- "И тут же сам запутался в силок", - поглядывая на Федора, с усмешкой процитировал Борис Невежин, форвард училищной футбольной команды, гроза вратарей.
      Через некоторое время, видя, что оставшиеся у котла ребята зашиваются, старшина вахты протянул мне лопату Федора. Все ясно: пора работать. Кочегарная тесная, это тебе не "Комсомолец". Котлы вдоль диаметральной плоскости. Поэтому, когда возьмешь лопату угля, чтобы подкинуть в топку, не зевай, а то приложишься о горячую дверцу! Качнет на другой борт - от топки летишь. Одно мучение! Постепенно удалось приспособиться, видно, тренировки на "Комсомольце" не прошли даром.
      Вымотались за вахту отчаянно. Вымазались в угольной пыли невероятно, еле в бане отмылись. Радость только в том, что мылись пресной водой. Этим преимуществом пользовалась на крейсере лишь машинная команда.
      Однажды в машинном отделении меня, как "новичка", послали нести вахту в коридор-вале. Дело простое: следи, чтобы опорные подшипники не грелись. Но условия там самые неблагоприятные. Бодренько полез в коридор. Думал, как на "Комсомольце", - коридор просторный. А тут помещаешься, только согнувшись пополам. Кислорода ноль процентов, зато сто процентов сырости плюс испарений машинного масла. На океанской зыби корабль то поднимало на большую высоту, то бросало вниз, как в преисподнюю. Эта килевая качка вымотала меня - и часу не прошло. Я не ходил, а ползал, ощупывая подшипники. На мое несчастье, один из них становился все горячее и горячее. Как я ни старался, он продолжал греться... Пришлось лезть в машинное отделение докладывать. Удерживаясь за все, что не крутится, кое-как добрался до раструба. Какая же это благодать свежий воздух! Одни только корабельные "духи" знают ему настоящую цену.
      - Какая нелегкая вынесла тебя из коридора? - строго спрашивает меня старшина.
      - Подшипник.
      - Какой подшипник?! Почему же ты, пустая твоя башка, сразу не доложил? Ванька, ментом в коридор, да захвати с собой эту "медузу" и втолкуй ему правила поведения в особых обстоятельствах!
      Самое обидное было, что я "медуза". Все можно стерпеть, но "медузу" никак. Если дойдет до ребят - житья не будет.
      - Ну что, "умыл" тебя старшина? Лезь быстрее! Показывай подшипник, бесцеремонно подталкивая меня пониже спины, покрикивал вахтенный трюмный. Как кошка! Чтоб в два прыжка! А то и опоздать можем!
      Добрались до злосчастного подшипника, а до него уже дотронуться нельзя. С молниеносной быстротой Иван отвинтил медные трубки, подающие воду для охлаждения. Куском ветоши на проволоке, как ершом, прочистил их и верхнюю крышку подшипника. Руки у Ивана как у фокусника - и не углядишь за ними. Пустили побольше воды для охлаждения. Щупаем подшипник. Горячее не становится, вроде бы даже холоднее стал. Минут через двенадцать - пятнадцать Иван снова потрогал подшипник.
      - Порядок. Маленько опоздали бы - беды не миновать. Тебе - "губа", а Сережке, старшине, и того хуже. Эх ты, разве так поступают настоящие моряки! Укачало или не укачало, перво-наперво машины, дело. А ты скорехонько полез под раструб вентилятора, забыл о деле, забыл доложить о неполадках во вверенной тебе части машины. Сейчас часть машины, а потом и весь корабль, всех людей тебе доверят...
      Давно уж у меня уши горят, а Иван все продолжает отчитывать, учить правилам морской жизни на военном корабле. Стыдно было - словами не перескажешь.
      Не знаю почему, то ли из-за деликатности машинистов, то ли по каким другим причинам, но "происшествие" огласки не получило. А переживал я его весь поход.
      Следующие вахты мне приходилось нести в той же смене. Постепенно я завоевывал доверие.
