли круги.

На поясе Верзилы был широкий, в две ладони, ремень с петлями, а в них – динамитные шашки с торчащими вверх короткими фитилями. Стволом длинного охотничьего ружья он ткнул в плечо маленького кочевника, показал на меня и отрицательно качнул головой. Натянул поводья, выгнув вбок шею ящера, направил его в обход автобуса.

Должно быть, в этот момент Чак резко повернул рулевое колесо – «Каботажник», успевший вновь опуститься на землю, качнулся на крутом повороте дороги, и люди в среднем отсеке с руганью попадали на пол. Раздался возмущенный рев Власа, что-то прокричала Мира. Я тоже упал, а когда встал на колени возле окна, Верзила был уже слева от автобуса и нагонял его, раскручивая над головой железную «кошку». Он почти сразу исчез из виду. Вскочив, я нырнул в средний отсек.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.