      - Неудачный коридорный пошел на повышение. Ишь куда поднялся: до индикаторной площадки! - шутили ребята.
      Эта та самая площадка, жарче которой в машине места нет. На ней проходило мое второе испытание на выносливость. Температура - точно сидишь внутри парового цилиндра машины. Тебе вручается масленка солидных размеров с мыльной водой и литровый шприц, из которого следует периодически поливать вертикально сколь-вящие и трущиеся части, расположенные под тремя паровыми цилиндрами.
      Позже меня даже допустили туда, где энергия пара превращается в движение, где так деловито и слаженно работают шатуны, мотыли, о усердием, точно руками Геркулеса, крутят коленчатый вал, у которого на конце, именуемом гребным валом, вращается, ввинчиваясь в воду, гребной винт...
      За работой не заметили, как подошли к Мурманску. Держа курс на Архангельск, в своих водах отряд шел не далее двух-трех миль от береговой черты. Не научи нас ранее Гедримович, пришлось бы нам тут в штурманских делах туго. Вот когда большинство определений мест в море производилось не по маякам и знакам, а по мысам, приметным местам и вершинам. Лоцию зачитывали до дыр. А погода, словно издеваясь, то и дело бросала заряды, закрывая от нас все вершины. Поди угадай их, найди... Раскроет облачко на миг свой хитроватый глаз, и только ты что-то различать начнешь, а оно уже опять веки плотно сомкнет, опустив, как ресницы, полоски тумана. Гедримович ходит и тормошит, требует, чтобы мы побыстрее соображали и проворнее работали у пеленгатора. Потолковал о чем-то с Хирвоненом. Тот спустился в кубрик, принес оттуда тетрадь размером в развернутый лист и под руководством Гедримовича стал что-то, глядя на берег, рисовать. Любопытно!..
      Оказывается, вместе с Гедримовичем они зарисовали приметные места берега, мимо которых мы проходили и которые видели под разными углами зрения (курсовыми углами). Гедримович, довольный, похваливал Хирвонена. У того и впрямь получалось хорошо: рельефно изображался берег, его глубина. Постепенно все мы сгрудились у столика Хирвонена.
      - Нуто-с, молодые люди, узнаете, что изображено?
      - Узнаем.
      - Я позволю себе сказать: то, что вы видите в тетради Хирвонена, не только любопытно, но и чрезвычайно полезно в штурманском деле. Я рассказывал вам о стратегическом фарватере в финских шхерах. Так вот, по этому фарватеру во время войны боевые корабли плавали исключительно по подобным зарисовкам. Глубоко убежден в полезности таковых. И теперь прошу при несении штурманской вахты обязательно делать зарисовки. Особого художества здесь не требуется. Делайте так, как умеете. Развивайте глазомер, наблюдательность. Вам это очень пригодится в морской жизни!
      В Архангельске по случаю прибытия отряда были объявлены народное гулянье, спортивные состязания, концерт художественной самодеятельности.
      Еще не сошли с корабля, а уже почувствовали атмосферу сердечности. Ощущение радости встречи, гостеприимства заполнило все вокруг. Молодцы архангелогородцы, встречали по-русски, от всей души.
      Сошли на берег и сразу же попали в дружеские объятия архангельских комсомольцев. Нашлось много старых знакомых по прошлогодней встрече. И тут обнаружилось, что самого тихого и скромного - Герасимова - встречает... дивчина, которую иначе чем северной красой не назовешь! Ну и дела...
      Архангелогородцы предложили такую программу: экскурсия по городу - два часа, перерыв на обед - час, соревнования на воде - плавание на тысячу метров, прыжки с десятиметровой вышки, гребные гонки. Николай Богданов предложил включить в программу и "самый сложный морской вид спорта" перетягивание каната.
      - Принимается! - со смехом согласились устроители. - Для любителей есть городки. Через полчаса после окончания спортивной части - концерт художественной самодеятельности.
      Что нам придется принимать участие в гребных гонках, это мы предполагали, но прыгать с десятиметровой вышки и плыть тысячу метров по реке - такого никто не ожидал. Вся надежда была на Броневицкого, Кузнецова, Каратаева и Энгеля...
      Начались соревнования с прыжков в воду. Вначале - с малого трамплина, затем - с пятиметровой вышки. Участвовало десятка два прыгунов. Почти половина - наши.
      Всяко бывало: иной точно нож войдет в воду, другой плюхнется так, что диву даешься, как это он живой из воды вылезает. Каждая сторона подбадривала своих. Борьба шла почти на равных. Но все же наши прыгали лучше. Страсти накалялись. И вот наконец последнее - прыжок с десяти метров. Начали архангельские ребята. У них неплохо получалось, особенно у одного, рыжеволосого. Наступила очередь Бориса Каратаева. Все мы замерли, Ведь он ни разу не прыгал с десятиметровой вышки и только под нашим напором согласился выступать. Вот Борис встал, застыл на вышке. Казалось, он слишком долго готовится к прыжку. Наконец его фигура отделилась от вышки и, распластавшись ласточкой, устремилась вниз, а потом, вытянувшись, как меч вонзилась в водную гладь... Вот это прыжок! Мы повскакивали со своих мест, Размахивая бескозырками, закричали: "Молодец, Боря! Молодец!" Зрители дружно аплодировали. Явная победа. Каратаев первенствовал и до этого в других видах прыжков.
      Вечер в парке шел своим чередом. Пели на эстраде. Пели зрители. Танцевали. Сменялись номера самодеятельности. Шутки, смех... Но вот раздался гудок труженика-гидрографа. Пора. Архангелогородцы проводили нас до пристани.
      Наутро нам предстояло выполнить задание по астрономической практике: астрономическим способом определить место якорной стоянки крейсера и сравнить с абсолютно точным местом, полученным по пеленгу на маяк я расстоянию, измеренному дальномером. Конечно, этим надо было заняться раньше. Но когда? Тут и увольнения в Архангельск, и угольная погрузка, и корабельные работы, и вахты... Правда, наш преподаватель астрономии Алексеев не раз нам говорил: "У приличного штурмана всегда найдется время для определения местоположения корабля в море". А кто же захочет быть плохим штурманом?!
      Сколько же понадобилось Алексееву терпения, педагогического такта, чтобы во время летней практики приучить нас пользоваться секстаном, звездным глобусом, ловить солнышко, которое почему-то в трубе секстана упрямо не желало сойти со своих высот на видимый горизонт!..
      Еще в училище, читая теоретический курс астрономии, самой неясной для наших юношеских голов науки, Алексеев с величайшим терпением и завидной настойчивостью втолковывал всем нам купно и каждому по отдельности законы небесной механики, математических способов определения места по солнцу, луне, планетам и звездам, в чем, по правде сказать, без его пастырской руки нам бы, если учесть величайшую путаницу звездного неба, век не разобраться... Мы уважали его за доброжелательность, за искренность, за желание научить нас уму-разуму. Но не считали грехом воспользоваться его добротой и мягкостью. Не такие отношения сложились у нас с Беспятовым - у того зачеты сдавали по нескольку раз, до тех пор пока он не убеждался в твердом знании предмета. По молодости лет вначале нам казалось, что Беспятов, приверженец старого строя, нарочно придирается к курсантам-краснофлотцам, глумится над нашей неграмотностью. Позже ребята заметили, что, когда отвечали хорошо, глаза у Беспятова теплели... Повелось так: кто не твердо знал предмет, на зачет не ходил. Стыдно было перед стариком. Беспятов был авторитетным и уважаемым человеком в училище. Он жил только его интересами. Даже квартира Беспятова была в соседнем, примыкающем к зданию училища доме.
      Великое спасибо преподавателям Б. А. Алексееву, М. М. Беспятову и многим другим, которые все-таки сделали нас людьми, разбирающимися в мореходных науках!
      Почти ежедневные тренировки, особенно при несении штурманской вахты, делали свое дело. С солнцем мы научились управляться при чистом горизонте и небольшой качке довольно сносно, по нашему понятию, с ошибкой в пределах трех - пяти миль. Но и теперь бывали курьезы... Чаще, чем у других, они случались у Володи Перелыгина, который не очень-то жаловал астрономию. В пример нам ставили всегда Хирвонена, Соловьева, Ладинского.
      Задание Алексеева с грехом пополам мы выполнили. Многие не вышли за пределы трех миль. Наши завзятые астрономы вошли в двухмильную зону. А Хирвонен угодил прямо в "яблочко". Даже не очень щедрый на похвалу Алексеев и тот, подводя итоги, заключил:
      - Феноменально, но против факта деваться некуда. Хирвонен задание выполнил блестяще. Очень рад, очень рад!
      Бряндинский нарисовал в стенгазете карикатуру "Наши астрономы". Перелыгин был изображен сидящим на маяке, Хирвонен горделиво высился на мостике крейсера...
      "Хау ду ю ду"
      Обменявшись прощальными сигналами с нашим северным спутником гидрографом, отряд снялся с якоря. Мы держали путь в Ледовитый океан, который за время нашего отсутствия посуровел, задышал холодными ветрами, стал гребнями волн набегать на борта кораблей.
      Еще в Белом море Гедримович и особенно Алексеев начали чаще вызывать нас на астрономические наблюдения, требуя решения все большего числа задач. Всякие попытки хоть намекнуть на то, что мешает погода, непреклонно отвергались:
      - Море не паркетный зал. Уметь работать в трудных условиях - значит уметь работать в любых условиях. На войне самая благоприятная погода - это плохая погода, которая затрудняет действия противника.
      Отряд шел вне видимости берегов. Ничто другое, кроме астрономии, не могло определить его место в океане. Может быть, поэтому все, не зная устали, брали высоты, работали с альманахом, с мореходными таблицами и усердно разрешали загадку: где же мы плывем в океане?
      В один из дней отряд резко повернул почти на зюйд, к берегу. Нам принесли новые карты северной части норвежских фиордов. Появился Гедримович.
      - Для сокращения расстояния и экономии угля часть пути отряд пойдет фиордами. Кроме всего ранее сказанного прошу в обязательном порядке производить зарисовки приметных мест корабельного фарватера. Рекомендую при всяких неразрешимых на "курсантских дебатах" вопросах в любое время подчеркиваю, в любое время - обращаться к нам. - Жест в сторону Алексеева и стоящего рядом с ним Никанора Игнатьевича.
      Разумеется, у многих эти штурманские зарисовки выглядели как детские рисунки. Отличились те, у кого и раньше дело обстояло неплохо, и художники стенгазеты Обухов, Соловьев, Романов. Наши "штурманские боги" сменили гнев на милость. Гедримович взял произведение Соловьева и стал разглядывать его с какой-то особой ласковой внимательностью, затем показал его нам и с большой теплотой сказал:
      - Вот вам работа, которая принесла мне утешение и неподдельную радость. Ставлю ее всем в пример.
      За сутки до прихода в Берген па "Авроре" все свободные от вахт были собраны у продольного мостика, с которого комиссар корабля объявил:
      - Скоро придем в Берген. Большинству он знаком по прошлому походу. Как вести себя, повторять не стану - сами знаете. Но есть и новое. В Бергене стоит отряд американских эскадренных миноносцев. На рейде будем находиться неподалеку друг от друга. Наши корабли, дисциплину, культуру, внешний вид и поведение моряков на берегу будут сравнивать и оценивать. Могут быть провокации. На них не поддаваться! Мы с командиром рекомендуем на берегу время проводить группами - по три, лучше по пять человек. Помните о чести флага Красного Флота.
      Команду распустили. Везде только и разговору что про американцев. Какие у них корабли?.. Сами они что за люди?.. В общем, международная тема завладела всеми.
      По случаю международного смотра и без того чистенькую "Аврору" прибирали, что невесту к свадьбе. Верхнюю палубу второй раз драили с песочком, ползая на коленях. Работали до седьмого пота, подбадривая себя шутками.
      К назначенному сроку все было сделано в ажуре, как любил говорить главный боцман крейсера. Прибранная, ухоженная, "Аврора" и впрямь была хороша.
      Берген встречал нас, как старых знакомых, радостно. После всех официальных церемоний мы с любопытством принялись рассматривать четырехтрубные американские миноносцы. Их внешний вид, за исключением более овальных носовых обводов, далеко уступал нашим кораблям. А вот то, что на каждом миноносце имелись моторные катера, явно всем пришлось по душе. У нас даже на крейсере моторных катеров в то время не было.
      Кроме нас и американцев на рейде, вдалеке от наших кораблей, стояла французская канонерская лодки "Анкер".
      При увольнении на берег почти каждый участник прошлогоднего похода встречал знакомых. Никакой отчужденности и настороженности, даже застенчивые фрекен смело здоровались с нашим братом. На сей раз норвежских мальчишек было - не протиснуться. Они окружали нас, хватали за руки, пытались куда-то тащить, провожали гурьбой, что-то горячо говорили.
      На берегу встретили американцев. Как правило, парни рослые, форма не лишена изящества, особенно интересны были брюки клеш, которые не имели ни одной пуговицы, а па бедрах зашнуровывались, чтобы при падении в воду их можно было быстро снять. Головной убор - белая панама с вертикально поднятыми жесткими полями. Американцы не чурались знакомства с нами, но стоило появиться их патрулю, вооруженному резиновыми дубинками, - полная отчужденность.
      С французами, несмотря на запрет их начальства, у нас сложились самые дружеские отношения. "Камарад" - было словом, которое нас сближало. Нередко дружеское похлопывание по плечу подкреплялось небольшой бутылочкой норвежского пива, жадными расспросами о жизни страны рабочих и крестьян.
      Симпатичные ребята - французские матросы в своих томно-синих беретах с кокетливыми помпончиками. Их поражала простота отношений на наших кораблях между офицерами, как они говорили, и подчиненными. Добротности нашего обмундирования они откровенно завидовали. Мы поинтересовались, почему их канонерка стоит на отшибе, далеко от наших кораблей. Из жарких речей французских ребят кое-как, с грехом пополам, уразумели: их командир, боясь нашего "красного" влияния, хотел даже покинуть рейд. Покинуть не покинул, но общаться экипажу канонерки с красными матросами запретил.
      По традиции в один из дней для нашего отряда были назначены гребные гонки. Стараемся. Сами чувствуем, видим: гребем все, как один человек. Наш катер уже вырвался вперед корпуса на четыре. Вдруг слышим - с американского миноносца матросы что-то кричат и свистят. Это нас-то, призовых, освистывают?! Этого еще не хватало. Всех злость взяла. Сейчас мы вам покажем "хау ду ю ду"... Со второго миноносца свистят еще пронзительнее.
      - Орлы, носы не вешать! Гребете - лучше быть но может! - подбадривает нас командир катера Грицюк.
      Гонку мы выиграли. На американцев были злы до предела. Отошли только много позже, когда узнали, что у американцев свист - знак одобрения. Вот ведь как бывает!
      Во время прошлого похода в Тронхейме местные коммунисты устроили вечер смычки с экипажами советских кораблей. Это врезалось в память. Теперь и бергенцы предложили провести прощальный вечер в самом большом рабочем клубе. Мы, разумеется, согласились.
      В клубе сразу установилась атмосфера настоящей дружбы. Хором пели понравившиеся норвежцам русские песни. В образовавшемся кругу - танцы. Одним словом, разошлась, развеселилась молодежь.
      Михаил Рязанов, стоя у открытого окна, увидел на улице небольшую группу французов.
      - Камарад! - помахал он им рукой, жестом приглашая в клуб.
      Появление французов у хозяев возражений не встретило.
      - Ребята, давайте "Яблочко"!
      Мы стали напевать мотив, прихлопывая в ладоши. В круг вышел Кухаренко, потом Перелыгин, Умовский, за ними потянулись и другие... Стихийно началось настоящее флотское "Яблочко"... Как только стены выдержали! Под наше "Яблочко" даже французы сольно отбили чечетку. Смех, аплодисменты... Со всех сторон несется: "Камарад!.. То-ва-рыш!.."
      - Ребята, мы же интернационалисты, давайте пригласим и американцев! предложил кто-то.
      Но, к нашему удивлению, услышав про американцев, норвежцы решительно запротестовали. Никакие уговоры не помогли. Закончился вечер пением "Интернационала".
      Финиш навигационного марафона
      Кажется, весь Берген высыпал на улицы, на набережные, провожая корабли нашего отряда. Целая флотилия рыбачьих, прогулочных, спортивных моторных лодок долго сопровождала нас.
      Раньше мы не считали, сколько дней осталось до возвращения в Кронштадт. Теперь нередко можно было услышать:
      - Как, флагштур (это, стало быть, Хирвонен), сколько суток после твоей вахты нам еще шлепать до крепости, Петром сотворенной?
      - Очевидно, столько, сколько пройдем, - с невозмутимым видом отвечал Саша.
      Много позже мы узнали, что среди моряков разных стран бытует примета: у уходящих в море не спрашивать, когда они вернутся. В эпоху гребного и парусного флота существование такого поверья было понятно. А как же на флоте XX века?..
      Мы больше в открытую не интересовались сроками возвращения. Разве что как бы случайно циркулем-измерителем разика два вымеришь по генеральной карте оставшееся расстояние до Кронштадта, полученную сумму миль разделишь на среднечасовой ход корабля, а результат умножишь на двадцать четыре... Так ведь это же сам измеряешь, сам делишь и сам считаешь!
      ...Вместе с сигнальщиками несем вахту на ходу. Погода шалит - зыбь. Смотреть долго на такие волны - привыкнуть надо. А глянешь в бинокль, когда горизонт качается, точно человек в крепком хмелю, - и вовсе скверно.
      - Слева сорок пять - дым! - докладывает вахтенному начальнику старшина сигнальщиков.
      Смотрю туда, никакого дыма не вижу. Спрашиваю у старшины. Тот показывает рукой. Как ни всматриваюсь в горизонт, но, кроме рваных седых облаков, ничего не вижу. Наконец в одном месте узрел что-то черно-рыжее. Это и был дым.
      - Старшина сигнальщиков! Почему не докладываете о плавающем предмете, справа десять, расстояние семь кабельтовых? - раздается грозный голос вахтенного начальника.
      - Есть, докладывать... Вот глазастый!.. Опять раньше нас увидел... Твой сектор сорок пять - девяносто градусов правого борта. Гляди в оба: чтобы щепку и ту заметить. Лучше о всяком мусоре доложить, чем что-то пропустить, - наставлял меня старшина сигнальщиков.
      Обо всем замеченном на поверхности воды с сигнального мостика шли доклады на ходовой мостик.
      - Мина, курсовой, левый борт пять, дистанция пять кабельтовых! закричал сигнальщик левого борта.
      - Поднять "Еры", "Зюйд", "Покой" до места. Право на борт! Дать сигнал сиреной! - командует вахтенный начальник.
      Корабль стал резко уходить вправо. Тревожно, прерывисто загудела сирена. Из штурманской рубки на ходовой мостик выскочил Поленов.
      Корабли, выполнив коордонат (зигзаг), разошлись с "миной", которая оказалась каким-то безвредным предметом шарообразной формы.
      - На сигнальном! - раздался голос командира. - Службу вашу одобряю. Продолжайте в том же духе. Смотрите, настоящую мину не пропустите. Тут всякое может быть. В войну в этом районе Северного моря их ставили тысячами...
      "Минный инцидент" взбудоражил всех. На "фокусников" (так в шутку звали сигнальщиков за их манипуляции с флажками) стали смотреть с уважением. Даже "духи" признали важность службы, которая и в мирное время может уберечь корабль от гибели.
      Плывем Северным морем. Зыбь зыбью, а вдобавок еще и размокропогодилось: ливень, никаких тебе горизонтов для астрономических наблюдений, а берега давным-давно и след простыл.
      Все свободные от вахт и занятий улеглись на рундуки. Шли тихие разговоры. Иные читали, предпочитая книги, очень далекие от математических формул... В это-то время и пришел к нам командир корабля Поленов. Он приказал пригласить курсантов из соседнего кубрика. Когда все собрались, командир начал разговор по душам:
      - Мне передавали, что "минное происшествие", свидетелями которого все мы недавно были, вызвало в вашей среде оживленные дебаты, возникли вопросы: как же быть ночью, как избежать опасности даже в мирных, невоенных условиях? Ваше беспокойство меня радует. Беспокоитесь - значит, думаете, думаете значит, ищете ответа, решения. Не инертность, а поиск владеет вами. Это правильно! Только поиск продвигает науку вперед, в том числе и морскую. Будем надеяться, из вашей среды ищущие сделают много полезного для флота... Мы вас привлекаем к несению вахты сигнальщиков не только для того, чтобы вы поднаторели в передаче семафоров, флажных сигналов, в работе клотиком. Все это, безусловно, нужно уметь делать вахтенному начальнику не хуже, а обязательно лучше самих сигнальщиков. Но главное - мы хотим научить вас наблюдать в море за водной поверхностью. В самом недалеком будущем наблюдение за воздухом и под водой, по моему глубокому убеждению, станет не менее важным. Умение наблюдать - это, если хотите, искусство. И как всякое искусство, оно требует бесконечного совершенствования, а стало быть, упорнейшего труда.
      На воде надо уметь видеть, и далеко видеть... даже щепку. Иначе могут быть самые серьезные последствия, вплоть до гибели людей и корабля. Ваш преподаватель военно-морской истории, очевидно, рассказывал вам о гибели трех английских крейсеров от атаки одной немецкой субмарины в минувшей войне. А все произошло из-за того, что кто-то из несущих службу наблюдения на английских кораблях принял перископ подводной лодки за какой-то безобидный предмет, может быть, даже за консервную банку. Он не заметил, что вода не колышет, а обтекает эту "консервную банку", в то время как пустая консервная банка сама должна болтаться в воде, как поплавок. Вот в чем суть. Суть - в тонкости наблюдения. Всякое мастерство для своего достижения и совершенствования требует времени и тренировки. Выработайте для себя правило: чем бы вы ни занимались, всегда наблюдайте за морем... Недалеко то время, когда вы, закончив училище, будете произведены в вахтенные начальники...
      - Эх, поскорее бы! - вздохнул кто-то.
      - Не спешите, уверяю вас - оставшееся время промелькнет, и не заметите. Главное, что мне хотелось сказать вам перед скорым входом в балтийские проливы: на каждом корабле его командир, начальствующие лица, несущие ходовую вахту, обязаны на море видеть и слышать раньше и лучше лиц службы наблюдения! Только при этом условии можно быть уверенным, что корабль находится в надежных командирских руках. Рекомендую это твердо запомнить. Желаю успехов в освоении законов военно-морской службы!
      - Стать смирно! - раздалась команда вслед уходящему на мостик командиру крейсера.
      Поленова мы уважали, но и побаивались. В наших глазах он был олицетворением настоящего командира военного корабля. Все сказанное им мы впитывали без остатка и никаким сомнениям не подвергали. Сейчас, спустя много лет, опытом флотской службы могу подтвердить всю справедливость наставлений командира "Авроры".
      ...Отряд идет вперед, непогода остается позади. Балтийское море встретило нас румяным утром, легоньким ветерком. Зато Гедримович и Алексеев учинили нам поистине астрономо-навигационный марафон, освободив от всех прочих дел и нарядов. Наблюдение - задача, и так без конца... Когда же пошли вблизи восточного берега моря, то тут одно только требование: где находимся? мимо чего проплываем? При этом обязательно давай полную характеристику! Не меньшую, чем в лоции.
      Вошли в Финский залив. Здесь астрономический марафон финишировал, а навигационный стал еще труднее. Именно: чем ближе к дому, тем труднее. "Волхвы" требовали от нас детальнейшего знания островов... Маяки и знаки, их характеристики - наизусть!.. Описание дна морского с многочисленными банками спрашивали с нас так, точно мы по нему пешком ходили и все видели. Наконец-то у острова Сескар объявили: штурманская вахта закрыта. Финиш. "У-ра!" Пожалуй, "ура"-то кричать было рановато... Ведь оценки за практику нам еще не объявляли. Каждому хотелось знать, каковы его результаты. Только теперь мы поняли, что "волхвы" гоняли нас па марафоне, чтобы окончательно проверить наши познания в мореходных науках. Ну что же, поживем - увидим. Ждать осталось недолго.
      Тем временем отряд, пройдя Сескар, уменьшил ход. С чего бы это? Ближе, к нам, по направлению к Копорской губе, дымя что есть мочи, буксир тянул большой корабельный щит. Много левее были видны огромные буруны двух эсминцев. На баке крейсера собралась чуть ли не половина экипажа, все с интересом наблюдали...
      - Сейчас жахнут, - пробасил кто-то, видимо, из комендоров.
      Сначала полыхнули орудийные вспышки, а затем дошел и звук выстрелов. Через несколько секунд по обеим сторонам щита выросли по два водяных султана. Еще вспышки и орудийный гул. Опять та же картина. Вспышки - залпы, вспышки - залпы.
      - Перешли на поражение, - со знанием дела заметил кто-то.
      Щит порою за водяными султанами вовсе не был виден. Столбы воды, немного перемещаясь - то за щитом, то перед ним, - своими всплесками совсем закрывали его.
      - Вот дают, вот дают прикурить! - с восхищением повторял старшина орудия, в расчет которого входили и. курсанты.
      Зрелище захватывающее, но короткое. Всего несколько минут - и стрельба прекратилась. Для нас событие исключительное! Мы видели первую в жизни артиллерийскую атаку наших замечательных миноносцев. Неизгладимое, на всю жизнь, впечатление. Прекрасное завершение нашей летней практики.
      Молекулы, пушки, торпеды
      Летняя практика 1925 года закончилась традиционными общеучилищными гонками на Малом и Восточном Кронштадтских рейдах.
      Состязались мы на катерах, вельботах и шестивесельных ялах. К чести бывших "подготовиловцев", добрая половина призов осталась за ними. Наш катер занял первое место. Каждому из нас выдали жетон в виде спасательного круга с перекрещенными веслами и римской цифрой "I". Гонку под парусами выиграл катер, на котором старшиной имел честь быть пишущий эти строки. Приз нагрудный жетон в виде темно-синего эмалевого щита с накладной золотой шестеркой и разрезным фоком - был особенно красив.
      Находясь в отпуску, эти знаки морской доблести мы носили на фланелевках с особой гордостью. Хвастаться не хвастались, а рассказать, в каких жарких схватках они добыты, не отказывались. Слушая нас, парни хмыкали, девчата восхищались, а мы при этом искренне сожалели, что нет с нами и не будет Володи Перелыгина (в силу некоторых обстоятельств ему пришлось уйти из училища). Вот уж кто рассказал бы: мы и сами не разобрали бы, что было, а чего не было...
      Возвращаемся из отпуска в Ленинград. Училище на месте. Все по-прежнему. А вот народу курсантского и училище прибавилось. Что сие значит? Оказалось, Военно-морское подготовительное училище расформировано, его выпускники переданы в высшие училища, в том числе и в наше.
      Наше училище выпускало универсалов - вахтенных начальников. Каждый выпускник мог быть назначен на корабль штурманом, артиллеристом, торпедистом, минером и даже ревизором, проще говоря - хозяйственником.